ГЛАВА 59

ВОТЧИНА БАГРЯНОГО

Времени было в обрез.

Ката, задыхаясь, бежала по лесу. До побудки она должна была встретиться с Нирри, но до встречи ей нужно было сделать кое-что еще.

Она остановилась, огляделась по сторонам, убедилась в том, что вокруг никого нет. Воздух был прохладный и влажный после ночного дождя. В полных шелеста лиственных нишах прятались лиловые предрассветные тени. Ката сняла синий мундир, торопливо повесила на ветку, опустилась на колени и крикнула, призывая к себе всех созданий, обитавших в этих, чужих для нее, лесах. Крик ее был не слишком громким, но в нем прозвучал тревожный бессловесный призыв, наполненный смыслом, который был выше любых слов. Покинув губы Каты, ее крик как бы заклубился в лилово-зеленом сумраке подобно дыму. О, этот звук был не только выше слов, он был и выше любых звуков.

На ладонь Каты бесшумно опустилась малиновка. Робко приблизилась белка, подошел барсук, прибежала дикая лесная кошка. Протопал сквозь бурелом косолапый медведь, прилетела пучеглазая заспанная сова. Негромко напевая мелодию без слов, Ката протягивала руки лесным жителям и соединяла их в безмолвный союз. Она запрокинула голову, закрыла глаза, медленно-медленно выдохнула.

Если бы все это происходило в прошлом, сейчас бы в душу ее снизошел необыкновенный покой. Теперь все происходило иначе. Ката ощущала необычное беспокойство, не свойственное для привычного ритуала. Животные были напуганы, и когда она спросила их, почему они напуганы, они не смогли дать ответа. Ката напряглась, сосредоточилась, стараясь заглянуть в разум обитателей леса. Но до ее мысленного слуха доносилась только таинственная мрачная вибрация, барабанный бой, звучавший в такт с ее собственным негромким пением.

И тогда Ката тоже испугалась. Эту вибрацию она уже ощущала прежде. Она поняла, что в мире появилось что-то злое.

— Бекон?

Из-под непромокаемого плаща высунулся нос.

— Не может быть, чтобы я унюхал бекон!

От костра донесся хохот.

— Похоже, наш толстяк монах наконец изволил проснуться!

— Ну, точно, беконом пахнет! — За красным носом последовала голова с выбритой тонзурой, блестящие глазки и влажные губы. Монах нетерпеливо отбросил плащ и поспешил к костру. — Так у нас, оказывается, еще и хлеб, и лук, и маринованные огурчики, и сыр! Как славно вернуться в Олтби!

Снова прозвучал взрыв хохота. Это происходило прекрасным утром. В лесу в разгар сезона Вианы было тепло. Солнечные блики озаряли уютную поляну неподалеку от башни Дольма. Лучи плясали в дыме костра, играли солнечные зайчики на стеклах очков на носу ученого, который тыкал вилкой готовящуюся еду.

Монах, по обыкновению, проснулся последним. Хэл и Бэндо встали на заре и успели сходить к реке и умыться ледяной водой. Рэггл и Тэггл, маленькие сыновья Бэндо, уже давно позавтракали и играли неподалеку. Разведчик по прозвищу Бородач стоял на посту и следил за тем, чтобы лагерь не обнаружили синемундирники. Жрица заканчивала чтение утренних молитв, за ней наблюдал предводитель. Он никогда не принимал непосредственного участия в ритуалах, но всегда уходил вместе со жрицей в чащу леса. Он говорил, что в этих лесах женщине негоже расхаживать одной, даже если эта женщина называет себя Дочерью Вианы. На словах жрица возражала, но все же, похоже, радовалась тому, что ей не приходится уходить в чащу в одиночестве. Она утверждала, что всякий раз ее молитвы защищают лагерь.

На самом деле пока их ни разу не застигли врасплох. Но с другой стороны, они никогда не задерживались на одном и том же месте подолгу.

Повстанцам-красномундирникам нельзя было сидеть на месте.

— Монах, ты нынче в прекрасном настроении, — отметил Хэл. — А вечером только стонал да ворчал.

