Не производилось там никакого незаконного перемещения ядерных боеголовок, ни русские националисты, ни сепаратисты или террористы не угрожали США. Все это, понял Раше, сфабриковано кем-то в Вашингтоне, чтобы прикрыть новую охотничью экспедицию монстров, а русские не хотят обнародовать истинное положение вещей, потому что сами готовы наложить лапу на высокотехнологичные штучки пришельцев. Обладание ими могло бы поставить их экономику на ноги, снова превратить Россию в великую мировую державу, избавить от необходимости учить свой народ по-настоящему заниматься бизнесом.
      И тут появилось чуть ли не полдюжины свободных такси. Целая кавалькада ярких желтых "чеви" высыпала на Шестую авеню, водители теснили друг друга, норовя занять более выгодную полосу. Похоже, решил Раше, они продолжают охотиться за пассажирами стаями, как и в то время, когда он жил в Большом Яблоке. Он дал одному из них знак остановиться, и тот лихо тормознул, окатив брюки Раше грязью.
      - Куда? - спросил водитель, пока Раше забирался в машину.
      Раше помедлил с ответом.
      Федералы сотрудничать не намерены - Смитерс дал это понять совершенно недвусмысленно. Они отгрузили Шефера в Сибирь, чтобы тот помогал их команде охотников на монстров, но интерес к Раше у них вряд ли пробудится, да он уже и слышал их отповеди.
      Впрочем, в любом случае поздновато проситься в добровольцы - операция в самом разгаре. Выходит, он должен попасть в Сибирь без помощи федералов.
      Теоретически он мог бы вернуться в аэропорт Кеннеди и взять билет на рейс "Аэрофлота" до ближайшего к полуострову Ямал аэропорта, где бы этот чертов полуостров ни находился, но что он там будет делать? По-русски он не говорит, местности не знает, точно не представляет, где находится корабль пришельцев.
      Если он захочет найти место приземления звездолета, потребуется проводник, кто-то знающий, что именно интересует Раше, имеющий полное представление о происходящем.
      И у него появилась идея, где такого найти.
      - В ООН, - ответил наконец Раше.
      Водитель больше не задавал вопросов и не затевал болтовни о сербах - он просто свернул на восток на ближайшем углу и повел машину в деловую часть города.
      Раше устроился на заднем сиденье, разглядывая вереницы зданий на знакомых улицах и размышлял над тем, во что ввязался.
      Из того, что он знал по сообщениям Си-эн-эн и почерпнул из газетных заголовков, представители Пентагона выступили с угрозами и толкуют об упреждающем ударе. Русские в ответ толкуют о возмездии за любое вторжение без приглашения. Комментаторы наперебой говорят о внезапном охлаждении отношений США и России и о том, что, если возникшая проблема не будет разрешена, последствия могут оказаться непоправимыми. Земля оказалась ближе к третьей мировой войне, чем когда-либо после развала Советского Союза.
      И вместе с тем, думал Раше, люди у власти, люди, выступающие с угрозами и контругрозами, наверняка знают, что ядерные заряды не имеют к этому никакого отношения.
      Он часто задавался вопросами. Что так огорчало Шефера? Что в окружающем мире убеждало его в никчемности всей человеческой расы? Почему он так остро ощущал все это, почему он ни к чему не был равнодушен?
      Раше подумал, что теперь он знает, в чем дело.
      Он и сам бы не дал крупицы дерьма за любого политикана, затеявшего эту свару. Раше - лояльный американец, но это вовсе не означает, что у него есть что-то против русских или его сильно заботит генерал Филипс и компания. Эти клоуны не вяжутся с его представлениями о свободе, демократии и даже Америке их действия направляются просто жадностью, претензией на власть. Они хотят обладать военной мощью, чтобы послать весь остальной мир к дьяволу, им совершенно безразлично, каким образом добиться этой мощи.
