Королевы не плачут

      - Чертов монах! - буркнул Филипп, подражая Гастону. - Тебе не понять, каково это - любить женщину.
      - Это мне-то... - с неожиданным пылом начал было Эрнан, но тут же прикусил свой язык. - Мне-то как раз и не положено этого понимать. Ведь я дал обет целомудрия.
      Той ночью он был так взвинчен, что на какое-то мгновение потерял над собой контроль. Но, увы, от жарких поцелуев Бланки Филипп полностью разомлел и упустил уникальную возможность заглянуть другу в самую глубь его души.
      - Насколько я понимаю, - после неловкой паузы заговорил он, - ты...
      - Я ничего не понимаю! - резко оборвал его Шатофьер. - Ведь граф Бискайский еще полтора часа назад мог спокойнехонько убить и сестру, и горничную, и сразу же убраться восвояси. Зачем ему вообще нужен был виконт как помощник, черт его дери! В конце концов, он мог просто отравить ее - и кто бы его заподозрил? Нет, я ничего не понимаю! Ровным счетом ничего. Здесь кроется что-то еще, что-то такое, чего я никак не могу усечь. Чего-то во всем этом деле я не улавливаю, хотя чувствую - объяснение всей этой белиберде находится где-то рядом, что-то вертится в моей голове, но никак не складывается в целостную картину.
      - И поэтому ты решил позволить графу явиться сюда?
      - Вот именно.
      - А если он не придет? - отозвалась Бланка.
      - Почему?
      - Ведь в назначенный час кузен Рикард не сможет появиться в галерее, и граф, глядишь, заподозрит неладное.
      - Это я учел. Вместо виконта Иверо в галерее будет виконт де Бигор.
      - Что?!! - поразился Филипп. - Симон?
      - Ну да, он самый. Он похож на Рикарда Иверо и ростом, и фигурой, и прической, даже в их манерах и походке есть что-то общее. Правда, волосы у Симона темные, однако сегодня новолуние, так что будем надеяться...
      - Но ведь наш маленький, глупенький Симон...
      - Хочешь сказать, что он не справится с ролью?
      - Думаю, что нет.
      - А я думаю, что справится. На самом деле Симон не так прост, как это кажется; вспомним хотя бы историю с дочерью лурдского лесничего. К тому же особенно играть ему не придется, его роль предельно проста: встретиться с сообщником, взять у него долговые расписки виконта Иверо, скупленные графом Бискайским у евреев, и последовать за ним... Черти полосатые! вдруг вскричал Эрнан. - Понял! Понял, наконец!
      - Что ты понял? - оживился Филипп.
      - Зачем графу нужен был виконт Иверо.
      - И зачем же?
      - А затем, чтобы... Нет, погодите! - Минуту он простоял в задумчивости; с лица его напрочь исчезло обескураженное выражение, уступив место хорошо знакомой Филиппу мине уверенного в себе и в своей правоте человека. - Все сходится. Абсолютно все.
      - И вы поделитесь с нами вашими догадками? - вежливо спросила Бланка.
      - Непременно, моя принцесса, - ответил Эрнан. - Но прежде надо погасить всюду свет и распахнуть ставни. Затем мы спрячемся в спальне княжны и, пока будем ждать появления злоумышленника, я изложу вам свои соображения на сей счет... Гм... У меня, кстати, появилась одна весьма остроумная идея, и если вы, сударыня, согласитесь, а ты, Филипп, не станешь возражать, мы можем устроить отличное представление...
      12. ПРЕСТУПНИК
      А тем временем одетый в костюм виконта Иверо Симон расхаживал по своим покоям, пытаясь сымитировать походку Рикарда. Гастон Альбре, которому Эрнан поручил проинструктировать Симона, недовольно морщился.
      - Ну что ж, - сказал он наконец. - Будем надеяться, что преступник купится на твою шляпу. В актеры ты явно не годишься.
      - А может быть, оставим эту затею? - робко предложил Симон. - Пусть стражники схватят его прямо в галерее...
