Золото Бургундии (№1) - Золото Бургундии

— Распишись, — подавая ручку Николаю скомандовал инспектор финчасти, — напротив птички.

— Не напивайтесь, — предупредил инспектор финчасти.

— На какие шиши? — удивился Карпенко.

— Скажи спасибо, что дали столько. Учти, это только по случаю приезда гостей. И не забудь принести счета, — предупредил инспектор.

— Какие счета? — сделал умильное лицо Николай, пересчитывая сумму.

— Ты мне дурака не валяй, — гавкнул инспектор. — Возвращай деньги!

— Все, все, спасибо и на этом, — заторопился майор к выходу, пересчитав деньги.

— То то…

* * *

— Николя, я не мадам, а — мадемуазель, — сказала девушка.

— То есть Вы не замужем? — решил уточнить Карпенко.

— Нет, не замужем, — подтвердила Мадалена. — Вас это не пугает? Так мы идём?

— Я не из пугливых, — буркнул Николай.

— Вот и хорошо, я тоже, — улыбнулась очаровательной улыбкой Мад.

Через десять минут они входили в рекомендованное Бурцевым кафе.

Николай попросил официанта соединить два столика вместе, чтобы все восемь человек смогли разместиться вместе и получив отказ, направился к менеджеру заведения… Менеджер оказался более понятливым, чем официант, к тому же свою просьбу Карпенко подкрепил своей корочкой, вынутой из кармана пиджака с гербом и золотым тиснением, наглядно свидетельствующим, к какой почтённой организации относится её предъявитель.

Через пять минут столики были соединены и вся компания расселась вокруг стола.

— Что будем пить?, — спросил Николай, одновременно обращаясь ко всем присутствующим.

Бурцев со Званцевым переглянулись.

— Мы как обычно…, — сообщил Василий, — а вот Пашеньке пару пива.

— Сейчас речь не о вас, — прервал его разлагольствования Николай. — Что желают дамы?

— Апперитив, — ответил за своих коллег Поль. — Как обычно.

Василий с Сергеем снова переглянулись, Павел приоткрыл рот, но недаром майор славился своим быстродействием — он подозвал к себе официанта и попросил принести меню.

— Каждый сам себе выберет напиток по вкусу, — вышел из затруднительного положения Николай, — а потом закажем блюда.

Представители Франции дружно выбрали на апперитив — мартини. Бурцев посмотрел на Николая глазами побитой собаки…

— А мы закажем водочку, нашу, русскую, — решился Николай и увидел просветлевшие лица своих коллег. Прошу выбирать закуски.

— Николя, будет лучше, если Вы закажете по своему усмотрению, — подала идею Мад, — мы не разбираемся в русской национальной кухне.

Подозвав официанта Карпенко сделал заказ.

— Значит так, — сказал Николай, перелистывая страницы меню. Маринованные грибы, огурцы. Овощные салаты, малосольную красную рыбу, две тарелки мясного ассорти, две тарелки с сыром, бутерброды с красной икрой, а на горячее — филе форели с картошкой фри. Постой, чуть не забыл, — остановил он, собирающегося уйти официанта, — запивать — минералки и томатный сок, да ещё селёдочки с лучком, а десерт мы закажем потом.

Выпивка — бутылку красного вина, четыре бокала с мартини, бутылку водки, нет две, ну пока все. Мартини в первую очередь.

— Скажите, Николя, и мы все это должны будем съесть, — поинтересовался Рене, — это ведь так много.

— Не волнуйся, Рене, осилим, — успокоил коллегу Званцев. Мы здесь будем долго сидеть.

Когда закуски были расставлены и принесены спиртные напитки, Поль с Рене переглянулись, посмотрев на стол, уставленный тарелками.

— Я слышал о хлебосольстве русского народа, но не ожидал в такой мере, — произнёс Поль.Ну, за сотрудничество, — поднимая рюмку, голосом генерала Булдакова, произнёс Николай.

— Будем, — поддержали Сергей с Василием.

