ПРОЛОГ

На вершине горы, чьи покрытые местами клубящимися облаками склоны острыми зубцами поднимаются к самому поднебесью, среди льдов и снегов, возвышается замок волшебницы Тёкк. И она сама, и ее колдовская сила принадлежат богине Хель.

Застывшие, словно в полудреме, могучие башни с дощатыми кровлями и массивные стены крепости сложены из черного с алыми прожилками камня. Высоко вздымаются они над вершиной горы и на столько же уходят в глубь подвалы ее омертвелого, схваченного льдом обиталища. В это мрачное, заполненное тьмой подземелье как раз и начала спускаться хозяйка этих мест.

Вот она ступила на первую ступеньку, — затем на вторую… Неровный свет факела у нее в руке осветил заиндевелые стены колодца.

Змееподобные локоны ее густых и темных волос, поблескивая, свободно струятся по высокой с царственной осанкой фигуре. За сотню лет, проведенных ею в вечном холоде, черты демонически красивого лица ничуть не исказились. Она все так же стройна и прекрасна. Разве что губы и ногти подернула сизо-голубая мертвенная бледность, однако на щеках еще видны следы румянца. Не потускнела смоль ресниц, зловоние могилы до сих пор не смогло побороть исходящий от нее дурманящий аромат колдовских трав. Непобедимой оказалась и сладость ее едва заметного дыхания, каким она славилась в ту пору, когда поклонялась и верно служила Великой Хель, Властительнице Смерти, повелительнице Тьмы и Тлена.

Тёкк добралась до площадки, перехватившей горло исполинского колодца, затем приблизилась к следующему проему, откуда ступени, резко сужаясь, вели к самому дну. Но она как бы не замечала их узости. На лице у нее читалось едва различимое ожидание, плохо скрываемое нетерпение — колдунья все сильнее предвкушала радость долгожданной встречи. Небрежными движениями левой руки она сметала перекрывавшую проход паутину. Копошившиеся на ступенях склизкие твари, то и дело переползавшие через ее босые ноги, тоже не очень-то беспокоили колдунью.

Ее дыхание участилось, заметнее заалели щеки. Она вся была нетерпение — ее неудержимо тянуло все ниже и ниже. Свет факела теперь веселее подпрыгивал и дробился на гладкой заиндевелой поверхности камня, клочья тумана таяли у нее под ногами.

Наконец Тёкк добралась до самой нижней площадки и приблизилась к тяжелой, усиленной шляпками сотен вбитых в нее гвоздей деревянной двери. Распахнув ее, ведьма вошла в маленькое помещение и тут же притворила за собой дверь.

Посередине комнаты возвышался помост, сложенный из искусно обработанного черного камня. По боковым стенкам были вырезаны древние руны. Но самое удивительное заключалось в том, что на помосте лежало обнаженное тело молодого высокого мужчины со светлыми волосами.

Волшебница вставила факел в одно из колец, намертво вбитых в стену, затем не спеша приблизилась к возвышению. В ее огромных широко посаженных глазах цвета смарагда вспыхнул огонек. Оживший взгляд колдуньи, привороженный видом мужского тела, наполнялся страстью и неутолимым желанием. На лице юноши кое-где различались следы трупного разложения, однако дыхание смерти еще не коснулась прекрасного тела. Скорее красавец спал, тяжело, мучительно, но все же это был сон живого, еще не погибшего, пусть даже крепко обнявшегося со смертью человека.

Вот и пришел момент, о котором Тёкк так долго мечтала, столько лет лелеяла его в сердце.

Служительница Хель приблизилась к молодому мужчине, встала возле него на колени, шепнула:

— Теперь уже скоро, Локит. — Она провела рукой по его волосам, словно хотела успокоить спящего, затем все так же шепотом, но уже чуть-чуть громче, добавила:

— Скоро твое тело вновь станет гибким и сильным. Я приведу к тебе твою сестру, хлынет первая женская кровь, осуществится задумка Хель, и мы начнем наступление. Скоро, очень скоро…

Не договорив, она умолкла, и на ее лице вдруг застыла усмешка.