      - Нетушки, дружок! Не увиливай! Они схватят его только в том случае, если он раскусит тебя. Но все же постарайся честно отработать те часы, что ты пронежился в постельке с Адель де Монтальбан, между тем как мы... Ч-черт! И что она в тебе нашла такого, что решила родить ребенка именно от тебя, а не от меня, к примеру... Ай, ладно. - Гастон подступил к Симону и нахлобучил ему на лоб шляпу с непомерно широкими полями, которую последние несколько дней носил Рикард Иверо. - Вот так будет лучше. Готовься, дружок. Уж близится твой час.
      У Симона вдруг затряслись поджилки; он невольно застучал зубами.
      - М-мне уж-же ид-ти?
      - Нет еще. Обожди немного, успокойся. Пусть сообщник первым явится в галерею, А то не ровен час увидит, что ты вышел не из той двери... Да прекрати ты дрожать! Ну, прямо как девчонка пугливая!
      Постепенно Симону удалось унять дрожь в коленях. Он даже чуток приободрился и расправил плечи.
      - Уже пора?
      - Пожалуй, да. Долго задерживаться тоже опасно. Он может забеспокоиться и чего доброго еще вернется за виконтом. Пошли.
      - Мы так и пойдем вместе? - недоуменно спросил Симон.
      - До входа в галерею. Я буду подстраховывать тебя - чтобы ты не так волновался.
      Они вышли в темный и пустынный коридор и, крадучись, подобрались к галерее. Альбре легонько хлопнул Симона по спине и еле слышно прошептал:
      - С богом, дружище.
      Симон вошел в галерею и увидел шагах в пятидесяти впереди себя мужскую фигуру. Его зазнобило, а на лбу выступила испарина. Вне всякого сомнения, это был преступник!
      И он поманил его к себе!!!
      У Симона подкосились ноги, но он с мужеством насмерть испуганного человека смело двинулся навстречу своей судьбе. Подойдя к преступнику, он так низко склонил голову, пряча лицо под полями шляпы, что наблюдавший за ним из-за угла Гастон про себя выругался:
      "Негодный мальчишка! Сейчас он испортит все дело..."
      К счастью, преступник ничего не заподозрил, по-видимому, отнеся его странное поведение на счет вполне естественного волнения.
      - Вы опоздали, кузен, - с ледяным спокойствием произнес он. - И не тряситесь так. Все будет в порядке.
      "Матушка моя родная! Амелина моя любимая!" - мысленно вскричал Симон. Он узнал голос преступника и громко застучал зубами.
      Между тем преступник извлек из кармана какой-то пакет и протянул его Симону.
      - Надеюсь, это вас успокоит. Здесь все ваши долговые расписки - на восемьдесят две тысячи скудо.
      Дрожащими пальцами Симон взял у преступника пакет и запихнул его за отворот своего камзола.
      - Так идемте же, кузен, - сказал преступник. - Все будет в полном порядке, уверяю вас.
      Весь путь они прошли молча. Симон плелся позади преступника, низко склонив голову, и видел только его ноги. В голове у него царил полнейший кавардак. Потрясенный своим открытием, он никак не мог собраться с мыслями и готов был разрыдаться от ужаса и отчаяния. Больше всего на свете ему хотелось броситься наутек, но страх показаться трусом удерживал его от этого поступка.
      Наконец они подошли к двери покоев Жоанны. Как ни в чем не бывало, преступник вошел в переднюю и тихо произнес:
      - Входите живее. И закройте дверь.
      Симон машинально подчинился этому приказу, и они очутились в кромешной темноте. В руках преступника вспыхнула искра - сердце Симона ухнуло в холодную бездну, и он едва не лишился чувств, - но тут же искра погасла, и в передней снова воцарился мрак. Преступник хотел лишь выяснить, где находится следующая дверь.
      Когда они вошли в прихожую, Симон облегченно вздохнул - теперь уже не понадобится чиркать огнивом. Ставни окон были открыты, шторы раздвинуты, и сумрачного света, проникавшего извне, было вполне достаточно, чтобы идти, не рискуя натолкнуться на мебель.
      - Так, - прошептал себе под нос преступник. - Теперь направо... Вон та дверь. Следуйте за мной, кузен.
