Орокон (№2) - Король и Королева Мечей

И, пожалуй, я до сих пор ею осталась. Да, я пользуюсь белилами и пудрой, но по цвету моей кожи можно догадаться о моем происхождении.

Но разве это позорно? Мой дядя не желал на меня смотреть, он был готов прогнать меня, как изгнал некогда бог Орок детей своих. Даже тогда я понимала, что это несправедливо. Разве стоило обвинять меня в том, что я существовала? Ведь во мне текла и его кровь!

Влада помедлила, закурила сигару, свернутую из листьев джарвела. Густой дым окутал ее лицо. Она откинулась на спинку дивана.

— Мой дядя Онти был купцом, разбогатевшим на торговле с Зензаном. К тому времени, когда я попала в его дом, он уже отошел от дел и оставил всякие помыслы о торговле. Но впоследствии мне было суждено узнать, что он мечтал не только о том, чтобы стать богачом, но и о том, чтобы стать основателем великой торговой династии. Всю жизнь он трудился ради того, чтобы, как он сам говорил, «поддерживать благосостояние семьи». Разбогатеть ему удалось, и он надеялся, что со временем обретет и дворянский титул — начав жизнь мальчишкой-разносчиком, он закончит ее баронетом. Или даже графом. Подозреваю, его амбиции были безграничны. Но на самом деле кончилось все грустно и горько.

И символом этого горького поражения стала я.

Понимаешь, милочка, в деле сотворения династий есть один важный момент. Решающий момент. Это наследники. Наследники мужского пола. Как выяснилось, такой наследник у дяди был, но он стал величайшим разочарованием для него. Увы, с самого начала интерес моего отца к торговле сосредоточился на красивых безделушках, которые он ввозил из Рэкса, столицы Зензана. Ты, наверное, видела такие: золотое яйцо, а внутри него — еще одно такое же, поменьше. И прочие штучки — декоративные шарики, кресты, короны. Зеркала, каминные часы, музыкальные шкатулки. Они очень дороги. Но мой отец ценил только их красоту. Красота его и погубила.

Можно было предположить, что он станет художником — то есть человеком искусства. В итоге он стал светским повесой, одним из «новых агондонцев», которые столь скандально прославились во времена правления королевы-регентши. Да-да, эти молодые люди даже вращались при дворе королевы-регентши! Но ты, милочка, не можешь помнить от тех временах. В те дни в Агондоне не было здания, в котором бы постоянно давала спектакли рэкская опера. Труппа приезжала в Эджландию только один раз в цикл, и поэтому до того, как они появились не то в девятьсот восемьдесят четвертом, не то в девятьсот восемьдесят пятом цикле, мой отец их не видел ни разу. Да и теперь опера способна вскружить голову молодому человеку. Но мой отец... О, он был просто сражен — костюмами, музыкой, картонными замками. Но больше всего его очаровала некая Гартия Флей.

Ты не слыхала о госпоже Флей, милочка? О, это была такая знаменитость... Вот что такое слава — время уносит ее прочь, как перышко ветер. Но вот о чем я думаю: правда ли то, что смерть нас всех уравнивает? Неужели даже Гартия Флей существовала напрасно? Неужели она ничего после себя не оставила? Я думаю о том, сколько раз мой отец сидел и словно зачарованный слушал ее пение, ее хрустальный голос? Сколько раз он, завороженный, следил за тем, как эта примадонна рэкской оперы опускалась на облаках (сотворенных, естественно, с помощью особой машины) на сцену и пела «Песнь Небес»? Говорили, что будто бы после того, как она допевала свою арию, на сцену дождем падали розы.

Увы, я ее почти совсем не помню. Мне нравится убеждать себя в том, что я вспоминаю ее лицо, но на самом деле я знаю ее только по портрету у меня в медальоне. Это медальон моего отца.

Вот, посмотри, милая. Разве ты видела когда-нибудь более красивую женщину?

