А дед спешил – боялся, что его застанут за этим занятием. В то же время он не хотел оставить ни одной монетки, чтобы не выдать себя.
Наконец, очистив карас до дна и взвалив на спину мешок, дед дрожащими шагами направился домой. Он задыхался, казался тяжело больным.
Дед шел, и ему чудилось, что за ним идет все село.
Но вот и дом. Войдя в хлев, старик спрятал мешок в стойло.
Когда стемнело, дед Асатур сказал жене:
– Ты что-то давно не была у нашей дочки. Пошла бы поглядела, как она живет.
– И то правда, – согласилась старая Наргиз. – Пойду погляжу.
Она оделась и ушла, а дед, оставшись в одиночестве, взял кувшин с водой, корыто, свечу и пошел в хлев. Крепко заложив дверь изнутри, он зажег свечу, вытащил из стойла мешок с кладом и, налив в корыто воды, начал смывать мед, налипший на драгоценностях.
Чисто вымытые, они так блестели, такими радужными огоньками отливали вправленные в браслеты и кольца драгоценные камни, что старику на мгновение показалось, будто ему снится сказочный сон.
Шум во дворе заставил деда поспешно потушить свечу. Он замер… Нет, никого… Должно быть, Чамбар пробежал. От волнения у старика дух захватывало: такие сокровища!..
Боясь, что может вернуться жена, он наскоро собрал снова все в мешок, поспешно вырыл яму в темном углу хлева и спрятал в нее клад.
Выйдя во двор, дед боязливо огляделся. Нет, никого не видно. Он запер дверь хлева, вернулся домой и, сидя на тахте, мрачно посасывал свою трубочку.
Мысли деда были сосредоточены на находке: и рад был ей и боялся. Сидел и настороженно прислушивался. Казалось, вот-вот придут, раскроют его воровство.
«Но почему воровство? Чье добро я украл? – размышлял дед. – Чего я боюсь?..»
У дверей послышались шаги. Вернулась Наргиз.
– Что с тобой? Отчего ты такой бледный, дрожишь? Заболел? – встревожилась она.
– Постели мне, лягу, – сказал дед и, угрюмо сопя, начал раздеваться.
С этого дня колхозники стали замечать, что дед Асатур делается все мрачнее, раздражительнее, избегает людей. Даже на пасеку не ходит, а с ружьем в коленях сидит все время на колхозном гумне.
Однажды Грикор прибежал к Камо и в ужасе сказал:
– Дедушка Асатур сошел с ума!
Они крадучись подошли к гумну. Спрятавшись за скирдой, мальчики начали наблюдать за дедом. Старик сидел, вытянув руки, и попеременно то поднимал, то опускал их: у него в ладонях был, казалось, какой-то груз, который он взвешивал. Губы деда шевелились, словно он разговаривал сам с собой. При малейшем шорохе он вздрагивал и оглядывался.
– Что с ним? – прошептал Камо.
– От старости, должно быть, – заключил Грикор.
– Нет, это не от старости, он еще крепок. Тут что-то другое… Неужели мой старый дед заболел? – и на глазах у Камо Грикор впервые увидел слезы.
– Окликнем?
– Нет, нет… Уйдем!
Дня через два старик, поманив к себе Армена, таинственно шепнул ему на ухо:
– Армен, если бы ты нашел золото, что бы ты сделал?
– Золото?.. Если бы я нашел золото – отдал бы тому, кому оно принадлежит, – не колеблясь ответил Армен. – А почему ты об этом, дедушка, спрашиваешь?
– А кому оно принадлежит?
– Государству, народу!
– Как? – удивился старик. – Все люди готовы перегрызть друг другу горло из-за золота, а ты говоришь – государству?
– У нас из-за золота не перегрызают друг другу горло. Так было в том, твоем старом мире, – сказал Армен. – У нас этого нет. Только в Америке из-за долларов разные подлости делают.
– Раз ты нашел золото – значит, оно твое. Зачем отдавать другому? – возмутился старик. Он, казалось, хотел заглушить в себе другой, справедливый, возражавший ему голос.