      Они пересекли еще одну комнату и оказались перед дверью в спальню. Преступник осторожно приоткрыл ее, и полумрак комнаты, в которой они находились, рассекла тонкая полоска света. В спальне, видимо, горела свеча.
      Преступник замер и несколько секунд обождал. Никакой реакции не последовало. Тогда он шире отворил дверь. Симон проворно отступил в сторону и спрятался в тени. Преступник предостерегающе поднял палец и вкрадчивой поступью вошел в спальню.
      На ночном столике возле кровати горела свеча. В постели ничком лежала укрытая до плеч девушка; ее пышные темно-каштановые волосы веером рассыпались по одеялу и подушкам.
      Преступник остановился посреди спальни и довольно ухмыльнулся. Его правая рука потянулась к поясу, где висел короткий кинжал. Но тут меж лопаток ему кольнуло что-то острое, а в локоть мертвой хваткой вцепились чьи-то стальные пальцы. В тот же момент из-за дальнего полога кровати выглянула белокурая голова Филиппа.
      - Однако! - пораженно произнес он. - Вот уж кого я не ожидал здесь увидеть...
      Девушка, лежавшая в постели, быстро перевернулась на спину - и вдруг красивое лицо ее исказила гримаса неподдельного ужаса. Широко раскрывая рот, она судорожно хватала воздух, будто вынутая из воды рыба. Зрачки ее глаз расширились почти на всю радужную оболочку.
      - Игры окончены, дон Фернандо, - прозвучал за спиной преступника голос Шатофьера. - Именем высшей справедливости мы арестовываем вас за попытку убийства госпожи Жоанны Наваррской, княжны Бискайской.
      - Боже! - с невыразимой болью в голосе прошептала Бланка, наконец обретя дар речи. - Боже милостивый! - Мой брат - убийца!..
      13. ТИБАЛЬД МИРИТСЯ С МАРГАРИТОЙ
      И ВСТРЕЧАЕТСЯ СО СТАРЫМ ЗНАКОМЫМ
      Спустя час после того, как Тибальд и Маргарита остались наедине друг с другом, отношения между ними значительно улучшились. Вначале они, по требованию Маргариты, мчали во весь опор, убегая от обескураженной Бланки и готовившегося соблазнить ее Филиппа. Потом, замедлив шаг, Маргарита еще немного поупрямилась, но в конечном итоге все-таки попросила у Тибальда прощения за вчерашние злые остроты, оправдываясь тем, что сказаны они были спьяну и не всерьез. В первое Тибальд охотно поверил - еще бы! - но в искренности второго утверждения он позволил себе усомниться, о чем ей и сказал напрямик.
      Вместо того, чтобы обидеться, Маргарита прибегла к более верному способу убедить своего собеседника, что он несправедлив к ней, - она принялась с выражением декламировать эту злосчастную эпическую поэму, послужившую причиной их ссоры.
      Тибальд весь просиял. Его роман в стихах "Верный Роланд" уже тогда снискал себе громкую славу, но тот факт, что Маргарита знала его наизусть, польстил ему больше, чем все восторженные отзывы и похвалы вместе взятые. Когда через четверть часа Маргарита устала и голос ее немного осип, Тибальд тут же перехватил у нее инициативу и был восхищен тем, с каким неподдельным интересом она его слушает.
      Так они и ехали не спеша, увлеченно повествуя друг другу о похождениях влюбленного и чуточку безумного маркграфа Бретонского, верного палатина франкского императора Карла Великого. Маргарита первая опомнилась и звонко захохотала:
      - Нет, это невероятно, граф! Что мы с вами делаем?
      - Насколько я понимаю, декламируем моего "Роланда".
      - Слава богу, что не "Отче наш".
      - В каком смысле?
      - Вы что, не знаете эту пословицу: "Женщина наедине с мужчиной..."
      - Ага, вспомнил! "...не читает "Отче наш".
      - Ну да. Вот уже солнце зашло, а мы все... Да что там говорить! Держу пари, что кузену Красавчику и в голову не пришло читать Бланке свои рондо - хоть как бы они ей ни нравились.