Все так же завораживающе неторопливо ведьма вскинула руки и расстегнула застежку, освобождаясь от черной накидки на плечах. Ткань цвета беспросветной ночи беззвучно скользнула на пол. Теперь Тёкк была полностью обнажена. Она сконцентрировалась и произнесла первое заклятье. Пламя факела лихорадочно дернулось и в следующий миг погасло. Теперь в подземелье воцарилась кромешная тьма.

Склонившись над распростертым юношей, служительница Хель долго вглядывалась в черты мужественного лица — темнота ей ничуть не мешала, — затем накрыла его холодное тело своим, полным жизни, горячим.

Несколько мгновений во мраке не было слышно ничего, кроме учащенного женского дыхания. Наконец Тёкк, полностью погрузившись в сладостное забвение, вновь принялась нашептывать нараспев заклинания. Все громче и громче становился ее голос, скоро исполненные волшебной силой звуки начали эхом отражаться от стен подземелья. Наконец они слились в настоящую бурю — только они одни, взывающие к силе Тьмы и возвращающие к жизни, звучали в подземелье.

Юноша неожиданно пошевелился, озноб волнами побежал по прекрасным рукам и ногам. Вдруг нестерпимый рев боли потряс холодный камень подземелья. Голоса мужчины и женщины слились в гимне пробуждения плоти, и трудно было понять, чего больше в этой песне — боли или наслаждения. Тёкк все чаще поминала имя той, кто владеет Смертью. Распалившись, она дарила ему поток любви и страсти, неудержимо хлынувший и затопивший его, пробуждая желание.

Через несколько мгновений боль ушла — только радость обладания, возвращение к жизни, песнь темной любви торжествовали во мраке.

Глава первая. ПЕРВОЕ УБИЙСТВО

В единственной тесной комнатенке убогой хижины спали три женщины. Ближе всех к очагу расположилась пожилая женщина, ее посеребренные годами волосы малиново поблескивали в отсветах пламени очага. Хотя ночь и выдалась теплой, Норда не сняла толстого серого платья, при этом еще и куталась в одеяло, стараясь подоткнуть его под себя. С возрастом, к сожалению, люди сильнее зябнут, и ей, старухе, уже трудно было согреться. Лежала она в полудреме, беззаботный и глубокий сон давным-давно оставил ее. Губы ее беззвучно шевелились, время от времени она хмурилась, черты лица искажались, словно она боролась с кошмарами, досаждавшими ей.

Поодаль возле стены, по левую сторону от двери под желтым одеялом лежала Хальд, спавшая обнаженной. Ее фигура была под стать эльфам и волосы такие же — длинные и золотистые. Сон ей выдался тревожный, беспокойный — по лицу пробегали тени, брови подергивались, капельки пота выступили на коже.

С противоположной стороны примостилась Гутрун в тонкой белой ночной сорочке. Молодая, совсем еще девчонка, она только-только начинала приобретать женственность. Энергичное, с резкими чертами ее лицо окаймляли длинные волосы цвета воронова крыла.

Норда и Хальд служили богине Фрейе, ее божественной силой они творили свое волшебство. Гутрун тоже вскоре должна была примкнуть к когорте ее служительниц.

Девушке также не доставляли удовольствия посетившие ее этой ночью сны. Одно беспокойство, ни радости, ни отдохновения. Она то и дело крутила головой, тяжело, с надрывом дыша, все пыталась проснуться. Наконец быстро и широко раскрыла глаза. Тяжело вздохнула, вся напряглась в попытке вспомнить мучивший ее только что кошмар. Затем до нее донеслось нечто, что смело всякое упоминание об улетучившемся сне.

Снаружи. Что-то вроде приглушенного бормотания…

Гутрун мгновенно добралась до меча, оружие она всегда укладывала рядом с собой, чтобы сразу дотянуться рукой. Осторожно, без шума обнажила лезвие. Сердце у нее страстно забилось. Затем она молниеносно и так же беззвучно скользнула в сторону Хальд и схватила молодую колдунью за голое плечо.

— Хальд! — горячо прошептала она. — Просыпайся!..