Через некоторое время, когда опустели бокалы с мартини и вином, Званцев предложил Полю и Рене отведать русской водки…

На танцевальной площадке несколько десятков людей плясали под песню Энрико Иглезиаса. По окончании песни, из динамиков полилась мелодия медленного танца.

— Николя, почему Вы меня не приглашаете? — смотря на Карпенко лукавыми глазами, осведомилась Мадалена.

— Прошу, — встал из-за стола Николай и подошёл к Мад.

Они танцевали, внимательно смотря друг на друга. Николай почти невесомо обнимал француженку за тонкую талию, словно чего-то опасаяь.

— Не надо быть таким серъезным, — попросила девушка, — Вам больше идёт улыбка.

— Вы очаровательны, Мадалена, — сам не веря своему голосу, тихо произнёс Николай.

— Вы делаете успехи, Николя, — улыбнулась Мад, — Вы тоже не такой, как хотите казаться. Его так и подмывало спросить, а как он выглядит в её глазах, но он сдержался. Музыка закончилась, а они продолжали медленно танцевать, глядя в глаза друг друга. Спасибо, дискжокею, что он не стал ставить музыку и позволил им насладиться отрешением от всего окружающего их, оставаясь в своём, только им понятном мирке…

Раздались апплодисменты. Николай обернулся и увидел, что многие, сидящие в зале апплодируют им. Покраснев и смущаясь он проводил Мадалену к их столику.

— А мне понравилось с Вами танцевать, Николя. Вы неплохой партнёр, — улыбнулась прекрасная француженка.

— Смеётся надо мной, — решил Николай, но посмотрев в глаза Мадалены, передумал. — Может я ей нравлюсь.

Вечер удался на славу. Бурцев, обнимая Поля, что-то ему рассказывал. Званцев ухаживал за Франсуазой. Павел дискутировал с Рене. Николай вёл беседу с Мад.

Около одиннадцати они покинули уютное кафе и вызвав такси, стали прощаться. Мадалена, чуть притянув Николая к себе, поцеловала его в щеку и пожелала спокойной ночи. Французские коллеги уехали в гостиницу.

— Завтра рабочий день, — напомнил Карпенко своим офицерам. По домам…

36. 1941 год. Война. Поиски Генриха фон Ротгера.

Он ехал в своём «Мерседесе», сопровождаемый мотоциклистами охраны. Майор Абвера Генрих фон Ротгер был направлен в группу армий «Центр», неудержимо рвущейся к столице России — Москве. Начиналась большая разведигра, в которой ему отводилась одна из первых ролей.

Его волновали огромные потери германской армии. Брестская крепость показала стойкость и мужество советских солдат. Красная Армия отступала, продолжая с упорством сражаться. В Абвере уже поняли, что блицкриг позорно провалился и если с войной не покончить в ближайшие месяцы, то Германия увязнет в затяжной войне. Германская военщина уже получила несколько сюрпризов: полной неожиданностью оказалось появление русских средних танков Т-34, сокрушающих броню их танков Т-III и Т-IV, которые не могли противостоять им. Правда их было немного, и по заявлению Порша, новые немецкие танки, скоро поступят в производство и сокрушат танки русских. Появление новых полководцев, и прежде всего Г.К.Жукова, звезда которого разгоралась все ярче и ярче. Сталин оценил его дарование и выдвинутых им генералов, смещая свою "конную "гвардию полководцев, мечтавших на тачанке доехать до Берлина.

Сейчас, когда армии группы перегруппировывались для решающего наступления на Москву, в разведывательном центре Абвера "Марс "вели работу по крупной дезинформации, пытаясь убедить советскую разведку в том, что удар перенацеливается на южном направлении.

Специально для этой цели с северного направления было переброшено несколько радиотехнических полков, которые иммитировали в эфире переброску войск в группу армий "Юг "с центрального направления. Кроме этого использовалась рация развед-группы русских, захваченная в упорном бою и склонённый к измене радист группы, почерк которого знали в Москве.