      Русские не намного лучше. Раше сомневался, что Москва поделилась бы технологией пришельцев с народами мира, попади она к ним в руки, и если бы какого-нибудь чокнутого вроде Жириновского выбрали там в президенты, это было бы плохой новостью, - но подобные проблемы не для Раше. Генералы могут портить друг другу воздух хоть до Страшного суда, ему нет до них дела.
      Его забота - Шефер. Делами мира он займется в меньшем и более личном масштабе, чем генералы и бюрократы. Раше всегда считал, что если так будет вести себя каждый, если все будут заниматься своими делами и жить в меру собственной ответственности, не претендуя на претворение в жизнь каких-то грандиозных идей, то мир от этого станет только лучше.
      Он мало разбирается в политике, но твердо знает, что не намерен позволять никому - ни федералам, ни русским, ни пришельцам - чинить неприятности своим друзьям или семье, поэтому не может оставаться в стороне и сидеть сложа руки.
      Он расплатился с водителем и вошел в здание Секретариата ООН.
      - Где я могу найти русского посла? - спросил он решительным тоном, подойдя к конторке справочной службы.
      Охранник начал было его выпроваживать, аргументируя отказ стандартными фразами, но Раше вытащил свой значок и пустился в разглагольствования о "серьезной проблеме".
      Еще через десять минут он громыхал кулаком по крышке письменного стола секретарши в приемной, требуя доступа в кабинет посла.
      - Вы не можете вломиться к нему, не имея предварительной договоренности, протестовала она.
      - Просто скажите Борису, или Ивану, или как там его зовут, что мне известна правда об этой сибирской истории, - не унимался Раше. - Заикнитесь ему об этом, и он пожелает увидеться со мной. Речь идет о полуострове Ямал, точнее, о местечке под названием Ассима. Я знаю об этом все. Мне известно об отправленной туда американской десантной группе...
      - Сэр, я не понимаю, о чем вы говорите, - сказала секретарша.
      - Зато понимаю я, - послышался низкий голос. Раше и секретарша повернулись. В дверях кабинета стоял седовласый мужчина.
      - Я услышал вашу перебранку, - сказал он.
      Раше на это и рассчитывал: едва появившись в приемной, он повел себя совершенно несносно и старался говорить как можно громче.
      - Прошу извинить меня, господин посол, - ска- зала секретарша, - он был очень настойчив.
      - Все в порядке, моя дорогая, - успокоил б$ посол, - пропустите ко мне этого полицейского.
      Раше улыбнулся.
      - Пожалуйста, располагайтесь, шериф, - сказал посол Раше, прошедшему мимо него в кабинет. - Меня зовут не Борис и не Иван. Я - Григорий Комаринец.
      Глава 23
      Лигачева подвинула Шеферу через стол наполненную до краев стопку.
      - Ну, американец, - с горечью сказала она, - выпьем за успех Яшина.
      Шефер смотрел на выпивку, не выражая никаких эмоций. Водка, конечно, "Столичная", и стаканчик приемлемо чистый, но он не торопился опорожнить его.
      Лигачева подняла свой стаканчик и тоже стала разглядывать его.
      - Моему сержанту так не терпится броситься на врага. Он так жаждет вкусить первой крови, - задумчиво сказала она.
      - Они все идут на смерть, - серьезно заговорил Шефер, - все до единого.
      Лигачева помолчала, потом пристально посмотрела на американца, не опуская стопку.
      - Яшин действует точно так же, как те твари, - продолжал Шефер, глядя ей прямо в глаза. - Парень живет, чтобы драться, приводить врага в трепет, пускать ему кровь. - Он поднял стопку и одним глотком опорожнил ее. - Черт побери, может быть, мы все такие. - Детектив со стуком опустил пустой стаканчик на стол. - Но они лучше нас в этом деле. Поэтому Яшин и остальные погибнут.
      Лигачева осторожно поставила стопку на стол, даже не пригубив.
