А когда вдова отправилась в Варби, вместе с ней поехала Умбекка.

— Нирри! — воскликнула толстуха, когда они с Катой вошли в дом.

Служанка Умбекки со всех ног бросилась им навстречу, напуганная тем, что хозяйка вернулась так рано. Умбекка сразу обрушилась на служанку с таким количеством приказов и упреков, что та растерялась.

— Помоги раздеться! Сними с меня драгоценности! Нет, ты только посмотри! Тут у нас что — приличный дом или притон какой-нибудь? Почему на столе еще не убрано после чая? И камин еще не зажжен? Мы будем ужинать в своих комнатах, и притом немедленно!

Да, только немедленная и обильная трапеза могла помочь Умбекке избавиться от злости.

Трапеза действительно была обильной. На публике Умбекка жеманничала, соблюдала этикет, а у себя дома, усевшись у камина, она с жадностью набрасывалась на еду и набивала рот пирожными, холодной курятиной, взбитыми сливками и вареными почками, тартинками с салатом и ломтиками окорока. Порядок поедания деликатесов значения не имел. Еду она хватала руками, а, прожевав очередную порцию, осыпала проклятиями порочную вдову Воксвелл, которая столь постыдным образом нарушила свой долг, так безобразно пренебрегла своими обязанностями.

Это ей просто так не пройдет!

Несчастная Нирри бегала по лестнице вверх и вниз, совершая рейды в кладовую.

Ката же только рассеянно гоняла вилкой по тарелке куски еды. Тетка выругала ее, отобрала у нее тарелку и все съела сама — мясо, тушеную тыкву и маринованную свеклу.

За опущенными шторами моросил дождь.

Наконец Умбекка поднялась и отошла от стола. До трапезы ее тело тряслось от злости, подобно огромному куску холодца. Теперь она была готова противостоять всем превратностям судьбы с непоколебимостью скалы. Поросячьи глазки злобно сверкали на ее лоснящейся физиономии.

— Немедленно отправляйся спать, девочка моя! — рявкнула она и, позвав Нирри, велела принести ей зонтик и шляпу.

Ката возразила:

— Тетя, но ведь еще так рано!

— Рано?! — Умбекка гневно воззрилась на племянницу и подтолкнула ее к двери. — А ты думаешь, что легкомысленные девушки, которые завидуют избранницам господина Бергроува, заслуживают чего-то еще? Отвечай, когда тебя спрашивают! — И, не дожидаясь ответа, Умбекка указала на дверь: — Ступай к себе, немедленно! Нирри, запри ее на ключ!

Ключ повернулся в замке. Ката упала на постель, но довольно скоро вскочила, подбежала к окну, нетерпеливо раздернула шторы и уставилась в темноту. Вокруг площади горели фонари, освещали мокрую, блестящую мостовую. Обходя лужи, стремительно вышагивала Умбекка, ее зонт был подобен боевому щиту. Словно разгневанный воин, шла она войной на дом, где до сего дня Пелли была поручена заботам вдовы Воксвелл.

Что же могло произойти? Ката часто слышала, как тетка восхваляет вдову Воксвелл. «Бертен Воксвелл, — говаривала Умбекка, — образцовая дуэнья, она свою подопечную водит на коротком поводке, она не терпит никаких возражений. Как она непохожа на других — обленившихся, равнодушных дуэний!»

Ката в отчаянии отвернулась от окна. До сих пор у нее перед глазами стояло смеющееся лицо Пелли, восседавшей на сиденье «стрелы» рядом с господином Бергроувом. Зависть желчью закипала в ее душе. Она завернулась в теплую шаль и села у камина. Одно дело было завидовать Джели — хорошенькой, всем нравящейся Джелике Венс.

Но завидовать Пелли Пеллигрю? Этой дурнушке?!

Дождь колотил по оконному переплету, завывал ветер.

«Пелли, Пелли», — казалось, выстукивали капли дождя.

