Чудовище

– Нет…

– Или сделал что-то, что тебе было неприятно?

– Нет-нет, но…

– Тогда доверься мне и перестань поджаривать меня на медленном огне.

Он так и сказал: «Поджаривать на медленном огне». Луиза опешила:

– Но я вовсе не…

– Ну конечно, нет, милочка моя. Итак, ваша светлость, вы едете или нет?

Луиза не знала, что и подумать. Никто никогда не говорил с ней в таком тоне. Шарль продолжал саркастически ухмыляться, глядя на нее. Он не сердится.

Она ему определенно нравится. Ее светлость миссис Недотрога и Злючка.

Луиза насупилась, решая, оскорбиться или нет. Возможно, она упустила в его фразе какие-то нюансы, о которых постоянно твердит ей матушка.

– Подожди меня, я только возьму шаль и захвачу с собой кусочек сыра. Я… м-м-м… пропустила ленч. – Как, впрочем, и завтрак, если уж говорить начистоту.

Шарль д'Аркур несся вскачь по равнине. Он сидел в седле с непринужденной грацией, отпустив поводья. Холодный мистраль, срывавший порой крыши домов, не смог бы выбить его из седла. Он был ловким, опытным наездником. Луиза чувствовала себя рядом с ним желторотым птенцом.

Она решила, что лучше излить досаду на того, кто все равно не сможет ничего сказать в свое оправдание. Ее грубый, вульгарный паша. Распутник. «Будь собой». Ха! «Дай себе волю, чтобы я воспользовался тобой» – вот это больше похоже на правду. Его необходимо забыть. Без него ей гораздо лучше.

Но ни решимость, ни злость не могли побороть в ней отвращение к себе. Молоденькая глупышка. О, как она ненавидела свою молодость. Вот бы перескочить через несколько лет и сразу оказаться дамой в годах!

Ее замужество не давало ей никакой опоры, она не могла найти свое место рядом с мужем-французом, не видела для себя никакого более-менее полезного занятия. Луиза чувствовала себя избалованной бездельницей, какой, в сущности, и являлась. Пока они неслись в молчании по равнине и ветер свистел у нее в ушах, она не переставала мысленно корить себя за то, что не оправдывает ожиданий окружающих. К этому примешивалась досада на свою тупость – она ведь даже не понимает, чего именно от нее ожидают. Господи, хватит спать до обеда, злиться и хлюпать носом, лежа в ванне.

Шарль внезапно остановил лошадь. Куда он ее привез? Вокруг расстилалось поле, покрытое зелеными кустиками, кое-где между грядок проглядывала бурая земля.

– Это жасмин, – выдохнул он с нескрываемым благоговением. Поле казалось бескрайним и начиналось прямо возле копыт лошадей. – Жасмина у меня больше всех остальных цветов, и в два раза больше полей занято под посадки. – Во владениях князя насчитывалось семь полей жасмина, что делало его воистину жасминовым князем Франции. Муж принялся рассказывать Луизе о своем предприятии, которое, по-видимому, обожал.

Он выращивал и собирал и другие цветы, чье эфирное масло используется в парфюмерии: лаванду, розы, а также цветы кислого севильского апельсина, акацию и мимозу. Князь производил шесть-семь цветочных ароматов и использовал сотни различных экстрактов, пытаясь создать свои собственные букеты запахов, включая и амбру, один из самых дорогих ингредиентов. Амбру теперь поставляет ему отец Луизы. Он собирается отойти от дел в конце лета и передать управление компанией князю, своему зятю. Некоторые духи Шарля д'Аркура раскупались довольно неплохо, но сам он не считал их первоклассными. Напротив, его экстракты эфирных масел использовали крупнейшие парфюмерные фабрики Парижа – они были самого высшего качества. Таким образом, его предприятие давало ему немалый доход.

