Амадейро проследил за быстрым взглядом Бейли и сказал:

– Я, похоже, один против трех. Как видите, здесь нет моих роботов, хотя по зову они тут же явятся, а у вас два робота Фастальфа – старый надежный Жискар и этот чудесной конструкции Дэниел.

– Я вижу, вы их знаете, – сказал Бейли.

– Только по репутации, а физически – я чуть было не сказал – во плоти – вижу их впервые. Правда, Дэниела – вернее, играющего его актера – я видел в фильме.

– Кажется, все и на всех мирах видели этот фильм, – угрюмо сказал Бейли, – и моя жизнь реального и ограниченного индивидуума стала трудной.

– Но не со мной, – сказал Амадейро, широко улыбаясь. – Уверяю вас, я не принимаю всерьез ваше выдуманное изображение. Я согласен, что реальная жизнь вас ограничивает, а раз так – вы не можете позволять себе столь свободно неоправданные обвинения на Авроре.

– Доктор Амадейро, уверяю вас, я не делаю никаких официальных обвинений. Я просто веду расследование и рассматриваю возможности.

– Вы меня не поняли, – с неожиданным жаром сказал Амадейро, – я не порицаю вас. Я уверен, что по земным стандартам вы ведете себя безупречно. Мы страшно дорожим своей репутацией.

– Если так, доктор Амадейро, то клевета по подозрению на доктора Фастальфа со стороны вас и других глобалистов не большее ли зло, чем мои мелкие действия?

– Совершенно справедливо, но я – известный аврорец и имею определенное влияние, а вы – землянин без какого-либо влияния. Конечно, это неправильно, я признаю и жалею об этом, но такова жизнь. Что мы можем сделать? Кроме того, обвинение против Фастальфа может быть поддержано – и будет поддержано, и клевета окажется не клеветой, а правдой. Ваша ошибка в том, что ваши обвинения просто не могут получить поддержки. Я уверен, вы сами согласны, что ни Гремионис, ни доктор Василия Алиена, ни оба вместе не могли покалечить беднягу Джандера.

– Я никого официально не обвинял.

– Может, и нет, но на Авроре не прячьтесь за словом «официально». Очень плохо, что Фастальф не предупредил вас об этом, когда привез вас для этого, боюсь, злополучного расследования.

Бейли дернул уголком рта и подумал, что Фастальф и в самом деле мог бы предупредить его.

– Я буду вызван на разбор дела, или все уже решено?

– Конечно, вас выслушают, прежде чем осудить. Мы на Авроре не варвары. Председатель рассмотрит заявление, которое я собираюсь послать ему вместе с моими предложениями на этот счет. Он, вероятно, поговорит с Фастальфом как близко касающимся этого дела, а затем устроит встречу нас троих, возможно, завтра. Решение должно быть ратифицировано всем Советом. Все будет по закону, уверяю вас.

– Не сомневаюсь, что буква закона будет соблюдена; но что, если Председатель уже составил свое мнение, и что бы я ни сказал, не будет принято, а Совет утвердит заранее принятое решение? Может так быть?

Амадейро не улыбнулся, но, кажется, про себя рассмеялся.

– Вы реалист, мистер Бейли. Я рад этому. Люди, мечтающие о справедливости склонны к разочарованию. – Он снова пристально посмотрел на Дэниела. – Замечательная работа. Какой позор, что Джандер утрачен. Совершенно непростительно со стороны Фастальфа.

– Доктор Фастальф отрицает свою причастность, сэр.

– Еще бы, конечно, отрицает. Не говорит ли он, что я причастен? Или моя причастность – целиком ваша идея?

– У меня такой идеи нет. Я просто хочу опросить вас по этому делу. Что же касается доктора Фастальфа, он не кандидат для ваших обвинений в клевете. Он уверен, что вы непричем, поскольку, по его мнению, у вас не хватает знаний и способностей обездвижить человекоподобного робота.