      - Я думала, что вы, американцы, - самые большие в мире оптимисты, сказала она. - Вы толкуете о свободе и мире, сами не свои от цветного телевидения и всю жизнь суетитесь, не сомневаясь, что придет день, когда любой из вас станет богатым... - Она сокрушенно покачала головой. - Так что же произошло с вами? Шефер потянулся к бутылке:
      - Я давно положил глаз на американскую мечту. Гараж на две машины, Джун Кливер в спальне, один и три четверти ребенка, да еще "смит-вессон" в платяном шкафу, просто на всякий случай. - Он налил себе водки. - Если, конечно, не считать, что обе машины все еще в магазине, Джун в Прозаке, дети в проекте, а "смит-вессон" находит себе массу работы.
      - Я не знаю вашего Прозака, - вспылила Лигачева, - и не понимаю, о чем вы говорите.
      - Это совсем не важно, - ответил Шефер и выпил вторую стопку. - Видите ли, вы думаете, будто мне безразлично, что происходит с вашими людьми... Может быть, действительно безразлично. Не исключено, что я уже вообще не в состоянии о чем-то беспокоиться. Но это ничего не значит. Вопрос в том, что никто в мире ни о чем не беспокоится. Люди, которые притащили нас сюда, наверняка ценят нас не дороже дерьма. Мы для них просто цифры, придаток, дополнительный кусок оборудования, низкотехнологичного и простого в обслуживании.
      Лигачева отрицательно покачала головой и выпила наконец свою водку.
      - Этого не может быть, - сказала она. - Возможно, кому-то действительно всё до лампочки, дурные люди всегда находятся.
      - Не беспокоится никто, - настаивал Шефер, - но этого не скажешь о тех тварях из космоса. Именно поэтому они всегда идут побеждать. У них есть вера в свое дело. Никто их сюда не посылал. Никто не отдавал им приказов. Никто силой не отрывал их от работы, не лишал свободы, не мешал им жить. Они явились сюда, потому что хотели, потому что это им кажется забавным.
      Лигачева нахмурилась:
      - Похоже, вы уверены, что понимаете этих существ, говорите так, будто давно их знаете.
      - Может быть, и знаю, - согласился Шефер. - Однажды я имел с ними дело и остался жив, хотя большинство людей почти всегда погибает. Я достаточно понимаю их, чтобы знать: не случись какая-то неполадка - здесь, именно в этом месте, - их бы не было.
      - Не мешало бы пояснить.
      - Они не выносят холода, - сказал Шефер. - Я не сомневаюсь в этом, потому что во время последней нашей встречи единственным, что спасло мою задницу, был короткий летний дождь. Они любят жару, так какого дьявола им здесь делать? А заявляются они к нам, чтобы поохотиться, набить людей ради забавы, увезти с собой в качестве трофеев наши черепа. Что-то не заметил я здесь слишком много людей, может быть, видели вы? Кроме того, если бы они явились сюда для охоты на нас, если бы действительно хотели нас укокошить, мы болтались бы подвешенными на реях много часов назад точно так же, как ваши друзья там, дальше по коридору.
      - Почему же тогда они здесь? - спросила Лигачева. - Зачем они распотрошили Галичева и других? Мой дозор, в котором участвовала вся застава, - его они тоже перебили. Правда, нас они могли принять за захватчиков, потому что мы слишком близко подошли к их базе. Но что им сделали рабочие? Вы говорите, что они охотятся ради забавы, - пусть так, но разве подобное убийство можно назвать спортом? С какой целью они разгромили нашу отопительную систему?
      Шефер покачал головой:
      - По-моему, эти рабочие просто оказались не в том месте и не в то время. Каковы бы ни были их намерения, не думаю, что пришельцы искали этих людей. Черт бы меня побрал, но я не считаю, что эти твари вообще хотели оказаться здесь. Полагаю, им пришлось сделать крюк, совершить вынужденную посадку. У них наверняка случилось что-то неладное, заставившее их приземлиться. Здешняя поганая погода не нравится им еще больше, чем нам. Они сейчас в дурном расположении духа, а ваши приятели просто попались под горячую руку, только и всего.
      Лигачева пожала плечами:
      - Они забрали кое-что из оборудования, детали насосов и часть электрооборудования.
