Правила игры

– Я знаю, потому что я был первым, кто испытал на себе подобное. Вы обретаете некое сверхъестественное свойство – но всего на сутки. Так было со мной, так было с Данкэном, так и с вами. И еще с Сэллой. Только у каждого появляются разные способности.

Карна закусила губу и встала:

– Пойдемте к столу. О нас, наверное, уже подумали демон знает что.

Нужно было, наверное, сказать, что я бы не прочь дать повод таким мыслям. Или просто-напросто обнять ее… А я как проклятый думал о том, что нас ждет завтра. И еще о том, что в «Башне» нас семеро – внимающих; и – что будет, когда каждый почувствует себя Пресветлым? И еще мне почему-то казалось, что камень не уберут – ни сегодня, ни завтра. Слишком уж кислая рожа была у Мугида, слишком уверенно он говорил с Данкэном – чересчур уверенно.

Мы вышли из комнатки и стали подниматься на второй этаж, не прерывая молчания. В зале находились только Данкэн с генералом, так что наше появление не вызвало излишне пристального внимания.

Я принялся за еду, жалея о том, что не могу как следует порыться в местной библиотеке. Возможно, там имеются ответы на мои вопросы… Возможно-то возможно, но времени на поиски уже не остается. Если Мугид и дальше станет повествовать так долго, то мы только тем и будем заниматься, что есть, спать и внимать. Конечно, ему это выгоднее всего – ведь тогда на досуге никто не станет задавать себе лишних вопросов. И ему – тоже. Наш старик очень не любит лишних вопросов.

Поужинав, я отправился спать и даже не стал работать – сил уже не оставалось. Слишком много всего навалилось в этот день – камень, война, смерть…

Я вздрогнул и подумал, что начинаю потихоньку отождествлять себя с Талигхиллом. Кажется, еще в самый первый день Данкэн говорил о чем-то подобном. Для полного комплекта не хватает еще только этого!

Сон избавил меня от размышлений, но успокоения не принес.

НОЧЬ С ПЯТОГО ДНЯ НА ШЕСТОЙ

Сегодня ночью снова случилось происшествие. Кажется, это приобретает все более грандиозные масштабы.

Я проснулся от жуткого трубного крика, словно умирало какое-то животное и из последних сил просило о помощи, взывая к человеческому милосердию. Вообще-то я не считаю себя особо впечатлительным, но здесь, в этой проклятой «Башне», поневоле становишься таковым.

Накинув на себя рубаху и натянув брюки, я выскочил из комнаты и помчался к лестнице. Крик донесся снизу, уже немного тише и спокойнее, словно опасность, угрожавшая тому, кто кричал, миновала.

К моему удивлению, никто, кроме меня, крика этого не услышал. Или же решили отсидеться за дверьми своих номеров, что мало вероятно.

Я перегнулся через перила и посмотрел вниз.

Внизу, у одного из гобеленов, стоял олень. Могучий зверь устало запрокинул назад голову, отягченную роскошными рогами, и вздрагивал всем телом; из раны над лопаткой сочилась кровь.

Перепрыгивая через ступеньки, я помчался «на помощь». Не знаю, что стукнуло мне в голову, – ведь олень запросто мог распороть мне живот одним взмахом своих роскошных рогов.

Но когда я, запыхавшийся и растрепанный, оказался внизу, зверя и близко не было. Зато там стоял Мугид и невозмутимо смотрел на меня:

– Что-то случилось, господин Нулкэр?

– Где олень?!

– Какой олень? Вам, кажется, приснился дурной сон. Я покачал головой, с трудом переводя дыхание. Все-таки потерял форму, сидя в этой пр-роклятой «Башне»!

– Не мне, господин Мугид. Не мне. Так что же вы сделали с оленем?

– А что я, по-вашему, мог сделать с оленем? И – кстати – откуда ему здесь взяться? Если вы не забыли, мы изолированы от внешнего мира. Да и не водятся в горах олени.

– А эта кровь – она откуда просочилась? – Я устало ткнул пальцем в черное пятно на полу.