      Тибальд усмехнулся.
      - Не буду спорить, принцесса. Потому что наверняка проиграю.
      - Бедный Монтини! - вздохнула Маргарита. - Зря он поехал в Рим.
      - Это вы о ком?
      - О любовнике Бланки... о ее бывшем любовнике. Наверное, сейчас он сходит с ума.
      - Он ее очень любит?
      - Тот-в-точь, как ваш Роланд. Был себе хороший парень, в меру распущенный, в меру порядочный, но повстречал на своем пути Бланку - и все, погиб.
      Тибальд снова усмехнулся.
      - Да у вас тут все дамы - отъявленные сердцеедки, как я погляжу, - с иронией заметил он.
      - Возможно, - пожала плечами Маргарита. - Но к Бланке это не относится. Она у нас белая ворона - скромная, застенчивая, даже ханжа.
      - Однако странное у нее ханжество!
      - Это вы к чему?
      - Да к тому, что ее ханжество нисколько не помешало ей иметь любовника.
      - И не только иметь, - добавила Маргарита. - Но и здорово кусать его в постели.
      Тибальд нахмурился.
      - Постыдитесь, сударыня! У госпожи Бланки есть все основания обижаться на вас. Она была права, упрекая вас в том, что вы рассказываете обо всех ее секретах, которые она вам поверяет.
      - А вот и ошибаетесь. Бланка ничего подобного мне не говорила.
      - Так значит, ее любовник вам рассказал.
      - И вовсе не ее любовник, а мой... мм.. кузен Иверо. Как-то во время купания он заметил на плече Монтини такой солидный, сочный синяк от укуса - ну, и рассказал мне об этом. Так что никаких секретов я не выдаю. Может быть, вы считаете иначе?
      Тибальд хранил гордое молчание, хмурясь пуще прежнего.
      - Что с вами стряслось, граф? - спросила Маргарита. - Если вам не по нутру, что некоторые женщины кусаются в постели, так и скажите... Гм... На всякий случай... Что вы молчите? О чем вы задумались?
      - Я думаю над тем, как это назвать.
      - Что именно?
      - Вашу болтовню.
      - И как же вы ее расцениваете?
      - Как копание в грязном белье - вот как.
      - Да ну! Вы такой стеснительный, господин Тибальд!
      - Вы преувеличиваете, госпожа Маргарита. Стеснительность не является моей отличительной чертой. Однако, по моему твердому убеждению, для всякой откровенности существует определенная грань, переступать которую не следует ни в коем случае - ибо тогда эта откровенность становится банальной пошлостью.
      - Да вы, похоже, спелись с Красавчиком, - с явным неудовольствием произнесла принцесса. - Недели три назад, прежде чем впервые лечь со мной в постель, он...
      - Замолчите же вы! - вдруг рявкнул Тибальд, лицо его побагровело. Как вам не стыдно!
      Маргарита удивленно взглянула на него.
      - В чем дело, граф? Я что-то не то сказала?
      - Вот бесстыжая! - буркнул Тибальд себе под нос, но она расслышала его.
      - Ага! Выходит, я бесстыжая! Да вы просто ревнуете меня.
      - Ну, допустим... Да, я ревную вас.
      - И по какому праву?
      - По праву человека, который любит вас, - ответил Тибальд, пылко глядя на нее.
      - Ах да, совсем забыла! Ведь в каждом своем письме вы не устаете твердить: прекрасная, божественная, драгоценная - и так далее в том же духе. А из "Песни о Маргарите", которую вы прислали мне в прошлом году и вовсе следует, что солнце для вас восходит на юго-западе, из-за Пиреней. Вы что, вправду путаете стороны света?
      - Не насмехайтесь, Маргарита. Вы же прекрасно понимаете, что это была аллегория.
      - Что, впрочем, не помешало вам написать мне этим летом, что вы отправляетесь на свой личный восток, чтобы снова увидеть свое солнышко ясное.
      - И опять же я выразился фигурально. Я...
      - Ну и как вы находите свое солнышко? - не унималась Маргарита. Скажите откровенно, вы не были разочарованы?