– Что ж, что нашел я? Золото – собственность государства. Мы его присваивать не имеем права. Ты сам всегда говоришь: «Берегите честь дедов!» Что это с тобой вдруг сталось?.. Да и к чему ты об этом разговор завел, не пойму никак!
Старик смутился и, чтобы скрыть тревогу, закричал на мальчика:
– Не болтай глупостей! Скажи на милость, этот сосунок охотника Асатура честности учить вздумал!
Дед, взволновавшись, пошел домой. Войдя в хлев, он запер за собой дверь и достал мешок.
«Нет, надо беречь свою честь… Этот ребенок был прав… Я никогда не делал ничего нечестного и теперь не сделаю!» – сказал он себе и, взвалив мешок на спину, хотел отнести его в сельсовет. Но ноги не шли.
Дед опустил мешок, раскрыл его и снова начал перебирать драгоценности.
Всю свою жизнь, бродя по горам за дичью, мечтал охотник Асатур: «Эх, где ты, бог нищих? Дал бы мне найти кувшин с золотом, дал бы пожить немного по-человечески!»
Шестьдесят лет носил он в сердце эту мечту. Ходил по горам, влезал в пещеры, искал клады и, отчаявшись, возвращался домой с пустыми руками.
В былые дни, под влиянием стариковских рассказов, он часто видел сны. «Пойди, – говорили ему в этих снах, – пойди туда, где было старое село. Там у овражка, под камнем, клад зарыт. Откопай, возьми». Но деревенские суеверия не допускали таких попыток: «Если пойдешь, перевернешь камень, о котором тебе сказали во сне, и найдешь золото – умрет твоя жена». Жажда найти золото, однако, пересиливала. Сколько раз, презрев суеверия, ходил Асатур лунными ночами переворачивать камни! Сны обманывали – золота все не было… «Где уж бедняку о счастье думать!» – горько говорил он и шел настораживать капканы на волков.
Дед вспомнил свою молодость. О чем только он не мечтал, женившись на «дочери Артина»!.. Каждой осенью, как только выпадал снег, охотник Асатур весело говорил жене:
– Ну, жена, теперь мы с тобой заживем!
– Ах ты, хвастун! Хотела бы я увидеть того, кто разбогател охотой…
Асатур горячился:
– А что, давай-ка посчитаем! За шкуру куницы дают три рубля, так? Убью я за неделю не меньше двух куниц? Убью. За три месяца – а в месяце четыре недели: это двенадцать недель – убью двадцать четыре куницы. Вот тебе уже семьдесят два рубля. Чего тебе еще надо. Даже корову купить можно.
Всю зиму бродил охотник Асатур по горам, уставал, обмораживал руки, ноги, но всегда просчитывался. За зиму ему удавалось убить не больше четырех – пяти куниц. За медвежьи и лисьи шкуры давали гроши, а мясо убитых козуль и оленей он, по охотничьему обычаю, раздавал соседям.
Так всю жизнь и прожил бедняком Асатур. Только при советской власти зажил он хорошо, но страх, скопившийся в нем за пережитое голодное полустолетие, не покидал его. Этот страх перед нуждой и жадность частного собственника, которые еще ютились где-то в уголке его души, заставили старика сейчас снова опустить мешок с плеч и зарыть его глубоко в углу хлева. «Умирая, завещаю внукам», – решил он.
О ЧЕМ РАССКАЗАЛ ДРЕВНИЙ КУВШИН
Дед Асатур нашел в карасе целое богатство. Но не меньшее богатство нашел в другом карасе Армен. Осматривая его, он заметил внутри какие-то странные царапины. Армен вгляделся внимательнее. Сомнений не было: чем-то острым на стенке огромного, плохо обожженного глиняного кувшина вкривь и вкось были нацарапаны какие-то буквы. Многие из них были залеплены воском.
