«Будешь знать, как сажать в машину всяких проходимцев», – мстительно подумала она.

И как назло, словно мало было этого незнакомца, Катя почувствовала, что у нее начались месячные. Прямо в машине. Пришли на пару дней раньше срока. Она рассчитывала к началу «праздников» вернуться в город. А тут… Холодная вода в ковшичках – то еще удовольствие! Очень вовремя, ничего не скажешь, так вовремя, что обделаться можно от счастья. Хорошо еще, что догадалась взять с собой тампоны.

Нужно было попросить Виктора остановить машину, но Катя представила, как будет носиться по кустам с тампаксом наперевес под взглядом этого типа, и передумала. Придется потерпеть. До базы оставалось совсем чуть-чуть, и она надеялась, что не успеет испачкать джинсы. Хотя, судя по всему, текло из нее хорошо. Но уж лучше отстирать потом пятнышко на штанах, чем устраивать тут пип-шоу.

Да, если раньше и была какая-то надежда на то, что выходные она проведет не совсем гнусно, теперь от нее не осталось и следа. Все, что могло случиться плохого в этой поездке, случилось.

Так думала Катя, пока машина тряслась по дороге, ведущей к базе отдыха. Она и предположить не могла, что меньше чем через полчаса случится нечто такое, что навсегда перевернет ее представления о «хорошем» и «плохом» в этой жизни. И не имея возможности заглянуть в совсем близкое будущее, она сидела, не сводя взгляда с шишковатого затылка незнакомца, и репетировала про себя речь, которую выдаст Андрею, когда они останутся одни.

Когда машина въехала на территорию базы и остановилась, Катя, предчувствуя скорое избавление от неприятного общества, немного повеселела. И даже позволила Андрею взять себя за руку. В конце концов, подумала она, несправедливо винить его во всех бедах. Он виноват только в том, что уговорил ее поехать на этот день рождения.

Занятая своими мыслями, она не сразу поняла, в чем дело. Незнакомец не торопился выходить из машины.

– Ну, хорошо. – Услышала она ровный, немного усталый голос Виктора и подумала, что, наверное, таким тоном он разговаривает со своими психами. – Вот и ступайте, перекусите что-нибудь. Если хотите, можем дать вам банку консервов. Шпроты в масле вас устроят?

В ответ незнакомец залился резким лающим смехом. Катя видела, как дергается его голова, покрытая сальными жидкими волосенками, и чувствовала, как страх медленно, но верно сковывает ее по рукам и ногам.

Было во всем происходящем что-то НЕПРАВИЛЬНОЕ. Что-то, не укладывающееся в картину мира. Да, конечно, у нее никогда не было знакомых психов. Сумасшедших она видела только по телевизору. Но (и она хорошо это знала) психи не начинают вдруг, ни с того ни с сего, испускать одуряющий запах земли и влажных листьев. Какими бы психами они не были…

– Слушай, мужик, – сказал Андрей, не обращая внимания на предостерегающий жест Виктора. – Давай-ка топай к себе домой по-хорошему. Мы тебя слегка стукнули, уж извини. С кем не бывает… Но если не перестанешь выделываться, я тебе лично добавлю. Мы устали. И уж что-что, а кормить тебя не собираемся. Так что двигай.

Мужчина снова рассмеялся. Он хохотал, сотрясаясь всем телом, так, что машина ходила ходуном. Хохотал, пока смех не перешел в громкую икоту. Запах сырой земли стал невыносим. У Кати даже запершило в горле. И еще она почувствовала, что кровь из нее льет ручьем.

«Я вся протекла, – отвлеченно подумала она. – Залила Вите сиденье. Господи, как неловко…»

И словно в ответ на ее мысли, незнакомец вдруг перестал икать, шумно втянул воздух носом и сказал:

– С-ссука течет. Чувствуешь запах? Это ссука течет!

И снова захохотал.

Катя не знала, понял Андрей, что незнакомец имел в виду, или нет, но он открыл дверцу и со словами: «Ну, ты, мудак, меня достал», вышел из машины.

– Андрюша, не надо! – крикнула она, но было поздно.

Андрей обошел «девятку» и схватил незнакомца за ворот, намереваясь вытащить наглеца из машины. Тот не стал сопротивляться. Но, едва его ноги коснулись земли, резко выпрямился и схватил Андрея за отвороты куртки.