Служительница Фрейи что-то простонала в ответ, но справиться с оковами сна не смогла, как если бы ее опоили снотворным зельем или крепко-накрепко заколдовали.

Внезапно дверь, выбитая ударом ноги, распахнулась. Несколько вооруженных мужчин ворвались в хижину, лезвия их мечей тускло сверкнули в призрачном, вмиг набравшем силу пламени очага.

Издав боевой клич, Гутрун ринулась вперед. Холодная сталь клинка распорола воздух, затем взметнулась вверх и обрушилась на ближайшего из ворвавшихся в хижину воинов. Лезвие замерло, войдя наполовину ему в шею. На лице нападавшего вспыхнуло нескрываемое удивление, затем, после того, как Гутрун вырвала меч из раны, сменившееся болью и ужасом. Тут же обильно хлынула кровь, густо оросив лицо девчонки. Это был первый убитый ею враг.

Все это — взмах, удар, смерть, продолжалось какое-то неуловимое мгновение. Ошеломленные люди отпрянули, а Гутрун вновь приняла боевую стойку — так ее всегда учила мать. Она отразила удар следующего напавшего, сделала ложный выпад и, когда тот поддался и приоткрыл левый бок, ловко выпустила ему кишки. Однако врагов оказалось слишком много. Те, кто был потрусливее и похитрее, успели пробраться к ней с тыла. Выкрикивая проклятья, подбадривая себя грозными возгласами, они скопом навалились на девчонку, когда ее оружие еще терзало чужую плоть. Кто-то сумел заломить ее руку с мечом за спину и, крепко вцепившись, очень больно сжал. Гутрун, стиснув зубы, продолжала удерживать оружие. Ей начали выкручивать руку, отчего боль стала нестерпимой. Девчонка вскрикнула, и меч выпал. Острие вражеского клинка уперлось ей в горло, ухмылявшийся бородач с большим шрамом на щеке надавил сильнее, железо вошло глубже. Неужели эта отвратительная рожа будет тем последним воспоминанием, с которым она покинет мир людей?

— Нет! — выкрикнул другой воин с бородой золотистого цвета, отталкивая того, со шрамом.

— Она убила Торира и Йона! — воскликнул первый.

— Спрячь меч, Рагнар. Торира и Йона погубили опрометчивость и самоуверенность.

— Но она же еще девчонка!..

— Что ж из того! Она же дочь Песни Крови. По мне, убей ты и ее, и дело с концом, но вспомни приказ Тёкк. Помнишь, что она велела взять ее целой и невредимой. Она же предупредила, что нам придется иметь дело с дочерью необыкновенной воительницы. Мамаша научила ее обращаться с оружием. Девчонка владеет мечом, и нагоняющие сон чары на нее не действуют.

Услышав имя Тёкк, Гутрун невольно вздрогнула.

— Так что я не советую тебе нарушить приказ хозяйки, — веско добавил светлобородый.

Девушка заметила, как другие мужчины связывают руки Хальд и Норде, заводя их за спину и скручивая там сыромятными ремнями. Колдуньи даже не проснулись, видимо, сильны были чары, наложенные на них Тёкк, Мгновением позже Гутрун почувствовала, как кожаные путы стиснули и ее запястья.

Тот, со шрамом, хотевший пронзить ей горло, отошел в сторону и уже оттуда с явно недобрым выражением на лице посматривал на нее. Такие же взгляды бросал он и на светлобородого командира. Меч Рагнар до сих пор сжимал в руке, и Гутрун невольно отметила, как сильна была его злоба, пальцы даже побелели от напряжения. Наконец ему удалось справиться с собой, отогнать жажду мести. Он наконец засунул клинок в ножны.

— Они были мои друзьями, Тирульф, — уже спокойней выговорил Рагнар.

Тирульф кивнул и похлопал его по плечу.

— Не беспокойся! То, что Тёкк задумала в отношении этой девчонки и тех двоих, вряд ли доставит им удовольствие. Так-то, Рагнар.

— Клянусь Одином, в этом ты прав.

Рагнар, припомнив кое-что из практики Тёкк, явно повеселел. Затем уже с издевкой подмигнул Гутрун.

Девчонка сплюнула.

