Детектив Элайдж Бейли и робот Дэниел Оливо (№3) - Роботы утренней зари

– И мы, когда умираем, проходим новый цикл, – сказал Бейли, – и кто знает, сколько и чьих атомов в вас или во мне, и сколько и в ком будут наши в свое время.

– Вы совершенно правы, Илия, и вы напомнили мне, как легко философствовать над чужими несчастьями.

– Это тоже правильно, Глэдис, но я пришел не философствовать. Я должен спрашивать.

– Вам мало вчерашнего? Или вы придумали новые вопросы?

– В какой-то мере – да. Вчера вы говорили, что пока вы жили с Джандером, как жена с мужем, некоторые мужчины предлагали вам себя, и вы отказывали. Вот насчет этого я и должен спросить. Сколько было этих мужчин?

– Я не веду записей. Трое или четверо.

– Кто-нибудь из них настаивал? Возобновлял свои предложения?

Глэдис, до этого отводившая глаза, посмотрела прямо на Бейли.

– Вы спрашивали об этом других?

Бейли покачал головой.

– Я ни с кем не говорил об этом кроме вас. Однако, из вашего вопроса я делаю вывод, что по крайней мере один был настойчивым.

– Один. Сантирикс Гремионис. – Она вздохнула. – У аврорцев такие странные имена, и сам он странный… для аврорца. Я никогда не встречала такого повторяющегося, как он. Он держался всегда вежливо, принимал мой отказ с легкой улыбкой и поклоном, а на следующей неделе, а то и на другой день, как ни в чем не бывало, повторял попытки. Вообще повторять – это несколько невежливо. Порядочный аврорец должен принять отказ до тех пор, пока предполагаемая партнерша не даст ясно понять, что переменила мнение.

– Еще раз спрошу: те, кто предлагали себя, знали о ваших отношениях с Джандером?

– Это не та вещь, о которой я стала бы упоминать в случайном разговоре.

– Ну, ладно, а этот Гремионис, в частности – он знал?

– Я ему не говорила.

– Не увиливайте, Глэдис. Не обязательно было говорить. В противоположность другим, он возобновлял свои предложения. Сколько раз, кстати, он это делал?

– Я не считала. Может, десять раз, может, больше. Не будь он таким приятным человеком в других отношениях, я приказала бы роботам не пускать его в дом.

– Ага, но вы не приказали. Поэтому у него было время сделать многократные предложения. Он приходил к вам. Он мог увидеть Джандера и ваше обращение с ним. Мог он угадать ваши отношения?

– Не думаю. Джандер никогда не появлялся, когда я бывала с человеком.

– По вашим инструкциям?

– Да. Не потому, что я стыдилась этих отношений, а просто не хотела ненужных осложнений. У меня остался какой-то инстинкт интимности секса, чего нет у аврорцев.

– Подумайте все-таки. Не мог ли он догадаться? Влюбленный мужчина…

– Влюбленный? – фыркнула Глэдис. – Что аврорцы знают о любви?

– Хорошо, мужчина, считавший себя влюбленным. Вы не отвечали ему тем же. Чутье и подозрительность отвергнутого любовника могли подсказать ему причину. Он никогда не намекал на Джандера?

– Нет! Нет! Для аврорца неслыханное дело – обсуждать сексуальные предпочтения или привычки человека.

– Не обязательно осуждать. Мог, скажем, комментировать с юмором.

– Нет. Если бы Гремионис сказал хоть слово об этом, я перестала бы принимать его в своем доме. Ничего такого не было. Он был сама вежливость.

– Сколько ему лет?

– Примерно, как и мне – тридцать пять. Может даже, года на два моложе.

– Мальчик, – печально сказал Бейли, – даже моложе меня. Но в этом возрасте… он мог догадываться насчет Джандера, но ничего не сказать. Может, он ревновал?

– Ревновал?

Бейли подумал, что на Авроре и Солярии это слово может иметь мало значения.

– Ну, злился, что вы предпочитаете другого.