– Полноте! Какая же это кровь, господин Нулкэр? Это, просто кто-то из слуг разлил масло. Я прикажу, и к утру пятна не будет.

– Не сомневаюсь, господин Мугид.

Наверху все-таки захлопали двери и чьи-то ноги застучали по ступенькам. Видимо, господа внимающие решили наконец выяснить причину ора, разбудившего их. А Мугид теперь спишет все на меня – мол, проснулся, выбежал чуть ли не в исподнем и кричал что-то об олене.

Противно стало. Я пошел наверх.

– Что случилось? – спросил Данкэн, перевешиваясь через перила.

– Ничего, – угрюмо бросил я.

– Но кто-то же кричал, – раздраженно проговорил Валхирр. Я отмахнулся:

– Спросите у господина Мугида.

Данкэн, кажется, понял. Остальные захлопали глазами и провожали меня взглядами до тех пор, пока я не скрылся у себя на этаже.

Парня в очках среди них не было – наверное, слишком крепко спал.

ДЕНЬ ШЕСТОЙ

– Мугид, конечно, оказался прав – утром пятна не было. А раз не было пятна, то и говорить, в сущности, не о чем. Приснилось, привиделось, прислышалось. Показалось.

Я мрачно сидел за столом и с садистским удовольствием поглощал салат. Одинокий, блестящий от масла гриб откатился в сторону и делал вид, что он здесь ни при чем и, уж конечно, – несъедобен. Я наколол его на вилку и сжевал. Нечего прикидываться!

– Признайтесь, Нулкэр, вы ведь вчера что-то видели, – небрежно произнес Данкэн. Великий конспиратор! Можно подумать, Мугид не заметит наших перешептываний.

Я удивился этой мысли. В конце концов, с какой стати мне скрывать от старика то, что я говорю с кем-либо о вчерашнем? Ведь это я оказался в дурацком положении.

– Видел, – проворчал я. – Скажите, Данкэн, в горах водятся олени?

Тот озадаченно посмотрел на меня и сморщил лоб:

– А при чем здесь олени, Нулкэр? Или вы таким образом пытаетесь уйти от вопроса?

– Нет, просто интересно. Понимаете, я вчера видел оленя.

– Во сне?

– Наяву, Данкэн, наяву! Хотя наш почтенный повествователь желал бы убедить меня в обратном. Журналист кивнул:

– Итак, олень. И что же он делал, этот ваш олень?

– Стоял и истекал кровью. И еще кричал. Кстати, вы не слышали крик этой ночью?

– Слышал. – Данкэн отпил из своего бокала и потянулся за пирожным. Кажется, не существовало ничего, что могло бы заставить этого человека хоть на несколько минут потерять интерес к завтраку. – Слышал, поэтому и выбежал. Жаль только, что – не сразу – сначала лежал и думал: «Показалось или нет?» Остальные, между прочим, поступили подобным же образом.

– Вы уже и это успели узнать?

– Как говорится, положение обязывает, – самодовольно заявил Данкэн. – По сути, вы последний.

– А вот и ошиблись. Очкарика, по-моему, среди нас нет, так что я думаю, вы его не успели допросить. Журналист скривился:

– Ну у вас и выраженьица, господин Нулкэр! «Допросить»! Впрочем, вынужден признать вашу правоту: не успел. Зато выяснил, что юноша заболел. Видимо, держал открытым окно и простудился.

Я пренебрежительно хмыкнул:

– Спрашивали небось у Мугида?

– А у кого же еще? – парировал Данкэн. – Он на данный момент – самый информированный человек в гостинице.

– И самый правдивый, – саркастически добавил я.

– Ну, по крайней мере, будем знать официальную версию случившегося.

В это время к моему плечу прикоснулись. Я обернулся.

– Вы сплетничаете не хуже двух столетних старушек, – сказала, улыбнувшись нам, Карна. – Может, поделитесь секретами с умирающей от любопытства девушкой?

Я взглянул на Данкэна:

– Спасем умирающую?