Генрих фон Ротгер выполнял свой долг как офицер Вермахта, но его волновала и не давала покоя мысль о пластине, скрывающей богатство. На основании данных, полученных от старого архивариуса в Париже, он определил район примерного поиска, где был найден Шарль де Понтарлье, и теперь стремился найти эту деревню.

Проезжая через полувымершие деревни, он расспрашивал сторожилов о том времени, не помнят ли они какие-либо истории, связанные с нашествием французов. Пока все было безрезультатно.

Майор сам выбрал маршрут своей группы, занимающейся радиоигрой с русскими, проходящий через район его поиска. Его группа имммитировала перемещение нескольких корпусов на южное направление, подтверждая по радио в штаб группы о начале передислокации. Было отмечено, что их рации противник усиленно пеленговал.

Барон велел колонне остановиться и выйдя из машины, подошёл к небольшому штабному автобусу, чтобы проверить маршрут движения. Обер-лейтенант Литке услужливо развернул карту перед майором. Фон Ротгер стал внимательно расматривать карту. В пяти километрах от намеченного маршрута находилось русское село под названием Трегубово.

— Обер-лейтенант, немного изменим маршрут. Одна машина с рацией поедет со мной в деревню и будет вести передачу оттуда. Будем изображать передовой батальон 23-й пехотной дивизии, остановившийся для ночёвки. Вот здесь мы встретимся, — ткнул в карту пальцем барон.

— Слушаюсь, герр майор.

Подъехав к деревне, фон Ротгер увидел несколько бронетранспортёров с крестами на бортах и группу автоматчиков.

— Карательная команда, — подумал он, велев водителю подъехать прямо к бронетранспортёрам.

К его машине уже подходил юный лейтенант.

— Лейтенант Пауль Кригер, герр майор, — представившись козырнул лейтенант.

— Майор Абвера фон Ритгер, — ответил на приветсвие барон. — Что вы здесь делаете?

— Ищем партизан, герр майор. Нас обстреляли в километре отсюда из леса.

— Убитые и раненные есть? — поинтересовался фон Ротгер. — Лес прочесали.

— Никак нет. Лес мы обстреляли.

— Тогда какого черта вы приехали в деревню? — закричал майор. — Немедленно возвращайтесь в расположение части. Моя группа выполняет секретное задание и вы нам мешаете. Лейтенант решил не возражать старшему офицеру, ко всему ещё и из Абвера и козырнув, быстро направился к своим людям. Поди знай, какие неприятности можно на себя навлечь.

Когда бронетранспортёры уехали, майор приказал группе отъехать на другой конец села и начать передачу в эфир. Сам он подошёл к кучку согнанных стариков и женщин.

— Не бойтесь меня. Я не сделаю вам ничего плохого, — на хорошем русском языке сказал фон Ротгер. Я историк и собираю данные о войне 1812 года, о пленных французах. Может в вашей деревне были пленные французы, не сохранились какие-либо повествования, легенды…

— Были, говорят, — прошамкал беззубым ртом один из старцев.

— Вы помните, рассказывайте, — попросил майор.

— Я, милок, помнить не могу, меня тогда и в помине не было. Дед мой говорил, что жил в имении полоненный француз.

— Да точно, — откликнулся ещё один старик. Он ещё красавицу Марию обрюхатил, а потом сбежал.

— Так она замуж за соседа вышла и уехала из села.

— Вспомните, пожайлуста, как фамилия, — взмолился майор.

Старик силился вспомнить но у него это не получалось, потом он вдруг хлопнул себя по лбу.

— Деревня соседская принадлежала Смычковым, так вот за него и вышла. Смычкова значит стала Мария.

Наконец Генрих фон Ротгер выяснил, у кого находится вторая пластина. Осталось лишь найти Смычковых…

37. 1942 год. Старший лейтенант Смычков.

127-я дивизия вторые сутки вела бои в окружении с превосходящими силами противника. С воздуха позиции дивизии утюжили «Юнкерсы», на земле наседала гитлеровская пехота, поддерживаемая танками.