Армен сбегал за горячей водой и тщательно отмыл и отскреб внутренность кувшина. Потом он взял карандаш и бумагу и старательно перерисовал найденную им надпись. Прочесть ее Армен не смог: буквы были армянские, но слов он не понял. Только одно из них и было ему знакомо – имя «Артак».
Армен помчался к Араму Михайловичу.
– Я принес вам письмо от полководца Артака, – сказал он улыбаясь.
– Что, он опустил его в почтовый ящик? – засмеялся учитель.
– Нет, в карас.
Арам Михайлович долго разглядывал срисованную Арменом надпись, но тоже не мог понять всего, о чем в ней говорилось.
– Это, – сказал он, – древнеармянский язык.
Арам Михайлович достал из шкафа словарь древнеармянского церковного языка и, разбирая слово за словом, фразу за фразой, заносил их на листок бумаги. Некоторые места записи с трудом поддавались расшифровке. Учитель хмурился, волновался, но лицо его постепенно светлело и оживлялось довольной улыбкой. «Скалы… скалы… – шептал он, – скалы раскололись и поглотили Великий Источник… И после… после… поля…»
– Ура! – наконец вскричал он. – Всё… Прочел всю запись! Слушай, Армен, вот что сказано в ней… – И Арам Михайлович торжественно прочел: – «Я, Артак, севанского края полководец, родился под несчастной звездой. Гора загремела, земля затряслась, море вышло из берегов, скалы раскололись и поглотили Великий Источник. Поля и нивы наши стали пустыней. И пришел чужеземный захватчик, придушил, уничтожил мой голодный народ, и реки крови потекли по этой стране. Ныне, окруженные врагами в пещерах Чанчакара, уповаем на милость неба».
– Вода?.. Значит, в нашем селе был Великий Источник! Как хорошо, что мы поднялись на Чанчакар!
Армен в волнении вскочил с места.
– Да, вода была и, к сожалению, пропала, – задумчиво ответил учитель.
– Но где же был он, этот Великий Источник?
– Вот этого-то мы и не знаем, – сказал Арам Михайлович. – Пойдем к деду Асатуру, поговорим с ним.
По дороге они встретили Камо.
– Камо, новость-то какая! Вот удивишься!.. – показал ему бумагу Армен. – Потом скажу, идем к деду.
Старик всполошился, увидев посетителей. Лицо у него побледнело.
– Что случилось? – едва выговорил он дрожащими губами.
– Ничего. Ты должен объяснить нам тайну караса, – сказал учитель.
– Караса?.. – Дед, внезапно ослабев, сел на тахту. – Я… я… к-караса?.. – заикаясь, говорил он.
– Что с тобой, дедушка? Армен нашел в старом карасе запись. В ней говорится, что в далекие годы где-то в наших местах было много воды. Что ты об этом знаешь? Ты ведь охотник, тебе знаком каждый камень у нас. Может, ты видел где-нибудь следы былой воды или каналов?
– Ах, об этом карасе? – облегченно перевел дух старик. – Нет, сынок, не видал. И мы ведь не дураки. Была бы вода, мы бы ее достали. Сколько раз уж у нас сгорали поля от засухи!.. Будь вода, мы бы разве упустили ее?
– Знаешь, дедушка, – продолжал учитель, – в древности в Армении был такой обычай: у начала каналов ставили каменные фигуры, статуи-памятники богу воды. Таких фигур ты тоже не видал?
– Нет, таких не видал… Вот разве что под Черными скалами, на Дали-даге, есть вишап. Вроде как крокодил, только без хвоста…
– Вишап?.. Должно быть, то самое. А ну, дед Асатур, собирайся, идем! – взволновался учитель. – Идем скорей!
НА ЗАГАДОЧНОЙ ТРОПЕ
Камо поспешил к Асмик.
У фермы он застал Сэто. Перегнувшись через изгородь, он говорил Асмик:
– Если мать из железа, без сердца, то, конечно, дети у такой матери запаршивеют. Ну и ферму же вы устроили, бородой вашего деда Асатура клянусь! Я бы…
Сэто не кончил фразы. Увидев Камо, он обратился в бегство.