Получение жасминового эфирного масла являлось самым трудоемким и дорогим процессом. Правда, тут немалую роль играло и то, что жасмин «лучше всего растет на землях между Канном и Грассом». Жасминовое поле растянулось на много километров, и поэтому князь предложил Луизе проехать верхом, вместо того чтобы спешиваться. Они ехали и ехали, и посадкам не было видно конца. Сидя на лошади, Луиза смотрела по сторонам: по сравнению с лавандой жасминовое поле выглядело скучным и однообразным – невзрачные кустики, посаженные, как и лаванда, ровными рядами. Правда, сами кустики росли беспорядочно. Растения были высотой чуть выше колена. Шарль ехал впереди нее, и его лошадь задела хвостом верхушки кустов, когда он повернул в конце ряда.

Поле роз смотрелось еще непригляднее: низенькие кустарники, переплетенные между собой, и почти ни одного распустившегося цветка. Новые бутоны были прелестны, но, так же как и на жасминовом поле, цветки были собраны подчистую.

Они двинулись к следующему жасминовому полю, и пока Шарль ехал между грядок и осматривал растения – не появилось ли какой болезни, не надо ли их полить или подкормить, – он продолжал рассказывать:

– Цветки собираются утром – в это время суток они сильнее пахнут. Лаванду убирают раз в год – как раз сейчас. Ты видела ее во всем великолепии, прямо перед сбором. Розы цветут по восемь месяцев в году, жасмин – только с июля по октябрь. Правда, в августе и сентябре он цветет гораздо обильнее и становится ароматнее. Это поле по утрам покрыто цветами. Смотри. – Шарль указал на закрытые бутончики. – Если бы ты побывала здесь с утра, то зрелище было бы впечатляющим… – Он оживился, размахивал руками, приподнимаясь на стременах, чтобы показать ей что-то вдалеке. Луиза завидовала увлечению, с которым он относился к своему делу.

Шарль продолжал:

– Сейчас для нас наступает горячая пора: мы даже нанимаем рабочих со стороны, чтобы успеть убрать.

– А где растет новый сорт, «Жасмин брачной ночи»? – быстро спросила Луиза.

– В оранжерее. Мы пытаемся привить его, а потом пересадим в фунт.

– А ты можешь купить еще у того же поставщика?

– Надеюсь, да.

– А как его имя?

– Кого?

– Ну, того поставщика, у которого ты купил «Жасмин брачной ночи». Откуда он, где живет?

Шарль смотрел прямо перед собой на темно-зеленые кусты, как будто не слыша ее. Луиза повторила вопрос, и Шарль повернулся к ней в седле.

– А зачем тебе это, сладкая моя? Может, ты решила посадить свое собственное поле, дабы составить мне конкуренцию?

– Нет, я просто… – Луиза опустила глаза, к щекам ее прилила горячая волна – она почувствовала себя уличенной в чем-то, хотя это было невозможно. В чем он мог ее уличить? Она всего лишь спросила о человеке, которого отныне не удостоила бы при встрече даже взглядом. Чем дольше она думала о нем, тем больше злилась.

Мысль о возможной встрече с арабом подогревалась теми сведениями, которые Луиза получила в ходе этой беседы: муж знаком с ее пашой. Он знает его достаточно хорошо, ведет с ним дела, знает его в лицо, знает его имя и где тот находится сейчас.

Следуя за мужем по направлению к оранжерее, Луиза снова и снова думала о том, стоит ли вновь заводить разговор на эту тему. Как только они спешились, она решила, что не стоит, и спросила:

– Ты веришь в любовь?

Шарль д'Аркур протянул к ней руки, помогая сойти с лошади.

– Думаю, да. – Он смерил ее странным взглядом. Потом улыбнулся, словно догадался, что она хотела спросить совсем не об этом, и, в свою очередь, поинтересовался: – А ты?

– Нет. – Влюбляются только глупцы. Луиза всегда это знала – достаточно вспомнить всех тех идиотов поклонников, которые в ее присутствии превращались в ослов.

Супруг снял ее с седла и поставил на землю.