      - Разобрали на запчасти, - согласился Шефер. - Их корабль... видимо, что-то сломалось и они пытаются починить. - Он задумчиво поднял бутылку, потом снова поставил на стол, не наполнив стопку в третий раз. - Должно быть, что-то вроде попытки починить "порш" с помощью китового уса и мотка оленьих жил, сказал он по-английски. В его словаре не нашлось для этого подходящих русских слов.
      - Видимо, эти ваши твари очень изобретательны, - заметила Лигачева по-русски.
      - Несомненно, - согласился Шефер, - а разве все мы нет?
      Пока Лигачева и Шефер вели беседу в зале общих собраний насосной станции, остальные американцы понуро сидели в одном из помещений бараков для рабочих.
      - Уму непостижимо, - сказал Доббс, - русские взяли нас без единого выстрела!
      - Хотел бы я знать, что случилось с этим вшивым копом, - проворчал Уайлкокс. - Мы отмораживаем здесь задницы, а он небось целуется с этой сучкой-лейтенантом...
      - Заткнитесь, Уайлкокс, - вмешался Линч. - Все заткнитесь.
      - С какой стати? - с вызовом бросил Уайлкокс.
      - Потому что лучше подумать, как выбраться отсюда и что делать, когда выберемся.
      - Кто-нибудь видел, куда они сложили наше снаряжение? - спросил Филипс.
      - В складское помещение напротив через коридор, - ответил Линч. - Но, сэр, я пока не вижу способа удрать отсюда.
      - Нам приказано обеспечить безопасность корабля пришельцев, - сказал Филипс, - а мы наверняка не в состоянии сделать это, сидя здесь, не так ли?
      Он вытащил из сапога пакетик, напоминавший приплюснутый цилиндр. Русские, отбирая у них поклажу, похлопывали каждому по карманам, но тщательно не обыскивали. - Значит, надо овладеть своим снаряжением, закрепиться на станции, а затем двигать к этому кораблю. Помогите-ка мне уложить эти матрацы...
      Несколько минут спустя часовой, стоявший возле двери, услыхал крики и стук в дверь. Он испуганно обернулся.
      Парень учил, конечно, в школе английский - все учили. Хотя он давно забыл почти все, что знал, да и никогда не говорил на этом языке нигде, кроме класса. Однако попытался уловить смысл слов, слышавшихся из-за запертой двери.
      Казалось, один голос перекрикивал все остальные.
      - Эй, ты! - звал американец. - Там, снаружи! Говоришь по-английски? Когда-нибудь видел Суперкубок? Уже смотришь фильмы для взрослых? Как называется столица Сакраменто?
      Часовой ничего не понимал. Он изо всех сил напрягал память, стараясь вспомнить нужные слова.
      - Slow, - крикнул он в ответ. - You talk slow, please! (Медленно. Говорите медленно, пожалуйста (англ.).
      - The door! - крикнул американец.
      Часовой нахмурил лоб. Он знал это слово. Оно звучит почти так же, как по-русски. "Door" означает "дверь". Он снял с плеча АК-100 и направился к двери.
      - What "door"? - спросил он. (Что "дверь"? (англ.)
      - It's got termites, bozo! - ответил американец. (На нее набросились термиты, дурья башка! (англ.)
      Часовой не мог догадаться, о чем тот говорит или что означает это "termites bozo". Он подошел к двери вплотную и потрогал ее рукой.
      Достаточно крепкая и холодная - очень холодная, - так что этого чокнутого американца взволновал вовсе не пожар.
      - Что с дверью? - снова спросил он, надеясь, что по-английски.
      - Термиты "эс четыре"! - крикнул в ответ американец.
      Взрыв вынес дверь наружу. Нижняя петля порвалась мгновенно и вылетела вместе с нижней третью двери, потому что заряд "С-4" был уложен почти посредине между полом и замком. Однако верхняя петля осталась цела и удержала уцелевшую часть двери, которая взметнулась вверх и сбила часового с ног. Десятисантиметровой длины деревянные щепки вонзились в ноги и живот часового еще до удара дверью, одна угодила в пах.
