– Вы даже себе не представляете, какой мы отсняли материал! – Святослав Михайлович Полянский, который только что вернулся из поездки по Центральной Америке, возбужденно ходил по комнате и делился впечатлениями с женой и сыном.
      Святослав Михайлович вел на телевидении передачу «Загадки прошлого», посвященную тем событиям человеческой истории, о которых в научном мире нет единого мнения.
      Полянский вместе со своей съемочной группой ездил по всему миру, снимая руины древних городов, археологические раскопки гробниц, поселений и дорог, возведенных людьми, жившими столетия, а то и тысячелетия назад. Святослав Михайлович всецело был поглощен своей работой, и когда его начинала интересовать очередная тайна в истории, он все свое время посвящал поиску ответа на те вопросы, на которые не могли однозначно ответить историки всего мира.
      Самым горячим поклонником и активным помощником Полянского был его двенадцатилетний сын Никита. Мальчик мог слушать рассказы отца часами. Если поездки на съемки Полянского-старшего совпадали по времени с каникулами в школе, Никита с радостью ездил вместе с отцом. Маленького роста, светловолосый мальчик, несмотря на несчетное количество задаваемых им вопросов, был любимцем всей съемочной группы. Общительный и добрый, Никита мог найти общий язык с кем угодно.
      Однажды Святослав Михайлович был безмерно удивлен, застав своего сына, внимательно слушающего рассказ мальчика-египтянина, несмотря на то, что тот говорил исключительно по-арабски.
      – Неужели ты что-то понял из того, что он тебе говорил? – спросил потом Полянский у сына.
      – А что тут не понять? – удивился Никита. – Он объяснял, как кормить верблюда.
      Когда мама Никиты узнала, что сын кормил в Египте верблюда, то была крайне возмущена.
      – Как ты мог позволить ребенку подойти к этому громадному животному? Это же опасно! – упрекнула она мужа.
      Наталья Викторовна Полянская хотя и с уважением относилась к работе мужа, но часто вовсе не приходила в восторг от того, что тот неделями пропадает в командировках на съемках, а потом чуть ли не сутки проводит в студии, занимаясь отбором материалов и подготовкой к передачам.
      Наталья Викторовна работала хирургом, и характер ее вполне соответствовал ее профессии – она была женщиной решительной, придерживающейся строгих принципов в воспитании сына и ведении дома. Полянская не терпела малейшего непорядка в доме, и по этому поводу между ней и мужем с сыном частенько возникали споры. Святослав Михайлович был убежден, что его работе только помогает тот «творческий беспорядок», как он называл груды исторических книг, журналов, видеокассет со съемок, а также предметов, привезенных из разных стран, которые он воздвигал чуть ли не ежедневно в квартире.
      Наталья Викторовна с завидным упорством регулярно ликвидировала все эти завалы, аккуратненько раскладывая все по полочкам громадного стеллажа в кабинете мужа. На протесты супруга она отвечала так: «Я не позволю тебе превратить этот дом в логово сумасшедшего историка!» В результате, Святослав Михайлович, отчаявшись спорить с женой, принимался за поиски нужных ему материалов, для чего ему приходилось обыскивать порой все полки стеллажа и ящики письменного стола.
      Итак, всего полчаса назад Полянский-старший вошел в квартиру с несколькими довольно объемными сумками, и тут же принялся рассказывать о том, насколько успешной оказалась поездка.
      – Мы полностью посвятим нашу следующую передачу индейцам майя, – говорил Святослав Михайлович. – Это же удивительно: буквально за считанные десятилетия жизнь целого народа замирает. Люди перестают строить храмы, возводить стелы и вообще, сами куда-то исчезают! А ведь майя были крайне высокоразвитым народом! Просто потрясает воображение их уровень архитектуры, скульптуры, живописи! И вдруг они покидают свои города так, как будто собираются в них вскоре вернуться, но уходят навсегда! Вы можете себе представить что-нибудь подобное?
      – А куда же они все делись-то? – спросил Никита. Он сидел на диване и вертел головой, следя за перемещениями папы по комнате.
      Загорелый и похудевший в южных краях Полянский-старший воодушевленно принялся рассказывать дальше:
      – А вот на этот вопрос до сих пор ученые отвечают по-разному! Одни говорят, что майя истощили почвы вокруг своих городов, и наступивший голод заставил их искать другие земли для поселений. Другие уверяют, что на майя напали другие племена индейцев, пришедших с севера. Еще есть версия, будто этот народ погиб в результате мощной катастрофы, землетрясения, например.
      – А ты сам-то как думаешь, что с ними случилось? – поинтересовалась Наталья Викторовна, начавшая накрывать на стол.
      – Я еще сам не знаю, – пожал плечами Святослав Михайлович. – Мы в передаче отразим все версии. Наверное, приглашу сняться профессора Шахрина – он отличный специалист по индейцам и наверняка сможет рассказать массу интересного.
      Эх, видели бы вы, как там здорово! Джунгли, каменные развалины! Я привез столько интересного, сейчас покажу! – подмигнул он Никите.
      Но ничего показывать Полянскому-старшему не позволили: Наталья Викторовна отправила его и сына мыть руки и усадила за стол. Никите не терпелось посмотреть на то, что привез отец, поэтому он торопливо глотал горячий суп, торопясь поскорее выйти из-за стола. Конечно же, это сразу заметила мама. «И не стоит давиться, ешь помедленнее!» – сказала она.
      Папа Никиты ел с видимым наслаждением – он вообще любил вкусно и неспеша поесть и сам увлекался приготовлением всевозможных необычных блюд, рецепты которых собирал во всех странах, в которых ему выдавалось побывать. Он с увлечением принялся рассказывать, как учился в поселке индейцев готовить какое-то сложное блюдо из сладкого картофеля.
      Обед растянулся, и Никита уже несколько раз порывался вытянуть отца из-за стола и потащить к так манившим его сумкам, но родители, не видевшиеся две недели, продолжали разговаривать на самые разные темы, абсолютно ему не интересные.
      Наконец, они вместе убрали посуду со стола, и папа стал распаковывать свой багаж. В первую очередь из недр большой сумки были извлечены подарки для мамы и Никиты. Наталья Викторовна сразу же отправилась примерять необычное платье из холщевой ткани, затейливо расшитое. Святослав Михайлович объяснил, что такие платья шьют индейцы в тех местах, где жили древние майя. Никите были вручены несколько нашейных амулетов с нарисованными на них свирепыми рожицами индейских богов.
      Потом на диван, стол и прямо на пол Святослав Михайлович начал выкладывать десятки фотопленок, пачки уже отпечатанных снимков, видеокассеты, журналы и блокноты, исписанные мелким, абсолютно неразборчивым почерком Полянского.
      – Пап, а здесь что? – Никита показал рукой на коробку с яркими этикетками с надписями на английском языке.
      – Это подарки нашей передаче от одного археологического музея в Гватемале, – Святослав Михайлович осторожно развернул коробку и стал ножом разрезать скотч, которым была заклеена крышка.
      – Подарки?! – у Никиты от любопытства загорелись глаза. – А что вам подарили?
      – В основном это копии майяских статуэток, посуды, – сказал папа, – но есть здесь и парочка настоящих предметов, сделанных мастерами майя в 10 веке. Это статуэтка бога дождя и маленькая глиняная маска.
      Бережно, словно они могли рассыпаться от неловкого прикосновения, Святослав Михайлович вынул из коробки завернутые во много слоев бумаги предметы и стал не спеша их распаковывать. Он поставил на стол небольшую статуэтку индейского божка – его суровое лицо обрамляла сложная прическа, а в руках он держал короткое весло. Вся глиняная фигурка была какой-то скорченной, согнутой вперед.
      – Скорее всего, она не вся уцелела за прошедшие столетия, – сказал Святослав Михайлович, тоже разглядывая статуэтку. – Чак – так майя называли своего бога дождя, обычно изображался плывущим на лодке. Наверное, лодка просто откололась. На то, что она была, указывает и согнутое положение фигурки– видишь, божок сидит, поджав под себя ноги – так обычно размещались в лодках майя.
      – А где они плавали, по речкам? – спросил Никита, продолжая рассматривать божка.
      – И не только! – воскликнул Полянский-старший. – Жизнь майя тесно была связана с морем. Они делали долбленые лодки из стволов деревьев.
      – Знаю, знаю, – важно кивнул Никита. – Каноэ! Но разве на них можно плавать по морю?
      – Еще как! – отозвался папа. – Майя обменивались товарами со многими индейскими племенами, добираясь до их земель на своих больших каноэ или пирогах по морю. Кстати, первооткрыватель Америки Колумб первым встретил майя, которые плыли на большой пироге со множеством товаров из разных индейских земель. Колумб и его спутники были очень удивлены размерам лодки. Брат первооткрывателя, Бартоломе Колумб, писал, что та лодка была не меньше восьми шагов в ширину, и на ней находилось более 25 человек.
      – И что, они плавали по морям на своих пирогах и гребли на веслах? – недоверчиво спросил Никита.
      – Какое-то время считалось, что индейцы не знали паруса до появления в Америке европейцев, но все указывает на то, что это не так, – ответил Святослав Михайлович. – И летописи майя, и археологические находки подтверждают, что лодки индейцев были оснащены не только веслами, но и парусами.
      – А что это за маска? – Никита перевел взгляд на другой предмет, который папа положил на стол.
      Маска была небольшой и изображала человеческое лицо с глазами удлиненной формы, большим носом и пухлыми губами.
      Нижняя часть лица, от переносицы, была разрисована разноцветными узкими полосами, изгибающимися на скулах вниз под прямым углом.
      Только Святослав Михайлович открыл было рот, чтобы рассказать о маске, как зазвонил телефон, и Полянский-старший погрузился в обсуждение с кем-то из коллег каких-то вопросов по работе. «Все, поговорили», – с сожалением подумал Никита. Он знал, что теперь папа освободится не скоро. Мальчик пошел в свою комнату, где повесил на стенку амулеты, привезенные ему папой.
      Никита с гордостью оглядел свою комнату. Здесь находилось масса милых его сердцу вещиц. По стенам были развешаны сувениры, подаренные отцом и его друзьями: металлический колокольчик из тибетского монастыря, чукотский амулет из оленьей шерсти, самый настоящий ковбойский кнут и множество других. Индейские талисманы заняли почетное место в коллекции Никиты.
      В комнату заглянула мама и сказала, что вечером к ним придут гости. Никита обрадовался, ему нравились родительские друзья и знакомые: большинство из них были людьми интересными и рассказывали о себе и своей работе много захватывающего и смешного.
      Он прислушался: на кухне из крана текла вода – значит, мама уже приступила к приготовлению праздничного ужина. Папа же в своей комнате продолжал говорить с кем-то по телефону.
      Мальчик решил скоротать время до прихода гостей в своей комнате, так как догадывался, что стоит ему сейчас попасться на глаза маме, как его тут же «осчастливят» всяческими глупыми поручениями вроде чистки картошки или бегания в магазин за хлебом. Поэтому он взял с книжной полки еще не дочитанную «Карму и медитацию» и с наслаждением вытянулся на диване.
      В последнее время Никита заинтересовался восточными философиями и учениями. Особенно его увлекали книги о перерождении человеческих душ, о законах, которые этим управляют.
      Интерес к этому у Никиты появился после того, как он посмотрел фильм про людей, занимающихся китайским искусством ушу.
      До этого мальчик думал, что ушу – просто вид восточной борьбы, а оказалось, что это целая философия и очень сложное учение. После этого Никита прочитал несколько статей и книг не только по ушу, но и по йоге, буддизму. Теперь заветной мечтой мальчика стало овладение медитацией. Однажды он решил поделиться со своим закадычным другом, одноклассником Ваней Мухиным.
      – Представляешь, сидишь ты у себя дома, на балконе скажем, сосредоточился, перестал думать вообще, глаза закрыл, сел в позу «лотоса». В общем, тебе становится все равно, что там происходит с твоим телом: тепло тебе или холодно, а в это время твоя душа путешествует в астральном мире.
      – Каком мире? – спросил удивленный Ваня.
      – Ну, понимаешь, это такой мир, ну, как другое измерение, там можно летать, и вообще... Это как сон, – Никита сделал неопределенный жест рукой.
      Оказалось, рассказывать о прочитанном в книжках довольно сложно. Никите пока не удавалось получить четкого представления о так интересовавших его вещах, поэтому он и не мог толком объяснить их суть. А когда Мухин спросил, что будет, если к человеку во время медитации подойти и громко крикнуть прямо над его ухом, он пришел в бурное возмущение – Ваня явно не хотел относится к увлечению друга серьезно. По этому поводу между приятелями случилась ссора, и теперь они даже не здоровались.
      Стоило Никите, раскрыв книгу, погрузиться в изучение третьей чакры – особой энергетической точки на теле человека, как раздался голос мамы: «Никитка! Нужно сходить за молоком!» Пришлось закрыть «Карму и медитацию» и отправиться в магазин. Потом мама попросила его помочь ей нарезать салат, потом – накрыть на стол...
      В общем, Никита облегченно вздохнул, когда у дверей раздался звонок и появились первые гости – совсем молодой оператор Женя, вместе с Полянским-старшим ездивший в Центральную Америку, и его жена Соня. Рыжеволосый и всегда неунывающий Женя очень нравился Никите, и еще больше симпатии в его глазах тот заслужил, когда вручил мальчику сувенирное индейское копье, купленное в Гватемале. Из своей комнаты наконец вышел Святослав Михайлович, избавившись от нескончаемых телефонных звонков, раздававшихся целый день.
      Чередой начали приходить другие гости. Самым последним в квартире Полянских появился мужчина, которого Никита до этого еще ни разу не видел. Незнакомец был одет в черные джинсы и рубашку. Когда папа Никиты провел пришедшего в комнату, он представил его остальным гостям:
      – Познакомьтесь – это Виталий Валентинович Ким, человек, объехавший всю Азию и отлично разбирающийся во всевозможных восточных учениях и религиях.
      – О, вы же принимали участие в передаче мужа, – узнала Кима Наталья Викторовна. – Вы рассказывали так много интересного о Тибете! Мне очень понравилось.
      Ким молча кивнул. Как вскоре выяснилось, он вообще не отличался разговорчивостью и предпочитал вежливо слушать других, лишь изредка коротко отвечая на обращенные к нему вопросы. Начался ужин, в ходе которого Полянский и оператор Женя, постоянно подшучивая друг над другом, рассказывали много интересного о своей поездке по землям, на которых раньше жил древний народ майя.
      Женя поведал, как однажды Святослав Михайлович, вовремя привала в джунглях, когда вся съемочная группа вместе с парой проводников из местных жителей пробиралась к полуразрушенному городу индейцев, решил всех накормить «настоящим» обедом. Полянский, как истовый кулинар-любитель, нарезал на мелкие ломтики практически все продукты, которые нашлись у путешественников в рюкзаках. В завершение гастроном решил сделать блюдо более экзотическим и добавил в него несколько плодов, которые сорвал прямо с дерева. Проводник – пожилой индеец, увидел, как Полянский бросает в котелок уже последнюю порцию красиво нарезанного плода и его чуть не хватил удар. Как оказалось, эти плоды были очень ядовиты! Разумеется, приготовленное блюдо пришлось выбросить, и оставшийся день все были вынуждены питаться сухарями, которые, по счастливой случайности, не попались Святославу Михайловичу под руку, когда он готовил «настоящий» обед.
      Никита сидел рядом с молчаливым Кимом и, так как сосед явно не намеревался начинать беседу, слушал других гостей.
      Полянский-старший, войдя в раж, бурно жестикулируя, рассказывал о будущей передаче, посвященной майя.
      – Это была высокоразвитая цивилизация, майя создали потрясающую культуру. Они наблюдали за звездами и планетами, создали календари: солнечный из 365 дней и лунный из260.
      Между прочим, только у майя из всех индейских народов существовала развитая письменность. А их архитектура, керамика, живопись! – говорил Святослав Михайлович. – Вы себе не представляете: до сих пор в джунглях стоят их пирамиды, храмы.
      – Святослав Михайлович, расскажите, в каких странах вам удалось побывать, – попросила Светлана Александровна – подруга мамы Никиты.
      – Мы объездили практически все земли, которые населяли майя, – отозвался Полянский. – Майя жили на полуострове Юкатан, на части территории современной Мексики, а также владели землями нынешних Гватемалы, Белиза, Гондураса и Сальвадора.
      Тут Святослава Михайловича и Женю начали расспрашивать об особенностях этих стран, о том, как и на чем они туда добирались. Прервав на минуту свой рассказ, Полянский подошел к Никите и его соседу по столу Киму и сказал:
      – Виталий Валентинович, вы уже познакомились с Никитой?
      – Еще не успели, – ответил Ким.
      – Он, кстати, в последнее время увлекся Востоком. Целыми днями читает про кармы и медитации, – сказал Святослав Михайлович и обратился к сыну:
      – Если ты произведешь на Виталия Валентиновича благоприятное впечатление, он сможет тебе очень многое рассказать о том, чем ты увлекаешься. Он изучил почти все восточные учения и даже три года провел в буддистском монастыре в Китае.
      – Правда? – Никита повнимательнее посмотрел на Кима.
      Тот улыбнулся, и его миндалевидные темно-карие глаза превратились в узкие щелочки.
      Уже через минуту мальчик открывал перед Кимом дверь своей комнаты. Виталий Валентинович оценивающим взглядом смерил книги, стоящие на полке, и недоуменно спросил:
      – Ты изучаешь восточные учения поэтому?
      – Ага, – Никита растерянно кивнул.
      – Но из подобной литературы ты вряд ли сможешь почерпнуть что-то полезное, – сказал Ким, обводя пренебрежительным жестом книги мальчика. – Если хочешь, я дам тебе почитать кое-что посерьезнее.
      – Конечно, хочу! – воскликнул Никита.
      – Тогда приезжай ко мне завтра, посмотришь мои книги, – предложил Виталий Валентинович. – Возможно, тебя заинтересует монография о реинкарнации – переселении душ.
      – Еще бы, конечно, заинтересует! – отозвался обрадованный мальчик – наконец-то появился человек, который всерьез отнеся к его увлечению.
      Ким протянул Никите свою визитную карточку.

* * *

      Утром Никиту разбудил звук захлопнувшейся входной двери.
      Родители отправились на работу, и ему предстояло провести целый день одному – начались осенние каникулы. Делать было абсолютно нечего, и мальчик, позавтракав, уныло бродил по квартире. За окнами по жестяным карнизам барабанил дождь, и идти никуда не хотелось. Никита взял было в руки телефон, намереваясь позвонить Ване Мухину, но вспомнил, что они в ссоре, и передумал набирать его номер.
      В комнате папы, куда Никита зашел просто так, от нечего делать, царил полумрак из-за плотно задернутых штор. Встав напротив стеллажа, мальчик рассеянно оглядывал полки с книгами и всевозможными предметами, привезенными со всего света. Здесь были и большие, закрученные спиралью раковины моллюсков из тропических морей, и медный колокольчик с раскопок древнерусского города, и половина удивительно красивой вазы, найденной в Греции, и... В общем, чего только тут не было!
      Взгляд Никиты остановился на фигурке божка индейцев майя, которую недавно привез папа. Рука мальчика сама потянулась к статуэтке.
      Слегка шероховатая на ощупь, статуэтка была удивительно легкой. Расположившись в любимом папином кресле, Никита рассматривал глиняную фигурку, на которой сохранились остатки краски – судя по всему, когда-то она была ярко раскрашена. Поверхность древней статуэтки усеивали тоненькие трещинки, которые веером расходились от головы индейского божка.
      Что-то притягивало взгляд Никиты к статуэтке, и он все пристальнее вглядывался в лицо с крючковатым носом, искаженное злобной гримасой. Веки мальчика начали тяжелеть, и он закрыл глаза. Никита оторопел: он неся с громадной скоростью по все расширяющейся спирали. Казалось, этот стремительный полет продолжался всегда, целую вечность. Постепенно мысли, ощущения покидали сознание Никиты, и скоро он перестал даже удивляться тому, что с ним происходит. Вдруг все вокруг затопил ослепительный свет, в котором понемногу стали проявляться контуры большой ступенчатой башни...

      – Чак оградит тебя от опасностей, Бат Балам, – сказал жрец, протягивая статуэтку бога и добавил:
      – Пусть она хранится в твоем доме.
      Юный воин благоговейно смотрел на разноцветную фигурку крючконосого бога, лицо которого казалось еще более свирепым из-за длинных изогнутых клыков, торчащих из его рта. Чак был покровителем земледельцев – в его власти было вызвать дождь или потоп. Бог плыл на лодке и держал обеими руками весло.
      В глаз Чака был вписан знак топора – без этого орудия не обходился ни один земледелец народа майя.
      Бат Балам знал, с каким трудом его народ выращивает маис, золотые початки которого были самым важным продуктом у майя, и другие растения: тыкву, фасоль... С каждым годом земли вокруг громадного города становились все беднее, и земледельцам приходилось уходить все дальше, чтобы подготавливать поля. Большие участки густого леса вырубались топорами, затем все деревья выжигались и только после этого земля, покрытая золой, становилась пригодной для посева.
      Недаром бога-покровителя земледелия звали Чак, что означало «топор».
      Но все в Чакале – городе, в котором родился Бат Балам, знали, что Чак – очень могущественный бог, и если он начнет помогать кому-то, то этому человеку будет сопутствовать удача во всех начинаниях.
      Бат Балам и жрец стояли у подножия громадного ступенчатого храма, вершину которого нельзя было разглядеть в утреннем тумане. Этот храм был посвящен богу Чаку, и входить в него могли только немногие посвященные – Ягуары – так называли правителей Чакаля и жрецы. Бат Балам был сыном нынешнего правителя Чакаля, и его имя, означающее «Факел Ягуара», указывало на это.
      Бат Баламу совсем недавно исполнилось 16 лет по солнечному календарю, и жрец храма бога Чака подарил ему статуэтку, которая будет защищать своего владельца.
      Бережно неся статуэтку бога в вытянутых руках, Бат Балам отправился во дворец. Чакаль был большим городом: ступенчатые храмовые башни, мощенные улицы, многоэтажные дворцы знати и правителя. Со всех сторон город был окружен деревянными домами воинов, простолюдинов, работавших на полях и в мастерских, где они делали оружие, посуду и украшения, ткали. Бату нечасто приходилось бывать в окраинных поселениях.
      Почти вся его жизнь протекала во дворце отца в Чакале, посреди храмов, посвященных разных богам.
      Чакаль был богатым городом, сюда прибывали торговцы из самых разных земель и привозили на обмен множество товаров – это были и оружие, и бобы какао, и красивейшие украшения.
      Во дворце правителя Чакаля, было пять ярусов, и Читам (так звали правителя) занимал самый верхний из них. Когда в Чакале появлялись люди из других племен и земель, они замирали от восхищения – таких построек, как в этом городе, им не доводилось видеть где-то еще. Дворец правителя был одним из самых красивых и крупных строений в Чакале. Множество лестниц и переходов украшала тонкая резьба из сложных рисунков и надписей. Все стены, и даже ступени лестниц строители Чакаля покрывали специально приготовленной смесью из глины, а когда она застывала, раскрашивали ее в самые разные цвета, поэтому у тех, кто первый раз оказывался в городе, рябило в глазах от многоцветья храмов и дворцов.
      Бат поднялся по широкой лестнице на ярус своего отца.
      Читам сидел на широкой каменной скамье, покрытой шкурой ягуара, а вокруг него стояли разодетые придворные. На правителе Чакаля была надета расшитая сложным витиеватым узором холщовая рубашка, а голову его украшал высокий убор из затейливо свернутого длинного куска ткани, окрашенной в разные цвета.
      Читам был очень худ, но о его силе в народе майя ходили легенды – говорили, что правитель Чакаля мог разломить широкую ветку крепчайшего красного дерева. У Читама были узкие темно-карие глаза, тонкий острый нос и иссиня-черные волосы.
      Тонкие губы, изогнутые в форме лука, опущенного тетивой вниз, и высокие скулы придавали лицу правителя Чакаля суровый вид. Недаром подданные при его появлении потупляли взоры и замирали – своим острым длинным ножом из вулканического стекла Читам был готов пронзить сердце каждого, кто осмеливался кашлянуть или переступить с ноги на ногу в его присутствии.
      – Жрецы дали мне фигурку Чака, чтобы бог дождей охранял меня от всевозможных опасностей, – сказал Бат отцу.
      Войдя в зал, где находился Читам и его ближайшие приближенные, юноша приложил руку к левой половине груди, показывая тем самым свое почтение к правителю Чакаля.
      – Ты должен беречь этот дар, – произнес Читам, посмотрев на статуэтку бога дождей.
      – Сегодня я отправляюсь на охоту – работники видели в северном лесу ягуара, – сообщил правитель Чакаля. – Я вернусь с убитым зверем и украшу твои плечи его шкурой – это покажет народу, что ты станешь править Чакалем после меня.
      Бат поклонился и вышел. Он направился в свои покои.
      несмотря на то, что он был сыном правителя, это не давало ему практически никаких преимуществ перед обычными вельможами и жрецами Чакаля – также, как и с ними, Читам обращался с Батом Баламом сугубо в рамках обычаев, появившихся в Чакале еще при его деде и прадеде. В основном, Бат виделся с отцом в дни ритуальных праздников или на погребениях кого-либо из знатных воинов или жрецов.
      Хотя они и жили в одном дворце, правитель и его сын практически не встречались, и оба считали это вполне естественным: ведь у Читама было множество обязанностей, связанных с его саном, а юный Бат учился у специально приставленных к нему придворных и жрецов всему тому, что ему было необходимо узнать, чтобы стать достойным преемником своего отца.
      – Твой отец собирается на охоту? – в комнату Бата вошла стройная и еще довольно молодая женщина.
      Это была его мать, Ичхако. Шестнадцать весен назад юная Ичхако стала женой правителя Чакаля, и все это время она прожила в женской половине дворца, лишь изредка покидая его на время торжеств. В отличие от Читама, Ичхако пользовалась любой возможностью, чтобы повидаться с сыном. Бат любил разговаривать с матерью, которая всегда готова была выслушать его, поддержать и порой ей удавалось повлиять на мнение своего мужа, правителя Чакаля, чтобы усмирить его гнев. А разгневаться Читам мог по любому поводу, и нередко его негодование обрушивалось на головы его близких, в том числе и сына.
      Поэтому Бат Балам старался не слишком часто попадаться на глаза отцу.
      – Читам сказал, что идет убивать ягуара, которого видели недалеко от города, – ответил Бат и увидев, что мать побледнела, добавил:
      – Он обязательно убьет этого зверя и его шкуру подарит мне. Тебе не нужно волноваться из-за этого, это обычная охота.
      – Твой отец уже не тот, что прежде, – с грустью произнесла Ичхако. – Возраст и раны, полученные им в сражениях и на охоте, подточили его силы. Ему грозит опасность! Сегодня жрецу Мидатлю из главного храма приснился Соц, который летал вокруг спящего Читама!
      Бата пробежал холодок. Перед глазами юноши возник зловещий образ злого бога Соца – жителя подземного царства мертвых, имеющего вид большой летучей мыши. Изображения этого божества часто встречались на стенах храмов.
      Жрецы говорили, что Соц порой покидает подземный мир и летает по ночам над городами, нападает на тех, кто не спит и выпивает у них кровь.
      – Но отговорить Читама от охоты никто не сможет! – убеждено сказал Бат Балам. – Ты же лучше всех знаешь – если он задумал что-то сделать, то он это непременно сделает.
      111 Ичхако склонила голову в знак согласия. Читам был уже далеко не молод, но не хотел этого замечать и вел себя так, как будто все еще полон сил и здоровья. Между тем, приближенные правителя знали, что время не идет ему на пользу, и Читам все больше времени проводит во дворце, не в силах подняться со своего трона – широкой каменной скамьи, покрытой шкурой ягуара.
      – Но я все-таки попробую уговорить его хотя бы отложить охоту, пока не кончится действие плохого предзнаменования, – сказала Ичхако, нервно отбрасывая за плечи длинные темные волосы, украшенные бусинами из светло-зеленого камня – нефрита.
      – Но ты же знаешь, что это невозможно! – воскликнул Бат.
      – И все-таки я попробую, – решилась Ичхако и вышла из комнаты, направляясь в покои правителя Чакаля.
      Бат в сомнении покачал головой. Он сел возле окна, выходящего на главную лестницу дворца. Юноша задумчиво смотрел на расстилающийся перед ним город. Дворец правителя стоял на холме, а благодаря высокому фундаменту из больших каменных плит из окон верхних ярусов был виден почти весь Чакаль.
      Вскоре Бат заметил, как его отец спускается по многочисленным ступеням вниз, в сопровождении нескольких охотников. «Значит, матери не удалось отговорить его», – подумал юноша, глядя на отца. На правителе Чакаля была лишь расшитая набедренная повязка, в руке он сжимал копье, а на поясе у него висел атлатль-копьеметалка – палочка с крюком на конце. При помощи атлатля копье можно было метать с удвоенной силой.
      Охотники, сопровождающие правителя, как догадался Бат, не были из числа чакальской знати. Он определил это даже издали, потому что вельможи и именитые жрецы Чакаля, благодаря хорошей еде, были выше и крепче простолюдинов. Кроме того, как только в знатной семье рождался ребенок, ему туго пеленали голову, и со временем она приобретала вытянутую форму, лоб становился покатым.
      Вскоре Читама и его свиту скрыла стена храмовой башни.
      Правитель отправился в лес, охотиться на ягуара.
      Над высокими строениями Чакаля светило солнце, и Бат подумал, что ему стоит поговорить с Мидатлем – главным жрецом – о том дурном предзнаменовании, о котором тот сообщил его матери.