После того, как я стала жить в доме у дяди Онти, мне все говорили, что она была куртизанка — гадкая, порочная женщина, которая разрушила жизнь моего отца. Тогда я плакала, а тем, кто терзал меня, нравилось смотреть, как плачу. Но когда мне удавалось спрятаться в каком-нибудь укромном уголке, я снимала медальон и подолгу смотрела на портрет матери. И тогда мне казалось, будто она появляется передо мной и протягивает мне руки, и я припадаю к ее благоуханной груди.

Тут Влада сделала паузу и промокнула глаза кружевным платочком. Затем она взяла у Джели медальон, защелкнула его крышечку и продолжала рассказ:

— Гартия Флей! Некоторые считают, что более блестящей примадонны не было за всю историю рэкской оперы. Во время того театрального сезона она блистала. По слухам, в то время, когда она пела знаменитую арию девственницы из оперы Хофма, даже самые закоренелые развратники плакали навзрыд. Мог ли мой отец устоять против ее чар? Вряд ли. Он безнадежно влюбился в опороченную и умирающую героиню, но реальная Гартия Флей, как выяснилось, вовсе не была скромной девственницей.

Она была, скажем так, женщиной выдающихся дарований.

Но, моя милая, я шокирую тебя этими подробностями! Ограничусь тем, что скажу: многие мужчины, на счету которых было не одно разбитое женское сердце, обнаруживали, что их сердца разбиты Гартией Флей. Но когда театральный сезон отгремел и она вернулась в Рэкс, с собой она увезла моего отца.

Несколько лун спустя родилась я.

Джели с восторгом и даже, пожалуй, с завистью смотрела на тетку. Ей вдруг мучительно захотелось стать зензанской незаконнорожденной. Дитя оперы! Подумать только! Тетка обещала ей, что после выхода в свет они будут постоянно ходить в рэкскую оперу. Это высокое здание, стоявшее неподалеку от Аонских ворот, уже казалось Джели местом удивительным, волшебным, а ведь пока они всего лишь проезжали мимо него в карете эрцгерцога. Джели с восторгом представляла себе ложи, бархатные сиденья, роскошную публику, рассматривающую друг друга в лорнеты.

Рассказ тети Влады только сильнее разжег в душе Джели желание поскорее попасть в оперу.

За окнами будуара Влады падал снег. Джели то почесывала Ринга, то гладила Рина, и все ближе подвигалась к тетке. О, как она ее теперь любила! Подумать только... Чтобы девочка с примесью зензанской крови превратилась в такую красавицу! Какие же горизонты открывались в таком случае перед мисс Джеликой Венс, этой «розой Эджландии»?

— Что случилось потом? — переспросила Влада. — О, ты еще совсем дитя, моя милая. Если бы на твоих плечах лежал такой же груз прожитых лет, какой теперь лежит на моих, ты бы не стала спрашивать. Я родилась в девятьсот восемьдесят пятом цикле. В девятьсот восемьдесят шестом году настало новолуние Эндера — трагическое событие, навсегда вписанное в анналы истории Зензана. Новолуние Эндера! Казалось, время должно было закончиться и начаться вновь после того, как мы изгоним эджландцев из нашей страны!

Они действительно было изгнаны, но, как выяснилось, ненадолго.

Но тогда я была совсем маленькой. Я росла, дыша ароматами рэкской оперы. Мое детство могло стать еще более счастливым, если бы я понимала, что означает для моих родителей одержанная зензанцами победа. Но вышло так, что эта победа принесла нам только горе.

Позднее, моя милая, когда я уже жила в доме у моего дяди, мне часто снился странный сон. Я просыпалась перепуганная, вся дрожала. Во сне мне виделось, что я смотрю с высоты птичьего полета и вижу колонну людей в красных мундирах — бесконечную колонну. Они маршируют, маршируют, они шагают вперед — для того, чтобы кануть в бездну. Бум-бум! Бум-бум — стучали барабаны.

Прошли годы, и как-то раз, вернувшись в Рэкс, я разыскала Эльпетту, старушку, горничную моей матери. К тому времени она была уже совсем плоха, но мать мою помнила и любила. С грустью поведала мне Эльпетта о ее последних днях. Это было тогда, когда было подавлено восстание. Мы с Эльпеттой вместе стояли на балконе в комнате матери. Мать пропала без вести, исчез отец. Мы смотрели вниз, на улицу, по которой маршировали эджландцы. Они входили в опустошенный город. Конечно, милочка, в ту пору королевские воины носили алые мундиры.

