Амадейро все еще стоял и выглядел как заключенный перед судьей.

– Правда это или нет, это не относится к делу.

– Может быть, и не относится, но меня поражает ваша реакция на поставленный вопрос. Мне кажется, в нем есть значение, которое вы и мистер Бейли понимаете, а я не понимаю. Я тоже хочу понять. Знали вы или не знали об этих невозможных отношениях между Джандером и солярианкой?

Амадейро сказал дрожащим голосом:

– Откуда мне знать?

– Это не ответ, – сказал Председатель, – это увертка. Сделали вы замечание, которое вам приписывают, или нет?

– Прежде чем он ответит, – сказал Бейли, чувствуя теперь большую уверенность, когда Председатель морально задет, – с моей стороны было бы честнее напомнить ему, что Жискар, робот, присутствовавший при нашей встрече, может, если его попросить, повторить весь разговор дословно и с интонациями обоих собеседников. Короче говоря, разговор записан.

Амадейро взорвался от злости.

– Мистер Председатель, этот робот спроектирован, создан и запрограммирован доктором Фастальфом, который называет себя лучшим на свете роботехником и является моим противником; как я могу доверять записи такого робота?

– Возможно, вы прослушаете запись, мистер Председатель, и сами вынесете решение? – сказал Бейли.

– Возможно, – сказал Председатель. – Доктор Амадейро, я здесь не для того, чтобы решали за меня. Но пока оставим это. Безотносительно к записи робота, утверждаете ли вы, что ничего не знали о том, что солярианка считала робота своим мужем, и никогда не упоминали о нем, как о ее муже? Не забудьте пожалуйста, что хотя роботов здесь нет, вся наша беседа записывается на моем аппарате – он похлопал по маленькому прибору в нагрудном кармане. – Итак, доктор Амадейро, да или нет?

Амадейро сказал в отчаянии:

– Мистер Председатель, я, честно сказать, не помню, что говорил в случайной беседе. Если и упомянул это слово – с чем никак не могу согласиться – оно, видимо, было результатом другого случайного разговора, в котором кто-то упомянул о Глэдис и ее влюбленности в робота как в мужа.

– А с кем вы вели другой случайный разговор? Кто вам сказал об этом?

– Не могу сказать. Не помню.

– Мистер Председатель, – сказал Бейли, – если доктор Амадейро будет добр перечислить всех, кто могбы сказать ему об этом, мы могли бы допросить каждого и выяснить, кто сделал такое замечание.

– Я надеюсь, мистер Председатель, – сказал Амадейро, – что вы оцените моральное воздействие на Институт, если будет сделано что-то подобное.

– Надеюсь, что вы тоже оцените это, доктор Амадейро, и предпочтете ответить на наш вопрос, чтобы не вынуждать нас к крайним мерам.

– Минуточку, мистер Председатель, – сказал Бейли самым что ни на есть раболепным тоном, – остается вопрос.

– Еще один? – Председатель неприязненно взглянул на Бейли. – Какой?

– Почему доктор Амадейро так избегает признания, что он знал об отношении Глэдис к Джандеру? Он сказал, что это к делу не относится. В таком случае, почему не сказать, что знал, и покончит с этим? Я говорю, что это относится к делу, и доктор Амадейро знает, что его признание может быть использовано для демонстрации преступной деятельности с его стороны.

– Я возмущен этим выражением и требую извинений! – загрохотал Амадейро.

Фастальф хитро улыбнулся, а Бейли сжал губы. Он поставил Амадейро в критическое положение. Председатель покраснел и сказал запальчиво:

– Вы требуете? Вы требуете? От кого вы требуете? Я Председатель. Я выслушиваю все точки зрения и потом решаю, как лучше сделать. Пусть землянин говорит, как он интерпретирует ваши действия. Если он клевещет на вас, он будет наказан, можете быть уверены. Но вы, Амадейро, не можете ничего требовать от меня. Продолжайте, землянин, говорите, что вы хотели сказать, но будьте исключительно осторожны.

