ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

С прорывом ударной группировки советских войск на Ельню противник на правом крыле Западного фронта зашевелился. В его траншеях чувствовалось большое оживление, было похоже, что он собирается отходить. Видя это, генерал Железнов решил атаковать противника ночью, как только тот стронет пехоту с переднего края. А чтобы не упустить этого момента, он направил вперед разведку. Позвонил соседним комдивам, они делали то же самое.

– Ты у меня смотри, Аркадий Григорьевич, не проспи врага, – наставлял Железнов командира разведки лейтенанта Груздева. – Как только зашевелится – сигналь. Я и майор, – он посмотрел на Слепнева, – неотлучно будем с КП следить за тобой. Если что, то прикроем огнем. Как, Иван Захарович? – Железнов обратился к начальнику артиллерии.

– Прикроем, товарищ генерал.

– Ну, ни пуха ни пера, – пожал комдив руку Груздеву.

После Хватов вместе со Слепневым и Груздевым прошли в разведгруппы, чтобы сказать людям теплое слово.

– Теперь, Иван Захарович, будем решать твои дела. – Железнов взял Куликова под локоть и двинулся с ним по тропе. – Генерал Шанеман нервничает. Так давай демонстрацией к наступлению доведем его до исступления. Словом, ночью – короткий, но сильный артиллерийский налет. Если у вас вопросов нет, то всего хорошего.

Но тут подошли Добров и Хватов. Яков Иванович задержал Куликова.

– Садитесь поближе к карте, – указал он всем на скамейку у стола. – Слушаю вас, Иван Кузьмич.

– Передовые батальоны к бою готовы! У Тарасова – батальон Кочетова, у Дьяченки – батальон Короткова. В них созданы отряды по захвату переправ и мною проинструктированы, – доложил Добров.

– Состав? – спросил Железнов.

Добров дал подробную информацию.

– Прекрасно! – и Железнов записал внизу карты фамилии названных Добровым офицеров. – Я уверен, что мы на плечах врага форсируем Ужу. Но хочется, друзья, как можно скорее выйти к Днепру. – Железнов обвел всех взглядом. – Для этого надо так же стремительно форсировать и Устром и не дать противнику на нем закрепиться. Имейте в виду, что на Уже, возможно – я только что получил агентурные сведения, – встретим 18-ю мотодивизию. Следовательно, уже сейчас следует об этом думать и готовиться и к форсированию Устрома и к отражению танковой контратаки справа.

Тут подошли полковник Бойко и подполковник Петров.

– Вот кстати, – обрадовался Железнов и пригласил их к столу. – А мы как раз беседуем о форсировании с ходу Устрома.

Завязался деловой разговор.

За ним они просидели до ужина.

Затем все вместе поужинали и, довольные своей работой, разошлись.

– Прикажите всем командирам сейчас же уложить всех спать, – крикнул Железнов вдогонку Бойко. А сам зашел за березу и там опустился на подстилку и только сейчас почувствовал усталость. Смежил веки.

Подошедший «газик» своим тарахтением разбудил его.

– Где генерал? – послышался голос Валентиновой, спрашивавшей у Никитушкина.

– Ирина Сергеевна! Я здесь, – отозвался Яков Иванович. – Садись! – хлопнул он по своей подстилке. – Устала?

– Очень.

– Ужинала?

– Нет. Вот доложу вам и пойду.

– Александр Никифорович! – крикнул Железнов. – Распорядись ко мне в землянку для товарища Валентиновой ужин.

– Спасибо. Не надо. Доложу и поеду ужинать к себе.

– Что за разговоры, инженер-майор? Садитесь! И рассказывайте.

– Снаряды полностью вывезла – два боекомплекта на огневые позиции и боекомплект в запасе.

– Спасибо. А теперь, что слышно о Ване?

– По-прежнему все там же. Пишут, все идет хорошо.

– Хорошо? А что так мрачна?