То, что произошло потом, показалось Кате сценой из дешевого фильма ужасов.

Мужчина легко оторвал Андрея от земли, будто тот весил не больше годовалого ребенка, и притянул к себе, словно хотел поцеловать.

Увидев это, Виктор выпрыгнул из машины и бросился на помощь другу. Но стоило ему приблизиться к месту драки, если это можно было назвать дракой, незнакомец махнул правой рукой, продолжая левой удерживать на весу Андрея, и Виктор отлетел назад. Он упал, ударившись затылком о капот автомобиля, и затих.

Примерзшая к стеклу Катя с нарастающим ужасом следила за дальнейшими действиями незнакомца. Не обращая внимания на удары и пинки, которыми осыпал его барахтающийся Андрей, он снова притянул его к себе и чуть склонил на бок голову. Похолодев, Катя подумала, что точно так же наклоняют голову вампиры, перед тем как вонзить клыки в шею жертвы. И в следующий миг поняла, что была не так уж далека от истины.

Мужчина сделал резкое движение головой, будто клюнул Андрея в шею. А когда Катя снова увидела его лицо, то не смогла сдержать стон – оно все было залито чем-то темным и блестящим в отсвете фар. Кровь, поняла Катя. Это же самая настоящая кровь! И кровь эта хлестала из огромной рваной раны на шее Андрея. Как сквозь сон она услышала пронзительный визг. До нее не сразу дошло, что визжит ее муж.

Даже в самых кошмарных снах Катя не видела ничего подобного. Челюсти незнакомца мерно двигались, словно пережевывая что-то жесткое. Катя, как завороженная, смотрела на размеренно двигающийся подбородок, не в силах пошевелиться. А когда огромный, выступающий кадык судорожно дернулся вверх, пропуская в пищевод пережеваный комок, Катя поняла, что имел в виду незнакомец, когда говорил, что хочет есть…

Катя не выдержала. Едва не теряя сознание от ужаса, она выползла из машины через соседнюю дверь и упала в грязь. Только когда руки погрузились в ледяную жижу, она поняла, что вопит в полный голос, заглушая визг мужа. Мужа, которого живьем пожирал этот тип.

Не думая ни о муже, ни о Викторе, ни о чем, кроме спасения собственной жизни, Катя вскочила на ноги и со всех ног помчалась к воротам базы. Она кожей ощущала на себе взгляд незнакомца и ожидала, что вот-вот услышит за спиной его тяжелые шаги. Но вместо них раздалось утробное урчание, и через секунду истошный крик Андрея. Это только придало ей сил.

Не помня себя, она вылетела за ворота базы и понеслась по темной дороге в ту сторону, откуда они приехали. Она бежала, пока мышцы не начало жечь, словно огнем, а перед глазами не пошли красные круги. Катя поняла, что такой темп ей больше не выдержать. Догоняй ее хоть стая чертей с вилами наперевес, она скоро просто рухнет на землю и будет лежать, не в силах пошевелить даже рукой. Тяжело дыша, девушка остановилась и оглянулась. Вокруг было темно. Темно и тихо. Она не слышала ничего, кроме собственного дыхания и гулких ударов сердца, которые отдавались во всем теле.

«Ну что же ты стоишь? Надо бежать, бежать! – устало подумала она. И сама себе ответила: – Но я больше не могу. Просто не могу… Что же делать? Что мне теперь делать?!»

– Господи, помоги мне! – прошептала она. – Помоги, пожалуйста.

«Надо уйти с дороги. В лес, в лес… Там можно спрятаться».

Мышцы одеревенели, как после десятикилометрового кросса, но Катя все же заставила себя пошевелиться и на негнущихся ногах затрусила к придорожным кустам.

О том, что она может заблудиться, девушка не думала. Страх гнал ее вперед, подальше от дороги, в колючую и влажную темноту леса. Она то бежала, то переходила на шаг, не замечая, что ветки кустов хлещут ее по лицу и рукам, словно хорошо вымоченные розги. Несколько раз она падала, спотыкаясь о торчащие корни деревьев. Но снова вскакивала на ноги, не обращая внимания на боль в содранных ладонях и ушибленных коленях. Она была словно во сне. В кошмарном сне…

Она не знала, сколько успела пройти. Может быть сто метров, а может быть, километр. Перед глазами все время стояла эта чудовищная картина – незнакомец, жующий кусок мяса, только что вырванный из шеи Андрея. О, этого она не забудет никогда. Не сможет забыть. Если ей удастся уцелеть, это воспоминание будет преследовать ее до конца жизни. И дай бог, жизнь окажется достаточно долгой для воспоминаний.