– Вы всегда отличались неоправданным человеколюбием, – хмыкнул тот. – Рассказывайте, а я займусь тортом.

– Похоже, господин журналист наедается впрок, – заметила девушка.

– Ага, он просто узнал, что на самом-то деле запасы в гостинице скоро подойдут к концу, а никакого радиопередатчика у Мугида нет. Вот и старается перед смертью на… накушаться.

– Нулкэр, прекратите грубить! – велел журналист. – Просто не вижу никакой причины обижать повара, готовившего сей шедевр. – Он указал на кусок торта с кремом. – Ведь кроме меня его никто не ест: остальные наши, с позволения сказать, коллеги ударились в философию и разглядывают собственные тарелки так, словно это – ключи к разгадке всех тайн бытия сразу. А повара жаль.

– Так что же вы так увлеченно обсуждали? – спросила Карна. – Неужели кондитерские таланты местного кулинара? – Нет, – рассмеялся я. И вкратце пересказал то, что случилось этой ночью, и наш разговор с журналистом. Девушка внимательно выслушала меня и кивнула:

– Понятно. Скажите, Нулкэр, у вас не складывается впечатление, что господин Мугид превосходно осведомлен о происходящем с нами? Я имею в виду эти сверхталанты на сутки.

– А даже если и так? Он в этом не признается, можете не сомневаться.

– А вы не задумывались почему?

– Что – «почему»?

– Да все – почему! – воскликнула Карна. Потом понизила голос и пояснила: – Почему Мугид стал повествователем и почему живет здесь, в «Башне»? Почему мы на сутки становимся обладателями сверхъестественных способностей и почему старик знает об этом? И почему он скрывает свое знание, а не помогает нам? Почему, наконец, мы сами ничего не предпринимаем?

– Ну, последнее я могу вам объяснить. Заметьте, что с самого утра и до позднего вечера у нас нет ни одной свободной минуты. Мы просыпаемся – нас будят стуком в дверь, – завтракаем и внимаем. Затем обедаем и внимаем. Или вообще сидим до вечера голодные, потому что не отрываемся от повествования, после ужинаем и идем спать, вымотанные настолько, что не способны даже подняться ночью, когда слышим чей-то крик. Разумеется, мы ничего не предпринимаем. У нас нет времени даже задуматься об этом как следует.

– Господа, – произнес Мугид. – Если вы не против, давайте отправимся вниз, чтобы начать новое повествование.

Я обличающе взмахнул рукой:

– Видите?

– Да, – кивнула Карна. – Вижу. Но с этим нужно что-то делать, вы не согласны?

– Согласен, но что?

Мы поднялись из-за стола и вышли вслед за остальными. Только Данкэн увлеченно шаманил над тарелкой с тортом. Девушка вздохнула:

– Не знаю. Но что-то, несомненно, делать нужно.

Журналист оторвался от сладкого и присоединился к нам.

– Давайте поразмыслим над этим, – предложил я, – а завтра утром поделимся своими мыслями.

– Давайте. Это на самом деле…

ПОВЕСТВОВАНИЕ ВОСЬМОЕ

Это на самом деле была всего лишь церемония, а не торжественные похороны, которых удостаивался каждый усопший правитель-Пресветлый. Просто предыдущие умирали на руках своих слуг, а от Руалнира осталась только полуразложившаяся голова, которую и в гроб-то не положишь. Какие уж тут похороны…

Скорбная процессия вышла из ворот дворца и направилась к Аллее Владык. Эту Аллею еще в незапамятные времена проложили на обширной парковой территории. Здесь устанавливали памятники всем бывшим правителям-Пресветлым. А в самом дальнем конце Аллеи чернела большая металлическая дверь, ведущая в гробницу усопших членов династии. Аллея была открыта для посещения и считалась одной из достопримечательностей Гардгэна. Лишь в гробницу невозможно было войти постороннему: хитроумный механизм, изготовленный древними мастерами, открывал дверь только тогда, когда в небольшую замочную скважину вставляли и проворачивали положенное количество раз специальный ключ. Ключ сей хранился у Харлина и сейчас лежал в кармане его траурного одеяния. Когда настанет время, дворцовый казначей исполнит свой долг, отопрет дверь в гробницу. А пока он шагал, скорбно склонив голову, вместе со всеми. Рядом с Харлином шел с прямой спиной Талигхилл, и лицо его не отражало никаких чувств.