— Прошлой ночью дождик шел, — возразил монах, старательно пережевывая маринованные огурчики и ржаной хлеб. — И к тому же я был жутко голоден.

Он вожделенно уставился на кусок бекона на вилке, с которого капал жирок.

Хэл сверкнул очками.

— Видишь, монах, богиня услыхала тебя. Она всех нас охраняет, не только тех, кто ее почитает.

Из набитого рта монаха вывалился кусок хлеба.

— Господин Хэлверсайд, ведь ты тоже агонист, как и я! Неужто ты готов отречься от истинной веры?

— Монах, если бы эта вера была истинной, разве бы ты скитался вместе с нами? Ты послушай жрицу Аджль!

Из чащи леса доносились пронзительные, душераздирающие звуки вианистской молитвы.

— Белиберда, бессмысленная белиберда!

Ученый улыбнулся. Он свою веру утратил давным-давно и вряд ли был готов приобщиться к какой-то иной. Но ему нравилось поддевать монаха. Отлученный от ордена за обжорство и прочие излишества, этот толстяк и коротышка между тем обожал делать вид, будто является поборником строжайших догматов.

— Осторожнее, монах! Неужто ты вознамерился обидеть нашего Бэндо? Не забывай о том, что он до мозга костей зензанец!

— Пф-ф! — Бэндо плюнул в костер. Он был коренаст, мускулист, с черными усами и красным платком на голове. — Ну, лови, Каплун! — И он бросил монаху шкварчащий кусок бекона.

Монах, вскрикнув, поймал горячий кусок, стал перебрасывать его из руки в руку. Наконец бекон более или менее остыл, и монах решился отправить его в рот, но проглотил с трудом.

Хэл рассмеялся.

— Бедняга монах! Ты заслужил эля за свои страдания! Бэндо снова сплюнул и открыл кожаный кисет. Свернув цигарку, он глубокомысленно прочел:

— С молоком матери впитал, поди, Бэндо? — улыбнулся Хэл.

— Гм-м-м... Но тут ведь нищих не наблюдается, — пробурчал монах в перерыве между глотками эля.

Бэндо выпустил струйку дыма.

— Каплун, ну ты недогадлив, однако! Втолкуй ему, Хэл. Нищие — это весь зензанский народ, изнывающий под игом захватчиков — синемундирников.

— Ты, что ли, из них, Бэндо? Ты вроде упитанный!

— Упитанный? На себя погляди! Каплун, ты не забывай, что разговариваешь с ветераном Сопротивления!

— С упитанным ветераном Сопротивления, — со смехом уточнил Хэл и похлопал Бэндо по животу. — Вот видишь, монах, богиня благосклонна к тем, кто ей служит!

— Господин Хэлверсайд, избавь меня от этого богохульного разговора!

Монах с обиженным видом перебрался на опушку и задрал сутану, чтобы помочиться.

Дружеская перебранка закончилась неожиданно. Затрещали сучья, послышался пронзительный тревожный свист. А в следующее мгновение на поляну выбежала тоненькая девушка в белом платье.

Хэл вскочил.

— Ланда! Что стряслось?

Поднявшись с колен, Ката набросила мундир, радуясь хотя бы тому, что он теплый. Порой она задумывалась над тем, что же она делает, шагая на бой вместе с ненавистным войском. Иногда, когда она вместе с остальными солдатами месила грязь на зензанских проселках, ей мучительно хотелось сорвать со спины мешок, швырнуть его наземь и убежать в лес, куда глаза глядят.

Такие же чувства владели многими молодыми синемундирниками. Нирри узнала о том, что откупиться от призыва в армию можно было за пять золотых тиралей. Но таких денег большинство новобранцев не видело ни разу в жизни. Поэтому единственным спасением оставалось дезертирство. Удерживал солдат только страх. В случае поимки им грозила смертная казнь, да и потом: разве мог солдат выжить в этих лесах? Ката знала, что для многих ее однополчан леса были страшнее ежедневных мучительных переходов и даже кровавой битвы.