      - Напротив. Оно стало еще ярче, ослепительнее. Оно сжигает мое сердце дотла.
      - Однако вы еще не предложили этому солнышку ясному свою мужественную руку и свое горящее сердце.
      - А я уже предлагал. В прошлом году. Солнышко ясное помнит, что оно мне ответило?
      Опустив глаза, Маргарита промолчала; щеки ее заалели.
      - Вы прислали мне, - продолжил после короткой паузы Тибальд, большущие оленьи рога, чтобы - как было сказано в сопроводительном письме - немного утешить меня, поскольку настоящие, мужские, наставить мне отказываетесь. Было такое? Отвечайте!
      - Да, - в смятении ответила она. - Так я и сделала.
      - Это была не очень остроумная шутка. Но язвительная. - Граф пришпорил коня. - В моей охотничьей коллекции хватает оленьих голов с рогами, - бросил он уже через плечо, - и мне ни к чему еще одна пара, подаренная вами.
      Маргарита также ускорила шаг своей лошади и поравнялась с Тибальдом.
      - Не принимайте это близко к сердцу, граф, - сказала она. - Я признаю, что тогда переборщила с остроумием, и... и приношу вам свои извинения. Давайте лучше переменим тему нашего разговора.
      - И о чем вы предлагаете нам поболтать?
      - О нашей влюбленной парочке - про Бланку и Красавчика.
      - Сударыня! Опять вы...
      - О нет, нет! Ни слова об укусах и прочих пикантных штучках. Поговорим о романтической стороне их отношений.
      - Романтической? - скептически переспросил Тибальд.
      - Ну, конечно! Бланка до крайности романтическая особа, да и Красавчик не промах. А я, как любительница рыться в грязном белье, была бы не прочь посмотреть, как они занимаются любовью на лоне природы. Тем более, что белье у них всегда чистое, они ужасные чистюли, и если бы я вздумала рыться...
      - Принцесса! - возмущенно воскликнул Тибальд. - Извольте прекратит ь...
      - Нет уж, это вы извольте прекратить строить из себя святошу, огрызнулась Маргарита. - Лицемер несчастный! Будто бы я не читала ваши "Рассказы старой сводницы", в которых вы бессовестно подражаете Бокаччо.
      Тибальд покраснел.
      - Это... Знаете ли... - пристыжено пробормотал он. - У каждого есть свои грехи молодости. Десять лет назад - тогда мне было шестнадцать, - и я...
      - Тогда вы лишь недавно потеряли невинность, но сразу же возомнили себя великим сердцеедом и большим знатоком женщин. Я угадала?
      - Ну, в общем, да.
      - Так почему бы вам не переписать эти рассказы с учетом накопленного опыта. И добавить к ним новеллу про Красавчика с Бланкой - если хотите, ее мы напишем вместе.
      Тибальд пристально поглядел на нее.
      - Вы это серьезно?
      - Вполне.
      - Что ж, в таком случае, у нас выйдет не новелла, а поэма.
      - Тем лучше. И на каком же языке мы будем ее слагать - на галльском или на французском? Но предупреждаю: французский я знаю плохо.
      Тибальд хмыкнул.
      - А разве есть вообще такой язык?
      - А разве нет? - удивилась Маргарита.
      - Конечно, нет. То, что вы называете французским, на самом деле франсийский - на нем разговаривает Иль-де-Франс, Турень и Блуа; а мой родной язык шампанский. В разных областях Франции, если Францией считать также и Бретань, Нормандию, Фландрию, Лотарингию и Бургундию, разговаривают на очень разных языках: анжуйский, пуатвинский, лимузенский, овернский, бургундский, бретонский, пикадийский, нормандский, валлонский, лотаринжский, фламандский...
      - Ой! - с притворным ужасом вскричала Маргарита. - Довольно, прекратите! У меня уже голова кругом идет. Боюсь, вы меня превратно поняли, граф. Говоря о французском, я имела в виду язык знати, духовенство, в конце концов, просто ученых и образованных людей.
      - То есть франсийский?
      - Да.
      Тибальд снова хмыкнул.