– Я знаю значение этого слова, – резко сказала Глэдис. – Я только удивилась, что вы считаете аврорцев способными ревновать. В сексе не ревнуют. В чем-то другом – да, но не в сексе. Но даже если бы он ревновал – что из этого? Что он мог сделать?

– Не мог ли он сказать Джандеру, что близкие отношения с роботом ухудшают ваше положение на Авроре?

– Но это же неправда!

– Джандер мог поверить, если бы ему сказали, что он вредит вам…

– Джандер не поверил бы. Он делал меня счастливой, он был моим мужем, и я ему говорила это.

– Не сомневаюсь, что он верил вам, но его могли заставить поверить в противоположное. И если он попал в непереносимую дилемму Первого Закона…

Лицо Глэдис исказилось.

– Вы повторяете старую сказку о Сьюзен Келвин и робота-телепата, в которую никто старше десяти лет не верит. Этого не может быть. Я с Солярии и знаю о роботах достаточно. Нужны невероятные знания, чтобы связать в роботе узлы Первого Закона. Это мог сделать доктор Фастальф, но никак не Сантирикс Гремионис. Гремионис – стилист. Он работает на людей. Он делает прически, конструирует одежду. Я делаю то же самое, но только для роботов, а Гремионис никогда не занимался роботами. Он ничего не знает о них, умеет только приказывать закрыть окно или сделать еще что-нибудь вроде этого. А вы хотите убедить меня, что смерть Джандера произошла из-за наших с ним отношений?

– Вы могли этого не знать, – сказал Бейли. Он рад был бы прекратить допрос, но не мог. – Что, если Гремионис узнал от доктора Фастальфа, как это сделать…

– Гремионис не знает доктора Фастальфа и ничего не понял бы из его объяснений.

– Ну, вы можете этого не знать. А что касается знакомства с доктором Фастальфом, то ведь Гремионис часто бывал у вас.

– Но доктор Фастальф почти не бывал у меня в доме. Вчера, когда он пришел с вами, он второй раз переступил мой порог. Он боялся быть слишком близко, чтобы я не потянулась к нему – он сам однажды признался. Он таким образом потерял дочь – глупость какая-то. Видите ли, когда живешь несколько столетий, у тебя куча времени, чтобы потерять тысячи вещей. Радуйтесь своей короткой жизни.

И она заплакала.

Бейли беспомощно посмотрел на нее.

– Простите меня, Глэдис. У меня нет больше вопросов. Могу я позвать робота? Может, вам нужно помочь?

Она покачала головой.

– Просто уйдите, – сказала она сдавленным голосом. – Уходите.

Бейли вышел. Жискар шел следом. Когда они вышли из дома, к ним присоединился Дэниел. Бейли почти не заметил этого. Он рассеянно подумал, что начал принимать присутствие роботов как должное, как свою тень, и что скоро будет чувствовать себя без них голым.

Он быстро шел к дому Фастальфа, и мысли его путались. Сначала его желание увидеть Василию было от безнадежности, от отсутствия других объектов для любопытства, теперь же все изменилось. Теперь появился шанс, что он наткнулся на нечто жизненно важное.

34

Лицо Фастальфа было исчерчено угрюмыми линиями, когда Бейли вернулся.

– Есть какой-нибудь прогресс? – осведомился Фастальф.

– Я исключил одну часть возможности. Кажется.

– Часть возможности? А как вы исключите остальное? И как вы установили возможность?

– Обнаружил, что исключить возможность нельзя, и начал ее устанавливать.

– А если вы обнаружите, что нельзя исключить вторую часть возможности, на которую вы таинственно намекаете?

Бейли пожал плечами.

– Прежде чем обсудить это, я должен повидаться с вашей дочерью.

– Ну, мистер Бейли, я выполнил вашу просьбу и попробовал связаться с ней. Пришлось ее разбудить.

– Вы хотите сказать, что она на ночной стороне планеты? Боюсь, что я глуп и воображаю, что я на Земле. В подземных Городах день и ночь теряют свое значение, и установлено постоянное время.