— Держитесь, сынки, сколько сможете, — попрощался с ними седой полковник Пухов, получив приказ на вывод дивизии из пекла. — Надеюсь на вас, не подведите.

Что мог ещё сказать седой комдив двум своим офицерам, оставляя их на верную смерть. Он молча пожал им руки, отдал честь и пошёл к своему Уазику, догонять отступающие части. Прикрывать отход дивизии выпало батарее старшего лейтенанта Константина Смычкова и батальону капитана Елыгина, от которого осталось чуть больше половины.

Батарея старшего лейтенанта Смычкова вела огонь по танкам и бронетранспортёрам пехоты. От батареи осталось два целых орудия из четырех и меньше половины личного состава. Снарядов не хватало, а танки и пехота продолжали наседать. Капитан Елагин погиб, от его батальона осталась полусотня бойцов, кончались боеприпасы.

— Заряжай, твою мать, — заорал Смычков на подносчика снарядов. — Быстрее, быстрее.

Прильнув к окулляру прицела, он чётко увидел ненавистный крест на бортовой броне танка и подведя перекрестье прицела под крест, скомандовал: «Огонь!». Он ещё успел увидеть, как дёрнулся немецкий танк от попадания, как задымил, выпуская из себя клубы дыма и языки пламени.

Разорвавшимся перед орудием снарядом, он был сильно контужен и повалился на землю без сознания. Он не видел окончания боя, когда немецкие танки раздавили единственное, оставшееся целым орудие, подминая под себя прислугу.

Когда он пришёл в себя, то попытался встать, но не смог и только беспомощно сел, обхватив голову руками. Голова гудела как колокол, он с трудом различал звуки и не сразу сообразил, что вокруг него слышна не родная русская речь, а немецкая. Что-то больно ударило в бок. С трудом повернув голову он увидел носок сапога, и когда поднял голову, чтобы рассмотреть хозяина, увидел нагло улыбающееся лицо фашиста. Посмотрев по сторонам, он увидел вокруг только немцев в их мышиного цвета мундирах…

* * *

Его допрос вёл гауптман с помощью переводчика в гражданской одежде.

— Господин капитан Шульц уважает храбрость, — переводил лысоватый переводчик слова немца. Ты храбрый солдат и достойно сражался. Твоё имя и звание.

— Старший лейтенант Константин Смычков, командир батареи, — не видя смысла скрывать эти данные сообщил Смычков, увидя на столе своё развёрнутое офицерское удостоверение.

— Отчень карашо, отчень карашо, — произнёс гауптман и загоготал.

Дверь в кабинет открылась и вошёл высокий офицер средних лет.

— Хайль Гитлер, герр лейтенант-оберст, — приветствовал вошедшего, вскочивший изо стола гауптман Шульц. — Ведём допрос пленного русского офицера.

— Продолжайте, гауптман.

— В какой части вы служили, старший лейтенант Смычков, — продолжил переводчик.

При последних произнесённых словах фразы, немецкий подполковник, севший в углу комнаты на стул, вздрогнул и пристально посмотрел на русского офицера.

— В пехотной дивизии, — ответил Смычков, — а какой номер, не все ли равно, у нас дивизий хватит.

— Вы Смычков? — на хорошем русском языке спросил лейтенант-оберст, жестом приказывая переводчику не вмешиваться.

— Смычков, — подтвердил удивлённо старший лейтенант.

— Вы свободны, — обращаясь к переводчику сказал немец. — Я сам желаю допросить пленного. Затем он сказал несколько фраз по-немецки Шульцу.

— Моё имя подполковник Генрих фон Ротгер, — сообщил он Константину. — Я хочу с Вами поговорить.

— О чем?

— О вашей семье.

— Причём здесь моя семья? — недоуменно спросил Смычков. Ему был непонятен этот подполковник. Вместо того, чтобы задавать вопросы о данных, касающихся его дивизии, он спрашивает о семье. Что ему надо?