Сердце Джема часто билось. Он прижался спиной к стене дома в переулке где-то неподалеку от Королевской Ассамблеи. Выпрыгнув из кареты, где его пытался удержать старик арлекин, юноша какое-то время сновал по мостовой, уворачиваясь от всевозможных экипажей, и пробирался в более отдаленные районы города. Когда же он закончится, этот день! Джем промок, продрог, перепачкался, и теперь вдобавок ему предстояло скоротать ночь в Варби.

Юноша в отчаянии озирался по сторонам. Один конец проулка был тускло освещен фонарем. В той стороне лежали ярко освещенные центральные районы города. В другом конце было темно. Оттуда дорога уводила в совсем другой Варби, скрытый от глаз высокосветских особ. Там находились окраины — узкие улочки, где слуги, извозчики и солдаты, получившие увольнительные, предавались собственным развлечениям. Со стороны первого Варби доносились мелодичные звуки клавикордов. Со стороны второго — приглушенные ругательства, обрывки грубых песен.

Надо было уходить. Нечего было и думать о том, чтобы прятаться до утра в лабиринте переулков за Королевской Ассамблеей.

Между тем на солдат он мог наткнуться везде.

Джем сложил ладони ковшиком, подставил их под дождь и, собрав воды, умыл ею лицо. Рассеченная щека сразу напомнила о себе, но Джем продолжал набирать в ладони дождевую воду и яростно смывать бузинный сок.

Но что было делать с дурацким костюмом?

Рядом послышались шаги. Кто-то громко рыгнул. В полумраке Джем едва разглядел человека в плаще. Он был сильно пьян и шел покачиваясь. Это был молодой слуга, чей-то паж. На нем был широкий плащ и шляпа с пером. Он остановился у стены рядом с Джемом и стал мочиться.

— Прости, дружище, — прошептал Джем и набросился на незнакомого юношу.

Через несколько мгновений Джем, закутавшись в плащ, устремился в сторону окраин Варби, так называемых веселых районов. Здесь пахло нечистотами, дымом и жареным мясом. Джем надвинул на лоб шляпу и огляделся по сторонам. «Как же это возможно, — думал он, — чтобы совсем недалеко, в каких-нибудь двух сотнях шагов лежал совсем иной мир?» Там, за не такими уж толстыми стенами предавались изысканным удовольствиям богачи аристократы.

Мимо Джема прошествовало растрепанное создание с початой бутылкой джина.

— Ваш-ше здо-ровье, юноша! — пробормотало создание и, покачнувшись, отпило из бутылки, потом вдруг развернулось и поймало Джема за руку. — А мож-жет, юноше одиноко, а?

Джем обернулся и понял, что создание принадлежит к женскому полу. Женщина крепче сжала его руку. Одета она была в жалкие остатки того, что, вероятно, некогда было роскошным вечерним туалетом. От юбки исходил запах кислятины, и даже в полумраке Джем разглядел на лице женщины морщины.

— Простите, я...

В этот миг зазывно распахнулась дверь трактира. Джем вырвался и поспешил прочь. Шлюха хриплым голосом прокричала ему вслед:

— Пей вволю, юноша! А накачаешься, так ищи меня здесь!

В трактире было дымно и многолюдно. Земляной пол был усыпан соломой, которую успели растоптать, смешать с грязью и щедро полить элем. Была бы ночь погожей, бражничающие высыпали бы на улицу, а сегодня они заседали здесь: изрядно подвыпившие синемундирники, расхрабрившиеся после выпитого грумы, лакеи и кухонная прислуга — все нынче сгрудились и сидели плечом к плечу. Между ними сновали мальчики-половые, а из женщин тут находились только шлюхи, чьи лица и почти вываливающиеся из декольте груди были щедро изукрашены мушками. Откуда-то из глубины трактира доносились пьяные голоса, нестройно выводящие песню.

В кармане плаща ограбленного им пажа Джем нашел несколько монет — пару зенов и еще немного джитов. Он протолкался к стойке.

— Эй, дружище! — окликнули Джема. На его плечо легла чья-то рука. Обернувшись, он увидел молодого человека в желтом бархатном камзоле. Тот радостно улыбался, но улыбка сразу же пропала, как только он понял, что обознался. — А я принял тебя за...