– Неплохо. Эос – центр роботехники, и очень немногие работники живут в других местах. Василия просто спала, и настроение ее не улучшилось от того, что ее разбудили. Она не пожелала говорить со мной.

– Давайте еще раз.

– Я говорил с ее секретаремистероботом, и неудобно менять сообщение. Василия ясно дала понять, что со мной говорить не будет. По отношению к вам она оказалась более уступчивой. Робот сообщил, что она даст вам пять минут на ее частной трехмерке, если вы вызовете ее – он взглянул на часы – через полчаса. Личной встречи с вами не будет ни в коем случае.

– Условия не подходят, и время тоже. Я должен видеть ее лично и в то время, какое понадобится. Вы объяснили ей важность дела?

– Пытался. Она не согласилась. Она изменит свое решение для кого угодно, только не для меня. Я это знал, и поэтому напустил на нее Жискара.

– Почему Жискара?

– Он ее любимец. Когда она изучала роботехнику в университете, я позволил ей улаживать некоторые мелкие аспекты его программы, а это больше всего сближает человека с роботом – исключая метод Глэдис, разумеется. И Жискар стал как бы Эндрю Мартином.

– Кто это такой?

– Вы не слышали о нем?

– Нет.

– Странно! Все наши древние легенды происходят с Земли, а на Земле их, оказывается, не знают! Эндрю Мартин был робот, который постепенно становился человекоподобным. Конечно, человекоподобные роботы были и до Дэниела, но то были просто игрушки, чуть получше автоматов. Тем не менее, легенды рассказывают потрясающие истории о способностях Эндрю Мартина – явный признак фантастической природы легенд. Там говорилось о женщине, которую обычно звали Маленькая Мисс. И я уверен, что каждая девочка на Авроре мечтала быть Маленькой Мисс и иметь такого робота, как Эндрю Мартин. Василия тоже мечтала – и ее Эндрю Мартеном был Жискар.

– Ну, и что дальше?

– Я попросил ее робота передать ей, что вы придете с Жискаром. Она несколько лет не видела его, и я подумал, что в этом случае она, может быть, согласится встретиться с вами.

– Но не вышло?

– Не вышло.

– Тогда нам надо придумать что-то другое. Должен же быть какой-то способ.

– Может, вы и придумаете, – сказал Фастальф, – за пять минут свидания по трехмерке.

– Что можно сделать за пять минут?

– Не знаю. Но это все же лучше, чем ничего.

35

Через пятнадцать минут Бейли стоял перед трехмерным экраном, готовый к встрече с Василией. Доктор Фастальф ушел, сказав с кривой улыбкой, что его присутствие только ухудшит дело. Дэниела тоже не было; компанию Бейли составлял только Жискар.

– Трехмерный канал доктора Василии открыт. Вы готовы, сэр? – спросил Жискар.

– Готов, – угрюмо ответил Бейли. Он отказался сесть, думая, что стоя будет выглядеть более импозантным. Хотя… Разве землянин может быть импозантным?

Экран осветился. Появилась женщина. Рука ее опиралась на стол, заваленный чертежами; она явно тоже хотела выглядеть импозантной.

На ней были темно-коричневая юбка-брюки и плотно прилегающая, низко вырезанная безрукавка. Светлые волосы в тугих завитках. Она не походила на своего отца и, конечно, не имела его больших ушей. Видимо, она унаследовала красоту матери. Роста она была небольшого, и Бейли видел, что она удивительно похожа на Глэдис, хотя выражение лица было много холоднее и носило печать властной личности.

– Вы землянин, приехавший решить проблему моего отца? – резко спросила она.

– Да, доктор Фастальф, – тем же тоном ответил Бейли.

– Можете звать меня доктор Василия. Я не хочу, чтобы меня путали с моим отцом.

– Доктор Василия, я должен иметь возможность поговорить с вами лично и на разумный период времени.

– Вы землянин и, значит, источник инфекции.

– Я был обработан медицински и теперь полностью безопасен. Ваш отец был со мной весь день.