– Не обращай на него внимания, Асмик, – сказал Камо девочке. – Сбегай лучше сейчас к Грикору, скажи, что мы идем на Дали-даг.
– На Дали-даг?.. – обрадовалась Асмик.
Она мигом собралась и побежала за Грикором.
Мать Грикора неожиданно запротестовала:
– Что вы его из-за каждого пустяка тревожите, не даете дома ничего сделать!
– Нани, кто бы другой так сказал, а ты ведь знаешь, что без меня ни одна научная экспедиция не удается, – серьезным тоном сказал Грикор.
– Ну, поди, поди, сумасброд! Разве из тебя толк выйдет? – сказала мать и, смеясь, махнула рукой.
– Выйдет, нани-джан, но на это время нужно – лет пятьдесят, пожалуй, – улыбнулся Грикор матери.
– Ссоритесь вы когда-нибудь с матерью? – спросила у него по дороге Асмик.
– Ссоримся?.. Как не ссориться – даже очень часто. Вот так, как мы сейчас ссорились. Но ссоры у нас всегда кончаются смехом.
– А вот у Сэто в семье ссоры каждый день… Чего только не говорит мать сыну, так его ругает… У нас слышно.
Вскоре Асмик и Грикор нагнали ушедших вперед Арама Михайловича, Камо, Армена и деда Асатура. Камо взял с собой кирку, дед Асатур – свое неразлучное ружье, Армен – фотоаппарат.
Впереди шел дед Асатур. В пути он оживился и развеселился. Рядом с ним бежал довольный своим хозяином Чамбар – он видел на его плече ружье. Шествие замыкал Грикор, походивший на хромого барашка, отставшего от стада.
Чем выше они поднимались, тем шире расстилался перед ними прекрасный, голубой Севан.
Печальный вид представляли скалы Дали-дага: засуха сожгла здесь всю растительность.
Кусты, выросшие среди камней, пожелтели. Трава, едва поднявшись, посохла. Склоны горы были безрадостно серы, а местами сквозь сожженную жалкую поросль проступали и пятна огненно-красной песчаной земли. Казалось, уже настала осень. В этих местах все было голо, пусто. Не было и животных. Они или погибли от недостатка пищи, или ушли в другие края. Жара усиливалась. Путь был унылый.
Вскоре наши натуралисты дошли до широкой покатой тропы, которая со стороны Черных скал спускалась по склону Дали-дага к колхозным полям села Личк.
Неожиданно Арам Михайлович остановился.
– Что это значит?.. Неужели здесь? – прошептал он.
– Что случилось?
Подняв руку, как в классе, учитель сказал:
– Скажите, кто из вас был по ту сторону наших гор? Там Дали-даг такой же сухой и каменистый, как у нас?
– Нет, что вы!.. – ответил учителю Грикор. – Если бы вы знали, сколько я съел там диких слив – желтых, красных! А яблок, а груш!.. Леса там такие, что не пройдешь, а горные луга сочные, зеленые. Мы с Вано телят туда гоняли, они пировали там, как на свадьбе.
Асмик засмеялась. Она без смеха не могла слушать Грикора, если даже он говорил о самом серьезном.
– А что? Разве я не правду говорю, дедушка?
– Верно. Горы по ту сторону лесистые, – подтвердил старик. – Это тут у нас все голые.
– В Армении все горы такие, – сказал учитель. – У нас южные склоны гор каменисты, а северные лесисты, в то время как в северных районах нашего Союза, например в Сибири, склоны гор – и южные и северные – мягки, покрыты плодородной почвой. А у нас земля скапливается только на северных склонах… Почему это так? Да потому, – продолжал учитель, отвечая на свой же вопрос, – что у нас, особенно на южной стороне, горячее солнце выжигает органические вещества земли… Ну-ка, поглядите на верхний склон – остались камень да рыже-красная глина, которые не боятся солнца…
– Но откуда же здесь глина? – прервал учителя Камо.