      Ударную волну взрыва внутрь поглотили матрацы, целой кучей которых американцы придавили маленький пакетик с сюрпризом из сапога Филипса. Но грохот был страшным, он почти оглушил их.
      - Вперед, - рявкнул Филипс, первым прокладывая дорогу через кучи ваты и деревянные щепки, забрызганные кровью часового.
      Глава 24
      При звуке взрыва Лигачева и Шефер вскочили.
      - Барак! - крикнула Лигачева. Она повернулась к стоявшему у двери часовому: - Оставайтесь здесь, Галан, будьте готовы ко всему. Американца я беру с собой.
      Она поманила за собой Шефера и чуть ли не бегом двинулась по коридору.
      Шефер нахмурился, заметив, что Лигачева даже не считает нужным не спускать с него глаз. Он был, однако, не уверен, принимать это за благорасположение или оскорбление; похоже, она склонна доверять ему, но, когда дойдет до дела, от этого доверия может не остаться и следа.
      Если повернуть в сторону и потеряться где-нибудь в этом почти пустом комплексе, она никогда не сможет найти его. Но она не враг, что бы ни думали об этом Линч и компания, что бы ни думала об этом она сама. - Кроме того, ему хотелось узнать, что за чертовщина вызвала этот взрыв. А смыться он всегда успеет.
      Они вдвоем быстрым шагом дошли до центрального коридора станции и повернули в проход к бараку для рабочих.
      Оба остановились как вкопанные. Чтобы выяснить, что случилось и где произошел взрыв, дальше идти было незачем. Русский часовой лежал, распластавшись, на полу, его невидящие глаза таращились в потолок; воздух в проходе наполнял запах взрывчатки и обугленного дерева.
      Ни одного американца не было видно.
      - Судя по всему, ваши друзья сбежали, - сказала Лигачева. - Моего часового тоже не стало, но совершенно в ином смысле.
      - Они солдаты, лейтенант, - откликнулся Шефер. - Это их работа.
      Она не ответила и направилась в проход, чтобы поближе взглянуть на обломки.
      Послышалось шарканье сапог по бетону, и не успела Лигачева сделать второй шаг, как в дверном проеме ближайшей кладовки появился американец и наставил на нее М-16 - американский капитан Линч. Только теперь она сообразила, что у нее нет оружия. Ее АК-100 остался в зале общих собраний.
      Досадуя на себя и не видя выхода, она подняла руки вверх. Американский капитан улыбнулся.
      - Похоже, ваши ребята справляются со своей работой лучше, чем я со своей, - сказала Лигачева.
      - В данный момент, несомненно, - согласился Шефер.
      - Эй, коп, - сказал Линч, - говори-ка по-английски.
      - Я обращался не к вам, - парировал Шефер.
      - Тогда все в порядке. Поговорите, если вам нравится. Я не понимаю, о чем вы оба судачите, но знаете что? Именно сейчас это меня не очень заботит. На нас костюмы с подогревом, и мы уходим в холод и ночь, реквизировав отобранные у нас боезапас и оружие, безотказно действующее на морозе. Всего этого хватило бы, чтобы взять штурмом Род-Айленд, так что, насколько я понимаю, совершенно безразлично, о чем вы говорите. - Он показал дулом автомата в сторону кладовки: - Помогите-ка мне с этим барахлом, и мы с вами присоединимся к остальным.
      Шефер подошел к двери, Линч швырнул ему увесистый рюкзак, который детектив поймал одной рукой.
      - Выходит, Филипс дает второе отделение своего шоу? - спросил Шефер, вешая рюкзак на одно плечо.
      - Генерал беседует с начальством, и, пока он занят, парадом командую я, ответил Линч. Он прикинул на руке вес другого рюкзака. - Знаете, Шефер, мы вернули все это барахло, и русские, сколько бы ни старались, больше не создадут нам никаких трудностей. Да, сэр, в городе новый шериф, власть переменилась.