* * *

      На мощенных светлым камнем улицах города было пустынно – Чакаль заполнялся народом только в дни торжеств, все же остальное время в нем находились только знать и жрецы, ежедневно занятые отправлением сложных ритуалов.
      Главный храм был во многом похож на большинство строений, посвященных богам: квадратный в основании, он состоял из трех частей – четыре лестницы с четырех сторон света поднимались ввысь, к широкой площадке, на которой располагалось здание храма, крышу которого украшал высокий, покрытый резьбой и рисунками гребень. Отличали Главный храм его размеры и роскошная отделка. Никто не мог подняться даже на несколько ступеней по храмовой лестнице под страхом смерти, кроме жрецов и правителя Чакаля.
      Когда Бат приблизился к храму и, обходя широкий дворец одного из вельмож, свернул за угол, он едва не столкнулся с жрецом.
      – Ты хотел говорить со мной, Бат Балам? – спросил Мидатль.
      На плечи жреца был накинут короткий плащ из переливающихся голубым птичьих перьев, его запястья, колени и локти украшали бусы из отшлифованных камней, а голова казалась непомерно большой из-за высокого головного убора из перьев и ткани. На поясе набедренной повязки, длинные кисти которой почти касались земли, висел длинный изогнутый нож с острием из темного стекла, которые собирали в горах. Этим ножом жрец убивал тех, кого приносили в жертву всегда жаждущим крови богам. Бат не раз видел эту церемонию, заставлявшую всех, кто на ней присутствовал, цепенеть от страха не только перед богами, но и перед его истовыми служителями – жрецами.
      Мидатль был стар и мудр. Всем в Чакале, да и за его пределами, в других городах и землях майя хорошо были известны коварство и ум жреца Главного храма, поэтому этот человек многим внушал ужас.
      – Как ты узнал, что я иду к тебе? – удивленно спросил Бат.
      – Боги открывают мне многое, – сказал Мидатль с таинственным видом.
      Они стояли у подножия лестницы, ведущей к Главному храму под палящими лучами солнца. Бат хотел отойти в тень, падающую от стены соседнего храма, но жрец даже не пошевелился, и юноша понял, что ему придется стоять на самом солнцепеке, если он хочет побеседовать со Мидатлем.
      – Расскажи мне о своем сне, – попросил Бат у жреца.
      – Тебе приснился Соц?
      – Не только он, – задумчиво покачал головой Мидатль.
      – Я видел еще и Змея Всевидения – он показал мне будущее, и это наполнило мою душу страхом.
      – Что же ты увидел? – Бат сделал несколько шагов к жрецу, но встретив взгляд темных, непроницаемых глаз, не решился подойти к нему вплотную.
      – Я не могу сказать тебе то, что поведал мне Змей Всевидения – владыка, который связывает нас с богами и нашими предками. Но я должен предупредить тебя, что тебе уготована тяжелая судьба, и справиться с будущими испытаниями ты сможешь, если тебе удастся заслужить милость богов, – сказал Мидатль.
      – Но как мне это сделать? – взволнованно спросил юноша.
      – Ты должен прислушиваться к их воле и исполнять ее, – произнес жрец и, повернувшись, стал подниматься по лестнице, ведущей к храму.
      Разговор был окончен. Задумавшись над словами Мидатля, Бат не заметил, как прошел по улицам до самых городских ворот. Чакаль был окружен забором из высоких, заостренных на верхушках кольев из прочных стволов деревьев. Сразу же за деревянными воротами начинался лес, в котором находились хижины земледельцев и рядовых воинов. Раньше на этом месте были поля, но когда земля перестала приносить урожаи, здесь поселились люди, начав обрабатывать участки леса, расположенные дальше от города. Лес быстро возвращал свою власть над окрестностями Чакаля – небольшие хижины уже можно было лишь с трудом разглядеть среди вечной зелени деревьев, кустов и лиан.
      Бат сел на камень, лежащий у самой городской стены, и стал рассматривать высокий четырехгранный столб, стоящий перед входом в Чакаль. Столб был поставлен много лет назад по солнечному календарю и играл чрезвычайно важную роль в определении начала сева маиса. Сеять начинали на следующий день после того, как солнце на закате заходило прямо за вершину столба. Столб был весь покрыт вырезанными письменами и рисунками, сообщавшими о событиях минувших лет. Кроме того, на столбе были выбиты изображения крючконосого бога Чака – покровителя земледельцев.
      От рассматривания священного столба Бата отвлекли приближающиеся крики. Прислушиваясь, юноша поднялся с камня и стал вглядываться вдаль, но буквально в нескольких шагах от него начиналась непроницаемая зеленая стена леса, разглядеть за которой что-либо было невозможно. Вдруг Бат явственно услышал чей-то громкий плач – как ему показалось, несколько мужчин оглашали окрестности горестными криками. Вскоре ветви деревьев заколыхались, и Бат увидел нескольких воинов, суетливо семенящих впереди тех, кто медленно шел с какой-то ношей. Один из воинов, увидев юношу, подбежал к нему.
      – Бат Балам! – взволнованно воскликнул воин, потрясая копьем в знак своего отчаяния. – Великий Читам ранен! Он приказал принести его во дворец!
      Мигом побледнев от ужаса, Бат ринулся вперед, сильно толкнув двух воинов, попавшихся ему навстречу. Он увидел своего отца, лежащего навзничь на носилках, наспех сделанных из веток. Несколько крепких охотников из его свиты несли носилки на вытянутых руках.
      – Отец! – позвал Бат.
      Но Читам лежал с закрытыми глазами. По откинутой в сторону руке правителя струилась кровь. Бат откинул плащ, которым кто-то из свиты укрыл Читама и вздрогнул – на груди отца зияла глубокая рваная рана.
      – Это ягуар, – сказал один из воинов, несших носилки.
      – Правитель решил сам заколоть зверя и приказал всем, кто был с ним, не приближаться. Ягуар прыгнул на правителя, тот начал с ним бороться и получил эту страшную рану.
      – Где зверь? – грозно спросил Бат.
      – Мы убили его, нарушив запрет правителя, – объяснил воин. – Его несут те, кто идет позади.

* * *

      Ичхако сидела с окаменевшим лицом перед ложем своего мужа, правителя Чакаля. Она поминутно опускала кусочек холщовой ткани в миску с холодной водой и протирала лоб раненому, метавшегося в лихорадке. Несколько приближенных из числа знатных воинов и главных советников правителя сгрудились в дальнем конце покоев, в почтительном молчании. Перед ложем на маленьком столике стояла курительница, в которой дымилась пома – ароматная смола.
      «Дым помы долетает до богов и они, вкушая его, одаривают в знак благодарности людей своими милостями,» – говорили жрецы.
      В изголовье лежащего в забытьи Читама сидел на коленях Мидатль. Жрец, выпив травяной отвар, готовившийся специально для того, чтобы слышать богов, полузакрыв глаза и раскачиваясь взад-вперед бормотал что-то неразборчивое, испрашивая выздоровления для правителя Чакаля.
      Бат, стоящий возле матери, вглядывался в бледное лицо отца, которое страдания сделали еще более суровым. Даже в беспамятстве Читам внушал окружающим почтение, смешанное со страхом. Только Ичхако испытывала сострадание и пыталась всем, чем могла, облегчить мучения мужа.
      За окнами было видно заходящее солнце. Мидатль начал призывать помощь богов на утренней заре, и все это время Ичхако, Бат и близкие советники правителя ни на минуту не покидали покоев Читама. Теперь все чувствовали усталость, и собравшиеся придворные переминались с ноги на ногу, не решаясь покинуть своего владыку.
      Непрестанно бормочущий заклятия жрец замолчал, и в комнате воцарилась гнетущая тишина, прерываемая лишь тяжелым дыханием больного. Мидатль склонился над Читамом и вложил в его правую руку амулет из камня, на котором был выбит рисунок – человеческая фигурка, падающая в разверстую пасть ужасного чудовища, которое означало подземный мир – Шибальбу.
      – Зачем ты даешь отцу этот амулет? – встревожено спросил Бат у жреца.
      – Это покажет богам, что Читам готов следовать их воле и придет в Шибальбу, если им будет угодно, – тихо сказал Мидатль. – Боги поймут, что правитель Читама относится к ним с почтением и не станут его карать. Его дальнейший путь или в мире людей, или в Шибальбе будет усыпан их милостями.
      – Так ты считаешь, что боги призывают душу Читама в подземный мир? – с ужасом спросила Ичхако.
      – Да, это так, – подтвердил жрец. Он говорил медленно, растягивая слова. – Если к утру следующего дня покровитель рода Читама, повелитель дождей Чак не изменит своей воли, правитель Чакаля отправится в мир предков.
      С этими словами Мидатль, показав жестом, что больше он ничего не скажет, вышел из покоев правителя. Ичхако горестно вздохнула, изо всех сил подавляя в себе желание зарыдать – она не хотела, чтобы муж, когда придет в сознание, видел ее слезы. Бат взял мать за руку и легонько ее сжал, пытаясь хоть как-нибудь поддержать Ичхако.
      Так прошло еще несколько часов. Придворные, набравшись храбрости, потихоньку входили в покои и выходили, видя, что Читам все еще не пришел в себя. Во всех храмах жрецы просили богов послать выздоровление правителю Чакаля.
      Ичхако и Бат продолжали сидеть у ложа больного. Под утро его дыхание стало более прерывистым, и когда первый луч солнца коснулся его лица, Читам открыл глаза и обвел жену и сына удивительно осмысленным взглядом.
      – Сегодня я уйду в Шибальбу, – тихо, но отчетливо, произнес правитель Чакаля.
      – Боги даруют тебе спасение! – горячо воскликнула Ичхако, убирая со лба мужа прядь волос.
      – Ты знаешь, Ичхако, что это не так, – сказал Читам, повышая голос – было видно, что говорит он из последних сил. – Пусть они подойдут поближе! – приказал он, махнув рукой в сторону придворных, стоящих поодаль от ложа.
      Когда советники приблизились к нему, Читам заговорил снова:
      – Мое место займет мой сын, который отныне получит имя Бат Ахав Балам – Факел Правитель Ягуар. Мою гробницу пусть построят поблизости от того места, где захоронены мои отец и дед. Чакаль не должен потерять свое могущество...
      Читам откинулся на валик, лежащий у него под головой и закрыл глаза. Через несколько мгновений, снова собравшись с силами, правитель открыл глаза и тихо сказал:
      – Пусть все уйдут, я хочу поговорить с Батом Баламом и Ичхако.
      Придворные спешно направились к выходу, при этом каждый держал руку у груди в знак почтения. Когда за последним сановником закрылась дверь, Читам посмотрел на жену. Ичхако не была избалована вниманием мужа и поразилась, встретив его взгляд, полный ласки.
      – Наш сын позаботится о тебе, Ичхако и ты ни в чем не будешь испытывать нужды, как и при моей жизни. Хотя я и не говорил тебе об этом, но ты всегда знала, как як тебе отношусь...
      Ичхако взяла мужа за обе руки и пристально смотрела в его глаза. Вся невысказанная любовь и преданность читалась в них. Потом, с трудом переведя взгляд на сына, Читам сказал ему:
      – Я передаю Чакаль в твои руки. Ты станешь править нашим народом и отвечать за его жизнь перед богами и предками.
      Всегда прислушивайся к их воле и никогда ее не нарушай, иначе наш мир закончит свое существование. Будь истинным сыном рода Ягуаров!
      Последние слова Читам уже прошептал. Кровь хлынула из его рта, и Ичхако, не сдержав своей душевной боли, вскрикнула. На ее возглас в комнату вбежали жрецы. Они незамедлительно начали обряд, который должен был помочь душе умирающего правителя как можно скорее попасть в подземное царство и быть принятой там со всеми возможными почестями. Через несколько минут Мидатль скорбно поднял обе руки и воскликнул:
      – Ахав Читам отправился в страну предков! Да милостиво встретит его Змей Всевидения!

      Вдоль главной, самой широкой улицы Чакаля, выложенной светлыми каменными плитами, стояли все жители этого большого города и его окрестностей. Они пришли сюда, чтобы проводить своего правителя Читама, отправлявшегося в подземный мир. В знак скорби головы всех были посыпаны пеплом и перевязаны белыми повязками. Умершего правителя предстояло перенести из дворца в приготовленную для него гробницу, сооружать которую начали еще при его жизни. Строительство гробниц для самих себя для каждого майя было обычным делом. Читам еще десять солнечных лет назад приказал начать возводить каменный склеп, где бы могло найти вечный покой его тело, когда душа отправится к предкам и богам.
      Бат и его мать стояли перед легкими деревянными носилками, на которых лежал умерший. Читам был обряжен в самую пышную одежду – на нем была длинная холщовая рубаха, расшитая разноцветными нитками и бисером из драгоценных камней.
      На правителе, которому предстояло пройти свой последний путь в земной жизни, ведущий к его гробнице, было множество украшений. В ушах отливали зеленым круглые серьги, его запястья и щиколотки были украшены круглыми бусинами из зеленого камня – нефрита, считавшегося у народа майя самым драгоценным.
      Лицо Читама покрывала маска из тонких нефритовых пластин.
      Маска полностью передавала черты лица правителя, в ней были даже сделаны глаза из белых раковин со зрачками из черного вулканического стекла.
      Бесшумно в покои вошли воины в расшитых набедренных повязках и головных украшениях из перьев. Несколько человек, встав вокруг носилок, легко подняли их над своими головами – так они и несли их до самой гробницы.
      Когда носилки с телом Читама воины вынесли из дворца, началось торжественное похоронное шествие. Сразу же за носилками шли Ичхако и Бат, а за ними – вся именитая знать Чакаля. Люди, стоящие по обе стороны улицы, хранили полное молчание. Шествие постепенно приближалось к гробнице – кубическому строению из широких каменных плит, в одной из стен которого был широкий проход с ведущими вниз ступенями.
      Когда похоронная процессия поравнялась с Главным храмом, воинов, несших носилки, сменили жрецы. Они донесли тело Читама до самой гробницы, где переложили его в большой каменный ящик, стенки и крышка которого были покрыты выбитыми рисунками и письменами, повествующими о жизни Читама Балама, великого правителя Чакаля.
      Мидатль зажег пому в широком глиняном сосуде, поставленном у входа в гробницу. В правую ладонь Читама жрец вложил нефритовый кубик и сказал, повернувшись к собравшимся вокруг людям:
      – Это поможет ему занять высокое положение, достойное его, в царстве мертвых – он подарит его одному из Болон-ти-ку – правителей девяти подземных миров.
      Затем Мидатль положил на левую ладонь умершего зеленый каменный шарик.
      – А это покажет предкам, что Читам был великим правителем и мужественным воином, – произнес жрец.
      Мидатль склонился над головой умершего и вложил в рот маски, покрывающей лицо правителя, нефритовую бусину.
      – Отдав ее Первой Матери, давшей жизнь всем людям и богам, он сможет купить себе еду в подземном мире, – объяснил жрец.
      После этого в ноги Читаму положили несколько бус из красивейших камней и раковин, бывших у народа майя символом смерти. Каменный ящик закрыли крышкой, и жрецы понесли его вниз по ступенькам, туда, куда не мог зайти никто из простых смертных. Когда жрецы поднялись из гробницы, ее закрыли тяжелейшей каменной плитой, которую подняли десятеро самых сильных воинов Чакаля.
      По обычаю, теперь, когда правителя достойно проводили в подземный мир, его подданные могли предаться горю. Как только плита с глухим стуком опустилась, воздух наполнился отчаянными воплями и криками. Ичхако, ни слова не проронившая на протяжении всей похоронной церемонии, пошатнулась и повернувшись к стоящему чуть позади нее Бату, попросила:
      – Помоги мне уйти!
      Юноша молча взял мать под локоть, и они направились в обратную сторону. Бат и Ичхако не говорили друг другу слов утешения и не высказывали своей печали и душевной боли – они прекрасно понимали друг друга без слов. Читам совершил много жестоких поступков, но, несмотря на свой суровый нрав, он никогда не позволил себе оскорбить ни жену, ни сына, и они знали, что он всегда любил их и относился к ним бережно, хотя обычно и не считал нужным показывать это, чтобы не выглядеть слабым в глазах подданных.

* * *

      Когда они вернулись во дворец, Ичхако заперлась в своих покоях и никого не хотела видеть. Бат, не находя себе места, бродил по верхним ярусам дворца, переходя из одного узкого зала в другой. Сам не заметив как, он оказался в комнате отца. Сел на ступеньку у ниши в стене, у которой стояли сосуды-курительницы с зажженной помой. В нише стояла статуя бога земли – страшного чудовища, похожего на змею. Жрецы говорили: «Все живое выходит из земли, а после смерти в нее возвращается. Бог земли ведает кругом жизни и смерти.»
      Из соседних покоев послышались шаги, и на пороге появился главный военачальник Чакаля, которого звали Зак-Куу-Мо – Парящий Голубой Попугай. Свое имя военачальник получил за хитрость и доблесть в сражениях с врагами Чакаля: кетцаля – попугая, майя считали птицей умной, хитрой и отважной.
      – Бат Балам, завтра тебя перед народом, собравшимся перед дворцом, объявят новым ахавом – правителем Чакаля! – сообщил Зак-Куу-Мо.
      – Уже завтра? – безучастно отозвался Бат, продолжая сидеть на ступеньке у статуи бога земли.
      – Да, – кивнул Зак-Куу-Мо, и длинные зеленые перья на его головном украшении мелко задрожали. – Народу Чакаля нужен правитель!
      Бату совсем не хотелось думать о своем получении титула правителя Чакаля. Он чувствовал невыносимую тяжесть в груди и был не в силах преодолеть охватившее его безразличие ко всему. Юноша думал о том, что ему никогда не стать таким же великим правителем, как его отец – Великий Читам Балам, который правил сорок солнечных лет и сумел внушить уважение и даже страх перед собой не только своим подданным, но и народам других земель и городов. Несколько раз враги приближались к Чакалю, но воины, предводительствуемые Читамом, всегда отражали нападения. Читам и сам водил своих воинов в другие земли и даже захватил два соседних города, заставив тамошних правителей платить Чакалю дань.
      – Ты должен подготовиться к завтрашнему дню, – убеждено сказал Бату Зак-Куу-Мо. – Жрецы отведут тебя в храм Первой матери, чтобы ты испросил у нее милости. Если тебе удастся заслужить ее благословление, она уговорит всех богов, своих сыновей, покровительствовать тебе и всем твоим делам.
      – Я не знаю, смогу ли я править Чакалем, – покачал головой Бат, откидываясь назад, чтобы прислониться спиной к стене.
      Каменная стена была холодной, но юноша не замечал этого – ему хотелось, чтобы все происходившее оказалось сном. Он всегда знал, что ему предстоит стать преемником отца, но привык к мысли, что случится это очень нескоро, где-то в отдаленном будущем. Сейчас же, сразу после погребения отца, ему ничего хотелось, он чувствовал себя слабым и разбитым.
      – Твой отец никогда не позволял себе терять свою силу и уверенность, – сказал Зак-Куу-Мо. – Ты должен следовать его примеру. У тебя нет выбора– ты сын великого ахава Чакаля и обязан принять его власть.
      Военачальник поклонился и вышел. Бат, закрыв глаза, продолжал сидеть, опираясь на стену, не замечая, как ее холод постепенно охватывает все его тело. Перед мысленным взором юноши мелькали воспоминания о его отце. Он видел его то метающем копье в ягуара, то поднимающимся по лестнице в Главный храм, то заходящим в его покои.
      Когда сгустились сумерки и в комнате стало почти темно, дверь приоткрылась, и на пороге показался Мидатль, жрец Главного храма Чакаля.
      – Бат Балам! – тихо позвал он юношу, продолжавшего сидеть у статуи бога земли.
      Бат открыл глаза, но они были наполнены какой-то пеленой, словно юноша грезил наяву. Жрец встал напротив него и смерил его пристальным, проникающим в самую душу взглядом.
      Через мгновение Бат тряхнул головой, словно приходя в сознание после дремы. Мидатль удовлетворенно кивнул и сказал:
      – Тебе пора в храм Первой матери. Ты не можешь сейчас предаваться горю – народ Чакаля желает завтра лицезреть своего нового владыку. Великий Читам воспитывал тебя в строгости не случайно: он знал, какая участь уготована тебе судьбой. Правитель не может быть похож на простолюдинов, для которых позволительно показывать свои чувства: горе, любовь, страх. Ты – потомок богов и должен быть подобен им!
      – Хорошо, я пойду в храм, – Бат встал и направился к двери, ведущей из покоев отца.
      Мидатль, слегка улыбнувшись, сказал, обращаясь к статуе бога земли: «Кровь Ягуаров – правителей Чакаля всегда дает о себе знать. Этот юноша еще станет ахавом, которого полюбят боги и будут охранять духи его великих предков.»

* * *

      Бат Балам был одет в длинную холщовую рубаху, с вышитыми на ней изображением Змея Всевидения, который передавал волю предков и богов людям. Юноша стоял на коленях перед выбитой на каменной стене храма фигурой Первой Матери. Он не знал, сколько времени прошло с тех пор, как жрецы, под ритмичные удары барабанов торжественно проводили его в храм и закрыли за ним дверь. Казалось, время остановилось. Снаружи, как грезилось Бату Баламу, могли пройти годы, столетия, а в храме, окутанном клубами дыма, за этот срок ничего бы не изменилось.
      Юноша размышлял о своих предках, правителях Чакаля, сделавших этот город-государство могущественным и богатым.
      Все они были мужественными воинами и правили своим народом жестко, карая тех, кто осмеливался ослушаться их воли. Бат Балам думал о том, сможет ли он хладнокровно расправляться с теми, кто нарушит порядок, установленный в Чакале. От правителя в городе зависело очень многое и предшественники Бата Балама основывали свою власть на страхе и поддержке жрецов.
      Насколько ему было известно, далеко не все в Чакале одобряли выбор Читама. Бата Балама многие считали слишком молодым для правителя и поговаривали о том, что лучше бы преемником Читама стал военачальник Зак-Куу-Мо. Юноша решил, что в первую очередь ему придется убедить всех подданных в его способности стать настоящим правителем.
      Огонь в светильниках колыхнулся от сквозняка – кто-то открыл дверь.
      – Бат Ахав Балам! Первый день твоего правления начался! – громко сказал Мидатль, заходя в храм.
      Жрец встал на одно колено перед Батом, приложив руки к сердцу. Юноша быстро встал, готовый идти. У самого выхода из храма Мидатль произнес вполголоса, чтобы его слова никем, кроме юноши, небыли услышаны:
      – Сегодня из Радужной башни я видел восход Утренней звезды – это плохой знак, грядет война.
      Бат Балам на миг заглянув жрецу в глаза, решительно шагнул вперед и оказался на площадке, являвшейся верхушкой высокой ступенчатой башни. Вокруг расстилалось бескрайнее человеческое море – весь народ Чакаля пришел приветствовать своего нового правителя.
      – Бат Ахав Балам! Твой народ ждет тебя! – торжественно сказал Мидатль.
      Как только все собравшиеся у храмовой башни люди увидели Бата Балама, они стали на колени и подняли руки, чествуя нового ахава Чакаля.

      Третий день в Чакале длился праздник. В храмах жрецы приносили жертвы в честь богов, прося у них покровительства Бату Баламу. Несколько пленников, захваченных еще при жизни Читама в последней стычке с врагами чакальцев – воинами из города Пакаля. При большом скоплении народа, перед Главным храмом, посвященным богу Чаку, пленников обезглавили. Кривыми ножами из темного стекла жрецы вырезали сердца из бездыханных тел убитых жертв и бросили их в чакмооли – чаши, которые держали в руках каменные фигуры полулежащих воинов.
      Во дворце во всю чествовали нового правителя. Вдоль открытой веранды первого яруса дворца, который окаймляли резные каменные колонны, стояли длинные столы, уставленные самыми разнообразными яствами. Вся знать Чакаля пировала здесь.
      Бат Балам сидел в большом зале на высокой скамье, встроенной в стену. На его плечах лежала шкура ягуара – того самого, который смертельно ранил Читама. Руки и ноги юного правителя были украшены бусами из нефрита, голову увенчивал высокий убор из перьев, блестящих светлых камней и перьев кетцаля. В правой руке Бат держал жезл, верхушка которого была сделана в виде орлиной головы – это был знак верховной власти правителей Чакаля.
      – Да будет к тебе милостив Чак, чьим городом ты повелеваешь! – перед Батом склонился в поклоне один из самых знатных воинов города.
      Подданные вереницей тянулись в зал, где отдавали почести новому правителю. Бат Балам милостиво кивал каждому, кто представал перед ним и касался жезлом его правого плеча – это показывало, что теперь этот человек обязан во всем подчиняться ахаву.
      Бату нравилось, что все вокруг стали такими почтительными и робкими. Он самодовольно улыбался. Лишь одно омрачало ему радость – его мать, Ичхако, по-прежнему не выходила из своих покоев и даже не пришла поздравить сына. Но юноша постарался не думать о странном поведении матери, решив, что когда кончится церемония его чествования со стороны подданных, он сам навестит Ичхако и поговорит с ней.
      В зал быстрым шагом вошел Зак-Куу-Мо. Когда Бат Балам разрешил ему говорить, военачальник сообщил:
      – Правитель, воины, обходившие границы наших земель, встретили отряд из Пакаля, в котором живут наши давние враги. Но наши воины храбры: их сила подобна силе ягуара, а быстрота – быстроте кетцаля. Они убили всех врагов, оставили в живых только одного из них и привели его в Чакаль. Не хочешь ли ты говорить с ним?
      – Где он? – спросил Бат Балам, он был очень недоволен, что так нравившаяся ему церемония прервана из-за стычки с пакальцами.
      – Его привели во дворец, сейчас он во дворе Стражи, – ответил Зак-Куу-Мо.
      – Что ж, придется спуститься туда, – сказал Бат Балам, нехотя поднимаясь со своей скамьи.
      Быстро пройдя мимо собравшихся в зале придворных, Бат в сопровождении Зак-Куу-Мо и еще двух знатных воинов спустился по внутренней лестнице во двор Стражи, находившийся позади дворца.
      В окружении хмурых воинов, вооруженных копьями и деревянными булавами, утыканными острыми осколками из вулканического стекла, стоял пленник. Это был крепкий на вид мужчина, его руки были связаны веревкой. Он исподлобья смотрел на правителя, несмотря на то, что явно еле держался на ногах.
      По всей видимости, ему крепко досталось в схватке с воинами Чакаля – все тело его было покрыто синяками и царапинами, а лицо было изможденным.
      – Как посмели воины Пакаля войти без спросу в земли Чакаля? – напустив на себя как можно более грозный вид, спросил Бат Балам у пленника, но тот лишь криво ухмыльнулся, продолжая хранить молчание.
      – Отвечай правителю Чакаля – Бату Ахаву Баламу! – Зак-Куу-Мо сильно толкнул пленника и тот упал на землю.
      – Ваш правитель – младенец! Наш владыка Пак-Яко смеется над вами. Как можно подчиняться ребенку? Это то же самое, что слушаться женщину, а какой еще больший позор для мужчины может быть?! – сказал пленник.
      – Так ваш правитель считает меня ребенком?! – с яростью воскликнул Бат. – Что же, я покажу ему, какой я опасный младенец. Он будет умолять меня о пощаде, валяясь в пыли у моих ног!
      Бат дрожал от негодования. Он вспомнил, с какой беспощадностью расправлялся его отец с теми, кто осмеливался ему противоречить, а уж таких оскорбительных речей он бы уж ни за что не потерпел. Юноша выхватил из-за пояса кинжал и занес его над дерзким пленником. Встретив взгляд пакальца, в котором он не увидел ни капли страха, а лишь презрение и вызов, Бат задержал поднятую руку и помедлив в нерешительности мгновенье, медленно опустил ее.
      – Правитель, прикажите мне его убить! – воскликнул один из воинов, приведших пленника во дворец.
      – Нет, отведите его в Дом Злых духов, – сказал Бат и резко повернувшись, направился к лестнице, ведущей в зал, где его ждали подданные.
      Весь праздник был для Бата испорчен. Его мысли все время возвращались к пленнику и он рассеянно следил за всем происходившим вокруг, лишь кивая в ответ на пламенные речи придворных, пришедших его поздравить. Он к своему ужасу понял, что не может убить человека, даже если очень зол на него.
      «Ведь этот несчастный – мой враг! Почему же я не смог вонзить кинжал в его сердце?! Отец всегда говорил, что настоящий воин не может сомневаться, убивая врагов. Мои отец, дед и прадед воевали с правителями Пакаля и никогда не знали пощады ни к одному из его жителей. При деде пакальцы даже платили дань Чакалю. Неужели я не смогу стать таким же, как мои предки?» – думал Бат, пока перед ним своим ходом шел праздник.
      Выслушав все поздравительные речи придворных, Бат вышел из зала. Пройдя несколько длинных коридоров, несколько раз спустившись и поднявшись по лестницам, завернутым крутыми спиралями, он оказался на женской половине дворца.
      Когда юный правитель вошел в комнату своей матери, он увидел ее, стоящую у окна. Ичхако не повернулась на звук шагов, продолжая смотреть на Главный храм, который был прекрасно виден из окон ее покоев. Бат не знал, что сказать матери, не мог найти подходящих слов и стоял в замешательстве на пороге. Он знал, зачем пришел сюда, но не знал, поймет ли мать его тревогу.
      – Чем ты расстроен? – спросила Ичхако, нем поворачивая головы и продолжая смотреть в окно.
      – Почему ты не пришла на праздник? – вопросом на вопрос отозвался Бат – он не решался рассказать матери о пленнике.
      – Вдова правителя не должна выходить из своих покоев, пока со дня смерти ее мужа не пройдет год – таков обычай предков, – ответила Ичхако.
      Она повернулась к Бату и он поразился тому, как осунулось ее лицо. Мать стала выглядеть намного старше, чем пять дней назад, до того, как Читам отправился на охоту. Ичхако была одета в длинную белую рубаху без вышивки, на ней не было украшений. Длинные черные волосы вдовы правителя были распущены и струились по ее плечам. Она опустилась на низкую скамью возле окна и жестом пригласила сына сесть рядом.
      Ичхако умела слушать. Даже ее покойный муж, Читам, которого, как были уверены все его подданные, никогда не мучили сомнения, приходил к ней, чтобы поделиться своими страхами и тревогами. Бат начал рассказывать матери обо всем: и о том, как он плохо ему без отца, и о пленнике, которого он не смог убить.
      «Вот и сын повторяет своего отца, – думала Ичхако. – Он не может никому, кроме меня, показать свою боль и слабость. Но Бат не во всем такой, как Читам. Мой муж страдал от того, что не может разом уничтожить всех своих врагов, не может заставить людей делать только то, что угодно ему. Бат же сомневается в том, нужно ли убивать людей. Мальчик боится, что не станет таким же великим правителем, как его отец.
      Но он и не сможет повторить Читама – они очень разные и сила прежнего правителя Чакаля обернется в Бате слабостью.
      Мой сын не жесток и это может погубить его. Наш мир рухнет, если его перестанет поддерживать жестокость и полное подчинение слабых сильным.»