– Да все думаю, куда его после выздоровления устроить. Хочу просить вас хотя бы на недельку меня отпустить, чтобы пожить вместе с ним, пока он привыкнет к жизни зрячего. Да и там дальше не знаю как? А тут еще сиротинка Наташа меня волнует…

– Не на неделю, а на сколько нужно, на столько и отпущу. А потом, мне кажется, Ваню и Наташу следует отвезти в Княжино, – не перебивай и слушай. Аграфена Игнатьевна будет им прекрасной бабушкой и няней. Там, как ты знаешь, замечательный заводской поселок, школа, детский сад и все, как в настоящем городе. Так что, по-моему, это самое лучшее предложение… А теперь о тебе. У твоих ребят нет отца, а у Наташки – матери. И мне кажется, что судьба ваших ребят требует от вас – тебя и Фомы – сойтись и вместе заботиться о ребятах…

– Сойтись? – как-то глухо сказала Ирина Сергеевна. – Но для этого, Яков Иванович, надо полюбить…

– Что касается Фомы Сергеевича, то ты ему нравишься, если не больше, и он тебя уважает. Ко всему этому он замечательный человек и семьянин. Так что подумай.

На это Ирина Сергеевна ответила только вздохом.

– Сколько тебе лет?

– Тридцать пять.

– Вот видишь, тридцать пять, да еще двое ребят… Так что долго не раздумывай и ради счастья ребят – решай. Там стерпится-слюбится. Что же касается Фомы Сергеевича, то он будет и хороший муж и прекрасный отец. В этом не сомневайся.

Тут Никитушкин пригласил в землянку.

– А сейчас давай, – Яков Иванович поднял рюмку, – выпьем за твое счастливое будущее. – После он проводил ее до березы и там остановился и долго провожал ее взглядом, уж очень странно она выглядела: шла тихо, ссутулившись, как бы под грузом тяжелых раздумий.

У «газика» стоял Хватов. Увидев его, Валентинова вздрогнула.

– Вы чего? – Фома Сергеевич взял ее руку. Она была горячей. – Не заболели ли часом?

– Нет, просто очень устала… Да и за детей волнуюсь. Ведь завтра двинемся вперед, по всему видно – прорвемся и пойдем. А как с ними?

– С ребятами? – задумался Хватов. – Давай пройдемся и потолкуем. – Они пошли тропою в глубь леса. Над ними гудел летевший в стан врага самолет, и через какую-нибудь минуту там, за передним краем, в небе часто засверкали разрывы и бисером потянулись ввысь цепочки трассирующих пуль. Ирина Сергеевна остановилась.

– Ударим мы, ответят и они – и с земли и с воздуха. А далеко ли Афонино? Пушка достанет, – горестно вздохнула она. – Я очень переживаю за Наташу. Наметила перевезти ее на дня два-три куда-нибудь подальше, но Ефросинья Александровна ни в какую… Что делать-то?

– Дорогая Ирина Сергеевна, ничего делать не надо. Там у дома надежный немецкий блиндаж… Я, милая и мужественная женщина, давно намеревался высказать свое заветное, но никак не решался. Видимо, уже постарел для этого. Вот и сейчас что-то не вяжется… Душа и сердце бушуют по-своему, а я вот стою и мямлю. Да что тут тянуть-то, я всей душой и сердцем уважаю вас… Вот вам моя рука, и навечно.

На подходе к землянке их встретил ординарец.

– Товарищ полковник, звонил генерал и передал, что он выехал на НП.

– Ну вот, Ирина Сергеевна, не завтра, а, видимо, начнем сегодня ночью.

– Так это уже завтра, – показала она на часы.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

В эту ночь за вражеским фронтом, разрывая темень и тишину, загрохотали взрывы, загорелись близкие к фронту селения, заливая небо алым заревом. С НП было видно, как горели Краскино, Кишкино, Иванино, а за ними совхоз Алексино, а еще дальше Яковлево, Высокое, Артишино. Севернее, над пожарищем седого Дорогобужа, словно в пунцовой крови, ползли из этого ада причудливые тучи. Так по всему фронту зверствовали каратели и поджигатели команды генерал-лейтенанта Шанемана, носившей приятный опознавательный знак «Тюльпан». Со страшной злобой свирепствовала в Дорогобуже и южнее, уничтожая все живое, «Яг-команда» ярого фашиста капитана Бишлера. На помощь капитану примчался со своей ватагой еще более жестоких карателей и Шенк.