      - Ваши театральные костюмы и оружие! - сказала Лигачева по-русски. - Ах, вы овладели своими бесценными игрушками и стали наконец снова непобедимыми.
      Линч бросил на нее непонимающий взгляд.
      - Замолчите и двигайте ножками, - рявкнул он, указав направление на восток по главному коридору. - Шефер, что она сказала?
      - Восхищается вашим лосьоном после бритья, Линч, - сказал Шефер. Бросьте, кого может заботить, что она скажет? Русские не проблема, Линч! Вы так и не смогли этого уразуметь? - Он крупным шагом двинулся по коридору. Где Филипс? Он скажет вам...
      - Я говорил вам, что генерал возложил командование на меня, пока налаживает спутниковую связь, - перебил его Линч. - Так что скажите этой русской дамочке-лейтенанту, чтобы приказала своим мальчишкам сдаться, иначе мы отправим их на корм собакам.
      Шефер поморщился. Линч явно позабыл, что лейтенант хорошо говорит по-английски. Хотя, судя по тому, что он уже знал о капитане, удивляться было нечему.
      - Что он говорит? - спросила Лигачева по-русски. - У него такой сильный акцент, что я не поняла почти ни одного слова.
      - Этот болван попросил сказать вам, что если вы и ваши люди не уступите, то мы все умрем. - Они приближались к боковому проходу, который вел в зону обслуживания нефтепровода, - видимо, как раз туда Линч и вел их.
      Лигачева не ответила, и Шефер искоса бросил на нее взгляд: ему почему-то не верилось, что она отнеслась к пленению так спокойно, как демонстрирует.
      - Есть какие-нибудь соображения? - спросил Шефер.
      - Всего одно, - ответила Лигачева по-русски. - Пошел он, - продолжила она по-английски, схватила Шефера за плечо, толкнула его на дуло автомата Линча и помчалась к выломанному восточному входу.
      Шефер не был готов к этому и оказался между Линчем и Лигачевой. Он бросил взгляд на капитана, потом оглянулся на убегавшую женщину и мгновенно решил, что готов отдать предпочтение Лигачевой, а все, что касается национального престижа, может катиться к чертовой матери; он скорее составит ей компанию в этой снежной пустыне, чем согласится висеть рядом с Линчем и другими болванами, которых притащил сюда Филипс. И Шефер припустился следом за Лигачевой.
      Линч, оставшись один, колебался, не сразу сообразив, решил детектив догнать русскую или убегает вместе с ней; так или иначе, но этот коп был между ним и женщиной, а он не думал, что генерал остался бы доволен известием, что его гражданского советника застрелили в спину.
      Оба спринтера уже выскочили из здания навстречу ветру и снегу, а Линч продолжал спорить сам с собой, так и не воспользовавшись благоприятной возможностью.
      Жесткий ветер вцепился в лицо бежавшего Шефера, щеки онемели почти мгновенно, но все его тело, начиная с затылка и ниже, изнывало от пота.
      - Боже Праведный, вот это холод, - проворчал он, поднимаясь по склону снежного наноса. Влага дыхания превратилась в налипавший на верхнюю губу лед почти со скоростью вылетавших изо рта слов. Его коротко подстриженные волосы совершенно не защищали голову: каска осталась в зале общих собраний, и мороз яростно пощипывал череп.
      - Температура продолжает падать, - сказала Ли-гачева.
      - Христос Всемогущий, значит, сейчас еще недостаточно холодно? Наверное, уже около шестидесяти ниже нуля?
      - Шестидесяти?.. - Лигачева оглянулась. - Вы имеете в виду шкалу Цельсия?
      - Фаренгейта, - ответил Шефер, поднявшись на гряду. - Не так уж это важно. Куда мы все-таки направим свои стопы?
      - Не присоединиться ли нам к сержанту Яшину? - предложила Лигачева. - Он, по крайней мере, сражается с настоящим врагом. Шестьдесят по Фаренгейту - это минус пятьдесят мороза или около того, не так ли? Во всяком случае, близко к этому. Но сейчас холоднее, значительно холоднее.