Ката такого страха не испытывала. К синемундирникам она питала лишь жалость и презрение и понимала, что когда придет час, она покинет их ряды, не задумываясь. Кату удерживало только обещание арлекина. А он пообещал ей, что она увидит знак. Теперь, когда войско все ближе подходило к центру Зензана, Ката чувствовала, что таинственный знак вот-вот будет явлен ей. А явиться ей он должен был у ворот Рэкса, где синемундирникам, наконец, предстояло встретиться в открытом бою с войском мятежников.

Знак должен был явиться Кате на поле боя.

Ланда раскраснелась, тяжело дышала.

— Синемундирники! О Хэл, Бэндо, мне так страшно! Прошлой ночью они снова приходили в замок! И еще вернутся! А этот рыжий капитан!

— Ланда, он не обидел тебя?

— Нет-нет! Я из-за лагеря. Тут вам опасно...

Монах застонал.

— И это тогда, когда мы только-только вернулись! И после того, как матушка Реа прислала нам восхитительную корзину с провизией!

— Помолчи, Каплун, — буркнул Бэндо и схватился за винтовку, с которой никогда не расставался. Пусть он был, как и монах, полноват и грузен, но он всегда был начеку и обладал чутким слухом. Даже теперь он насторожился так, будто враги могли нагрянуть в любое мгновение.

— Это не все, — сказала Ланда. — Прошлой ночью... — Затем, торопливо тараторя, она рассказала о событиях прошедшей ночи. — Сначала я подумала, что они — легитимисты. Потом подумала — наверное, нет. Но они прискакали на лошадях синемундирников.

— Шпики! — гневно воскликнул Бэндо.

— Мы их заперли в кладовой. Их зовут Морвен и Крам. Хэл сверкнул очками.

— И как они выглядят?

Девушка не успела ответить.

— Биди-биди-бабл!

— Диди-диди-дабл!

То катаясь по траве, то подпрыгивая, как мячики, на полянке появились двое малышей.

— Рэггл! Тэггл! — обрадованно воскликнула Ланда.

Хохоча и подтягивая штанишки, мальчики-близнецы вскочили и выпрямились, услышав голос Ланды. По-детски пухлые, кудрявые, с красными платками на шеях, они выглядели словно миниатюрные копии Бэндо. Было время, когда у них имелись обычные имена. Было время, когда одному повязывали желтый платок, а второму — зеленый, но это было бесполезно. Каждый из них норовил отозваться не на свое имя, кроме того, они нарочно менялись шейными платками. Вот так малыши и превратились в Рэггла и Тэггла, а кто из них был кто, этого порой не знал даже их отец.

— А мы знаем тайну! — в унисон выкрикнули они.

— Тайну? — улыбнулась Ланда и опустилась на колени. — Что же это за тайна такая?

Девушка ожидала какой-нибудь невинной шутки. Она улыбалась и даже на всякий случай прикрыла рот ладонью — а вдруг мальчишки возьмут и громко завопят.

— У Бородача — пленники!

— Что за пленники?

— Бородач им руки связал, они бегут за его лошадью! Ой, они такие потешные!

— И лица у них краснющие-прекраснющие!

— А мундиры-то синие!

Хэл и Ланда обменялись встревоженными взглядами. Бэндо рявкнул:

— Вот ведь идиот! Что он на этот раз вытворил?

— Надеюсь, — вмешался монах, — пленникам не потребуется много еды? Мы ведь их на хлеб и воду посадим, да?

— Мы их будем пытать! — гаркнул Бэндо. — Только сначала на тебе поупражняемся!

— Пытать! Пытать! — весело запрыгали близнецы. — Ой, папочка, можно я им пальчики отрублю?

— Папочка, а можно я им пальчики на ногах отрублю?

— Ну-ка, тише!

— Вон они!

Нирри в неуверенности оглядывалась по сторонам. Она стояла на склоне холма у опушки леса. Внизу раскинулся лагерь. Шатры, фургоны, стреноженные кони. Позади темнел предутренний лес.

Ката еще немного прошла вперед по склону.