      - Увы, но франсийский явно не дотягивает до уровня общефранцузского языка.
      - А какой же из перечисленных вами дотягивает?
      - Да никакой.
      - Да ну! - покачала головой Маргарита. - И что же с вами, бедными французами, станется?
      - Ясно что - когда-нибудь все французы станут галлами.
      Маргарита удивленно вскинула брови.
      - Вы тоже так думаете?
      - А почему "тоже"?
      - Потому что так же считает Красавчик. По его мнению, Франция и Галлия должны быть и непременно станут единой державой - как это было когда-то в древности.
      Тибальд кивнул.
      - Тут он совершенно прав. И не суть важно, как будет называться это объединенное государство - Великой Францией или Великой Галлией, кто выиграет в объединительном споре - Париж или Тулуза...
      - А вы как думаете?
      - По-моему, Париж проиграет. Галлам несказанно повезло, что более трехсот лет в новое время они находились под властью Рима.
      - Повезло?
      - Как это не парадоксально, но это факт. Не говоря уж о положительном культурном влиянии Италии, жесткая, централизованная власть римской короны заставила галлов сплотиться в борьбе против господства чужеземцев. За три с половиной столетия пребывания в составе Империи, они стали единым народом даже в большей степени, чем сами итальянцы. Вся галльская знать разговаривает на одном языке - лангедокском или, если хотите, галльском, а различия между говорами простонародья далеко не столь значительны, как у нас во Франции. Единственно, чего не хватает Галлии для ее успешной экспансии на север, это сильной королевской власти.
      - Таковая вскоре появится, - со вздохом ответила Маргарита. - Из Красавчика получится отменный король... Ладно, оставим это. Вернемся к нашим баранам, то бишь к Бланке и Красавчику. И к нашей поэме о них. Вы, кстати, не передумали?
      - Ну, если вы настаиваете...
      - Я лишь предлагаю вам свою помощь, - уточнила принцесса. - У вас богатый мужской опыт, у меня - женский. Итак, мы будем писать нашу поэму на галльском языке...
      - Лучше на латыни.
      - На латыни? Но тогда у нас получится скорее научный трактат, а не поэма. "De amoris natura et de amore in natura" . Каково?
      Тут Тибальд осадил своего коня.
      - Что с вами? - удивленно спросила Маргарита, тоже остановившись.
      - Неправильно.
      - Что?
      - Название.
      - Вам не нравится?
      - В общих чертах нравится. Но его следует уточнить.
      - А именно?
      - "De Margaritae amoris natura et de amore eicum in natura" .
      - Как это следует понимать, граф?!
      - А вот так! - Тибальд спешился, подошел к Маргарите и протянул ей руку. - Давайте я вам помогу.
      - Что?
      - Сойти с коня.
      - Зачем?
      - Чтобы немедленно приступить к работе над трактатом. Заодно проверим - может быть, и у вас непорядок с чулками.
      - Ага! Значит, вы набиваетесь!
      - А как набиваюсь, так что?
      Маргарита весело фыркнула и ловко соскочила с седла прямо в объятия Тибальда. Их губы сомкнулись в страстном поцелуе.
      - А ты хорошо целуешься, - сказала она, переведя дыхание.
      - Вы тоже не промах, - поделился своим впечатлением Тибальд.
      - Прекрати выкать! - враз посуровела Маргарита. - Вот за что я не выношу французов - они даже в постели говорят мне вы. - Она запустила пальцы в его буйную шевелюру. - Просто обожаю брюнетов!
      - Но ведь и Красавчик, и кузен Иверо - блондины, - с ревнивыми нотками в голосе заметил Тибальд.
      - Потому-то мне и нравятся брюнеты, - сказала Маргарита и вновь поцеловала его. - Так пойдем же!
      - Куда?
      - Сейчас увидишь. Пошли.
      Держа лошадей за поводья, они взобрались на знакомый нам холм, который более часа назад миновала компания, ведомая Рикардом Иверо. Маргарита указала на дом, возле которого мы уже побывали.
      - Что это? - спросил Тибальд.
      - Усадьба лесничего.