– Благодарю вас, мистер Председатель, – сказал Бейли. – Вообще-то говоря, есть один аврорец, с которым Глэдис наверняка говорила о тайне своих отношений с Джандером.

– Ну, и кто это? – прервал его Председатель. – Не разыгрывайте со мной ваши гиперволновые штучки.

– Я не имею такого намерения, – ответил Бейли. – Это прямое утверждение. Этот аврорец – сам Джандер. Хоть он и робот, но он житель Авроры и может считаться аврорцем. Глэдис наверняка обращалась к нему со словами «мой муж». Поскольку доктор Амадейро признает, что возможно слышал от кого-то об этой истории, не логично ли предположить, что он слышал это от самого Джандера? Захочет ли доктор Амадейро прямо сейчас заявить для записи, что он никогда не разговаривал с Джандером в тот период, когда Джандер состоял в штате Глэдис?

Амадейро два раза открывал рот, но так и не произнес ни слова.

– Ну, – сказал Председатель, – вы говорили в Джандером в течении этого периода, доктор Амадейро?

Ответа не было.

– Если говорил, то это целиком относится к делу, – сказал Бейли.

– Я начинаю понимать, в чем дело, мистер Бейли. Ну, доктор Амадейро, еще раз: да или нет?

– Какие доказательства этот землянин может выставить против меня? – закричал Амадейро. – Он что, записывал каждый мой разговор с Джандером? Может, у него есть свидетели, которые покажут, что видели меня с Джандером? Что он имеет, кроме голословных утверждений?

Председатель повернулся к Бейли, и Бейли сказал:

– Мистер Председатель, если бы у меня вообще ничего не было, доктор Амадейро не колебался бы отрицать, под записью, всякий контакт с Джандером, однако, он этого не сделал. Случилось так, что в ходе своего расследования я разговаривал с доктором Василией Алиена, дочерью доктора Фастальфа. Я говорил также с молодым аврорцем Сантириксом Гремионисом. Из записи обоих интервью ясно, что доктор Василия подстрекала Гремиониса ухаживать за Глэдис. Вы можете спросить доктора Василию, с какой целью она это делала, и не посоветовал ли ей это доктор Амадейро. У Гремиониса появилась привычка делать долгие прогулки с Глэдис, которые радовали обоих, и в которых робот Джандер не сопровождал их. Вы можете это проверить, если желаете, сэр.

– Могу, – сухо сказал Председатель, – но если все это так, как вы говорите, то что это показывает?

– Я уже говорил, что секрет изготовления человекоподобного робота можно получить только от Дэниела – не считая самого доктора Фастальфа. Но до смерти Джандера этот секрет можно было с таким же успехом узнать и от Джандера. Дэниел был в доме Фастальфа и добраться до него было нелегко, а Джандер был в доме Глэдис, а она была не настолько опытна, как доктор Фастальф, в защите робота.

Не могло ли быть, что доктор Амадейро воспользовался периодическими отлучками Глэдис, когда она гуляла с Гремионисом, чтобы разговаривать с Джандером, возможно, по трехмерке, изучать его ответы, ставить различные тесты, а затем стереть весь разговор, чтобы Джандер не информировал о нем Глэдис? Возможно, он близко подошел к тому, что хотел знать, но дальнейшие попытки прекратились, когда Джандер вышел из строя. Тогда внимание доктора Амадейро переключилось на Дэниела. Возможно, ему оставалось всего несколько тестов и наблюдений, вот он и ставил вчера ловушку, о которой я говорил раньше в моем… моем свидетельском показании.

Председатель сказал почти шепотом:

– Теперь все сходится. Я вынужден поверить.

– Еще один последний пункт, и мне уже действительно нечего будет сказать, – сказал Бейли. – Вполне возможно, что во время проверки и тестирования Джандера доктор Амадейро мог случайно, без какого-либо умысла, привести Джандера в бездействие и, таким образом, совершить роботоубийство.

Амадейро, потеряв голову, завопил:

– Нет! Я ничего не сделал этому роботу, что могло привести к его уничтожению!