Бейли сказал это намеренно, но, если он надеялся расшевелить что-то, то потерпел неудачу. Амадейро принял хулу с юмором:

– В этом он прав. Такой способности не найти ни в одном роботехнике – живом или умершем – кроме самого Фастальфа. Он, наверное, так и сказал, наш скромнейший мастер из мастеров?

– Да.

– Тогда что же он, интересно, говорил о случившемся с Джандером?

– Редкое событие. Чистая случайность.

Амадейро захохотал.

– А он рассчитал вероятность такого события?

– Да, Главный роботехник. Но даже самый невероятный случай может произойти, особенно, если были инциденты, усилившие неблагоприятные условия.

– Какие, например?

– Именно это я и надеюсь установить. Поскольку вы уже постарались, чтобы меня выкинули с планеты, вы намерены теперь предупредить любые мои вопросы к вам, или я могу продолжать расследование, пока у меня еще есть время? Прежде чем ответить, доктор Амадейро, пожалуйста, рассматривайте расследование как еще не прекращенное законом, иначе, при слушании дела, будет ли оно завтра или позднее, я могу обвинить вас в отказе отвечать на мои вопросы, если вы намерены сейчас положить конец нашей беседе. Это может повлиять на решение Председателя.

– Нет, дорогой мистер Бейли. Не воображайте, что вы можете хоть как-то повредить мне. Тем не менее, вы можете спрашивать меня, сколько хотите. Я полностью буду содействовать вам, лишь бы порадоваться, видя, как добрейший Фастальф тщетно пытается выбраться из своего неудачного деяния. Я не чрезмерно мстителен, мистер Бейли, но факт, что Джандер был созданием Фастальфа, еще не дает последнему права уничтожать дело своих рук.

– Законным порядком не установлено, что именно он это сделал, так что ваши слова являются, по меньшей мере, потенциальной клеветой. Давайте оставим это и займемся нашим интервью. Мне нужна информация. Я буду задавать вопросы коротко и прямо и, если вы будете отвечать так же, интервью быстро закончится.

– Нет, мистер Бейли, не вы будете ставить условия для интервью. Ваши роботы снабжены записывающим аппаратом.

– Наверное.

– Я точно знаю. У меня здесь тоже есть записывающий аппарат. Не думайте, что вы поведете меня через джунгли коротких ответов к чему-то, что послужит целям Фастальфа. Я буду отвечать по-своему выбору и так, чтобы мой ответ нельзя было истолковать неправильно. – В первый раз за дружелюбной манерой Амадейро показался волк.

– Что ж, хорошо, но если ваши ответы будут намеренно многоречивы и уклончивы, это тоже отразится в записи.

– Очевидно.

– Значит, договорились. Могу я для начала попросить стакан воды?

– Конечно. Жискар, не обслужите ли вы мистера Бейли?

Жискар вышел из ниши. Звон льда в баре на другом конце кабинета – и на письменном столе перед Бейли появился высокий стакан с водой.

– Спасибо, Жискар, – сказал Бейли. – Доктор Амадейро, вы, как я понял, Глава Института Роботехники?

– Да.

– И его основатель?

– Правильно. Как видите, я отвечаю кратко.

– Давно он существует?

– Как понятие – десятилетия. Я набирал единомышленников по крайней мере пятнадцать лет. Разрешение Совета было получено двенадцать лет назад. Строительство началось девять лет назад, а активная работа – шесть лет. В своем настоящем виде Институт существует два года, и планируется его дальнейшее постепенное расширение.

– Почему вы нашли нужным основать Институт?

– Ах, мистер Бейли, ответ будет многословным.

– Как желаете, сэр.

Робот принес на подносе маленькие сэндвичи и мелкое печенье. Бейли попробовал сэндвич и нашел его не то чтобы невкусным, но странным; он с трудом доел его и запил остатками воды. Амадейро следил за ним с легким удовольствием.