      - Ничего себе усадьба лесничего! Это больше похоже на охотничью резиденцию какого-нибудь вельможи.
      - Так оно раньше и было. Но теперь здесь живет лесничий. И сейчас мы навестим его.
      - А зачем?
      Маргарита вздохнула и кокетливо покосилась на графа.
      - Вот ты недотепа, Тибальд! Уже поздно, холодает, скоро начнет смеркаться, и время для "амор ин натура" не очень подходящее. А так у нас будет кров над головой, и мы сможем всласть позаниматься любовью, невзирая ни на какие капризы погоды.
      - Значит, ты согласна? - просиял Тибальд.
      - А как согласно, так что? Думаешь, мы случайно забрели сюда?
      - А нет?
      - Конечно, нет. Перед отъездом я сказала майодорму Кастель-Бланко, чтобы к вечеру меня не ждали. Уже тогда я решила провести с тобой ночь в усадьбе лесничего. Сейчас мы поужинаем - я чертовски голодна! - а потом займемся любовью.
      Теперь уже вздохнул Тибальд. Тяжело вздохнул.
      - что случилось? - тревожно осведомилась принцесса.
      - Да так, ничего особенного. Просто я подумал...
      - И что ты подумал?
      - Что все-таки странная ты девушка, Маргарита.
      - В каком смысле? - спросила она, останавливаясь у ворот усадьбы.
      - Да в любом. В частности, ты сказала "займемся любовью" точно таким же тоном, как и "поужинаем".
      - Это тебе показалось, Тибальд.
      - Вовсе нет. Ты холодная, как льдинка, дорогая.
      - Ты тоже, милый.
      - Я-то?! С чего ты взяла?
      - А с того, что будь ты так безумно влюблен в меня, как утверждаешь, и желай ты меня так страстно и неистово, как хочешь это показать, то наверняка не обратил бы никакого внимания на мой тон.
      - Вот как?
      - Да, да, да! Одно лишь мое предложение заняться любовью прозвучало бы для тебя райской музыкой, ты должен был бы плясать на радостях и...
      - И целовать землю под твоими ногами, - саркастически добавил Тибальд.
      - Вот именно. И не только землю под моими ногами - но и мои ноги. И вообще, всю меня.
      - Какая же ты бесстыжая! - восторженно вскричал он, заключил ее в объятия и покрыл ее лицо жаркими поцелуями.
      Но тут Маргарита резко отстранилась от него.
      - Погоди. К нам, кажется, идут.
      И в самом деле - пока они пререкались, из дома вышел лесничий, с которым мы уже имели случай познакомиться, и поспешил навстречу своим новым гостям.
      - Не называй меня Маргаритой, - предупредила она Тибальда. - Для этого человека я кто угодно, только не принцесса Наваррская.
      - С какой это стати? Ведь он твой слуга.
      - Он меня еще ни разу не видел, но наверняка боится, как геенны огненной.
      - Почему?
      - Понимаешь, он немного того...
      - Бог мой! Чокнутый лесничий? Этого еще не хватало!
      - Да не бойся. Говорят, он добродушный малый и вполне безобиден. У него лишь одна навязчивая идея... Тсс! Об этом молчок!
      Тем временем лесничий приблизился к ним и отвесил почтительный поклон. Вдруг глаза его округлились от изумления.
      - Ваша светлость! - Воскликнул он. - Господин граф!
      Тибальд, казалось, был удивлен не меньше него.
      - Вот те на! Да это же слуга моего покойного отца!
      - Он самый, монсеньор, - еще раз поклонился лесничий. - Готье меня зовут. Ваша светлость еще спасли меня от разбойников, когда я шел исполнять волю Господню... Ах, простите, милостивые государи! всполошился он. - Прошу, проходите в дом. Сейчас я позабочусь о ваших лошадях, накормлю их овсом, напою студеной водой из колодца...
      - Так ты знаешь этого человека? - озадаченно спросила Маргарита.
      - Да, знаю, - ответил Тибальд. - Мы встретились с ним при весьма интригующих обстоятельствах. - Он повернулся к Готье. - А ты как очутился в этих краях?