Да-да, все кончилось плохо. И восстание, и мое детство. Мою мать убили. Глупая женщина — она пошла на баррикады! Богиней войны Гартия Флей могла стать только в «Войнах титанов» Вассини!

Мой отец? Я больше его никогда не видела. Но позднее узнала, что его сослали на остров Ксоргос. Бедный мой отец! Он прожил в цепях и грязи менее цикла, а мой дядя — мой злой и глупый дядя — даже не попытался добиться его освобождения.

Меня бы забрали вместе с другими сиротами, и моя жизнь могла бы тоже очень скоро оборваться. О, можно было представить, какая судьба меня ждала! Если бы меня сочли хорошенькой, меня сделали бы шлюхой, а нет — так определили бы в судомойки или заставили чистить свиные стойла. Ты бы что предпочла, милочка? А? Умереть где-нибудь в грязном проулке, сгнив от подаренного каким-нибудь солдатом сифилиса? Или подохнуть где-то в необъятных степях Деркольда, упав в снег от бессилия?

Пять сестер Эльпетты умерли на королевских фермах.

Но мне повезло. Все знали меня, «дитя оперы». Пусть мое происхождение было позорным, но все же меня предпочли спасти. Возможно, мне по наследству досталось хоть немного очарования моей матери.

Меня отправили в Агондон, к моему дяде.

Пауза. Влада, казалось, погрузилась в задумчивость. За окнами стемнело. Вошла горничная, зажгла лампы.

Джели решилась обратиться к тетке:

— И вот тогда-то ты познакомилась с Йули, тетя?

— Гм? — Влада встряхнулась. — О милочка, я совсем ничего не рассказала о Йули? Но Йули подождет. А нам пора ужинать.

Больше в тот вечер Влада ничего не рассказывала.

ГЛАВА 27

БАЛ

— Разбойник? О, это просто возмутительно! — вскричала Констанция Чем-Черинг.

Правда, не слишком искренне.

— Возмутительно, — согласился сэр Пеллион и небрежно помахал тростью, рукоятка которой была инкрустирована драгоценными камнями. На ногах старик держался плоховато, поэтому сразу снова оперся на трость. И правильно сделал, иначе, покачнувшись, упал бы прямо на лакея, разносившего ром с Оранди.

Леди Чем-Черинг жадно схватила бокал. Леди Маргрейв упрямо продолжала рассказ:

— Моих дочерей обчистили! Совсем обчистили!

— Не может быть! — пискнул принц Чейнский, который всегда очень быстро напивался на первом в сезоне балу.

— Фредди, я не это имела в виду! Представляете, этот мерзавец потребовал, чтобы бедняжка Байнди отдала ему все свои колечки! А Джемми... О, Джемми всю неделю маялась в лихорадке!

— Значит, у нее он потребовал чего-то еще?

— Быть может, наоборот, не потребовал, — высказал свое предположение лорд Эмпстер. — Но послушайте, Фредди, разве вас не возмущает тот факт, что порядочные женщины не могут безопасно проехать даже по Рэкской дороге? Если уж на самых главных имперских трактах такое творится, то какие же опасности могут подстерегать наших граждан на более далеких путях?

— Милорд, насколько я слышал, нет никого более опасного, нежели пресловутый Боб Багряный.

— Боб Багряный? Как же это? — проворковала леди Чем-Черинг. Она обмахивала веером напудренную грудь и с волнением смотрела в сторону танцующих. Круг за кругом, круг за кругом... звучал голлухский рил.

Но где же эта дрянная девчонка?

Лорд Эмпстер склонился к Фредди Чейну.

— Констанция, — сказал он, — думает, что мы говорим о маленькой птичке. Послушайте, Констанция, — проговорил он и пропел несколько тактов рила, — а вы пустили бы Боба Багряного к себе на грудь?