* * *

      После разговора с матерью Бат, немного успокоенный, отправился в свои покои, где его уже ждали военачальники Чакаля во главе с Зак-Куу-Мо, который начал говорить, как только правитель вошел.
      – Наш зловредный сосед, Пак-Яко, готовится к войне с нами! – сообщил он. – Он уверен, что без труда захватит Чакаль теперь, когда в нем сменился правитель. Он заключил союз с навахами и теперь со дня на день можно ждать появления их воинов у стен Чакаля.
      Навахи были кровожадным кочевым племенем, вся жизнь которых проходила в стычках с другими народами. Часто навахов нанимали правители городов для усиления своих войск.
      Бат задумался: «Вот оно, начинается. Почему боги не дают мне времени? Я не знаю, что мне делать, совсем не знаю...»
      Вслух же он, как можно более спокойным тоном, спросил, обводя собравшихся военачальников пристальным взглядом:
      – Что вы предлагаете?
      – Мы не сможем защитить город. Врагов слишком много.
      Если они окружат Чакаль, у нас просто не хватит сил, чтобы отбить их нападение, – сказал Иц-Хаку – убеленный сединами воин, старый друг Читама.
      – Неужели воины Чакаля подобны трусливым шакалам, и испугаются размалеванных навахов и пакальцев, ни один воин которых не может бросить копье дальше двух шагов?! – воскликнул Бат – он не знал точно, кого он больше он пытается убедить в храбрости своих воинов – военачальников или себя самого.
      – Наши воины смелы, как ягуары и готовы отдать всю свою кровь, защищая Чакаль. Но силы и уверенность могут им изменить, если они не будут знать, что могут надеяться на помощь богов. Правитель, мы думаем, что ты должен совершить путешествие в подземный мир, – сказал Зак-Куу-Мо.
      Путешествовать в подземный мир, населенный богами и душами предков могли только верховные жрецы и правители. Отец Бата не раз поднимался в Главный храм, где после долгого таинственного обряда мог разговаривать с богами. Входами в подземный мир были пещеры в горах, но заходить в них было запрещено. Иногда, во время сильных бедствий, жрецы отправляли к богам посланников – как правило, это были пленники, захваченные в сражениях с другими народами. Посланников вынуждали заходить в какую-либо пещеру, а вход в нее закладывали камнями. Считалось, что эти люди отправлялись в подземный мир, где могли передавать просьбы тех, кто их послал.
      Бат Балам понял, что для того, чтобы его народ принял его как полновластного правителя, ему предстоит пройти сложный и долгий обряд путешествия в мир духов.
      – Хорошо, я завтра же поднимусь в Главный храм Чака, – сказал юный правитель военачальникам.
      – Узнав волю богов, мы сможем заручиться их помощью и одолеть врагов, – почтительно сказал Иц-Хаку. – Ни одно начинание испокон веку не могло завершить успешно, если боги препятствовали ему.
      – Мы рады, правитель, что ты решил говорить с Чаком, – произнес Зак-Куу-Мо, вглядываясь в Бата.
      Все собравшиеся в покоях нового владыки Чакаля прекрасно знали, что юноше будет очень тяжело пройти обряд путешествия в мир богов, но никто из них не сомневался, что только так можно решить, как быть дальше и какая судьба уготована их городу и народу.
      – А сейчас оставьте меня, я должен отдохнуть перед трудным испытанием, – сказал Бат Балам.
      – Мы желаем тебе доброй ночи и покровительства богов, – поклонился Иц-Хаку. – Утром тебя разбудит Мидатль и никто из простых смертных не увидит тебя до тех пор, пока ты не поговоришь с Чаком.
      Все остальные, тоже попрощавшись с правителем, быстро вышли из покоев.
      Бат остался один. Он хотел было пойти к матери, но передумал. Чем могла ему помочь женщина, измученная скорбью по умершему мужу?
      «Яне смогу заснуть», – подумал Бат, но как только он растянулся на ложе, покрытом мягкими шкурами, его тут же сморил сон – переживания последних дней очень утомили юношу.

* * *

      На рассвете в комнату Бата зашел Мидатль и еще несколько жрецов. Разбудив юного правителя, они обрядили его в обрядовую одежду – короткий плащ из зеленых перьев кетцаля, головной убор из скрученной в форме раковины длинной полоски ткани. В руки Бат взял статуэтку бога Чака, подаренную ему недавно Мидатлем.
      Спустившись по потайной лестнице и выйдя из дворца, Бат и жрецы прошли по узкой улочке к храмовой башне. У лестницы, ведущей к храму, Мидатль взял из рук прислужника широкую чашу с дымящимся варевом и протянул ее Бату.
      – Выпей, это поможет тебе совершить путешествие, – сказал жрец юноше.
      У Бата перехватило дыхание от остропряного запаха варева, но он, сделав глубокий вдох, залпом выпил обжигающе-горячую жидкость, к тому же горькую на вкус. Жрецы храма сами собирали в лесах и предгорьях травы и варили из них отвар, который пили, обращаясь к богам.
      Сразу же после того, как Бат осушил чашу, его глаза застил туман и начала все сильнее кружиться голова.
      – Я буду помогать тебе, – услышал юноша голос Мидатля. – Мы поднимемся в храм вдвоем.
      – Так идем же скорее! – воскликнул Бат.
      Обряд путешествия к богам еще недавно пугал юношу, но теперь он страх покинул его сердце и правитель спешил как можно быстрее оказаться у алтаря бога дождей. Слегка пошатываясь, Бат стал подниматься по лестнице, каждая ступенька которой была покрыта надписями, прославляющими могущественного Чака, потомком которого он считался.
      Войдя в храм, юный правитель опустился на коврик, плетенный из соломы и стал рассматривать ярко раскрашенную статую Чака. Ему показалось, что крючконосый бог грозно ухмыльнулся ему и юноша оглянулся на Мидатля, занятого непонятными приготовлениями к обряду.
      Подойдя к Бату, жрец протянул ему длинный хребет морского ската, острый на конце. Юноше предстояло выполнить обряд кровопускания. Он проткнул хребтом обе мочки ушей и из них заструилась кровь. От боли на несколько мгновений сознание Бата прояснилось ион огляделся. В храме он был первый раз и его поразило, что само помещение было очень небольшим – всего шагов пять в ширину и не больше десяти – в длину.
      Бат понял, что храм кажется большим снаружи из-за двух рядов колонн, которые окружали его со всех четырех сторон.
      Статуя бога Чака выглядела внушительно – в одной руке божество держало топор, а в другой – кувшин с водой, ведь майя верили, что именно этот бог орошает землю дождями.
      Рядом с идолом стояли курительницы с дымящейся смолой, стены и пол были украшены цветами, которые девушки Чакаля собирали в лесах, окружающих город. Каменные стены храма были расписаны рисунками, изображающими сцены из жизни богов.
      Куда бы Бат ни поворачивался, ему казалось, что внимательные, обведенные черным глаза Чака следят за ним. Юноша посмотрел на амулет, висевший на груди идола и голова его снова, как тогда, когда он выпил отвар, стала тяжелеть.
      Письмена, выбитые на каменном амулете, складывались в слова, лишенные явного смысла, но завораживающие ритмом. Бат начал бормотать, вслух читая надписи на амулете.
      – Зачем ты явился сюда? – словно откуда-то издалека услышал юноша грозный голос.
      – Я хочу узнать, хотят ли боги, чтобы мы воевали с городом Пакалем, – преодолевая охвативший его смертельный ужас, проговорил Бат.
      – Богам нет дела до мелкой суеты смертных, – снова заговорил Чак. – Но если люди относятся к нам непочтительно, мы караем их. Ты должен сразиться со своим врагом один на один. Поединок решит, кто из вас достоин стать правителем двух городов и двух народов.
      – Но я не могу сражаться с Пак-Яко – он опытный воин и намного сильнее меня! – воскликнул Бат.
      – Ты должен показать, в чем ты лучше своего врага! Если ты откажешься от поединка, ты потеряешь все...
      – Все? – выдохнул юноша, продолжая смотреть на амулет бога – он не мог заставить себя посмотреть в лицо божеству.
      – Что это значит – все? – спросил Бат.
      – Власть, город, жизнь... – произнес Чак.
      Внезапно боль в ушах пронзила юношу. Мидатль прикоснулся к его кровоточащим мочкам двумя кусочками светлой ткани.
      Голос божества тут же смолк. Бат чувствовал себя так, словно очнулся от тревожного сновидения.
      Когда ткань намокла от крови, жрец бросил ее в сосуд со смолой и она тут же истлела.
      – Чак вдохнет этот дым и одарит тебя своими милостями, – сказал Мидатль юному правителю.
      – Он сказал, что... – Бат хотел было рассказать жрецу о своем разговоре с богом, но Мидатль прервал его:
      – Храни все сказанное богом в тайне. Слова Чака должны были достигнуть только твоих ушей и больше ничьих.
      – Но что же я скажу народу, который собрался вокруг храма и ждет решения богов? – спросил Бат.
      Снаружи действительно раздавался рокот многотысячной толпы – жители Чакаля ждали выхода правителя, совершившего путешествие в мир духов.
      – Долг правителя вселять народу страх и почтение, – сказал Мидатль.
      Бат хотел спросить у жреца, что же ему ответить собравшимся у храма людям, но Мидатль быстро повернулся и направился к выходу из храма. Юноша понял, что ему тоже пора выходить.
      Как только он показался на площадке, шум громадной толпы смолк. Все замерли, ожидая, что правитель объявит волю богов.
      От потери крови Бат чувствовал слабость и двое жрецов поддерживали его за руки, когда он начал спускаться по лестнице. Дойдя до ее середины, юный правитель остановился и поднял правую руку вверх.
      – Народ Чакаля! – громко крикнул он. – Чак обещал нам свое покровительство и милость! Мы одолеем своих врагов!
      Как только Бат замолчал, люди начали радостно кричать и топать ногами по каменным плитам, которыми была вымощена улица. Жрецы повели обессилевшего правителя во дворец.
      В своих покоях Бат остался один на один со своими мыслями – он должен был решить, как ему победить Пак-Яко, который хотел захватить его город.

      В окружении молодых знатных воинов Бат Балам кружил по городу. Все в Чакале считали, что юный правитель наблюдает за подготовкой своих подданных к войне. На самом деле Бат просто устал мерить шагами узкие и длинные залы дворца, пытаясь найти решение стоящей перед ним трудной задачи. Если произойдет столкновение между воинами двух городов, то перевес наверняка будет на стороне пакальцев, так как им будут помогать навахи. Значит, нужно любой ценой не допустить сражения между войсками Чакаля и Пакаля.
      Молчаливый Бат бродил по городу и его неотступно преследовали мысли о надвигающейся войне. Его друзья – юноши из знатных семей Чакаля, пытались его подбодрить, но он не слушал их, оставаясь по-прежнему мрачным и сосредоточенным.
      – Правитель, почему бы нам не поиграть в мяч? – спросил Нар-Ам, чье имя означало Зоркий Орел.
      Нар-Ам был лучшим другом Бата и его очень тревожило плохое настроение юного правителя.
      – В мяч? – очнулся от задумчивости Бат.
      – Правитель, давайте сыграем! – начали просить и остальные юноши.
      – Что ж, тогда нам нужно одеть келдэ, – сказал юный правитель.
      Келдэ – так называлась защитная одежда для игры в мяч.
      Играли в мяч на специальных площадках, выложенных камнем.
      Площадки имели вытянутую прямоугольную форму и расширялись на концах. Стены вокруг площадок были наклонными. Тяжелые резиновые мячи могли сильно ударять игроков, поэтому те надевали келдэ – плотные» латы» из ткани и каучука на руки, ноги и среднюю часть туловища.
      Бат и его друзья-подданные направились к площадке для игры в мяч, находившейся неподалеку от Главного храма бога Чака. Расположение площадки поблизости от храма было неслучайным – часто проигравших приносили в жертву кровожадному богу прямо на площадке перед храмом.
      Знать Чакаля, да и других городов народа майя, любила состязаться в ловкости и силе, гоняя мяч по каменной площадке. Бат Балам был хорошим игроком и обычно его команда одерживала победы, сражаясь с самыми сильными противниками Чакаля.
      По приказу Бата рабы, которыми становились пленники, захваченные в сражениях, принесли защитную одежду и через несколько минут правитель и его друзья были снаряжены по всем правилам и были готовы начать игру. Они разбились на две команды, по трое человек в каждой. Бат возглавлял одну команду, а его друг Нар-Ам – другую.
      В начале игры, по установившейся столетия назад традиции, команды-соперники вышли на площадку и сели друг напротив друга, поджав под себя ноги. Так игроки настраивались на игру и просили богов помочь им.
      После этого они заняли свои места – двое игроков из каждой команды встали лицом к лицу всего в паре шагов друг от друга, а главы команд разместились чуть поодаль, каждый в своем конце площадки. На них лежала самая главная задача игры – они не должны были позволять игрокам команды противников прогонять мяч через каменные кольца, установленные на покатых стенах расширяющихся участков площадки.
      Служители ударили в барабан, что являлось сигналом к началу игры и тяжелый мяч полетел на каменное поле. По правилам игры нельзя было касаться мяча руками и ногами и игроки отбивали его бедрами, которые они обвязали шкурами.
      Мяч, с гулом отталкиваясь от каменных стен, летал по площадке, а игроки изо всех сил бегали за ним, порой сбивая противников с ног. Игра на короткое время переместилась к участку площадки, которую защищал Нар-Ам, и Бат внимательно наблюдал за игроками, стараясь не пропустить тот момент, когда мяч полетит в его сторону. Он был увлечен игрой и сам поразился, когда его внезапно озарила мысль. Теперь он знал, как сможет одолеть своего врага Пак-Яко.

* * *

      Игра завершилась победой команды Бата. Игроки из команды противников, потеряв голову от азарта, совсем забыли, что играют против правителя, поэтому борьба была честной. Тем радостнее был Бат и участники его команды. Уставшие, но довольные, они потрясали руками и ожерельями, снятыми с проигравших.
      Когда все разоблачились, Бат сказал:
      – Сегодня я собираю военный совет.
      – Мы будем говорить о войне с Пакалем? – спросил Нар-Ам.
      – Нет, войны не будет, – покачал головой Бат, направляясь в сторону своего дворца.
      Друзья юного правителя недоуменно переглянулись и поспешили за Батом, в нетерпении узнать, что он задумал.
      Вскоре, в одном из залов дворца собрался военный совет, в который входили все знатные воины Чакаля и те, кто заслужил эту честь в сражениях, где показал себя настоящим храбрецом. Женщины на совет не допускались. Как только зал наполнился воинами, Бат вышел на его середину.
      – Я собрал вас, чтобы вы узнали омоем решении, – начал говорить юный правитель. – Как вы все знаете, правитель Пакаля, Яко, решил напасть на нас. Он считает, что без труда победит чакальских воинов, ведь во главе них теперь стоит ребенок. Да, он называет меня ребенком и хочет использовать то, что у меня нет опыта в военных делах. Но ему, этому трусливому койоту, не дано знать, что город бога дождей никому не захватить, пока Чак милостив к своим детям – нашему народу. Я знаю, как смогу доказать Пак-Яко свою силу и доблесть, после чего он даже думать не посмеет о Чакале, как о городе рабов.
      – Но как ты это сделаешь? – нетерпеливо спросил Зак-Куу-Мо, когда Бат сделал паузу.
      – По обычаю наших предков, спор между врагами можно разрешить в честной схватке! – резко повернувшись к военачальнику, выпалил юноша.
      – Правитель, но Пак-Яко намного старше тебя и искусно владеет копьем и ножом – об этом все знают, – сказал другой военачальник, Иц-Хаку, почтительно держа руки у сердца.
      – Не нужно мне напоминать о том, что Пак-Яко – опытный воин и умеет сражаться лучше меня, – грозно ответил Бат, вспоминая, как обычно вел себя на военных советах его отец Читам.
      – Я одолею правителя Пакаля на площадке для игры в мяч! – сообщил юный правитель.
      В зале послышался изумленный вздох – все присутствующие были поражены. Никто из них не моги представить, что Бат Балам захочет сыграть с Пак-Яко в мяч. Все знали, что враждующие правители, по существующему испокон веку обычаю, могут сразиться один на один. Но о том, чтобы враги-правители играли в мяч, никто никогда не слышал.
      – После моей победы я стану править и Пакалем, – сказал Бат.
      – А если Пак-Яко, из-за помощи злых духов, победит? – осторожно спросил Зак-Куу-Мо.
      – Если Пак-Яко победит, значит, ему помогают незлые духи, а боги, – гордо ответил юный правитель. – Тогда Чакаль, не подвергаясь разрушениям, перейдет под власть Яко.
      Собравшиеся снова заволновались. Если Чакалем станет править Пак-Яко, то первым делом он перебьет всю знать захваченного города, чтобы обезопасить себя. Ведь если в живых останется хоть один знатный воин, то власти чужеземного правителя будет угрожать опасность. Порабощенный народ сможет взбунтоваться против захватчиков и выбрать новым правителем кого-то из местной знати.
      – Теперь вы знаете о моем решении можете уходить, – важно сказал Бат и добавил: – Сегодня же я отправлю гонцов в Паскаль, чтобы они передали Яко мой вызов.
      Все почтительно начали пятиться к выходу из зала, не поворачиваясь к правителю спиной. Старый Иц-Хаку выходил последним и задержался возле Бата.
      – Пак-Яко– сильный и выносливый человек, правитель, – сказал он. – Я знаю, что он часто показывает свою ловкость на площадке для игры в мяч. Ты уверен, что сможешь победить его?
      – У меня нет выбора, – ответил Бат. – В войне мы непременно проиграем. Поэтому я должен сразиться с Пак-Яко сам.
      Иц-Хаку склонил голову и вышел.

* * *

      В пятый день месяца имиш по ритуальному календарю жрецы сообщили Бату, что пора начинать сеять маис. Жрецы наблюдали за солнцем, луной и звездами и определяли по ним все важнейшие события в жизни жителей Чакаля. Свои наблюдения жрецы вели из высокой Радужной башни, кровля которого была изогнута в виде лунного серпа, лежащего концами рожек вверх.
      Сразу же после разговора со жрецами Бат вместе с придворными отправился за город, где несколько недель назад был расчищен новый участок леса, предназначенный для маисовых полей. Густой лес вырубали каменными топорами и это был тяжкий труд, требующий силы и выносливости. Когда утомленные мужчины отдыхали, женщины смоляными факелами поджигали вырубленные деревья. Вырубленные участки покрывались золой и пеплом, которые делали землю способной приносить богатые урожаи.
      Когда Бат появился на поле, собравшиеся земледельцы приветствовали его восторженными криками. Облаченный в праздничный наряд, юный правитель взял расписанный сложным орнаментом деревянный ящик с зернами маиса и вышел на поле.
      По обычаю, правитель Чакаля первым бросал зерна маиса в землю, после чего на поле выходили земледельцы. Пока Бат медленно шел вдоль борозд, сделанных мотыгами и разбрасывал зерна, чакальцы окружили поле и покачивались в ритуальном танце. Здесь же стояли и музыканты, наигрывающие ритмичные мелодии на деревянных и глиняных барабанах и дудках из морских раковин.
      Когда ящик опустел, Бат покинул поле и вместе с приближенными отправился обратно в город, где в честь дня посева маиса жрецы проводили обряды во всех храмах, упрашивая Чака дать народу Чакаля богатый урожай и хранить его от всевозможных бедствий.
      Бат собирался устроить пышный праздник во дворце, чтобы хотя бы на время забыть о надвигающейся на город угрозе. В Чакале во всю шли приготовления к пиру и развлечениям. На кострах, наколотое на вертела, жарилось мясо, в пиршественных залах стояли корзины с плодами, собранными в лесах и на полях.
      Бат переодевался к празднику и как раз при помощи слуг надевал пышный убор из отливающих золотом перьев, когда на внутренней лестнице дворца послышался топот и в покои правителя вошел воин в порванной грязной одежде. Бат с трудом узнал в нем одного из гонцов, которых он послал в Пакаль.
      – Вы передали мой вызов Пак-Яко? – спросил у воина Бат.
      – Правитель, мы сказали ему все, что ты нам велел, – вернувшийся гонец говорил прерывисто, тяжело дыша.
      – А что же он ответил? – продолжил расспрашивать воина Бат.
      – Он говорит, что с радостью опозорит тебя перед твоим же собственным народом и для этого даже готов прибыть в Чакаль. Пак-Яко уверен, что без труда победит в игре и Чакаль станет его городом. А с теми, кто сейчас поддерживает тебя, Бат Ахав Балам, он поступит также, как и с моими спутниками.
      – Что он с ними сделал? – вскричал юный правитель, вскочив с места.
      – Всех шестерых воинов, сыновей самых знатных семей Чакаля, обезглавили перед статуей бога маиса, – понурив голову, сказал воин и добавил: – Меня оставили в живых, чтобы я рассказал об этом в Чакале и передал ответ Пак-Яко.
      – Этот злодей дорого заплатит за жизнь моих верных воинов, – сжав кулаки, пообещал Бат. – Я никогда не прощу Пак-Яко того, что он осмелился принести в жертву сыновей Чакаля!

* * *

      В Чакале все жители готовились к предстоящим состязаниям Бата Балама и Пак-Яко. Чакальские воины денно и нощно находились на улицах города, чтобы враги не могли их застать врасплох и ворваться в Чакаль. Жрецы освящали площадку для игры в мяч, моля богов о помощи их правителю, юному Бату Баламу.
      Тревога повисла в воздухе невидимым облаком, накрывшим весь город. Даже у окрестных хижин, населенных земледельцами и ремесленниками, не было слышно детского гомона и песен женщин, готовивших под плетенными из веток навесами пищу. В самом же городе, кроме воинов, на улицах не было видно остальных жителей. Никто не решался покидать дома.
      Юный правитель тоже не выходил за пределы своего большого дворца. Он постоянно находился в обществе чакальских военачальников, которые наперебой советовали ему, как следует поступить с коварным Пак-Яко. Одни убеждали Бата немедленно, не дожидаясь, пока враг стянет все свои войска к Чакалю, первыми напасть на Паскаль. Другие говорили, что следует попробовать договориться с Пак-Яко и не доводить дело до войны. Но Бат Балам стоял на своем – он твердо решил сразиться с противником на площадке для игры в мяч.
      Когда воины, ведущие дозор окрестностей Чакаля, сообщили о приближении Пак-Яко во главе большого отряда, к Бату пришел Мидатль.
      – Правитель, боги говорят, что сегодня решится судьба Чакаля, – сказал жрец, как всегда, пристально глядя прямо в глаза собеседнику.
      – Скажи, помогут ли мне боги? – спросил Бат.
      – Боги всегда на стороне тех, кто достоин их помощи, – ответил Мидатль.
      После этого разговора, еще больше взволновавшего юношу, Бат, надев парадные одежды, отправился навстречу Пак-Яко.
      Два правителя, окруженные многочисленными воинами из своих городов, встретились у самых стен Чакаля.
      Когда воины пакальцев расступились и образовали широкий коридор, по нему к Бату прошел Пак-Яко. Правитель Пакаля был одет лишь в широкую набедренную повязку и чакальцы с удивлением разглядывали его тело, сплошь все покрытое татуировками в виде надписей, призывающих богов одарить Яко силой и здоровьем. Яко достиг зрелости и был намного старше Бата. Прямой нос, полные губы и узкие, глубоко посаженные черные глаза правителя Пакаля делали бы его лицо вполне приятным для окружающих, если бы недавнишняя рана, изувечившая его рваным шрамом, проходящим через всю правую щеку. Хотя у народа майя шрамы, полученные в боях, считались лучшим украшением воинов, но мало кто мог без содрогания смотреть на искаженное в зловещую гримасу лицо Яко.
      – Я слышал, что ты был настолько дерзок, что посмел вызвать меня на состязание? – грозно нависнув над юным правителем Чакаля, спросил Пак-Яко, который был на две головы выше Бата.
      – Да, хочу показать тебе, что «ребенок» может постоять за себя и свой народ! – гордо ответил Бат, глядя прямо в страшное лицо своего врага.
      – Что ж, ты сам определил свою участь, – усмехнулся Яко и его лицо еще больше исказилось. – Только прежде, чем начать игру, я хочу сказать тебе о своих условиях.
      – Какие же у тебя условия, Яко Ахав Пак? – нарочито почтительно спросил Бат Балам.
      – Я хочу поднять цену нашей схватки. Состязаться мы будем до тех пор, пока один из нас не отправится в Шибальбу!
      За спиной Бата раздался чей-то приглушенный возглас:
      – Пак-Яко хочет бороться насмерть!
      – Если проигравший, а я знаю, кто это будет, не погибнет на площадке, то пусть ему отрубят голову перед храмом Чака, – сказал Яко. – Ты согласен на мои условия?
      – Согласен, – незамедлительно ответил Бат и повернулся, чтобы направиться к площадке для игры в мяч.
      Юный правитель встретился глазами с Мидатлем и заметил промелькнувшую на лице жреца тревогу.
      Два правителя торжественно вступили в Чакаль, переполненный воинами. Яко разрешили провести в город весь его отряд, показывая тем самым, что чакальцы доверяют слову владыки враждебного Пакаля.
      Пока Бат облачался в костюм для игры в мяч, мысли о предстоящем состязании вихрем проносились в его голове. Когда он решил вызвать на игру Яко, он, конечно, знал, что ему будет трудно обыграть такого сильного и опытного игрока, закаленного не в одном сражении воина. Но только когда он увидел громадного Яко с могучими мускулами и устрашающим лицом, он понял, что одолеть такого соперника он сможет только, если произойдет чудо, дарованное богами.
      «Мудрый и всевидящий Чак, помоги мне одержать победу.
      Моя жизнь – слишком ничтожная жертва, но я не могу позволить пакальцам править Чакалем. Если это произойдет, мои предки изгонят меня из подземного мира, куда я попаду после смерти, и моя душа станет вечно скитаться над миром, не находя себе пристанища ни у живых, ни у мертвых», – взывал к своему покровителю Бат, пока прислужники снаряжали его для игр.
      Наконец раздались мерные удары – это двое жрецов, ударяя в глиняные барабаны, подавали сигнал к началу состязания.
      Бат и Яко показались на площадке, окруженной плотным кольцом зрителей из числа пакальской и чакальской знати и воинов. Противники стояли поодаль друг от друга, каждый на своем конце площадки. Им предстояло сразиться в игре, отличной от той, в которую недавно играл Бат со своими друзьями.
      По правилам этой игры участники должны были отбивать мяч каменными снарядами с кулак величиной. Держать снаряды нужно было за ручки, равные по ширине ладони. Для каждого игрока изготавливался особый снаряд.
      Бат стоял против солнца и смотрел на противника прищурившись. Яко же повернулся лицом к храму Чака неподвижно замер, видимо, испрашивая у бога помощи. Шею и грудь правителя Пакаля украшало большое количество амулетов – бус из клыков медведя, зеленых нефритовых бусин. На поясе Яко висел человеческий череп, принадлежавший его кровному врагу. Десять лет назад Паскаль воевал с одним из северных племен и в сражении предводитель врагов опасно ранил Яко. Именно с тех пор лицо правителя Пакаля изуродовано шрамом. Как только Яко оправился от раны, он с небольшим отрядом своих лучших воинов напал на селение враждебного племени и истребил всех его жителей. Предводителя северян Яко пронзил копьем, а затем отрубил его голову и подвесил к своему поясу, в знак устрашения всем, кто осмелится воевать с ним.
      – Пора начинать! – громко крикнул Мидатль, подавая Бату головной убор в виде головы ягуара.
      Яко его слуги подали убор в виде головы медведя. На площадку вынесли мяч и положили его в центр круга, обозначенного камнями посередине площадки. Некоторое время игроки стояли неподвижно, не сводя глаз друг с друга. Наконец, у Бата, как у более молодого и горячего, кончилось терпение и он стремительно подбежав к мячу, ударил по нему каменной гирькой, зажатой в правой руке. Яко тут же, таким быстрым движением, что его никто из зрителей не успел уловить, ударил Бата под колено и одновременно перехватив мяч, точным ударом отправляя его в тот конец площадки, где к стене была приделана большая каменная голова попугая. По правилам игры, победителем должен оказаться тот из игроков, которому первому удастся попасть мячом в эту голову.
      – Пак-Яко победил! – истошно закричал кто-то из пакальских воинов.
      – Твоя радость преждевременна, – спокойно заявил кричащему Мидатль, наблюдая за происходящим на площадке.
      Мяч пролетел совсем рядом с головой попугая и едва ее не коснувшись, оттолкнулся от стены и снова оказался у игроков. Бат, не обращая внимания на боль в ноге, размахнулся и ударил по мячу. Но тот был тут же захвачен Яко, который сделав два шага назад, собирался ударом гирьки отправить мяч прямо в голову попугая. Мяч уже летел в воздухе, когда Бат, высоко подпрыгнув, отбил его головой, защищенной тяжелым шлемом в виде головы ягуара.
      Зрители кричали, каждый из них призывал помощь богов своему правителю. Но Бату казалось, что он и его противник одни во всем мире и их окружает вековечная ледяная тишина.
      Яко отбежал в самый конец площадки, сжимая мяч, и разогнавшись, стремительно побежал к каменному попугаю, намереваясь сбить Бата с ног. Но как только Яко поравнялся с ним, юный правитель Чакаля змеей изогнулся в сторону, вытянув правую ногу, о которую незамедлительно споткнулся его противник. Со стуком, которые издали ожерелья и гирька в его руке, Яко рухнул на пол. Пока он вставал, Бат схватил мяч и со всей силы ударил по нему гирькой. В этот самый момент Яко, продолжая лежать на полу площадки, схватил юношу за ноги обеими руками и рванул на себя. Из-за падения удар по мячу пришелся вскользь и Бат понял, что все-таки попал по каменной голове попугая по реву толпы, в которой он расслышал зычный выкрик Мидатля:
      – Ахав Чакаля победил!
      Мяч, несмотря на падение Бата, долетел до головы попугая и со стуком упал на пол.
      Состязание закончилось. Яко, сохраняя невозмутимость, снял с себя нефритовое ожерелье – символ своей власти и протянул его Бату. Правитель Чакаля взял ожерелье и поднял его высоко над головой. Чакальцы приветствовали своего правителя радостными криками.
      – Куда ты идешь? – окликнул Бат удаляющегося Пак-Яко.
      – Я проиграл и готов отправиться в Шибальбу, – чуть повернув голову к Бату, ответил Яко.
      – Я готов сохранить тебе жизнь, если ты не станешь нападать на Чакаль и заключишь с нами вечный мир, – сказал Бат.
      Но гордый Яко ответил:
      – Я умру сегодня же у статуи Чака! Никто не сможет сказать, что Пак-Яко трус! Если я соглашусь на мир с тобой, это ляжет несмываемым позором на весь мой род и народ, которым я правил 30солнечных лет!
      Пак-Яко направился к храму Чака и толпа молча расступалась перед ним, и каждый в ней опускал глаза, боясь взглянуть на уродливое лицо сурового, но гордого правителя.
      Бат хотел было кинуться за Яко, но его остановил Мидатль.
      – Он все равно не сможет жить после того, как его одолел противник, который намного младше его. Пак-Яко всегда держит свое слово, – сказал жрец.
      – Но я запрещу жрецам приносить его в жертву! Я не хочу проливать кровь! – горячо воскликнул Бат, срывая с головы шлем.
      – Условия вашего состязания известны всем и должны быть выполнены до конца, – произнес Мидатль, всматриваясь в уже отдаленную фигуру Яко, начавшего подниматься по лестнице храмовой башни. – Ты сам согласился с тем, что тот, кто проиграет, умрет в храме Чака.
      Бат понурил голову и пошел ко дворцу. Его мигом обступили друзья, наперебой поздравляя с победой. По дороге во дворец Бат приказал, чтобы жрецы и близко не подходили к Пак-Яко.
      «Он остынет после проигрыша и тогда я скажу ему, что он может править своим народом и дальше. Отец всегда с уважением относился к Яко, несмотря на то, что они никогда небыли союзниками. Яко правил Пакалем долго и делал это мудро», – думал юный владыка Чакаля, подходя ко дворцу.
      Когда он начал подниматься в свои покои по главной лестнице, его догнал Нар-Ам.
      – Правитель! Пак-Яко пронзил себе сердце перед статуей Чака!

