Как же - гости отдали должное его мастерству. Ели они с удовольствием, громко причмокивая и облизывая пальцы (вилки и ножи они спрятали в мешочки, висевшие у каждого на поясе). Мы давно уже успели убедиться в способностях Перстенька. Кормил он нас на славу: недаром его любимец - Антони Карем, знаменитый французский кулинар. А тут он превзошел себя. Лишь Мауки оставался равнодушным к яствам. Он задавал столько вопросов, что мы едва успевали отвечать. Его интересовало все: зачем мы прилетели сюда, что ищем, для кого, из какой страны? - А не думаете ли вы поискать чего-то? - настойчиво спрашивал Мауки. Но больше всего Мауки интересовался Москвой: что это за город, где он находится, кто в нем живет? А потом он совсем неожиданно спросил: - А летчиками все жители Москвы становятся? Мы невольно рассмеялись. Александр Иванович сел рядом с юношей, обнял его за плечи и сказал: - Конечно, не все; только те, кто хочет. - Мауки очень хочет стать летчиком и летать на таком самолете, как "Сейнтер-пойнтер", - вздохнул юноша. Довольный тем, что Мауки хоть кое-что понял из его байки, Саша Перстенек обратился к Егорину: - Александр Иванович, а что, если мы покажем им Москву и летчиков? - Как это - покажем?.. - усмехнулся Петренко. - Очень просто, Филя. Попросим нашего инженера прокрутить фильм "Воздушный парад в Тушино". Фильм вызвал небывалый восторг. Наши гости то и дело прерывали его криками и просили многие места повторить. Что же касается Мауки, то его прямо-таки захватил высший пилотаж реактивных истребителей на встречных курсах. - Я буду летать! - сказал он так уверенно, точно ему предложили профессии на выбор и для него, неграмотного парня из Полинезии, ничего не стоило получить любую из них.
      3
      После обеда Саша обучал Нуку искусству пускать кольца дыма, а мы показывали гостям наш вертолет. Все их поражало. И нам это, не скрою, доставляло удовольствие. Но мы и не подозревали, как скоро островитяне не только удивят, но и посрамят нас. Это случилось, когда Мауки увидел шахматную доску с фигурами. Сильно жестикулируя, он подозвал своих товарищей, и островитяне склонились над доской. Перстенек хотел было объяснить им, что это за штука, но я удержал его. Мне показалось, что они смотрят на шахматы очень уж осмысленно. Не умеют ли они играть? - Ну что вы! Откуда им? - удивился Перстенек. И все же я оказался прав: островитяне умели играть в шахматы! Больше того: не прошло и двух минут, как Мауки, не прикасаясь к фигурам, объявил: - Белые дают черным мат в три хода. Перстенек ахнул и, заикаясь, перевел нам его слова, от волнения позабыв, что мы и без него все поняли. - А ну реши! - пробасил Петренко. И Мауки показал нам решение. Если помните, черный король чувствовал себя недосягаемым за мощной стеной своих верных пешек. Но ферзь белых проявил дьявольскую хитрость. Покинув центр поля, он занял, казалось бы, нелепую позицию возле своего повелителя короля. На самом же деле это была засада, откуда он грозил маневром по углам доски. Создалось трагическое положение, называемое шахматистами скрипучим словом "цугцванг": любое движение черных ведет к поражению. Впрочем, вы и сами сейчас без труда решите до конца эту замысловатую задачу... Мауки улыбнулся, дружелюбно посмотрел на Филиппа Петровича, на Баскина, на меня и, повернувшись к профессору, немного рисуясь, добавил: - Это просто для Мауки. Мы переглянулись с Егориным.
      ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
      В городке "Дискавери". Частный детектив Диппль. Свет в окне
      1
      Мысль ученого достигает полной силы лишь в тишине. Исходя из этого, директора фирмы "Дискавери" арендовали группу строений - добротных двухэтажных коттеджей - подальше от городского шума, в лесу. На фронтоне главного корпуса было начертано: "Тишина - богатство мудреца!" Здесь, в уединении, это были не пустые слова. Десятки приборов измеряли величину шумов, сообщая данные в диспетчерский пункт, ведавший строгим распорядком "хозяйства тишины". Атомная мина, обнаруженная под фундаментом административного корпуса, произвела бы меньший переполох, чем детская хлопушка, будь она найдена на территории городка. Вся работа в лаборатории была окружена тайной. Вооруженная охрана бдительно следила за границами владений "Дискавери". В это "царство науки" Роберт Гровер приехал рано утром. После обычных формальностей начальник охраны отвел его в жилой корпус и вручил заботам молоденькой, хорошенькой горничной. То ли свежий сосновый воздух и ясное небо, то ли кукольное личико девушки стали тому виной, но едва Роберт переступил порог своей новой квартиры, как все тревоги покинули его и им овладела беспричинная веселость молодой ученый почувствовал себя счастливым и беспечным. - Как вас зовут, милочка? - спросил он, несколько удивляясь такому непривычному для себя фривольному тону. - Стилл, сэр. - Надеюсь, мы будем друзьями, Стилл? - Роберт с ужасом увидел, что рука его протянулась и потрепала горничную за подбородок. - Разумеется, сэр! Роберт покраснел и хотел извиниться, но вместо этого подмигнул девушке. - О, сэр! - засмеялась Стилл и кокетливо посмотрела на нового жильца. - Черт возьми, - пробормотал Роберт, выбегая из комнаты, - кажется, эта противная девчонка приняла меня за. ловеласа... Молодой человек ругал себя на чем свет стоит, не понимая, что с ним произошло, и поклялся взять себя в руки. "Что бы сказали мама и сестра, думал он, стоя у окна, - если бы увидели меня пять минут назад!" Мимо корпуса бесшумно проехал черный лимузин. За рулем сидел знаменитый укротитель Меджитт - Роберт отлично помнил его красивое лицо, - а рядом с дрессировщиком развалился Бергофф. Лицо миллионера, окутанное сигарным дымом, было хмурым. Роберт с удивлением смотрел вслед удаляющемуся автомобилю. Кто-то сзади кашлянул. Гровер обернулся. - А, мистер Стоутмен, - обрадовался он. - Здравствуйте. После неудачной аферы с Дортом Стоутмен долго присматривался к миру, пока снова не нашел в нем трещину, на этот раз в виде фирмы "Дискавери". Он принял в ее работе горячее участие и взял на себя подбор кадров. Нет сомнения, что если бы ему предложили за крупную сумму превратиться из человека в животное, мистер Стоутмен мог бы стать пауком, поскольку плести любые сети было тем немногим, что он умел в совершенстве. Знавшие его раньше склонялись к мнению, что Стоутмен нисколько не постарел, но сам он думал иначе и сохранял фигуру, ежедневно играя в гольф и заменяя мясо и хлеб вареным рисом. Его розовое лицо, всегда отшлифованное парикмахером, по-прежнему не теряло маски добродушия, а своему алчному взгляду мистер Стоутмен научился придавать такую кошачью мягкость и ласку, что порой так и казалось, будто его бесцветные, чуть навыкате, холодные глаза вот-вот замурлыкают... В минуты внутреннего делового подъема мистер Стоутмен напоминал бога Саваофа, извлекающего из-под хитона помятую пальмовую ветвь на середине пути от штаб-квартиры поджигателей войны к зданию Совета сторонников мира. - Здравствуйте, мистер Гровер. Я вышел к вам навстречу, чтобы стать вашим гидом. С чего бы вы хотели начать? - Если вы помните, - сказал Роберт, - я принял окончательное решение подписать контракт, узнав, что мой учитель, профессор Кобрен, заведует медицинским отделом фирмы. - И после того, как я передал вам его желание, чтобы именно вы стали его ассистентом и преемником. - Преемником?! - Я не хотел вас расстраивать, мистер Гровер. Понимаете ли, старина в последнее время немного сдал. - Он болен? - Да, пожалуй. Его хватил паралич, сейчас он нем и недвижим. Прискорбно, да что поделаешь... Вы сами увидите. Начнем с визита к нему.