– Мой отец называет себя идеалистом и должен время от времени делать глупости, чтобы поддержать свое реноме. Я не стану подражать ему.

– Но вы, наверное, и не желаете ему вреда. А вы повредите ему, если откажетесь увидеться со мной.

– Не тратьте зря время. Я увижу вас только на экране, и прошло уже половина назначенного мною срока. Если вас это не устраивает, можем сразу же закончить.

– Доктор Василия, здесь Жискар, и он хотел бы уговорить вас.

Жискар вошел в поле зрения Василии.

– Доброе утро, Маленькая Мисс.

Василия, казалось, на мгновение смутилась, и тон ее стал мягче.

– Я рада видеть тебя, Жискар, и всегда буду рада, но землянина видеть не хочу, даже по твоему настоянию.

– В таком случае, – сказал Бейли, в отчаянии бросая в бой все свои ресурсы – я вытащу на свет божий дело Сантирикса Гремиониса, не посоветовавшись с вами.

Глаза Василии расширились, рука, лежавшая на столе, сжалась в кулак.

– При чем здесь Гремионис?

– Просто он красивый молодой человек и хорошо знает вас. Мне заняться им, не услышав, что вы можете сказать?

– Я скажу вам прямо сейчас…

– Нет, – громко сказал Бейли, – вы ничего мне не скажете, пока я не встречусь с вами лицом к лицу.

Она скривила рот.

– Ладно, я увижу вас, но не останусь с вами дольше, чем сама назначу, предупреждаю вас. И приводите Жискара.

Связь прервалась резким щелчком, и у Бейли закружилась голова от внезапной смены фона. Он шагнул к стулу и сел. Жискар держал его за локоть.

– Могу ли я помочь вам чем-нибудь, сэр?

– Все в порядке, – сказал Бейли. – Мне просто нужно перевести дух.

Фастальф стоял рядом.

– Простите, что я снова пренебрег обязанностями хозяина: я слушал вас по отводному каналу, который принимает, но не передает. Мне хотелось видеть дочь, хоть она меня и не видит.

– Я понимаю, – сказал Бейли, – и если вы считаете, что должны извиняться, то я вас прощаю.

– А что насчет этого Сантирикса Гремиониса? Мне это имя незнакомо.

– Я услышал его сегодня от Глэдис. Я знаю о нем очень мало, но ухватился за шанс любым способом увидеть вашу дочь. Все было против меня, однако в результате я получил то, чего желал. Как видите, я пользуюсь дедукцией, даже когда имею весьма мало информации, так что вы уж дайте мне спокойно продолжать в том же духе. В дальнейшем вы, пожалуйста, теснее сотрудничайте со мной и не упоминайте больше о психозонде.

Фастальф молчал, и Бейли почувствовал мрачное удовлетворение, что подавил своей волей сначала дочь, а потом отца. Но надолго ли? Этого он не знал.

Часть девятая

Василия

36

Бейли остановился у дверцы машины и твердо сказал:

– Жискар, я не хочу, чтобы окна зашторивались. Я не хочу сидеть сзади. Я хочу сидеть на переднем сидении и наблюдать Снаружи. Поскольку я буду сидеть между вами и Дэниелом, я буду в безопасности, если только сама машина не сломается. А в этом случае я все равно погибну, где бы я не сидел.

– Сэр, а если вы почувствуете себя плохо…

– Тогда вы остановите кар, и я переберусь на заднее сиденье, и вы зашторите задние окна. Собственно, не нужно и останавливаться: я просто перешагну через переднее сиденье, когда вы подвинетесь. Дело в том, Жискар, что мне нужно ознакомиться с Авророй, насколько это возможно, и в любом случае, мне важно привыкнуть к Снаружи. Это приказ, Жискар.

Дэниел мягко сказал:

– Друг Жискар, партнер Илия совершенно прав в своем требовании. Он будет в разумной безопасности.