      Бат сидел на широкой скамье под деревянным навесом, который окружал один из внутренних двориков дворца. Мидатль стоял перед правителем, перебирая в руках бусы из каменных человеческих черепов.
      – Ты знаешь, правитель, что наш мир уже четырежды возрождался после полного разрушения, – говорил жрец. – В конце первой эпохи небо обрушилось на землю и это принесло смерть всем живущим на ней. Но когда земля была вновь заселена и наполнилась жизнью, ее смели ураганы, страшные ветры.
      Третий раз все живое погибло в огне, посланном на землю с неба. Четвертая эпоха пала от потопа, который вызвало Сердце небес. От воды погибли деревянные люди, жившие тогда. Пророчества говорят, что в конце нашей эпохи, пятой по счету, землю начнет сотрясать сильная дрожь и наши города разрушатся и погребут нас под собой.
      – К чему ты напоминаешь мне старинные предания? – спросил Бат.
      – Их следует вспомнить именно сейчас, когда народ Пакаля жаждет мести за своего убитого, как они уверены, правителя.
      – Но чем мне могут помочь пророчества древних жрецов?
      – удивился правитель Чакаля.
      – Они содержат истину, воплощающую в себе волю богов, – сказал Мидатль. – Когда боги отвернутся от нас, начнется конец нашей эпохи. Сейчас все указывает на то, что подземные духи недовольны тем, что происходит в Чакале и Пакале. Вот уже два раза– вчера и сегодня утром землю охватывала дрожь. Пока она слабая, но это может быть знаком конца всего нашего мира. Следует умилостивить богов, пока не поздно.
      Юный правитель был недоволен разговором, который затеял Мидатль. Он собирался как следует отдохнуть после треволнений последних дней, вызванных состязанием с Пак-Яко и его смертью в храме Чака. После того, как жрецы объявили во всеуслышание о гибели Яко, пакальцы, пришедшие в Чакаль вместе со своим правителем, пришли в негодование и обвинили чакальцев в убийстве своего владыки. На улицах Чакаля едва не вспыхнуло сражение, но Мидатлю удалось поговорить со знатным сановником, стоявшим во главе отряда пакальцев, и убедить его успокоить своих воинов.
      Пакальцы забрали тело своего умершего правителя и отправились в свой город, чтобы со всеми почестями захоронить его. Но было ясно, что воины Пакаля не поверили до конца чакальцам, уверявшим их, что Яко сам покончил с собой.
      В Чакаль приходили вести о том, что пакальцы готовятся к войне.
      – Как я могу умилостивить богов? – спросил Бат у стоящего перед ним жреца. – Новыми жертвами?! Наши боги любят кровь и обычно она рекой льется в храмах. За последнее время жрецы Чакаля отправили в подземный мир всех пленников, захваченных моим отцом, великим Читамом...
      – Значит, нужны новые пленники, – сказал Мидатль. – Нельзя медлить – пока жители Пакаля погружены в скорбь о своем правителе, мы сможем без труда захватить город. Можно договориться с навахами– я их неплохо знаю и уверен, что если мы предложим большую награду, чем им пообещали пакальцы, навахи передут на нашу сторону.
      – Но я не хочу воевать с Пакалем! – воскликнул Бат.
      – Я победил Яко и значит, становлюсь властителем Пакаля.
      – Но знать Пакаля отказывается признавать тебя своим законным правителем и собирается выбрать из своей среды нового ахава! – отрезал Мидатль.
      – Что же мне делать, разгромить Пакаль? – спросил юный правитель, отставляя в сторону чашу с какао, которую он до этого сжимал в руке.
      – Ты должен усмирить знатных воинов Пакаля или они начнут войну, опасную для твоего народа, – твердо сказал Мидатль. – Боги желают, чтобы ты стал править Пакалем.
      – А желают ли боги, чтобы ты стал верховным жрецом не только Чакаля, но и Пакаля? – Бат затронул самую болезненную струну в душе Мидатля– жрец наслаждался своей властью над жизнями людей и всегда стремился ее усилить.
      – Змей Всевидения говорил мне, что я призван передавать волю духов людям, как и он, – ответил жрец.
      – Ты станешь верховным жрецом двух городов и твоя власть будет уступать лишь власти правителя, если придумаешь, как мне избежать войны и в то же время усмирить непокорных пакальцев, – заявил Бати вышел из-под навеса, оставив Мидатля размышлять над своими словами.
      Дворцовый двор был залит солнцем и юноша даже через кожаные подошвы своих сандалий почувствовал, как раскалились каменные плиты, из которых был выложен пол. «Если в ближайшие дни Чак не вернет нам свое расположение и не прольет на поля дождь, выгорит маис и мы останемся без пищи», – подумал правитель. Он знал, какие беды ожидают Чакаль, если зеленые ростки на полях превратятся в сухую безжизненную солому. Несколько лет назад поля Чакаля не дали урожая и город постиг голод.
      Читам отправил торговый караван из нескольких больших лодок, груженных чакальскими украшениями, оружием, статуэтками богов. Караван поморю добрался до богатых городов, в которых торговцам удалось выменять свои изделия на маис и другую пищу. Но пока караван был в пути, жители Чакаля, даже знать и семья правителя впроголодь питались прошлогодними запасами маисовой муки. Бат съедал в день всего лишь две томали – маисовых лепешки.
      Бат помнил, что в Чакале начинались беспорядки, когда запасы пищи подошли к концу и ему, тогда еще совсем ребенку, было запрещено покидать покои матери во дворце – его отец Читам опасался, что разгневанные голодом подданные решат принести в жертву богам сына правителя. Но тогда вовремя вернувшийся караван с пищей помог усмирить народ, а для острастки Читам приказал убить перед храмом Чака нескольких чакальцев, которые особо громко возмущались по поводу гнева богов, проявившегося в гибели урожая...

* * *

      Решив навестить мать, Бат поднялся в ее покои и застал Ичхако за традиционным женским занятием– она вышивала затейливый узор на холщовой рубашке. Ичхако обрадовалась сыну.
      – Ты выглядишь уставшим, – сказала она, внимательно посмотрев на Бата. – Тебя заботит то, что происходит в Паке?
      – Да, но сейчас я не хочу об этом думать, – покачал головой Бат. – Я пришел увидеть тебя и забыть, что от меня все вокруг чего-то ждут.
      Ичхако приказала прислуге принести фруктов и сев напротив сына, продолжила вышивать.
      – Тебе нужно помнить, Бат Балам, что все наши дела непременно вписываются в книгу жизни, поэтому прежде, чем решиться на что-то, нужно заглянуть в будущее и посмотреть, чтобы твой поступок не принес беды, – сказала Ичхако. – Об этом говорят все предания нашего народа.
      – Расскажи мне какую-нибудь историю, – попросил Бат.
      – Хорошо, – согласилась Ичхако.
      В детстве мать часто рассказывала ему легенды о богах и древних героях, и наследник великого Читама мог слушать их часами, затаив дыхание.
      Ичхако, не прерывая своего занятия, начала свое повествование. Хотя Бат уже знал эту историю, он внимательно слушал мать, понемногу догадываясь, почему она выбрала именно эту легенду.
      А рассказывала Ичхако о близнецах-героях, от которых, как считалось, повели свою родословную правители Чакаля и некоторых других городов.
      – Однажды два брата-близнеца, Хун Хунахпу и Вукуб Хухахпу, искусные игроки в мяч, получили приглашение от правителей царства страха Шибальбы поиграть с ними, – рассказывала Ичхако.
      Тихим мелодичным голосом она описывала все страшные происшествия в Шибальбе: как долго играли братья с правителями мира мертвых, как проиграли им и расплатились за это своими жизнями.
      – Голову мертвого Хун Хунахпу отрубили и повесили на сухое тыквенное дерево, – говорила мать правителя. – И совершилось чудо! Безжизненное растение сразу же ожило и начало приносить плоды. По приказу правителей Шибальбы к дереву нельзя было подходить, но одна молодая женщина нарушила запрет и сорвала плод. Как только она прикоснулась к дереву, голова Хун Хунахпу плюнула ей в ладонь.
      А через некоторое время у этой женщины родились двое мальчиков-близнецов, сыновей Хун Хунахпу. Близнецы выросли и тоже, как их отец и дядя, стали мастерами в игре в мяч. Правители Шибальбы, прослышав об успехах юношей, пригласили их в свое царство, чтобы состязаться с ними. Юноши-близнецы сумели раскусить коварство правителей Шибальбы и победили их.
      Но те не захотели отпустить братьев и решили их погубить.
      Бат слушал мать, забыв обо всем на свете. Как всегда, история о героях-близнецах подействовала на него завораживающе. Ичхако рассказала, как убитые братья чудесным образом воскресли и смогли отомстить коварным правителям Шибальбы, казнив их. После победы над владыками подземного мира близнецы поселились на небе, став солнцем и луной.
      – Ты рассказала мне про героев-близнецов, чтобы показать, что зло всегда можно наказать? – спросил Бат, когда мать закончила.
      – Ты правильно меня понял, – ответила Ичхако.
      В этот момент в комнату вошел Зак-Куу-Мо. По его лицу было видно, что он чем-то сильно взволнован. Юноша и его мать очень этому удивились – обычно этот опытный воин сохранял невозмутимость при любых потрясениях. Теперь же он нарушил давний обычай, не позволяющий посторонним проникать на женскую половину дома.
      – Правитель, пришли плохие вести из Пакаля! – сообщил военачальник.
      – Что случилось? – внешне Бат сохранял спокойствие, но душа его наполнилась предчувствием беды.
      – Мы узнали, что знатные воины Пакаля хотят объявить своим правителем младшего брата Яко, Нак-Пу, – сказал Зак-Куу-Мо.
      – Нак-Пу? – вскричал Бат. – Но он же только и умеет, что воевать. Если он станет правителем Пакаля, войны нам не избежать!
      – Нам нужно собрать всех воинов Чакаля и занять Паскаль, – решительно заявил военачальник.
      – Нет, начало войны нельзя допустить, – сказал правитель.
      – Но что же сможет ее остановить? Она неизбежна! – осмелился возразить Зак-Куу-Мо.
      – Я знаю, что ее остановит: свадьба! – воскликнул вошедший Мидатль.
      – Свадьба?! – изумился Бат.
      – Да, – подтвердил жрец. – Правитель, ты должен жениться на дочери Яко и тогда никто не сможет усомниться в законности твоей власти над Пакалем.

* * *

      Со дня разговора в покоях Ичхако прошло три дня. Бат был вынужден согласиться взять в жены дочь Яко, ведь только так можно было обезоружить непокорных пакальцев. Было решено отправить в Паскаль роскошные подарки вместе с предложением о женитьбе.
      В число тех, кто должен был побывать в Пакале, вошли самые знатные воины Чакаля. Они вышли из города на рассвете, разряженные в самые пышные одежды – ведь им предстояло сватовство. Вместе с посланцами правителя Чакаля отправлялись и носильщики с большими плетенными корзинами за плечами. В корзинах лежали дары, предназначенные дочери Яко – плоды из садов и огородов Чакаля, расписная посуда. В специальной каменной шкатулке, которую нес Нар-Ам, лежали искусно изготовленные украшения из камня, черного стекла. Эти роскошные подарки должны были показать серьезность намерений Бата и богатство его города.
      Путь в Паскаль занимал целый день и проходил по полузаросшей густым лесом дороге – нечасто чакальцы и жители Пакаля пользовались ею.
      Потянулись томительные дни ожидания возвращения посланных в Паскаль. Бат много времени проводил в покоях матери, которая всеми силами пыталась его успокоить. Правитель был вовсе не в восторге от того, что ему придется жениться в самом ближайшем будущем. Он был еще слишком юн, чтобы спокойно принять то, что жену для него выбрали сложившиеся обстоятельства, а не он сам.
      – Разве я смогу хорошо относиться к жене, с которой я познакомлюсь только на нашей свадьбе? – воскликнул Бат в ответ на свои собственные мысли.
      Он обедал вместе с матерью в ее покоях и кроме них, никого больше рядом не было, поэтому Бат мог не скрывать своих истинных мыслей и чувств.
      – Часто боги нас ведут словно слепцов и дают нам прозреть только тогда, когда мы уже не можем изменить их волю, – сказала Ичхако. – Сын, то, что тебе предстоит жениться на дочери Яко, может быть одним из самых лучших даров богов.
      Скорее всего, эта девушка изменит твою судьбу – сам Мидатль говорил мне об этом.
      – Мне кажется, Мидатль часто просит богов делать то, что нужно ему самому, – заявил Бат, разламывая початок маиса.
      – Ты не должен так думать! – воскликнула Ичхако, испуганно озираясь, словно она боялась, что их разговор могут подслушать. – Мидатль верно служит Чаку и всегда передает волю бога людям. Он предан тебе точно также, как раньше твоему отцу.
      – Да, ты права, – поспешил согласиться Бат.
      Но юноша не был уверен в этом. Сколько он себя помнил, всегда рядом с его отцом и с ним самим был Мидатль с его таинственными непонятными речами. С тех пор, когда Бат впервые увидел Мидатля за жертвоприношением, тот начал внушать мальчику страх, который не прошел и теперь, когда он стал правителем Чакаля. Мидатль был человеком умным, властолюбивым и гордым. Самый гордый знатный воин не мог позволить себе разговаривать с ним непочтительно. Бат часто пытался понять, что на уме у Мидатля, но сделать это было невозможно. Как только юноше начинало казаться, что он наконец-то разгадал мысли жреца, тот говорил или делал что-то совершенно непонятное и неожиданное, убеждавшее Бата в том, что он ошибался.
      После обеда с матерью юный правитель отправился на поля, расположенные вокруг города. Ростки маиса и других растений, заботливо высаженные земледельцами, становились все желтее с каждым днем – бог Чак не одаривал чакальские земли живительной влагой. Во всех домах чакальцев в курительницах дымилась пома, посвященная разгневавшемуся Чаку. Каждый вечер люди, собираясь неподалеку от полей, молили бога полить маис. Выпивая травяной отвар, чакальцы погружались в полусонное состояние, необходимое, как уверяли жрецы, для общения с богами и принимались танцевать ритуальные танцы. Им казалось, боги должны были смирить гнев, видя их.
      Проходя мимо каменного столба, покрытого надписями, повествующими о деяниях прежних правителей Чакаля, Бат спросил себя: «Что высекут на камне, хранящем наши послания для вечности, после моей смерти?»
      Оказавшись у хижин земледельцев, Бат принял участие в их ритуальных танцах, зажег пому возле статуэтки Чака, которая стояла на краю поля.
      Утомленный шумом и танцами, правитель вернулся во дворец смертельно уставшим. Его сопровождали лишь несколько воинов.
      Но только Бат добрался до своей постели, уже предвкушая сладкий сон, как вошедший в его комнату воин доложил о том, что из Пакаля вернулись посланники. Пришлось Бату вставать и идти в зал, где собрались все воины, вернувшиеся из Пакаля.
      – Какие вести вы принесли? – спросил Бат.
      – Дочь Яко оказалась строптивой и поначалу наотрез отказалась даже слушать нас, – сказал Нар-Ам. – Но потом, после того, как мы объяснили ей, что ее отказ стать твоей женой, правитель, означает начало войны Чакаля с Пакалем, она передумала. Правда, она не приняла твои дары и приказала отдать их храмам Пакаля. Но зато она согласилась стать твоей женой. Мы поздравляем тебя!
      Бат сделал нетерпеливый жест рукой– он считал, что поздравлять его не с чем. Сейчас его намного больше, чем разговоры о невесте, волновали другие вещи.
      – Что говорит знать Пакаля?
      – Все придворные пакальского дворца крайне удивлены твоим предложением, – ответил Нар-Ам. – Мне говорили, что Нак-Пу пришел в ярость, когда узнал, с какой целью мы пришли в Паскаль. Но когда мы встретились с ним, он излучал дружелюбие и отзывался о тебе, правитель, крайне почтительно. Это значит, что он боится снами ссориться, по крайней мере сейчас, пока не уверен, что его поддержат все воины Пакаля.
      – А остальные пакальцы? – снова спросил Бат.
      – Большая часть знатных воинов опасается только одного – того, что ты перебьешь их, когда станешь править Пакалем, – ответил Нар-Ам.
      – Вот этого они бояться зря, – задумчиво проговорил Бат.
      – Правитель, тычем-то озабочен? – спросил один из воинов.
      – Маис не родится на наших полях и Чакалю грозит голод, – сказал Бат. – Скажите, а в Пакале тоже солнце выжгло все посевы?
      – Нет, правитель, – отрицательно покачал головой Нар-Ам. – Поля пакальцев совсем не похожи на наши. Они вырывают у реки каналы, вдоль которых делают насыпи изила, поднятого со дна этих каналов. На иле маис и другие растения хорошо растут, а близость воды не позволяет урожаю сохнуть на полях.
      – Да, а вдоль полей, по каналам, пакальцы плавают на лодках и ловят рыбу, – добавил один из воинов, тоже побывавший в Пакале.
      – Что же, стоит этому научить и наших земледельцев, – решил юный правитель. – Только сначала я должен сам убедиться в том, что эти поля так хороши, как вы о них рассказываете. Для этого я отправлюсь в Паскаль завтра же.
      Бат направился к дверям, у которых обернулся и добавил:
      – Заодно и сыграем свадьбу с этой гордячкой, дочкой Яко.
      Поднимался по лестнице в свои покои Бат уже совсем без сил. Еле передвигая ноги, он размышлял: «Если я стану правителем двух городов, то заставлю пакальцев поделиться урожаем с Чакалем и мой народ избежит голода. Да, этим можно оправдать даже смерть Яко. Пусть мне придется взять в жены эту ужасную спесивую девчонку, зато жители Чакаля и Пакаля смогут жить в мире и не думать о войне.»
      Когда Бат, уже во второй раз за этот вечер, улегся на свое ложе, то прежде, чем погрузиться в сон, он успел подумать: «Забыл спросить, хоть как она выглядит, эта моя будущая жена. Хотя, какая разница? Я ее увижу на свадьбе, а потом поселю в женской половине дворца в Пакале и пусть даже не показывается мне на глаза.»
      На этой мысли Бат крепко заснул.

      Пробираться сквозь плотную чащу леса было тяжело, но Бат не разрешал своим спутникам мешкать в пути. Юному правителю не терпелось оказаться в Пакале, славившемуся своими красивыми постройками. Кроме Чакаля, Бату не приходилось бывать в других городах. Его отец Читам предпочитал захватывать города других народов силой, а Бату не привелось поучаствовать ни водном походе.
      На закате чакальцы, предводительствуемые своим юным правителем, поднялись на холм и увидели Паскаль, лежащий перед ними как на ладони. Клубы голубоватого тумана плыли в сторону города со стороны реки и придавали Пакалю таинственный вид.
      – Словно город подземных духов! – произнес Бат, вглядываясь в даль, где возвышались кровли высоких пакальских построек.
      Спустившись с холма, чакальцы вошли в город. Их встретило молчание жителей, которые просто выходили из домов и без единого слова смотрели на чакальского правителя и его свиту. Возле дворца правителя навстречу Бату Баламу вышли сановники Пакаля и приветствовали его, склонив головы и приложив правые руки в левым локтям – этот жест был знаком почтения, обычно пакальцы так приветствовали правителей.
      – Здесь не вся знать, нет брата умершего правителя, Нак-Пу и тех, кто его поддерживает, – тихо сказал Нар-Ам Бату.
      – Приветствую вас, мои верные подданные! – громко произнес Бат.
      – Мы рады тебя видеть в нашем городе, Бат Ахав Балам!
      – ответил один из знатных пакальцев.
      Бата провели во дворец пакальских правителей. Лица пакальцев были бесстрастны, но Бат чувствовал скрытое неодобрение своему присутствию во дворце их умершего владыки.
      Дворец, выстроенный еще при деде Пак-Яко, потрясал гармонией своих пропорций. В нем был всего один ярус, но все здание было выстроено на высоком фундаменте и ко входу во дворец вела широкая лестница, покрытая резьбой. Постройки дворца соединялись между собой остроконечными арками, в углублениях которых находились ворота, ведущие во внутренние дворики. Двускатная крыша дворца состояла из каменных плит, расписанных изображением сцен из жизни пакальцев и богов, которые им покровительствовали.
      Юный правитель обошел большую часть построек, осмотрев узкие, как и в его родном дворце, залы, уставленные расписной посудой, низкими скамьями и статуэтками богов. Единственные помещения, которые не посетил Бат, принадлежали дочери Пак-Яко. Юноша почему-то стремился всеми силами отложить свою встречу с девушкой.
      Когда жители Пакаля собрались на широкой площади перед дворцом, Бат вышел на площадку на вершине дворцовой лестницы и обратился к ним с речью.
      – Жители Пакаля! Я знаю, что многие из вас уверены, что я убил Пак-Яко, чтобы править его городом. Но это не так! Пусть покарает меня все разящий топор Чака, если я скажу неправду: Яко сам выбрал смерть, хотя я предлагал ему мир и союз между нашими городами! Но того, что произошло, уже не изменить. Теперь у вас нет выбора – боги распорядились так, что мне суждено стать вашим правителем и вы должны признать мою власть. Я не хочу проливать кровь пакальцев и надеюсь, что вы поймете это и не станете чинить мне препятствий.
      В ответ ни раздалось ни звука. Пакальцы молчаливо стояли на площади, и все взоры были устремлены на Бата. Он несколько мгновений помедлил, а потом развернулся и вернулся во дворец. Свою речь Бат обдумывал всю дорогу и подготовил ее не без помощи Мидатля, пришедшего в Паскаль вместе с ним.
      Бат решил незамедлительно объехать окрестности Пакаля, чтобы осмотреть поселки земледельцев и их поля. Но несмотря на то, что юный правитель хотел отправиться как можно быстрее и взять с собой лишь нескольких приближенных, ему пришлось проявить уважение к существующим издавна обычаям Пакаля. Правитель не мог покидать дворец без сопровождения большого числа придворных, а также воинов, вооруженных копьями и каменными палицами, утыканными острыми осколками вулканического стекла. К тому же, Мидатль и Зак-Куу-Мо, отозвав Бата в сторону, настояли на том, чтобы он перемещался по Пакалю только под защитой чакальских воинов."Никто не знает, на какое коварство способны пакальцы, ведь многие из них мечтают о мести», – сказал Мидатль. Пришлось Бату смириться с тем, чтобы путешествовать по земле Пакаля во главе громадной процессии, состоящей из пакальской знати и воинов, чакальских военачальников, жрецов и стражи.
      Первое, что решил осмотреть юный правитель, были знаменитые приподнятые поля пакальцев. Когда они шли по городу, Бат смог разглядеть его постройки получше. Как и Чакаль, Паскаль состоял из храмов и дворцов, а большая часть подданных пакальских правителей жила в окружающих город поселках, в небольших деревянных домиках. По форме строения Пакаля были похожи на чакальские, но их отличие состояло в том, что их кровли были покрыты узором, напоминающим переплетение нитей в ткани. На Бата и остальных чакальцев произвел большое впечатление храм бога маиса, представлявший собой небольшое кубическое строение, стоящее на высокой ступенчатой башне, имеющей форму пирамиды. В храм можно было проникнуть только через низкий проем в стене, по обеим сторонам от которого возвышались два высоких каменных столба, напоминающих початки маиса.
      Когда они уже выходили из города, перед ними, за склоном холма, открылся видна большое сооружение из длинных каменных плит. Стены постройки были покрыты изображениями богов-правителей мира мертвых, Шибальбы.
      – Это гробница великого правителя Пак-Яко, – торжественно сказал за спиной Бата чей-то голос.
      – Да, это был великий правитель, – сказал Бат.
      Он подошел к гробнице и приложил руки к сердцу, отдавая дань уважения его погибшему врагу. В нескольких шагах от гробницы шло какое-то строительство и Бат вопросительно посмотрел на того пакальского сановника, который стоял к нему ближе всех.
      – Это строится храм в честь Пак-Яко, – сказал пакалец. – Жрецы будут просить у него советов и помощи для народа Пакаля.
      – Думаю, что Пак-Яко и после того, как переселился в Шибальбу, не оставит без своей мудрой заботы народ Пакаля, – задумчиво проговорил Бат, глядя, как несколько мужчин укладывают большую каменную плиту на уже выложенный фундамент будущего храма.
      Народ майя верил, что каждый правитель после смерти занимает такое же высокое положение, как и при жизни и может влиять на судьбы людей. Жрецы обращались за помощью не только к богам, но и умершим правителям и знатным воинам, которые, как считалось, становятся в подземном мире им равными.
      Сразу же за последней городской постройкой начиналась равнина, ведущая к реке. Пройдя совсем немного в ее направлении, процессия остановилась у начинавшихся здесь каналов, вдоль которых шли узкие насыпи, сделанные из ила и земли, поднятых со дна каналов.
      Бат сел в каноэ вместе с несколькими приближенными и они медленно поплыли по самому широкому из каналов, обозревая окрестности. Юный правитель убедился, что на приподнятых над водой полях зеленеют уже довольно высокие ростки маиса, а также листья фасоли и других растений.
      – Рядом с Чакалем есть болото и чакальцы тоже могут выстроить такие же каналы, – сказал Бат, обращаясь к Мидатлю.
      – Но это потребует времени, а в этот год наши поля не принесут урожая, его выжжет солнце, – отозвался жрец, который, как обычно, перебирал свои длинные бусы из увесистых каменных бусин, сделанных в виде человеческих черепов.
      – Что ж, придется местным земледельцам поделиться с чакальцами своим урожаем, ведь теперь я – их правитель, – сказал Бат.
      – Я думаю, ахав, что пакальцы не отдадут нам даже небольшую часть своего урожая без сопротивления, – покачал головой в знак сомнения Мидатль.
      – Когда я стану мужем дочери их прежнего правителя, им придется признать мою власть, – твердо заявил Бат.

* * *

      Когда Бат, уже под вечер, вернулся в пакальский дворец, там был приготовлен пир. Прямо на дворцовой площади стояли столы с разнообразным угощением. Но Бат слишком устал от множества впечатлений прошедшего дня и не смог насладиться пиром в полной мере. Он быстро подкрепил силы фасолевой похлебкой и ушел в приготовленные для него покои, где сразу же заснул, вытянувшись на широком ложе, покрытом мягкими шкурами.
      Тем временем пир продолжался и чакальцы, сидевшие за столами и пробующие удивительно вкусные блюда, с радостным удивлением вслушивались в мелодичные звуки музыки – на краю площади стояло около десяти музыкантов, играющих на деревянных флейтах.
      После того, как все насытились, начались танцы. Множество босоногих девушек в длинных расшитых рубахах встали в круг и начали исполнять грациозный танец, кружась по площади, словно стайка многокрасочных лесных бабочек.
      Зрители, глядя на танцовщиц, притоптывали в ритм музыке. Чакальцы не знали, что среди танцующих девушек была и дочь Пак-Яко, которой в самом ближайшем времени предстояло стать женой их правителя. Девушку звали Минамп и имя ее означало «утренний цветок». Пак-Яко любил свою дочь, ни в чем ей никогда не отказывали обещал, что она сама выберет себе мужа, хотя это и нарушит обычай. Минамп была гордой и привыкла всегда добиваться своего во что бы то ни стало. Теперь же, когда Яко навечно скрыли серые плиты гробницы, его дочь была вынуждена подчиняться жрецам и знатным сановникам, которые следили за каждым ее шагом.
      Минамп была вынуждена согласиться стать женой ахава Чакаля, для того, чтобы защитить родной город от войны, которая непременно началась бы в случае ее отказа от предложения Бата. Девушке было прекрасно известно, что ее дядя, Нак-Пу, хочет занять место Яко и многие воины готовы помочь ему захватить власть силой. Но Минамп понимала, что если Нак-Пу станет ахавом Пакаля, то на этих землях наступят не самые радостные времена. Нак-Пу был злопамятным, коварным и всегда стремился устранить со своего пути каждого, кто был ему не угоден. Всю свою жизнь этот человек завидовал своему брату, правившему Пакалем и всегда мечтал занять его место. Нак-Пу было тяжело наблюдать за величием брата и большую часть времени при его жизни он проводил за пределами Пакаля, участвуя в военных походах и торговых караванах.
      Теперь же, когда Пак-Яко умер в Чакале, его брат всеми способами настраивал пакальскую знать и простых воинов против Бата Балама. Велеречивыми речами, лестью, ложью, он пытался переманить на свою сторону каждого, кто мог бы помочь ему стать полновластным хозяином пакальского дворца ахавов.
      Главным оружием Нак-Пу в завоевывании доверия пакальцев были его уверения в том, что именно чакальцы виновны в смерти Пак-Яко, а поэтому их город нужно разрушить, а всех его жителей истребить.
      Минамп не хотела войны и поэтому согласилась на свадьбу с Батом. Девушке было интересно посмотреть на юного правителя Чакаля, а когда он даже не пожелал познакомиться с ней, когда осматривал дворец, она рассердилась.
      «Он даже не хочет увидеть свою будущую жену?! – возмущенно думала она. – Что ж, это показывает, какое черствое у него сердце.»
      Но любопытство взяло верх и Минамп присоединилась к танцующим девушкам, чтобы увидеть ахава Чакаля. Каково же было ее возмущение, когда она узнала, что Бат удалился в свои покои в самом начале пиршества.

