Глава 11

Все электрические лампочки в каюте Шарля погасли в момент столкновения. Гостиную и спальню освещала луна. Но ее скудный свет с трудом пробивался сквозь завесу грозовых облаков, пелену дождя и плотно задернутые портьеры (отопление тоже отключили, и надо было как-то сохранять тепло). Внутренние же комнаты – столовая, кабинет, мраморная ванная и туалет – были погружены во мрак. Шарль почти час обшаривал перед этим каюту в поисках керосиновой лампы или свечек и обнаружил, что ни в шкафу, ни в буфете нет ничего подходящего. Даже спичек. Сигнальные огни корабля тоже погасли – он не видел их отсветов за окном. «Конкордия» неслась по волнам вслепую. Впрочем, она ослепла лишь наполовину, поскольку на корме свет все еще был. Корабль слегка накренился – Шарль чувствовал, что пол под ним наклонился на один-два градуса. Забавно. Огромный лайнер, которому все они вверили свою судьбу, сейчас чем-то напоминал самого Шарля – полуслепого и хромого.

И вот перед ним в темноте стоит Луиза Вандермеер. Позади нее, за окном, бушует океан, хлещет дождь. Она хочет узнать его имя – более того, она ожидает, что это будет арабское имя. Шарль лихорадочно пытался вспомнить хоть одно более или менее подходящее.

– Рафи, – наконец нашелся он. Так звали его знакомого из Туниса.

– Просто Рафи и все?

Шарль нахмурился и скрестил руки на груди. Арабские имена должны быть длинными и витиеватыми – у его друга имя было бесконечно длинное. Он добавил:

– Хамид – то же, что Мухаммед. «Будь у тебя и сто сыновей, дай им всем имя Мухаммеда». Абд-аль-Рахман. – Звучит вполне правдоподобно, пока выговоришь – язык сломаешь. Остается только надеяться, что Луизе это так же не важно, как и ему.

– Это твое настоящее имя? – спросила она.

– Нет.

Следующая ее реплика свела к нулю все его усилия.

– Ну, тогда я буду звать тебя Шарль.

Он чуть не поперхнулся от неожиданности.

– П-прости, как ты сказала?

– Это такое же имя, как и всякое другое. Оно позволит мне избежать двусмысленных моментов, после того как я выйду замуж.

Шарль прислонился к двери, потеряв дар речи и молча наблюдая, как ее гибкий светлый силуэт проплыл на фоне портьер, занавешивавших террасу. Девушку окутывал аромат присланного им жасмина – пряный, изысканный. Жасминовое видение прошло в гостиную.

Луиза опустилась в кресло перед потухшим камином и промолвила:

– Итак, Шарль, чем же мы займемся сегодня вечером?

Больше всего на свете ему хотелось сейчас хорошенько выдрать ее и вышвырнуть из каюты. Что она себе позволяет? Проникла в каюту к мужчине. (Интересно, как часто она совершает такие прогулки? Может, она всех своих возлюбленных называет Шарлями?) Конечно, он сам собирался завлечь ее в западню. Но ведь получилось это как-то уж слишком легко. Подозрительно легко.

Шарль молчал, и Луиза снова окликнула его:

– Ты сердишься, что я пришла?

– Да, немного. Как ты меня нашла?

– Через телефонистку.

Он поморщился, вспомнив резкий голос девушки-оператора, так неохотно отвечавшей на его вопросы. Женская солидарность, ничего не поделаешь.

– Но ты не смогла бы проникнуть на эту палубу без ключа.

– А я воспользовалась служебным выходом в бальном зале, затем боковым трапом, с которого, если я не ошибаюсь, ты подсматривал за мной и лейтенантом Джонстоном.

Ну, не совсем так, но почти верно. Хорошо же: они с ней, по-видимому, квиты.

Луиза положила ногу на ногу – в темноте послышалось шуршание атласных юбок: она покачивала ногой. Неужели она волнуется?

– Итак, – продолжала Луиза, – я пришла и желаю получить ответ на вопрос: чего ты от меня хочешь? – Шарль молчал, и она добавила: – Я прошла почти через весь корабль и отыскала твое убежище – можно сказать, логово. Следовательно, ты можешь не бояться.