Он намекнул на старинную песенку «Боб Багряный, свей гнездышко у меня на груди». Несколько циклов назад чаще всего именно эту песенку играла почти каждая юная девушка, усаживаясь за клавикорды. Поколение за поколением воспитанницы пансиона госпожи Квик учили эту песенку.

Увы, шутка оказалась неудачной. Леди Чем-Черинг пробормотала в ответ «да», компания дежурно посмеялась. И все же некий положительный момент в шутке был. Выгибая шею и пытаясь высмотреть среди танцующих дочь, леди Чем-Черинг и не догадалась, что согласилась пригреть у себя на груди знаменитого разбойника, который на протяжении последних лун терроризировал Рэкскую дорогу.

Только о нем теперь все и судачили.

Но леди Чем-Черинг было не до шуток. Куда же подевалась ее несуразная дочь? Что? Это она? Она наступала на ноги юного Пеллигрю? Еще хуже! Она ухитрилась упасть и всему залу продемонстрировать свои нижние юбки. О Тиши! Каждый год эта несносная девица выкидывала какой-нибудь новый номер — казалось, специально для того, чтобы опять не выйти замуж. Какой это невыносимый труд — быть матерью!

Голлухский рил отзвучал. Послышались учтивые аплодисменты. Леди Чем-Черинг еще более часто замахала веером.

В дворцовом бальном зале было жарко, как в преисподней. За окнами все замерзло, даже река, но так хотелось распахнуть окна! В огромных люстрах горело десять тысяч свечей, с них стекал и капал воск. А снизу поднимались горячие запахи от такого же количества тел, затянутых в корсеты, от надушенных париков.

По лицам мужчин и женщин стекали струйки пота, смывавшего толстые слои косметики.

— Ага! — обрадовался Фредди Чейн, услышав, как настраивается оркестр. — Сейчас будет тиралонский ту-степ, верно? — слегка покачиваясь, он припал к плечу леди Чем-Черинг и заглянул в ее танцевальную программку. — Нет, — хихикнул принц. — Вы ни за что не догадаетесь, с кем я танцую.

— Фредди, но вы обещали этот танец Тиши!

Фредди покраснел.

— Разве джентльмен не обязан поддерживать девушек, у которых сегодня первый бал? А мисс Венс еще так неопытна, понимаете? Послушайте, а ведь она должна была учиться у госпожи Квик вместе с... Ой! Эмпстер, вы меня задели!

На помощь пришла леди Маргрейв.

— Ну а как ваш юный подопечный, лорд Эмпстер?

— Нова? Полагаю, дела у него идут неплохо. Ведь о нем заботится молодой Пеллигрю.

— А я слышал, что он просто-таки... жутко провинциален, — промямлил Фредди.

— Он ведь из Чейна, верно?

— О-о-о! — расхохотался Фредди и, извинившись, удалился.

— Пеллион отзывается о юноше только положительно, — сказал лорд Эмпстер и задумался. — Бедняга Пелл. Я решил, что его непременно нужно чем-то занять, чтобы он отвлекся...

Старик Пеллион покачал головой и достал носовой платок. — О боже... — проговорила леди Маргрейв.

— Фредди! — обернулась зардевшаяся леди Чем-Черинг. — А что, если я предложу вам...

— Он ушел, Констанция.

— Наверняка ищет неопытную девушку, которой так нужна его поддержка? Хмф! А как же быть тем девушкам, чье совершеннолетие уже миновало, но которые уже четыре года не могут найти себе жениха?

— Бедняжка Констанция, — сострадательно проговорил лорд Эмпстер. — Вы устали. Пойдемте немного подышим свежим воздухом. Пусть ваша девочка побудет без присмотра. Она уже достаточно взрослая. Присоединитесь к нам, сэр Пеллем? Думаю, вам тоже не по себе от такой жары.

— О да, оставим молодых, пусть развлекаются. Но все же мне хотелось бы посмотреть на ту, что станет в этом году избранницей короля. Это всегда так волнующе.