Жискар, может быть, и неохотно – Бейли не мог понять выражения его не вполне человеческого лица – сел за управление. Бейли вошел в машину и оглядел прозрачное окно с меньшей уверенностью, чем та, что прозвучала в его голосе. Как бы то ни было, иметь по бокам роботов удобно.

Кар поднялся на струях сжатого воздуха и чуточку осел, как бы встав на ноги. У Бейли возникло неприятное ощущение в желудке. А затем кар рванулся вперед, и Бейли прижало к сиденью. Через минуту они помчались со скоростью, какую Бейли, бывало, испытывал на Экспресс-путях в Городе. Впереди простиралась поросшая травой дорога. Скорость казалась большей из-за отсутствия знакомого освещения и зданий по сторонам. Бейли изо всех сил старался дышать ровно и говорить спокойно.

– Где мы едем, Дэниел? Это вроде не фермерская местность.

– Это городская территория. Здесь частные парки.

Город? Бейли не мог поверить. Он знал, что такое Город.

– Эос – самый большой и значительный город на Авроре. Он был построен первым. Здесь находится Совет Авроры. Здесь расположено поместье Председателя Совета, и мы проедем мимо него.

Не просто город, но еще и самый большой. Бейли оглядывался по сторонам.

– У меня было впечатление, что дома Фастальфа и Глэдис находятся на окраине Эос. А теперь, мы, как видно, пересекаем городскую границу.

– Отнюдь нет, партнер Илия. Это центр города. Границы его в семи километрах позади, а до места нашего назначения почти сорок километров.

– Центр города? Но я не вижу домов.

– Их просто не видно с дороги. Но один видно между деревьями: это дом известного писателя.

– Вы знаете все дома по виду?

– Они заложены в мою память.

– На дороге совсем нет движения. Почему?

– На большие расстояния летают аэрокары. Многие коммуникации сберегаются за счет трехмерной связи. Но аврорцы обожают прогулки и нередко проходят несколько километров для общественных визитов и даже для деловых встреч, если время позволяет.

– Значит, мы едем в наземном каре, потому что это слишком далеко для пешей прогулки и слишком близко для аэрокара. Далеко до дома Василии?

– Нет. Она живет, как вы, вероятно, знаете, при Институте Роботехники.

Помолчав, Бейли сказал:

– На горизонте, кажется, тучи.

– Да, – ответил Дэниел. – К вечеру они принесут осадки, как и предсказывалось.

Бейли нахмурился. Он однажды попал под дождь во время своей экспериментальной работы в поле Снаружи, на Земле. Он как бы стоял одетый под холодным душем. На миг его охватила паника, когда он понял, что выключить эту воду не может. Она так и будет литься вечно! Все бросились бежать в Город, и он тоже. Но здесь Аврора, и он не представлял, куда бежать, если начнется дождь. В ближайший дом? Но будут ли там рады беглецам?

– Сэр, мы на стоянке Института Роботехники, – сказал Жискар. – Теперь мы можем выйти и посетить дом доктора Василии.

Бейли кивнул. Путешествие заняло от пятнадцати до тридцати минут, и он был рад, что оно кончилось.

– Прежде чем увидеть дочь доктора Фастальфа, я хотел бы кое-что узнать о ней. Вы ее знаете, Дэниел?

– Когда я стал существовать, доктор Фастальф и его дочь уже давно жили врозь. Я никогда ее не видел.

– А вы, Жискар, хорошо знакомы с ней?

– Да, сэр.

– И вы были привязаны друг к другу?

– Я уверен, сэр, что дочери доктора Фастальфа было приятно быть со мной.

– И вам с ней тоже?

– Когда я нахожусь с любым человеческим существом, у меня ощущение, которое, как я думаю, люди называют «приятно».

– Но с Василией особенно?

– Ее радость быть со мной, сэр, видимо, стимулировала во мне позитронные потенциалы, вызывающие действия, эквивалентные тем, что радость производит в людях. По крайней мере, так объяснил доктор Фастальф.