Луиза продолжала:

– Впрочем, я верю, но не в любовь, а в привязанность и дружбу. – И добавила специально для него: – В доброту и взаимное уважение. Бывает, конечно, и любовь: когда кто-то помогает тебе обрести себя, показывает тебе то, что ты сама хотела о себе узнать.

Князь вытащил свою трость из-за ремешка на седле и кивнул. Потом направился к оранжерее, поигрывая тростью и почти не опираясь на нее. Обернувшись через плечо, Шарль спросил:

– Ну так ты идешь?

Луиза поспешила вслед за ним. Примерно акр занимали маленькие тепличные домики – их было двадцать или тридцать. Форточки и рамы были приоткрыты под разными углами. В каждой теплице росли опытные образцы или чувствительные теплолюбивые растения, ради которых приходилось поддерживать определенную температуру и влажность. Вдалеке виднелась оранжерея, в которой выращивали рассаду и прививали растения. Там-то князь и проводил свой эксперимент.

Как только они ступили на порог оранжереи, Луиза застыла как вкопанная, увидев столики с лотками, из которых торчали знакомые веточки. Оранжерея была полностью заполнена «Жасмином брачной ночи». Некоторые из веточек уже выбросили первые побеги. Форма листьев, их фактура, цвет… все выглядело так же, как на той веточке, которую она вытащила из своей мусорной корзины в каюте. У Луизы закружилась голова.

Ее волновало множество вопросов. Покупал ли Шарль другие растения и рассаду у человека, который продал ему этот жасмин? Как далеко живет тот торговец? Как ее муж познакомился с ним? Как они поддерживают связь друг с другом? Где сейчас этот человек? И может ли ее муж встретиться с ним?

Между тем лекция по садоводству продолжалась. Луиза никак не могла вставить слово в поток специальных терминов.

Шарль никак не мог остановиться:

– Ты приехала в самое интересное время года. Завтра я покажу тебе фабрику, а здесь я провожу небольшой эксперимент, который проходит весьма успешно. – К оранжерее примыкала экспериментальная лаборатория – маленькая комнатка в задней части дома. Туда он и повел ее. – Мы используем несколько способов, в том числе и с оливковым маслом. Оно сравнительно дешевое, поскольку его производят прямо здесь, но дороже, чем очищенное свиное сало. – Луиза понятия не имела, о чем он толкует, окончательно потеряв нить рассуждений. – Как бы то ни было, вскоре мы увидим, можно ли получить больше экстракта с оливковым маслом и каково будет в этом случае качество эфира. Эксперимент проводится уже несколько месяцев.

Они вошли в лабораторию. Луиза застыла и тут же отпрянула назад. Аромат.

– Не правда ли, впечатляет? – улыбнулся Шарль.

Впечатляет? Да это ужасно! Тяжелый воздух насквозь пропитан тем самым запахом, который источали цветы у нее в волосах в памятный день. Этот запах привел ее через темный коридор к той двери, и так день за днем, все пять дней, все глубже и глубже затягивая ее в бездну… «Какая же ты идиотка, – пронеслось у нее в голове. – Тебя разыграли, как последнюю дуру».

– Но как же… Что… – пролепетала она.

К Луизе медленно возвращалось ощущение реальности. Ее муж собрал увядшие цветки с купленных им веточек, и теперь она, Луиза, должна была оценить аромат, созданный Шарлем д'Аркуром. И в то же время маленькая лаборатория была наполнена его запахом. Запах темноты. Другого человека. Не цветы, а сам ее возлюбленный с корабля лежал на стеклянных рамах, окантованных деревом. Их – ее и его – ночи любви погружались в помаду из очищенного жира. Они же, их ночи, покрывали полотно, натянутое на проволочный каркас. Их поместили в пузырьки. Они превратились в белые лепестки с розовой сердцевинкой и плавали в оливковом масле.