* * *

      Утром Бата разбудило солнце, ярко светившее во все три окна его комнаты. В пакальском дворце правители традиционно занимали покои, окна которых выходили на восток. Считалось, что правитель должен каждое утро приветствовать своего далекого предка – одного из героев-близнецов, ставшего солнцем.
      Бат вышел из покоев и отправился на поиски Зак-Куу-Мо, с которым собирался обсудить то, как поступить с заговорщиками, которых возглавляет Нак-Пу. Он совсем не был знаком с расположением множества залов пакальского дворца и сам не зная того, случайно зашел на женскую половину. Оказавшись в маленькой комнате, из которой начинался разветвляющийся коридор, Бат остановился в замешательстве, раздумывая, куда ему идти дальше.
      В это время в комнате появилась юная девушка с охапкой благоухающих цветов. Девушка была невысокого роста, ее длинные темные волосы оттеняли красоту карих глаз удлиненной формы. Точеная фигурка девушки, заметившей незнакомого ей юношу в своих покоях, быстро промелькнула перед Батом и уже почти скрылась в коридоре, когда он воскликнул:
      – Проведи меняв покои чакальского военачальника Зак-Куу-Мо!
      Юный правитель принял девушку за одну из служанок, ведь она была очень скромно одета – на ней была длинная холщовая рубашка без всяких украшений и простые сандалии из грубой кожи.
      – Отдавай приказы слугам, чакалец! – обернулась девушка и с вызовом посмотрела на Бата, считая, что разговаривает с одним из придворных, сопровождающих чакальского правителя.
      – А ты разве не служанка? – спросил у девушки удивленный Бат.
      – Я хозяйка этого дворца, дочь великого Пак-Яко! – гордо воскликнула та. – Меня зовут Минамп и я никому не позволю обращаться со мной, как с прислугой!
      Девушка резко повернулась и стремительно вышла из комнаты.

* * *

      После столкновения с Минамп Бат Балам чувствовал неловкость. Он не ожидал, что дочь его врага сможет произвести на него сильное впечатление. Он был наслышан о том, что Яко любил дочь, и был уверен, что встретит в пакальском дворце избалованную, спесивую девицу, которую, однако, можно будет без труда усмирить пышными подарками и запугать, пригрозив ей в случае непослушания страшным наказанием. Но теперь юный правитель убедился, что Минамп совсем не такая, как он ее себе представлял. Но от размышлений о девушке его оторвали чакальские советники, собравшиеся в одном из залов дворца, чтобы выслушать дальнейшие приказания своего правителя.
      – Бат Ахав Балам, сегодня в Пакале жрецы принесут жертвы богу маиса, чтобы тот одарил свой народ богатым урожаем, – сообщил Мидатль.
      – Бог маиса и так, по-моему, не обделяет пакальцев своими дарами, – сказал Зак-Куу-Мо. – В отличие от народа Чакаля.
      – Преступно так отзываться о великом божестве, – проговорил Мидатль. – Бог маиса прогневался на чакальцев из-за того, что мы недостаточно часто приносим ему жертвы.
      – Но маис на наших полях не растет из-за того, что нет дождей, – отозвался военачальник. – Значит, на нас прогневался бог дождей Чак, а ведь жертвенный камень в его храме не успевает остынуть.
      – Пакальцы отдадут половину своего урожая Чакалю, – прервал начавшийся было спор Бат. – Сейчас я хочу видеть Нак-Пу.
      – Правитель, этот человек опасен и чем раньше мы от него избавимся, тем лучше, – сказал Зак-Куу-Мо.
      – Да, его следует казнить и немедленно, – подтвердил Мидатль.
      Хотя жрец и главный военачальник Чакаля все время соперничали друг с другом и постоянно спорили, оба были уверены, что брата умершего правителя Пакаля следует убить, чтобы предотвратить опасность заговора против Бата.
      Вскоре воин, вошедший в зал, сообщил, что Нак-Пу прибыл во дворец. Бат приказал своим советникам оставить его, чтобы поговорить с заговорщиком с глазу на глаз. Придворные этому воспротивились.
      – Правитель, этот человек способен на все, – сказал Зак-Куу-Мо. – Вдруг он будет покушаться на твою жизнь?
      – Оставьте меня! – грозно воскликнул Бати придворные были вынуждены подчиниться.
      Как только чакальцы вышли из зала, в него уверенной походкой вошел высокий мужчина. Нак-Пу был несколько тяжеловесен, широк в плечах и его лицо со слегка выпяченной нижней губой и прищуренными глазами выражало недовольство и спесь.
      – Ты хотел меня видеть, Бат Балам? – обратился вошедший к юному правителю, намеренно пропустив в его имени слово «ахав», тем самым показывая, что не признает власти чакальца.
      – Я знаю, что ты собираешься объявить себя законным ахавом Пакаля, – Бат заговорил тихо, но уверенно.
      – Откуда же тебе это знать, ведь ты только вчера оказался в Пакале, которым, как тебе известно, столетьями правили мои предки, – отозвался Нак-Пу.
      – Мне известно, что ты мечтаешь стать правителем Пакаля чуть ли не с самого рождения, – голос Бата стал громче.
      – Но боги распорядились твоей судьбой по-другому. Если ты не хочешь отправиться в Шибальбу, то сегодня же ты поклянешься в верности мне на глазах у всех жителей Пакаля перед храмом бога маиса.
      – Ты угрожаешь мне расправой?! – воскликнул Нак-Пу, теряя остатки самообладания.
      Он подошел совсем близко к Бату и надменно глядя на него, добавил:
      – После смерти моего брата именно мне принадлежит власть над Пакалем. Мой народ не допустит, чтобы ты расправился со мной!
      – Посмотрим, насколько твои слова правдивы, – спокойно отозвался Бат, хотя на самом деле гнев переполнял его, но он помнил, что и его отец, великий Читам, никогда не позволял окружающим догадываться об истинных своих чувствах.
      Хлопнув в ладони, Бат вызвал своих воинов и приказал им сопроводить Нак-Пу в храм бога маиса.
      – Там ты проведешь день и ночь, а потом снова явишься во дворец и сообщишь свое окончательное решение– либо ты поклянешься мне в вечной преданности, либо твое дымящееся сердце окажется в чакмооле у статуи бога маиса, – сказал Бат своему противнику напоследок.
      – Неизвестно, у кого из нас первого сердце покинет грудь, – пробормотал Нак-Пу вполголоса, но Бат услышал его и гневно воскликнул:
      – Уведите его!
      Нак-Пу окружили воины с копьями и вывели его из зала.
      Бата Балама тут же окружили придворные.
      – Правитель, нужно убить его немедленно, как он мог позволить себе такие речи? – сказал Зак-Куу-Мо.
      – Он будет держать ответ за все свои дерзости, – ответил Бат. – Но если я убью его, то этим не заслужу большей любви у пакальцев. Они только еще больше озлобятся на меня, ведь тогда у них появится еще один повод считать меня коварным убийцей. Нет, Нак-Пу должен признать свое поражение на глазах у всего народа.
      – Бат Балам, ты – мудрый правитель, – Мидатль приложил руки к сердцу.
      После этого все направились в трапезный зал, где отведали необычных для них пакальских кушаний. После этого Бат решил пройти по городу, повнимательнее осмотреть красивые здания.
      Придворные отговаривали юного правителя от этой прогулки, говоря, что на улицах Пакаля неспокойно – жители явно что-то замышляют: толпятся на окраинах города и что-то в тайне обсуждают. Тут явно дело не обошлось без Нак-Пу и его приспешников, которых он обещал сделать своими ближайшими советниками, как только станет правителем.
      Но Бат заявил, что хочет показать пакальцам, что нисколько их не боится и собирается спокойно прогуливаться среди древних храмов.
      На прогулке Бат имел возможность убедиться в том, что опасения его советников была почва. Если в центральной части города, вокруг дворца, было безлюдно, то ближе к окраинам все чаще попадались группы пакальцев в полном вооружении.
      – Ты заметил, правитель, что в городе невидно женщин и детей? – спросил Мидатль, недобро поглядывая на нескольких пакальских воинов, стоящих в тени городской стены.
      Придворные не позволили Бату отправиться на прогулку без надлежащей охраны, в которую, помимо пяти десятков чакальских копьеносцев вошли и они сами.
      – Сегодня утром я обходил город, проверяя, все ли спокойно, – заговорил Зак-Куу-Мо. – Я видел, как пакальцы выводили своих женщин с детьми через западные ворота. Я проследил за ними – женщин разместили в хижинах земледельцев.
      – Да, похоже, Нак-Пу вовсю готовится отвоевывать дворец правителя, – задумчиво сказал Бат. – Что ж, посмотрим, что он сможет сделать, сидя в храме.
      Пройдя город по главной улице, начинавшейся у храма бога маиса, в котором сейчас томился рассвирепевший от ярости Нак-Пу, Бат оказался у гробницы Пак-Яко. Сегодня здесь было пустынно – видимо, у пакальцев нашлись более срочные дела, чем строительство храма в честь погибшего правителя. Приказав сопровождавшим его чакальцам подождать его, Бат отошел от них на несколько шагов, чтобы рассмотреть статую Яко, которую пакальские мастера начали делать из большой каменной глыбы. несмотря на незаконченность этой работы, от статуи уже веяло суровостью и силой, Яко, как и при жизни, внушал смотревшим на него страх.
      – Ты пришел насладиться смертью врага? – раздался тихий мелодичный голос.
      Обернувшись, Бат увидел перед собой Минамп. На девушке был сложный наряд из завернутой несколько раз вокруг бедер юбки, а верхняя часть ее туловища была обернута пестрая ткань, завязанная на груди. Она подошла к статуе и положила у ее ног цветы, которые держала в руках.
      – Ты часто сюда приходишь? – спросил Бат.
      – Каждый день с того дня, как пакальцы проводили отца в подземный мири закрыли его гробницу этим камнем, – девушка, не оглядываясь, указала рукой на широкую плиту, закрывающую гробницу за ее спиной.
      – Я знаю, что Яко очень любил тебя, – сказал юноша.
      – Тебе не хватает его?
      Девушка ничего не ответила, перебирая цветы у подножия статуи.
      – Мой отец тоже совсем недавно умер и мое сердце разрывается от грусти, хотя я и знаю, что в царстве мертвых он стал одним из самых великих правителей, – проговорил Бат – ему почему-то очень захотелось заслужить доверие девушки.
      – Читам и Пак-Яко умерли по-разному, – отозвалась Минамп. – Я не убивала твоего отца...
      – Как и я не убивал твоего! – воскликнул юноша. – Если ты считаешь, что я убил твоего отца, как же ты можешь соглашаться стать моей женой?
      – Я должна это сделать, чтобы твои воины не разрушили мой город и чтобы пакальцы смогли и дальше жить в мире, – ответила девушка.
      – Что ж, я не собираюсь оправдываться перед тобой, если ты мне не веришь, – сказал Бат. – Правитель Чакаля не может так унижать свое достоинство. Чтобы ты обо мне не думала, в самое ближайшее время жрецы наденут на нас свадебные венки и пакальцы получат законного правителя, ведь они этого хотят?
      Минамп, ни слова не говоря, повернулась и неспеша направилась обратно во дворец, оставив Бата стоять у статуи своего отца одного.

      Тусклый свет одинокого светильника слабо освещал покои, в которых спал Бат. Черные тени начинали метаться по стенам, когда от сквозняка пламя колебалось. Юному ахаву снился берег моря. Бушующие волны разбивались о каменистый берег и окатывали его тучами обжигающе холодных брызг. Шум моря все нарастал и в нем стали все отчетливее слышны человеческие крики.
      Бат открыл глаза и удивился тому, что продолжает слышать шум. По коридору рядом с его покоями кто-то бежал, громко топая. Чуть дальше раздавался гомон и глухие удары.
      Юный правитель вскочил на ноги, накинул на плечи плащ из толстой ткани и выхватил из лежащих на скамье ножен свой длинный кинжал. В этот момент в комнату вбежал запыхавшийся Зак-Куу-Мо.
      – Правитель! Пакальцы ворвались во дворец через тайный ход. Сейчас они сражаются с нашими воинами прямо в коридоре.
      Нужно бежать!
      – Кто ими командует? – вскричал Бат.
      – Нак-Пу – ему удалось выскользнуть из храма, переодевшись в одежду жреца, которого он убил!
      – Я не собираюсь бежать! Чакальцы покажут этим собакам, как нужно защищать своего правителя и те убегут, поджав хвосты! – закричал Бат, размахивая кинжалом и на его темной острие из вулканического стекла промелькнул луч, отраженный от светильника.
      – Пакальцев слишком много, тысячи, а у нас всего две сотни воинов, – сказал Зак-Куу-Мо. – Чакальцы не смогут долго сдерживать врагов и скоро они ворвутся в эти покои.
      – Ты считаешь, что пакальцы посмеют поднять руку на ахава, сына богов? – Бат все еще не мог поверить в то, что ему угрожает смертельная опасность.
      – Они уверены, что мстят за Пак-Яко и готовы разорвать тебя, правитель, на кусочки! – грозно ответил военачальник.
      Бат знал Зак-Куу-Мо всю свою жизнь и никогда не видел того испуганным, но сейчас страх явно читался в глазах опытного воина. Юноша понял, что нельзя медлить, если он хочет еще что-то сделать в этой жизни до своего последнего путешествия в подземный мир.
      Военачальник и правитель выбрались из покоев через узенький проход, отодвинув плетенный из соломы коврик. Об этом замаскированном проходе Зак-Куу-Мо сообщил один из слуг-пакальцев, находящихся на стороне чакальцев.
      Прямо за проходом начиналась узкая лестница с короткими лестничными пролетами, каждый из которых начинался в сторону, противоположную предыдущему. Из этого Бат сделал вывод, что спускаются они прямо вниз. По расчетам юноши, они скорее всего уже находились ниже фундамента дворца, а лестница все еще не кончалась.
      Зак-Куу-Мо шел впереди, освещая путь тем самым тусклым светильником, который минуту назад стоял возле ложа Бата.
      Неожиданно для разогнавшихся беглецов лестница кончилась и они оказались на ровной площадке, от которой начинался низкий, но довольно широкий коридор.
      – Правитель, я слышу шаги! Кто-то спускается вслед за нами! – воскликнул военачальник.
      – Нужно спешить! – отозвался Бат и первым нырнул в проем, ведущий в коридор.
      Зак-Куу-Мо поспешил за ним. По коридору можно было идти только пригнувшись. Зато ширина его позволяла им идти рядом друг с другом.
      – Куда ведет этот коридор? – спросил Бат, пытаясь разглядеть в кромешной тьме впереди себя хоть что-нибудь.
      – Этого я не знаю, – ответил военачальник. – Служитель сказал мне, что так мы сможем выбраться из дворца, а где мы окажемся, я не успел узнать.
      Бат замолчал – плиты, которыми был выложен пол коридора, были мокрыми и приходилось прилагать массу усилий, чтобы не поскользнуться на них. Беглецы хватались за стены и друг за друга, чтобы не упасть. Шаги за их спинами слышались все громче.
      Наконец оба они одновременно радостно вскрикнули – коридор, повернув, закончился квадратным отверстием, в которое виднелись яркие звезды.
      – Вот и выход! – произнес Зак-Куу-Мо и первым поднялся по нескольким ступенькам, ведущим к проему.
      На миг его спина заслонила видневшееся звездное небо, а затем военачальник исчез из поля зрения юноши. Вскоре снаружи раздался его голос:
      – Правитель! Ты можешь выходить, поблизости никого нет!
      Бат поспешил выбраться из подземного коридора, не подозревая, что глаза даже такого опытного воина, как Зак-Куу-Мо, могут ошибаться.
      Подземный ход вывел их прямо к подножию храма бога маиса. Кругом было множество строений, предназначенных для отправления ритуалов.
      – Нам нужно поскорее выбраться из города, пока большинство пакальцев рыщут по дворцу, – сказал Зак-Куу-Мо.
      – Тогда нам лучше выйти через ворота жертв – они отсюда, насколько я помню, ближе всех, – отозвался Бат.
      Они начали пробираться через бесчисленные пристройки к храму, часто останавливаясь, чтобы посовещаться и решить, в какую сторону им идти дальше.
      Вовремя одной из таких остановок совсем рядом с головой Бата пролетело копье. Юноша отшатнулся в сторону и обернулся. Из-за высокой стены храма один за другим выбегали пакальские воины. Перед юным правителем встал Зак-Куу-Мо, загораживая его. В руках он держал ужасающую палицу, утыканную шипами из острого стекла.
      Как только самый быстрый пакалец подбежал к ним, палица молниеносно обрушилась на его голову, он даже не успел взмахнуть своим копьем. Чуть помедлив от такой быстрой смерти своего собрата, двое других воинов подбежали к Зак-Куу-Мо, но и их вскоре постигла та же участь. Пока военачальник расправлялся с налетавшими на него подобно стае хищных птиц воинами, одному из них удалось обойти его и броситься на Бата с ножом из острого кремня. Юноша защитил свою грудь кинжалом и сразу же нанес ответный выпад, пронзив плечо пакальца. Тот громко закричал от боли. На его крик обернулся Зак-Куу-Мо и увидев Бата в опасности, закричал:
      – Я смогу их ненадолго задержать, правитель! Беги к воротам!
      – Нет! – только и смог крикнуть Бат, бросаясь на ближайшего к нему пакальского воина.
      Юноша не собирался показывать спину своим врагам и бросать своего верного друга одного на верную смерть. Было ясно, что через несколько мгновений пакальцы окружат их и искромсают копьями своими ужасными кремневыми ножами.
      Когда Бат, борясь сразу с двумя пакальцами, уже смирился в душе со своей безрадостной судьбой, на улице появились новые воины. Раздались крики «Ахав Балам!».
      – Это чакальцы! – крикнул правителю Зак-Куу-Мо.
      Вглядевшись в темноту, озаряемую лишь отдаленным светом факелов, горящих у входа в храм бога маиса, Бат увидел мужчин с копьями, у наконечников которых колыхались пучки перьев – так украшали свои копья воины Чакаля.
      Началось ожесточенное сражение. Пакальцев было намного больше и они с ожесточением набрасывались на маленький отряд чакальцев, пришедших на выручку своему правителю. Со звоном сталкивались копья, кинжалы, слышались дикие крики, стоны.
      Чакальские воины окружили Бата плотным кольцом и всеми силами сдерживали надвигающихся врагов. Это были те чакальцы, которых Бат послал накануне обходить город.
      – Нужно отходить к воротам и выбираться из города! – кричал Зак-Куу-Мо, размахивая своей ужасной палицей.
      Чакальцы начали постепенно продвигаться к тому участку городской стены, в котором находились ворота жертв, через которые обычно в Пакаль вводили пленников, вели их к храмам и приносили там в жертвы богам. Несколько раз пакальцы прорывали кольцо из воинов, окружавшее Бата и тогда юный правитель сам вступал в бой, разя противников своим острым длинным кинжалом. Однажды в пылу сражения он оказался на волосок от гибели и если бы не верный Зак-Куу-Мо, один из пакальцев пронзил бы ему грудь своим длинным копьем. Вовремя подоспевший военачальник со всей силы ударил по древку копья и оно разломилось надвое. В тот же миг один из чакальцев отсек нападавшему голову.
      В сражении посреди узких улочек храмовой площади Пакаля у чакальских воинов было преимущество – их копья и кинжалы были короче, чем оружие пакальцев. Воины Бата без особого труда перемещались по улице, нанося удары врагам. Пакальцам же, с их длинными копьями и кремневыми ножами, было намного труднее быстро перестраиваться.
      Когда чакальцам почти удалось прорваться к воротам, ведущим из города, на улице показался новый отряд пакальцев, предводительствуемый самим Нак-Пу. С громким кличем они накинулись на чакальцев.
      – Мы не успеем выбраться за ворота! – в отчаянии крикнул Бат стоящему рядом с ним Зак-Куу-Мо.
      – Должны успеть, там, среди густого леса мы сможем оторваться от них! – ответил военачальник и повел чакальцев прямо на вражеский отряд.
      – Вперед! – кричал Зак-Куу-Мо и чакальцы вторили ему воинственными криками.
      Нак-Пу не сомневался в том, что совсем скоро его воины перебьют всех чакальцев, а их юный правитель станет молить его о пощаде. Но когда даже самые отважные из чакальских воинов потеряли надежду на спасение, откуда-то сверху раздался голос, повторяющийся многократным эхом, разносимым глухими каменными стенами построек Пакаля:
      – Остановитесь, воины Пакаля! Именем Первой Матери, давшей жизнь богам и людям, я велю вам прекратить сражение!
      Все замерли, прислушиваясь к громоподобному голосу, который, как казалось, доносился откуда-то сверху, возможно, с небес.
      – Кто это? – громко спросил Нак-Пу и его голос разнеся по всем окрестным улицам.
      Пораженные услышанным, пакальские и чакальские воины замерли, прекратив сражаться.
      – Я – Соц, бог тьмы! – раздался голос. – Как смели вы, пакальские собаки, напасть на правителя, сына повелителя дождей Чака?! Если еще хоть один из ваших воинов осмелится поднять оружие против Бата Ахава Балама и его верных подданных, то тут же Паскаль превратится в руины. Падите ниц перед избранным богами правителем и молите о прощении!
      Как только громкий голос смолк, Нак-Пу закричал, обращаясь к своим воинам:
      – Это один из злых духов, которые помогают чакальцам!
      Не слушайте его! Боги на нашей стороне, они помогут народу Пакаля обрести истинного правителя!
      Нак-Пу начал призывать своих воинов снова броситься в бой, ноте стояли, не шелохнувшись.
      Бат был поражен всем происходящим ничуть не меньше, чем все остальные. Он посмотрел на Зак-Куу-Мо и понял, что тот, как истинный воин, пользуется неожиданной передышкой и собирает вокруг себя и Бата чакальских воинов, рассеянных в пылу сражения по двум улицам Пакаля.
      Несмотря на горячие призывы Нак-Пу, пакальцы не трогались с места и не спешили снова вступать в бой. Тогда Бат, приняв горделивый вид, громко, как только мог, закричал:
      – Теперь вы знаете, что предав меня, избранника богов, навлечете на себя их гнев?! Но я готов простить вас, если вы сейчас же бросите на землю ваше оружие и пойдете к храму бога маиса, чтобы молить его о прощении! Не я, а боги определяют, кому править Пакалем!
      Несколько мгновений на улице, где стояли лицом к лицу пакальские и чакальские воины, стояла гнетущая тишина. И вдруг ее прервал звук падающего копья – это один из пакальцев бросил на каменные плиты свое оружие. Вскоре его примеру последовали остальные. Никто из них еще не слышал голоса бога и теперь никакая сила в мире, никакие блага, обещанные им Нак-Пу, не могли их заставить сражаться с человеком, за которого вступился Соц – самый страшный бог, живущий в подземном мире.
      Сам же Нак-Пу, поняв, что пакальцы переметнулись на сторону его врага, развернулся и быстро исчез в темных закоулках храмовой площади. Чакальцы, посланные Зак-Куу-Мо за ним, не смогли найти его, плохо ориентируясь в чужом городе.
      Когда все пакальцы бросили оружие, Бат горделиво, не глядя на раскаявшихся повстанцев, проследовал во дворец правителя. Когда ахав поднялся по ступеням дворца, его окружили чакальские воины, готовые при малейшей угрозе поднять тревогу.
      Коридоры и залы дворца являли собой неприглядное зрелище – ведь совсем недавно здесь шел самый настоящий бой.
      Разбитая посуда, обрывки ткани, перьев, обломки дерева плотным ковром устилали полы. Даже в покоях правителя все было изломано и истоптано. Раненных и убитых уже успели унести, но Бату казалось, что в полумраке дворца слышен шелест крыльев духа смерти. Юный правитель бродил по дворцу, не находя себе места. В одном из переходов он встретил бледную Минамп, которая робко выглядывала из окна на площадь перед дворцом. Восставшие пакальцы не ворвались в ее покои, но она была сильно напугана всем происходившим, прислушиваясь к шуму на улицах.
      – Ты тоже хочешь, чтобы Пакалем правил Нак-Пу? – спросил Бат у нее.
      – Нет, – покачала головой Минамп. – Нак-Пу не позволит моему народу жить в мире. Он любит войны и всегда будет стремиться захватить все больше власти. Ничто его не остановит.
      Девушка решилась и подняла глаза на Бата и удивилась его бледности.
      – Ты выглядишь очень уставшим. Можешь занять один из залов в женской половине дворца и отдохнуть, – сказала Минамп.
      – Я знаю, что недолжен бы этого делать – по обычаю, мужчина, пока он не станет мужем, не должен заходить на женскую половину, – отозвался Бат. – Но я слишком устал, слишком... С удовольствием воспользуюсь твоим гостеприимством.
      За прислужницей, приставленной к нему Минамп, Бат прошел в уютные покои, где его ждали простая, но сытная еда, новая одежда и мягкое ложе, на котором он с удовольствием проспал до самого полудня, не потревоженный никем и ничем.
      Минамп несколько раз заглядывала в покои и с задумчивым видом смотрела на спящего правителя, этой ночью чудом избежавшего гибели.

      – Правитель, проснись! Бат Балам! – голос Мидатля ворвался в сон Бата как раз в тот момент, когда Нак-Пу уже занес над связанным юношей нож с темным лезвием из вулканического стекла.
      Бат открыл глаза и облегченно вздохнул. Кошмары этой ночи продолжали преследовать его во сне. Некоторое время юноша непонимающе смотрел на стоящего возле его ложа жреца.
      Наконец, он воскликнул:
      – Мидатль! Ты жив!
      – Боги решили, что мое время для последнего путешествия в Шибальбу еще не пришло, – отозвался жрец.
      – Как же тебе удалось спастись? Где ты был этой ночью?
      – спрашивал Бат, вставая.
      – Каждого из нас боги вели к спасению своими путями, – покачал головой Мидатль. – Но эти пути еще не закончились.
      – О чем ты говоришь? – спросил Бат.
      – Пакальцы, которые вчера ворвались во дворец вместе с Нак-Пу, стоят у храма бога маиса, – сказал жрец. – Они ждут решения своей участи. Они просят тебя, как сына богов, пощадить их и весь Паскаль и не карать их за то, что они прислушались к злым духам, вложившим в уста Нак-Пу призывы к нападению на чакальцев.
      – Что ж, я готов их простить, – задумчиво проговорил Бат, смотря в окно на громадную толпу, собравшуюся перед храмом.
      Когда Бат уже выходил из покоев, направляясь к храму бога маиса, его догнал Зак-Куу-Мо, лицо которого от всех последних событий стало еще более мрачным.
      – Правитель, Нак-Пу удалось сбежать, – сообщил военачальник. – Его нет в Пакале.
      – Что ж, боги обязательно дадут мне возможность найти его, чтобы заставить расплатиться за жизни чакальских воинов, – ответил Бат.
      – Судя по всему, Нак-Пу убежал из города в лес, а там выжить в одиночестве невозможно, – сказал Мидатль.

* * *

      Бат спускался по дворцовой лестнице в окружении чакальских воинов. За юным правителем шли Зак-Куу-Мо и Мидатль.
      Все были напряжены и готовы в любой миг ринуться в бой, если пакальцы вновь проявят свое коварство. Но жители Пакаля не собирались нападать на Бата и остальных чакальцев. Весть о том, что за юного правителя вступился сам Соц облетела город быстрее птицы-кетцаля и теперь каждый молил богов о пощаде.
      Пакальцы собрались перед главным храмом, посвященным богу маиса, и в ритуальных танцах пытались задобрить бога. Пакальские жрецы собирались принести сегодня в жертву богу каждого десятого воина из тех, кто напал минувшей ночью на чакальцев.
      В знак раскаяния люди измазали лица золой и шли на площадь перед храмом босиком. Здесь каждого пришедшего захватывал неистовый ритм множества барабанов, в которые без устали били человек двадцать юношей. Под эту мерную дробь все собравшиеся перед храмом отплясывали в честь богов маиса и тьмы. Когда Бат появился на площади, мало кто обратил на него внимание – все пребывали в трансе. Жрецы выкрикивали обращения к богам, а остальные подхватывали их слова и все это превращалось в непрерывный гомон.
      Юный правитель сделал знак своим воинам оставаться на площади, а сам в сопровождении лишь одного Мидатля стал подниматься к храму по широким ступеням, на которые многие годы стекала кровь от непрерывных жертвоприношений.
      Встав у входа в храм, юноша поднял обе руки вверх, призывая пакальцев выслушать его. Но люди, обуянные страхом перед гневом богов, продолжали покачиваться в танце и выкрикивать мольбы, обращенные к подземных духам. Тогда Зак-Куу-Мо подошел к юношам, бившим в барабаны и что-то приказал им.
      Те сразу же перестали бить в барабаны. Понемногу танец стал утихать, а вместе с ним все реже стали слышаться и выкрики-мольбы. Все больше людей замирало на месте и их лица обращались к Бату, стоящему на вершине храмовой башни.
      – Люди Пакаля! – громко крикнул Бат и с удивлением понял, что его голос звучит с неизъяснимой силой и каждое слово отражается многократным эхом.
      Видимо, строители старого храма знали немало секретов.
      Пакальцы, застыв от волнения, внимали каждому слову юного правителя.
      – Многие из вас этой ночью решили, что могут спорить с волей богов! – продолжал Бат. – Но теперь они поняли, что нет ничего страшнее, чем гнев духов. Этой ночью сам темнокрылый Соц опустился на Паскаль, чтобы его жители узнали волю богов и перестали слушать предателя Нак-Пу. Теперь вы молите богов о пощаде, а совсем недавно мечтали лишь о том, чтобы моя голова лежала здесь, у этого храма. Как вы готовы расплатиться за свое коварство и неразумие?
      Юноша гневно обводил взглядом толпу, снова и снова повторяя свой вопрос. Наконец, кто-то невидимый, стоящий в самом центре площади громко крикнул:
      – Мы готовы отдать свои жизни!
      – Ваши жизни? А нужны ли они богам? – тут же отозвался Бат. – Когда в Шибальбу отправляется душа мужественного воина, такого, как великий Пак-Яко, подземные духи торжественно приветствуют его. Велика ли честь для богов, когда к ним придут ваши души, которые так легко меняют преданность на предательство?
      Юный правитель сделал паузу, выжидая, когда умолкнет эхо, а потом сам себе ответил:
      – Вряд ли боги будут рады такому ничтожному дару, как ваши жалкие жизни! Нет! Я – сын бога Чака и сам покараю вас за злодеяния, за всех убитых чакальцев и мысли о моей смерти. Каждый дом в Пакале отдаст мне половину своего урожая! И радуйтесь тому, что я так милостив и оставляю вам другую половину, чтобы вы не умерли с голоду, хотя вы это заслужили. Каждый, кто не ослушается, будет принесен в жертву богу маиса прямо здесь, на этом месте!
      В довершение своих слов Бат несколько раз топнул ногой по темным плитам у входа в храм. Тишина была ответом пакальцев. Конечно, им вовсе не хотелось отдавать чакальцам свой урожай, но угроза Бата была еще страшней. Поэтому все молча согласились отдать половину своего урожая, лишь бы сохранить свои жизни.
      Когда Бат Балам спустился с лестницы и горделиво глядя поверх голов вернулся во дворец, пакальцы начали расходиться с площади. Мидатль, проходя по узкому проулку недалеко от храма, услышал разговор двух пакальских жрецов, идущих впереди него. Один из жрецов был старым, он шел, опираясь на длинную палку. С ним рядом шел совсем молодой мужчина, который, скорее всего, стал жрецом совсем недавно.
      – Чакалец заботится о своем народе, но это недобрый знак, – сказал старый жрец.
      – Что именно ты считаешь недобрым знаком? – спросил молодой.
      – Наши боги жестоко мстят тем людям, которые не приносят им жертв. Бат Балам должен был покарать хотя бы нескольких воинов из Пакаля, чтобы души всех остальных затрепетали от страха, а боги поняли, что их чтят. Теперь же и Паскаль, и Чакаль ждут беды и они не за горами, – объяснил старик.
      Мидатль ускорил шаг, чтобы разглядеть его лицо, но обходя широкую колонну на своем пути, он потерял обоих жрецов из виду.