— Мисс Ката, мисс Ката, где вы?

Нирри была встревожена. Обычно в это время Ката уже поджидала ее. Кроме того, теперь им встречаться было все труднее и труднее. Обстановка в роте становилась все более и более напряженной, и по утрам Нирри все сильнее и сильнее нервничала. За себя она не так уж боялась, она очень боялась за молодую госпожу. Дозорным было велено смотреть в оба. Как легко мисс Ката могла попасться им на глаза. И что тогда?

— Мисс Ката! — на этот раз шепотом окликнула Нирри, войдя в лес. Она вертелась на месте, сердце ее билось все чаще и громче.

Где-то совсем рядом зашуршала листва.

Нирри ахнула и испугалась по-настоящему. Она вспомнила пьяные речи сержанта Флосса, заявившегося к ней в кухню несколько дней назад. Он явно хотел просто напугать ее, но Нирри не сомневалась: в том, что он говорил, была доля правды.

«Вотчина Багряного», — вот что он сказал. «Вотчина Багряного?» — переспросила Нирри. «Ну да, мы уже давно идем по его краям». — «По чьим краям-то?» — непонимающе спросила Нирри. «Слушай, повариха, ты что, не слыхала про пресловутого Боба?» — «Про... пресловутого? Это птичка такая?»

Тогда Карни Флосс захохотал. И, сгущая краски, поведал Нирри о знаменитом разбойнике, шастающем по окрестным лесам. По словам Флосса выходило, что одет разбойник в красный мундир, выкрашенный кровью его жертв. По дороге в Рэкс этот злодей мог ограбить и дилижанс, и одиноких путников, и конных. Ограбить и убить.

«У-убить?» — испуганно проговорила Нирри.

«А то как же, — вальяжно отозвался сержант. — Мало кому удается остаться в живых и рассказать про свою встречу с Бобом».

И он пьяным голосом завел песню про разбойника.

И вот теперь, в сумрачном предутреннем лесу, Нирри со страху снова произнесла имя Каты. Да какое там — произнесла! Выкрикнула в полный голос!

А потом чья-то рука схватила Нирри за плечо. Нирри резко обернулась и на что-то наступила — на что-то тяжелое, мягкое и неподвижное.

Нирри взвизгнула.

— Тс-с-с! Нирри! Нирри!

— О мисс Ката, как же вы меня напутали! Разве вы не знаете, что мы теперь... в вотчине Боба Багряного? Нас обеих могут убить, если мы будем вот так уходить от лагеря!

В другой раз Ката, быть может, рассмеялась бы в ответ, но сейчас только глубоко вздохнула и указала вниз, под ноги.

— Мисс Ката? — Нирри неуверенно опустила глаза. И увидела...

В гуще папоротника и травы лежал труп. Нирри попятилась, задрожала.

— О, это наверняка жертва разбойника! Это все он, он, злодей!

Но Ката не шевелилась. Если перед ними, как говорила Нирри, была жертва разбойника, то это была далеко не недавняя его жертва. Голова трупа поросла мхом, сквозь руки, ноги и туловище пробилась трава. Поначалу даже трудно было определить, какого пола убитый, но потом Ката все же сумела рассмотреть, какая на нем одежда.

Перед ними лежал труп женщины. Женщины в зеленом платье.

Нирри воскликнула:

— Мисс Ката, пойдемте отсюда?

А что еще оставалось делать? Ведь рассказать кому-либо о находке они не могли. Тогда посыпались бы каверзные вопросы. Нет, об этом следовало забыть.

Но Ката, уже собравшись уйти, вдруг заметила кое-что еще. Кое-что пострашнее. Сквозь листву пробился солнечный луч и упал на замшелое лицо трупа. И Ката поняла, что это лицо ей знакомо.

Нет! Не может быть!

Наверняка то была игра света, но на какой-то миг Ката уверилась в том, что не ошибается. Широко распахнув глаза от страха, она прошептала:

— Тетя Влада!