– Чего?

– Того, что моего любопытства «недостаточно» для поцелуя. Думаю, уверенный в себе мужчина не станет заставлять женщину на коленях молить о поцелуе?

Шарль расхохотался:

– А вдруг мне не захочется тебя целовать?

Она перестала покачивать ногой. Ее голос в темноте прозвучал надменно и пренебрежительно:

– Тебе лучше знать.

Повисла пауза, затем Луиза спросила:

– Так ты поцелуешь меня, Шарль?

Он вздрагивал каждый раз, когда она звала его по имени. Черт бы побрал эту девчонку! Ну хорошо же, он ее поцелует!

Шарль отделился от двери и двинулся вперед, по направлению к силуэтам двух высоких кресел у камина, мимо призрачной громады рояля. Темнота – его союзник. Обойдя пустое кресло, он толкнул то, в котором она сидела, и ухватился за спинку. Резким движением развернув кресло, Шарль оперся обеими руками о подлокотники и склонился над ней.

Луиза испуганно ахнула. Выпрямившись, она вжалась в спинку кресла, отстраняясь от него. Он наклонился ниже, приблизив к ней голову. Слабый свет луны озарил ее прическу из уложенных рядами завитых волос, обрамлявших скрытое в темноте лицо. Слышалось ее частое испуганное дыхание.

– Какого черта ты явилась сюда? – спросил Шарль. Она пахла этим проклятым жасмином – сладкий, соблазнительный аромат исходил от ее волос, чуть пониже затылка.

Луиза отвечала уже менее уверенно:

– Я… я была напугана и…

– Ты? Напугана? – насмешливо переспросил он.

– Я… Ты беседовал со мной. – Луиза старалась говорить холодно и сдержанно, но голос ее звучал неуверенно.

Слава Богу, она хоть чего-то боится. Интересно, она всегда так бесстрашна?

– Корабль столкнулся с айсбергом, ты ведь знаешь, и я… – Луиза сглотнула, набралась храбрости и выпалила: – Мне стало одиноко, захотелось поговорить. А мы с тобой так хорошо беседовали сегодня, мне понравилось.

Шарль с такой силой вцепился в подлокотники, что кресло дернулось.

– Боже правый! – воскликнул он. – У тебя же есть отец и мать, тетушки и дядюшки – не меньше дюжины, насколько я помню по твоим рассказам. Могла бы поболтать с кем-нибудь из них.

– Нет, – сердито возразила она. – Родители не обращают на меня внимания. Кузины и кузены либо смотрят мне в рот, либо относятся ко мне, как к чудачке. Тетушки и дядюшки меня боятся – почти все считают меня дерзкой, невоспитанной особой.

«Вот тебе и на!» – подумал Шарль и выпрямился.

Он окинул взглядом комнату. Повсюду темнота и мрак. У него возникло странное ощущение, что его шутка зашла слишком далеко. Он сунул руку в карман брюк и нащупал там гладкую круглую жемчужинку.

Шарль вынул ее – Бог знает почему ему вдруг вздумалось это сделать, – наклонился и приложил бусинку к ее щеке.

Луиза отпрянула.

– Что…

– Тише. Закрой глаза, Луиза, и попробуй отгадать, что это.

Придерживая жемчужинку кончиками пальцев, Шарль прокатил бусинку через впадинку на ее щеке к краешку рта, по подбородку к губам. Удержав ее там, он спросил:

– Так что это?

Луиза успокоилась, откинулась на спинку кресла. Ее дыхание согревало его ладонь. Бусинка задвигалась вместе с ее губами, когда она произнесла:

– Это что-то холодное и круглое. – Она помолчала. – Не знаю. Может, леденец? – предположила девушка.

Он рассмеялся:

– Нет, ты и правда еще ребенок.

Но ему понравилось катать жемчужинку по ее лицу. Шарль снова наклонился над креслом, опершись одной рукой о подлокотник, а второй направил бусинку в маленькую ложбинку между ее носом и губами. Он хотел прокатить ее дальше, по краешку рта, затем вдоль шеи, через ключицу и во впадину между грудями, а потом бросить туда, в темное ущелье…

Луиза прижала верхнюю губу к зубам, слегка вскинула голову и поймала бусинку ртом, выхватив ее из его пальцев. Жемчужинка щелкнула о ее зубы.