* * *

      Сотни пакальцев расчищали дворец правителя от следов ночной битвы. Пока в залах царила неразбериха, Бат отправился на прогулку вместе со своими приближенными – Мидатлем, Зак-Куу-Мо, Нар-Амом. Их сопровождал большой отряд воинов, в который входили только чакальцы.
      Проходя по приподнятой над землей дороге, вымощенной по приказу Пак-Яко вокруг всего города, Бат обозревал окрестности, снова и снова поражаясь сказочному пейзажу, среди которого вздымались высокие башни Пакаля. Постройки пакальцев удивительно гармонично сочетались с окружающей природой: длинными пологими холмами, рекой, стройными кедрами и густыми зарослями вечно зеленых кустов, населенных множеством птиц и зверей.
      Зак-Куу-Мо ни на шаг не отставал от Бата, рассказывая правителю о последних вестях, полученных из Чакаля. Сегодня утром из города Чака прибыли гонцы и теперь военачальник делился новостями.
      – Наши земледельцы, работающие на северных полях, все чаще стали встречать северян-юкчей, – говорил Зак-Куу-Мо.
      – Те явно что-то разнюхивают. Нужно быть готовыми к тому, что юкчи снова попытаются захватить наши северные земли.
      Правитель, следует послать побольше наших воинов к северным окраинам наших земель.
      – Да, нужно как можно скорее вернуться в Чакаль, – сказал Бат. – Юкчи всегда зарились на наши земли и теперь они могут воспользоваться тем, что в Чакале нет правителя.
      – Но как же пакальцы? Сейчас тебе, правитель, нельзя покидать Паскаль. Вдруг Нак-Пу вернется, чтобы снова возмутить жителей города против тебя?! – произнес Нар-Ам.
      Плечо юноши было перевязано – прошедшей ночью тот дрался с пакальцами словно ягуар и несмотря на полученную тяжелую рану командовал отрядом воинов и привел их на выручку к своему правителю, когда у того уже не было надежды на спасение. Нар-Ама очень беспокоило настроение пакальцев и он ни в чем не доверял им.
      – Пакальцы окончательно успокоятся, когда женой Бата Ахава Балама станет Минамп. После свадьбы ахава Чакаля можно будет торжественно объявить правителем Пакаля, – сказал Мидатль.
      – Что ж, раз этого не миновать, то и не стоит откладывать свадьбу, – решил Бат. – Пусть сегодня же начнут подготовку к свадьбе, после которой мы сразу же вернемся в Чакаль.
      – Правитель, ты заберешь Минамп с собой в Чакаль? – спросил Нар-Ам.
      – Мне все равно, – нарочито безразличным тоном ответил Бат. – Пусть остается в Пакале, если ей хочется. Главное, что этой свадьбой завершится вражда между нашими городами.
      После этого приближенные, видя, что настроение их правителя оставляет желать лучшего, замолчали. Когда они поднялись на высокий холм, на вершине которого стоял столб с надписями, повествующими о деяниях великих правителей Пакаля, небо заволокло тучами и начал накрапывать дождь. Решено было возвращаться назад и Бат успел прочесть лишь одну надпись, гласившую: «Пятого дня месяца уэйб правитель города Пакаля Яшкин победил народ навахов и привел тысячу пленных, которых принесли в жертву богу маиса. Теперь боги даруют Пакалю урожай.»
      Когда чакальский правитель и его приближенные входили в город, небо пронзила изломанная сверкающая молния. Чакальцы молча переглянулись – издавна молния считалась предвестием беды и в тот день, когда она появлялась, нельзя было принимать важных решений. Бат тряхнул головой, как бы споря сам с собой и ускорил шаги, направляясь прямо во дворец.

* * *

      Когда в покои Минамп вошла девушка прислужница, дочь великого Пак-Яко перебирала украшения, доставшиеся ей от умершей два года назад матери. Украшения были единственной вещью, которая могла считаться собственностью женщин всех народов майя. Ни отец, ни муж, ни кто-либо другой не имели права отбирать у женщин своей семьи украшения. Когда Минамп грустила, она всегда начинала перебирать красивейшие бусы, серьги, браслеты, хранящиеся в каменной шкатулке в ее комнате.
      – Бат Ахав Балам просит тебя прийти в красный зал, – с напускной важностью сообщила вошедшая девушка – еще никогда ей не приходилось передавать приглашение от правителя.
      Минамп встала, быстро поправила подол цветистой юбки и отправилась по многочисленным переходам в зал, где ждал ее Бат. Свое название зал получил за то, что его стены были покрыты резными досками из крепчайшего красного дерева. По дороге она гадала, зачем тот хочет ее видеть. Она ожидала увидеть юного правителя окруженным многочисленными сановниками, но к ее удивлению, Бат был один. Юноша стоял у окна и повернулся к ней, как только она вошла в зал.
      – Ты звал меня, ахав? – спросила Минамп.
      – Да, – Бат жестом пригласил девушку сесть на скамью, стоящую в середине зала.
      Минамп присела на краешек скамьи и не сводила глаз с юного правителя, ожидая, что он скажет.
      – Думаю, ты знаешь, что пакальцы не будут видеть во мне своего правителя, пока ты, дочь их прежнего ахава, не станешь моей женой. Я приказал подготовить все к свадьбе завтра же, – сказал Бат.
      – Завтра? – перед глазами Минамп появилось лицо ее отца, Пак-Яко, который говорил, что никто и никогда не станет заставлять его дочь выходить замуж против ее воли.
      Девушка подняла руку к лицу, словно отводя от себя это видение.
      – Хорошо, завтра я буду готова, – ответила она и встала, направляясь к выходу.
      – Сразу же после свадьбы я вернусь в Чакаль, – проговорил Бат, сжимая кулаки – он чувствовал смущение и злость на себя из-за этой самой неловкости. – Если ты хочешь, то можешь остаться здесь, во дворце своего отца. Никто не сможет обвинить тебя в нарушении обычаев. Ведь они говорят о том, что жена должна жить в доме своего мужа. А раз я стал правителем Пакаля, то этот дворец – мой дом точно так же, как и дворец в Чакале.
      Лицо Минамп стало еще бледнее, чем было.
      – Да, я останусь здесь, – сказала она и быстро вышла из зала.
      Бат снова повернулся к окну. Костяшки на его стиснутых кулаках побелели.

* * *

      В городе, на улицах которого еще прошлой ночью шло настоящее сражение, вовсю шли приготовления к свадьбе нового правителя. Хотя солнце уже почти спряталось за вершинами кедров, примыкающих к городским стенам, похоже было на то, что никто из пакальцев не собирался ложиться спать. Чисто вымытые улицы украшались цветами. В громадной дворцовой кухне готовились самые роскошные яства. Во всех храмах дымились курительницы со смолой – боги должны были вкусить ароматный дым и благословить Бата Ахава Балама и Минамп.
      Девушки из знатных семей собрались в женской половине дворца, чтобы приготовить красивый наряд для Минамп. Волосы девушки заплетали в сотни мелких косичек, в которые вплетались разноцветные нити. Трое самых лучших вышивальщиц расшивали пояс жениха, который, согласно обычаю, невеста должна была ему вручить на свадьбе.
      Прислуга дворца сбилась с ног, торжественно украшая все покои. Повсюду были развешаны маски Первой Матери, покровительницы браков.
      Вся предпраздничная суета, казалось, не затронула только двух человек во всем Пакале – Минамп и Бата. Юноша безучастно наблюдал за всеми приготовлениями, меряя шагами свои покои. Минамп же, сидя на низенькой скамеечке, пока ей делали сложную высокую прическу из множества косичек, с тревогой думала о будущем, теперь волею богов неразрывно связанным с Батом.
      «Ему даже безразлично, где я буду жить, – думала девушка. – Сам он, конечно же, завтра отправится в свой Чакаль. Я же теперь не буду иметь права даже выходить из дворца. Неужели так и пройдет моя жизнь? Отец был готов выполнить любое мое желание. Человека, который завтра станет моим мужем, похоже, мои желания совсем не интересуют. Хорошо хотя бы то, что он разрешил мне остаться здесь.»
      Минамп не решалась признаться себе в главном – ее самолюбие очень задевало то, что Бат не проявлял никакого интереса к ней.
      Самого же юного правителя в эти часы тоже мучили подобные мысли. «Эта девушка никогда не станет ко мне относится хотя бы с уважением. Еще бы, ведь она согласилась стать моей женой лишь для того, чтобы прекратить вражду между ее и моим народами. Ну что же, правитель Чакаля не должен показывать свою слабость. Завтра же я вернусь в свой город с половиной урожая пакальцев и мой народ будет приветствовать меня как истинного сына Чака! Это лучшая награда. А гордая Минамп может оставаться в Пакале, который она так любит.»
      Бату и в голову не могло прийти, что девушка, предложи он ей это, с радостью бы покинула Паскаль, в котором сердце ее разрывалось при воспоминаниях об умершем отце и глаза наполнялись слезами при мысли о том, что времена благоденствия для ее народа остались в прошлом.

* * *

      За покоями Минамп проходила открытая галерея, которая примыкала к восточной стене дворца. Сколько себя помнила Минамп, она любила прогуливаться вечером по галерее, любуясь звездами и вдыхая лесные ароматы – лес начинался всего в пятидесяти шагах от галереи. Вот и теперь, накануне своей свадьбы, она прогуливалась по галерее в полном одиночестве, размышляя о завтрашнем дне, полная сомнений.
      Шорох, раздавшийся откуда-то снизу, испугал Минамп и она хотела вернуться в свои покои, где множество девушек готовили ее свадебный наряд. Вглядываясь в темноту, она увидела силуэт мужской фигуры и услышала, как ее тихо зовут:
      – Минамп! Меня послал Нак-Пу, он хочет говорить с тобой!
      Человек приблизился и девушка узнала Вап-Шу – верного слугу Нак-Пу. Вап-Шу был из народа навахов и Нак-Пу захватил его в плен в одном из сражений. Против обыкновения, пленника он не принес в жертву богам, а оставил в живых и вскоре тот стал его верным рабом, готовым выполнить любое поручение, рискуя жизнью.
      – Нак-Пу жив?! – воскликнула Минамп. – Где он?
      – Он ждет тебя на горе правителей, – ответил Вап-Шу, понизив голос.
      – Но почему он думает, что я приду к нему? – удивилась девушка.
      – Потому что только он может спасти тебя, – сказал посланник.
      – От чего спасти?
      – Завтра свадебное торжество закончится тем, что тебя принесут в жертву богу Чаку, – зловещим шепотом сообщил Вап-Шу. – Чакальские поля не принесли в этом году урожая и их правитель решил, что боги вернут свою милость, если получат такую жертву, как душа его жены.
      – Это неправда! – воскликнула Минамп. – Бат Балам не приносит человеческие жертвы. Он даже простил пакальцев, хотевших его убить прошлой ночью.
      – Бат Балам во всем слушается своего верховного жреца Мидатля, а тот настаивает на том, чтобы принести тебя в жертву, – сказал посланец. – Последний твой шанс спастись – уйти сейчас вместе со мной с Нак-Пу – во главе навахов он скоро захватит не только Паскаль, но и Чакаль. И тогда ты снова станешь хозяйкой в этом дворце.
      – Нак-Пу ушел к навахам? – Минамп была в смятении.
      Сначала она не поверила словам Вап-Шу, но вспомнив все время пугающий ее своей безжалостностью взгляд Мидатля поняла, что тот вполне мог желать ее смерти у жертвенного камня в храме кровожадного Чака. Все в душе девушки содрогнулось. Она не раз видела, как пленных, захваченных в войнах, приносили в жертву богам и такая участь могла любого довести до безумия. Минамп вспомнила безучастный вид Бата и ей показалось, что только теперь она поняла почему он так вел себя с ней – для него она уже не принадлежала к миру живых, ведь он знал, что уже завтра ее бездыханное тело будет лежать у храма бога Чака. Однажды отец сказал ей: «Никому, кроме пакальцев, не доверяй! Даже тогда, когда тебе хочется верить кому-то, знай, что злые духи могут обмануть кого угодно, даже самого мудрого.»
      Нак-Пу был пакальцем и хотя Минамп знала, что этот человек сделал много недоброго в своей жизни и не ладил с ее отцом, она поверила в его предостережение.
      – Хорошо, я пойду с тобой! – решила Минамп и следом за Вап-Шу стала спускаться с галереи.
      Незамеченными стражей им удалось выскользнуть из города и пробраться в лагерь навахов, где их с нетерпением ждал Нак-Пу.

* * *

      Исчезновение Минамп заметили нескоро. Во дворце царила такая неразбериха из-за приготовлений к свадьбе, что с трудом можно было понять, кто где находится. Когда наряд невесты был практически готов и все начали искать Минамп, кто-то из девушек-прислужниц вспомнил, что она уже давно отправилась прогуляться по галерее, попросив оставить ее одну.
      Начались лихорадочные поиски Минамп и придворные все больше тревожились, когда оказывалось, что девушки нигде нет. Всем было страшно сообщать об этом Бату. В конце концов попросили Нар-Ама, как лучшего друга юного правителя, сказать ему.
      Когда Нар-Ам вошел в покои Бата, тот сидел на своем ложе, глядя на стоящую поблизости статуэтку бога Чака – ту самую, что подарил ему Мидатль.
      – Что привело тебя в такой поздний час? – спросил у него Бат.
      – Правитель, все во дворце крайне встревожены, – начал Нар-Ам.
      – Конечно, все готовятся к свадьбе своего правителя, – мрачно кивнул Бат.
      – Ахав, исчезла Минамп! – воскликнул Нар-Ам. – Ее нигде нет.
      – Что?! – Бат вскочил на ноги. – Немедленно пошли всех чакальских воинов в город – пусть обыщут все, каждый дом, каждый закоулок! Если ее нет в самом городе, пусть отправляются в поселки земледельцев и проверят там все! Если вы не найдете Минамп, завтра же ваши головы скатятся по ступеням лестницы храма бога маиса!
      Нар-Ам выбежал из покоев правителя, чтобы передать его приказ воинам. Он никогда не видел Бата в таком бешенстве.
      Когда два больших отряда чакальских воинов уже выбегали из дворца – один направлялся в город, а другой – в хижины земледельцев на поиски пропавшей Минамп, Бат вышел из своих покоев и сделал знак Нар-Аму и стоящему рядом с ним Зак-Куу-Мо следовать за ним.
      Юный правитель быстро спускался по лестнице, когда шедший за ним Зак-Куу-Мо сказал, обернувшись к Нар-Аму:
      – Боюсь, что тут не обошлось без Нак-Пу.
      Бат услышал эти слова и ускорил шаг, нетерпеливо отбрасывая плащ назад. На поясе у юного правителя висел кинжал с клинком из темного горного стекла, который, как он уже знал, был хорошим оружием.

* * *

      Когда под утро Бат Балам с отрядом воинов вошел в один из поселков земледельцев за стенами Пакаля, с противоположной стороны, оттуда, где темно-зеленой стеной возвышался лес, прибыли разведчики Зак-Куу-Мо во главе с ним самим.
      – Тебе удалось что-нибудь узнать? – спросил Бат у военачальника, как только они поравнялись.
      – Правитель, за рекой, совсем недалеко от последнего пакальского поселка навахи разбили свой лагерь. Нам удалось пробраться к нему совсем близко. И мы увидели, кто стал вождем навахов. Это Нак-Пу!
      – Трусливый тапир! – закричал Бат. – Он ушел к дикарям навахам!
      – Но это еще не все, что мы узнали, – продолжил Зак-Куу-Мо. – В одной из хижин навахов поселилась Минамп, дочь Пак-Яко.
      – Этого не может быть! Она не могла уйти к Нак-Пу! – Бат схватил военачальника за руку.
      – Я сам видел ее, правитель, – тихо добавил тот.
      – Значит, он силой похитил ее или заманил к себе обманом! – снова закричал Бат. – Ведите меня к навахам!
      – Но правитель, навахов слишком много! – сказал Зак-Куу-Мо. – Нужно собрать всех воинов, чтобы окружить их.
      – Я так зол, что смогу в одиночку перебить половину всех этих дикарей! Немедленно отправляемся к их лагерю! – Бат не хотел даже слышать о малейшем промедлении.
      Зак-Куу-Мо, поняв, что уговорить юного правителя невозможно, послал одного из быстроногих воинов за подмогой в Паскаль, асам со своим отрядом повел Бата Балама к лагерю навахов.

      Чакальцы, переправившись через реку по подвесному мосту, пробирались сквозь густой лес. Впереди отряда шел Зак-Куу-Мо с несколькими самыми опытными разведчиками. Они показывали дорогу к лагерю навахов и обозревали окрестности, чтобы вовремя заметить врагов, если те появятся. Но вокруг не было видно и слышно ничего подозрительного, хотя они все ближе подходили к лагерю. Лицо Зак-Куу-Мо все больше мрачнело. Когда по его подсчетам до навахов осталось не больше пятидесяти шагов, военачальник сделал рукой знак своим воинам остановится, а сам вернулся немного назад, к Бату, который шел вместе с основным отрядом.
      – Правитель, очень странно, что мы до сих пор не увидели ни одного наваха, – сказал военачальник. – Не чувствуется запах дыма их костров, хотя ветер дует со стороны их лагеря.
      – Навахи могли узнать, что вы их обнаружили? – спросил Бат.
      – Нет, мои разведчики ходят неслышно и их нельзя увидеть в чаще леса до тех пор, пока они сами этого не захотят, – уверенно ответил Зак-Куу-Мо. – Но Нак-Пу наверняка догадывается, что победить в сражении с чакальскими и пакальскими воинами ему не удастся. У него слишком мало воинов.
      – Ты думаешь, они могли уйти? – Бат стиснул кулаки.
      – Нак-Пу опытный воин и прославил свое имя во многих сражениях, – сказал военачальник. – Война – это единственное, что по-настоящему он любит. Я думаю, он не будет сейчас испытывать судьбу и будет всячески избегать столкновения снами.
      Вскоре они убедились в правоте своих догадок. Посланные вперед разведчики, вернувшись, рассказали, что лагерь навахов пуст. В кострищах еще дымились угли, значит, навахи ушли совсем недавно.
      – Нужно догнать их! – воскликнул Бат, выслушав разведчиков.
      – Но, правитель, навахи знают эти места и наверняка смогут быстро уйти от погони, – сказал Зак-Куу-Мо. – Нам же не поспеть за ними.
      Но разгневанный Бат не хотел слушать никаких разумных слов. По его приказу воины продолжили путь, направляясь на восток, куда, как казалось юному правителю, скорее всего, отправится Нак-Пу. На востоке находились богатые большие города, договорившись с их правителями, Нак-Пу мог рассчитывать получить помощь.
      Без лишних разговоров, обмениваясь лишь всем понятными знаками-жестами, воины пробирались через густо заросший лианами и колючими кустами лес. Те, кто шел впереди, рассекали ветви и лианы длинными ножами и следили за тем, чтобы на земле не было змей. Как и все воины майя, они умели передвигаться по любой местности, даже в полной темноте, абсолютно бесшумно. Несколько раз они слышали рык медведя, но он так и не показался, видимо, учуяв людей.
      Когда солнце стало быстро клониться к закату, Зак-Куу-Мо сказал Бату:
      – Правитель, мы неправильно выбрали направление – навахи не проходили здесь. Даже самые опытные воины и охотники не могут пройти по лесу, не оставив следов. Наши следопыты здесь ничего не видят. Скорее всего, Нак-Пу увел навахов на север, туда, где живут юкчи.
      Трудная дорога немного охладила разгоряченную голову юного правителя и теперь он мог рассуждать более трезво.
      Убедившись в том, что навахи действительно не ушли на восток он скрепя сердце приказал своим воинам повернуть обратно.
      Несмотря на расчищенный путь, возвращение было очень тяжелым. В быстро наступающих сумерках трудно было найти правильную дорогу и воины шли все медленнее, опасаясь сбиться с верного пути. К брошенному лагерю навахов они вернулись уже среди глубокой ночи, падая от усталости.
      Бат не замечал собственного утомления и измученного вида своих воинов. Вместе с несколькими лучшими разведчиками он собирался немедленно отправиться на север, чтобы убедиться, что враги ушли туда.
      – Правитель, сейчас, в полной темноте, найти следы навахов невозможно, – сказал ему Зак-Куу-Мо. – Пусть утренний свет зальет этот лес и тогда мы узнаем, куда они ушли.
      – Но я не могу ждать! – вскричал Бат. – Как ты не понимаешь?! Нак-Пу похитил мою невесту! Я знаю, чего он хочет – он соберет большое войско в одном из северных городов, а потом вернется с ним в Паскаль, чтобы стать его правителем! Пусть поразят его небесным огнем боги, пусть выпьет из него всю кровь Соц!
      – Ахав! Прибыли воины из Пакаля! – выкрикнул кто-то.
      В свете костров, зажженных прямо на месте кострищ навахов, Бат увидел пакальских и чакальских воинов. Впереди них шел Нар-Ам. Заметив правителя, он направился прямо к нему, прижимая обе руки к сердцу.
      – Правитель, покарай меня за то, что я принес тебе тревожные вести! – произнес Нар-Ам.
      – На нас обрушилась новая беда? – с какой-то обреченностью спросил Бат.
      – Прибыли гонцы из Чакаля. Вокруг города Чака собираются юкчи. Наши воины уже несколько раз отражали их нападения. Но все говорит о том, что юкчи не успокоятся и будут снова и снова подступать к стенам Чакаля, за которыми укрылись все жители нашего города. Правитель, народ Чакаля просит тебя вернуться и защитить его!
      Вести сломили решимость Бата. Он повернулся и медленно побрел в темноту. Сомнения терзали его и он никак не мог решить, как ему поступать дальше. Бат знал, что если завтра он не начнет преследовать Нак-Пу, то тот уже наверняка скроется и он скорее всего, больше никогда не увидит Минамп. Но промедлив хотя бы один день, Бат подвергнет риску жизни тысяч людей в Чакале, которые сейчас могут уповать только на его помощь.
      Юноша сел на поваленное дерево и в поисках помощи притронулся к статуэтке бога Чака, висевшей у него на поясе.
      «Многомудрый Чак, укажи мне правильный путь! Объясни мне, что я должен делать!» – просил Бат у бога.
      Тень, которую отбрасывало высокое раскидистое дерево, стоявшее рядом, полностью скрыла Бата. Поэтому два воина решили здесь расположиться на ночлег, не подозревая, что в нескольких шагах от них находится их правитель. Разложив на земле широкие пальмовые листья, они начали спорить, стоит ли делать навес. Бат, погруженный в свои мысли, не замечал их, пока до него не долетели слова одного из воинов:
      – Мой отец научил меня определять погоду и я говорю тебе, что скоро пойдет дождь. Всегда нужно с уважением относится к своему отцу и тогда его дух будет помогать тебе.
      Юноша встал и осторожно, чтобы и дальше оставаться незамеченным, отошел подальше от тихо переговаривающихся между собой воинов. «Этот человек прав! Я всегда хотел стать таким же, как мой отец. Но пока у меня это не получалось. Как же он сейчас поступил на моем месте?» – из-за случайно услышанных слов воина мысли Бата приняли новое направление.
      Через мгновение юный правитель уже знал ответ на заданный им самому себе вопрос. Он решительно направился к костру, вокруг которого стояли ждущие его решения военачальники.
      – При первых же лучах солнца мы отправляемся в Чакаль!
      Воины Пакаля тоже пойдут с нами!
      Военачальники одобрительно переглянулись, а Нар-Ам встревожено посмотрел на Бата – он догадывался, в каком смятении сейчас его чувства.

* * *

      Воины Бата Ахава Балама быстрым шагом шли по лесной дороге. Волнение и нетерпение чакальцев передалось и воинам Пакаля, которым по приказу юного правителя пришлось покинуть родной город и отправится защищать другой народ. Но пакальцы шли не только из-за того, что так повелел Бат Балам. Большинство пакальцев прекрасно понимали, что если юкчи захватят Чакаль, то следующим городом, которые они захотят разграбить, будет Паскаль. Чакальцы же неслись к стенам своего города как на крыльях, ведь их семьям, домам, храмам их богов уже грозила опасность и все боялись, что юкчи уже ворвались в Чакаль.
      Сам юный Бат Балам на протяжении всего пути молчал, лишь пристально вглядывался вдаль, когда вместе с воинами поднимался на холмы. Но в густой чаще леса долго ничего нельзя было разглядеть.
      Наконец, стали видны вершины башен Чакаля и воины подошли к его стенам. Каменные ворота, отпираемые только изнутри, отодвинулись и все вошли в город, где, к их всеобщей радости, ничего не изменилось.
      Но оказалось, что юкчи по-прежнему находились возле Чакаля и с каждым днем их становилось все больше. Чакальские разведчики непрерывно наблюдали за врагами и приносили все более тревожные новости об их численности.
      Бат практически не покидал зал военного совета, выслушивая своих военачальников. Каждый из них говорил свое, предлагая тем или иным способом расправится с врагами. Правитель выслушивал всех с одинаковым безразличием и придворные советники только пожимали плечами, недоумевая, какой же хитроумный план нужно предложить Бату, чтобы он его одобрил.
      Поэтому военачальники с каждым днем предлагали все более необычные стратегии.
      Однажды, когда на военном совете между двумя военачальниками разгорелся горячий спор, Бат неожиданно вышел из зала и прошел на женскую половину дворца, в покои своей матери.
      Ичхако он со дня своего возвращения в Чакаль видел лишь мельком и не успел с ней даже поговорить.
      Он застал мать за рукоделием – она собирала бусы из разноцветных камешков.
      – Ты всегда делаешь удивительно красивые вещи, – сказал он, разглядывая бусы.
      – Я начала их делать для твоей жены, Минамп, – отозвалась Ичхако. – Я знаю, что ты отправлялся в погоню за Нак-Пу, когда тебя вынудили вернуться в Чакаль. Мне очень жаль, что твоя свадьба не состоялась.
      – Я убью Нак-Пу собственными руками и не позволю сделать это никому другому! – воскликнул Бат.
      – Сын, ты ведь никогда не хотел быть воином, проливать кровь, – покачала головой Ичхако. – Наш мир удобрен кровью. Сколько мы живем на этой земле, столько омываем ею лестницы наших храмов. Я думала, ты сможешь это изменить.
      Может, тогда наша жизнь изменится...
      Бат понурил голову и отвернулся к окну. Его мать снова занялась бусами.
      – Жрецы говорят, что близится конец нашей эпохи, – снова заговорила Ичхако. – На это указывает многое. Наши поля перестали приносить урожаи, наши города окружают постоянно множащиеся враги. В соседних городах уже хозяйничают юкчи и их сородичи с севера. Скоро и Чакаль постигнет такая же судьба.
      – Как ты можешь говорить такое? – спросил пораженный Бат. – Неужели ты думаешь, что я со своими воинами не смогу защитить Чакаль от этих дикарей?!
      – Ты не понимаешь, – покачала головой Ичхако. – Прошли времена нашей славы. Безвозвратно прошли. Ничего нельзя изменить. Правители больше не внушают народу почтение и ужас, их не считают равными богам.
      – Когда мои воины прогонят юкчей, в Чакале и Пакале начнется спокойная жизнь. Пакальцы поделятся с нами урожаем, наши земледельцы научатся возводить такие же поля, как и в Пакале. Скоро все изменится к лучшему. Не переживай, – Бат старался говорить как можно убедительнее, хотя будущее внушало ему не меньше опасений, чем его матери.
      Разговор Бата с Ичхако прервал Нар-Ам, который вернулся с севера, куда он отправился два дня назад на разведку. Бат вышел вместе с Нар-Амом, оставив грустную Ичхако заниматься ее рукоделием.
      – Что ты видел на севере? – спросил Бат у Нар-Ама, когда они вошли в его покои.
      – Юкчи собрали всех своих воинов в предгорном поселении. Их тысячи. Самое главное, что теперь у юкчей появились союзники...
      – Кто стал их союзниками? – выдохнул Бат.
      – Навахи. Их привел на север Нак-Пу, – ответил Нар-Ам.
      – Значит, нам придется сражаться сразу со всеми нашими врагами и с юкчами, и с навахами. Что ж, нужно готовиться к войне, – решил юный правитель.
      – Да, победить их будет непросто, – покачал головой Нар-Ам.