      2
      Двухмоторный самолет вылетел из узкого ущелья, и перед пассажирами открылась чудесная панорама. С высоты десяти тысяч футов было видно, что земля, раскинувшаяся внизу, - гористый остров. Самолет крутой спиралью стал снижаться, и горизонт скрылся за скалистыми вершинами гор. Бобу показалось, будто они погрузились в зеленый фужер, наполненный ароматным густым воздухом тропиков. Несколько водопадов пенилось на склонах, поросших лесом. Глубоко внизу светлой лентой пролегла бетонная дорожка. В ушах слегка покалывало. Частный детектив мистер Диппль, сидевший рядом с Хоутоном, поморщился и, зажав пальцами нос, натужился. Боб последовал его примеру: в ушах щелкнуло, чуть закружилась голова, но боль в ушах прекратилась. - Чудесные места, мистер Хоутон, - наклоняясь к Бобу, сказал Диппль. Единственный недостаток - нельзя избежать такого крутого снижения: горы. - У меня почему-то появились колики в желудке, - пожаловался Боб. - Это пройдет. Простите, а какой у вас коэффициент стойкости пищеварения? - Надеюсь, это шутка, мистер Диппль? - Хоутон подозрительно глянул на детектива. - Надо следить за рекламой, - солидно ответил Диппль. - Это новинка фирмы "Желудочные соки". Определяется просто: надо точно подсчитать в течение ста дней, сколько у вас будет поносов и сколько запоров. Затем первое число поделить на второе с точностью до двух знаков, и коэффициент готов. - А потом? - В соответствии с полученным коэффициентом фирма "Желудочные соки" за умеренную плату займется контролем вашего питания и снабдит вас необходимыми эликсирами. - И вы уже знаете свое магическое число? - Я определял его дважды и оба раза получил одинаковый результат: нуль, с гордостью ответил Диппль. - Фирма прислала мне в подарок роскошный прейскурант. - Неужели еще есть иди... я хочу сказать, любопытные? - Еще бы! Вся страна занята этими подсчетами. - Гм... Очевидно, пик рекламы этой фирмы пришелся на то время, когда я участвовал в соревновании потребителей ликеро-водочных предприятий, задумчиво произнес Боб. Детектив отлично выспался за четыре часа полета. Он был настроен благодушно и весело болтал, то и дело поворачивая к Бобу скуластое, монгольского типа лицо с широко расставленными глазами, анфас его вписывался в почти правильный круг. Профиль же этой необыкновенной головы напоминал молодой месяц в первой четверти своего развития. Казалось, будто тыльная часть головы устремилась вперед, чтобы догнать лицевую. - Мистер Хоутон, - говорил он Бобу, торопившему с поисками Паолы, - все будет в свое время. Я еще могу понять астронома: имея дело с вечностью, он привыкает считать человеческую жизнь коротким мигом и оттого спешит. Но вы... Бобу нравился этот, как ему казалось, добродушный, немного суетливый человек, напоминающий тех веселых попутчиков, каких мы частенько встречаем в поезде или на теплоходе. Особенно запомнилось Хоутону высказывание Диппля о жизни. Набросав, так сказать, карандашный эскиз человеческого бытия, детектив на минутку углубился в рой обобщающих выводов, всегда в избытке рождающихся в его поразительно сплюснутой голове, и сказал: - Если бы жизнь каждого из нас в конце своем упиралась в единый барьер, как бы в некую одинаково ровную для всех линию, за которой обрыв, жить было бы страшно: плохо точно знать час своей кончины. Но, к счастью, впереди нас лежит изломанная кривая, и каждый стремится хоть ползком, но добраться до самого длинного "зубчика" и разорвать ленту финиша как можно позже других. Такое желание рождает здоровое соревнование и инициативу. Вспомнив эту сентенцию, Боб невольно подумал о том, как бы жизнь не увлекла его в самый короткий "зубец" вечно меняющейся изломанной линии, за которой человеку уже нечего делать. Самолет легко коснулся бетона и, пробежав метров пятьсот, свернул к аэровокзалу. На перроне их встретил человек, такой же полный и румяный, как Диппль. Они обменялись взглядами, и Диппль весело шепнул Бобу; - Еще немного, мистер Хоутон, и я вам устрою свидание