Бородач привязал лошадь к толстому дереву. Сердце Ланды часто-часто билось. Она побаивалась этого человека. Может быть, все дело было в его толстенных руках, лохматой черной бороде. Бородач был прост и неотесан и столь же предан делу Сопротивления, как Бэндо. Но он был жесток и зол, и это пугало Ланду.

— Пленники? — послышался голос из леса. — Это нехорошо.

Ланда с радостью обернулась. Из лесу вышли предводитель и жрица Аджль. Девушка подошла поближе к жрице. Предводитель, одетый в ярко-красный мундир и черную маску, стал мрачно наблюдать за тем, как Бородач погоняет синемундирников.

Но почти сразу взгляд его смягчился.

А потом он расхохотался.

— Вот ты кого, оказывается, изловил, Бородач? Ну, это мелочь пузатая!

Пленники были все в грязи. Руки у них были связаны за спиной, к тому же они были привязаны друг к другу. Первый был коренастый, с квадратными плечами, пучеглазый, второй — долговязый, в очках. Совсем мальчишки, запуганные и измученные. Сделав еще несколько шагов, они запнулись и упали на траву.

Рэггл и Тэггл в восторге завизжали и принялись скакать вокруг пленных, словно дикари, распевая:

— Рэггл! Тэггл! Хватит! — Бэндо хлопнул в ладоши. Озорники повалились на траву и принялись кататься, визжать и хихикать.

Пленные стали просить пощады:

— П-пожалуйста, г-господ-дин! Мы в-ведь только иска-али помощи! Произо-ошло несчастье! Нападение на дилижанс...

— К-кто-то лошадей наших увел...

— Мы за-аблудились в лесу...

— Хо-отели пройти коротким путем. А тут...

— Пожалуйста, господин, смилуйтесь, мой друг ранен! Он умирает! Сжальтесь!

— Я сказал — «мелочь пузатая»? — рявкнул разбойник. — А надо было бы сказать: тупые свиньи! Что ты теперь думаешь о наших врагах, Ланда? Вот если бы они все были такие, как эти! А вас, друзья, я уже где-то видел...

— Н-нет, господин! О нет...

— Н-никогда!

Боб Багряный смотрел не незваных гостей чуть ли не милостиво.

Он с улыбкой почесал подбородок дулом пистоля.

— Не бойтесь, приятели, мы не позволим Рэгглу и Тэгглу над вами издеваться. Пока. Хватит с вас и тех мук, коим вас подверг Бородач. Он человек добрый, наш Бородач, но вспыльчивый. — Боб Багряный добавил потише: — К тому же он не слишком хорошо воспитан. Примите мои извинения. Не исключено, что вы нам понадобитесь для одного тонкого дельца. Как вас зовут?

— М-Морвен, господин!

— Крам, господин!

— Встаньте, когда с вами командир говорит!

Бэндо подскочил к пленным, наставил на них ружье.

— Но... мой друг...

— Вставайте!

Пленники, не без труда распутав руки и ноги, поднялись. Морвен даже попытался вытянуться по стойке «смирно», но простоял всего пару мгновений, а потом Крам обмяк и рухнул наземь и утащил за собой друга. Только теперь все увидели алое пятно, расплывшееся по ткани мундира на левом плече Крама. Он побледнел, глаза его закрылись.

— Он умер? — шепотом спросила Ланда. Мысли ее лихорадочно метались. Неужели эти были настоящие Морвен и Крам? Но кто же тогда другие Морвен и Крам, запертые в кладовой?

Рэггл и Тэггл весело запрыгали.

— Кровь! Кровь!

— Я же все время пытался вам сказать, что мой друг ранен! Прошу вас, не дайте ему умереть!

Морвен залился слезами. Ланда воскликнула:

— Какой же ты жестокий, Бородач! И ты тащил его, раненого, на веревке по лесу?!

— Он — синемундирник! — рявкнул Бэндо.

— Он совсем мальчик! — воскликнула жрица и опустилась на колени перед Крамом, подняла его веко, распахнула мундир. — Он потерял сознание. Боб, он сильно ранен.

Разбойник потупился.