* * *

      Чакаль был переполнен воинами. Они ходили по улицам, спали под навесами, установленными у дворца и храмовых зданий. Назавтра было решено выступить в поход на север, чтобы встретить приближающихся врагов на узкой равнине, которая находилась за чакальским лесом.
      Воинам нужно было много еды и чакальцы отдавали им последние запасы маисовой муки и бобов. Жрецы молили богов о помощи в войне. Юный правитель сам поднялся в храм Чака, чтобы принести тому жертвы и испросить совета, как поступать дальше. Он зарезал у жертвенного камня трех кетцалей, а жрецы ловко орудуя своими страшными загнутыми ножами, вырезали их сердца и бросили их в чакмооли. Когда Бат отпил травяного отвара и проколол, согласно обряду, мочки ушей так, что из них заструилась кровь, он увидел Змея Всевидения. Громадный змей сворачивался кольцами, которые переливались в лучах солнца. Змей открывал и закрывал пасть и из нее слышалось лишь шипение.
      Когда Бат рассказал о своем видении Мидатлю и по промелькнувшей по лицу жреца тени он понял, что видел дурное предзнаменование.
      – Получу я помощь богов или нет, у меня нет выбора – я должен защитить свой народ от врагов, иначе они разграбят оба моих города и перебьют большую часть их жителей, – сказал юноша.
      – Боги не станут слушать наши мольбы, пока не вкусят дыма от жертвенной крови, – отозвался Мидатль.
      – Ты говоришь о человеческой крови? – холодно спросил Бат.
      – Мы всегда приносили в жертву Чаку только людей и кровь птиц ему вряд ли понравится, – ответил жрец.
      – Нет, я не позволю убивать в храмах людей! – отрезал Бат. – Человеческая кровь перестанет проливаться у статуй наших богов.
      – Но тогда наш мир превратиться в хаос! – воскликнул Мидатль.
      – Я запрещаю приносить в жертву богам людей! – ответил Бат, пристально глядя жрецу в глаза.

* * *

      Вечером в Чакале зажглись тысячи костров, вокруг которых сидели воины. Кто-то готовил над огнем пищу, кто-то просто смотрел на огонь. То и дело слышались песни, медленные и тягучие, повествующие о древних героях и богах. Казалось, тревогу, повисшую в воздухе, можно было потрогать руками.
      Бат смотрел на город, поднявшись на самый высокий ярус Радужной башни, из которой жрецы наблюдали за небесными светилами. Юного правителя заворожил величественный вид Чакаля.
      Темные контуры храмовых башен и дворцов отчетливо выделялись на фоне звездного неба. Казалось, звезды усеивали все пространство вокруг – огни костров были словно отражение сияния на небе. За спиной Бата послышались шаги и на площадке башни показались Мидатль и Иц-Хаку – старый воин, друг Читама.
      – Правитель, ты видишь вон ту красную звезду? – спросил жрец, указывая рукой в небо.
      – Да, это какой-то знак? – отозвался юноша.
      – Да, и самый страшный. Он предвещает, что на мир скоро обрушится смерть. Грядут страшные события! – произнес Мидатль зловеще.
      – Не предвещает ли это, что мы можем проиграть в войне? – спросил Иц-Хаку.
      – Это предвестие намного более страшной катастрофы, – сказал жрец, взявшись правой рукой за свое ожерелье из каменных черепов.
      – Нельзя, чтобы наши воины узнали об этом, – Иц-Хаку взволнованно посмотрел на Бата. – Если они узнают, никакая сила не заставит их сражаться.
      – А может, красная звезда предвещает гибель не для нас, а для наших врагов? – с надеждой спросил юный правитель.
      – Появление красной звезды – знак смерти для всех, для всего нашего мира, – грозно ответил Мидатль.

* * *

      После разговора в Радужной башне на сердце Бата словно упал камень. Он пытался заставить себя не думать о всех дурных предзнаменованиях, но никак не мог отделаться от ощущения полной беспомощности перед безжалостным роком. Юный правитель знал, что невзирая ни на что, он поведет завтра своих воинов на север, чтобы сражаться с многочисленными и коварными врагами. Но он чувствовал, что славы и почестей ни ему, ни кому-либо другому этот поход не принесет.
      Когда он вошел в свои покои, он увидел на деревянном столике у ложа бусы из разноцветных гладких камешков. Это Ичхако, пока его не было, принесла их и оставила здесь. Образ Минамп, гордой дочери Пак-Яко, предстал перед мысленным взором Бата и он почувствовал, как трудно ему стало дышать.
      Он не знал, что случилось с Минамп и чувствовал свою вину за то, что так бессердечно обращался с девушкой. "Кто знает, может быть, если бы Минамп стала моей женой, боги бы не прогневались на наши народы», – подумал он.
      Чтобы избавиться от тягостных мыслей, Бат решил пройтись по городу. Вместе с ним отправился его верный друг Нар-Ам и несколько молодых воинов, с которыми юный правитель любил играть в мяч. Но сейчас им всем было не до игр. Они прошли площадь перед дворцом, заполненную воинами. Те приветствовали правителя, прикладывая руки к сердцу и чуть склоняя головы. Ближе к окраинам города стало более шумно.
      Здесь расположились женщины и дети из поселков земледельцев и охотников, решившие укрыться за стенами Чакаля. Бросалось в глаза, что детей совсем немного. В последние годы в Чакале, да и других, соседних с ним городах, рождалось все меньше детей. Жрецы объясняли это тем, что бог Ягуар-Солнце прогневался на женщин из-за того, что одна из них непочтительно отозвалась в разговоре с подругой о своем муже. Жители Чакаля верили в это и каждая семья, мечтающая о ребенке, приносила богатые дары храму Ягуара-Солнца. Но несмотря на это, детей в Чакале появлялось мало и жрецы, ведущие летописи, знали, что за последние сто лет жителей города стало намного меньше.
      Разговоры женщин, готовивших пищу и одежду для воинов сливались в ровный гул. Многие женщины расположились на ночлег прямо на улицах, постелив на каменные плиты плетенные коврики. «Что станет с ними всеми, если мы не остановим врагов?» – спрашивал себя Бат, глядя на женщин, занятых мирными хлопотами.
      У гробницы Читама Бат остановился. На каменной плите, закрывающей вход в гробницу, была высечена фигура великого правителя в полный рост. Юноша при свете факелов вглядывался в знакомые суровые черты лица. «Сотни лет мои предки были мужественными воинами, захватывали города, брали в плен тысячи людей и приносили их в жертвы в храмах. Почему же я не могу быть таким, как они?» – думал Бат.
      Вскоре юный правитель и его приближенные вернулись во дворец. На рассвете им предстояло отправиться в путь.

      Стоя у четырехгранного столба, на котором было выбито изображение Чака, Бат Ахав Балам смотрел на своих воинов, вереницей проходивших мимо. Когда-то здесь, на этом месте, он встретил охотников, несших его смертельно раненного отца.
      Тогда он еще не знал, что ему предстоит в самом скором времени стать правителем Чакаля и повелевать тысячами людей.
      Сейчас Бат вспомнил, каким беззаботным он был раньше, как весело проводил время со своими друзьями на охоте, играя в мяч. Теперь обо всем этом можно было лишь вспоминать. Его невесту выкрал Нак-Пу, юкчи и навахи приближаются к Чакалю, жители которого, по словам верных приближенных, недовольны юным правителем и считают, что все бедствия, обрушившиеся на них – гнев богов из-за слабости нового ахава.
      Только успешное сражение с врагами, думал Бат, поможет ему стать настоящим правителем в глазах жителей Чакаля и Пакаля. Но одолеть многочисленных воинов навахов и юкчей будет очень сложно. У него было намного меньше воинов, чем у Нак-Пу. К тому же чакальцы и пакальцы были напуганы многочисленными дурными предзнаменованиями, предвещавшими беды и катастрофы.
      Пока Бат думал обо всем этом, большая часть воинов уже вышла из ворот Чакаля. Пора было и правителю встать в их ряды. Юноша бросил прощальный взгляд на каменный столб, возле которого он стоял. Бат замер от удивления – верхушка столба сильно раскачивалась. Оглянувшись, юный правитель увидел воинов, разбегающихся в разные стороны. Деревья, как скошенная трава, падали на землю, скрывая под собой дома, людей. Бат ринулся к дрожащей городской стене, но не смог зайти в ворота – его отнес в сторону поток перепуганных насмерть людей, бегущих со всех ног из города.
      Тогда Бат, постоянно падая, снова поднялся на холм к каменному столбу и стал смотреть на город, содрогаемый подземными духами. Громадные башни Чакаля плавно колебались и с кровель нескольких из них начали падать каменные плиты.
      Отовсюду раздавался страшный грохот, в который вливались истошные крики людей.
      Стало быстро темнеть. Подняв голову, Бат увидел, что небо быстро заволакивают темные тучи, не пропускающие солнечный свет.
      «Появление красной звезды – знак смерти для всего нашего мира», – прозвучали в голове правителя слова Мидатля.
      «Неужели это правда?» – снова и снова повторял этот вопрос Бат, чуть шевеля побелевшими губами.
      Вскоре юноша почувствовал, что дрожь земли под ногами стала утихать. Людей, выбегающих через ворота стало меньше и Бат вошел в город, пробираясь сквозьо безумевшую толпу ко дворцу.
      В Чакале, погруженном в полумрак от заслонивших солнце туч, царила паника. Люди с криками бегали по улицам, заваленным упавшими камнями, деревянными балками. В стенах зданий виднелись трещины. Дворец военачальника Иц-Хаку, построенный из тонких каменных плит, наполовину был разрушен и уже несколько человек пытались разобрать образовавшийся завал, чтобы спасти тех, кто оказался под обломками. Слышались стоны, громкий плач.
      Бат добрался до дворца и вошел в него через пустой двор Стражи. Быстро поднявшись по лестнице, юный правитель вбежал в покои Ичхако и увидел мать, сидящую на коленях перед статуэткой подземного духа Маза.
      – С тобой все в порядке? – Бат подошел к матери, встревожено заглядывая ей в лицо.
      – Вот и подземные духи разгневались на нас, – тихо сказала Ичхако.
      – Ты должна выйти из дворца и покинуть город, – Бат присел возле матери. – Если боги захотят разрушить Чакаль, они не оставят от него и камня на камне. Для того, чтобы не оказаться под руинами, нужно уйти из города.
      – Я останусь здесь, – спокойно ответила Ичхако.
      – Нет, тыне можешь здесь оставаться!
      – Если кара богов постигнет Чакаль, я готова ее принять, – решительно сказала Ичхако.
      Из коридоров дворца послышались крики – кто-то громко звал правителя.
      Бат вышел из покоев материи увидел Мидатля, спешившего ему навстречу. За ним шли несколько жрецов храма Чака.
      – Ахав Балам! Боги прогневались на нас! – воскликнул Мидатль. – Курящий Маз проснулся!
      Курящий Маз был высокой горой на севере, недалеко от чакальских земель. Из вершины горы всегда тонкой струйкой шел дыми майя говорили, что это дух Маз, живущий под землей, курит свою трубку. Изредка земля вокруг Курящего Маза начинала дрожать и из его вершины начинали вырываться клубы темного дыма. В такие дни жрецы говорили, что подземные духи сердятся на людей и приносили им жертвы.
      – Как и предсказано, наша эпоха гибнет от сотрясения земли, – сказал один из жрецов. – Мы прогневали богов и теперь погибнем, погребенные под нашими разрушенными городами.
      – Значит, всем жителям Чакаля нужно уйти из города, пока гнев богов не усмирится! – воскликнул Бат.
      – Нет, волю богов нельзя изменить, – покачал головой Мидатль. – Мы должны смириться с неизбежным.
      – Я не позволю моему народу погибнуть! – закричал Бат. – Если боги решили разрушить наш мир, то я отказываюсь от них!
      С этими словами Бат выхватил из-за пояса статуэтку Чака и с силой бросил ее на пол. По глиняной фигурке прошли трещины. Жрецы в ужасе отшатнулись от обезумевшего правителя – никто никогда не совершал такого кощунства, как он.
      – Злые духи затмили твой разум подобно тем тучам, что закрыли нас от солнца, – сказал Мидатль. – Чакальцы останутся в городе, чтобы принять смерть, дарованную им богами.
      Скоро мы все переселимся в Шибальбу и встретим там наших мудрых предков.
      Бат, вне себя от душившего его гнева, стал спускаться по лестнице. У дворца он встретил Нар-Ама и Зак-Куу-Мо.
      – Вы тоже собираетесь обреченно ждать своей гибели, сидя во дворце? – спросил правитель у них.
      – Мы шли узнать твои приказания, – ответил военачальник.
      – Что ж, передайте мою волю всем в Чакале– пусть все выходят из города и ждут меня у столба Чака!
      Бат пошел по улице, заполненной людьми – чакальцы собирались вокруг храма Чака, где жрецы готовились принести человеческие жертвы кровожадному божеству. Чуть ли не каждый житель Чакаля был готов умереть на жертвенном камне, лишь бы задобрить разгневанных богов. К тому же, жрецы всегда говорили, что тот, кто по собственной воле приносит себя в жертву, занимает в мире мертвых высокое положение, где его окружает роскошь и всеобщее почитание.
      На лестнице, ведущей к храму, уже стояло несколько человек, готовых умереть под страшным загнутым ножом Мидатля.
      Бат остановился перед храмовой башней, собираясь подняться на нее, но вдруг раздумал, махнул рукой и пошел дальше. Он снова оказался у полуразрушенного дворца военачальника Иц-Хаку и стал помогать тем, кто разгребал завалы, под которыми, возможно, могли оказаться люди.
      Когда он относил в сторону большой камень, упавший с крыши дворца, его кто-то окликнул:
      – Ахав Балам!
      Повернувшись, Бат увидел перед собой Иц-Хаку. Старик зябко кутался в холщовый плащ и недоуменно смотрел на юного правителя, таскающего наравне с простолюдинами камни.
      – Ахав, зачем вы это делаете? – спросил Иц-Хаку.
      – Я рад, что ты жив, Иц-Хаку, – отозвался Бат, бросив камень у края дороги. – Разве ты не видишь? Помогаю носить камни.
      – Ахав, я хотел поговорить с тобой, – старика пробирала мелкая дрожь, его седые волосы рассыпались по плечам, а пальцы судорожно сжимали края плаща.
      – Что ты хотел мне сказать? – Бат подошел поближе к старику.
      – Ты видишь эти тучи, закрывшие небо? – спросил Иц-Хаку, поднимая глаза вверх. – Я старый человек, юный ахав, и поэтому многое узнал на своему веку. Однажды, когда я воевал вместе с твоим отцом, великим Читамом, с юкчами, я побывал в северных землях и видел Курящего Маза. Один из шаманов юкчей, который чудом остался жив после того, как мы перебили всех в его поселении, рассказал мне старинное предание. Он сказал, что Курящий Маз спит глубоким сном, не выпуская свою дымящуюся трубку изо рта. Но однажды он проснется и тогда начнет сокрушать все вокруг. Первым признаком пробуждения Маза будет несильное сотрясение земли и оно не причинит людям особого вреда. Небо начнет заволакивать дым, вылетающий из трубки Маза, который, проснувшись, набьет ее новым табаком и станет сильнее ее раскуривать. В конце концов клубы дыма полностью закроют небо от глаз Ягуара-Солнца.
      Он долго не сможет видеть землю и в это время перестанут расти деревья, трава, цветы. Поля людей перестанут приносить урожаи. Воздух будет отравлен удушающим дымом и людям все труднее будет дышать. Земля начнет сотрясаться все сильнее и все, что было построено людьми, начнет разрушаться. Так уйдет в небытие наш мир.
      – Иц-Хаку, я хочу увести жителей Чакаля из города, туда, где их не настигнет кара богов, – сказал Бат.
      – Может быть те, кто молод и не слишком хорошо знает древние предания, и пойдут с тобой, – покачал головой старик. – Но я уверен, что большая часть чакальцев решат остаться здесь и встретить свою судьбу. Боюсь, что и в Пакале будет то же самое. Да и куда ты поведешь свой народ, юный ахав Чакаля? Ведь здесь жили наши предки, эта земля дала нам жизнь и на ней мы должны умереть.
      – Я еще не знаю, куда мы можем уйти, но верю, что оставаться здесь нам больше нельзя. Эта земля проклята богами, – сказал Бат.
      Но Иц-Хаку уже не слушал правителя. Он медленно опускался прямо на каменные плиты улицы, совсем обессилев от переживаний этого дня. Оставив старого военачальника на попечение его дочери, Бат направился к городским воротам, за которыми, у столба Чака, его уже ждал Нар-Ам.
      Уже издали Бат увидел, что вокруг его верного друга стоит лишь несколько человек, по большей части, из числа чакальской знати.
      – Правитель, о твоем приказании знают уже все в Чакале, – сказал Нар-Ам, когда Бат подошел к нему. – Но почти все не хотят уходить из города.
      – Чакальцы отказываются подчиняться своему правителю?
      – вскричал Бат, обводя взглядом тех, кто собрался у столба Чака.
      – Да, правитель, перед тобой те, кто остался тебе верен, – ответил Нар-Ам, стараясь не смотреть в глаза Бату.
      – Жрецы говорят, что боги наказали тебя безумием. Жители Чакаля напуганы и уверены, что наступил конец нашего мира.
      Никто не хочет уходить из города. Все смиренно ждут своей участи, уготованной им богами.
      Бат смотрел на город, расстилающийся перед ним. Он словно впервые видел Чакаль. Расписанные в яркие цвета башни, дворцы, гробницы, многочисленные статуи богов и великих правителей былых времен отчетливо выделялись на фоне темнеющей зелени окружающих город лесов, казавшихся бескрайними.
      Юноша смотрел на хорошо ему знакомые очертания города и не узнавал их. Охватившие его тревога и отчаяние помогли ему увидеть то, чего он не замечал раньше. Древние храмовые постройки, хотя и хранили былое величие, порядком обветшали – потускнела краска на их покрытых известью стенах и кровлях, каменные ступени лестниц истерлись и никто не менял их.
      Большая часть работников Чакаля была занята на полях, и несмотря на их труд урожаи становились с каждым годом все скуднее.
      Население Чакаля за последние сто лет уменьшилось в несколько раз – город не мог прокормить такое же количество людей, как и раньше, во времена правителей, в честь которых возводились громадные храмы-башни. Все в городе, даже внешний облик чакальцев, говорило об упадке, о конце прежнего процветания.
      Бат знал, что совсем неподалеку от Чакаля находится другой город, жители которого тоже, как и чакальцы, наверняка напуганы и ждут, когда их постигнет кара богов. «Нет, пакальцы тоже объявят меня безумцем и откажутся уходить из города», – подумал юный правитель.
      Но все-таки он хотел сделать все, чтобы спасти людей, правителем которых сделала его судьба. Он решительно направился снова в город, а те, кто собрался у столба Чака, растерянно смотрели ему вслед.

* * *

      С площадки у входа в храм бога Ягуара-Солнца была видна громадная площадь, на которой стояли безмолвные жители города и смотрели на юного правителя. Бат оглянулся, позади себя он увидел жрецов с окаменевшими лицами – они уже выпили дурманящий отвар и были готовы приступить к выполнению своих страшных обязанностей – жертвоприношениям. На жрецах были надеты лишь набедренные повязки. Кожа жрецов была покрыта слоем темной глины. Вид жрецы имели самый зловещий и он усиливался благодаря устрашающим амулетам в виде человеческих костей и черепов, висевшим у них на поясах, запястьях и щиколотках.
      – Люди Чакаля! Я ваш ахав волею богов! Вы должны выполнять любое мое пожелание, как выполняли приказы моего отца, великого Читама, – Бат говорил громко, а благодаря какой-то противоестественной тишине, нависшей над городом, его голос разносился далеко по окрестностям. – Так вот, я повелеваю вам отправится вместе со мной! Мы покинем Чакаль, который боги пожелали разрушить и уйдем туда, где сможем начать жизнь заново. Сегодня же на закате вы все должны собраться у столба Чака и быть готовыми отправиться в путь.
      Сказав все это, Бат начал спускаться по широкой лестнице храмовой башни, когда услышал ропот толпы. Лица людей были обращены к вершине башни, где у входа в храм стоял старый жрец и говорил:
      – Народ Чакаля! Мы прожили на этой земле много лет.
      Здесь жили наши отцы и все наши предки. Так зачем мы должны уходить отсюда? Куда бы мы не пошли, гнев богов настигнет нас и мы погибнем! Так не лучше ли умереть в своих домах или у священных стен храмов наших богов, которых мы почитали так, как умели, хоть и недостаточно, раз они на нас разгневались? Солнце-Ягуар явил нам свою немилость и скрылся от нас за этими черными тучами. Неужели вы хотите бродить в опустившейся на мир темноте?
      Жрец медленно обводил глазами толпу. Затем он сам ответил на свой вопрос:
      – Нет, вы этого не хотите. Так давайте достойно встретим выпавшую на наши головы беду!
      Толпа, безмолвно слушавшая Бата, встречала каждое слово жреца одобрительным гулом. Все были испуганы, никому не хотелось терпеть еще большие бедствия, отправляясь в неизвестность. Чакальцы надеялись, что если богам принести богатые жертвы, то это усмирит их гнев и они смогут жить по-прежнему или быстро и без страданий отправиться в подземную страну предков.
      Юный правитель понял все это. Ссутулившись, словно болезненный старец, Бат шел ко дворцу и встречные прохожие заранее уступали ему дорогу и старались не встречаться с ним взглядом. Ахава Бата Балама все считали одержимым злыми духами, отнявшими у него рассудок.
      Бат чувствовал себя таким уставшим, словно после долгого пути. Он еле дошел, волоча ноги, до зала, в котором когда-то сидел на каменном троне его отец Читам. Сев на каменное сиденье, юноша закрыл глаза. Он надеялся, что дух отца посетит его здесь и подскажет, как ему следует поступить. Но он ощущал лишь невероятную тяжесть, теснившую его грудь.
      «Мой народ не верит мне – значит, я не заслужил его веры. Да и что я сделал для того, чтобы чакальцы признали меня своим ахавом? Мой отец водил воинов в победоносные походы, захватывал города, возвращался с войны с роскошной добычей и пленными, которых приносили в жертву или заставляли работать на полях. Я жене успел ничего», – думал Бат.
      Вдруг он почувствовал прикосновение прохладной руки на своем лбу. Открыв глаза, он увидел Ичхако, участливо смотревшую на него.
      – Ты точно решила остаться здесь? – спросил Бат мать.
      – Да, жена умершего правителя недолжна покидать дворец год после его смерти, – спокойно ответила Ичхако. – Я с благодарностью приму от богов любую судьбу и не хочу перечить их воле. Когда я окажусь в Шибальбе, а я знаю, что это случится очень скоро, я попрошу правителей подземного мира быть милостивыми к тебе. Если ты решил уйти, то тебе не стоит медлить. Тебе нужно отправляться в дорогу!
      – Если я отправлюсь в путь, уж слишком мало у меня будет попутчиков, – отозвался Бат. – Нет, раз мой народ решил остаться в Чакале, я тоже останусь здесь. Я ахав Чакаля и никто не смеет оспорить это! Пусть люди моего города слушают жрецов с большим почтением, чем меня и считают меня безумцем, но никто и никогда не сможет обвинить меня в предательстве! Я исполню свой долг правителя!
      Ичхако хотела возразить Бату, но в этот миг в зал вошел Мидатль. Как и все жрецы в городе, он покрыл свою кожу черной глиной и был увешан множеством амулетов и ожерелий из камней и костей. Он готовился для отправления ритуалов в храме Чака.
      – Могу я говорить с тобой, правитель? – глухим голосом спросил верховный жрец Чакаля.
      – Говори, что хотел! – Бат устало откинулся назад и его спина уловила чуть слабую дрожь стены.
      – Позволь узнать, когда ты отправляешься в путь, правитель? – жрец слегка поклонился и прижал руки к сердцу – Бат подумал, что уже давно никто не разговаривал с ним так почтительно.
      – Я решил остаться со своим народом и разделить его участь, – ответил юный правитель, приходя вовсе большее беспокойство от усиливающейся дрожи стены.
      Он сам не знал, почему не говорит об этом матери и Мидатлю. Какое-то странное безразличие овладело им и он без всякого участия слушал то, что говорил ему жрец.
      – Правитель, ты должен отправиться в путь, – Мидатль по-прежнему стоял чуть согнувшись и приложив руки к сердцу.
      – Я был в храме и зажигал в курительницах пому, когда передо мной явился Змей Всевидения. Он поведал мне, что где-то далеко на востоке, посреди большой воды, есть земля, на которой люди Чакаля смогут поселиться. Но найти ее может только избранный, сын богов.
      – Ты уверен, что с тобой говорил Змей Всевидения? – спросил юноша.
      – Я награжден способностью внимать богам и моя цель – всего лишь передавать их волю людям. Только однажды преступно воспользовался этим, – сказал жрец.
      – Когда? – Бат был поражен.
      – В ту страшную ночь в Пакале, когда тебя и Зак-Куу-Мо окружили воины, я поднялся на храмовую башню и говорил с пакальцами от имени бога тьмы Соца, – Мидатль выглядел хмурым и очень недовольным.
      – Так это был ты? – вскричал юный правитель. – Ты спас мне жизнь!
      Он какое-то время помолчали понял по виду старого жреца, что тот крайне расстроен из-за того, что однажды преступил свои обязанности и выдал свое желание за волю бога. Он понял, что не стоит сейчас говорить об этом и вернулся к тому, зачем Мидатль пришел.
      – Если то, что тебе сказал Змей Всевидения правда, то пусть на поиски этой благословенной земли отправляется кто-нибудь другой, – отозвался Бат. – Я же останусь править моим народом.
      – Но только ты – сын богов, ты ахав по крови, – возразил Мидатль. – Никто другой, как сказал Змей Всевидения, не сможет найти землю, которая станет для нашего народа новой родиной.
      – Я пошлю Нар-Ама и несколько воинов. Нар-Ам – из знатной семьи, имеющей родство с династией правителей. Почему бы ему не стать избранным?
      – Кого бы ты не послал, их дух слишком слаб, – покачал головой Мидатль. – Они не смогут одолеть многотрудный путь. Жрецы Чакаля да и всех городов майя не поверят в то, что я знаю пророчество Змея Всевидения. Я прожил долгую жизнь и нажил много врагов как в Чакале, так и за его пределами. И все они только и ждут подходящего момента, чтобы показать меня в неприглядном свете. Они наверняка объявят меня приспешником безумного юного правителя и запретят народу слушать меня. Да и люди Чакаля не любят меня за то, что все мои недобрые пророчества сбываются. Многие меня возненавидели еще тогда, когда твой отец, Читам, был совсем молод, почти такой же, как ты. В отличие от тебя, Читам был суровым правителем и любой, кто попадал ему в немилость, должен был отправится в Шибальбу. А выполнял часто несправедливые, данные в горячей злобе, приговоры, я. И теперь мой образ для всех чакальцев тесно связан со смертью, меня боятся и ненавидят.
      Бат встал со скамьи и сделав Мидатлю рукой знак подождать, вышел на открытую площадку, находившуюся прямо за залом. С трех сторон площадку окружали дворцовые стены, а с четвертой стороны она заканчивалась обрывом. У открытого края площадки не было перил или любого другого заграждения и немногие отваживались подходить к нему ближе чем на несколько шагов. Бат же с детства любил пробираться сюда, чтобы стать на самый край площадки и смотреть вниз с высоты пяти ярусов дворца на расстилающийся внизу пышный ковер из темно-зеленых крон деревьев. Дух захватывало от ощущения высоты.
      Холодный ветер развевал плащ и длинные распущенные волосы Бата, но он не мог разогнать черные тучи, заволокшие небо и на нем не было видно ни одной звезды. Бат, не замечая холода, вглядывался вдаль. Он взывал к богу Чаку, покровителю его рода и всего народа Чакаля. «Укажи мне, что мне делать. Дай знак, если мне действительно стоит отправится в путь на поиски этой призрачной земли», – говорил юный правитель.
      Вдруг сильный порыв ветра на миг разорвал дымные тучи и на небе показался серп месяца и световая дорожка от него скользнула по площадке и замерла у самых ног юноши. На мгновение лунный свет померк и Бат увидел, что месяц застила тень большой птицы, одиноко парящей над городом. Большой орел летел на восток, туда, где утром встает солнце, которое жителям Чакаля еще долго не суждено было увидеть. Вскоре тучи снова заволокли небо и теперь ни одной прогалины не виднелось на нем.
      «Это знак Чака!» – решил правитель и вернулся в зал, где его смиренно ожидал Мидатль.
      – Чак велит мне отправляться в путь, – сказал правитель жрецу. – Я видел его знак– орла, летящего на восток.
      – Что ж, это добрая весть, хотя вряд ли она теперь она найдет понимание у большинства чакальцев. Тем не менее, если ты решил найти благословенную землю, то не стоит медлить.
      Иначе вернувшись, ты можешь не застать в Чакале никого в живых, – Мидатль посмотрел через окно на небо.
      – Сейчас я созову всех знатных воинов и предложу тем из них, кто пожелает, отправиться вместе со мной, – сказал Бат. – Я не стану приказывать кому-либо следовать за собой.
      Пусть со мной отправятся только те, кто действительно этого хочет, кто верен мне по-настоящему.
      – Это решение достойно мудрого ахава, – Мидатль приложил руки к сердцу. – Ты достойный потомок великих правителей Чакаля, славившихся мудростью и отвагой.
      Бат снова сел на каменную скамью, покрытую шкурой ягуара и стал ждать своих воинов, чтобы сообщить им о своем решении.