с миссис Паолой: все в порядке, она еще здесь! Боб осмотрелся: как будто ничего подозрительного на этой земле миллиардеров не было. И все же... Если бы не надежда увидеть Паолу и не гарантия сыщика в том, что "мистер Хоутон будет в безопасности, пока Диппль рядом", лучше бы и не прилетать сюда. Диппль раздобыл прокатный скоростной автомобиль с прозрачным кузовом и подкатил к аэровокзалу. Боб сел рядом, и они свернули в магнолиевую аллею. Ехали не быстро: дорога то петляла в густом тропическом лесу, то выходила к самым краям скалистых обрывов. Банановые рощи сменялись зарослями мимозы. На высоте двухсот футов шумели кроны деревьев-великанов. Все в этой котловине росло буйно, не боясь штормов и гроз. Многие стволы были покрыты яркими оранжевыми цветами, над которыми порхали большекрылые бабочки, а в ветвях копошились "крылатые обезьяны" - попугаи. Кое-где дорога раздваивалась, но Диппль уверенно сворачивал в нужную сторону. То и дело за окном мелькали роскошные виллы, соперничавшие друг с другом в изяществе форм и богатстве отделки. - Судя по тому, как вы ведете машину, - заметил Боб, - вам приходилось бывать здесь, мистер Диппль. - И не раз. Ведь этот край сильных мира сего, которые умеют говорить на языке доллара без переводчика и стоят не менее двухсот-трехсот миллионов, - весело откликнулся Диппль. - Миллионов! - Да, я вас понимаю. - Ну, а если эти джентльмены возят золото тачками, как навоз, то им не обойтись без нашего брата частного детектива. Благодарение богу, пока есть богатые люди, я могу делать свой бизнес. Правильный выбор профессии великое дело в наш век, мистер Хоутон. Не угодно ли взглянуть направо? Это вилла мистера Джексона, короля промышленности женской красоты. А вон там, за поворотом, дача атомного короля. Несколько поодаль - владение короля дамского нижнего белья. Короли газет и кино - механики общественного мнения - поселились еще дальше. - Мы с вами попали в настоящее королевство королей, мистер Диппль. - Вы хотели сказать - королевство Доллара? - Именно так, мистер Диппль. - А сейчас я постараюсь доставить вам несколько минут острейших ощущений. Диппль энергично затормозил возле декоративного сказочного домика. Из двери вышла девушка в легком спортивном костюме, на ее прозрачной блузке извивалась голубая молния. Она подошла к машине и, улыбаясь, протянула Бобу яркий билетик с надписью: "50 долларов". - Вы хотите, чтобы я стал легче на эту сумму? - ужаснулся Боб, глядя на "разбойницу с большой дороги XX века", как он мысленно окрестил девушку. - Не торгуйтесь, мистер Хоутон, - ответил за девушку Диппль. - Вы их вернете потом, написав очерк в свою газету. Хоутон нехотя расплатился с юной красавицей, получил от нее еще более пленительную улыбку и брошюру в пестрой обложке. Улыбки он не заметил, а брошюру рассеянно положил в карман. Диппль нажал кнопку стартера. Дорога выровнялась и стремительно вбежала в просторный тоннель. Яркий свет фар осветил бетонные стены и гладкий асфальт. - Я не назвал бы езду в тоннеле острым ощущением, - сказал Хоутон. - За пятьдесят долларов... - Не спешите, мистер Хоутон. Вы наблюдали гонки на автомобилях по вертикальной стене? - При каждой возможности; это увлекательнейшее зрелище! - Не мне у вас спрашивать об этом, - спохватился Диппль. - Я забыл, что ваш покойный отец был одним из основателей этого вида спорта! Так вот, не угодно ли... Выскочив из тоннеля, они промчались метров двести и выехали на наклонный бетонный трек. Пока Диппль, мчась по кругу, энергично наращивал скорость, Хоутон замер от восхищения. Они оказались в ажурном гигантском металлическом цилиндре высотой более километра. Узкая лента дороги отделилась от трека и несколькими широкими витками поднималась по стенам цилиндра под облака. Сам же цилиндр крепился толстыми металлическими балками к скалистым склонам естественного колодца в горах. Смелая инженерная мысль удачно использовала игру природы. - Строительство этого аттракциона, - пояснил Диппль, - обошлось