Муж говорил и говорил, подробно описывая каждый процесс, и у нее начала кружиться голова. Она вместе со своим возлюбленным отстает со стекла, потом расплавляется при самой низкой температуре…

Шарль сунул ей под нос открытый пузырек, и Луиза похолодела. Что с того, что она мысленно похоронила его? Что с того, что она зла на него? Что она ненавидит его за то, что он ее бросил? Любимый восстал из мертвых и обвился вокруг нее сладким запахом. Он здесь. Призрак качающейся тьмы. Человек, который проник в ее душу, а потом бросил. Мужчина, пробудивший в ней желание близости и разбивший ей сердце, Рядом раздался голос мужа:

– Он цветет только ночью.

Луиза оперлась ослабевшей рукой о край стола и выпалила:

– Я хочу вернуться в Ниццу.

Шарль удивленно поднял на нее глаза:

– Что?

– Прошу тебя, вернемся в Ниццу.

– Но я же работаю здесь, – попытался возразить он.

– Прошу тебя, пожалуйста. – Ну как его уговорить? Луиза промолвила умоляющим тоном: – Я соскучилась по родителям, по семье, по друзьям.

Она слушала себя: в голосе отчаяние – да, убедительно. Скорее прочь отсюда. Хватит с нее цветов и ароматов.

– С тобой все в порядке?

– Я тоскую по дому. – Луиза прикусила губу. О Господи, этот запах сведет ее с ума. «Прочь, прочь отсюда». – Поедем в Ниццу, – прошептала она. – Я хочу вернуться в Ниццу как можно скорее.

Муж нахмурился. Но когда она услышала его ответ, то мысленно возблагодарила Бога за то, что князь ее так обожает и потакает ее капризам.

– Хорошо, – сказал он. – На один день. Послезавтра мы снова вернемся сюда. Это тебя устраивает?

Луиза кивнула.

– А сейчас я хотела бы вернуться домой, чтобы подготовиться к отъезду.

Шарль вернулся с Луизой домой, где она тут же принялась складывать вещи, как будто собиралась обратно в Америку, а не в Ниццу. Потом – даже не пообедав и не поиграв со своим щенком, – отправилась спать до наступления темноты. Впервые Шарль видел женщину, которая так много спит.

После обеда Шарль собрал свой дорожный саквояж – правда, с меньшим энтузиазмом – расческа, бритвенные приборы, пара любимых брюк. Его дом в Ницце полон одежды, да и не только одежды, поэтому ему не надо было долго собираться. Открыв ящик комода, он увидел плоский бархатный футляр. Жемчужное ожерелье, которое он хотел подарить Луизе после первой брачной ночи. Шарль вынул прямоугольный футляр – длинный и широкий, как его рука, – и открыл его. Черные жемчужинки, большие и маленькие. Тонкая работа. И стоит бешеных денег – больше, чем весь этот дом. Он тайком ездил за ожерельем в Париж.

Крупные жемчужинки напоминали широкую ленту – шесть нитей будут украшать шею Луизы. Каждая третья черная бусинка заменена граненым бриллиантом чистой воды в оправе из платины – по величине он такой же, как и бусинки. Ожерелье застегивалось сзади на застежку, с которой на спину Луизы будет свисать цепочка из бриллиантов поменьше. С ее помощью она сможет пристегивать оставшуюся часть ожерелья, представляющую собой каскад струящихся блестящих жемчужных нитей и бриллиантов, постепенно уменьшающихся по размеру и в конце концов сравнимых по величине с бусинками ожерелья, которое она порвала.

После первой брачной ночи Шарль не стал дарить ей это украшение по вполне понятным причинам: экстравагантность такого дорогого подарка была совершенно необъяснима. Но потом подходящего случая не представилось. Он ждал, когда ему самому захочется сделать этот подарок, символизирующий доверие, любовь, вечную преданность. Непомерное счастье, которое они могли бы обрести вдвоем, если бы только… Но дарить это сейчас глупо. Этот дар предназначается возлюбленной.

Несколько мгновений Шарль разглядывал жемчужное ожерелье, потом положил его в футляр, защелкнул крышку и сунул футляр в саквояж – вероятно, только затем, чтобы увезти его из этого дома.