В городе стало непривычно суетно и серо. Хмурые лица прохожих, угрюмые взгляды, сжатые кулаки. Не было в городе того, что именуют всеобщей скорбью об усопшем, хотя Руалнира вроде бы и любили, и почитали. Так вот оно и получается: живешь и не знаешь, как о тебе после упомянут – одной строчкой в крошащемся летописном свитке или массой толстенных книг; надгробным камнем или роскошным памятником; искренней слезой или безразличным взглядом, брошенным на мертвое тело…

Похоронная процессия растянулась. Впереди несли пустой наглухо закрытый гроб, украшенный цветами и лентами, за ним шли скорбящие. Простой люд несмело толпился у домов и смотрел.

Тонко пищали дудки, вяло отзывались барабаны и совсем уж жалобно подавали голос струнные инструменты. Талигхилл шагал по мостовой, наступая на черные лепестки, которыми ее усеяли согласно традициям.

Они добрались до Аллеи Владык, когда небо над головами стало угрожающе темнеть. Жрецы, как и полагалось, вознесли к нему свои молитвы (Руалнир почитал многих Богов, так что сегодня вспомнили не только имена Ув-Дайгрэйса и Оаль-Зиира), потом вход в гробницу с ее прелым воздухом был вскрыт. Гроб внесли внутрь и водрузили на каменное возвышение, спугнув сонную крысу. Хвостатая спряталась в углу за кучкой ветоши и с любопытством наблюдала за людьми – маленькие круглые глазки блестели в свете факелов. Наверное, крыса намеревалась знатно попировать после того, как они уйдут, но просчиталась – гроб пуст.

Были произнесены необходимые слова, сыгран прощальный гимн, и церемония завершилась. Еще один правитель династии стал историей.

Когда вышли, снаружи уже вовсю лил дождь. Джергил заботливо протянул Талигхиллу накидку, но тот резковатым жестом передал ее какой-то из вельможных дам, моментально пострадавших от ливня и напоминавших теперь мокрых павлинов. Ко дворцу Талигхилл пошел так же, пешком. Влажные, расползающиеся на кусочки черные лепестки липли к сапогам. С этим покончено. После обеда – возведение на трон. Прилюдное. И прилюдное же объявление войны с Хуминдаром – для тех дураков, кто еще не догадался, что Руалнир умер не от апоплексического удара.

Джергил с Храррипом взглядами раздвигали толпу перед Пресветлым, и он шел, разбрызгивая сапогами лужи, с наслаждением пьющие дождь. Сейчас ему до одури хотелось спать. Но похоже, что до вечера отдохнуть не удастся. Да и вечером… Что там? очередное заседание? Скорее всего…

Процессия втянулась во дворец, и ворота захлопнулись, отсекая смущенную, почти немую толпу от вельмож и телохранителей. Народ не расходился, потому что еще с утра глашатаи сообщили о предстоящих событиях государственной важности. Хотя, конечно, людей интересовало не красивое зрелище (ну чего красивого в мокром, как котенок, будущем правителе?), а новости. Неопределенность всегда пугает, а особенно тогда, когда в воздухе начинает пахнуть войной.

Во дворце все уже было готово к возведению на трон, в том числе и сам трон. Его украсили двумя черными лентами, символизировавшими траур по Руалниру, а над спинкой повесили венок из алых цветов. Сам тронный зал пропах благовониями и немножко – свежестью, которую принес с собой нежданный дождь. Вельможи толпились вдоль золотистой ковровой дорожки, ведущей от дверей к трону. Там, по обе стороны, стояли Тиелиг и Вашук – верховные жрецы Богов Войны и Мудрости.