– Вы должны понять, что мы, аврорцы, люди необычные. Таковы космониты вообще, но я сейчас говорю об аврорцах в частности. Мы потомки землян – о чем большинство из нас не хочет и вспоминать, – но мы избранные.

– Что это значит, сэр?

– Земляне давно живут на невероятно перенаселенной планете и собраны в еще более скученные города, ставшие, наконец, ульями и муравейниками, которые вы называете Городами с большой буквы. Земляне должны бы оставить Землю и отправиться к другим мирам, пустым и враждебным и построить там новые общества из ничего, общества, полной формой которых они не смогут воспользоваться за свою короткую жизнь. Они умрут, а деревья останутся, так сказать.

– Останется народ необычный.

– Совершенно необычный. Такой народ, который надеется не столько на своих последователей, сколько на недостаток способности видеть перед собой пустоту. Народ, который любит работать для себя и ставить перед собой проблемы, а не собирается в стадо и делит груз таким образом, чтобы часть, падающая на каждого, стала практически ничем. Индивидуалисты, мистер Бейли. Индивидуалисты! И наше общество основано на этом. Все направления, в которых развиваются Внешние миры, подчеркивают нашу индивидуальность. Мы гордимся, что живем как люди на Авроре, а не толпимся, как бараны, на Земле. Не обижайтесь, я пользуюсь сравнением не для того, чтобы унизить Землю; просто это другое общество, которым я отнюдь не восхищен, но которое вы, я думаю, считаете удобным и идеальным.

– Какое это имеет отношение к основанию Института, доктор Амадейро?

– Даже гордый и здоровый индивидуализм имеет свои слабости. Самые великие умы, работая в одиночку, не могут быстро двигаться, если отказываются сообщать о своих открытиях. Какое-то затруднение может задержать ученого на сто лет, в то время как у коллеги есть уже готовое решение. Институт пытается хотя бы на узком поле роботехники создать общность мысли.

– Возможно ли, что частное затруднение, которое вы атакуете – это конструкция человекоподобного робота?

Амадейро заморгал.

– Да, это очевидно, не так ли? Двадцать шесть лет назад новая математическая система Фастальфа, которую он назвал «межсекционный анализ», сделала возможным проектирование человекоподобных роботов, но он держит эту систему при себе. Много лет спустя, когда все сложные технические детали были отработаны, он и доктор Сартон применили теорию к созданию Дэниела. Но все эти детали тоже хранятся в тайне. Многие роботехники нашли это естественным. Они пытались индивидуально обрабатывать детали. А я задумался об Институте, где усилия будут объединены. Нелегко было убедить роботехников в полезности этого плана, убедить Совет дать на него фонды вопреки страшной оппозиции Фастальфа, много лет упорно добиваться, но Институт создан.

– Почему доктор Фастальф противился?

– Во-первых, из самолюбия. Но и у меня его не меньше. У всех нас, естественно, есть самолюбие; оно исходит из индивидуализма. Фастальф считает себя величайшим роботехником истории, а человекоподобного робота – собственным личным достижением. Он не хочет, чтобы это достижение повторила группа роботехников, индивидуально безликих по сравнению с ним. Я думаю, он смотрит на это, как на заговор низших обескровить и обезличить его личную великую победу.

– Вы сказали, что это была причина для оппозиции «во-первых»; значит, были и другие мотивы?

– Он возражал также против объектов пользования, на которые мы планировали поставить человекоподобных роботов.

– Каковы они?

– Ну, ну, не будем наивничать. Доктор Фастальф наверняка говорил вам о глобалистах и их планах заселения Галактики.

– Говорил, и доктор Василия говорила мне о трудностях продвижения у индивидуалистов. Тем не менее, мне хотелось бы услышать вашу точку зрения на этот предмет. Хотите ли вы, чтобы я принял интерпретацию доктора Фастальфа насчет глобалистских планов как беспристрастную и объективную, и вы констатируете это для записи, или предпочитаете описать ваши планы своими словами?