Леди Чем-Черинг снова покраснела. Действительно, самым главным моментом бала был парад совершеннолетних девушек. Из этих девушек король выбирал ту, которая должна была станцевать с ним последний вальс. Стать избранницей короля — с незапамятных времен означало огромную удачу. Но теперь эта традиция утратила свою первозданную радость, ведь все знали, что выбор за короля совершают премьер-министр и чопорная представительница госпожи Квик, досточтимая Гарвис. Ходили слухи о том, что она якобы берет взятки. А как иначе объяснить, что в год выхода в свет Тиши Чем-Черинг избранницей короля стала не кто-нибудь, а сама плоскогрудая Тиши?

И при всем том это никак не повлияло на ее светскую карьеру. В том году Тиши тоже ухитрилась упасть и продемонстрировать всему придворному обществу свое нижнее белье, а король, перебравший рома, повалился на нее и по инерции сделал несколько непристойных движений.

Придворные, конечно, сделали вид, что все это безумно весело.

— Ты не устала, милочка?

— О нет! — воскликнула Джелика Венс.

— А знаешь, сколько джентльменов охали и ахали, стоило им только взглянуть на твое золотое платье! Честное слово, я могла бы четыре раза заполнить твою танцевальную программку! Да нет, даже пять!

— О тетя Влада! — Девушка обняла свою новую опекуншу. — Разве когда-нибудь еще в моей жизни был более чудесный вечер? Разве есть кто-нибудь прекрасней моей тетушки?

Тетя Влада рассмеялась, порывисто поцеловала девушку и сказала:

— Будет тебе, моя прелесть. Не стоит растрачивать твое обаяние на старуху! Вон идет принц Чейнский.

Джели взволнованно обернулась. Перед ней возникло прекрасное видение. Видение поклонилось ей и, согнув руку в локте, пригласило на танец. Оркестр грянул тиралонский ту-степ.

— Но, леди Флей, — начал галантно беседу Фредди, — как же вы могли столь долго прятать от нас это дивное создание? Заявляю: если не она станет королевской избранницей, то... я буду очень удивлен.

— Не опасайтесь, избранницей станет именно она, — заверила принца Влада, сверкнув изумрудами и взмахнув прекрасными перьями на шляпе. Издалека ее тоже можно было принять за юную красавицу, которой предстояло первое в жизни приключение.

Фредди повел Джелику по начищенному до блеска паркету. Влада проводила их снисходительной улыбкой.

У стены, позади нее в креслах-каталках сидели двое — не то стариков, не то старушек. Первый из них был почти слеп, второй — глух, а носы у обоих съела оспа. Поскольку другие развлечения им были недоступны, они жадно обсуждали придворные сплетни, причем так громко, что их могли слышать даже те, о ком они болтали.

— Это немилосердно! Такая юная, нежная девочка угодила прямо в зубы этой подколодной змее!

— Ну, уж прямо-таки в зубы?

— Не сомневайся! Кстати, знаешь, если бы не она, то внучка Пеллигрю по сей день была бы жива! Бедный сэр Пеллион не в силах даже заговорить с этой женщиной.

— Вот уж действительно... Но как только он мог допустить такую глупость — доверить свою внучку какой-то проститутке!

— Ну, скажем, не «какой-то»...

— О да! Ведь она — зензанка!

— Вот-вот. Когда зензанцы бунтуют, мы посылаем туда войско. Неужто на Владу Флей тоже стоит войском идти?

— А говорят, что она — наглая баба.

— Еще бы. С кем у нее нынче интрижка?

— Как — с кем? С эрцгерцогом Ирионским, с кем же еще?

— С Ирионским? Ага, стало быть, разгорелся старый огонек!

— Не может быть! Разве у них уже что-то было?

— Дружочек, когда тебе будет столько лет, сколько мне, ты поймешь, что в жизни нет ничего нового. История то и дело повторяется.

— Вот бы моя молодость повторилась... А что это играют? Лексионский менуэт?

— Нет, тиралонский ту-степ.

— Ну какие же тусклые цвета!

Влада Флей только улыбалась. Но вот она поймала на себе чей-то взгляд с другого конца зала, и лицо ее стало суровым.

* * *

— Наверное, он очень большой?

— Гм?

— Чейн большой?

— О, огромный!

— И, наверное, земля там богатая?

— Да, там полным-полно меди. И золота тоже. Это не вам я наступил на ногу?