– Я тоже думаю, мистер Председатель, что доктор Амадейро не разрушил Джандера. Тем не менее, заявление доктора Амадейро, похоже, является признанием, что он работал с Джандером, и анализ ситуации, сделанный мистером Бейли, существенно точен.

Председатель кивнул.

– Я вынужден согласиться с вами, доктор Фастальф. Доктор Амадейро, вы можете настаивать на формальном отрицании всего этого; это втравит меня в полное расследование, которое принесет вам большие неприятности, независимо от того, как оно обернется… а в этой стадии, я подозреваю, оно обернется большой невыгодой для вас. Мой совет вам – не доводить до этого, не портить свое положение в Совете и, может быть, не калечить способность Авроры к продолжению гладкого политического курса.

Как я понимаю, до того, как был поднят вопрос о дезактивации Джандера, доктор Фастальф имел большинство голосов советников – правда, большинство с незначительным перевесом – на своей стороне в деле заселения Галактики. Вы перетянули многих советников на свою сторону, благодаря высказанному вами предположению, что доктор Фастальф виновен в дезактивации Джандера, и таким образом, добились большинства. Но теперь доктор Фастальф, если пожелает, обвинит в деле Джандера вас, и, кроме того, обвинит вас в попытке повесить фальшивое обвинение на своего соперника – и вы пропали.

Если я не вмешаюсь, вы, доктор Амадейро, и вы, доктор Фастальф, под влиянием упрямства и даже мстительности, станете обвинять друг друга в чем угодно. Наши политические силы и общественное мнение тоже безнадежно разделятся, даже раздробятся… к бесконечному вреду нашему.

Я убежден, что в этом случае неизбежная победа Фастальфа будет весьма дорогостоящей, поэтому моей задачей как Председателя будет склонить голоса в его пользу с самого начала и усилить давление на вас, доктор Амадейро, и на вашу фракцию, чтобы вы приняли победу доктора Фастальфа с елико возможным достоинством, и я сделаю это прямо сейчас… для блага Авроры.

– Я не заинтересован в сокрушительной победе, мистер Председатель, – сказал Фастальф. – Я снова предлагаю доктору Амадейро компромисс: Аврора, другие Внешние миры и Земля – все свободны заселять Галактику. Я, со своей стороны, охотно войду в Роботехнический Институт, отдам свои знания о человекоподобных роботах в их распоряжение и, таким образом, облегчу доктору Амадейро его план, в обмен на его торжественное обещание отбросить всякую мысль о репрессиях против Земли в любое время в будущем и включить это в договор с подписями нашими и Земли.

Председатель кивнул.

– Мудрое и государственное предложение. Могу я получить ваше согласие на это, доктор Амадейро?

Амадейро теперь снова сидел. Лицо его выражало крушение. Он сказал:

– Я не хотел ни личной власти, ни удовлетворения победой. Я хотел того, что, по моему мнению, лучше для Авроры. Я убежден, что план доктора Фастальфа в один прекрасный день приведет к концу Авроры. Тем не менее, я понимаю, что теперь я беспомощен против работы этого землянина – он бросил быстрый ядовитый взгляд на Бейли – и вынужден принять предложение доктора Фастальфа, хотя буду просить разрешения обратиться к Совету по этому вопросу и изложить, под записью, мои опасения о последствиях.

– Мы, конечно, разрешим это, – сказал Председатель, – и если вы послушаете моего совета, доктор Фастальф, вы отправите землянина с нашей планеты как можно скорее. Он выиграл для вас победу вашей точки зрения, но она не будет очень популярной, если аврорцы будут долго размышлять о ней, как о победе Земли над Авророй.

– Вы совершенно правы, мистер Председатель. Мистер Бейли уедет очень скоро – вместе с моей благодарностью и, я уверен, с вашей тоже.

– Ладно, – сказал Председатель не слишком любезно, – поскольку его мастерство спасло нас от тяжелой политической баталии, я ему благодарен. Большое спасибо вам, мистер Бейли.

Часть восемнадцатая

Опять Бейли

80

Бейли издали смотрел, как они уходят. Хотя Амадейро и Председатель пришли вместе, ушли они порознь.