– Вы, похоже, не оставляете мне выбора, мистер Бейли?

– Никакого, доктор Амадейро.

– Ладно. Я – вернее сказать – мы, потому что люди в Институте все согласны в этом – смотрим в будущее и хотим, чтобы человечество открывало все больше и больше новых планет для заселения. Однако, мы не хотим, чтобы процесс самоизбранности уничтожил старые планеты или довел их до умирания, как в случае – простите меня – Земли. Мы не хотим, чтобы новые планеты взяли у нас самое лучшее и оставили отбросы. Вы понимаете?

– Продолжайте, пожалуйста.

– Во всяком ориентированном на роботов обществе, в данном случае нашем, самое легкое решение – послать роботов как поселенцев. Роботы строят общество и планету, а потом мы все, без выбора, можем последовать на новый мир, такой же удобный и приспособленный для нас, как и старый. Мы перейдем туда, так сказать, не покидая дома.

– А не сделают ли роботы мир скорее для себя, чем для людей?

– Именно так и будет, если мы пошлем обычных роботов. Но у нас есть возможность послать человекоподобных роботов, вроде Дэниела, которые, строя мир для себя, автоматически делают его для нас. Но доктор Фастальф возражает. Он видит какую-то добродетель в том, чтобы люди сами кроили новый мир из чужой и враждебной планеты, и не понимает, что такие усилия не только будут стоить множества человеческих жизней, но и дадут мир, подверженный катастрофам и ничуть не похожий на известные нам миры.

– Как Внешние миры сегодня отличаются от Земли и друг от друга?

Амадейро на миг утратил свою жизнерадостность и задумался.

– Да, мистер Бейли, вы затронули важный пункт. Я говорил только об Авроре. Внешние миры и в самом деле все разные, и я недолюбливаю большинство из них. Мне ясно – хотя я, может быть, пристрастен – что Аврора, старейший из них, лучший и самый процветающий. Я не хочу вариантов новых миров, из которых лишь немногие могут быть реально ценными. Я хочу много Аврор, миллионы Аврор, и поэтому хочу, чтобы новые миры были скроены по-аврорски до того, как мы туда попадем. Вот почему мы и называем себя «глобалистами». Мы связаны с этим нашим шаром, а не с другими.

– Вы не видите ценности в вариантах, доктор Амадейро?

– Если варианты одинаково хороши, они могут быть и ценными, но если некоторые – или большая часть – хуже, какую пользу это принесет человечеству?

– Когда вы начнете эту работу?

– Когда у нас будут человекоподобные роботы. У Фастальфа было два, одного он уничтожил, оставив только Дэниела как единственный образец – он бросил быстрый взгляд на Дэниела.

– Когда у вас появятся такие роботы?

– Трудно сказать. Мы еще не догнали доктора Фастальфа.

– Хотя он один, а вас много?

Амадейро чуть заметно передернулся.

– Напрасно тратите свой сарказм. Фастальф был впереди нас с самого начала, потому что Институт был долгое время в эмбриональном состоянии, и мы только два года как начали полную работу. Нам необходимо не только догнать его, но и перегнать. Дэниел – хорошая продукция, но он только прототип и не настолько хорош.

– Значит, ваши роботы должны быть выше маркой, чем Дэниел?

– Они должны быть даже выше человека. Они должны быть обоих полов и иметь эквивалент детей. Нам нужно иметь поколения роботов, чтобы построить на планетах достаточно человеческое общество.

– Мне кажется, я вижу трудности.

– Без сомнения. Их много. А какие трудности вы предвидите?

– Если вы произведете роботов, настолько близких к человеку, что они смогут создать человеческое общество, и если они будут иметь поколения обоих полов, как вы отличите их от людей?

– Это имеет значение?