Катя остановилась, прислонившись к покрытому мокрым мхом стволу дерева, и прислушалась. В стороне раздавался громкий хруст веток. Кто-то шел через лес напролом, не разбирая дороги. Шел торопливо, целеустремленно… Сердце ухнуло вниз. Это мог быть только тот тип. Катя зажала рот ладонью, чтобы не закричать. Он рядом, рядом! Он ищет ее!

– Господи, помоги. Господи, помоги. Господипомоги! – беззвучно закричала она, вслушиваясь в отдаленный треск.

Виктор как-то рассказывал, что мужчины и женщины слышат по-разному. У женщины слух тоньше, но мужчина лучше определяет, откуда именно идет звук. И сейчас Катя очень жалела, что родилась женщиной. Она никак не могла понять, где хрустят ветки. Казалось, что шум раздается со всех сторон сразу.

Несколько долгих минут она стояла, почти не дыша, превратившись в слух, понимая, что от ее ушей сейчас зависит жизнь. Если она ошибется и двинется навстречу незнакомцу, того ждет очень приятный сюрприз. Ужин пришел сам…

Наконец, Катя перевела дух. Шаги удалялись. Теперь она была в этом уверена. Девушка без сил опустилась на мокрую землю и всхлипнула. Напряжение покинуло ее сразу, вдруг, и она почувствовала, как болит иссеченное ветками лицо, как ноют натруженные ноги, как ледяная сырость забирается под коротенькую курточку и холодит поясницу. Она совсем одна в ночном лесу. Уставшая, замерзшая, напуганная, беззащитная, истекающая кровью, пусть не из ран, но все же. И где-то поблизости бродит маньяк-людоед.

Отчаяние накатило удушливой волной. Она погибнет здесь. Попадется в лапы людоеду и погибнет. И ничто не будет иметь значения – ни блестящее образование, ни престижная работа, ни трехкомнатная квартира на Приморской, ни радужные перспективы. Что ей с того, что она была лучшей в потоке? Или что на работе ее вот-вот должны были сделать начальником отдела? Это в двадцать пять лет-то! Все эти шоппинги, ночные клубы, отдыхи в Таиланде и Египте, девичники, где все подруги без исключения завидовали ей… Диеты, бассейны, солярии и косметологи. О, как это было важно, как это было нужно… Боже ты мой, калории на калькуляторе, список исключенных из рациона продуктов в четырех томах, легкое столовое вино по большим праздникам, каждое утро проращенные зерна пшеницы – крепкий иммунитет – гарантия того, что болезнь не нарушит планы на день. Каждое утро, каждое божье утро начиналось с этой гадости. В отпуске, в командировке – везде она таскала этот проклятый мешочек с зернами, как чокнутая курица. И сюда, конечно, взяла, как же без любимой пшенички. Курочка по зернышку кудах-тах-тах. Но что ей теперь с этого? Ее просто убьют в какой-то глуши, где никто не сможет даже найти ее останки. Эту идеальную фигуру с безупречной кожей и прекрасным иммунитетом… Она будет лежать здесь, среди черных деревьев, пока снег не укроет ее. А потом, по весне, когда снег стает, от нее останутся лишь кости, покрытые лохмотьями сгнившей одежды. Лохмотьями той самой курточки из «Мотиви», которой она так радовалась месяц назад.

Катя заплакала. Она понимала, что сидеть здесь не стоит. Маньяк может вернуться в любой момент и случайно услышать ее всхлипывания. Нужно встать и идти. Андрей говорил, что деревня недалеко. И у нее хватит сил добрести до деревни, а там этот рохля Сергей со своей женушкой, там надежные стены и крепкие замки, там она будет в безопасности. Нужно только сообразить, в какую сторону двигаться, потом заставить себя подняться и сделать первый, самый трудный шаг.

Но как раз этого она сделать не могла. Силы ушли. А вместе с ними ушло и желание бороться за жизнь. Катя могла только плакать, закрыв исцарапанное лицо грязными ладонями. Сначала тихонько, потом, по мере того, как росло отчаяние и ощущение обреченности, все громче и громче, пока не зарыдала в голос, забыв о всякой осторожности.