дешевле старой дороги, которой еще пользуются слабонервные курортники. Но там мы плелись бы около двух часов, а здесь достаточно и десяти минут. Неплохо, мистер Хоутон? - Недурно, Диппль, - кивнул Хоутон. - А удовольствие - свыше всякой меры, вероятно. - Нет, что вы! Ровно на пятьдесят долларов - все подсчитано! Прошу вас, пока не отвлекайте меня. Зеленый глазок светофора дает нам знать, что путь не занят и нам пора. Стрелка спидометра подошла к ста милям в час. Легким движением штурвала Диппль направил машину на верхний пояс трека, обозначенный четкой белой линией. Машина накренилась градусов на сорок, Боб невольно взялся правой рукой за подлокотник, но тело его не только не кренилось к земле, а стало тяжелее и вдавливалось в сиденье. Еще секунда - и машина выехала на вертикальную стену гигантского цилиндра. Теперь слева от себя Боб видел профиль Диппля на фоне далекой земли, а справа голубело круглое небо; впереди - белая лента, указывающая середину необычной дороги. Она круто изгибалась вверх. - Оригинальная выдумка, - похвалил Боб. - Выгодное дельце, - резюмировал Диппль. - Вы думаете? - Знаю, мистер Хоутон! В эти часы здесь пусто. А утром, и особенно вечером, когда не так жарко, внизу у тоннеля выстраивается длинная очередь. Богатые мальчишки привозят своих девчонок и крутятся с ними в этом цилиндре. По нескольку машин одновременно... Деньги любят развлекаться, мистер Хоутон! На высоте семисот метров Диппль свернул на кольцевое ответвление дороги, и теперь они точно висели над землей, кружась по этому кольцу на одном уровне. Кустарник и скалы сливались в зелено-серую полосу. - Здесь вы можете отдохнуть, мистер Хоутон, - сказал Диппль, - и сделать несколько снимков на. память. Голос Диппля звучал глухо. Боб "продул" уши, как это делал недавно, снижаясь на самолете. Виток, еще виток - и вот уже впереди машины бежит дорога. - Жемчужина курорта! - сказал Диппль. - Земля тут стоит вдвое дороже, чем внизу. - И владельцы дач тоже? - Не всегда. Многое зависит от их характера, от бережливости... Вот и вилла рыбного короля мистера Бергоффа! Я раз-деляю ваши чувства, мистер Хоутон, но наше сыскное бюро гарантирует благоприятный исход акции только при соблюдении клиентом спокойствия. Параграф пятый соглашения... - Хорошо-хорошо, мистер Диппль. Действуйте. Диппль свернул с дороги и остановил машину. - Вылезайте, мистер Хоутон, и, пожалуйста, потише. Следуйте за мной. Видите вот ту крокетную площадку? И скамью? Отлично! Спрячьтесь за деревьями и ждите. С этими словами Диппль, не любивший тратить время попусту, оставил Хоутона и юркнул в кусты. Хоутон пробыл в одиночестве не более получаса, но этого времени оказалось более чем достаточно, чтобы нервное напряжение, охватившее его, достигло предела. Сегодня утром детектив Диппль позвонил по телефону и назначил свидание в аэропорту. Четыре часа полета. Сорок минут езды в автомобиле. И... Боб едва удержался, чтобы не вскрикнуть: по дорожке, посыпанной красным песком, шла Паола! Она шла, неуверенно озираясь, точно искала кого-то. Но почему кого-то? Разве Диппль не сказал ей, кто ожидает здесь, возле скамьи у крокетной площадки? Боб смотрел на нее не отрываясь, и сердце его сжималось от любви и жалости. Паола похудела, ее лицо осунулось и побледнело. Каштановые волосы поблекли и стали пепельно-серыми. Дорого дались Паоле несколько недель неволи. Боб не мог сдерживать себя больше и вышел из-за деревьев. Паола удивленно посмотрела на него, остановилась, беспомощно теребя платье, и тихо спросила: - Кто вы? - Паола, милая Паола. Это же я, Боб. - Откуда вам известно мое имя? - Что ты говоришь! Это я, Боб Хоутон... Вспомни Пито-Као... Мауки... Разве ты забыла наш дом, Паола? Что сделали с тобой? На лбу Паолы появились две глубокие морщинки. По глазам было видно, что она пытается что-то вспомнить, но не может. За спиной Боба послышался шорох. Он повернулся с ловкостью кошки: у ствола сандалового дерева стоял Бергофф! Хоутон был в западне...