– Это, друзья мои, – Железнов обратился к находящимся на НП, – похоже, что Шанеман намерен под покровом ночи отвести свое войско в целости и сохранности за Ужу и там встретить нас во всеоружии. Но мы ему не позволим и попробуем это сделать втихую. Так что вы, товарищ Куликов, идите к себе и готовьте своих к сопровождению ударных батальонов. Они уже на исходном. Но подождем сигнала Зверева.

– Товарищ генерал, – докладывал разведчик, закрывавший собою всю черноту проема, – привел языка. Лейтенант приказал доложить, что фрицы собираются уходить. – И добавил: – По траншее носятся, шумят, грохочут.

– Давай языка в землянку, – распорядился Железнов. Потом приказал адъютанту: – Товарищ Зубарев, ко мне – переводчика, а пленного солдата накорми.

Пленный солдат подтвердил предположение Железнова, что против дивизии обороняется 688-й пехотный полк.

– Генерал спрашивает, – перевел сам капитан Слепцов, – если дан приказ отходить, то кто же будет в первой траншее прикрывать отход?

– Гут. Их ферштейн, – и солдат рассказал, что в первой траншее оставлены штрафники. – А наши командиры – наци, и им приказано, если что, расстреливать. – Пленный зябко поежился.

– Вы тоже штрафник? – перевел Слепцов вопрос комдива.

– Да, штрафник.

– За что?

– У меня нашли вашу листовку.

– Берите пленного, – приказал Железнов Слепцову, – и, не задерживаясь, отвезите его на КНП командарма.

Пленный то ли в знак благодарности, что остался жив, то ли просто механически, по выучке щелкнул каблуками, четко повернулся и, громко отбивая шаг, вышел.

– Ну, боевые друзья, начинаем. – Отдав приказ полкам на наступление, Железнов направился ходом сообщения на НП, но тут же вернулся назад, чтобы надеть плащ, так как словно из ведра полил дождь.

– Эх, мать честная, – горевал комдив. – Люди насквозь промокнут. Не господь бог вы всевышний, а самый настоящий фашист!

А там, за передним краем, уже грохотали танки и в пелене дождя по всей широте огненной россыпью сверкали выстрелы. Штрафники, не выдержав дружного удара батальонов Кочетова, Короткова, Якимовича, дрогнули и, сметая наци-офицеров, расстреливавших их в упор, побежали, наводя панику на солдат, только что покинувших передний край.

К утру уже позади была первая позиция, а вскоре и вторая. Теперь впереди по возвышенности лежала третья позиция, которая прикрывала собою рокаду Дорогобуж – Ельня.

– Боевые орлы! – прокричал Скворцов. – Не дадим врагу опомниться. – И, пропустив танки, поднялся и скомандовал: – За танками, вперед! – И бойцы, следуя его примеру, дружно поднялись и пошли на штурм села.

К исходу дня войска армии прорвали южнее Дорогобужа все три позиции и на фронте Ямщина – Артюшино перехватили Ельнинский большак и ринулись на перехват последней рокады Дорогобуж – Глинка.

Теперь впереди был Днепр. Не дать врагу закрепиться на Днепре, вот в чем заключалась задача. Об этом и составлял Хватов обращение к бойцам.

Яков Иванович в принципе с ним согласился.

Вошла Валентинова, промокшая и усталая.

– Ирина Сергеевна, – бросился к ней Хватов, снял с нее тяжелый от воды плащ и накинул ей на плечи свой.

– Товарищ генерал, – она еле-еле дотянула руку до пилотки, – куда теперь подавать снаряды?

– В первую очередь поезжайте к себе, переоденьтесь и до четырех ноль-ноль отдыхайте. А куда подавать снаряды, вам скажет полковник Куликов.