— Всеотец Один не имеет ничего общего с Тёкк, — огрызнулась Гутрун, глядя прямо в глаза врагу, — или с теми подонками, что служат Хель.

На простоватом лице Рагнара вырисовалось некоторое сомнение, по-видимому, слова пленницы заставили его задуматься.

— Когда будешь издыхать, не мечтай о Валгалле, — добавила девчонка. — Таким, как ты, там нет места. — Она холодно и зловеще усмехнулась и продолжила:

— Готовься попасть в объятия ужаса в ледяных владениях самой Хель. Богиня Смерти никогда не позволит твоей душе отлететь к Одину, особенно теперь, когда ты продался Тёкк.

Рагнар издал что-то, напоминающее рев.

— Свяжи ей покрепче руки, — обратился он к воину, стоявшему за спиной Гутрун. — Ни генерал Ковна, ни сама Тёкк не требовали, чтобы ее везли в замок со всеми удобствами.

Он подошел к начальнику и что-то прошептал ему. Гутрун так и не сумела разобрать смысл сказанного.

Тирульф проследовал за Рагнаром туда, где лежала связанная Норда, присел на корточки и стал щупать пальцами горло старухи.

— Норда! — крикнула Гутрун, пытаясь пробудить ее от сна. — Норда!

Девчонка отчаянно забилась, пытаясь освободиться от пут.

Неожиданно Тирульф встал, пнул неподвижное тело сапогом и разразился проклятьями.

— Сдохла, вот старая ведьма, — объявил он, затем обвел непонимающим взглядом стоявших рядом мужчин. — Но почему? Мы ведь даже не прикасались к ней, разве что руки связали.

Он еще раз совсем уже непотребно выругался.

— Может, все дело в сонном заклятии? — с тем же недоумением обратился он к Рагнару. — Возможно, она так отчаянно сопротивлялась, что сердце не выдержало? Лет-то ей уже немало, по виду совсем развалина.

— Тёкк разгневается, — очень тихо ответил Рагнар.

В глазах у обоих блеснул страх.

Тирульф выругался в третий раз, затем распорядился:

— Возьмите девчонку и эту… — он указал на Хальд, — и посадите их на коней. Покойницу оставьте в хижине. Подожгите ее.

— Нет! — выкрикнула Гутрун, пытаясь освободить руки. Когда ее тащили мимо трупа, она поклялась:

— Я отомщу за тебя, Норда!

— Подождите! — приказал Тирульф.

Мужчины, державшие девочку, остановились.

— Скажи, чему эти ведьмы успели научить тебя? — спросил начальник.

Гутрун промолчала.

— Мы видели, как ты умеешь работать мечом, — продолжил Тирульф. — Может, ты столь же ловка в колдовстве? Не надейся, я не дам тебе ни единого шанса.

Он вытащил кинжал и ударил Гутрун тяжелой рукоятью по голове. Девчонка потеряла сознание и обвисла на руках у тащивших ее воинов.

Вскоре Гутрун и Хальд взгромоздили на коней. Кто-то из воинов поджег хижину. Луна в ту ночь светила ярко, в полный диск, и Тирульф уверенно повел отряд по лесной дороге. Мчались галопом, никто не оборачивался, только изредка на деревьях ярко вспыхивали всполохи. Хижина догорела быстро, так же скоро превратилось в уголья тело избранной волшебницы Фрейи Норды Серый Плащ.

Нападавшие уже были очень далеко и не могли видеть, как обугленный труп издал стон, зашевелился и — о, чудо! — попытался встать.

Глава вторая. ДОЛИНА ЭРИКА

На самой вершине холма стоял воин. Яркий лунный свет заливал окрестности — обширное поселение, прилепившееся к подошве изрезанного каменистыми откосами и расщелинами каменного утеса, поодаль пашни, пастбища, за ними сосновый бор, простиравшийся до подножия гор, ограждавших долину.

Деревня звалась Долиной Эрика. Со стороны жилищ не было видно ни единого огонька.