Словно прочитав мысли русского офицера, фон Ротгер улыбнулся и сказал:

— Я объясню, что мне надо. Но несколько позже. Сейчас я хотел бы выяснить Ваше социальное происхождение. Ответьте честно, не было ли в Вашей родне лиц дворянского происхождения? Не беспокойтесь, я отправил переводчика, и запись допроса не ведётся. Простите, я хотел сказать беседы. Я просто хочу с Вами побеседовать, и… от этого возможно будет зависеть Ваша дальнейшая судьба.

— Дед был дворянином, офицером царской армии. Он погиб в Первую Мировую войну. Но какое это имеет значение?

— Если Ваш дед был потомственным дворянином, то значит и Вы благородного происхождения. Зачем же Вы служите большевикам? Они уничтожили дворянство, привели к власти нищету. Кто был ничем, тот встанет всем. Разве не так поётся в Интернационале? Большевики думали создать мировую революцию. А что вышло на самом деле. Ваш Сталин уничтожил сотни тысяч не в чем неповинных людей, расстрелял множество бывших царских офицеров. Мы пришли, чтобы дать вам свободу, избавить ваш народ от сталинской тирании.

Так почему бы Вам, русскому офицеру, не послужить этой благородной миссии.

— Все, что Вы говорите — ложь. Я — советский офицер и служу Родине. Мы верим в Сталина. Он расстреливал предателей Родины и шпионов. Зачем вы пришли на нашу землю? Вы убиваете советских людей, сжигаете села и города, какое же это освобождение. Вы — оккупанты.

— Подождите, не горячитесь, — прервал Смычкова Генрих фон Ротгер. — Как говорят на Руси — вернёмся к нашим баранам. К теме империализма и социализма мы вернёмся позже. Вы хорошо знаете историю своего рода? Например, возьмём меня, я знаю историю моего рода с XV века. А Вы?

— Мой предок был подполковником, служил при Александре I, участвовал в войне с Наполеном. Это семейная легенда. Мой отец тоже был военным, полковником.

А где располагалось ваше родовое гнездо? — как бы без малейшего интереса спросил фон Ротгер.

— Когда-то мои предки владели имением Смычково, отсюда и пошла наша фамилия.

— Вот оно, — подумал барон. Сколько времени и усилий я потратил на поиски этих Смычковых, а все оказалось так просто. Вот он сидит передо мной, советский офицер, владеющий тайной пластин. А может он ничего не знает? — внезапно закралась шальная мысль. — Надо продолжать в том же духе. Кажется он очень простодушен, хотя ещё ничего ценного не сказал.

Фон Ротгера не интересовали номера частей, количество танков и орудий, он сейчас был занят одним — историей пластин.

— Я очень увлекаюсь историей, — сообщил подполковник русскому офицеру, — собираю различные легенды, своего рода семейные тайны, разных народностей. Может быть Вы тоже знаете какие либо легенды, старинные семейные тайны?

— Нет, я ничего не знаю.

— Пора брать быка за рога, — опять вспомнив русскую поговорку, решил немец.

— А что Вы скажите о пластине, которая храниться у вас дома и с которой связана французская легенда, — огорошил Смычкова фон Ротгер.

— Я не знаю о чем Вы говорите. Первый раз слышу. Какая пластина, какая французская легенда?

По несколько растерянному тону русского, он понял, что тот знает о пластине и связанной с ней тайной. Осталось только узнать правду. — Пытать? Бесполезно. Вон как он гордо сидит, поджав губы. Кремень. Больше он ничего не скажет. Большевистское отродье. Здесь надо хитростью, — решил барон.

— Ну хорошо, — согласился немец. — У вас будет время подумать. Увести.

Затем он распорядился привести к нему доктора Зинмара, прикреплённого к абвер-команде.

После 1941 года барон получил повышение и выделенная в его распоряжене специальная команда занималась отбором необходимых людей для вербовки и направлению в разведшколы. «Отбросов в разведке нет» — был девиз знаменитого Вальтера фон Николаи.

Подполковник был прикреплён к группе армий «Центр», начальником контрразведывательной абверкоманды. Две группы, одну из которых он лично возглавил, выполняли особое задание.