Талигхилл заглянул в тронный зал через щель в двери и мрачно покосился на стражников. Те почтительно задрали к потолку подбородки и делали вид, что не видят ничего из того, что видеть им не положено.

Жутко хотелось спать, и уж совсем не хотелось идти сейчас в зал. Но он все-таки толкнул створки двери и вошел, а герольд начал торопливо выкрикивать ритуальные слова. Началось.

Вельможи у стен зашевелились, забряцали парадными саблями и испустили волну разнообразных духов, которая мгновенно перебила ощущение свежести, пришедшее вместе с дождем. Талигхилл мысленно поморщился, но на лице его ничего не отразилось – Пресветлый был слишком хорошо воспитан. Он всегда старался и будет стараться впредь избегать многолюдных церемоний, но, если уж судьба вынудила попасть на таковую, – терпи.

Тиелиг поймал его взгляд и опустил морщинистые веки, подбадривая: иди, не волнуйся.

Принц сделал первый шаг по дорожке к трону, понимая, что это было последнее мгновение в его жизни, когда он осознавал себя принцем. Через десяток шагов он станет правителем Ашэдгуна. Для этого нужно всего самую малость: признаться в том, что у него есть дар Богов. Жаль, что Домаб сейчас в имении – уж он-то порадовался бы, услышь такое из уст

/своего сына/

Талигхилла.

Неслышно ступая по ковровой дорожке, Пресветлый приблизился к трону на установленное традицией расстояние. Очередь теперь была за жрецами.

Вашук – низкорослый немолодой мужчина с седыми волосами и бородой, с необычайно светлыми голубыми глазами – шагнул вперед и произнес речитативом первую тхору:

– Ты к нам пришел, чтоб править этим миром,

и пыль дорог лежит на сапогах.

Но прежде, чем воссесть на трон, скажи нам,

что есть богатство?

Тхоры были построены так, чтобы испытуемому не нужно было ломать голову и вспоминать ответ.

– Прах.

Теперь шаг в сторону Пресветлого сделал Тиелиг.

– Был Хреган удостоен Дара. Нынче

ты претендуешь на старинный трон.

Яви ж нам знак, как то велит обычай,

что ты – Пресветлый Есть ли Дар7

Эту тхору верховный жрец Бога Войны писал специально для Талигхилла.

– Да. Сон.

Теперь предстояло самое сложное. Пресветлый надеялся, что он не позабудет слова, которые должен был произнести.

– Моя отметина – провидческие сны.

Они – вам знак, что избран я Богами.

Ответьте мне – и будьте же честны – вы признаете?

Оба верховных жреца склонили головы, а потом весь зал, как один великан, прогремел:

– Да! Ты будешь править нами!

Талигхилл величаво подошел к трону и сел под шумные возгласы присутствующих. Еще одно, и здесь все закончится. Останется только выступление перед народом, и можно будет вернуться к делам.

– Я вам клянусь, что стану править мудро,

не буду кланяться ни року, ни деньгам.

Заботиться не о себе – о людях

я обещаю вам

Тиелиг и Вашук громко провозгласили:

– Да будет так!

На этом церемония завершилась, и правитель Талигхилл, поднявшись с трона, вышел из зала. Его ожидали другие дела, более важные, чем принятие заверений в преданности от сотни надушенных вельмож. С ними можно будет поговорить потом.

Жрецы шагали позади. Талигхиллу не нужно было оглядываться, чтобы убедиться в этом. Он миновал долгий коридор, вышел во внутренний дворик и остановился, чтобы подождать Тиелига и Вашука.

– Ну что, все прошло как следует? – спросил он у них.

– Да, Пресветлый, – подтвердил Тиелиг. – Закон соблюден, так что ни у кого не будет ни малейшей причины сомневаться в вашем праве на трон.

– Отлично. Теперь давайте закончим все это выступлением перед народом и займемся более насущными проблемами.

– Да, время не терпит, – согласился Вашук. – И сейчас дорога каждая минута.

– Я знал, что ты скажешь нечто подобное, – проворчал Талигхилл. – Ну что же, пойдем.