      - Господь привел, Господь привел... Ах, как я рад видеть вашу светлость, как приятно поговорить на родном языке! А госпожа, верно, жена вашей светлости?
      Тибальд не знал, что и сказать.
      - А как же иначе, - вместо него ответила Маргарита. - Конечно, жена. Так ты говоришь, что Господь привел тебя в эти края?
      - Ну да, ваша светлость, он самый. Господь Всевышний.
      - И это Всевышний назначил тебя лесничим? - с иронией осведомилась Маргарита.
      - О, сударыня, не насмехайтесь! - серьезно произнес Готье. Лесничим-то назначила меня госпожа Наваррская, но с благословения Господня.
      Принцесса фыркнула. А Тибальд спросил:
      - Так ты уже исполнил волю Божью?
      - Да, монсеньор, исполнил. Все, что велел мне Господь, я сделал.
      - Ну-ка, ну-ка! - отозвалась Маргарита. - Что-то я припоминаю. Это не ты, случайно, пустил стрелу в окно королевского кабинета?
      - Да, сударыня, я самый.
      Тибальд в изумлении вытаращился на Готье:
      - Это был ты?!!
      Лесничий молча кивнул.
      - Но зачем?
      - Так велел мне Господь, монсеньор.
      - Ты уверен?
      - А как же! Я услышал Его приказ. Такова была воля Божья. И госпожа принцесса считает так же.
      - А? - удивилась госпожа принцесса. - С чего ты взял, что она так считает?
      - А с какой тогда стати она назначила меня лесничим? - вопросом на вопрос ответил Готье. - Меня ведь сперва в тюрьму упекли. - Он сокрушенно вздохнул. - Оказывается, все преступники - законченные идиоты.
      Маргарита ухмыльнулась и прошептала Тибальду по-латыни:
      - Это была не тюрьма, а приют для умалишенных.
      - Ну-ну! - криво усмехаясь, произнес Тибальд. - Однако здорово он тебя боится! Нечего сказать.
      - А может, принцесса просто пожалела тебя? - обратилась к Готье Маргарита. - Поэтому освободила из заточения.
      Но тот был непреклонен:
      - Нет, сударыня. Ее высочество знала, что это была воля Божья, и не я выстрелил - выстрелил сам Господь моей рукою.
      - Из моего арбалета, - добавил Тибальд.
      - Воистину так, - подтвердил Готье.
      - Да ну! - пораженно воскликнула Маргарита. - Это ты дал ему оружие, Тибальд?
      Пока они шли к дому, Тибальд в нескольких словах поведал ей о своем падении на охоте, приведшему к спасению Готье от разбойников.
      - Ну и дела! - задумчиво промолвила Маргарита. - Как непостижимо переплетаются судьбы людские.
      - На все воля Провидения Господнего, к сведению ваших светлостей, назидательно отозвался Готье с видом человека, посвященного в самые сокровенные тайны мироздания.
      - У тебя уже кто-то гостит? - спросила Маргарита, заметив в конюшне лошадей.
      Лесничий забеспокоился:
      - Ну... В общем-то, да, сударыня. Один господин с женой. Они искупались в ручье, поужинали и совсем недавно отправились спать. К сведению ваших светлостей, на втором этаже у меня несколько барских спален, и ежели ваши светлости захотят отдохнуть...
      - Спасибо, любезный Готье, так мы и сделаем. И поужинаем тоже. Надеюсь, у тебя найдется, что поесть?
      - О да, сударыня. Конечно, найдется. Даже пара бутылок доброго вина еще...
      - Постой-ка! - перебила его Маргарита. - Но лошадей у тебя целый табун. Откуда же взялись остальные?
      - Это другие господа их оставили, - в замешательстве ответил лесничий. - Они оставили мне на попечение своих лошадей, а сами гурьбой пошли в лес. Только один господин с женой...
      - А кто они, собственно, такие, этот господин с женой?
      - Увы, ваша светлость, не знаю. Я не любопытен излишне. Очевидно, они гости моей госпожи - как и вы, вероятно... Ну, и еще за ужином они называли друг друга Симоном - это господина, и Аделью - это госпожу.