– Может иметь. Если они будут совсем как люди, они смешаются с человеческим обществом и станут частью человеческих семейных групп… и как отцы-основатели, они не будут пригодны для услуг.

Амадейро засмеялся.

– Такие мысли у вас от привязанности Глэдис Дельмар к Джандеру. Видите ли, я кое-что знаю о вашем интервью с этой женщиной от Гремиониса и доктора Василии. Напомню вам, что Глэдис с Солярии, и ее понятие о муже не соответствуют аврорским.

– Я думал не о ней. Я думал о том, что секс на Авроре широко интерпретируется, и что роботы как секс-партнеры приемлемы и теперь. А если вы реально не отличите робота от человека, то…

– Вопрос в детях; от человека и робота детей не будет.

– Тогда возникает другой вопрос. Роботы будут долгожителями, поскольку постройка общества может продлиться столетиями.

– Они в любом случае будут долгожителями, если они похожи на аврорцев.

– А их дети – тоже долгожители?

Амадейро не ответил. Бейли продолжал:

– Они будут искусственными детьми роботов и никогда не будут взрослыми – у них не будет ни возраста, ни зрелости. Это усилит элемент нечеловечества и поставит под сомнение природу общества.

– Вы проницательны, мистер Бейли, – вздохнул Амадейро. – Мы задумывались над изобретением какой-то схемы, по которой роботы могли бы производить детей, и те росли бы и мужали – по крайней мере, на то время, пока будет построено нужное общество.

– А когда люди приедут, роботы должны восстановить более роботские схемы поведения?

– Вероятно… если понадобится.

– А их производство детей? Наверное лучше, чтобы оно приближалось к человеческому?

– Вероятно.

– Секс, беременность, роды?

– Возможно.

– А если роботы создадут общество столь близкое к человеческому, что их самих нельзя будет отличить от людей, не случится ли так, что роботы будут недовольны приездом людей и станут держаться от них подальше? Не случится ли так, что роботы будут относится к аврорцам, как вы к землянам?

– Мистер Бейли, роботы будут связаны Тремя Законами.

– Три Закона удерживают от нанесения человеку вреда и предписывают повиновение ему.

– Точно.

– А если роботы будут так близки к людям, что станут считать людьми себя, и поставят себя над иммигрантами?

– Мистер Бейли, зачем вам заниматься такими вещами? Это дело далекого будущего. Тогда и будем решать.

– Но возможно, что аврорцы не одобрят ваши планы, когда поймут, что к чему, и примут точку зрения доктора Фастальфа?

– Да? Фастальф думает, что если аврорцы не могут без помощи роботов заселять новые планеты, то этим воспользуются земляне.

– По-моему, это имеет смысл.

– Да, потому что вы землянин. Уверяю вас, аврорцам не понравится, чтобы земляне роем слетелись на новые миры, настроили там ульев, основали бы со своими триллионами и квадрильонами нечто вроде Галактической Империи и свели бы на нет Внешние миры. Незначительность лучше вымирания.

– Но альтернативой являются миры человекоподобных роботов с квази-человеческими обществами, разрешающих настоящим людям быть среди них. Постепенно разовьется Галактическая Империя роботов, она уменьшит Внешние миры в лучшем случае и сведет на нет в худшем. Аврорцы наверняка предпочтут Галактическую Империю людей.

– Почему вы так уверены в этом?

– Мне дает уверенность форма вашего общества. На своем пути на Аврору я слышал, что здесь не делают различия между людьми и роботами. Но это не так. Может, в идеале желательно, чтобы аврорцы льстили себе, что живут справедливо, но этого нет.

– Вы здесь меньше двух дней – и уже можете судить?

– Да, доктор Амадейро. Именно потому, что я здесь чужой, я и вижу ясно. Меня не связывают ни обычаи, ни идеалы. Роботам не разрешено входить в туалеты, и уже одно это различие делает все ясным. Человеку позволено иметь единственное место, где он может быть один. Мы с вами сидим в свое удовольствие, а роботы стоят в нишах; вот вам другое различие. Я думаю, что люди – даже аврорцы – всегда будут желать различия и сохранения своей человечности.