Он направился к выходу из дворца. Телохранители мгновенно образовали вокруг него плотное кольцо и не разжимали до тех пор, пока не пришли на главную площадь города.

Жрецы, оказавшись чуть позади процессии, переглянулись, и – Тиелиг развел руками:

– Некоторые пытаются шутить, когда смерть заглядывает им в лицо. Талигхилл относится как раз к такому типу людей. Но это совсем не означает, что он не способен реально оценить, что происходит.

– Кажется, ты знаешь о нем очень много, – улыбнулся Вашук.

– Что поделать? Руалнир просил меня присматривать за ним.

– А если бы не попросил?

– Но он ведь попросил, – пожал плечами Тиелиг. – К чему думать о том, чего не случилось, хотя и могло случиться? Лучше уж как следует поразмыслить над тем, что еще может случиться. И соответствующим образом подготовиться к этому.

– Если сие возможно, – уточнил Вашук.

– Разумеется.

Процессия добралась до главной площади Гардгэна, и Талигхилл, сопровождаемый телохранителями, поднялся на помост, с которого обычно провозглашались важные новости. Вокруг колыхалась непривычно молчаливая толпа. Среди простого люда мелькали стражники, следившие, чтобы никто не злоумышлял против правителя. Тиелиг и Вашук поднялись на помост вслед за Талигхиллом и встали с двух сторон.

Пресветлый легонько дернул плечом, словно хотел обернуться к жрецам, но потом передумал. Он поднял к небесам правую руку, что означало требование тишины. Толпа, казалось, перестала дышать.

– Народ Гардгэна! Вместе с вами я скорблю об ушедшем правителе, моем отце – великом Руалнире. Он правил вами мудро, и тень войны не закрывала солнце над вашими головами. До последних дней это было так, но Хуминдар, куда ваш правитель ездил с посольством мира, вероломно уничтожил всех приехавших и объявил нам войну. В такие тяжелые дни я принимаю трон и титул ашэдгунского правителя. И обещаю, что до тех пор, пока будет биться мое сердце, я не перестану мстить хуминам за смерть отца. Мужчины, настала пора отложить в сторону молоты и взяться за мечи! Вы нужны армии, чтобы защитить ваших детей и женщин от того, что движется на нас. Ашэдгунцы никогда не были рабами – не станем же ими и сейчас!

Толпа взревела, и сотни людей взметнули руки к небу в приступе ярости.

Во всеобщем гаме слова Тиелига смог расслышать только Пресветлый.

– Хорошо сказано! Самое время уходить. Ничего более говорить не нужно – это только перебьет то настроение, в котором они находятся сейчас.

Правитель кивнул:

– Именно так я и собирался сделать.

Они начали спускаться с помоста, и телохранителям пришлось как следует поработать, чтобы проложить путь к дворцовым воротам через бушующую толпу.

Уже у самых стен дворца их догнала высокая мускулистая женщина в блестящих доспехах. Ее черные, коротко остриженные волосы стягивал тонкий обруч; большие карие глаза смотрели на Пресветлого внимательно и требовательно. Из-за плеча у воительницы выглядывал короткий боевой лук, а на полном бедре покачивался в ножнах изогнутый клинок.

Женщину можно было бы назвать красивой, если бы не тонкая нитка шрама, пересекавшая ее левую щеку.

– Мой правитель, – сказала она сильным, не лишенным привлекательности голосом. – Мой правитель, мне нужно поговорить с тобой.

Джергил вопросительно посмотрел на Талигхилла.

– Пускай войдет вместе с нами во дворец, – велел Пресветлый. – Там и поговорим. Да поторапливайтесь – я не хотел бы умереть, будучи раздавленным в объятиях восторженной толпы!

– Похоже, ты оказался прав касательно шуток, – тихо заметил Вашук Тиелигу.

Они миновали ворота и оказались во внутреннем дворе, где сейчас было непривычно людно. Предвоенные хлопоты сказывались на всем, в том числе и на жизни дворца.