Фастальф проводил их и вернулся, не скрывая облегчения.

– Пойдемте, мистер Бейли, позавтракаем, а затем вы как можно скорее уедете на Землю.

Бейли кивнул и сардонически сказал:

– Председатель поблагодарил меня, но эти слова, похоже, застревали у него в глотке.

– Вы не представляете, какой почет вам оказан. Председатель редко благодарит кого-нибудь, и его никто никогда не благодарит. Такой случай входит в историю, как комплимент Председателю, а этот работает уже больше сорока лет. Он человек с причудами и раздражителен, но таковыми становятся все Председатели в последние десятилетия их работы.

Но я, мистер Бейли, еще раз благодарю вас, и мне думается, Аврора будет благодарна вам. Даже в своей короткой жизни вы увидите землян, уходящих в космос, а мы поможем им своей технологией.

Как вы ухитрились распутать этот узел за два с половиной дня – ума не приложу. Вы просто волшебник. Ну, пошли, вы, наверное, хотите умыться и освежиться.

В первый раз после приезда Председателя у Бейли было время подумать о чем-то, кроме своей следующей фразы. Он так и не знал, что приходило к нему трижды – первый раз на точке засыпания, второй – на точке впадения в бессознательное состояние и третий и последний – на точке половой релаксации. «Он пришел первым!» Это все еще не имело смысла, однако он убедил Председателя и добился всего, что хотел, без этого. Имело ли это вообще какое-нибудь значение, если это было частью механизма, который не пригодился? Может, это вообще бессмыслица?

Это саднило где-то в уголке его мозга, и он шел на ленч победителем без настоящего ощущения победы. Что-то он все-таки упустил.

Еще одна вещь: станет ли Председатель настаивать на своем решении? Амадейро проиграл сражение, но он не из тех, кто отступается. Даже если поверить его высказыванию, что им не движет тяга к личной славе, а лишь патриотизм – все равно, он не отступится.

Бейли счел нужным предупредить Фастальфа.

– Доктор Фастальф, я не думаю, что дело кончено. Амадейро будет продолжать борьбу за исключение Земли.

– Будет, конечно, – кивнул Фастальф, – но теперь я этого не боюсь. Когда дело с Джандером заглохло, я уверен, что всегда сумею сманеврировать в Совете. Не бойтесь, мистер Бейли, Земля пойдет вперед. Не бойтесь также личной опасности со стороны Амадейро. Вы уедете с этой планеты до захода солнца и Дэниел, конечно, проводит вас. Кроме того, рапорт, который мы пошлем с вами, еще раз здорово поможет вам в продвижении.

– Я рад уехать, но надеюсь, что у меня хватит времени проститься с Глэдис и с Жискаром, который спас мне жизнь в ту ночь.

– Какой вопрос, мистер Бейли! Но кушайте, пожалуйста.

Бейли ел, но без удовольствия. После конференции с Председателем и последовавшей за ней победой пища казалась безвкусной.

Он мог бы и не победить. Председатель мог оборвать его. Амадейро мог бы все начисто отрицать. Могли бы и не принять слова или рассуждения землянина.

Но Фастальф сиял.

– Я боялся самого худшего, мистер Бейли. Я боялся, что встреча с Председателем преждевременна и что вы ничего не сможете сказать, что помогло бы ситуации. Но как хорошо вы сумели это сделать! Я с восхищением слушал вас. В какой-то момент я опасался заявления Амадейро, что его слово значительнее слова землянина, который, в сущности, в постоянном полубезумном состоянии, находясь на чужой планете на открытом…

Бейли холодно перебил его:

– Простите, доктор Фастальф, но я не был в постоянном полубезумном состоянии. Та ночь была исключительной, и я только тогда утратил контроль над собой. Все остальное время на Авроре я время от времени испытывал неудобства, но разум мой был всегда в отличном состоянии.

Ему дорого стоило подавление злости при конфронтации с Председателем, и эта злость теперь выплеснулась наружу.