Ночь выдалась теплая, безветренная. Воин стоял на виду, не таясь. Он был в полном боевом облачении — на голове стальной шлем, тело прикрывала кольчуга, сплетенная из множества стальных вороненых колец, на ногах штаны из толстой кожи, заправленные в сапоги, руки — в боевых перчатках. Меч с широким лезвием в ножнах был пристегнут за спиной, там же находился и щит. Под рукой у воина был длинный, висевший на широком поясе кинжал в ножнах. Пояс стягивал узкую талию, но силы бойцу, по-видимому, было не занимать. Звали воина Песнь Крови. Это была женщина-воительница. На ее угрюмом лице выделялись полученные в сражениях шрамы, в лунном свете оно поражало бледностью и печалью. Тосклив был взгляд широко посаженных глаз.

Когда-то Песнь Крови жила в этой деревушке. Сюда сбежала она после годов неволи, здесь пряталась после восстания, поднятого ею в Ностранде, цитадели властителя Нидхегга. Но король-чародей вскоре сумел отыскать ее. Он жестоко расправился с крестьянами, приютившими ее с семьей, — убивал их мучительно, с достойной исчадия Тьмы лютостью. Здесь же Нидхегг истязал и погубил ее мужа и сына и, в конце концов, сжег деревню, а саму Фрейядис (так ее тогда звали) приказал подвесить на дереве, оставив умирать. Песнь Крови выжила и сумела вернуть долг. Она уничтожила Нидхегга, разрушила Ностранд. Затем она со всеми соратниками вернулась в горную долину и с помощью добившихся свободы рабов восстановила деревню.

С тех пор прошло семь лет. Поселение, названное ею в честь погибшего мужа Долиной Эрика, сейчас мало напоминала ту маленькую деревушку, которую когда-то разрушил жестокий властитель.

Селение разрослось, в середине его теперь возвышалась крепость. Небольшая, но стены прочные, надежные. Это была хорошая защита против банд грабителей и прочих охотников до чужого добра, после падения Нидхегга во множестве бродивших по дорогам и не дававших покоя мирным жителям.

Во внутреннем дворе крепости виднелись рубленые казармы, где помещались воины. Дома жителей, их надворья располагались за насыпными валами, сами по себе служа надежными убежищами. За околицей просматривались ухоженные угодья и пастбища, на которых, должно быть, вольготно было пастись коровам и овцам. Далее начинался могучий сосновый бор. На севере в полновесном лунном свете отчетливо вырисовывались зубчатые пики гор.

Правда, в тот момент другие мысли волновали Песнь Крови. Ее тревожили воспоминания о дочери Гутрун. Заодно припомнилось, как ее малышка решила учиться умению колдовать у Норды Серый Плащ и молодой ведьмы Хальд, чародействующих силой богини Фрейи. Обе они когда-то помогли Песни Крови отомстить Нидхеггу.

Магия!.. Это слово всегда вызывало у воительницы неприязнь. Что поделаешь? Песнь Крови сама понимала, что без использования волшебных уловок, без возможности пользоваться потусторонними силами или, по крайней мере, без умения дать им отпор, в сражении не обойтись. Без колдовской подмоги ей вряд ли удалось бы справиться с Нидхеггом. Тем не менее, являясь воином до мозга костей, она испытывала непреодолимое отвращение к подобным коварным и низким в ее понимании приемам. Гутрун, уже сумевшая далеко продвинуться во владении оружием, вдруг объявила матери, что ее куда больше привлекает искусство накладывать чары. Чем дальше, тем глубже погружалась Гутрун в изучение тайн и сил природы, училась она и умению приводить к покорности многочисленных демонов. Незримое очень привлекало девушку. Она умела вслушиваться в шепот, издаваемый лунным светом, различать, о чем тот вещует, научилась различать незримые тени и свободно читать мысли и чувства, таившиеся в сознании людей, в их душах.

Песнь Крови глянула на полную луну. Вспоминая события, предшествовавшие появлению ее дочери на свет, сами обстоятельства ее рождения, раннее детство Гутрун, она поймала себя на мысли, что, в общем-то, в интересе, который ее дочь испытывала к чародейству, не было ничего удивительного. Другое тревожило, не давало покоя — разлука с дочерью, уже седьмой год они живут порознь. Поэтому так мучительно щемит в ее груди, охватывает тоска и печаль. За все эти годы видеться им приходилось всего несколько раз, и ничего, кроме напоминания о предстоящей скорой разлуке, эти короткие свидания не приносили.