      Шеферу даже думать не хотелось, что его голая кожа оказалась на значительно более сильном морозе, чем шестьдесят градусов ниже нуля по шкале Фаренгейта. Здесь холоднее, чем бывает в любом месте Северной Америки, а эта русская женщина, похоже, готова походя поболтать на эту тему.
      - И где же ваш Яшин?
      Лигачева показала на следы гусениц на снегу, потом махнула рукой в северо-восточном направлении.
      - Стой! - крикнул кто-то по-русски.
      Лигачева замерла на месте мгновенно; Шефер сделал еще несколько шагов, затем ничком упал в снег, услыхав щелчок спускового крючка автомата.
      Он стал осторожно подниматься на ноги, увидев, что лейтенант стоит перед молодым солдатом с дымящимся АК-100.
      - Казаков, - строгим голосом заговорила Лигачева, - что вы здесь делаете?
      - Сержант поставил меня в караул, - объяснил солдат. - А почему здесь вы, лейтенант?
      - Американцы освободились и захватили станцию, - ответила Лигачева.
      Казаков удивился и сощурил глаза. Шефер заметил, что его ресницы и брови побелели от инея.
      - Что же нам делать? - спросил он расстроенным голосом.
      - У вас есть радио?
      - Подождите минутку... - заговорил Шефер, но Казаков не дал американцу договорить, приставив АК-100 к его груди.
      - Смотрите не застрелите его, - сказала Лигачева. - Он наш переводчик и единственный американец, который не лишен здравого смысла. Вызывайте сержанта Яшина.
      - Есть. - Казаков опустил оружие и стал доставать радиопередатчик из вещевого мешка.
      Шефер медленно встал наконец на ноги и взялся за лямки брошенного в снег мешка, впервые подумав, что не догадался спросить Линча, что именно тот доверил ему нести. Достаточно ли ценен этот груз, чтобы стоило с ним таскаться?
      Однако проверять содержимое сейчас было не место и не время, тем более на глазах двух русских. Он просто стоял и ждал, пока Казаков наладит связь с экспедицией Яшина.
      Из-за воя ветра Шеферу было трудно расслышать разговор по радио, но всерьез он и не пытался; вместо, этого он наблюдал с гребня наноса за входом в здание, ожидая появления Линча или одного из его подчиненных, которого капитан мог послать в погоню за ними.
      - Они повернули обратно, - вскоре доложил Казаков.
      - И что теперь? - спросил Шефер. - Вы попытаетесь устроить для этих идиотов сражение "на пятачке"?
      Лигачева окинула его холодным взглядом: - Вы говорили, что все они погибнут, если пойдут на монстров неподготовленными. Я пытаюсь предотвратить это. Вероятно, общими усилиями мы смогли бы найти какой-то способ одолеть этих тварей.
      - Лучшее, что мы можем сделать, - это просто оставить их в покое и позволить убраться отсюда, - возразил Шефер. - Им самим здесь не нравится. Они либо постараются покинуть Землю как можно скорее, либо передохнут от холода.
      - И вам хочется, чтобы они просто убрались? На лице Шефера появилась зловещая улыбка крутого полицейского.
      - Нет, я хочу, видеть этих ублюдков трупами, - ответил он. - Они мне не очень понравились с самого начала, и я видел, что они сделали с вашими людьми. По мне, их технология не стоит и дерьма, хотя я не думаю, что нам что-то из нее достанется, даже если мы порешим их всех. Но мне не хочется, чтобы погибло еще больше людей ради этой попытки. Я надеюсь, что с ними разделается мороз.
      - И если это произойдет?
      - Тогда вы с Филипсом сможете подраться за право исследовать обломки корабля.
      - Я предпочла бы не драться вовсе - за исключением, может быть, драки с этими существами. Вы действительно думаете, что мы ничего не сможем сделать?
      - О, мы можем подраться, - сказал Шефер. - Если они пойдут на нас, я приму бой. Но у меня нет никакого желания лезть в какую угодно ловушку, если... - Он замолчал и прислушался.
      Сквозь завывание ветра слышался рокот моторов.