      3
      Закончив исследование Отунуи и его немногочисленных жителей и не обнаружив следов арпела, профессор повеселел. - Совсем недурственно, - сказал он. - Теперь пора глянуть, как обстоят дела и на Пито-Као. Гм... поскольку он необитаем, можно управиться и за денек. Если у нас будет помощник. - У нас? - спросил я. - Но ведь по плану эту работу мы должны выполнить с Василием Ивановичем вдвоем, - напомнил он. - Ах, верно. - Вы что-то хотели сказать? - услышав свое имя, но еще не понимая, в чем дело, оторвался от книг Гирис. - Мы болтаем здесь, возле вас, уже полчаса, мой уважаемый коллега с улицы Бассейной. - Что вы предложили? - оживился биолог. - Повторите, прошу вас. - Я сказал... - Блестяще! Очень дельная мысль. - Вы мне льстите: она столь для всех очевидна... - Но я же до нее не дошел, - упорствовал Гирис. - Именно бассейн, Александр Иванович. - О чем вы, коллега? - Теперь мне ясно, что "Белую розу" надо выращивать не в Черном море, а где-нибудь в районе Владивостока, в специальном, так сказать, полуискусственном бассейне, как предложили вы. Василий Иванович вновь погрузился в свои думы сперва "по пояс" - как однажды сказал о нем Перстенек, - затем, пустив два-три веселых радужных пузыря, с головой ушел в Океан Размышлений, где, как известно, издавна водятся самые необыкновенные и полезные идеи. Егорин хотел было извлечь его на поверхность, но вдруг изменил свое намерение, отошел в сторону и, понизив голос, сказал мне: - Утром приготовьте катерок и мотоцикл с коляской: будете нас сопровождать. - Слушаюсь, Александр Иванович. Профессор сделал знак тихо покинуть кают-компанию и первым подал пример.
      4
      На Пито-Као моя нога ступила впервые. Но я уже много знал о нем понаслышке. И все же я волновался. Погода была ясная и безветренная. Профессор подавал команды, а я правил моторной лодкой и первым увидел на высоком скалистом берегу величественные каменные статуи. Молча вошли мы в лагуну и направились к деревянному причалу. Молча высадились на берег и втроем выкатили из лодки мотоцикл с коляской. Александр Иванович сел в коляску, Гирис - позади меня, на второе седло. Профессор выбрал направление, мы выехали на тропинку, по ней - на более широкую проселочную дорогу, которая вилась по самой береговой кромке и поднималась вверх, точно нехотя взбираясь на пологий и длинный, как летний день, холм. Я выключил мотор у могилы гаянца Маны. На ней гордо стоял каменный длинноухий, высоколобый иноземец. Высеченный из темно-серого туфа, он покрылся пятнами зеленого, желтого и белесого мха. Казалось, он смотрел куда-то в лишь ему одному понятную даль. Этот взгляд его был глубоко задумчив. Он был зарыт в землю почти по самую шею, но мне почему-то он виделся именно стоящим во весь рост, лишь скрытый от меня грудой больших камней и жестким, колючим кустарником. На губах его чудилась саркастическая улыбка. Так может улыбаться человек, заканчивающий свои дни почти у самой цели, но все же не достигший ее... Словно он понимал всю тщету, бесполезность дальнейших усилий, но вспоминал о том великом деянии, что уже было за его спиной. Пришел, увидел и... почти победил! Трагедийность этого "почти" навеки запечатлелась в грубых, но изумительно выразительных каменных чертах его лица. Только гениальные мастера могут создавать такие скульптуры. Только величайшие невежды цивилизованного мира могут говорить о неполноценности угнетенных, так называемых малых народов Африки, Азии, Полинезии. Только наиподлейшие из глупцов, забывая о единстве природы человека, могут игнорировать эти и подобные им вдохновенные творения простых, натруженных рук. "Игнорирование - это не аргумент!" - говорили древние, подарившие нам немало непреходящих истин, одну из которых я и вспомнил у могилы Маны. Мы сели на камнях возле статуи, думая каждый о своем, целиком находясь во власти обстановки и необъяснимого обаяния, которое излучают лишь подлинные произведения искусства.