– Почему Василия ушла от отца? – внезапно спросил Бейли. Жискар не ответил, и Бейли сказал неожиданно повелительным тоном, каким землянин говорит с роботом:

– Я задал тебе вопрос, парень.

Жискар повернул голову и взглянул на Бейли. На мгновение Бейли показалось, что глаза робота вспыхнули негодованием от оскорбительного слова. Однако, Жискар спокойно ответил:

– Я мог бы ответить, сэр, но мисс Василия приказала мне тогда ничего не говорить насчет этого дела.

– Но я приказываю ответить.

– Простите, сэр, но мисс Василия была уже тогда сильна в роботехнике, и ее приказы достаточно сильны до сих пор, что бы вы не говорили, сэр.

– Она явно была сильна в роботехнике, если, как говорил мне доктор Фастальф, перепрограммировала вас.

– Это было неопасно, сэр. Доктор Фастальф всегда мог поправить любую ее ошибку.

– И он ее поправлял?

– Нет, сэр.

– Какова была природа перепрограммирования?

– По мелочам, сэр.

– Что именно она сделала?

Жискар замялся, и Бейли сразу же понял в чем дело. Затем робот сказал:

– Боюсь, сэр, я не могу ответить на вопросы, связанные с перепрограммированием.

– Вам запрещено?

– Нет, сэр, но новая программа автоматически стирает старую. Если я изменился в какой-то части, то мне кажется, что эта часть всегда была такая, и я не помню, какой она была раньше.

– Тогда откуда вы знаете, что перепрограммировались мелочи?

– Поскольку доктор Фастальф ни разу не счел нужным поправлять работу мисс Василии – он сам однажды так сказал – я и предполагаю, что изменения были мелкими. Вы можете спросить мисс Василию.

– Спрошу.

– Боюсь только, что она вам не ответит, сэр.

Сердце Бейли упало. До сих пор он расспрашивал только Фастальфа, Глэдис и двух роботов – всех тех, у кого были основания сотрудничать. А сейчас он впервые встретится с недружественным субъектом.

37

Бейли вышел из машины на лужайку и с удовольствием ощутил под ногами твердую землю. Он изумленно огляделся: дома стояли вплотную друг к другу. Один был особенно большой – громадный прямоугольный блок из металла и стекла.

– Это Роботехнический Институт?

– Весь комплекс – Институт, партнер Илия, – сказал Дэниел. – Вы видите только часть его, и она застроена более плотно, чем принято на Авроре, потому что это самостоятельная политическая единица. Она включает в себя жилые дома, лаборатории, библиотеки, общественную гимназию и т. п. Большое здание – административный центр.

– Как-то не по-аврорски, что все эти здания на виду – если судить по тому, что я видел на Эос. Вряд ли это одобряют.

– Думаю, что нет, но глава Института дружен с Председателем, у которого большое влияние, и тут было дано особое разрешение ради нужд исследовательской работы, – сказал Дэниел и добавил задумчиво: – оно и в самом деле более компактное, чем я себе представлял.

– Разве вы не бывали здесь?

– Нет.

– И вы, Жискар?

– Нет, сэр.

– Но вы же нашли дорогу без затруднений.

– Нас хорошо информировали, поскольку мы должны были сопровождать вас.

– А почему доктор Фастальф не поехал с нами? – спросил Бейли и тут же сообразил, что робота врасплох не захватишь.

– Доктор Фастальф сказал, что он не член Института, поэтому ему неудобно появляться без приглашения.

– А почему он не член?

– Я никогда не слышал о причинах этого.

Не знает? Не велено говорить? Бейли пожал плечами. Не все ли равно? Человек может солгать, а робот может быть проинструктирован. Конечно, человека можно поймать на лжи и выведать или выбить из него правду, если спрашивающий достаточно ловок или достаточно жесток, а робота можно сбить с инструкций, если спрашивающий достаточно ловок или достаточно беспринципен. Но ловкость тут разная, а Бейли ничего не понимал в роботах.