– Только во время грозы, сэр, и еще пару секунд при посадке корабля…

Он даже не осознал, как пришла мысль – воспоминание – интерпретация… Только что этой мысли не существовало, и вдруг она взорвалась в мозгу, словно все время была там, и нужно было только лопнуть мыльному пузырю, чтобы она показалась.

– О, дьявол! – сказал он благоговейным шепотом и ударил кулаком по столу, так что зазвенела посуда. – О, дьявол!

– Что такое, мистер Бейли? – удивленно спросил Фастальф.

Бейли уставился на него. Вопрос не сразу дошел до него.

– Ничего, доктор Фастальф. Я просто подумал о дьявольской наглости доктора Амадейро – он нанес ущерб Джандеру, постарался взвалить вину на вас, довел меня до полусумасшествия в грозовую ночь, да еще пользовался этим, чтобы навести сомнения на мои утверждения. Я сейчас на секунду пришел в ярость.

– Ну, не стоит, мистер Бейли. А ведь в самом деле, вполне возможно, что Амадейро погубил Джандера. Чисто случайное событие. Обследование Амадейро могло усилить неблагоприятные обстоятельства и вызвать такое случайное событие, но я не смог бы этого доказать.

Бейли слушал вполуха. То, что сейчас говорил Фастальф, было фикцией и, как сказал бы Председатель, не относилось к делу. В сущности, все, что произошло, все, что Бейли объяснил – не относилось к делу. Но от этого ничего не изменилось.

Кроме одного… через некоторое время.

О, дьявол! – прошептал он в глубине своего мозга и вдруг вернулся к ленчу и стал есть с удовольствием.

81

Бейли еще раз перешел лужайку между домами Фастальфа и Глэдис. Он увидит Глэдис четвертый раз за три дня и – его сердце сжалось в тугой комок – в последний.

Жискар шел на некотором расстоянии от него и внимательнее обычного осматривал окрестности. Конечно, теперь, когда Председатель получил все факты, во всем, что касалось безопасности Бейли, должно было наступить ослабление – если раньше и была какая-то опасность, кроме как для Дэниела. Видимо, Жискару не дали новых инструкций.

Он только один раз подошел к Бейли, и то, когда сам Бейли позвал его.

– Жискар, а где Дэниел?

– Дэниел на пути в космопорт, сэр, вместе с несколькими другими роботами из штата, чтобы устроить вашу отправку на Землю. Когда вы приедете в космопорт, Дэниел встретит вас и будет с вами на корабле, пока не доставит вас на Землю.

– Приятно слышать. Я дорожу каждым днем пребывания с Дэниелом. А вы, Жискар, не поедете с нами?

– Нет, сэр. Мне приказано остаться на Авроре. Но Дэниел будет служить вам хорошо и без меня.

– Я в этом уверен, Жискар, но мне будет недоставать вас.

– Спасибо, сэр, – сказал Жискар и быстро отошел. Бейли задумчиво посмотрел ему вслед. Нет. Сначала первое дело. Надо увидеться с Глэдис.

82

Она бросилась ему навстречу. За два дня все изменилось. Она не смеялась, не шутила, она все еще была серьезна, но аура тревоги исчезла. Вокруг нее чувствовалось что-то вроде безмятежности, словно она осознала, что жизнь все равно продолжается и даже может становиться временами приятной. Она тепло, по-дружески улыбнулась и протянула к нему руки.

– Возьми их, Илия, – сказала она, когда он заколебался. – Смешно теперь отступать назад и уверять, что ты не хотел прикасаться ко мне в прошлую ночь. как видишь, я помню об этом и никогда не раскаюсь. Совсем наоборот.

Бейли произвел необычную для него операцию: улыбнулся в ответ.

– Я тоже помню, Глэдис, и тоже не жалею. Я бы охотно сделал это снова, но я пришел проститься.

По ее лицу прошла тень.

– Значит, ты возвращаешься на Землю. Но по сведениям, которые я получила от роботов, все время циркулирующих между домом Фастальфа и моим, все прошло хорошо. Ты не мог потерпеть неудачу.