      5
      Мы в полном смысле слова исколесили весь остров. Я и то устал. А ведь я всего только правил мотоциклом, причем с коляской, да еще по сравнительно сносным тропинкам или даже настоящим дорогам. Моим пассажирам - вот им досталось изрядно! Они то и дело брали пробы грунта, воздуха, воды и делали анализы с помощью портативной, но надежной походной лаборатории. Особенно тщательно работали они в развалинах взорванной Дортом микробиологической базы, на покинутом крабоконсервном заводе и в пустом теперь поселке Лакитаун. Я бродил по опустевшим улицам, заглядывал в окна домов и даже зашел в кабачок Оскара. На всем - холодок запустения. Лишь вывеска "Вспомни свою крошку" и длинная стойка у буфета напоминала о характере заведения, как одежда, лежащая на берегу реки, напоминает об утопленнике. Двухэтажный белый особняк на холме, поодаль от поселка - бывшая резиденция Бергоффа и Дорта - вначале вызвал во мне любопытство, но и там ничего интересного я не увидел. Походив по комнатам, где почти вся обстановка осталась нетронутой и только покрылась безразличной ко всему пылью, я уже собрался выйти на широкую веранду, как увидел на одной стене портрет, написанный маслом на небольшом холсте. Из тонкой прямоугольной рамки, слегка затуманенное пылью, на меня глянуло красивое девичье лицо с большими смеющимися светло-карими глазами, обрамленное вьющимися каштановыми волосами. Тонкий и прямой римский нос. Пухлые улыбающиеся губы. - Паола! Моя рука невольно потянулась к портрету, точно к маленькому тлеющему угольку, оставшемуся от костра, от которого еще можно прикурить. Но, вспомнив совет академика ничего не брать и сцены, происходившие на Пито-Као в дни ужасной эпидемии арпела, я ограничился лишь ответной улыбкой этому милому лицу и вышел из дома. Ночь пришла быстро, как беда. В высоком экваториальном небе вспыхнули крупные, точно искусственные спутники, звезды. Я сидел на скалистом обрыве у самой воды. В густом тропическом лесу хлопали крылья невидимых в темноте птиц, стрекотали цикады; то далеко, то совсем близко слышался писк и что-то напоминавшее пыхтенье и топот босых ног. Со стороны океана донесся пронзительный, неприятный свист. Потом он резко оборвался, и воздух наполнился... звуками арфы. У меня появилось такое ощущение, будто я открыл дверцу холодильника. И тут я вспомнил дневники Павла Тверского. Ну да, это же поющая рыба, черт бы ее побрал! Снова я чувствую себя настоящим мужчиной. Но первобытный инстинкт самосохранения уже взведен, точно курок. Профессору и его коллеге лучшее они вдвоем и увлечены работой так, что их не удивишь и симфоническим оркестром. Что это они долго возятся с анализами на кладбище? Неужто не надоело? Хоть бы поскорее пришли. Пора и домой. Я закуриваю и подчеркнуто неторопливо затягиваюсь. Однако здесь, на Пито-Као, и табачный дым почему-то вкуснее и действует особенно умиротворяюще. Да и недурно, совсем недурно вот так - одному! - побыть ночью вблизи незнакомого леса, на чужих скалах, под сказочным небом в абсолютной темноте. Осматриваюсь и... снова "открываю дверцу холодильника": в черной пустоте ни с того ни с сего я вижу вдали освещенное окно... Этого еще не хватало! Крепко зажмурился, как в детстве, сосчитал до трех и... свет. Свет в одном из окон дома Бергоффа. Пустого дома. Заброшенного. На необитаемом уже более года острове. Отворачиваюсь и крепко вслух ругаюсь. На чем свет стоит. Это испытанное во всех странах и самое радикальное средство против галлюцинаций. Произнося без передышки непотребные слова, бросаю украдкой взгляд в направлении особняка Бергоффа и... все тот же свет в окне. Тут мне в голову приходит удачная мысль. Надо признаться, что такое бывает у меня нечасто. Если вы и найдете в моей книге неплохие, на ваш