Оранжевое солнце теперь стояло высоко в небе. Приближался полдень. Когда они подошли к дому и вошли в его тень, Бейли слегка поежился, почувствовав, как температура немедленно упала. Губы его сжались при мысли о заселенных мирах без Городов, где температура не контролируется и подвергается непредсказуемым идиотским переменам. Он с неудовольствием заметил, то линия туч на горизонте смещается куда-то. Значит, будет дождь, потоки воды. Ох, Земля! Бейли скучал по Городам.

Жискар вошел первым, а Дэниел придержал Бейли за руку. Ну, конечно! Жискар в разведке. И Дэниел тоже: глаза его внимательно осматривали все. Бейли был уверен, что эти глаза ничего не упустят.

Жискар появился в дверях и кивнул. Бейли вошел в распахнутую дверь, подчиняясь нажиму руки Дэниела.

В доме Василии не было запоров, как не было их в домах Глэдис и Фастальфа. Разбросанность домов помогала уединенности, наверняка помогали и обычаи невмешательства. Да если подумать, вездесущие роботы-стражи были надежнее всяких замков.

Жискар, идущий впереди, тихо поговорил с двумя роботами, похожими на него, вернулся и сказал:

– Вас ждут, сэр. Сюда, пожалуйста.

Два домашних робота пошли вперед, за ними Бейли и Дэниел, а Жискар замыкал шествие.

Два домашних робота остановились перед двойной дверью, створки которой раздвинулись в стороны, видимо, автоматически. Комната была погружена в тусклый зеленоватый свет – дневное освещение проходило сквозь плотные шторы. Бейли не очень отчетливо увидел маленькую человеческую фигуру, сидевшую у стола на высоком табурете. Когда они вошли, дверь закрылась и в комнате стало еще темнее.

Женский голос резко сказал:

– Не подходите ближе! Стойте на месте!

И комната вдруг ярко осветилась.

38

Бейли заморгал и взглянул вверх. Потолок был стеклянный, через него видно было солнце, только оно почему-то казалось тусклым, что, впрочем, не влияло на качество света внутри. Он посмотрел на женщину, не изменившую позы.

– Доктор Василия Фастальф?

– Доктор Василия Алиена, если хотите знать мое полное имя. Можете называть меня доктор Василия. Так меня зовут все в Институте. – Ее резкий голос вдруг смягчился. – Ну, как ты, мой старый друг Жискар?

Жискар ответил тоном, совсем отличным от обычного.

– Приветствую вас, Маленькая Мисс.

Василия улыбнулась.

– А это, я полагаю, человекоподобный робот Дэниел Оливо, о котором я слышала?

– Да, доктор Василия, – быстро ответил Дэниел.

– И, наконец, землянин.

– Илия Бейли, доктор, – скованно ответил Бейли.

– Да, я знаю, что у землян есть имена, и что ваше – Илия Бейли, – холодно сказала она. – Вы не выглядите таким взрывным, как тот актер, что играл вас в гиперволновом шоу.

– Я знаю это, доктор.

– Тот, кто играл Дэниела, был очень похож. Но, я полагаю, мы здесь не для того, чтобы обсуждать шоу.

– Нет.

– Мы здесь, землянин, чтобы поговорить насчет Сантирикса Гремиониса и на этом покончить. Правильно?

– Не совсем. Это не главная причина моего прихода, хотя я думаю, что мы коснемся и этого.

– Да? У вас впечатление, что мы проведем долгую и сложную беседу на тему, которую выберете вы?

– Я думаю, доктор Василия, что вам разумнее было бы позволить мне вести интервью по моему желанию.

– Это угроза?

– Отнюдь.

– Ну, я никогда не встречалась с землянами, и было бы интересно посмотреть, насколько вы похожи на актера, игравшего вашу роль – не в смысле внешности. Вы и в самом деле такая властная личность, каким были в фильме?

– Фильм, – с явным отвращением сказал Бейли, – был сверх-драматическим и преувеличил мою личность во всех направлениях. Я предпочитаю, чтобы вы приняли меня таким, каков я есть, и судили бы обо мне, каким я кажусь вам сейчас.