Глава 22

Кто бы мог подумать, что светские леди и джентльмены будут душиться эссенцией, найденной в кишках кашалота, страдающего дурным пищеварением!

Герман Мелвилл «Моби Дик»

В Ницце Луиза переносила свое замужество гораздо легче. Даже теперь, когда курортный сезон закончился, город жил роскошной светской жизнью, к которой она привыкла. Под опекой родителей, окруженная родственниками и друзьями, она вновь почувствовала себя той Луизой, которую она всегда знала, хотя и не очень любила.

Неделю спустя после ее возвращения в Ниццу (с тех пор она ни разу не побывала в Грассе, несмотря на свое обещание) Луиза сидела за матушкиным письменным столом и составляла благодарственные письма. Продолжали прибывать свадебные подарки – большей частью от людей, которые и понятия не имели, что свадьба уже состоялась. Она была одна в комнате. Все остальные (кроме Шарля – он еще не приехал из Грасса, но его ожидали с минуты на минуту) заканчивали приготовления к пикнику, который должен был начаться через полчаса.

Луиза посадила чернильную кляксу на последний за этот день конверт. С помощью матушки она написала более пятидесяти благодарственных посланий – та заказала открытки и составила список: подарок, имя, степень родства, адрес.

Ее родители также заказали официальные объявления. Их завтра отпечатают в типографии – пятьсот штук, и все их необходимо разослать, а некоторые и надписать. Луиза должна была добавить несколько строчек от себя своим почерком – надо сказать, она с легкостью сочиняла подобные образчики светской любезности. «Дорогие месье и мадам такие-то, как вы можете видеть из объявления, мы с Шарлем уже поженились. Нам очень хотелось поскорее начать совместную жизнь, и, хотя мы не смогли пригласить вас на свадьбу, мы надеемся, что вы вместе с нами примете участие в приеме в нашу честь, который состоится в декабре».

Родители Луизы мечтали устроить пышный бал. Это грандиозное торжество обещало стать событием сезона и лучшим балом на всем Лазурном берегу. Гарольд и Изабель Вандермеер хотели представить свету молодоженов, а заодно и себя, родителей невесты, хозяев праздника, и таким образом войти в высшие круги. «Наша дочь живет теперь здесь. Мы намерены стать частью местного бомонда и быть рядом с нашими внуками».

«Боже правый, внуки!» Луиза положила запечатанный конверт в стопку и аккуратно подровняла ее, постучав корешками по столу. Конечно, родители хотят быть рядом и искренне заявляют об этом. Без сомнения, им нравится быть частью окружения князя. Луиза наблюдала забавный феномен: ее родители, вращавшиеся в кругах богатых магнатов в Нью-Йорке, изо всех сил старались выйти на международный уровень.

Первым шагом на пути к этому стала французская традиция под названием corbeille, от которой матушка Луизы была в восторге (и которую ревностно оберегала – стоило Луизе взять что-нибудь или переставить, она высказывала резкое недовольство). А традиция заключалась в следующем: это была выставка свадебных подарков, а именно драгоценностей, преподнесенных невесте родственниками и друзьями. Тиары и броши, колье, ожерелья – платина и белые опалы, золото и бледные рубины – все это великолепие лежало дома у ее родителей в стеклянной витрине под охраной переодетого полицейского и кучера Шарля. По обилию подарков родственники Шарля и Луизы заключили, что, хотя пышной свадьбы не было, свет не счел это нарушением приличий. Луизе преподнесли огромное количество даров, и полный список их с указанием имени дарителя должен был скоро появиться в газетах. Традиция была действительно забавная: дарители соревновались, кто преподнесет невесте самый ценный подарок.

Да, все шло как нельзя лучше. Она заключила брачный контракт, который полностью оправдал себя. Все были довольны. Ее родители счастливы. Будущее самой Луизы обещает быть блестящим – Шарль д'Аркур связан с ней крепкими узами не только брака, но и выгодного делового сотрудничества.