Внимание воительницы привлекло какое-то шевеление там, далеко внизу, в поселении. Дрогнули створки ворот, и оттуда появилась смутно различимая фигура. Вот она выбежала на открытое место перед земляными валами, окружавшими укрепление. Тут же отблеск лунного света подтвердил, что человек был в шлеме. Когда же воин повернулся, за его спиной блеснуло лезвие меча.

Затем неизвестный заметался и сломя голову бросился бежать по улице.

Песнь Крови внимательно следила за ним. В следующее мгновение, уже как-то вскользь, она пожелала дочери доброй судьбы. Даже если Гутрун решила предпочесть холодной боевой стали колдовские чары, пусть ей сопутствует удача. С той минуты все внимание воительницы полностью сосредоточилось на странном беглеце.

Удивительным было то, что воин нес на себе полное боевое снаряжение, полностью готовый к битве. Грудь прикрывал кожаный панцирь, за спиной меч и небольшой круглый щит. Но с кем решил сражаться новый боец? Где его враг?.. Куда он направлялся? Какая опасность подняла его в преддверии рассвета?

Между тем странный воин все с той же неистовостью мчался по деревне. Может, ему тоже не давали покоя кошмары? Возможно, одолели мучительные воспоминания, разбуженные светом полной луны, и он не в силах совладать с собой, вот и бросился куда глаза глядят? В следующее мгновение Песнь Крови сердцем уловила что-то знакомое в облике молодого воина. Это же женщина! Неужели Ялна?!

Точно, это она! Девушке тоже досталось от Нидхегга. Когда-то она томилась в рабстве у этого чародея. С той поры ее и преследовали ночные ужасы. Пытки и издевательства, которым она подверглась в подземельях Ностранда, трудно было забыть. Они возвращались в ее сны с каждой новой луной, срывали с места, гнали прочь. Вот как бывает, тело давным-давно зажило, Ялна вновь расцвела броской женской красотой, а душу ее до сих пор терзали ужасные видения. Одно спасение — трудиться до пота, до крайней усталости, рубить мечом, метать копье, бегать, прыгать, учиться владеть кинжалом.

После разрушения Ностранда Ялна при встрече напомнила Песни Крови, что без ее помощи воительнице вряд ли удалось бы справиться с Нидхеггом. В благодарность девушка потребовала, чтобы Песнь Крови научила ее владеть мечом, чтобы она уже больше никогда не попала в рабство. Женщина-воительница согласилась, и Ялна вскоре уже настолько ловко владела холодным оружием, что могла считаться одним из самых опытных и выносливых воинов Песни Крови. Все равно кошмары продолжали мучить ее, по-видимому, и сегодня она не смогла заснуть. Вновь почудились оковы на руках, припомнилось, как ее обнаженную распяли на Черепе Войны в подземельях Ностранда. Песни Крови были знакомы эти ощущения. Всплыл в сознании рассказ Ялны — гниющие руки Нидхегга, отваливающиеся с его костей куски плоти, волшебный жезл Боли, которым он касался обнаженной, подвешенной на цепях рабыни, лишающая разума боль, пронизывавшая ее тело…

Между тем девушка все бежала и бежала. Не в силах справиться с подступающим ужасом, она неистово подгоняла себя. Ей уже не хватало воздуха, сердце готово было выскочить из груди. Скоро Ялна выбежала за околицу, помчалась по узкой тропке. Опомнилась только на опушке соснового бора.

Здесь она замедлила бег, прежнее чувство уверенности, накопленной за эти годы воинских тренировок, начинало возвращаться к ней. Рухнула завеса жутких воспоминаний, глаза обрели прежнюю зоркость, она машинально начала принюхиваться, приглядываться, примечать, что творится по сторонам. Лунный свет, заливавший прозрачный лес, служил отличной подмогой юному воину. Наконец она отерла пот со лба, сняла стальной шлем, пригладила ладонью короткие черные, пропитанные потом волосы. Повесив шлем на пояс, Ялна принялась восстанавливать дыхание — остановилась не сразу, просто перешла на размеренный бег трусцой. Великолепное снадобье от всевозможных кошмаров.