– Я и не потерпел ее. Доктор Фастальф полностью победил. Не думаю, что теперь будут какие-либо намеки на его причастность к смерти Джандера.

– В результате твоих слов, Илия?

– Думаю, да.

– Я так и знала. Я знала, что ты это сделаешь, когда советовала вызвать тебя. Но почему же тебя отсылают домой?

– Именно потому, что дело разрешилось. Если я останусь здесь дольше, я, видимо, буду посторонним раздражителем в политическом теле.

Она с сомнением поглядела на него.

– Не совсем понимаю, что ты под этим подразумеваешь. Для меня это звучит, как земное выражение. Но это не важно. Важно другое: ты обнаружил, кто убил Джандера?

Бейли оглянулся – Жискар стоял в одной нише, робот Глэдис в другой. Глэдис без труда поняла этот взгляд.

– Илия, пора бы научиться не стесняться роботов. Ты же не стесняешься стула или портьеры.

Бейли кивнул.

– Ну, ладно. Глэдис, мне страшно жаль… прости меня… Но я сказал там, что Джандер был твоим мужем.

Она широко открыла глаза. Он поспешно продолжал:

– Я был вынужден. Это было очень существенно для дела, но я обещаю, что это не повредит твоему положению на Авроре. – Он коротко передал ей о событиях на встрече с Председателем и заключил: – Как видишь, Джандера никто не убивал. Умственное замораживание произошло от случайного сдвига в позитронных путях, хотя вероятность такого случая, видимо, была усилена тем, что с ним делали.

– А я ничего не знала, – простонала она. – Я ничего не знала. Я проморгала подлый план Амадейро. И он виноват в смерти Джандера так же, как если бы зарубил его топором.

– Глэдис, – с жаром сказал Бейли, – это несправедливо. Он не имел намерения повредить Джандеру, он делал то, что по его мнению, было благом для Авроры. И за это он наказан. Он потерпел поражение, планы его рухнули, а Институт Роботехники перейдет под управление доктора Фастальфа. Ты сама не могла бы придумать для него большего наказания.

– Я подумаю насчет этого. Но что мне делать с Сантириксом Гремионисом, этим молодым лакеем, которому было приказано завлечь меня. Неудивительно, что он цеплялся за меня, несмотря на мои постоянные отказы. Ну, если он явится сюда, я с удовольствием…

Бейли энергично затряс головой.

– Нет, Глэдис. Я разговаривал с ним и уверяю тебя, что он понятия не имел о том, что происходило. Он был так же обманут, как и ты. Ты, в сущности, понимаешь все в обратном смысле. Он настаивал не потому, что требовалось завлечь тебя; он нужен был Амадейро именно потому, что был таким настойчивым. А настаивал он из-за тебя. От любви, если это слово на Авроре значит то же, что и на Земле.

– На Авроре это хореография. Джандер был роботом, а ты – землянин. С аврорцами все по-другому.

– Ты мне говорила. Но, Глэдис, от Джандера ты научилась получать; от меня ты научилась отдавать. И если это знание пошло тебе на пользу, разве не правильно, не честно будет научить других? Гремионис достаточно привлекателен для тебя, и ты захочешь научить его. Он и так уже презрел аврорские обычаи, когда настаивал, несмотря на твои отказы. Он отбросит и другие обычаи. Ты научишь его отдавать и получать, и вы оба научитесь делать это поочередно или вместе.

Глэдис испытующе посмотрела ему в глаза.

– Илия, ты пытаешься избавиться от меня?

Бейли медленно кивнул.

– Да, Глэдис. Сейчас я хочу твоего счастья больше, чем когда-нибудь чего-нибудь желал для себя и для Земли. Я не могу дать тебе счастья, но если Гремионис даст его тебе, я тоже буду счастлив… почти так же, как если бы сам подарил тебе счастье.

Глэдис, ты удивишься, с какой радостью он поломает свою хореографию, когда ты покажешь ему, как надо. И это станет известно, и другие придут упасть к твоим ногам… И Гремионис, возможно, научит других женщин. Глэдис, ты, может быть, революционизируешь аврорский секс. У тебя для этого три столетия.