– Поразительно, мистер Бейли.

– Ничего поразительного. Вы проиграете, доктор Амадейро. Даже если вы ухитритесь всучить аврорцам вашу уверенность, что Джандера уничтожил Фастальф, даже если вы ослабите его политическое влияние, даже если вы победите в Совете и народ Авроры одобрит ваш план заселения Галактики роботами – вы только выиграете время. Как только аврорцы поймут смысл вашего плана, они отвернутся от вас. Поэтому лучше бы вам прекратить компанию против доктора Фастальфа и выработать вместе с ним какое-то компромиссное решение, в котором заселение новых миров землянами не представляло бы угрозы Авроре и другим Внешним мирам.

– Поразительно, мистер Бейли, – спокойно повторил Амадейро.

– У вас нет выбора.

Но Амадейро ответил развязно и шутливо:

– Когда я сказал, то ваши замечания поразительны, я имел в виду не смысл ваших утверждений, а тот факт, что вы их высказываете вообще и думаете, что они имеют какую-то ценность.

56

– Мистер Бейли, вы думаете, что открыли секрет? Что я сказал вам нечто, чего наш мир не знает? Что мои планы опасны, но я выбалтываю их всякому приезжему? Вы, вероятно, думали, что в достаточно длинном разговоре я сболтну что-нибудь глупое, чем вы сможете воспользоваться. Будьте уверены, я ничего подобного не сделаю. Мои планы о большом количестве человекоподобных роботов, о семьях роботов и их культуре, возможно более приближенной к человеческой – все записаны и переданы в Совет.

– Широкая общественность тоже знает?

– Вероятно, нет. Широкая публика больше интересуется следующим обедом, следующей гиперволновой программой и космическим футболом, а не тем, что будет в следующем столетии и тысячелетии. Однако, она охотно примет мои планы, как приняли их те интеллектуалы, которые уже знают. Возражающих будет очень мало.

– Вы уверены?

– Конечно. Боюсь, что вы не понимаете интенсивности чувств аврорцев и вообще космонитов по отношению к землянам. Я не разделяю этих чувств и, например, спокойно и легко разговариваю с вами. У меня нет примитивного страха перед инфекцией, мне не кажется, что от вас плохо пахнет. Я не приписываю вам все личные черты, которые считают неприятными, я не считаю, что земляне только и думают, как бы отнять у нас жизнь и имущество, но подавляющее большинство аврорцев имеют такие привычки. Это не обязательно лежит на поверхности – аврорцы будут вежливы с отдельным землянином, который выглядит безвредным, но копни их – и вся их ненависть и подозрительность вылезут наружу. Скажи им, что земляне собираются на новые планеты и первыми захватят Галактику – и все завопят, что Землю надо уничтожить, пока этого не произошло.

– Даже если альтернативой – общество роботов?

– Конечно. Вы не понимаете и наших чувств к роботам. Мы близки к ним. У нас общий с ними дом.

– Нет. Они ваши слуги. Вы чувствуете свое превосходство, и дом общий с ними только до тех пор, пока поддерживается это превосходство. Если бы вам угрожало обратное – что они стали выше вас – вы реагировали бы с ужасом.

– Потому что так реагировали земляне?

– Нет. Вы не пускаете роботов в туалет – это уже симптом.

– Но им нечего там делать. Они ничего не выделяют, а для мытья у них свои приспособления. Они же не полностью человекоподобны. В противном случае различий не было бы.

– Вы боялись бы их еще больше.

– Да? Глупости. Разве вы боитесь Дэниела? Если верить тому фильму – а я, признаться, не очень верю – вы были очень привязаны к нему. Вы и теперь сохраняете эти чувства?