Ирина Сергеевна послушно промолвила:

– Слушаюсь. Спасибо. – И вышла, сопровождаемая Фомой Сергеевичем. В тамбуре остановилась: – А в чем же вы останетесь?

– У меня здесь плащ-палатка.

– Плащ-палатка? Нет, нет, дайте ее мне. – Она сняла плащ и передала Хватову.

Фома Сергеевич подчинился ее просьбе. Накрывая ее плащ-палаткой, прошептал:

– Берегите себя, Ирина Сергеевна. Как приедете, сразу же ложитесь. Хотя бы на часок.

Валентинова уже скрылась во тьме дождливой ночи, а Фома Сергеевич все еще стоял и старался услышать ее торопливые шаги. Оклик Железнова вернул его в помещение НП.

– Кричи «ура». Моисеевский, – стучал он по часам, которые показывали половину второго ночи, – ворвался в Дорогобуж и там доканчивает остатки воинства полковника Ульриха. Дорогобуж, говорит, весь в пламени и сплошь гремит взрывами.

– Это сейчас же надо довести до наших людей. – И Хватов тут же обзвонил замполитов передовых полков.

– Проклятые злодеи, изверги! – Железнов сжал кулаки. – Будучи бессильными остановить нас, Клаги, Шанеманы, Ульрихи перешли к тактике «выжженной земли». Отступая, они оставляют отряды поджигателей, а те предают огню все подчистую.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Генерал Хейндрице, вконец измотанный сражением, только лег в постель и вытянул отекшие ноги, как его поднял полевой телефон, стоявший на тумбочке у изголовья кровати.

– Экселенц! – позвонил командир корпуса. – Свершилось неожиданное!

– Неожиданное? – удивленно спросил командующий, хотя по тону голоса вполне понял, что случилось.

– Русские полчаса тому назад внезапно перешли в наступление, сбили прикрытие 337-й и 252-й дивизий, прорвали фронт и стремительно движутся на Ужу в направлении переправ. Я выдвинул свой резерв, но боюсь, что он не удержит напора русских. Прошу прикрыть рубеж от Костьково и южнее.

– Пока ничего обещать не могу. Подумаю и через полчаса позвоню. – Положив трубку, вызвал дежурного офицера: – Если начальник штаба не спит, пусть зайдет ко мне.

– Начальник штаба, экселенц, здесь. У него есть вам доложить что-то срочное.

– Пусть заходит, – распорядился Хейндрице.

– Только что получил донесение. – Начальник штаба протянул командующему шифровку. – Передовые отряды русских в Бибирово и Шатькове форсировали Десну и развивают успех на Починок.

– Что ж это получается? – Хейндрице смотрел на карту. – А получается, генерал, то, что Соколовский обхитрил и нас и самого фельдмаршала. Выходит, что если мы не отбросим русских обратно за Десну, то они отрежут нас от своих войск и от Смоленска. Поэтому немедленно ударить мотодивизией на Бибирово и Шатьково, сбросить прорвавшиеся отряды в реку и на Десне держаться до последнего солдата. На Уже все тоже неблагополучно. Где и что делает 18-я моторизованная?

– Восемнадцатая после удара по Ельне с большими потерями отошла вот сюда. – Начальник штаба показал на карте овал с ромбиком.

– Да? – промычал Хейндрице, почесывая за ухом. – И тут плохо и там плохо. Он встал и отошел к маленькому столику. Там налил в стакан минеральной воды, но так и застыл с ним. Донесся глухой взрыв, а вслед за ним ахнул другой, и посильнее, так, что даже встряхнул бункер. Хейндрице позвонил оперативному дежурному охраны тыла:

– Слышали? Что такое?

Начальник штаба, видя, как багровел шеф, понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее.

– Ни к черту вы не годитесь, – ругал Хейндрице всю охрану тыла. – Посмотрите, не подложили ли партизаны под вас бомбу, – и зло швырнул трубку. – Дармоеды. Нашел чем утешить, остолоп несчастный.

– Что произошло? – поинтересовался начальник штаба.