Джем поспешно отозвался:

— Он не придет. Дела, понимаете...

— А ты кто такой? — Молодой человек указал на одежду Джема. — Я думал, что знаю всех слуг принца.

— Слуг у нас предостаточно, дружище! — пробормотал Джем с небрежной усмешкой, пожал плечами и отвернулся. Сердце его сжалось от чувства вины. Он представил, как сейчас валяется в грязи юноша-паж. С утра у него будет раскалываться голова... но, с другой стороны, она бы у него все равно болела с похмелья. Что ж, зато он сможет рассказать, что с ним произошло несчастье — избили, ограбили.

Вскоре Джем с кружкой эля в руке пробрался на единственную свободную скамью — в самом углу трактира. Прямо у него над головой чадили свечи и немилосердно поливали его воском. В углу, по соседству с Джемом, разместилась ватага синемундирников. Они сидели кружком, положив руки друг другу на плечи, и, размахивая пивными кружками, распевали одну из излюбленных песен.

Скажу вам правду, братцы-други,

Был у меня один дружок.

Собой хорош и ростом вышел,

Да только был он одинок,

Пока не встретил он красотку,

Прекрасней всех она была.

Она лишь ручкой поманила

И за собою увела.

Дружок мой был стрелок изрядный

И мимо цели редко бил,

Но в цель такую, право слово,

Впервые в жизни угодил.

Когда он встретил ту красотку,

Что всех желаннее была,

Она лишь ручкой поманила

И за собою увела.

Бывал мой друг в домах богатых,

На серебре порой едал,

Теперь со светскою красоткой

Танцует вальсы на балах.

Да-да, с той самою красоткой,

Что всех прекраснее была,

Что только пальцем поманила

И за собою увела.

А ты, приятель, стой на страже

И не горюй, и в ус не дуй,

Ведь в свой черед и ты получишь

И нежный взгляд, и поцелуй

От восхитительной красотки,

Что лишь головкой поведет

И тонким пальчиком поманит,

И за собою уведет!

Допев, синемундирники загоготали, сопроводили последний припев неприличными жестами. Джем покраснел и отвел взгляд. Бедняга Джем! Он ведь во многом остался невинен. Он не знал о том, что страсть так многолика. Он закрыл глаза и вспомнил о Кате. У них все было так возвышенно и благородно. И чисто.

Горючие, жаркие слезы набежали на глаза Джема.

Он поднес к губам кружку, когда кто-то поддел его под локоть. Джем сердито обернулся и увидел перед собой дружески усмехающуюся физиономию. Физиономия принадлежала здоровяку в кучерской фуражке. Он покуривал трубочку. Джем немного успокоился. Хотя бы слуга, а не синемундирник, и то хорошо. Кучер понимающе подмигнул Джему и посетовал на то, какая премерзкая выдалась погода.

— А щека-то у тебя, парень... — сочувственно помотал головой кучер. — Ты ведь, поди, у принца Чейна на службе состоишь?

Джем кивнул.

— А ты?

Кучер указал на герб на околыше фуражки. Джем отхлебнул эля, стараясь держать себя в руках и не выказать вспыхнувшего интереса. Но сердце его бешено заколотилось. Как же он сразу не узнал того, кто сидел перед ним?

В Ирионе у Стефеля была репутация закоренелого пьяницы.

Джем осторожно проговорил:

— Эрцгерцог... Ирионский?

— Угу. Благородный, как не знаю кто. И заносчивый. Ну, аристократам оно так и положено, парень. А когда я был молодой, так нам было велено заучить наизусть гербы всех девяти провинций, представляешь? Гербы и девизы, во как. Наизусть, без запинки, а не то все это в нас палками вколачивали.