– Эти рыжие камни и есть глина. Они когда-то образовались на дне моря из глины. А теперь, разрушаясь, опять превращаются в глину, и дожди уносят ее в озеро. Там, оседая на дне, она снова становится под давлением воды такими же рыжими камнями… Так как растительность на южных склонах бедна, здесь земля не может задержаться, ее всю смывают и уносят дожди. На северных склонах, где растительность богата и пышна, верхний слой земли даже увеличивается с каждым годом.
Деда Асатура эти простые объяснения ставили в тупик. Все это он видел с детства, но думал ли он, что одна сторона горы может распадаться, другая – нарастать, увеличиваться.
– Оттого, значит, у наших гор спины такие толстые, как у горбунов? – спросил он.
– Ты правильно заметил, дед. Спина – толстая, а грудь – худая, впалая…
– Но постойте-ка! – вдруг, точно что-то вспомнив, вмешался Армен. – Тогда почему же те склоны, что идут вниз от этой тропы, не разрушаются?
– Ты это тоже заметил? – ласково проговорил Арам Михайлович. – Вот как раз этот вопрос и волнует меня. Поглядите, как резко эта тропа разделяет Дали-даг на две части.
Все внимательно осмотрели склоны, идущие вверх и вниз от тропы. Контраст был очевиден: верх склона был каменист и лишен растительности, низ был покрыт травой, правда сухой, выжженной солнцем.
– Это что-нибудь да значит… – таинственно сказал учитель. – А ну, Камо, копни-ка землю там, пониже тропы.
Камо копнул. Слой земли достигал здесь четырех – пяти пальцев в толщину.
– Здесь почва не только не уменьшилась в течение ряда лет, а даже увеличилась… Что бы это значило? – взглянул на мальчиков учитель.
– Не значит ли это, что ниже этой дороги была раньше густая растительность? – спросил Армен и покраснел.
– Да, ты, наверно, прав, Армен: ниже нас, должно быть, когда-то была пышная растительность, она-то и оставила этот слой почвы. Вот и перегной в нем смешан с глинистой землей, потому и цвет этой почвы темнее, чем у верхней… Теперь, Камо, попробуй копни там, наверху… Видите, какая разница? – говорил учитель, сравнивая образцы почвы, взятые под тропкой и над ней. Один из них был красно-рыжий, другой – красно-серый с черным отливом. – Но как же все-таки мог образоваться здесь, внизу, на покатом склоне, такой слой земли?
– Тут он, значит, не уменьшается? – быстро спросил Камо.
– Нет. Ниже тропы весь склон покрыт густым сплетением травяных корневищ: они сберегают почву. Но интересно, когда образовалось такое сплетение?
– Оно могло образоваться только в том случае, если эти склоны орошались, – сказал Армен.
– Орошались?.. А где же твой вишап, дед?.. И почему здесь такая гладкая дорога?
– Дорога как дорога… Должно быть, скотина вытоптала. Гоняют же тут стада на пастьбу.
– Но разве скотина такую широкую тропу протопчет? Да и зачем ей к Черным скалам ходить? Там разве есть пастбище?
– Какое там!.. Одни камни.
– Нет, это не простая дорога, это что-то другое. Вот посмотрите, нижний край ее кое-где приподнят, – сказал учитель. – Пойдем-ка, мы это выясним вон у тех камней, где дорога прерывается гребнем.
Не пройдя и ста шагов, Армен остановился и подозвал учителя:
– Вы заметили, что наклон тропы везде одинаковый? Я знаю, о чем вы думаете, Арам Михайлович, все признаки говорят о том же…
– Ты прав: наклон повсюду равномерен, точно животные, прежде чем проложить тропу копытами, сначала наметили ее… карандашом, – ответил учитель.
Этот загадочный разговор между учителем и учеником привлек всеобщее внимание.
Армен так возвысился в глазах Асмик, что когда немного спустя она обратилась к нему с каким-то вопросом, то невольно назвала его на «вы» и смутилась.
– Ученый сынок, разъясни-ка мысль свою, чтобы и мы пеняли, – не вытерпел старик.