– Партизаны взорвали нефтебазу. И этот дуб говорит: «Не волнуйтесь, генерал, есть дела похуже. Сейчас получил донесение, что выведен из строя узел станции Кричев, пущен под откос на каком-то – забыл – ближнем перегоне эшелон со снарядами». Дальше я не стал слушать этого дурака. Поднимите самого начальника охраны, уточните и завтра мне доложите. И ему выразите от моего имени неудовольствие. Пишите, пожалуйста, я вам мешать не буду. – И Хейндрице наконец глотнул минеральной воды. – А знаете что, пожалуй, нам пора отсюда выбираться. Но куда? На запасный? Нельзя. Можем остаться без войск. На Починок?

– Лучше ближе к Смоленску, вот сюда, – показал начальник штаба на зеленое пятнышко недалеко от Рославльского шоссе.

– Фельдмаршал может не разрешить.

– Фельдмаршал? Что вы. Они уже подготовили себе новое место в Орше.

– Раз так, согласен.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Лейтенант Груздев, действуя с разведывательной группой на вездеходе за левым флангом полка Кожуры, остановил машину на южной опушке рощи перед Каськовом. Послышался рокот танковых моторов, доносившийся из Озерищенского леса.

– Вот что, Саша. Поворачивай машину кругом на выход, – скомандовал Груздев шоферу. – Мы тут немного поразнюхаем, куда фрицы курс держат. – Выбрав в кустах место для наблюдения, Груздев поднял бинокль и увидел танки, которые разворачивались на север. – Все ясно. – И Груздев, сорвавшись с места, подлетел к вездеходу: – Боря! За рацию. Передавай! Северная часть леса ближе к Озерищу, много танков курсом на север.

Получив это донесение, полковник Добров поблагодарил радиста и выдвинул на этом курсе противотанковую артиллерию.

– Орлы! Тихо! – шумнул Груздев. – Фрицы поползли. Эх, мать честная, да их тьма-тьмущая. Вот сейчас бы их отсюда в бок садануть. – И вдруг передовая «пантера» вздрогнула и задымила. – Один есть! – радостно потирал ладони Груздев. – Смотрите, закрутился и второй. Смотрите и глазами и душой! Такое же не часто можно видеть. Все равно как в кино. Вон уже сколько их покалечил наш лихой казак Иван Кузьмич. Молодцы, артиллеристы! Молодцы! Бейте и жгите их, извергов. Насмерть бейте!.. Вот что, разведчики. Посмотрели и досыть! Теперь бегом в машину и давайте нахт Дубровка. Будем освещать группе полковника Доброва путь к захвату переправы.

Не прошли и километра, как у межи, поросшей кустарником, Груздев остановил вездеход, соскочил и, увязая по щиколотку в набухшей от дождей земле, с двумя разведчиками поспешил к вершине высоты, где величаво стоял могучий дуб. Взобравшись на него, Груздев во всю ширь увидел отступление «Тюльпана». Дорога, шедшая от Артюшино на Селенки, была сплошь забита отходящими войсками. По брошенным орудиям и машинам было видно, что гитлеровцы боятся сойти с дороги. Груздев перебрался на второй сук дуба и навел бинокль на Калягино, где у речки толпилась большая масса людей и скота.

Оставив разведчиков наблюдать – одного за дорогой на Силенки, а другого за Калягиным, – побежал к вездеходу.

– Боря, давай! – скомандовал он и стал диктовать: – Фрицы вязнут. Дороги на Выгорь и Силенки до самой Ужи забиты. От дороги Артюшино – Силенки и почти до Калягино на полях войск не наблюдается. У Калягино возле речки большое скопление людей и скота.

Прочитав сообщение Груздева, Железнов быстро одними стрелками нанес свое решение на карту и тут же обратился к адъютанту:

– Лейтенант Зубарев! Пишите, кодируйте и сейчас же передайте. – И он стал диктовать: – Враг вязнет в грязи. Отходит только дорогами. Смелее обходите его, быстрее выходите к Уже и ударами с флангов овладевайте переправами.

В Калягино свободно пробился небольшой отряд и освободил две с половиной тысячи крестьян, угоняемых в Германию.