– Ну-ка отними, – невнятно вымолвила девушка и засмеялась. Так смеется русалка в волнах, дразня мореплавателя. Или юная сирена, когда играет со своей добычей, грозя утопить ее на дне морском. Шарль не мог решить, на что больше похож этот смех.

Он потянулся к ней, погружаясь в аромат жасмина. Она сама, как цветок. Он готов был изменить свое мнение: не все восемнадцатилетние девушки глупы и наивны, как дети. Шарль наклонил голову, намереваясь поцеловать ее. И чуть не получил удар в лицо.

В темноте Луиза не заметила, что он к ней наклонился, и резко выпрямилась в кресле. Шарль вовремя успел уловить ее движение по запаху жасмина и отпрянул. Она стукнулась лбом о его плечо. Согнувшись в кресле, девушка выплюнула бусинку на ладонь.

– Так это же моя… – воскликнула она с удивлением, – это моя жемчужинка! Откуда она у тебя? – И тут ее осенило: – Ты был там! Где ты прятался?

– За дверью. – Шарль поморщился и снова выпрямился. – Смотрел из-за угла, как ты бегаешь под дождем.

– Я думала, ты вышел на палубу, а потом перескочил через поручни и спрыгнул вниз.

– Ну, уж это было бы чересчур. – Шарль скептически скривил губы, затем направился к столику с шампанским, которое до сих пор не откупорил. Он чувствовал, что ему необходимо выпить. – Я скорее согласился бы оказаться в яме со змеями.

– Что?

Он взял в руки бутылку. Официант оставил ее в ведерке со льдом на столике рядом с роялем.

– Хочешь выпить шампанского?

– А ты разве не мусульманин?

Ах да, алкоголь, как он мог забыть! Досадная ошибка. «Клянусь Аллахом, – подумал Шарль, – эта девица хорошо подкована». Стараясь говорить убедительно, он заметил:

– Я польщен, что ты знакома с традициями ислама. Для западной женщины это довольно необычно.

– О, сегодня утром я еще ничего не знала. Но потом я пошла в библиотеку и почти весь день читала. Теперь мне известно о ваших обычаях намного больше.

Замечательно! Да она знает об этом, возможно, больше, чем он сам.

Шарль наклонил бутылку, почти вывинтил пробку и с оттенком цинизма произнес то, что говорили ему многие верующие мусульмане:

– Чем богаче мусульманин, тем хуже он соблюдает заповеди, особенно находясь вдали от дома.

Пробка выскочила из горлышка стремительно, как снаряд. Шампанское зашипело. Шарль нашарил бокал, замочил рукав халата, пытаясь вслепую налить вино в бокал. Луиза предложила тост:

– Что ж, за несоблюдение запретов. Я тоже выпью немного. А что ты имел в виду, когда упомянул про яму со змеями?

– Извини, что ты сказала?

Она спросила:

– Ты боишься высоты?

– О да, – рассеянно откликнулся Шарль, приставив палец к ободку бокала, чтобы не перелить через край.

– Но ты же занимаешь каюту на самой верхней палубе.

– Я могу смотреть с высоты, а вот прыгать – совсем другое дело. В детстве отцу приходилось буквально стаскивать меня с пони, отдирая мои пальцы от гривы, при этом я вопил от ужаса. Мне нравилось ездить верхом, но прошел не один год, прежде чем я кое-как научился спешиваться. Что касается высоты, то я никогда не прыгаю через несколько ступенек и не перевешиваюсь через перила.

Шарль протянул девушке полный бокал:

– Нам придется пить из одного бокала. Я не ожидал сегодня гостей.

Их пальцы нашли друг друга в темноте. Ее рука была холодной и нежной, как у ребенка, хотя и с длинными тонкими пальцами. Эти пальцы скользнули под его ладонь, пока он передавал ей бокал. Шарль отодвинул стул от рояля и сел рядом с ней.

– Итак, Луиза, – начал он.