— И боюсь, ранил его я. А я предпочитаю не убивать, когда это возможно, а просто пугать. — Он опустился не колени, коснулся рукой горла дрожащего Морвена. — Я думал, что стреляю в воздух. Но Робин Багряный — человек чести. Пусть этот парень — синемундирник, но кровь у него такая же алая, как у меня. Ланда, приведи матушку Реа. Бородач, ступай с ней. Скорее, скорее!

ГЛАВА 60

ПОБЕГ

— О, моя голова!

Джем открыл глаза. Перед глазами плясали зеленые пятна. Он долго не мог сообразить, где находится, потом почувствовал боль, которая блуждала, подобно острейшим иглам, от затылка по всему позвоночнику. Наконец он сумел сообразить, что лежит на полу в маленькой тесной каморке. Пыльный воздух был пропитан всевозможными запахами. Пахло одновременно кофе, свечным воском, финиками, яблоками и еще много чем. Множество полок, прибитых к стенам, было уставлено банками, коробками, мешками. Зеленоватый свет пробивался в узкое оконце — это была видна листва.

На ногах у Джема лежало что-то тяжелое.

— Радж, очнись!

— Ч-что? Г-где? О, моя голова!

— Тс-с-с!

— Почему «тс-с-с!»?

— Нас заперли в кладовой.

— Отлично! Хотя бы не помрем с голоду!

Джем с трудом высвободил ноги, на которых лежал Радж. Не поворачивая головы, он осторожно поднялся и тихо пошел по пыльному полу. Дверь была закрыта на засов. Джем стал искать трещину, щель, хоть какое-нибудь отверстие, чтобы выглянуть наружу.

Ничего.

— Не понимаю, — вяло проговорил Раджал. — Поначалу я подумал, что они — легитимисты, потом подумал: нет, пожалуй, нет. А теперь я совсем ничего не понимаю.

— Погляди на эти мешки. — Мешки были проштампованы гербом синемундирников. — Контрабанда?

— Или плата за услуги?

— Кто бы они ни были, нас они считают врагами.

— Спасибо, а то я не понял, — буркнул Раджал и потер ушибленный затылок.

— У нас два выхода. Либо мы должны бежать, либо должны убедить их в том, что мы им не враги.

— Не желаю водить дружбу с людьми, которые меня по башке лупят.

— Тогда надо бежать.

— И как ты предлагаешь это сделать?

Джем поднял голову, посмотрел на окно, за которым зеленел лес.

— Радж, подсади меня.

— Чего? А, понятно. Ты хочешь, чтобы вся эта дребедень на нас посыпалась? Так, на всякий случай, чтобы проверить, проснулись ли уже наши гостеприимные хозяева, да?

Джем не слишком ловко и уверенно стал подниматься по полкам к окну. Полки прогибались и жалобно стонали. Раджал тоже застонал: Джем задел ногой его ухо. Раджалу мерещились самые неприятные последствия этой затеи: падение Джема, собственные переломанные кости, свирепые крики за дверью. «Интересно, — думал Раджал, — а если прижаться спиной к стене, быть может, тогда Джем, если упадет, меня не заденет? А с Джемом тогда что станет?» Раджал на всякий случай оттащил от стены мешок, надеясь, что таким образом смягчит падение друга, и тут же отпрянул, испугавшись прошмыгнувшей крысы.

Джем осторожно ступил на верхнюю полку, глянул вниз.

— Высоковато...

— Крысы и туда забираются. Джем, что ты задумал?

— Прямо у стены растет дерево. Довольно-таки толстое. Вот если бы удалось открыть окно... Думаю, можно было бы пролезть. Давай, Радж.

— Что — давай?

— Забирайся следом за мной!

— Превосходная мысль. А кто меня подсадит, интересно знать?

Раджал мог бы протестовать и дальше, но у его ног бегало уже пять крыс. Подумать только! Ведь ночью они могли его покусать! Радж поежился и ухватился за обшарпанный край полки.

— Ладно, падать так падать. Интересно, долго ли ждать смерти, когда подхватишь чуму?