— Мне нужно разговорить одного русского офицера, — поведал доктору барон. — Пытки здесь не помогут. Поэтому я Вас и вызвал. Вы искуссный специалист, доктор Зинмар, мне хорошо известен ваш способ вытягивать информацию из немого, благодаря препаратам. Подготовьте русского, нашпигуйте его Вашими препаратами так, чтобы он заговорил, мне нужна его информация о расположении войск. Этот русский офицер является носителем очень важной информации.

— Не беспокойтесь, герр барон, — сказал доктор, польшенный признанием своих заслуг. — Он заговорит, я ему ввиду сильные препараты.

— Тогда приступайте, доктор, немедленно.

Доктор Зинмар действительно оказался хорошим специалистом. Сымчкова приковали наручниками к кровати и доктор сделал первый укол в вену.

Через несколько часов, одурманенный наркотиками и психотропными препаратами Смычков, поведал тайну пластины лейтенант-оберсту Генриху фон Ротгеру.

— Ты же знаешь где пластина, — смотря в ничего не выражающие и расширенные зрачки старшего лейтенанта, спрашивал фон Ротгер, сидя перед ним на стуле.

Смычкова отсегнули от кровати и посадили на ней, оперев о стену.

Константин молча кивнул.

— Так где она? — настаивал подполковник.

— Она, она, у мамммы, — сообщил непослушным языком Смычков.

— А где живёт твоя мама? — тихим вкрадчивым голосом спрашивал абверовец. Доктор предупредил, что на пациента нельзя кричать ни в коем случае, в противном случае может насту — В Москве, — сообщил старший лейтенант. — Проживает по адресу…

Узнав все, что ему было необходимо, фон Ротгер вынул из кобуры свой пистолет и выстрелил в Смычкова…

38. Наши дни. Продолжение расследования. Архивные изыскания.

С утра старший лейтенант Званцев был отправлен в архив Министерства Обороны. Генерал Плахтин договорился с армейскими чиновниками и Сергею был предоставлен доступ к документам. Генерал на основании рассказа Тихого сделал вывод, что возможно он проходил подготовку в одной из разведшкол Абвера, а может служил полицаем, хотя эта версия может быть и пустышкой и они зря потеряют время.

Бурцев перечитывал досье Тихого, взятое из архива МВД. Никаких данных, что он служил немцам во время оккупации, найдено не было.

Через Тихого выйти на Иностранца не удавалось. Карпенко попросил знакомого художника составить портрет, на основании данных соседки Ставрова Тимирязевой и Тихого. Портрет несколько отличался от составленного фоторобота, хотя в принципе было много общего. Портрет и фоторобот были разосланы по всем районным управлениям. Но новостей не было.

Павел методично перерывал картотеку МВД, сравнивая фотографии с рисунком незнакомца, но все было безрезультатно.

После обеда вся группа собралась в кабинете на совещание.

И вдруг майора Карпенко осенило. Он собрал всех за одним столом, включая и Мадалену, и стал разъяснять суть своего предположения.

— Если наш незнакомец — иностранец, то как он въехал в страну, — сказал Николай. — Он должен был подать на визу, что означает — заполнить анкету и приложить фотографии, — победоносно заключил майор.

— Товарищ майор, — взмолился Званцев, — идея хороша, но требует много времени. Сколько иностранцев ежедневно посещают страну? Да тысячи, десятки тысяч.

— Все правильно, Сергей, — подтвердил Карпенко, — но если как ты помнишь, все свидетели утверждали, что незнакомец говорил с характерным прибалтийским акцентом.

— Возможно, немецким, — добавила Мадалена.

— Вот именно, — обрадованно заключил майор. — Отбросим всех остальных приезжих. Необходимо сосредоточиться только на немцах и прибалтах. Это не так много. Все анкеты есть в компьютере.

— А если все же он не немец или прибалт, — выразил сомнение капитан Бурцев. Опять убьём кучу времени даром.

— Есть другие предположения? — поинтересовался майор. Значит приступаем.