– Ура! – крикнул Железнов, кладя телефонную трубку. – Передовые батальоны обошли и на плечах врага форсировали Ужу. Лейтенант Зубарев, собирай все, Фома Сергеевич, поехали!

Если бы не «газик»-вездеход, а он был только у комдива, то и до ночи не пробрались бы на новый НП. Впереди по раскисшей дороге еле-еле тащилась автоколонна с боеприпасами.

Вездеход комдива тоже утопал во вспухшей земле, с трудом пробирался по целине. Перед ними буксовала машина.

– Ать, два, взяли! – раздавалась команда.

– Бог создал небо и землю, – ворчал старый вояка, стряхивая с рук грязь, – а сатана, мать его в перекрест, Дорогобуж и Ельню и всю Смоленскую губерню.

– Теперь, браток, у нас губерний нет, – сказал подошедший Железнов.

– Это, товарищ генерал, по привычке. Я на этом фронте еще в ту, германскую, воевал. И тут, в Дорогобуже, в запасном осенью шестнадцатого бывал. Грязюка и тогда вот такая же была. Так мы эту грязь еще похлеще ругали.

Из машины, еле вытягивая из грязи ноги, вышла Валентинова.

– Давно стоите? – спросил Железнов.

– Да вот только-только, – ответила она. – Разрешите распорядиться.

– Пожалуйста.

– Товарищ Столетов, – обратилась она к старому солдату, – скомандуйте людям, чтобы взяли топоры и в рощу. Командуйте.

– Вы ехали напрямую или через Дорогобуж? – поинтересовался Железнов.

– Через Дорогобуж. И так расстроилась, что попадись мне там хоть один каратель, самочинно расстреляла бы. Город уничтожен на нет. Кругом стон и плач людей по расстрелянным. Семьдесят инвалидов, под предлогом эвакуации их в Смоленск, вывезли за город в противотанковый ров – мы мимо него проезжали – и там расстреляли.

– Вы сами справитесь? – спросил ее Яков Иванович, хотя прекрасно знал, что справится…

– Конечно. Поезжайте, – махнула она рукой. Фома Сергеевич подставил ладонь, и на нее легла ее рука.

– Всего тебе хорошего, Ирина! – сказал Хватов.

Генерал Хейндрице бросил на Ужу последний свой резерв, но и это его не спасло. К утру второго сентября советские войска дорогобужской группировки форсировали Ужу и на ее западном берегу завязали бои. Хейндрице ничего не оставалось делать, как, вопреки указанию Клюге, отдать приказ отходить на Устром. Для прикрытия отхода бросили штрафные части. Но и они не сдержали натиска советских воинов.

За одни сутки войска Шанемана были выбиты из опорных пунктов, и части дивизии Железнова вышли к Днепру и Устрому. Здесь они на время остановились и стали закрепляться, чтобы собраться с силами и двинуться на Смоленск.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

14 сентября на девяностокилометровом пространстве от Велижа до Копыревщины перешел в наступление Калининский фронт, а на другой день – 15 сентября – возобновил наступление и Западный. Генерал Соколовский основные усилия войск направил на Смоленск.

Дивизия Железнова по-прежнему наступала на правом крыле фронта, как раз по тем местам, где в августе сорок первого года он вместе с полковником Лелюковым возводил переправы на Днепре.

Войска, наступавшие вдоль Московско-Минской автострады, на другой день ворвались в Ярцево и вышли к Вопи.

18 сентября во второй половине ночи Железнов повел наступление в обход опорных пунктов Милеево и Клемятино, прорвал оборону и заставил врага бросить эти пункты и откатиться за Днепр. В эту же ночь к Днепру вышли и соседи.

И вот, ударив бешеным огнем артиллерии и «катюш», он двинул вперед на резиновых лодках и плотиках первые батальоны всех трех полков. Поначалу гитлеровцы огрызались. Но тут батареи подполковника Антипова прямой наводкой подавили огневые точки врага.

И поутру Днепр и Вопь уже были за спиной сражавшихся дивизий.