Нападение последовало без предупреждения. Внезапно ее окружили вооруженные люди, у всех в руках были клинки. Ялна попыталась выхватить меч, но прежде, чем она успела коснуться рукояти меча, на нее навалились сзади, вывернули руки, пытаясь завести их за спину. Девушка пнула сапогом одного из нападавших, тот взвыл и, проклиная подлую суку, отскочил в сторону. На мгновение железная хватка, сжимавшая ее запястья, ослабла.

Ялна сумела вырвать из тисков правую руку и тотчас же ударила локтем кого-то слева, чьего лица под плащом нельзя было разобрать. Нападавший взревел диким голосом. Видимо, она попала в солнечное сплетение. Противник осел, распахнулась пола плаща, и девушка, разглядев горло, со всей силы ударила по нему ребром ладони.

Как только нападавший рухнул, она, воспользовавшись замешательством, как можно ниже пригнулась к земле, наконец выхватила из-за спины клинок и со свистом опустила на руку ближайшего к ней человека. Тот успел почувствовать, как стальное лезвие прошло по его плоти, затем послышался скрежет перерубаемой кости, и его рука с зажатым мечом покатилась по земле. Человек страшно вскрикнул, а Ялна тем временем успела отбить выпад следующего нападавшего, мелькнувшего в уголке глаз, когда налетал справа. В следующее мгновение буквально учуяла шорох слева и сзади.

С той стороны кто-то, видимо, совсем молоденький, поднырнул под нее, успел схватить за кожаные штаны, приподнять и швырнуть на землю. Ялна ударилась спиной о выступавшие корни, тут же перекатилась и сумела вскочить на ноги уже за пределами кольца нападавших. Те, растерявшись на мгновение, вновь по очереди бросились на нее. Ялна сделала выпад влево, рубанула что было силы и, не обращая внимания на крики умиравшего врага, сумела парировать нападение следующего противника.

«Пора отступать», — пронеслось в голове. Она бросила взгляд в сторону нападавших, их оставалось всего трое. Ялна быстро отцепила маленький круглый щит и, когда все трое разом кинулись на нее, сумела встретить и отбить их удары.

Сталь встретилась со сталью. Удары клинков вышибали искры, лязг металла, звон и вскрики наполнили предрассветный лес.

Воительница наблюдала за беглянкой до того самого момента, пока Ялна не скрылась в лесу.

Она тогда еще подумала, как же допекли Ялну воспоминания о Ностранде.

Песнь Крови, или Фрейядис, ничего не знала о том, как жила Ялна до того самого момента, как был побежден Нидхегг. Девушка никогда и ни с кем не делилась своим прошлым. Однако долгие ночи, проведенные в лесах и на горах, в открытом поле, в засаде не прошли бесследно. Не раз воительнице доводилось слышать, как девушка глухо стонала во сне, как порой вскакивала и мчалась, не разбирая дороги. Случалось, Ялна иногда скупо пересказывала старшей подруге свои сны, прерывая рассказ проклятиями в адрес Нидхегга, мольбами о милости, рыданиями и просьбами о том, чтобы поскорее закончился этот ужас.

Песнь Крови отлично понимала ее. Она сама ненавидела Нидхегга и надеялась, что богиня Хель, которой он когда-то изменил, еще порадуется, услышав жуткие вопли поверженного, испытавшего наконец на себе, что такое мщение, властителя.

Внезапно мысли воительницы были прерваны вскриком, долетевшим из леса, затем до нее донесся звон металла. Звуки были слабые, но отчетливые, словно лунный свет помогал им распространяться по окрестностям.

Песнь Крови бросилась в сторону леса, но, выругав себя, остановилась и помчалась к деревне. Должно быть, Ялна наткнулась на банду бродяг и первой приняла бой. Необходимо немедленно поднять тревогу, разбудить воинов, жителей.