Были, конечно, и другие преимущества. Друзья и знакомые князя восхищались красотой его невесты – одни искренне, другие с нескрываемой завистью. Ее супругу это было известно, и он наслаждался производимым впечатлением. Пия Монтебелло, которая часто присутствовала на вечеринках в их честь, бесилась от ревности, но князю все было нипочем. Луиза вышла замуж за человека, которому определенно нравилось ставить всех в тупик.

Поведение Шарля д'Аркура выбивало Луизу из колеи. Что-то ему надо от нее, но что – она никак не могла понять. Что-то гораздо более сложное, чем просто совокупление в ванне, ибо это он мог бы запросто получить. Итак, если не физическая близость, то что же? Страстный пыл? Эмоциональная открытость – беззащитная нагота в темноте?

Ну нет, Луиза не собиралась повторять ошибки прошлого.

Но вот что удивительно: когда она нарушила свое обещание и отказалась поехать с ним в Грасс, он выразил только изумление и озабоченность – а потом остался с ней, управляя своими делами из Ниццы, что было ему очень неудобно. Опять он проявляет великодушие, предоставляет ей возможность выбора и относительную свободу, потворствует ее желаниям. Шарль усложнил себе жизнь ради того, чтобы облегчить ее существование. А Луиза не могла даже как следует отблагодарить его за это. Она ненавидела себя за то, что нуждалась в его жертвах, что в итоге, по сути, сбежала к родителям.

Если для своего возлюбленного с корабля она была лишь забавой, то для этого человека она значила гораздо больше и при этом почти ничего не отдавала ему взамен. Почему?

Она не знала. Шарль д'Аркур оставался для нее загадкой. Достаточно заметить, что он имел полное право требовать и настаивать, а вместо этого встречал каждый ее новый каприз с удивительным спокойствием и старался понять его мотивы – поразительное благородство души.

Шарль приехал на праздник в их с Луизой честь на два часа позже, чем его ждали. Его опоздание, конечно, вызовет нарекания со стороны жены и ее родителей, но он ничего не мог поделать. Путешествие из Грасса было полно приключений. Его лошадь потеряла подкову за десять минут до въезда в Ниццу – десять минут, если нестись галопом. Ему пришлось пойти пешком, ведя ее в поводу. Добравшись до дому и наскоро переодевшись, он еще полчаса ехал в экипаже в предместье Эза, где родители Луизы снимали дом. Ему еще повезло, что он опоздал всего на два часа.

Дворецкий-англичанин открыл ему дверь и взял у него цилиндр, и Шарль прошел в дом, который был ему хорошо знаком. Дело в том, что он сам предложил родителям Луизы снять этот двухэтажный особняк, владельцем которого был его друг. Особняк располагался на краю обрыва, словно орлиное гнездо. Шарль направился на террасу, где собрались его жена с ее и его родственниками и остальные приглашенные.

С просторной боковой террасы открывался великолепный вид на Средиземное море, с высоты утеса море выглядело впечатляюще. Сразу за оградой утес круто обрывался. Дом словно парил над землей. Жить в нем – все равно что жить на облаке. Если перегнуться через ограду, то можно коснуться рукой верхушек деревьев.

Но сегодня пробиться к ограде было нелегко. Широкую террасу заполнила толпа гостей. Шарль пробирался среди них, разыскивая глазами Луизу, попутно принимая поздравления от знакомых. Один друг, с которым он не виделся уже несколько недель, расцеловал его в обе щеки и воскликнул, округлив глаза:

– О-ля-ля, мой друг, твоя жена – просто чудо!

– Да, она прелестна, не правда ли?

Шарль никак не мог разыскать Луизу в такой толчее. Его заметила Изабель Вандермеер и, подойдя поближе, принялась бранить.

– Шарль, – заметила она, протискиваясь между чьими-то спинами, – вы непростительно задержались. Я сердита на вас. – Ее лицо изобразило досаду.

Он стал оправдываться.