Правитель, нахмурившись, обернулся к воительнице:

– Так о чем же ты хотела говорить со мной?

– Вам нужны бойцы? – без обиняков спросила женщина. – Я уполномочена представлять членов Братства Вольных Клинков. Мы пришли в Гардгэн, чтобы подороже продать свое умение сражаться.

– Джергил, пускай кто-нибудь отведет ее к Армахогу, – велел своему телохранителю Пресветлый. – А нам, пожалуй, стоит отправиться в зал для совещаний.

– Думаю, господин, что старэгх тоже находится там, так что нам по пути с этой дамой, – заметил верховный жрец Бога Войны.

– Скорее всего, вы правы, Тиелиг.

Они зашагали по коридорам к залу, и за все это время воительница ни единым знаком не выказала своих чувств по поводу увиденного. А ведь все-таки коридоры дворца оставались коридорами дворца, даже в военное время. На стенах – дорогие гобелены, изображавшие древние сражения в таких деталях, о которых могли только мечтать некоторые сказители; бесценные вазы с уникальной росписью; ковры, по которым и ходить-то совестно в грязных туфлях!… Тиелиг подумал, что, наверное, не зря она представляет здесь всех вольных воинов, собравшихся в столице, чтобы как можно дороже продать свои мечи. И побывала, должно быть, эта женщина в переделках, о которых Талигхилл представления не имеет. Одним словом, весьма полезный человек, если умело ее заинтересовать. Но цену себе воительница знает, так что придется поломать голову.

В зале для совещаний было пустовато – часть из тех, кто последние два дня находился в нем, воспользовались сегодняшним перерывом, чтобы хоть немного поспать. Только Армахог напряженно шелестел древними картами да в углу, прислонившись к стене и наполовину соскользнув с кресла, дремал Харлин. Шаги вошедших заставили его проснуться, и некоторое время дворцовый казначей озадаченно глядел на Талигхилла со спутниками, пытаясь сообразить, где же он находится. Потом вспомнил, приосанился и, прикрывая рукой непрошеный зевок, поднялся:

– Церемонии завершились?

– Да, – подтвердил Талигхилл – Вполне успешно. Но кажется, Харлин, вы их благополучно проспали. Казначей смущенно кашлянул:

– Признаться, так оно и было.

– Ничего, – успокоил его правитель. – Я бы на вашем месте поступил точно так же, поверьте. – Потом повернулся к старэгху: – Армахог, я привел вам женщину, которая представляет Вольных Клинков. Они предлагают нам свои услуги.

Старэгх оторвал взгляд от карт и посмотрел на гостью; глаза его неожиданно сверкнули.

– Тэсса, ты ли это?!

– Вы знакомы?

– Да, Пресветлый, – признался Армахог, выбравшись из-за стола и заключая воительницу в объятия. – Когда-то она служила сотником под моим командованием – самым молодым сотником из всех мне известных. Но потом… – старэгх наткнулся на тяжелый взгляд Тэссы и скомканно завершил: – потом ей захотелось погулять по миру. Вот и ушла.

– Вполне объяснимое желание. Ну и как он, мир?

– Ничего особенного, – пожала плечами воительница. – Правда, я здесь не затем, чтобы делиться впечатлениями, но, если когда-нибудь попросите, я расскажу вам, мой правитель.

В устах другой эта фраза могла бы прозвучать двусмысленно, но, произнесенная Тэссой, она означала именно то, что означала.

– Хорошо, оставим разговор о впечатлениях, – произнес Талигхилл, усаживаясь на свое место во главе П-образного стола. – Меня интересуют два вопроса. Первый: где все, кто должен сейчас находиться в зале? Харлин, если вас не затруднит, передайте стражникам у дверей, чтобы они разыскали их и настоятельно пригласили сюда. Проблема с Хуминдаром еще не разрешена, так что отдыхать рано.

– А второй? – спросила Тэсса.

– А второй как раз касается тебя, женщина, – невозмутимо продолжал Пресветлый. – Я хотел бы поподробнее услышать о твоем предложении.