«Да поможет тебе Фрейя, Ялна!» — мысленно вскрикнула воительница и ускорила бег.

Глава третья. ВОИНЫ ХЕЛЬ

Не все воины-защитники Долины Эрика, размещенные в длинных бревенчатых строениях, спали в ту ночь.

Песнь Крови добралась до ближайшего дома, остановилась и ударила в дверь.

— Вельгерт! Торфинн! — крикнула она.

Она вновь и вновь колотила в дверь, продолжала выкрикивать знакомые имена, пока не услышала приглушенный голос, затем скрежет отодвигаемого засова. Наконец дверь распахнулась.

— В лесу бой! — с ходу объяснила она бородатому мужчине, выглянувшему из проема. — Поднимай деревню! Пусть люди уходят под защиту стен.

Не дожидаясь, пока сонный и несколько ошарашенный Торфинн ответит, она бросилась дальше по улице по направлению к крепости, на ходу продолжая выкрикивать распоряжения. Наконец взбежала на земляной вал, откуда открывался вид на внутренний двор крепости. Отсюда и принялась подгонять еще не до конца проснувшихся воинов.

— Торопитесь, надевайте доспехи, не мешкайте, занимайте места на стенах!..

Между тем рассвет приближался. Когда совсем посветлело, все жители уже собрались внутри крепости. Теперь они смогут встретить нападающих! Те, кому не по силам было носить оружие, спрятались в безопасном месте — в одном из строений, ближе других расположенном к лесу.

Вельгерт, высокая женщина-воин с отливающими медью в лучах восходящего солнца волосами, взобралась на земляной вал и подбежала к Фрейядис.

— Что-то случилось с Ялной, — произнесла Песнь Крови.

Тут и Торфинн, муж Вельгерт, взобрался на вершину вала, подбежал к женщинам. Рядом с ним находился молоденький парнишка по имени Оле, еще ни разу не принимавший участие в сражении.

— Ялна? — переспросила Вельгерт и понимающе кивнула.

Ночные забеги бывшей рабыни не были тайной в поселении.

— Где ваши дети? — спросила воительница.

— Спрятались вон в том доме, — указала Вельгерт на длинное строение, ближе других расположенное к лесу. — Тора, правда, хотела бежать вместе со мной. Ей не терпится принять участие в битве. — Женщина рассмеялась. — Вообрази, какова бы она была с деревянным мечом в руке!

Песнь Крови улыбнулась, потом кивнула в сторону вершины холма:

— Там я стояла, вспоминала Гутрун. Меня очень беспокоит ее отсутствие. Хотя, с другой стороны, и неплохо, что сейчас она находится под присмотром Хальд и Норды. Конечно, когда пробьет решающий час, Гутрун ни за что не уклонится от схватки, как мне кажется.

— В самом деле придется сражаться? — спросил молодой воин, прибежавший вместе с Торфинном. — Поскорее бы.

Обе женщины и Торфинн глянули на него. Юноша потер гладкий еще подбородок и, скрывая смущение, небрежно пожал плечами.

— Враг, наверное, решил застать нас врасплох, — продолжил он. — Теперь, когда уловка не удалась, они, вероятно, отступают. Их ведь не может быть слишком много, правда ли? Иначе им не подобраться бы так близко. Конечно, лучше всего, если мы не дадим врагам сбежать и врежем им покрепче! — с вызовом заявил юноша.

Торфинн положил руку ему на плечо.

— Может, и так, Оле. Вероятно, они по-тихому уберутся, а возможно, и нет. Но в любом случае, если начнется свалка, вспомни все, чему я тебя учил. Главное, не теряй голову. Не отвлекайся на то, что тебя могут ранить или убить. Вообще не думай об этом. Сосредоточься на том, как бы половчее отнять жизнь у противника. О себе забудь напрочь! Понял?

Оле кивнул и отошел в сторону. Он двинулся по верху земляного вала, при этом все еще что-то бормоча про себя. Между тем Песнь Крови и Вельгерт внимательно приглядывались к окрестностям. Горизонт все ощутимей наливался огнем. Светлели и земля, и горы, и кромка леса. Некоторое время обе хранили молчание.