Глэдис уставилась на него и вдруг расхохоталась.

– Ты поддразниваешь меня, Илия. Ты валяешь дурака. Никогда бы не подумала: ты всегда так серьезен. О, дьявол! – добавила она, имитируя его баритон.

– Может, чуточку и поддразниваю, но в основном все правильно. Обещай мне дать шанс Гремионису.

Она подошла вплотную к нему, и он без колебаний обнял ее. Она положила пальцы на его губы, и он поцеловал их. Она тихо сказала:

– Разве ты не хотел бы иметь меня для себя, Илия?

Он ответил так же тихо:

– Хотел бы, Глэдис. Стыдно признаться, но в эту минуту я согласился бы, что бы Земля разлетелась на куски, лишь бы я мог быть с тобой. Но я не могу, Глэдис. Через несколько часов я уеду с Авроры, а ты не можешь ехать со мной. Не думаю, чтобы мне когда-нибудь позволили еще раз приехать на Аврору, и ты вряд ли сможешь посетить Землю. Я никогда не увижу тебя, Глэдис, но никогда не забуду. Через несколько десятков лет я умру, а ты в то время будешь так же молода, как сейчас, так что в любом случае, мы должны были бы расстаться.

Она прижалась головой к его груди.

– Ох, Илия, ты дважды вошел в мою жизнь, и оба раза лишь на несколько часов. Два раза ты сделал для меня очень многое, а затем прощался. Я никогда не забуду тебя, Илия, даже если проживу дольше, чем рассчитываю.

– Только пусть эти воспоминания не отвлекают тебя от счастья, – сказал он. – Прими Гремиониса и сделай его счастливым и позволь ему дать счастье тебе. И не забывай, что тебе ничто не мешает писать мне. Между Авророй и Землей существует гиперпочта.

– Я буду писать, Илия. Ты тоже напишешь мне?

– Напишу.

Наступило молчание, а затем они неохотно отодвинулись друг от друга. Он пошел к двери и обернулся. Она стояла на том же месте среди комнаты и слабо улыбалась.

– Прощай, – выговорили его губы, а затем беззвучно – он не мог сказать это вслух – добавил: – любимая.

И ее губы ответили:

– Прощай, моя любовь.

Он повернулся и вышел, зная, что никогда больше не увидит ее. Никогда не коснется ее снова.

83

Прошло некоторое время, прежде чем Бейли смог снова заняться задачей, которая еще оставалась ему. Он молча прошел с полпути до дома Фастальфа, затем остановился и поднял руку. Наблюдательный Жискар тут же оказался рядом.

– Сколько времени осталось до моего отъезда в космопорт, Жискар?

– Три часа десять минут, сэр.

Бейли подумал.

– Я хотел бы пройтись до того дерева, сесть, прислонившись к стволу, и некоторое время посидеть одному. С вами, конечно, но без людей.

– На открытом месте, сэр?

– Да. Мне надо подумать, а день сегодня солнечный, безоблачный, он вряд ли мне повредит. Если мне станет плохо, я войду в дом, обещаю. Ну, как, пойдете со мной?

– Да, сэр.

Они дошли до дерева. Бейли коснулся коры – палец остался чистым. Он осмотрел почву и осторожно сел, прислонившись к дереву. Не так удобно, как в кресле, но здесь, как ни странно, чувствовались мир и покой, чего, вероятно, не было бы в комнате. Жискар стоял рядом, и Бейли сказал ему:

– Садитесь тоже. Мне не хочется задирать голову, чтобы видеть вас.

– Я не смогу как следует охранять вас, сэр, если буду сидеть.

– Понимаю, Жискар, но в данный момент опасности не может быть. Моя миссия окончена, дело разрешилось, положение доктора Фастальфа укрепилось. Вы можете спокойно сесть, и я вам приказываю.