взгляд, места, то, честно признаюсь, они появились только потому, что сама действительность подарила их мне. Лично же я ничего не выдумывал, да и не люблю заниматься таким несвойственным мне делом. Но в тот раз воображение проснулось во мне, как от пушечного выстрела, и сработало безотказно. Быстро извлекаю из футляра фотоаппарат, присоединяю к нему телеобъектив, навожу его, щелкаю. Раз! И свет погас... Жду минуту, две, пять - темнота. Вспоминаю свое имя, отчество, год рождения - сходится. Значит, жив курилка. Ладно, думаю, еще посмотрим. Закуриваю еще разок и слышу голоса наших ученых. Они разговаривают весело, смеются и поднимают такой шум, что все живое вокруг в страхе умолкает. - Не устали ожидать нас? - спрашивает Александр Иванович. - Нет, ничего, - небрежно отвечаю я. - Пока вы возились в доме Бергоффа, я мечтал. - В доме? - удивился Василий Иванович. - В каком доме? Мы работали только на кладбище. - И признаков арпела, как мне и хотелось, не нашли, - довольным голосом произнес профессор. - Едем домой, - пробурчал я и первым направился к мотоциклу.
      6
      На вертолете утром я проявил пленку и крепко задумался. На снимке освещенное окно и в нем два силуэта: один из них какой-то странный, с головой, напоминающей в профиль полумесяц. - М-да, - сказал профессор, разглядывая снимок. - У фотоаппаратов галлюцинаций, кажется, не бывает. Да и шахматные задачи порой заставляют задумываться больше, нежели ожидаешь... В нашем уравнении уже два неизвестных. Занятно.
      ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
      Снова в аквалете. Белая долина. Неожиданная встреча
      1
      Работа под водой оказалась куда скучнее и утомительнее, чем я предполагал. На глубине двухсот метров остатки солнечных лучей почти полностью растворялись в синевато-черном мареве, и я вел аквалет вслепую, по приборам. Настраиваюсь на ультразвуковой привод, беру нужный курс, включаю приборы для съемок. Скорость сто километров в час. Теперь моя главная задача - во что бы то ни стало сохранять неизменными курс, глубину погружения и скорость. Потом разворот на сто восемьдесят градусов - и снова напряженное внимание. Более двух недель носился я взад и вперед. Глубиномер - локаторы скорость - локаторы - курс - локаторы. К концу дня я валился с ног от усталости. Прохладный жесткий душ и мягкая постель - единственное, что интересовало меня. Но даже во сне было то же - курс, скорость, локаторы... На Отунуи мы так и не высаживались. Александр Иванович советовал повременить. Зато островитяне навещали нас при каждой возможности. Перстенек даже наладил с ними торговые отношения.
      2
      - Хорошо бы рыбки отварить, - размечтался как-то Саша. - Сбегай на базар, - посоветовал Филлип Петрович. - Третий день яичница. - Так вот же я и говорю... А что толку в яйцах? Если хочешь знать, Филя, яд гремучей змеи состоит из тех же веществ и в тех же пропорциях, что и яичный белок. - Чем только ты нас кормишь! Я бы сейчас целого осетра одолел, как Собакевич, - признался Петренко. - Добро, друзья, - решил я. - Раздобуду рыбки. ... На глубине ста - ста двадцати метров я ушел в открытое море и включил носовой ультразвуковой локатор. Развив хорошую скорость, выпустил трал, уложенный в особый карман на хвосте аквалета. Вот серебрится косяк сардин. Я прохожу сквозь него, и рыбы, увиливая от столкновения, попадают в сеть. Несколько заходов - и трал заполнен до основания, даже скорость аквалета резко упала. Я возвращаюсь к вертолету. Вываливаю добычу: тут и тунцы, и зубастые барракуды, скумбрии, и большеголовые кальмары, морены, и, конечно, тысячи креветок! Хитрый угорь, притворившись мертвым, чуть не цапнул кока за руку. - Ну, подожди, прохвост, - пообещал Саша, - ты у меня первым нырнешь в уху!