Джем вежливо улыбнулся, а сердце его кричало: «Стефель, неужто ты не узнаешь меня?» В какое-то мгновение Джем был готов открыться старику, но тут же передумал, когда Стефель с любопытством прищурился и проговорил:

— Слушай, парень, а я тебя прежде нигде не встречал ли? Джем побледнел. Он вдруг испугался. Ведь ему следовало странствовать тайком, не будучи узнанным никем. С притворной небрежностью он пониже надвинул ворованную шляпу. Но Стефель сам ответил на заданный вопрос:

— Ой, чего это я, право... Просто ты мне напомнил другого парня. Этот-то вряд ли бы в слуги подался, я так думаю. Да и потом... помер он.

— Бедняга! — вырвалось у Джема. Он решил, что больше лучше ничего не добавлять. Его охватило странное чувство — смесь эйфории с грустью и страхом. Да, он был мертв, он умер для всех, кто остался дома. Для Стефеля, для Нирри, для тетки Умбекки. Для Полти.

«Для Каты. Я мертв для Каты».

Джем встряхнулся, прогнал нахлынувшие чувства. Он снова улыбнулся Стефелю. Он понимал, что лучше извиниться и уйти. Но что-то заставило его остаться.

— Далеко же вы уехали от дома, — попробовал продолжить разговор Джем. Его вдруг озарило. — Вот говорят, что тамошние снеговые горы — это лестница до самого неба. Это правда?

Кучер проворчал:

— А мне-то что до этих снеговых гор, парень? Должен тебе сказать, что и по зеленым холмам возле Варби лошадкам моим бегать нелегко.

— Но ты-то оттуда? С гор?

Стефель ответил на этот вопрос так:

— Я вообще не любитель таскаться с места на место. Терпеть не могу перемены всяческие. Ежели бы все было вот так, как теперь, а мне бы было столько лет, сколько тебе, парень, так я бы, пожалуй что, сказал, что счастлив. В мое время все было на своих местах. А теперь люди не знают своего места, не понимают, кто их хозяин.

— Ты так думаешь?

— Я вот дочке своей говорю: «Мы разве не у эрцгерцога на службе состоим?» А эрцгерцог нынче где, спрашивается? В Агондоне эрцгерцог и домой не собирается. Весь Тарн попал в руки самозванца, а я, уроженец Тарна, торчу в Варби! Ох, вот ведь привелось дожить и увидеть мир вверх тормашками!

Стефель явно мог бы распространяться на эту тему и дальше, но, похоже, решил, что такое течение мыслей может завести его в опасную сторону.

Предосторожность никогда не бывает излишней.

Он вздохнул.

— А все из-за девчонки, понимаешь? Вот почему я здесь торчу. Из-за молодой барышни и из-за госпожи ихней.

Стефель настолько потешно скривился, что Джем с трудом удержался от смеха. Ему отчаянно хотелось спросить насчет молодой барышни, но он одернул себя.

На всякий случай он прикоснулся к груди, нащупал свой тайный талисман.

«Осторожнее, осторожнее», — мысленно проговорил он.

На его плечо снова легла чья-то рука. Это опять оказался молодой человек в желтом камзоле.

— Вот ты где! — заплетающимся языком проговорил он. Он явно все это время пил и искал знакомого пажа. — Ой... опять... обознался. А как ты мне сказал, кто ты такой? Я же всех слуг принца наперечет знаю...

Джем с самым решительным видом отвернулся.

— Эй, подавальщик! — крикнул Стефель.

Его кружка была пуста. Джем купил ему другую. Кучер сердечно поблагодарил его.

— А твой хозяин, — предпринял новую попытку выведать интересующие его сведения Джем, — он ведь, как я слышал, изловил злобного короля.

— Угу, мой хозяин — большой человек, еще какой большой. — Стефель помедлил и вдруг скованно проговорил: — Он же в союзе с зензанцами был.

Как это следовало понимать?

— Кто? Твой господин?

— Мой господин? Алый король, парень! Если бы алый король все сделал по-своему, мы бы теперь были всего-навсего зензанской провинцией. Вот как бы все было, а не так, как теперь. А он воскресил агонистскую веру.

— Кто? Эджард Алый?