— Я и не заметила, принц.

— Зовите меня Фредди. Знаете, такую пляску в Чейне танцевали бы крестьяне, честное слово! А это... Разве это аристократы? Смерды! А разве это наряды? Обноски!

— Правда? О принц, вы так прекрасно танцуете!

— Фредди. Но нет, моя девочка, на самом деле я просто умею хорошо притворяться. Я ведь такой же провинциал, как и... как и вы.

— Не может быть!

— Может. Не скажу, чтобы в последние несколько циклов я тут проводил много времени.

— Но ведь вы — принц.

— Древний титул. Увы, за ним ничего нет. Власть отдана империи... уже много эпициклов назад. Конечно, между нами, милая, но я такой же принц, как ваша... тетя Влада — аристократка. Понимаете, что я имею в виду?

— Принц, не уверена!

— Фредди. Зовите меня Фредди. Плевать я хотел на мой титул. Но, между прочим, вы — просто сногсшибательная девочка.

— Ой, моя нога! Фредди, а король — как он выглядит? На этот вопрос трудно было ответить, не солгав. Но Фредди нынче врать был не настроен. Ох, эти девушки, впервые оказавшиеся при дворе! Им все казалось волшебным, все, что они видели! Они были в восторге, у них кружились головы от обилия огней, от звуков музыки, от яркости окружавшей их толпы. Только потом у них открывались глаза, и они видели все таким, каким оно было на самом деле. И они понимали, что бальный зал старомоден и некрасив, что тут ничего не изменилось со времен королевы-регентши. Они видели потускневшие оранжево-коричневые обои, за годы пропитавшиеся дымом и пылью.

А король? Но пусть эта девушка сама узнает о короле! С того дня, как стражники увели в темницу его бывшую возлюбленную, он еще сильнее пристрастился к рому. Но если задуматься, как иначе мог распорядиться премьер-министр?

Бедная, бедная мисс Венс! Ответив на ее вопрос, Фредди поставил под угрозу проведение парада совершеннолетних.

Твой план осуществляется успешно.

Только это он и хотел сказать своим долгим жгучим взглядом? Мелькали танцующие пары, а он не спускал глаз со жрицы Хары — вернее, с Влады Флей. Она смело встретила его взгляд.

Мой план осуществляется успешно? Может быть, может быть. И больше тебе нечего сказать мне, старый жулик?

Но тут лорд Эмпстер отвернулся к своей компании, и они направились в фойе, где было попрохладнее. Жрица... но нет, простите, мы должны называть ее Владой... Влада чуть не расхохоталась. Его компания! Эта сучка Констанция Чем-Черинг. Тупая как пробка леди Маргрейв. Старикан сэр Пеллион.

И ты сам, респектабельный вельможа. Доверенное лицо Транимеля, никак не меньше. Но кто ты еще? Что бы они все сказали, если бы узнали, кто ты на самом деле?

Жгучие мысли Влады устремились через переполненный людьми зал.

Затем ее лицо немного смягчилось, а существо, которое носило это лицо, словно маску, сосредоточило свое внимание на юной девушке. Прыжок, поворот, прыжок, поворот... Джели двигалась в танце с удивительной грацией. О, она еще совсем дитя!

Влада вздохнула. Она полюбила эту девушку, она не смогла бы этого отрицать. Быть может, она чем-то напоминала ее саму. Однако Джели была для нее инструментом, на котором Влада намеревалась сыграть.

Об этом Влада Флей забывать не намерена.

Завоевать доверие девушки оказалось проще простого. Юная мисс Венс была невинна, как только что начавшийся день, как бы ни старалась казаться иной. Она была невинна и наивна. Из-за своей невинности она видела в такой женщине, как Влада Флей, только ее утонченность, а по наивности своей полагала, что, немножко поупражнявшись, и сама очень скоро сможет обзавестись такой же утонченностью.

Что ж, может быть, и смогла бы. Ей мало что еще оставалось.