– Нет, еще не время, – возразил учитель, – еще ничего сказать нельзя. Все разъяснится вон у того гребня, что преграждает путь.
Молча они шли вперед.
«Что же это за тайна, которая только у тех камней и разрешится?» – думала Асмик, торопясь поскорее дойти до указанного учителем места.
Когда они были уже недалеко от него, Арам Михайлович остановился и, обращаясь к старику, сказал:
– Если на этих камнях окажутся знаки, о которых мы с Арменом думаем, то скоро и вишапа твоего найдем.
– Откуда вы это узнали? – спросил старик, пораженный. – Так оно и есть…
– Мы знаем… – ответил учитель улыбнувшись. – Не так ли, Армен?
У Камо эти таинственные разговоры вызывали чувство досады. Он исподтишка посматривал на Асмик, замечал, какое впечатление производит на нее ум Армена, и сердце у него сжималось от обиды.
«Уж не зависть ли меня разбирает?» – подумал Камо и остановился, неприятно смущенный этой мыслью: он очень любил Армена.
Наконец они подошли к каменистому выступу. Учитель и Армен внимательно осмотрели дорогу в этом месте и понимающе улыбнулись друг другу. Край утеса был здесь затерт и точно отполирован.
– Ну вот, глядите, это сделала вода – вода, которая бежала по этой предполагаемой дороге к селу Личк, – сказал учитель, показывая на сточенные водой камни. – Здесь был небольшой водопад… Камо, сбегай вниз и покопай вон там. Ты должен будешь найти там камни, круглые-круглые. Такие, как речные голыши.
Камо взял кирку и побежал вниз, куда стекал предполагаемый водопад. За Камо увязался Чамбар. Собака почувствовала внезапную перемену в настроении своих хозяев, но никак не могла понять, где же дичь и почему старый охотник не снимает ружье с плеча…
Камо вскоре поднялся наверх с шапкой, полной камней и камешков. Учитель с большим интересом стал их рассматривать.
– Видите, – сказал он задумчиво, – ни у одного из этих камней нет острого угла – так обточила их вода.
– Да, верно, что камни водяные, – подтвердил и дед, взяв в руки несколько камней.
– Значит, Армен, наше предположение верно, – сказал Арам Михайлович. – Эту дорогу не животные проложили и никто другой: это русло древнего водного канала.
– Канала?! – удивилась Асмик.
– Но где этот канал начинался? – спросил Камо.
– Какая вода в этих горах! Все склоны Дали-дага перероешь – ни одного родника не найдешь, – сказал старик, безнадежно махнув рукой. – По этой дороге скот ходил. Откуда тут быть воде?
– Обследуем. Где твой вишап, дедушка? Веди-ка к нему.
У «ВОДЯНОГО БОГА»
Несмотря на возраставшую жару и отсутствие малейшей тени, все настойчиво шли вперед. Всех разбирало нетерпение, томило желание узнать тайну канала, и на усталость никто не жаловался.
Миновав еще один гребень, наши путники увидели величественные утесы Чанчакара и Черных скал.
Небо было ясное – ни облачка. Светлая лазурь его, отражаясь в Севане, делала и озеро прозрачно-ясным. Горы смотрелись в серебряное зеркало вод.
Вскоре путники вступили в ущелье.
Там, у подножия Черных скал, дед показал на полузасыпанный щебнем длинный округлый камень. Это и был «вишап», о котором говорил дед.
– Вы о нем спрашивали? – показал старик на камень.
– Вот это то, что нам нужно. Мы нашли начало канала! – обрадовался учитель. Он был необычайно взволнован.
Несколько успокоившись, Арам Михайлович сказал:
– Это фигура водяного бога, каким его себе представляли три тысячи лет назад прежние обитатели нашей страны – урартийцы, или халды. Таких богов они ставили у истоков каналов и искусственных водохранилищ. Здесь и надо начинать раскопки.