– Ты можешь звать меня Лулу. Так меня называют все мои друзья. – Она коснулась рукой его локтя. – Хочешь немного?

Ах да, шампанское. Шарль взял у нее бокал, снова ощутив нежное прикосновение ее пальцев в темноте.

Бокал был почти пуст.

Да, она действительно Лулу, что по-английски обозначает совершенство.

– Итак, Лулу… – промолвил Шарль и запрокинул голову, допивая шампанское. – Почему в такую ночь ты пришла именно ко мне? Почему не отправилась к кому-нибудь из родственников, которых ты любишь и ненавидишь одновременно?

– Я же сказала тебе, что не могу.

– Ты сказала, что не хочешь, – попросил он. – Сейчас ты на них жалуешься, а днем мне все уши прожужжала о том, какие они замечательные.

– Правда?

– Ну да. Твои родители, которым на тебя наплевать, исполняют малейшее твое желание. Твоя кузина – совершенная дурочка, но ты ее так любишь, что готова порой взять ее вину на себя. Твоя тетушка, которая считает, что ты дурно влияешь на ее дочь, восхваляет тебя за обедом.

Слышать это Луизе было не очень приятно. Она говорила по-другому, но он, конечно, прав: она любит своих родственников.

– Ну хорошо. Я просто неблагодарная дрянь, вот и все.

Луиза хотела, чтобы он прекратил перечислять родственников, которые наверняка не одобрят ее приход сюда. Они не поймут, почему она покинула свет, где все ею восхищались, и отправилась в темноту – туда, где она не могла предугадать, что случится в следующий момент.

Сама Луиза знала только одно: она пришла к мужчине, с которым беседовала в загончике для животных, – с ним было так уютно и хорошо в темноте. Если с кем и коротать время на полутемном корабле, так только с этим человеком. Ее паша, ее араб в европейских брюках. Она видела силуэт его широких плеч, задевала полы его халата. Эти неясные детали да еще многочисленные сведения, почерпнутые из книг, будоражили воображение.

В непроглядной тьме каюты Луизе казалось, что она видит разбросанные по полу шелковые подушки, рядом с ними кальян, комната занавешена легкими драпировками, в углу у сундука с мирром лежит свернутый в трубочку коврик для молений. С первой секунды, как она вошла сюда, эта каюта представлялась ей неким святилищем вроде мечети. Или сераля… гарема… женской половины его дворца.

Слова… Библиотечные книги были полны каких-то невероятных подробностей, рассуждений и противоречивых выводов, сделанных западными авторами. Мусульмане не употребляют алкоголь, но им позволено убивать друг друга во имя святого дела. Они молятся по пять раз на дню, но прячут своих женщин от гостей и соседей, чтобы тех не обуяла похоть. Народы, исповедующие ислам, мстительны и вспыльчивы – арабы, бедуины, берберы и мавры. Их история насчитывает тысячелетия. Их страны – колыбель цивилизации. Большинство книг, которые она читала, давали лишь поверхностные сведения. Но образы, рождавшиеся в ее голове после прочтения, обладали такой притягательной силой… Луиза чувствовала глубокое различие, существовавшее между ней и этим незнакомцем. Различие культур, вероисповеданий. Он возбуждал ее любопытство… нет, ее чувства… Впрочем, и то и другое.

И в то же время она лишена возможности покорить его улыбкой или ослепить красотой. Странное ощущение.

Девушка вжалась в кресло.

А паша поднялся и отошел. Она слышала позвякивание стекла, шипение и бульканье шампанского.

– Я не осуждал тебя, – произнес он, – когда говорил о твоих противоречивых чувствах по отношению к родителям, тетушкам и дядюшкам. – Луиза продолжала молчать, и он добавил: – Я тебя понимаю, хотя и должен признать, что ты несколько импульсивна. Ты восприимчивая юная девушка и только начинаешь осознавать собственную значимость.

Луиза рассмеялась.

– Да, льстить ты горазд, – сказала она. Ее смех звучал несколько напряженно. Она нахмурилась, недовольная собой. – Почему бы тебе не налить мне еще шампанского?