      И снова юный Бат Ахав Балам стоял у ворот в свой город, у четырехгранного каменного столба, посвященного богу Чаку – покровителю земледелия и повелителю дождей. Бат знал, что утро уже давно наступило, но над землей царили серые сумерки, как в предрассветный час. Сегодня темные тучи стали еще гуще и на небе не виднелось ни одного просвета.
      Бат Ахав Балам прощался с Чакалем, в котором он родился шестнадцать весен назад. Он уже обошел весь город, вглядываясь в покрытые сетью трещин стены построек, побывал в храме Чака и принес ему в жертву собственную кровь, проколов хребтом морского ската кончик языка. Кровавые капли упали в приготовленный Мидатлем сосуд, а затем жрец вылил их в дымящуюся пому, чтобы Чак вкусил запах жертвенной крови.
      Юный правитель простился с матерью, друзьями, всеми придворными и поднявшись на площадку храма Ягуара-Солнце, сказал прощальную речь собравшимся чакальцам. Никто не пытался задержать его в городе. Кто-то втайне надеялся, что боги смилостивятся над Чакалем, когда его покинет безумный правитель. Другие верили, что Бат сможет найти землю, о которой поведал Змей Всевидения верховному жрецу храма Чака.
      Кроме того, многие жители уже настолько смирились с неминуемой гибелью, грозившей им от Курящего Маза, что относились ко всему происходившему одинаково равнодушно, думая лишь о предстоящем путешествии в Шибальбу.
      И вот теперь настали последние мгновения перед долгой дорогой. Опасности предстоящего путешествия вместе с Батом вызвались разделить Зак-Куу-Мо, Нар-Ами еще десять юношей, верных друзей юного ахава.
      Ночью подземные духи снова напомнили о себе, заставив дрожать землю. Громадные каменные строения в Чакале покачивались, жители города, объятые ужасом, стояли на улицах и молили богов о милости.
      – Пора отправляться в путь, Мидатль просил не медлить, – сказал Бат.
      Резко повернувшись спиной к городу, он решительно направился в лесную чащу, в ту сторону, откуда каждое утро над Чакалем взлетал Ягуар-Солнце. За правителем потянулись и остальные.
      Шли налегке, взяв с собой лишь оружие и немного еды, которой должно было хватить на пару ближайших дней. По дороге им предстояло зайти в несколько городов, с которыми у Чакаля были дружественные отношения. Там Бат рассчитывал пополнить запасы пищи. Торговцы из Чакаля часто путешествовали морем в другие земли и было известно, что до побережья можно добраться за 7–8 дней.
      Уходить из города, которому в самое ближайшее время грозила гибель, было тяжело и первое время путники едва передвигали ноги, не в силах бороться с упадком духа. Но город скоро скрыли деревья и чакальцы стали продвигаться быстрее.
      Они шли по хорошо протоптанной тропе, по которой часто ходили торговцы из Чакаля и других городов, принося самые разные товары для обмена. Сделав лишь небольшой привал для трапезы, они снова продолжили путь. Под вечер продвигаться стало легче – дорога стала идти под уклон.
      Путники переночевали на поляне рядом с дорогой, а чуть забрезжил серый из темных туч рассвет, они снова тронулись в путь. Три дня прошли без каких-либо происшествий, только усталость чувствовалась все сильнее. Бат не позволял спутникам долго отдыхать. По дороге они охотились и Нар-Аму удалось заколоть копьем тапира, которого они зажарили на костре.
      Расположившись на четвертую ночевку в овраге, поросшем короткой травой, они только заснули, как их сон был прерван шумом на дороге, от которой они отошли совсем недалеко.
      Двое воинов вместе с Батом бесшумно проскользнули к дороге и в неверном свете луны, иногда появляющейся среди рваных клочьев туч, увидели нескольких человек, о чем-то бурно спорящих. Подобравшись поближе, один из воинов, по возвращении сказал:
      – Правитель, это навахи! Они говорят о том, нужно ли им заходить в ближайшее селение майя или нет.
      – Навахи?! – изумился Бат. – Сколько их?
      – Я насчитал шестерых, – ответил воин.
      Бат задумался. Если эти навахи лишь дозорный отряд, то где-то совсем поблизости находятся все остальные, возможно, их тысячи. Когда навахи обнаружат чакальцев, они не станут раздумывать и перебьют их всех до одного.
      Вскоре к краю дороги перебрались остальные чакальцы. А навахи тем временем, перестав спорить, расположились на отдых неподалеку. Чакальцы внимательно вслушивались, но о чем говорили навахи, слышно не было.
      – Что-то странное у них там происходит, – прошептал Зак-Куу-Мо, склонившись к Бату.
      Они лежали рядом в траве у самого края дороги.
      – Навахи умелые воины и никогда бы не стали так шуметь, что об их присутствии может узнать каждый, кто находится за сто шагов, – продолжил Зак-Куу-Мо.
      – Нужно дождаться рассвета и тогда мы увидим, что же там такое, – сказал Бат.
      – Правитель, это опасно, – не согласился военачальник. – Вдруг к ним присоединятся другие навахи. Тогда, если они нас увидят, завяжется бой и нам останется только погибнуть с честью.
      – Нельзя нам сейчас уходить, – решительно произнес Бат. – Что-то подсказывает мне, что нужно дождаться утра.
      Юный правитель не видел, что Зак-Куу-Мо в сомнении покачал головой. Тем не менее военачальник, привыкший беспрекословно подчиняться правителю, не стал спорить с ахавом.
      Они долго лежали в траве, а со стороны лагеря навахов не доносилось ни звука. Когда неяркий утренний свет пробрался сквозь кроны деревьев в лес, чакальцы увидели за дорогой какое-то движение и услышали крики.
      Кричала женщина. Вскоре среди зарослей колючего кустарника, рядом с которым затаились чакальцы, началась какая-то возня.
      – Неужели ты думаешь, что твой жених-младенец с радостью примет тебя? Ведь ты к нему хочешь сбежать? – громко кричал мужчина.
      Бату был знаком этот голос, но он не помнил, кому же он принадлежал. Из зарослей слышался треск ломаемых ветвей, похоже было на то, что кто-то бежал сквозь чащу, а кричавший мужчина его догонял.
      – Стой, Минамп! Я все равно тебя догоню и строго накажу за дерзость! – снова раздался гневный крик.
      – Это же Нак-Пу! – вскричал Бат.
      Он схватил копье и опрометью ринулся в заросли, чтобы встретиться со своим заклятым врагом. Остальные чакальцы тут же последовали за своим правителем. Но у самых зарослей их встретили навахи, размахивающие ножами с длинными кремневыми лезвиями.
      – Смерть чакальцам! – крикнул один из навахов и кинулся на Нар-Ама, взмахивая ножом.
      Начался бой. Чакальцы и навахи, перемешавшись на поляне у дороги, схватились не на жизнь, а насмерть. Навахов оказалось больше, чем насчитал чакальский воин ночью. Помимо тех шестерых, что громко спорили на дороге, унавахов было еще семеро воинов. Несмотря на то, что врагов было больше, чакальцы бесстрашно вступили в сражение. Нар-Ами Зак-Куу-Мо размахивали каменными палицами и никто из навахов не осмеливался подходить к ним ближе. Остальные чакальцы дрались копьями, отражая их древками удары крепких навахских ножей.
      И вот уже первый враг повержен, упав бездыханным с грудью, пронзенной копьем чакальца.
      В это время Бат настиг Нак-Пу в зарослях и подобно ягуару, прыгнул на него с разбега. Враги покатились по земле.
      Ударившись о ствол дерева, они разлетелись в разные стороны, но оба тут же вскочили на ноги.
      – Смотрите, боги, это же ахав Чакаля! – воскликнул пораженный Нак-Пу.
      – А это трусливый койот, бежавший из Пакаля! – ответил Бат, доставая из-за пояса свой кинжал из темного вулканического стекла.
      – Что же, пора тебе расплатиться за украденный у меня титул ахава Пакаля! – закричал Нак-Пуи выхватил свой кинжал с лезвием из такого же крепкого стекла, как и кинжал Бата.
      – А тебе пора ответить за все свои злодеяния! Ты поднял бунт в моем городе и похитил мою невесту! – Бат гневно сверкал глазами и сейчас он был настоящим потомком Ягуаров – правителей Чакаля – мужественным и беспощадным.
      – Ах, ты соскучился по своей невесте, Утреннему Цветку? – язвительно осведомился Нак-Пу. – Что же, она тут рядом, все пытается убежать от меня в Чакаль! Сейчас она убедится, что больше бежать ей не к кому – я разрублю тебя на куски и оставлю твои останки на съедение зверям.
      Нак-Пу разразился яростным смехом.
      – Минамп еще надеется вернуться в свой город и жить там, как раньше! Но этому не бывать! Наш мир разрушится и в нем станут править по-настоящему смелые и достойные правители – такие, как я! Я собирался разобрать Чакаль по камешку и сделал бы это, если бы подземные духи и великий Курящий Маз не решили бы мне в этом помочь. Они сами начали трясти землю, чтобы отправить в царство мертвых тебя и всех моих врагов. Глупые юкчи и дикари-навахи не поняли этого в страхе разбежались кто куда. Но и их настигнет кара богов! Каждый, посмевший меня предать, не уйдет от расплаты!
      – Ты считаешь, что дрожь земли – это помощь богов тебе?! – воскликнул Бат, подходя ближе к врагу. – Тогда посмотрим, кто придет к тебе на помощь, когда ты сразишься с ахавом Чакаля и Пакаля!
      – Мне не нужна ничья помощь, чтобы неспеша разделаться с таким щенком, как ты! – закричал взбешенный Нак-Пу и прыгнул на Бата, стремясь ударить его прямо в сердце.
      В последний миг юноше удалось отстраниться и длинное лезвие полоснуло воздух рядом с его плечом. Снова и снова громадный Нак-Пу кидался с кинжалом на Бата, но ловкий юноша каждый раз уворачивался от темного лезвия. Нак-Пу был опытным воином и когда понял, что резкими выпадами ему ранить врага не удастся, он замер на месте. Бат, разгорячившись в схватке, не заметил хитрости врага и решив, что тот выбился из сил, бросился на него, метясь кинжалом прямо в его горло.
      Нак-Пу схватил юношу за руку и тот почувствовал, что не может вырваться – пакалец был вдвое сильнее его и обладал мертвой хваткой.
      – Сейчас ты отправишься к своему отцу, он встретит тебя в Шибальбе! – прошипел Нак-Пу, яростно набрасываясь на юношу.
      Не выпуская его руку, он толкнул Бата и тот опустился на колени. Но слова Нак-Пу о его отце пробудили в юноше отвагу, присущую всем его предкам и он дернулся вперед изо всех сил, увлекая за собой врага. Нак-Пу не удержался на ногах и перелетев через коленопреклоненного юношу, оказался на земле лежащим на обеих лопатках. Без промедления Бат вскочил на ноги и занес кинжал над горлом Нак-Пу.
      – Что ж, подземные духи еще отомстят тебе! – проговорил Нак-Пу, поняв, что его участь решена.
      – Правитель! Ты одолел его! – Минамп выбежала из зарослей, в которых она пряталась во время схватки.
      Бат бросил взгляд на легкую фигурку подбегающей девушки, а потом снова перевел глаза на поверженного Нак-Пу.
      – Твое счастье, что она действительно жива, – сказал он. – Поэтому ты не умрешь сейчас, а станешь моим пленником. Я отправлю тебя в Чакаль: пусть мой народ видит, что его ахав не прощает своих врагов и всегда их настигает.
      На поляну в зарослях выбегали один за другим чакальские воины с Нар-Амом и Зак-Куу-Мо во главе. Они поражено застывали, видя своего юного правителя над побежденным врагом. По приказу Бата Нак-Пу связали.
      После этого Бат опустился на землю, ноги не держали его.
      – Ты – настоящий воин, похожий на героев древности, – сказала Минамп, присаживаясь рядом с ним.
      – Это правда – то, что говорил Нак-Пу? – спросил Бат, пристально глядя на смутившуюся после его вопроса девушку.
      – Правда, – набравшись решительности, ответила та. – Я хотела убежать от Нак-Пу к тебе, в Чакаль и просить защиты. Он обманул меня, я это поняла сразу же, как оказалась в лагере навахов, но было уже поздно, меня не отпустили обратно. Нак-Пу подослал ко мне своего слугу и тот говорил, что ты хочешь принести меняв жертву богам.
      – Это неправда!
      – Да, теперь я это знаю, – Минамп слабо улыбнулась.
      Бат рассказал девушке, куда он и его спутники направляются. После этого Минамп робко спросила:
      – А нельзя ли мне отправится вместе с вами?
      Бат помедлил с ответом, но встретив взгляд Минамп, обращенный на него с надеждой, сказал:
      – Ты можешь отправиться вместе с нами, если не боишься опасностей и трудностей пути, а он будет долгим.
      – Я ничего не стану боятся, ведь боги защитят своего сына и его верных слуг, – ответила Минамп, улыбаясь.
      После этого решено было продвигаться дальше. Бат и Минамп вместе с Зак-Куу-Мо и Нар-Амом шли впереди, а позади них шли воины и вели связанного Нак-Пу.
      К концу дня они добрались до поселения мирных земледельцев и те радостно приветствовали юного ахава Чакаля и его приближенных. Старый шаман, проживший в этом селении свою долгую жизнь, попросил Бата разрешения говорить с ним.
      Юный правитель принял старика в самой лучшей хижине, которую ответили для него гостеприимные земледельцы.
      – Ахав, я слышал, ты хочешь найти цветущую землю посреди большой воды? – спросил шаман.
      – Да, это так, – кивнул Бат.
      – Тогда тебе и твоим спутникам нужно будет плыть на каноэ, держа путь все время на Утреннюю Звезду.
      – Почему именно на нее? – спросил юноша.
      – Когда-то в нашем селении побывали торговцы из далекой земли, расположенной там, среди воды, – отозвался шаман. – Они были странно одеты и выглядели не так, как люди народа майя. Кожа их была темнее коры кедра, а носы были расплющены, как перезрелый батат. Их украшения состояли из морских раковин, а приплыли они на бревнах, крепко связанных вместе толстыми веревками из каких-то растений. Они прожили у нас долго и я немного стал понимать их диковинный язык.
      Так вот, они рассказывали, что их земля велика, а народ их малочислен. Земля эта окружена со всех сторон водой. У этого народа есть предание, что когда-нибудь к ним приплывут высокие светлокожие люди, спасающиеся от гнева своих богов, и станут жить сними бок о бок.
      – Это они рассказали тебе, что доплыть до них можно, правя на Утреннюю Звезду? – Бат взволновано ходил по комнате.
      – Да, хотя у них она носит другое имя, – отозвался старик. – Я узнал эту звезду на рисунке, который был у них на парусе – там было нарисовано много звезд.

* * *

      Жители селения, в котором расположились Бат и его спутники, торговали со многими землями, плавая на выдолбленных лодках по реке, впадавшей в море. Чакальцам без труда удалось заполучить у них лодки для себя и все необходимое для долгого путешествия по воде: пищу, пресную воду, теплые меховые плащи.
      Через день после того, как Бат и его спутники прибыли в селение, они уже покидали его, разместившись в двух больших долбленных лодках, снаряженных парусами и веслами.
      Заботы о пленном Нак-Пу земледельцы взяли на себя, разместив его в одной из хижин под бдительным надзором. По возвращении из странствий Бат обещал отвести его в Чакаль.
      И вот наконец они отплыли. В лодке с высокими бортами и широким дном легко можно было стоять и Бат обозревал красивые зеленые берега реки, которая совсем скородолжна была вынести их суденышки в море. Там они расправят паруса и понесутся на поиски земли, которая, как мечтал Бат, станет домом не только для него, Минамп и остальных его спутников, но и для всех чакальцев.
      За очередной излучиной реки Нар-Ам, плывший в первой лодке, громко крикнул:
      – Море!
      Перед взорами чакальцев предстала бескрайняя водная гладь, серебрившаяся на солнце. Над небольшими волнами носились чайки, а ветер раздувал паруса лодок, вынося их по реке прямо в открытое море.
      – Мы обязательно найдем благословенные земли, – сказал Бат стоявшей рядом Минамп.
      – Да, боги, разрушающие наши земли, укажут нам путь к спасению, – отозвалась девушка, вглядываясь в даль.

      Бат сидел на носу лодки и следил, чтобы он был направлен прямо на яркую голубую звезду, которую в Чакале называли Утренней. Все его спутники, кроме бдящего на носу другой лодки Нар-Ама, спали и он задумчиво вглядывался в ночное небо, находя там хорошо знакомые созвездия. Скоро должен был наступить рассвет. На горизонте уже появилась светлеющая полоска, резко разграничивая море и небо.
      Юный правитель заметил, как Утреннюю Звезду накрыла тень от набежавшей тучи, а затем она снова засияла ярче прежнего. Внезапно ее свет померк и юноша почувствовал, как его веки наливаются тяжестью. Вскоре перед глазами поплыли светлыми круги, начавшие сворачиваться в туго закрученную спираль. Неизъяснимая сила понесла его по ней ион не мог ей сопротивляться. Его словно затянуло в узкий, наполненный ярким белым светом коридор, над, под и вдоль которого была лишь темнота. Юноша не знал, сколько продолжался этот полет, но наконец он снова стал ощущать свое тело и открыл глаза.
      – Минамп! – крикнул он, не понимая, где находится.
      Он был в небольшой комнате, заставленной разнообразной и си мебелью и сидел на мягком сидении.
      – Никита, ты чего кричишь? – спросил Святослав Михайлович, входя в комнату.
      – Я... – Никита тряхнул головой.
      Она бсолютно не понимал, что происходит. Мальчик ошалело озирался по сторонам с крайне растерянным видом.
      – Заснул и сам не заметил? – папа улыбаясь, смотрел на сына. – А я думал, ты уже с Мухиным очередную «бродилку» осваиваешь. Что тебе приснилось-то? Уж больно вид у тебя обалделый.
      – Ничего, – еле шевеля языком, отозвался Никита, вставая с кресла.
      На полу возле своих ног он увидел глиняную статуэтку божка индейцев майя.
      – Ничего не приснилось, – проговорил мальчик, глядя на статуэтку.
      – Вот это новости! – воскликнул Святослав Михайлович, тоже заметив статуэтку. – Это с каких же это пор, вы Никита Святославович, бросаетесь ценными историческими находками?
      – Я, – Никита все никак не мог прийти в себя. – Я нечаянно ее уронил.
      Он медленно пошел к двери и уже открыл ее, когда отец окликнул его.
      – Чуть не забыл! Тебя просил зайти Виталий Валентинович, он говорит, что обещал тебе дать какую-то книгу, – сказал папа. – Он тут совсем недалеко живет, вроде бы он оставил тебе свою визитную карточку.
      – Да, я прямо сейчас к нему и пойду, – отозвался Никита.
      Он решил, что прогулка по свежему воздуху поможет ему привести свои мысли в порядок и избавиться от наваждения.
      Захватив визитку, он вышел на улицу. Начинался дождь, но возвращаться домой не хотелось. Поэтому-то когда Никита нажимал на кнопку звонка у двери Кима, вода струями стекала с его насквозь промокшей одежды.
      – А, Никита! – Виталий Валентинович улыбнулся. – Вижу, ты нуждаешься в основательной просушке. Заходи поскорей!
      Как только Никита попал в квартиру, с него была тут же снята мокрая куртка и он сам был препровожден в ванную, где ему было приказано снять намокшие джинсы и надеть теплый хозяйский халат.
      Когда Никита прошел в комнату, Виталий Валентинович уже разливал по красивым пиалам невероятно душистый чай.
      – Как здорово пахнет! – воскликнул мальчик.
      – Это один мой хороший знакомый из Шри-Ланки постоянно присылает такой чай, – довольно улыбнулся Ким.
      Чай был его слабостью. Он обожал, когда хвалили его чай, и он действительно делал это по-настоящему мастерски.
      Никита осторожно, чтобы не расплескать горячий напиток, поднес пиалу к губам и довольно промычал.
      – Нравится? Я дам тебе пачечку, угостишь родителей, – сказал Ким.
      – Спасибо, – кивнул Никита.
      – А вот и книга, которую я тебе обещал дать, – Виталий Валентинович протянул мальчику небольшую книгу в темном переплете.
      Никита взял том в руки и начал его листать. Иллюстраций в книге было мало, да и на тех, что были, не было ни красочных видов, ни сражающихся воинов – того, что так привлекало мальчика в книгах о восточных учениях. Здесь были фотографии статуй, сидевших, поджав ноги, с важным видом на постаментах. На одной из иллюстраций была нарисована фигурка человека, на которой были изображены несколько кружков.
      – А, это чакры, я знаю, – похвастался Никита своими познаниями.
      – Верно, – одобрительно кивнул Ким. – Из этой книги ты сможешь узнать много полезного. Здесь собраны сведения и о переселении душ, и о карме – законе, влияющем на то, в каком теле воплотиться душа в новой жизни и о многом другом.
      – Виталий Валентинович, а кто ее написал? – спросил Никита. – Тут на обложке почему-то нет фамилии автора.
      – Это я ее написал, – ответил Ким, снова наливая чай в опустевшую пиалу мальчика.
      – Вы?! – с восхищением воскликнул Никита. – А почему же здесь не написана ваша фамилия?
      – Потому что я всего лишь написал то, что известно многим людям уже многие века, – стал объяснять Виталий Валентинович. – Я всего лишь собрал в этой книге все, что сам вычитал в разных источниках или услышал от учителей.
      – Каких учителей?
      – Учителями на Востоке называют людей, умудренных опытом, тех, кто может научить чему-то других, – наставительно сказал Ким.
      – Виталий Валентинович, станьте моим учителем, – сам неожиданно для себя попросил Никита. – Вы ведь так хорошо разбираетесь во всех этих восточных учениях...
      – Ну я не знаю, – смущенно заулыбался Ким. – Мне кажется, я еще не готов брать себе кого-то в ученики.
      – Пожалуйста! – попросил Никита.
      Они пили чай, Ким угощал мальчика вкусным печеньем, в котором были запечены записки с предсказанием судьбы и разговаривали. Хотя сначала Виталий Валентинович отказывался, в конце концов он вынужден был уступить уговорам Никиты и согласился стать его учителем. Мальчик был очень доволен и, взяв печенье, разломил его пополам. Развернув оказавшуюся там записку, он прочитал: «Ваше будущее откроется вам в вашем прошлом». Ледяная волна окатила Никиту с головы до ног. Он замер, держа записку с предсказанием перед собой.
      Ким сразу заметил перемену в настроении гостя и участливо спросил:
      – Ты плохо себя почувствовал? Что-то ты побледнел.
      – Со мной все в порядке, – сказал мальчик и добавил, задумчиво: – Наверное...
      – Что наверное?
      – В порядке, – и тут Никита понял, что кому-то он должен рассказать обо всем, что с ним произошло.
      Как ему казалось, Ким был самым для этого подходящим человеком.
      – Понимаете, Виталий Валентинович, наверное, я немного того, – Никита выразительно постучал пальцем по лбу. – Тут такое случилось.
      – Что ж, расскажи все по порядку, – сказал Ким спокойно.
      Что-то было в этом человеке, располагающее к доверию и мальчик отбросил сомнения и начал рассказывать обо всем: о том, как он зашел в комнату отца, как взял в руки статуэтку и о полете по светлой спирали...
      – Понимаете, я увидел высокую башню, похожую на пирамиду, – говорил Никита. – На нее вела длинная лестница с широкими каменными ступенями. И я стоял прямо возле нее, этой башни... Но я был совсем не я, я совсем не помнил, что я – Никита Полянский.
      – А кто же ты был? – совершенно серьезно, без тени улыбки спросил Ким.
      – Меня звали Бат Балам и я был сыном правителя большого города, который назывался Чакаль...
      Мальчик, видя, что его внимательно слушают и не перебивают, говорил все увереннее. Он старался не упустить ни одной подробности и рассказывал обо всех событиях, произошедших в жизни Бата Ахава Балама. Виталий Валентинович молча вслушивался в слова мальчика и по его лицу нельзя было понять, что он обо всем этом думает.
      Долго Никита рассказывал о Бате Баламе, и он, и Ким совсем забыли о времени. Дождь перестал барабанить по карнизу за окном, уже стемнело, а они все сидели за низеньким столиком, уставленным пиалами и глиняными чайниками.
      Никита рассказал о том, как Бат плыл ночью в лодке по морю и любовался Утренней Звездой, а потом смолк.
      – Что же было дальше? – впервые подал голос Виталий Валентинович.
      – А дальше я снова понесся по светлой спирали и этот сумасшедший полет продолжался, наверное, очень-очень долго, – отозвался Никита и посмотрел на Кима, боясь увидеть насмешливую улыбку.
      Но Виталий Валентинович задумчиво переставлял пиалы на столике, не глядя на мальчика.
      – Как вы думаете, что это было? Сон? – спросил Никита.
      – А это было похоже на сон? – в свою очередь спросил Ким.
      – Нет, совсем непохоже, – отозвался мальчик, морща лоб. – По крайней мере, раньше мне ничего подобного не снилось. Я просто был там, понимаете?! Хотя вроде бы это был и не я...
      – Думаю, что начинаю тебя понимать, – медленно произнес Ким. – Знаешь, я просто ошарашен. Ведь то, что произошло с тобой, возможно только очень редко. Люди, чтобы вспомнить свою прошлую жизнь, занимаются медитацией годами, десятилетиями...
      – Прошлую жизнь? – воскликнул Никита.
      – Да, ты вспомнил, кем ты был раньше и где жил.
      – Но это невозможно! – убежденно заявил мальчик. – разве бывают прошлые жизни? И даже если бывают, как можно их вспомнить? Конечно, про все это написано вовсе возможных книжках про буддизм, йогу и все такое, но ведь там же ясно сказано, что нужно очень долго заниматься, трудиться, чтобы научиться вспоминать, как ты жил раньше, вернее, не ты, а твоя душа.
      – Видимо, у тебя есть сверхестественные способности, – сказал Виталий Валентинович. – Просто поразительно!
      Он вскочил на ноги и взволнованно начал мерить комнату шагами. Никита удивленно смотрел на него. Ким казался ему воплощением восточной сдержанности и тут вдруг он так разволновался!
      Виталий Валентинович сходил на кухню, вернулся со свежезаваренным чаем и разлил его по пиалам. Никита, уставший от длинного рассказа, с удовольствием подкрепился ароматным напитком и вкусными лепешками, которые гостеприимный хозяин тоже захватил на кухне. Снова возобновился разговор.
      – Если ты станешь заниматься техникой медитации, то наверняка сможешь узнать и о других жизнях, прожитых твоей душой в прошлом, возможно, очень отдаленном, – сказал Ким.
      – Но почему же я в спомнил эту жизнь, ну, в смысле, что я был Батом Баламом? – спросил мальчик.
      – Ты же сам говорил, что взял в руки статуэтку того бога...
      – Чака, – подсказал Никита.
      – Да-да, – кивнул Виталий Валентинович. – Вещь, которая принадлежала тебе в одной из прошлых жизней, и пробудила скрытые в тебя до сих пор способности.
      – А как вы думаете, сколько же я жизней мог прожить в прошлом?
      – Этого я не знаю, но думаю, мыс тобой начнем занятия... – начал говорить Ким, как вдруг зазвонил телефон.
      Звонила мама Никиты, Наталья Викторовна. Она попросила Виталия Валентиновича сейчас же отправить Никиту домой, потому что он совершено неприлично засиделся в гостях и его ждут дома. Только тогда Ким с удивлением заметил, что за окном уже темно. Сказав Наталье Викторовне, что они с Никитой провели потрясающе интересный вечер и очень хорошо побеседовали, Ким попрощался с ней.
      Тут Никита спохватился, тоже поняв, что время пролетело незаметно. Он переоделся в свою подсохшую одежду и договорившись с Виталием Валентиновичем встретиться с ним в ближайшие дни, отправился домой.
      Мама строго отчитала Никиту за то, что он начисто забыл все внушаемые ею нормы хорошего тона и позволяет себе задерживать и отвлекать от работы такого занятого человека, как Виталий Валентинович. Мальчик смиренно выслушал отповедь мамы и не стал рассказывать ей о предмете своего разговора с Кимом. Его мама– человек такого склада, который ни за что не поверит в возможность вспомнить свою предыдущую жизнь в другом теле. Папа же Никиты тоже вряд ли серьезно отнесется к рассказу сына, он доверяет только научным фактам, подтвержденным доказательствами.
      Уставший Никита отправился спать и во сне он видел бескрайние просторы моря и над его волнами низко летали чайки, громко и протяжно крича.

* * *

      Через неделю Никита и мама сидели перед телевизором и смотрели передачу Святослава Михайловича «Загадки прошлого».
      Монтировать передачу закончили только вчера, а уже сегодня утром ее автор, Никитин папа уже улетел куда-то в Африку снимать материал для следующей программы.
      На экране сменяли друг друга красочные картины тропических джунглей, в которых были разбросаны останки городов великого древнего народа майя. Как завороженный Никита смотрел на руины высоких башен и дворцов, несмотря на прошедшие столетия хранившие былое величие. Его отец за кадром рассказывал об одной из самых таинственных загадок культуры майя, чьи самые большие и цветущие города пришли в упадок в 9веке без каких-либо явных причин.
      – На протяжении многих лет ученые выдвигают самые разные версии упадка южных городов майя, – говорил Полянский с экрана. – Одни исследователи говорят, что кризис майяских городов был вызван экологической катастрофой: майя применяли подсечно-огневой метод земледелия и к 9 веку вокруг больших городов центральных низменностей не осталось почв, способных приносить урожаи, которые могли бы прокормить большое население. Другие ученые видят причину упадка в катастрофе, обрушившейся на эту местность в результате крупного землетрясения, вызванного извержением вулкана. По их мнению, отравленные газы, тучи дыма и пепла не только погребли под собой ряд поселений майя, но и затянули небо на длительный период и на большой территории практически невозможно было заниматься земледелием.
      Кроме того, есть гипотеза, согласно которой города майя пришли в упадок из-за политического кризиса. Население городов восстало против жестокой власти правителей. Но все эти версии не отвечают на один вопрос: куда же ушло население самых крупных майяских городов? Есть совершенно фантастическая версия, согласно которой майя были потомками пришельцев из космоса и в9 веке по нашему летоисчислению за ними прибыли корабли с их далекой родины и они отправились домой.
      Но, разумеется, историки не воспринимают эту гипотезу всерьез.

* * *

      Перед глазами Никиты, слушавшего рассказ отца, представали картины из жизни Бата – ахава Чакаля. Он видел темное небо, закрытое от солнечного света черными тучами и испуганные лица людей, с ужасом поднятых вверх. Он видел поля, иссохшие под жарким солнцем и пожелтевшие побеги маиса на них.
      Он вспомнил, как жрец объявляет юного правителя Чакаля безумцем и как народ встретил его слова одобрительным гулом.
      Тем временем на экране Полянский сидел в студии и продолжал говорить о городах майя.
      – Когда мы уже почти закончили монтировать передачу, я получил неожиданное письмо от неизвестного мне ранее исследователя. Автор, назвавшийся странным именем Бат, заявляет, что знает ответна тайну исчезновения населения майяских городов. Он пишет, что люди майя, напуганные постигшими их земли бедствиями и переселились на острова, расположенные где-то в Мексиканском заливе или за ним. Нас заинтересовала эта версия, хотя у нее, к сожалению, как у и других гипотез, нет доказательств. Мы надеемся, что автор этого письма свяжется с нами и подробнее расскажет, почему он делает такие выводы. Тем не менее, мы считаем, что она имеет право на существование. Возможно, в самом ближайшем будущем мы узнаем разгадку тайны, скрывающей от нас причину то, почему богатые и цветущие города майя опустели буквально за сто лет.
      Передача закончилась, и Никита подошел к папиному компьютеру. Вошел в Интернет, набрал адрес независимого почтового сервера и зарегистрировался на имя «BAT». Открыв свой новый электронный ящик, он напечатал: «Я вам обязательно напишу обо всем поподробнее, когда вернусь из следующего путешествия». И подписался: «Бат». Письмо он отослал на электронный адрес отца.