Казалось, Джели и не подозревала о собственном шатком положении в обществе. Выросшая без матери, воспитанная в пансионе, во многом напоминавшем тюрьму... Задумывалась ли эта девочка когда-нибудь о том, что до нее никому нет дела? Влада едва не рассмеялась. Хватило одного-единственного визита к Джорвелу — ее любовнику в незапамятные времена, — чтобы он передал ей племянницу с рук на руки, словно подарок.

«Я так переживаю за девочку, Джорвел. Как она взойдет на сцену высшего света, если ею руководит только провинциальная, малограмотная дуэнья?»

Сначала Джорвел заупрямился: «Ты изменилась, Влада». Но разве она изменилась? Она всегда была ярой поборницей справедливости. И если племяннице Джорвела суждено было стать орудием для осуществления справедливости — что ж, значит, так тому и быть.

Влада вытащила из сумочки платочек. «Я стала сентиментальна с годами, Джорвел. И слезлива — так слезлива... неужели ты не позволишь мне проявить мои — увы! — неосуществленные материнские чувства... теперь, когда у меня отняли мою бедняжку Пеллисенту?!»

Двое молодых людей в роскошных париках. Один из них, пожалуй, несколько полноват, а другой, наоборот, излишне худощав. Но на толстом — корсет, а на тонком — камзол с подложенными плечами. Надо сказать, он уже вполне освоился с новым нарядом. Он почти не танцует и почти все время держится у стены. Он как-то слишком внимательно разглядывает блестящую толпу придворных. Он так наивен... Но что взять с кузена из провинции? Его полноватый спутник, наоборот, только что оттанцевал с юной девушкой, а вернувшись, застал своего друга на том же самом месте. Тот наблюдал за людьми и налегал на пунш.

Толстый: — Ты бы поосторожнее с пуншем.

Тонкий: — Мне жарко.

Толстый: — Это я танцевал, а не ты. Ох, эта Тиши Чем-Черинг мне все ноги оттоптала. Но куда деваться, твой дядя так настаивал...

Тонкий: — У меня такое ощущение, что ты готов сделать все, чего хочет мой дядя, Пелл. Что ты о нем думаешь?

Толстый: — Об Эмпи? Он отличный малый.

Тонкий: — Знаешь, порой мне кажется... будто я его как бы... не совсем четко вижу. Понимаешь, что я имею в виду?

Толстый (взяв друга за руку): — Я тебя совсем не понимаю, Нова. Ну, пойдем, хватит прятаться в тени.

Тонкий: — Тут нет никакой тени.

Толстый: — Ну, стены есть. Надо прогуляться, Нова! Ты стеснителен, да? Это нужно из тебя выбить. Если ты намерен блистать в агондонском свете.

Тонкий: — Не уверен, что мне этого хочется.

Толстый: — Ерунда! Всем этого хочется. Просто ты еще немного провинциален, вот и все. Но разве ты не ходил на балы у себя в... Чейне?

Тонкий: — Один раз.

Толстый: — Всего один раз?

Тонкий: — Бал был очень провинциальный.

Толстый: — Только не говори этого при Фредди! Но разве прошлой ночью ты не танцевал?

Тонкий: — Я сидел в уголке.

Толстый: — Нова, я тебе не верю! Готов об заклад побиться, вчера ты держал за руку молодую даму.

Тонкий (покраснев): — Ну, ладно, я действительно держал за руку молодую даму.

Толстый: — Или двух молодых дам?

Тонкий: — Нет, только одну. Пелл, а кто эта девушка?

Толстый: — Та, что танцует с вашим принцем?

Тонкий: — Нашим принцем?

Толстый: — С Фредди Чейном! Да ты что, Нова? Это мисс Венс. Племянница эрцгерцога Ирионского. Ты не знал о ней?

Тонкий (пытливо): — Ирионского?

Толстый (озадаченно): — Гм... Знаешь, некоторые говорят, что в этом году она непременно станет избранницей короля. И еще: ее программка была заполнена мгновенно. Начиная с самого первого танца. Да, это не бедняжка Тиши Чем-Черинг! Нова, ты что так глаза вытаращил? Того и гляди вывалятся! Послушай, это тебе не Чейн.

Тонкий: — Что?

Толстый: — Не провинция, говорю! Это королевский дворец.

Тонкий (смущенно): — А когда он появится? Король?