Воительница прищурила свои большие карие глаза:

– Скажите, Пресветлый, почему, обращаясь к Армахогу и своему казначею, вы используете уважительную форму, а ко мне – нет? [1]

Талигхилл удивленно привстал:

– Что?! Да ты…

– Подождите, Пресветлый, – вмешался старэгх. – Тэсса – такого же высокородного происхождения, как и господин Харлин. Кроме того, сейчас, как я понял, она управляет достаточно большим количеством воителей, что приравнивает ее к моему статусу. Так что вопрос Тэссы вполне закономерен.

– Оставь это, Армахог, – резко произнесла женщина, делая шаг вперед и глядя на правителя глазами, в которых полыхал гневный огонь. – Даже если бы я была последней безродной девкой, достаточно того, что я – вольный человек. И я не позволю обращаться со мной, как с какой-то рабыней! Желаете иметь со мной дело – извольте меня уважать, Пресветлый!

Рядом с готовым взорваться правителем неожиданно появился Тиелиг и положил свою легкую ладонь ему на плечо.

– Она права, Пресветлый, – прошептал он на ухо Талигхиллу. – И… она нужна вам. Вспомните, что говорил Армахог: каждый человек на счету. А за ней – несколько сотен клинков. Они знакомы со звоном мечей не понаслышке. Это их ремесло, Пресветлый, и жаль будет отказаться от такой силы только из-за… дурацких условностей, сковывающих всю нашу жизнь.

– Да вы философ, Тиелиг, – с досадой обернулся правитель. – Я просто поражаюсь вашим положительным качествам – их с каждым днем открывается все больше и больше.

– Вы переоцениваете меня, Пресветлый.

– Скорее, недооцениваю. Ну да ладно, вы правы, Тиелиг. Тэсса, простите, что был столь неосмотрителен. Мне следовало поинтересоваться вашим положением в обществе.

Воительница покачала головой:

– Вы так и не поняли, мой правитель. Впрочем, надеюсь, со временем все станет на свои места. Теперь же – что касается моего предложения. Когда слухи о близящейся войне стали распространяться, члены нашего Братства поняли, что появилась возможность подзаработать. Мы не очень любим связываться с государством – долгие годы научили нас тому, что оно обманывает раза в два чаще, чем приватные заказчики. Прежде всего из-за ощущения безнаказанности. Мнимого, если честно, ощущения…

– Может быть, мы обойдемся без ненужных угроз? – раздраженно поинтересовался Талигхилл. – Я не услышал еще ничего конкретного, а вы уже зачем-то пытаетесь запугать меня.

– Что вы, мой правитель?! – искренне удивилась воительница. – Запугать вас? Разумеется, у меня и в мыслях такого не было, поверьте!

– Кажется, госпожа, вы собирались подробнее рассказать о том, с чем пришли, – напомнил Тиелиг. – У нас нет времени выслушивать ваши заверения. Давайте переходить к делу.

– Да, разумеется, – холодно кивнула воительница. – Итак, как я уже говорила, мы не очень любим связываться с государством, но на сей раз решили сделать исключение. Кое-кто из Братства не так давно был в Хуминдаре и знаком с тамошней обстановкой. Они считают, что Клинкам необходимо вмешаться в то, что должно произойти. Иначе нам придется стать гражданами Объединенного Хуминдара.

– Что означают ваши слова? – нахмурившись, спросил Талигхилл.

– Только то, что должны означать, мой правитель. – Женщина обвела взглядом всех присутствующих в зале (а было их там не так уж много: Пресветлый, старэгх, казначей и жрецы). – Без нашей помощи Ашэдгуну не выиграть войны.

Армахог недовольно покачал головой, и его рыжие усы взлетели в воздух длинными тонкими кисточками.

– Прости, Тэсса, но мне кажется, ты слишком высокого мнения о тех людях, которых представляешь здесь. Сколько их наберется? Сотня? Две сотни? Такое количество вряд ли сыграет сколько-нибудь значительную роль в том, что должно произойти.