В это время в кабинете зазвонил телефон. Карпенко снял трубку.

— Майор Карпенко.

Здраствуйте, Николай Иванович, это академик Горский, — услышал Николай знакомый голос старого учёного.

— Здраствуйте, профессор. Ой простите, академик. — спохватился Карпенко, вспомнив, что недавно профессор Горский был удостоин звания академика. — Слушаю Вас внимательно.

— Я сегодня вечером вылетаю в Берлин, на семинар, — сказал Евгений Анатольевич, — несколько дней назад я созванивался со своим коллегой из Германии профессором Кранцем по поводу тем семинара и между прочим, попросил его посодейтвовать мне по-поводу зажигалки. Он крупный специалист в области истории Второй Мировой войны. Я рассказал ему, все про зажигалку и мои предположения. Он обещал помочь. И вот представьте, Николай, он мне только что звонил, и сказал что кое-что нашёл.

— Дорогой Евгений Анатольевич, большое Вам спасибо за помощь, — расстроганно произнёс Карпенко, — А что же он Вам сообщил.

— Завтра он передаст мне некоторые материалы, — сказал Горский, — а через три дня я буду в Москве и передам их Вам.

— Евгений Анатольевич, — взмолился майор, — может быть вы перезвоните и перешлёте информацию по факсу. Это очень важно. Каждый день дорог. Очень Вас прошу. Управление оплатит все Ваши телефонные счета.

— Ну, хорошо, постараюсь, — немного помедлив сказал академик. — Давйте номер факса, только полностью, чтобы я ещё не искал коды, — ворчливо произнёс Горский.

Карпенко продиктовал номер факса, непосредственно находившийся в кабинете генерала Плахтина и положил трубку, попрощавщись с академиком.

— Ну вот, хоть какие-то хорошие новости, — произнёс Николай и пересказал содержание телефонного разговора с академиком Горским.

— Надо предупредить генерала, — сказал Бурцев.

— Он меня ждёт на доклад к 17.30. Тогда и сообщу. А сейчас ещё есть четыре часа до конца рабочего дня, так что по коням.

Званцев и Жуков занимаются анкетами, — давал распоряжения майор, — я сейчас позвоню полковнику Васильеву, чтобы вам оказывали содействие.

39. 1945 год. Берлин. Завещание полковника фон Ротгера.

Он сидел за своим рабочим столом и размышлял о судьбе. Календарь показывал 15 марта. Его шеф — адмирал Канарис был заключён в концлагерь Фленсбург, за участие в заговоре против Гитлера и его участь была решена, только смертная казнь. Сам Генрих фон Ротгер провёл в тюрьме несколько месяцев, пока длилось следствие. Главные организаторы заговора во главе с одноруким и одноглазым полковником Клаусом фон Штауфенбергом, были расстреляны при подавлении заговора. Его непосредственный руководитель, генерал-майор фон Дитц, покончил жизнь самоубийством…

Генрих фон Ротгер, полковник Абвера, вышел из тюрьмы надломленным, с чувством надвигающейся неотвратимой катастрофы. Гестаповские следователи хоть и признали, что он не участвовал в заговоре, но крови попили достаточно.

Корабль адмирала «дал течь» и был расформирован, часть состава была отправлена на фронт,часть вошла в Управление разведки армий Востока, под руководством генерал-лейтенанта Гелена, другая часть рассосалась по подразделениям СД.

Фон Ротгер был отстранён от оперативной работы и занимался теперь эвакуацией архивов. На нем лежала печать недоверия. Ему было уже все равно, Германия неудержимо катилась в пропасть. Его имение в Восточной Пруссии было оккупировано русскими, его шикарный дом в пригороде Берлина разнесла английская авиабомба, похоронив под обломками жену, чего ещё осталось ждать, кроме смерти, а её он уж действительно заслужил.