Крышка подпрыгнула еще раз. Вику едва не отбросило в сторону. Поскуливая от страха, она распласталась на крышке, раскидав руки и ноги, как гигантская морская звезда. Ей было уже наплевать на мокрые джинсы и раненую ногу. Она поняла, что если и дальше незнакомец будет с таким энтузиазмом ломиться, она долго не продержится. И окажется в ловушке, в которую сама себя загнала. Оставалось молиться и надеяться, что Сергей или его друзья подоспеют раньше, чем незнакомец окажется на чердаке.

– Да что вам от меня надо?! – закричала она. – Оставьте меня в покое! Пожалуйста, я вас очень прошу, перестаньте. Ради бога, перестаньте!

Снизу послышалось бормотание. Слов по-прежнему не разобрать, но ясно слышалось раздражение в голосе ночного гостя. За бормотанием последовал новый удар. Вика взвизгнула и выронила телефон. Единственный источник света! Ее последняя надежда. Здесь, наверху, наверняка можно было поймать сеть. Если, конечно, незнакомец даст ей хоть пару минут передышки.

Вика, ежесекундно ожидая нового удара, пошарила рукой вокруг, пытаясь нащупать телефон. Но вместо него рука наткнулась на что-то железное. Пальцы быстро пробежались по предмету. Вика снова чуть не закричала, но на этот раз от радости. Задвижка! Это была задвижка. Толстый железный засов, способный выдержать и удар настоящего тарана, лишь бы не подвели доски. Девушка ухватилась за полоску металла и толкнула ее вперед. Засов продвинулся на несколько миллиметров и застрял, даже не коснувшись паза.

– Ну, давай же, ну! Пожалуйста, давай! – шептала она, срывая кожу с пальцев о проклятую железку. – Господи, ну почему у этой скотины вечно ни черта не работает?

Крышка снова подпрыгнула. Ребра тяжело заныли. Рука соскочила с засова и потеряла его на доли секунды. Затем нащупала снова. Он поддался еще на пару миллиметров.

– Ну, пожалуйста, мой хороший, пожалуйста! Давай же, сука!

Вика понимала, что от того, сможет ли она справиться с этой железкой, зависит очень многое. Возможно, от этого зависит ее жизнь. И, не обращая внимания на боль в истерзанных пальцах, продолжала бороться с заржавевшим засовом, забыв обо всем на свете. Она слышала возню незнакомца внизу, глухое бурчание, но все это было где-то там, в другом мире. Здесь же остались лишь она сама и этот чертов засов.

Полоска металла продвинулась еще немного. Теперь ее край касался паза. Еще одно неимоверное усилие, и засов на волосок вошел в паз.

Пот заливал глаза, пальцы потеряли чувствительность. И все же засов продвинулся еще на микрон. Но победный вопль застрял в горле – Вика почувствовала, что незнакомец теперь не бьет по крышке, а, упершись плечами, толкает ее вверх. Крышка дрогнула и начала подниматься. Медленно, очень медленно. Но неуклонно.

«Нет, нет, нет! Только не сейчас, только не сейчас!»

Она сдвинулась немного вперед, всем весом навалилась на край крышки и резким движением тела, будто уминала чемодан, опустила ее обратно, выиграв таким образом еще две секунды. Понимая, что другого шанса уже не будет, она изо всех сил толкнула засов, вложив в это движение все свое отчаяние.

Засов, словно устав сопротивляться человеческой воле, нехотя, со скрежетом вошел в паз. До упора. Вика откатилась в сторону и обессилено замерла, слушая бешеное биение сердца.

По крышке что-то царапнуло. Потом послышался смешок. И голос, грубый, хриплый голос произнес:

– Хх-хитрая с-ссучка.

От этого голоса Вику прошиб холодный пот. Забыв об усталости, она подползла к крышке и нашла телефон.

Схватив «самсунг», Вика на четвереньках отползла к дальней стене и дрожащими пальцами открыла телефон. На индикаторе сети появилась одна палочка. С замирающим сердцем, она нашла в записной книжке номер Сергея и нажала кнопку вызова. Если он успел доехать до шоссе, его телефон должен быть в зоне… Вика взмолилась, чтобы это было так.