Осмотрев «вишапа», учитель обратился к деду:
– Ты не прав, дед: камень этот скорее похож на рыбу, а не на крокодила. Погляди – жабры. А рыба – символ воды. Тут, смотрите, ребята, на камне вырезана еще голова буйвола: буйволы очень любят воду. А вот, на спине у вишапа, изображены аист и журавль. Это тоже символы воды.
Ребята с огромным интересом осматривали камень, ощупывали вырезанные на нем три тысячи лет назад знаки и изображения.
– Погодите, не мешает и величину этой «рыбки» узнать, – заметил учитель.
Он быстро вымерил «вишапа» своим поясом.
– По-моему, в нем около трех метров в длину и до двух метров в обхвате. У нас в Армении ученые немало нашли таких вишапов. Оказалось, что они были поставлены у истоков древних каналов и у водохранилищ. Значит, здесь безусловно когда-то была вода. Давайте-ка поглядим, нет ли еще каких примет, – сказал Арам Михайлович и, сняв пиджак, взял в руки кирку.
В этот день, однако, раскопки никаких результатов не дали. Вечером, усталые, все вернулись в село.
Арам Михайлович, не отдохнув, зашел к председателю колхоза и рассказал о находке.
– Как же вы это без меня раскопки делать начали? – упрекнул его Баграт. – Надо было сообщить. Я бы сам пришел, людей бы прислал. Ведь это вопрос не маленький. Знаете, что такое вода для колхоза?
– Людей приму, а тебя зачем тревожить, пока все до конца не выясним? У тебя и без того голова кругом идет. Надо на пастбище водоем вырыть – там скотина без воды томится. И туда ведь добралась проклятая засуха!..
Наутро ребята и несколько человек из строительной бригады во главе с учителем снова были на месте, где стоял «вишап», и возобновили прерванную накануне работу. По совету Арама Михайловича они начали рыть землю на разных расстояниях от «вишапа».
Работали, стараясь не отставать друг от друга. Но быстрее всех работал Грикор, которому и посчастливилось сделать важную находку. Его кирка наткнулась на большой плоский камень.
– Плита какая-то! – крикнул мальчик. – Идите-ка ко мне на помощь!
Товарищи поспешили к нему.
– Прекрати работу! – закричал учитель.
Кирка выпала из рук Грикора: такой, полный тревоги голос он уже слышал один раз – в пещере Чанчакара.
Арам Михайлович опустился на колени и бережно, руками, начал откидывать в сторону разрытые Грикором щебень и землю. Он делал это с такой осторожностью, с таким вниманием, так нежно касался пальцами комков земли, словно в них было скрыто что-то очень драгоценное и такое хрупкое, что от малейшего неловкого движения могло разлететься на кусочки. Так он работал очень долго.
Наконец общими усилиями из земли выкопали большую, расколотую на части плиту, покрытую клинообразной надписью.
Арам Михайлович попытался прочесть надпись, но разобрал только два слова – «Сардур» и «пили».
– Сардур? Урартийский царь? – удивился Камо.
– Надо думать, что он. Сардур царствовал в этой стране (она тогда называлась Урарту) за много веков до образования армянского государства. Он был царем-строителем и покрыл Урарту каналами, орошавшими поля, – сказал учитель. – Урарту было военно-феодальным государством, и Сардур сооружал каналы в эпоху нашествий на страну чужеземцев, руками пленных вражеских воинов. Этих воинов Сардур превращал в своих рабов. И сколько рабов погибло во время строительства таких каналов!.. Вот в этот период и было принято ставить у истоков каналов такие изваяния – богов воды. Недавно наши ученые нашли на склонах горы Ахмаган шесть таких фигур. Это говорит о том, что там были каналы или водохранилища, дававшие воду засушливым землям Котайка.
– А что значит «пили»?
– «Пили» – канал. Это по-урартийски.
– Значит, здесь был канал? – спросил Камо.
– Молодец! – засмеялся Грикор. – Как сорок раз сказали – ты сразу догадался!
Асмик фыркнула.
Камо покраснел от досады: надо же ему было задать такой наивный вопрос!