Молчание Бейли было достаточно красноречивым, и Амадейро шел к своей цели.

– Вот и сейчас вас не трогает факт, что Жискар молча стоит в нише, однако, я замечаю, вам неприятно, что там же стоит Дэниел. Он кажется вам слишком человеком по виду, чтобы обращаться с ним как с роботом. Но вы не боитесь его из-за того, что он похож на человека.

– Я землянин. У нас есть роботы, но более простые. По мне вы не можете судить.

– А Глэдис, которая предпочла Джандера людям?

– Она солярианка. По ней тоже нельзя судить.

– А как же судите вы? Вы здесь в гостях. Вот мне вполне ясно, что робот достаточно похож на человека. Вы спросите, не робот ли я сам? Я похож на человека, это достаточное доказательство. В конце концов, нам все равно, кто заселит новые миры – настоящие люди или похожие на людей, если их нельзя отличить от настоящих; главное, чтобы поселенцы были аврорцами, а не землянами.

Уверенность Бейли ослабла. Он сказал без большого убеждения:

– А если вы так и не научитесь конструировать человекоподобных роботов?

– Почему не научимся? Здесь многие заняты этим.

– Много посредственностей не составят одного гения.

– Мы не посредственности. Фастальф найдет выгодным работать с нами.

– Не думаю.

– А я думаю. Когда он лишится власти в Совете, когда наши планы двинутся вперед и он увидит, что не сможет остановить нас, он примкнет к нам.

– Не думаю, чтобы вы победили.

– Вы думаете, что ваше расследование каким-то образом обелит Фастальфа и обвинит меня или еще кого-нибудь?

– Возможно, – в отчаянии сказал Бейли.

Амадейро покачал головой.

– Мой друг, если бы я думал, что вы можете чем-то запятнать мой план, разве я сидел бы здесь и ждал гибели?

– Вы – нет. Вы делаете все возможное, чтобы погубить расследование. Зачем бы вам это, если вы уверены, что я не могу встать вам поперек дороги?

– Ну, вы можете встать мне поперек дороги тем, что деморализуете некоторых работников Института. Опасным вы стать не можете, но надоедливым – да, а я не хочу даже этого. Поэтому я, если смогу, положу конец вашей надоедливости, но сделаю это разумно, даже вежливо. Но если бы вы были действительно опасным…

– Что бы вы сделали тогда, доктор Амадейро?

– Я захватил бы вас и держал взаперти, пока вас не вышлют. Не думаю, что аврорцы стали бы беспокоиться, что я сделаю с землянином.

– Вы пытаетесь запугать меня; не выйдет. Вы прекрасно знаете, что вы и пальцем не тронете меня в присутствии моих роботов.

– А если я вызову сотню роботов?

– Мне не повредит и сотня. Они не отличают землянина от аврорца; я человек и попадаю под действие Трех Законов.

– Они просто обездвижат вас, не нанося вреда, а ваших роботов уничтожат.

– Нет. Жискар слышит вас, и если вы сделаете движение, чтобы созвать своих роботов, он обездвижит вас. И ваши роботы будут беспомощны, даже если и прибегут. Они поймут, что любое действие против меня вызовет вред для вас.

– Вы хотите сказать, что Жискар повредит мне?

– Чтобы защитить от вреда меня? Несомненно. Он убьет вас, если это будет необходимо.

– Этого не может быть.

– Может. Дэниелу и Жискару приказано защищать меня. В этом смысле Первый Закон усилен со всем уменьем доктора Фастальфа специально в отношении меня. Подробностей я не знаю, но совершенно уверен, что это правда. Если мои роботы должны выбирать между вредом для меня и вредом для вас, хоть я и землянин, они с легкостью выберут вред для вас. Я думаю, вы хорошо понимаете, что доктор Фастальф не слишком заботился о вашем благополучии.

Усмешка искривила лицо Амадейро.