Толстый: — Только ближе к концу бала. А мой дед рассказывал мне, что в былые времена он танцевал от начала до конца. То есть не он, а король танцевал. Тот король, который у нас был тогда.

Тонкий (остановившись и разглядывая обои): — Ты заметил, какого цвета эти обои?

Толстый: — Что?

Тонкий: — Обои.

Толстый: — Они оранжевые. Ну... коричневые.

Тонкий: — Они алые, Пелл. Они потускнели от времени и дыма. Почему во дворце так все запущено, как ты думаешь?

Толстый: — Запущено? Тут великолепно! Что бы говорил о дворце молодой человек из Чейна! Знаешь, Нова, порой ты очень смешно стоишь. Поза у тебя потешная.

Тонкий: — Ты о чем?

Толстый: — Ну, как будто ты калека. Как будто на костыли опираешься. Наверное, это у тебя тоже провинциальное. А мисс Венс — первая красавица на этом балу, правда? Подумать только, а мне пришлось танцевать с Тиши!

— Ой, тут холодно!

Констанция Чем-Черинг зябко поежилась.

— Право, Констанция! Если мы вернемся в зал, там вам опять станет жарко.

— Метения, вы так назойливо практичны.

Лорд Эмпстер улыбнулся. Между тем так и было. В фойе было настолько же прохладно, насколько было жарко в бальном зале. Бальный зал располагался в самой старой части дворца. Этот большой зал Аона Железнорукого не предназначался для светских утех. А фойе с тех пор не переделывали — представить только, со времен Аона Железнорукого!

— Наверное, от этих доспехов, что стоят вдоль стен, еще холоднее, — высказалась леди Маргрейв.

— Да нет, скорее все-таки дует из амбразур, — отозвался лорд Эмпстер.

— Да еще эта каменная скамья! — проворчала леди Чем-Черинг.

Сэр Пеллион шумно высморкался в большой носовой платок.

— Лучше бы тут на стены что-нибудь повесили, — отметила леди Маргрейв, окинув взглядом каменные стены.

— Ваш муж, любезная госпожа, сказал бы то же самое.

— Право же, лорд Эмпстер! Вы же понимаете, что я имела в виду какие-нибудь красивые гобелены. А мой муж сейчас выполняет одно очень опасное поручение, а вы, между прочим, отозвались о нем без подобающего уважения.

— Вот именно, Метения, — подхватила леди Чем-Черинг, допив остатки рома с Оранди. — Сомневаюсь, чтобы лорд Маргрейв хоть кого-нибудь в жизни самолично повесил. Он инспектор тюрем, всего лишь инспектор, верно, Элсен?

Леди Маргрейв поднялась с неудобной скамьи.

— Констанция, послушать вас, так получается, что мой супруг занимает не самый важный пост. Вынуждена напомнить вам, что на него возложена огромная, просто-таки огромная ответственность. Его послали в Тарн!

— В Тарн? — Леди Чем-Черинг наморщила лоб и заметно покраснела.

— Ну что, теплее, Констанция? Ведь вашего дружка сослали в Тарн, не так ли?

— Каноника Фиваля...

— О, теперь он наверняка проповедник! Интересно, такой ли же он ловелас теперь, каким был в столице? С этим в дальних провинциях, полагаю, туго. Или он размышляет об интрижках с молочницами?

Леди Чем-Черинг пропустила весь этот язвительный пассаж мимо ушей.

— Каноник Фиваль, — сдержанно проговорила она, — не был никуда сослан, Метения. Ему была дана возможность продвинуться по службе. Сделать что-нибудь полезное.

— Ради разнообразия.

— Хорошо. Пускай — ради разнообразия.

Лорд Эмпстер улыбнулся. Все отлично знали, что Эй Фиваль стал причиной слухов вокруг Констанции Чем-Черинг. Эй Фиваль вообще щедро сеял слухи своим поведением в свете. Но Констанция была особенной женщиной. Ее называли «храмовницей». Она была набожнейшей агонисткой. Ее глубоко возмущала одна возможность подозрения, что она смогла произвести на свет незаконнорожденного ребенка!