– Но, мадам, я трудился, чтобы сделать вашу дочь еще богаче. Ах, Изабель, как раз вчера я получил из Марселя первую партию амбры и… – Он восхищенно вздохнул. – Ваш муж знает толк в своем деле. Это самая лучшая амбра, которую мне приходилось использовать. – Он возвел глаза к небу. – Она почти так же хороша, как та юная леди, которую вы воспитали. – Шарль склонился над ее рукой в запоздалом приветствии и поцеловал кончики пальцев. Изабель Вандермеер оттаяла. Он спросил: – А где Луиза? Я ее не вижу.

– Она где-то здесь, обаятельный вы хитрец. Не думайте, однако, что вы можете лестью загладить свою вину. На сей раз я вас прощаю, но только при условии, что вы познакомите меня с вашим кузеном, который прибыл десять минут назад.

– С моим кузеном? – Да у него их сотни. Повернувшись, он увидел того, о ком шла речь. – А-а. – Это был самый старший двоюродный брат Шарля Роберт Орлеанский, герцог Шартрский. Этот человек стал бы королем, если бы во Франции не упразднили институт монархии. – Ну конечно, – согласился д'Аркур.

Пока они пробирались через толпу к пресловутой знаменитости, Изабель спрашивала его:

– И как такое может быть, что вы князь, а он герцог, и все же он наследник престола, а не вы? Разве титул князя не выше, чем… – И она продолжала болтовню.

Шарль притворялся, что слушает ее, кивал и улыбался. Он уже оставил попытки объяснить ей и ее мужу то, что они отказывались понимать: родителями их зятя были племянница отрекшегося от престола короля и сын наполеоновского суверена, а их княжество перешло во владения церкви. Так что ничего королевского, как и у Роберта, если уж на то пошло.

Тем не менее Шарль представил восхищенную Изабель герцогу, а затем оставил их, прокладывая себе путь мимо кузенов, тетушек и дядюшек. Все, кто жил неподалеку, прибыли на праздник – его друзья, друзья Луизиных родителей, родственники, включая и тех, кто приплыл из-за океана, чтобы присутствовать на пышной свадьбе, и, к несчастью, был лишен роскошного зрелища.

Шарль старался быть по возможности любезным, останавливался и беседовал со знакомыми, а сам продолжал искать глазами жену. В этот момент кто-то схватил его за рукав. Он обернулся. Пия. Значит, Роланд где-то поблизости, ибо, увы, родные Луизы не могли не пригласить на торжество американского дипломата и его супругу. Шарль понятия не имел, как Пие удалось так быстро к нему проскользнуть в толчее, но она мертвой хваткой вцепилась в его руку.

– Шарль! – воскликнула она и понесла какую-то чепуху. Шарль терпеливо слушал ее, изображая интерес, и продолжал осматривать террасу.

Минуту спустя он произнес:

– Извини, Пия. Я очень рад за тебя, но мне надо идти.

Пия еще секунду удерживала его за руку, не желая отпускать. Наконец он метнул на нее сердитый взгляд и отчетливо произнес:

– Пия, отцепись от меня. Я хочу поздороваться со своей женой.

Она тут же выпустила его, испуганно оглянувшись по сторонам. Между ними вклинились двое гостей, и Шарль оказался свободен.

Но не прошел он и трех шагов, как его снова окликнули, на этот раз два незнакомых джентльмена, один из них был изрядно пьян.

– Мы хотели спросить, старина, ты знаешь, кто это очаровательное создание? – обратился к нему по-английски коротышка британец.

Проявив любезность, Шарль взглянул поверх голов в том направлении, которое указывал ему подвыпивший джентльмен. Он узнал кузину Луизы Мэри, стоявшую рядом с родителями.

– Да нет же, старина, не эта, а вот эта.

Леди в платье с пышной юбкой отошла в сторону, и Шарль наконец увидел «очаровательное создание»: у восточного края террасы в кресле сидела Луиза. Шарль едва сдержал восторженный возглас. На Луизе было платье из серебристо-голубой тафты, украшенное ленточками и кружевами, – легкое и изящное. Ее светлые волосы цвета слоновой кости были уложены в высокую прическу.