Девушка понимала, что ведет себя слишком легкомысленно, что пьет больше, чем следует. Но обстоятельства или, вернее, этот человек, а может быть, ее собственные сомнения заставляли ее быть беспечной и дерзкой. Темнота в комнате на мгновение перестала казаться враждебной, но тут же снова наполнила ее сердце страхом. А человек, который находился рядом с ней во мраке, казалось, сжился с тьмой и сам был порождением ночи.

Луиза ощущала его присутствие. Он двигался в темноте куда свободнее, чем она. Похоже, ему удавалось угадывать ее жесты и позы, как будто он видел ее. И дело не в том, что это его комната и он знает каждый уголок. Просто темнота – его мир, она дает ему власть и могущество.

Его голос раздался из дальнего конца каюты:

– Это не лесть. Я говорю искренне: твои отношения с родственниками преисполнены той силы, которую мы, – он запнулся, – в моей стране называем любовью.

Луиза вспыхнула. Она заерзала в кресле, неожиданно рассердившись на себя и на него. Он слишком серьезно отнесся к ее болтовне.

– Не знаю, зачем я все это тебе рассказывала, – пробурчала она.

– Мне нравилось тебя слушать. – Шарль добродушно усмехнулся. – Как нравится сейчас смущать. Со мной женщина еще ни разу не была такой… – он снова засмеялся, – такой разговорчивой и открытой. И остроумной.

– Остроумной? – Луиза хмуро уставилась в пол, катая бусинку по атласным складкам платья.

– Да, ты позабавила меня своими рассказами и удивила. Ты очень хорошенькая, но, оказывается, гораздо умнее, чем я думал. Ты открыта, честна и великодушна по отношению к тем, кого любишь.

Луиза нахмурилась еще больше и спросила:

– Так ты принесешь мне шампанского?

Она никогда не предполагала, что великодушна или забавна, а тем более открыта.

Луиза слышала, как Шарль наливал шампанское, однако не заметила, с какой стороны он приблизился к ней. Так или иначе, но мужчина появился перед ней неожиданно.

Его близость ощущалась ею так ясно, словно она видела его. Луиза слышала рядом его дыхание, чувствовала влажное тепло, исходившее от его тела. От него пахло ароматным мылом – он, вероятно, недавно принимал ванну, – его волосы, наверное, еще мокрые. К запаху мыла примешивался запах одеколона с бергамотом.

Шарль сел рядом, отпив шампанское из бокала. Луиза перегнулась через подлокотник кресла и потянулась к нему. В темноте она нащупала бокал, почти полный, который он поставил себе на бедро.

– А теперь я, можно? – спросила она и попыталась взять бокал из его пальцев, но Шарль поднял его повыше и куда-то спрятал.

Она оторопела. Что он собирается делать? Он приблизится к ней или отодвинется? Он дразнит ее или серьезен? Почему молчит? Он размышляет? Ей хотелось сказать ему: «Посмотри на меня, ведь я красива». Если бы она могла сейчас зажечь свет, ее красота своим сиянием затмила бы все ее остальные качества.

Луиза, балансируя, уперлась руками в подлокотник, потянулась вперед и вцепилась руками в его ногу.

– Так, значит, ты святоша? – спросила она. – И пристрастился к шампанскому? Поэтому ты так разговариваешь со мной?

– Как? – переспросил он.

– Как священник. Ты калиф?

Шарль удивленно хмыкнул и откинулся на спинку кресла.

«Еще вина», – подумал Шарль. Он допил шампанское и снова наполнил бокал из бутылки, которую догадался прихватить с, собой.

Но не успел он пригубить, как Луиза стукнула его кулачком по руке.

– Так ты поделишься со мной или нет?! – воскликнула она.

Шарль протянул ей бокал, придерживая так, чтобы девушка его не уронила.

Луиза взяла бокал обеими руками и сделала внушительный глоток.

– Благодарю, – сказала она и снова устроилась в кресле. – Может, ты связан обетом безбрачия? – Речь ее стала невнятной. Видно, она сильно захмелела. Это от бокала-то шампанского?

– Безбрачия? – тупо переспросил Шарль.

– Ты ведь не хочешь меня поцеловать – вот я и подумала: может, ты никогда не целовался с женщиной?