Василия засмеялась.

– Во всяком случае, я, кажется, не слишком напугала вас. Это очко в вашу пользу. А может, вы думаете, что нечто известное вам о Гремионисе дает вам право приказывать мне?

– Я здесь лишь для того, чтобы открыть правду о деле умершего человекоподобного робота Джандера Пэнела.

– Умершего? А разве он когда-нибудь был живым?

– Я предпочитаю одно слово фразе: «приведенный в бездействующее состояние». Вас смущает слово «умерший»?

– Вы здорово фехтуете. Дибрит, принеси землянину стул. Он устанет стоять, если разговор будет долгим. А потом иди в свою нишу. Ты тоже можешь выбрать себе нишу, Дэниел. А ты, Жискар, встань около меня.

Бейли сел.

– Спасибо, Дибрит. Доктор Василия, я не имею власти допрашивать вас; у меня нет законных возможностей заставить вас отвечать на мои вопросы. Однако, смерть Джандера Пэнела ставит вашего отца в положение несколько…

– Кого?

– Вашего отца.

– Землянин, я иногда могу назвать определенное лицо своим отцом, но больше никто не может. Пожалуйста, пользуйтесь полным именем.

– Доктор Хэн Фастальф. Ведь он же ваш отец?

– Вы пользуетесь биологическим термином. Во мне его гены, что на Земле рассматривается как отец – дочь. На Авроре это не имеет значения, кроме как в медицинском и генетическом отношениях. Во всех других случаях это родство вообще не упоминается в порядочном обществе Авроры. Я объясняю вам это, поскольку вы землянин.

– Если я оскорбил обычаи, то только по неведению, и прошу извинить меня. Могу я упомянуть имя вышеназванного джентльмена?

– Конечно.

– Итак, смерть Джандера Пэнела поставила доктора Хэна Фастальфа в несколько затруднительное положение, и я предполагаю, что вы захотите помочь ему.

– Вы предполагаете? Почему?

– Он ваш… Он взял вас к себе. Он заботился о вас. Вы были очень привязаны друг к другу. Он и сейчас питает к вам глубокое чувство.

– Это он вам сказал?

– Это было ясно из деталей нашего разговора – даже из того факта, что он заинтересовался солярианкой Глэдис Дельмар из-за ее сходства с вами.

– Он сказал это?

– Сказал, но если бы и не говорил, сходство бросается в глаза.

– Однако, землянин, я ничем не обязана доктору Фастальфу. Ваши предположения напрасны.

– Кроме любых личных чувств, которые вы имеете или не имеете, на карту поставлено будущее Галактики. Доктор Фастальф желает, чтобы люди исследовали и заселяли новые миры. Если политические последствия смерти Джандера поведут к заселению новых миров роботами, доктор Фастальф уверен, что это будет катастрофой для Авроры и для человечества. Вы, конечно, не захотите участвовать в такой катастрофе.

Василия равнодушно ответила:

– Конечно, нет, если бы я была согласна с доктором Фастальфом. Но я не согласна. Не вижу вреда в том, чтобы работу сделали человекоподобные роботы. Здесь, в Институте, я делаю для этого, что могу. Я глобалистка. Поскольку, доктор Фастальф гуманист, мы с ним политические враги.

Ее ответы были резкими и прямыми. За ними каждый раз следовало молчание, словно она с интересом ждала следующего вопроса. У Бейли было впечатление, что он любопытен ей, забавляет ее.

– Давно вы член этого Института?

– Со дня его основания.

– Много в нем членов?

– Я бы сказала – примерно треть аврорских роботехников члены Института, но лишь половина их в действительности живет и работает здесь.

– Другие члены Института разделяют вашу точку зрения на исследование других планет роботами? Все возражают против мнения доктора Фастальфа?

– Думаю, что большинство – глобалисты, но точно не знаю. Спросите их.

– Доктор Фастальф член Института?

– Нет.

– Не странно ли? Я бы считал, что уж кто-кто, а он должен быть членом.