– Я уверен, что вы правы во всех отношениях, мистер Бейли, но очень хорошо, что вы об этом сказали. Вы знаете, мой дорогой сэр, что я тоже записал этот разговор. Я с самого начала сказал вам об этом и рад этому. Доктор Фастальф, может быть, сотрет эту часть беседы, но я, будьте уверены, сохраню ее. Из ваших слов ясно, что он вполне готов изобрести способ, как заставить робота повредить мне и даже убить меня, в то время как из этого или любого другого разговора нельзя вывести, что я планирую нанести физический вред ему или даже вам. Кто же из нас негодяй? Вы, я думаю, сами это решите, а сейчас, наверное, самое время закончить наше интервью. – Он встал, улыбаясь, и Бейли машинально встал тоже. – Однако, я хотел сказать еще одну вещь. Она не касается наших маленький разногласий с Фастальфом; это скорее ваша собственная проблема, мистер Бейли.

– А именно?

– Наверное, лучше сказать – земная проблема. Я полагаю, вы так стараетесь спасти беднягу Фастальфа от последствий его глупости, потому что думаете, что это даст вашей планете шанс к экспансии. Не думайте так, мистер Бейли. Вы полностью заблуждаетесь: все шиворот-на-выворот – это вульгарное выражение я нашел в одном вашем историческом романе.

– Я не знаком с этим выражением.

– Я хочу сказать, что у вас обратная ситуация. Когда моя точка зрения победит в Совете – заметьте, я говорю «когда», а не «если» – Земля будет вынуждена остаться в своей планетарной системе, и это будет для ее же пользы. Аврора будет ждать своего распространения и устройства бесконечной империи. Если мы знаем, что Земля – просто Земля и ничего больше – какое нам до нее дело? Имея в своем распоряжении Галактику, нам плевать на землян с их единственной планетой. Мы даже поможем Земле стать более комфортабельной для ее народа.

С другой стороны, мистер Бейли, если аврорцы согласятся с Фастальфом и позволят Земле пересылать переселенческие партии, то очень скоро многие начнут думать, что Земля захватит всю Галактику и возьмет нас в кольцо, где нас ждет загнивание и смерть. И тогда я уже ничего не смогу сделать. Мои дружеские чувства к землянам не смогут противостоять всеобщей аврорской подозрительности и предвзятости, и это будет очень плохо для Земли.

Так что, если вы искренне заботитесь о своем народе, то старайтесь, чтобы Фастальфу не удалось навязать Авроре свой абсолютно неверный план. Вам следовало бы содействовать моему. Подумайте об этом. Уверяю вас, я говорю это из самых дружеских побуждений и искренней симпатии к вам и к вашей планете.

Амадейро широко улыбнулся, как и раньше, но волк уже выступил полностью.

57

Бейли и его роботы вышли вслед за Амадейро и пошли по коридору. Амадейро остановился у неприметной двери и сказал:

– Не хотите ли воспользоваться удобствами перед уходом?

Бейли растерянно нахмурился, потому что не понял, но потом вспомнил старинное слово.

– Один древний генерал, не помню его имени, сказал однажды: «Никогда не упускай случая помочиться».

– Прекрасный совет, – улыбнулся Амадейро. – Такой же хороший, как мой совет вам серьезно подумать над моими словами. Но я вижу, что вы колеблетесь. Не думаете ли вы, что я ставлю вам ловушку? Поверьте, я не варвар. Вы мой гость в этом здании, и уже по одной этой причине вы в безопасности.

Бейли сказал осторожно:

– Я колеблюсь, потому что не уверен, полагается ли мне пользоваться вашими… удобствами, учитывая, что я не аврорец.

– Ерунда, мой дорогой Бейли. Какая у вас альтернатива? Нужды могут быть, вот и пользуйтесь. Пусть это будет символом того, что я не разделяю аврорских предрассудков и желаю добра вам и Земле.