Дважды Раджал чуть было не сверзился на пол, но все же добрался до окна. Он перепачкался в жире, паутине и пыли, и ему жутко хотелось чихнуть.

Осторожно дыша, он спросил:

— Джем, ты уверен, что это хорошая мысль?

— У тебя есть мысль получше? Ладно, держись за руку. Джем уже вылез из окна и обхватил руками и ногами толстую ветку.

— Надеюсь, ветка выдержит...

— Это дуб! Давай, Радж!

— Надо ногой упереться...

Радж как раз нашел, во что упереться, когда лязгнул засов. Распахнулась дверь. Крысы с шумом разбежались во все стороны.

— Что тут такое? Где они?

Дольм обвел кладовую растерянным взглядом. Куда же подевались пленники?

Раджал чихнул.

Дольм выхватил пистоль. В это же мгновение Раджал что-то задел ногой. Что бы это ни было, это сыграло роль последней капли. Дольм дико завопил. Со страшным грохотом полки рухнули на него, и за считанные мгновения он был погребен под грудой яблок, окороков, мешков с мукой, банками с соленьями, медом, вареньем.

— Как раз вовремя!

Молчание.

— Думаешь, мы убили его?

Молчание.

— Джем, ты мне чуть руку не оторвал!

— Тс-с-с! Радж, смотри!

Друзья сидели верхом на высокой ветке. Раджал заглянул в покинутое им окно. Оттуда валила густая пыль. Джем смотрел в противоположную сторону. За лесом виднелись пастбища и дороги, расходящиеся в разные стороны, соединяющиеся между собой. Все они вели к великолепному городу.

— Радж, ведь это же Рэкс! Я знал, что мы совсем недалеко от него!

Раджал потер плечо.

— Недалеко? До него еще несколько лиг!

— Радж! Посмотри!

До сих пор, пробираясь на восток, они видели только нищету и несчастья Зензана. Правда, друзья шли большей частью лесами, и леса, и поля, и цветы были прекрасны, но люди в Зензане ютились в лачугах, а на постоялых дворах противно пахло свининой, потом и вареной капустой.

Рэкс был совсем другим. Издалека блистал он золотом и драгоценными камнями, витражными окнами, разноцветной глазурованной черепицей. Откуда они взялись, эти величественные стены, эти шпили и купола? Джему вдруг стало понятно, какое великолепие, какая красота таились в душах угнетенных, измученных зензанцев. Каким упадочным и уродливым представился ему Агондон! Даже река, что протекала через Рэкс, была красива, чиста и сверкающа. Трудно было поверить, что этот дивный город находится в Зензане.

Неужели они, наконец, добрались до него?

Хотя следовало признать: в красоте Рэкса было что-то обманчивое. Позднее, когда Джем окажется у городских стен, он увидит выбоины в камнях — горькие свидетельства войн. Да и вообще вблизи в Рэксе все выглядело далеко не таким роскошным, как издалека. Ниже куполов и шпилей лежали неизбежные темные проулки, тесные, шумные, грязные лавчонки. На окраинах помои текли по канавкам, попадались нищие с забинтованными руками и ногами, а сквозь грязные бинты проступали кровь и гной. Теперь же Джем смотрел на необыкновенную красоту.

Говорят, что все издалека выглядит красивее, чем на самом деле, и все же то, что видится издалека, — это не обман. Джем видел Рэкс. Рэкс был прекрасным видением.

Но это видение было реальным.

И вот тогда Джем увидел странную вспышку. Так могло бы сверкнуть на солнце стеклышко. Джем нахмурился. Еще вспышка. Еще и еще. Быть может, кто-то подавал сигналы издалека?

Точно, сигналы. Знак.

— Джем?

— А?

— Ты не думаешь, что нам стоило бы спуститься?

— А? О да, конечно! — Джем взволнованно обернулся. — Радж, надо срочно бежать в Рэкс!

— Что?

Джем сжал руку друга.

— Кристалл где-то совсем рядом, я чувствую это. Прошлой ночью мне приснился странный сон. Все, про что поется в этой песне, — все-все мне приснилось. И король с королевой, и дерево смеха...