Жискар сел, но глаза его все время блуждали в разных направлениях. Бейли посмотрел на голубое небо, прислушался к жужжанью насекомых, к крику птицы, заметил колыхание травы, где, видимо, прошмыгнуло мелкое животное, и подумал, как мирно и тихо здесь, и как этот мир и покой отличается от шума Города. И впервые у Бейли возникло слабое впечатление, что Снаружи может быть предпочтительнее Города. Он был очень благодарен этому своему опыту на Авроре, и больше всего – грозе, потому что понял теперь, что может оставить Землю и встретиться с любым новым миром, на котором поселятся он, Бен и, может быть, Джесси.

– Спасибо, Жискар, что спасли меня в прошлую ночь. Не знаю, как благодарить вас.

– Меня вовсе не нужно благодарить. Я только выполнял диктаты Первого Закона. У меня не было выбора.

– Тем не менее, вы спасли мне жизнь и для вас важно, что я понимаю это… И теперь, Жискар, что мне следовало бы сделать?

– Насчет чего, сэр?

– Моя миссия закончена. Точка зрения доктора Фастальфа более не подвергается опасности. Будущее Земли вроде бы обеспечено. Похоже, что мне больше нечего делать. Но остался еще вопрос о Джандере.

– Не понимаю, сэр.

– Ну, вроде бы установлено, что он умер от случайного сдвига позитронных потенциалов в мозгу, но Фастальф уверял, что шанс на это бесконечно мал. Пусть даже деятельность Амадейро и увеличила этот шанс, все равно он остался бесконечно малым. Во всяком случае, так думает Фастальф. Но мне кажется, что смерть Джандера была намеренным роботоубийством. Правда, я не собираюсь поднимать этот вопрос: не хочу портить дело, пришедшее к такому удовлетворительному разрешению. Не хочу снова подвергать опасности Фастальфа. Не хочу сделать несчастной Глэдис. Я не знаю, что делать. Я не могу сказать об этом ни одному человеку, поэтому говорю вам, Жискар.

– Да, сэр.

– Я всегда могу приказать вам стереть все, что я говорил, и не вспоминать об этом?

– Да, сэр.

– Как по-вашему, что я должен сделать?

– Если это роботоубийство, сэр, то должен быть кто-то, способный совершить его. Способен только доктор Фастальф, но он сказал, что не делал этого.

– Да, мы с этого и начали. Я верю доктору Фастальфу, и совершенно уверен, что он этого не делал.

– Тогда как же могло произойти роботоубийство, сэр?

– Предположим, кто-то знал о роботах не меньше доктора Фастальфа.

Бейли обнял руками колени. Он не глядел на Жискара и, казалось, погрузился в свои мысли.

– Но кто же это, сэр? – спросил Жискар.

И Бейли, наконец, поставил точку.

– Вы, Жискар.

84

Будь Жискар человеком, он, вероятно, просто глядел бы на Бейли молча и ошеломленно, может, пришел бы в ярость или в ужасе отшатнулся, или еще как-нибудь отреагировал; но Жискар был роботом, поэтому не показал никаких эмоций и только спросил:

– Почему вы так думаете, сэр?

– Я вполне уверен, Жискар, что вы точно знаете, как я пришел к этому заключению, но с вашей стороны будет очень любезно, если вы позволите мне в этом уединенном месте и за это короткое время, что у меня осталось, объяснить это дело для моей собственной пользы. Я хотел бы слышать, как я сам расскажу об этом. И хотел бы, чтобы вы поправили меня, если я ошибусь.

– Конечно, пожалуйста, сэр.

– Полагаю, что первой моей ошибкой было предположить, что вы менее сложный, более примитивный робот, нежели Дэниел, только потому, что вы меньше похожи на человека. Человек всегда так подумает. Он будет уверен, что такого робота, как вы легко создать, а такой, как Дэниел – великая проблема, скажем, для Амадейро, и его может сконструировать только гений вроде доктора Фастальфа. Однако, трудность создания Дэниела состоит, я думаю, в воспроизведении всех человеческих аспектов, таких, как выражение лица, интонации, жесты, движения; все это очень хитроумно, но реально не связанно со сложностью мозга. Я прав?