Он вышел из здания РСХА и пошёл безцельно бродить по Берлинским улицам. Колонны из мальчиков, которым едва исполнилось пятнадцать, отправлялись на бойню вместе со стариками под шестьдесят, одетые в старую форму почтальонов и служащих метро. Он стоял и смотрел им вслед с мрачным лицом, понимая, что многие из них никогда не вернуться в свои дома, к своим семьям, детям. Тотальная война, объявленная Гитлером, выгребла все людские ресурсы страны, которых все равно не хватало для ведения войны.

— Во имя чего они идут на смерть, — размышлял барон, — Чтобы крикнуть в честь бесноватого фюрера «Хайль Гитлер», умирая под русскими танками. Да, история нас учила, учила, но не научила. Прав был Бисмарк, трижды раз прав. Не напади идиот-фюрер на Советы и все было бы иначе, Германия владела бы всей Европой, Африкой…

Ему ещё отдавали честь, обращая взгляд на его форму оберста.

— Где выход? — спрашивал он себя не один раз. Ещё месяц, от силы два, и с Германией будет покончено. Будет ли возрождение? Слава богу, что я отправил сына к сестре, в далёкую горную деревушку в Баварии. Там хоть будет спокойнее, когда в Берлине начнётся ад. Но где же выход?

Пройдясь по улицам, он вернулся в Управление. Пройдя к себе в кабинет и раздевшись, полковник сел за стол, достал чистый лист бумаги и начал писать:

— Дорогой сын. Уже ничего нельзя изменить. Я оставил своей сестре для тебя послание. Это очень важно. В этом заключается твоя жизнь. Найди. Ты поймёшь, что я прошу найти, когда вскроешь конверт.Если тебе не удасться это выполнить, то передай это дело внукам. Я старался по мере своих сил сделать тебя счастливым. Прости и не осуждай.

Твой отец — барон, оберст Генрих фон Ротгер.

Ниже, полковник поставил дату и свою размашистую подпись.

Вызвав фельдегеря он приказал доставить письмо по назначению в кратчайшие сроки.

Все чем он жил, ушло в прошлое. Полковник задумался о пройденном жизненном пути. Сколько лет он отдал Абверу, 15 лет. Он служил ещё в том Абвере, который не был реорганизован адмиралом Канарисом и занимался военной контразведкой в вооружённых силах Германии. После реорганизации Абвера в 1938 году он стал работать в отделе Абвер-3, контрразведка, которым руководил в то время подполковник Франц Эккард фон Бентивеньи. Сейчас фон Бентивеньи уже генерал-лейтенант. Его отдел боролся с антифашистским сопротивлением в Германии, Франции, Голландии и всех других оккупированных странах. Он, фон Ротгер, дослужился до полковника и занял важный пост — начальника одного из 15 подотделов отдела Абвер-3, 3-В, который занимался общими вопросами безопасности и контрразведкой. Он боролся против «Красной капеллы», работая в подотделе 3-F, осуществлявший контрразведку за рубежом, когда на поиски радиостанции и агентов были брошены лучшие кадры его подотдела и подотдела 3-F/Fu — Функабвера, который вёл радиопеленгацию на всей территории Германии и оккупированных стран, занимаясь криптоанализом перехваченных шифровок. Именно абвер сумел определить точное местопоположение радиостанций «Красной капеллы». С началом нападения на территорию Советского Союза, его командировали начальником контрразведовательной абверкоманды в группу армий Центр, где в его подчинении было шесть абвергрупп. Именно тогда он и нашёл след второй стальной пластины, но не смог заваладеть ею, по причине того, что немецкие войска были отброшены от столицы СССР — Москвы.

Полковник всегда верил в победу германского оружия, но его уверенность была сильно поколеблена разгромом под немецких войск под Москвой, затем сражение под Сталинградом, где сложила свои кости лучшая армия рейха — 6-я, под командованием фельдмаршала Паулюса. Курская дуга положила конец сомнениям старшего офицера немецкой военной конрразведки. Тогда он понял, что Германия проиграет войну, хоть и старался обмануть самого себя, слушая хвастливые речи рейхсминистра пропаганды Геббельса о новом сверхмощном оружии, в которые мог поверить простой обыватель, но никак не опытный полковник Абвера.