      - Яшин, - сказала Лигачева, - пошли. - Она отвернулась от него и двинулась по гребню наноса навстречу шуму машин.
      Он последовал за ней.
      Линч и его команда занимали оборонительные позиции возле восточного входа. Шефер видел, что они учли предыдущую ошибку и постарались найти укрытия. Уайлкокс устроился за громадной трубой, Доббс спрятался в ледяной нише под воздухозаборной решеткой вентиляционной системы, Лассен укрылся за юго-восточным углом здания, сам Линч залег в дверном проеме, а Хеннеро забрался по пожарной лестнице и занял позицию на крыше станции.
      Филипса нигде не было видно.
      - Что они себе думают? - спросила Лигачева. - Зачем они первым делом пытаются удержать за собой насосную станцию?
      - Они считают, что теперь это их коврик, - ответил Шефер по-английски. Они вызывают Яшина на мокрое состязание, вот что они себе думают.
      - На "мокрое состязание"?
      Шефер не мог вспомнить русский эквивалент, да и не знал, принято ли у них состязаться в том, кто первым намочит в штаны.
      - Не берите в голову, - сказал он, - смотрите.
      Он махнул рукой в сторону показавшегося над снежным наносом русского бронетранспортера на широких гусеницах. Его фары поймали в пятно света Линча и Доббса. Почти вплотную за первой шла вторая машина.
      - Это и есть Яшин, - сказала Лигачева, кивнув в сторону сержанта, только что выбравшегося из первого бронетранспортера. - Он отъехал не так далеко, как я думала.
      Шефер услыхал новый шум за спиной. Обернувшись, он увидел третий, совсем крохотный транспорт, въезжавший в ложбину, где стоял на часах Казаков.
      Лигачева махнула рукой водителю, кроме которого в этой машине никого не было.
      - Меня послали захватить вас, лейтенант, - крикнул водитель, - вас и Казакова.
      - Спасибо, Масленников, - ответила Лигачева. - Думаю, нам лучше немного подождать. - Она обернулась, чтобы взглянуть на занявших оборону американцев.
      Как раз в это время раздался одиночный выстрел, он прозвучал отчетливо и громко, несмотря на вой ветра.
      Они не видели, кто выстрелил первым, но несколько секунд спустя за трескотней автоматных очередей ветра не стало слышно, и все вокруг расчертили красные линии трассирующих пуль.
      - Дело дрянь, - буркнул Шефер, плюхнувшись на живот, чтобы стать менее крупной мишенью...
      Лигачева легла возле него, Казаков метнулся за гребень наноса в темноту, а Масленников остался в машине.
      - Для международного сотрудничества это даже слишком, - с сарказмом заметил Шефер. - Похоже, мы перебьем друг друга еще до того, как эти ублюдки-пришельцы решат не упустить свой шанс.
      Лигачева согласно кивнула:
      - Яшин был готов к драке с момента прибытия, горел желанием защитить Родину. Ваши люди, похоже, просто счастливы предоставить ему такую возможность.
      Шефер несколько секунд пристально смотрел в сторону американцев, затем покосился на Лигачеву.
      - У вас есть бинокль? - спросил он. Она обернулась и крикнула во тьму:
      - Казаков! Полевой бинокль!
      Рядовой выполз на гребень и протянул лейтенанту бинокль, который она тут же передала Шеферу. Он приложил его к глазам.
      Нет, ему не показалось: в том месте, где Уайлкокс опирался на трубу, с его руки на нее что-то капало. По поверхности трубы растекалось вязкое желтое вещество.
      Это была не кровь, Уайлкокс мог быть каким угодно болваном, но он человеческое существо, а в свете фар русских бронемашин было отчетливо видно, что текла желтая, а не красная жидкость. Значит, это...
      Костюмы. Шефер посмотрел на собственные руки, обтянутые коричневой тканью пластикового термального костюма. Ее волокна наполнены циркулирующей жидкостью, она-то и есть это сочащееся желтое вещество. Уайлкокса задела пуля?