Недалеко от реки командиры переписывали и формировали по группам пленных, среди которых попался и Шенк.

– Фамилия, имя, звание, часть, – спросил его уполномоченный.

– Курт Шехман, – со страха соврал Шенк, – капитан, офицер штаба 9-го корпуса.

– 9-й корпус? – удивился уполномоченный. – А чего здесь делал в 337-й дивизии? Документы!

– Никаких документов нет.

– Нет? Глазков! А ну-ка выверни его карманы.

Документов действительно не было. Зато Шенка выдал именной портсигар.

– «Шенк», – прочитал старший лейтенант. – А мы вас, Шенк, разыскиваем. А где другой бандит, капитан Бишлер?

– Капитан Бишлер? Он там, – Шенк показал в сторону Днепра.

– Вот еще, – солдат протянул бумажник, изъятый из заднего кармана брюк.

– Деньги? – уполномоченный вернул их Шенку. – А вот книжечку возьмем. – И он отдал ее переводчику. Тот пролистал страницы и на одной остановился. Там были записаны приметы Веры Железновой.

– Кто это Вера Железнова? – спросил переводчик.

– Это ваша разведчица. Ее разыскивает наша контрразведка. Тому, кто ее найдет, обещано десять тысяч марок.

Это сообщение взволновало Якова Ивановича, но, прочтя список примет дочери, он несколько успокоился: почти ни одна примета не сходилась с истинными приметами Веры.

– Евгений Юрьевич, дайте мне эту анкету на память. Вернется дочь, и мы тогда сверим с вами эти сведения с натурой.

Когда ночью Хейндрице доложили, что русские форсировали Днепр и Вопь и что части прикрытия отходят, он возвел глаза к потолку и изрек: «Майн гот!», затем ругнул генералов за их нестойкость и, считая, что под Смоленском оставаться опасно, в первую очередь позаботился сменить КП и только потом, сославшись на Гитлера, отдал приказ войскам – восстановить оборону на Вопи и Днепре и – ни шагу назад!

В этот же день мимо Гантмана прошло несколько армейских автоколонн. Первыми – грузовики с имуществом штаба и автобус, где были и добрые знакомые Гантмана – снабженцы армии, которые никак не могли миновать его заведения. Да и Гантман всегда был рад их посещению: во-первых, он кое-что у них «выторговывал», а во-вторых, от них узнавал все фронтовые и даже политические новости. Таких гостей всегда обслуживал сам и привлекая только одну из более хорошеньких официанток. На этот раз жребий пал на Веру. Вера не подвела своего шефа. Как только могла, была внимательна, приветлива и любезна. Зато она узнала, что войска Хейндрице откатываются к Смоленску и что его штаб передислоцируется в Толочин. И еще то, что заведение Гантмана будет от них недалеко. И, конечно, все это ночью же передала «Гиганту».

Стала сматывать свое учреждение и администрация Кудюмова. Михаил Макарович задержался, обдумывая, где лучше всего обосноваться.

Надо было сделать так, чтобы агентура охватила все главные направления.

«Но прежде чем тронуться на новое место, надо убрать Груббе, который уж очень ретиво занялся розыском Веры Железновой, – рассуждал про себя Михаил Макарович. – Но как? Сейчас самый подходящий момент шлепнуть». Около дома остановилась автомашина, и в ставню окна постучали. «Клим!» Михаил Макарович, не одеваясь, открыл дверь. Клим был не один – с ним приехал для инструктажа дед Гриша.

– Где вы теперь? – Михаил Макарович спросил деда Гришу, ставя на стол хлеб, сало и огурцы.

– Мы-то? Нас Клим временно разместил в поселке станции Васьково, – повествовал дед Гриша. – А дальше, как ты прикажешь.

– Дальше? Надо, старина, подумать. Останься, Григорий Иванович, до завтра. У меня есть одно к тебе поручение. – И рассказал, в чем суть дела.

– А что ж? Можно, – согласился дед Гриша. – У меня с местными партизанами знакомство крепкое… Только вот где я их найду?