– Конечно, – сказал учитель. – Здесь был канал, это несомненно.
Дед Асатур молча прислушивался к разговору. Вот что такое наука, какова ее сила!.. Увидел ученый человек безобразный обломок камня с какими-то царапинами на нем, похожими на гвозди, и разглядел за ними царя, который жил две с половиной тысячи лет назад!.. Как ни стар он, охотник Асатур, как много ни видел, но куда уж ему тут, за наукой не угонишься…
– Да, – задумчиво проговорил учитель, – в этом деле мы без помощи Академии наук не обойдемся. Надо будет сообщить в Ереван. Идем!
Собрав лопаты и кирки, они вернулись в село.
ДОКЛАД О КАНАЛАХ
На другой день утром Арам Михайлович связался по телефону с Ереваном.
– Мы давно ждем приезда геолога из Академии наук. Он должен помочь нам выяснить некоторые интересующие нас вопросы. А теперь сообщаем, что мы нашли следы древнего канала царя Сардура, – сказал он.
Это сообщение было встречено в Академии наук с большим интересом. Не прошло и пяти часов, как на ровном поле на берегу Севана приземлился самолет, и колхозная легковая машина доставила в село профессора Севяна и нескольких сопровождавших его археологов.
Профессор сердечно обнял учителя:
– Здравствуйте, здравствуйте! Вы, должно быть, нашли что-то очень ценное, если решили еще раз потревожить меня, старика.
– Да, профессор. Здесь, у истоков древнего канала, мы нашли плиту с халдской надписью. Плита, к сожалению, расколота, некоторых знаков нет, и восстановить надпись полностью мне не удалось. Вот я и решился вас побеспокоить.
– Пустяки, пустяки! От каждой такой находки я только молодею. И во мне сейчас столько энергии, сколько в этом юном геркулесе. – Профессор ласково потрепал Камо по плечу. – Ну, не будем терять время, показывайте свою плиту. Вы разобрали слово «пили»? Да, это значит «канал». Может быть, мы и на самом деле призовем на помощь колхозным полям канал урартийского царя Сардура? А, что вы скажете? – улыбнулся профессор председателю колхоза.
Председателя извела засуха, он сердито хмурился, и его ответ профессору прозвучал не совсем любезно:
– Вы нам только дайте воду, а чья она – царская или дьявольская, – что нам до того! Скажите нам, где вода, как ее добыть, – вот то, что нам нужно. Вы, ученые, должны это знать. Если наука не может помочь колхозу в трудную минуту, зачем нам такая наука?..
Во взгляде старика профессора промелькнула укоризна.
– Ну что же, пойдем посмотрим, что там такое, – сказал он.
Шествие открыл дед Асатур. За ним бежал Чамбар. В сопровождении председателя колхоза, учителя и своих сотрудников шел профессор Севян. Замыкали процессию юные натуралисты. С ними была и Асмик.
Живое и доброе лицо профессора, когда он увидел камень, стало вдруг серьезным и озабоченным. Он опустился на колени и разглядывал надпись с таким благоговением, что все невольно затихли.
Наступило долгое, томительное молчание. Губы профессора медленно шевелились. Было видно, что он напряженно старается разрешить какую-то трудную задачу.
Наконец старик поднял голову.
– Я разобрал, – облегченно вздохнул он. – Сейчас я прочту вам эту надпись.
И медленно, слово за словом, профессор перевел надпись с урартийского на современный армянский язык:
– «Я, Сардур, царь страны Наир?[13], соорудил этот канал. Проклятие и смерть тому, кто разрушит этот канал! Проклятие и кара тем селянам, кто украдет воду из моего канала!..»
Все молчали.
– Каким жестоким был этот царь! – прошептала Асмик.
– Да, цари были жестоки к простому народу и, как видите, посылали проклятия и угрозы крестьянам, которые осмелились бы орошать свои поля водой из построенных ими каналов, – сказал профессор. – Позвольте мне воспользоваться случаем и рассказать о древних каналах нашей страны.