— Да нет, Эджард Синий. Слушай, парень, клянусь господом нашим Агонисом, ты ничего в жизни не понимаешь. Без синего короля мы бы теперь где были, я тебя спрашиваю? В дерьме, парень, по уши в дерьме!

За их спинами на пол упала и разбилась кружка. Двое синемундирников сцепились из-за шлюхи. Некоторые бросились туда, чтобы поглазеть на драку. Слышались крики и смех. Другие, совершенно безучастные к драке, продолжали опрокидывать кружку за кружкой под аккомпанемент свиста и пьяного ора.

Только малый в желтом камзоле продолжал болтаться возле Джема.

— Ну, тебя и полоснул же кто-то по щеке... — хрипло прошептал он на ухо Джему.

Джем сделал вид, что ничего не расслышал, и наклонился ближе к кучеру.

— А эта юная барышня...

— Какая это тебе барышня! Это ж шлюха!

Неподалеку затравленно взвизгивала женщина, из-за которой вспыхнула драка.

— Я про вашу юную барышню...

— Чего-чего? Ты нашу барышню шлюхой назвал?

Стефель нахмурился и ухватил Джема за ворот.

— Нет-нет, — терпеливо проговорил Джем и отвел руку кучера. — Я хотел сказать: наверное, она необыкновенно хороша собой.

— А шляпа эта тебе... ну совсем... не к лицу, — прошептал Джему на ухо приставучий тип в желтом камзоле.

Стефель тем временем впал в мрачное безмолвие. С самым глубокомысленным видом он раскурил трубку, затянулся, выпустил облако дыма. Позади брошенный кем-то табурет угодил в поднос, на котором стояло несколько кружек. Джем всеми силами старался не отвлекаться и смотреть только на окутанную дымом фигуру старика.

— Угу, она себе точно отхватит славного муженька. Такую и за короля выдать можно, — наконец отозвался Стефель. — Говорят, чернявенькие самые красивые будут, а она у нас как раз такая.

Джем вздохнул.

— Вот бы мне хоть глазком взглянуть на такую красавицу!

Это было рискованно. Кучер снова мог разозлиться.

Но на этот раз он расхохотался.

— Ой, парень, этот орешек тебе не по зубам! Нам с тобой только такие годятся. — И он указал на кокотку. — Да и глазами увидеть нашу барышню непросто! С этими... исчезновениями... Надо ухо востро держать.

— Исчезновениями?

Стефель мощно рыгнул.

— Парень, ты не с луны ли свалился? Ты что, не слыхал про мисс Виеллу Рекстель?

Джем был готов спросить насчет Великолепной Ви, но в это мгновение кто-то схватил его за руку.

— Я все понял! — Это снова был малый в желтом камзоле. На этот раз он явился совершенно пьяный. Жмурясь от дыма, он пристально рассматривал шляпу Джема. Затем он погрозил ему кулаком. — А ну говори, что ты с ним сделал?!

— Эй, парни, полегче! — воскликнул Стефель.

Но его никто не слушал. Еще через мгновение он сбежал, а Джем и парень в желтом камзоле уже катались по грязному полу. Для тех, кто ничего не понял, их драка выглядела как продолжение схватки, начавшейся чуть раньше из-за шлюхи. На самом деле теперь дралось уже полтрактира. Синемундирники, шлюхи, прислуга, кучера и лакеи, и даже мальчишки-подавальщики размахивали кулаками и отвешивали друг другу тычки и пощечины. Тип в желтом камзоле повалил Джема на спину и вцепился ему в глотку.

Джем всеми силами пытался вырваться. Пусть его сочтут трусом — ему было все равно. Он хотел одного: как можно скорее убежать отсюда. Вырваться ему удалось, но его тут же схватил синемундирник и отбросил назад. Джем сумел увернуться, но тут с пола поднялся малый в желтом камзоле и снова повалил его на пол. Только с третьей попытки, когда синемундирник сцепился с мальчишкой-подавальщиком и когда поднявшегося с пола типа в желтом камзоле подхватила заскучавшая кокотка, Джему удалось обрести желанную свободу.

Вскоре он уже бежал по темным скользким улицам под проливным дождем.