Луиза сидела, чинно сложив на коленях руки в перчатках, доходивших ей до локтей и оставлявших открытыми кончики пальцев: сквозь прозрачную кремовую ткань проглядывала ее белоснежная кожа. «Боже милосердный, – думал Шарль. – Она прелестна». Луиза кивала, слушая мать одной оперной знаменитости и вежливо улыбаясь ее сыну. А Шарль прирос к полу, оцепенев от восхищения.

– Так ты знаешь ее?

– Да.

Подвыпивший малый заметил:

– Она, похоже, богата.

– Это верно. – И они втроем продолжали глазеть на Луизу.

Шарль догадался, что тот из двоих, кто повыше, – новый «каприз» Пии, многообещающий молодой скульптор с длинным аристократическим французским именем, которое Шарль не запомнил. Он бросил на молодого человека любопытный взгляд. Новый кавалер Пии был строен, высок ростом, хорош собой – резкие скулы, красивые глаза под нависшими бровями. На вид ему было около тридцати, и он был пьян как сапожник. От него несло чем-то странным, как будто он пил не херес или виски, которые разносили на подносах, а дешевый одеколон или нечто подобное.

Разглядывая Луизу, этот господин обронил:

– Она словно сошла с полотен Боттичелли. Только еще красивее. – Для мертвецки пьяного он излагал свои мысли довольно связно, – видимо, сказывалась долгая практика. Его замечание было скорее эстетического свойства, без намека на похоть.

– Да, согласен, – сказал Шарль. Британец присоединился к его мнению.

– Да, а вот задница у нее плотная, – продолжал скульптор. Шарль грозно нахмурился и обернулся к говорившему. Тот поспешно поправился: – То есть я хочу сказать, что к ней не подступиться.

– Ах, вот что, – кивнул Шарль. Этот малый так надрался, что сердиться на него бессмысленно.

– Я люблю доступных женщин. – С этими словами скульптор направился в сторону Пии.

Юный британец остался. Если Шарль правильно понял, он был выпускником, на недельку сбежавшим из школы, чтобы повеселиться на Ривьере, – приятель Гаспара, старшего сына Тино. Прогульщик ткнул Шарля локтем в бок:

– Неприступная она или нет, мне все равно. Она то, что надо. Скажи мне, как ее зовут? И нравятся ли ей прогулки на автомобиле?

Шарль спокойно ответил:

– Ее зовут Луиза д'Аркур. Да, я уверен, она обожает прогулки на автомобиле, но молодые люди вроде тебя кажутся ей нестерпимо скучными. – По крайней мере он надеялся, что это справедливо.

Молодой человек воровато оглянулся и, понизив голос, спросил:

– А ты так близко с ней знаком?

– Надеюсь, что узнаю ее еще ближе. Мы женаты всего неделю.

Любитель езды на автомобиле побледнел как полотно, пробормотал сбивчивые поздравления и моментально растворился в толпе.

На самом деле Шарль и Луиза были женаты уже неделю и три дня. Один день в Ницце Луиза превратила в два, а потом и вовсе перестала их считать. Шарль уговаривал ее вернуться с ним в Грасс, но она не соглашалась. В конце концов он отправился туда один, чтобы забрать груз амбры и привезти его домой.

Сейчас ему ни в коем случае нельзя было надолго покидать поля и лабораторию. Он беспокоился о ходе эксперимента, который велся в лаборатории оранжереи без его надзора. Он тревожился, приживется ли его новый жасмин. Более того, сентябрь, до конца которого оставалось всего несколько дней, был самым напряженным месяцем в году для сбора цветов и получения эфирного масла. От того, насколько успешно пройдет этот месяц, зависел и успех всего года.

Тем не менее он подолгу находился в Ницце. А его последняя поездка в Марсель, оттуда в Грасс и обратно в Ниццу, и все за сутки, была сущим адом. Но Шарль не хотел принуждать Луизу ехать с ним и не хотел оставлять надолго в Ницце одну.