Некоторое время в трубке была тишина, потом что-то хрюкнуло, пиликнуло, зашипело, и в ухо ударил гудок. Вика перестала дышать.

«Сереженька, миленький, скотина такая, возьми трубку! Пожалуйста, Сереженька, возьми трубку!»

После третьего гудка снова что-то щелкнуло, и Сергей ответил:

– Да, милая?

Голос доносился издалека, сквозь жуткие помехи, будто Сергей говорил с другой планеты. Господи, да так оно и было. И на той планете нет маньяков, забирающихся в чужие дома посреди ночи…

– Сережа! Сережа! Возвращайся скорее! Здесь какой-то псих влез в дом!

– Что? Ниче… не…ышу.

Голос то появлялся, то пропадал, и Вика неосознанно подула в трубку, прежде чем ответить.

– Приезжай быстрее! Здесь псих ворвался в дом! Он преследует меня!

– …о?

– Блядь, сука такая, возвращайся быстрее! – Вика заорала так, что у нее самой заложило уши.

На этот раз ответа не последовало. Телефон молчал. Вика глянула на экранчик и увидела надпись: «Поиск сети». Первым желанием было разбить сволочной «самсунг» о стену, но она сдержалась. Сейчас нельзя нервничать. Нельзя совершать необдуманные поступки. Она сделала глубокий вдох и снова бросила взгляд на дисплей. Сети не было.

– Спокойно, девочка моя, очень тебя прошу, спокойно… Нужно просто чуть-чуть подождать. Даже если он ничего не услышал, должен сообразить, что просто так я трезвонить не буду. Он уже наверняка едет сюда. Просто потерпи немного. И не делай глупостей.

Вика нажала на кнопку, включая светодиод. Крошечный фонарик высветил покрытый толстым слоем пыли пол, свисающую с потолочной балки паутину, и груду какого-то хлама в углу. Пахло плесенью и старым тряпьем.

Незнакомец притих. Не было слышно ни возни, ни этого сводящего с ума хриплого бормотания. Вика сидела на полу, обхватив колени руками. Она вся превратилась в слух. Каждый шорох заставлял ее вздрагивать и включать светодиод. Больше всего на свете она хотела услышать сейчас далекий гул двигателя. Но с улицы доносился лишь шум ветра в ветвях деревьев и тихая, монотонная дробь, которую уныло выбивал по крытой железом крыше дождь.

Из-за этой дроби Вика не сразу обратила внимание на новый звук, нарушивший мертвую тишину дома. Ей показалось, что это постукивает какая-нибудь ветка по стене или крыше дома. Но когда звук настойчиво повторился, она поняла, что доносится он не снаружи, а изнутри дома. Стучали по крышке люка, который вел на чердак. Судя по всему, стучал незнакомец. Очень осторожно, можно сказать, вежливо. Тук-тук-тук… Пауза. Потом снова: тук-тук-тук. Как в комнату к спящему человеку.

Вика почувствовала, как успокоившееся было сердце снова учащенно забилось. Она бы не так испугалась, если бы незнакомец принялся ломать крышку, или выкрикивать угрозы. Это было бы… Ожидаемо. Совершенно нормально в подобной ситуации. Но тихий стук, это робкое, но в то же время настойчивое тук-тук-тук…

Девушка облизнула губы и включила фонарик. С этим крошечным источником света было немного спокойнее. В конце концов, попыталась утешить она себя, такое постукивание крышку не сломает. Пусть он стучится хоть до скончания века. Открывать она, естественно, не собирается, нашел дурочку. Да, пусть стучит. Чем дольше он там будет валять дурака, тем лучше. Время сейчас работает на нее. С минуты на минуту приедет Сергей.

Хотя, одна мысль чуть портила радужную картину собственного вызволения из плена. Здоровяком Сергей не был. Конечно, защищать ее он будет до последнего. Но что толку в этой самоотверженности, если у него попросту не хватит сил справиться с незнакомцем?

Вот если он приедет не один, а с друзьями… Это другое дело. Втроем они точно разделаются с этим маньяком. Настроение у Вики снова поднялось.

«Да может, и не маньяк это вовсе, – в который раз усомнилась она. – Напился какой-нибудь местный мужикашка, потянуло на подвиги. А тут я. Одна в доме. Вот и решил, придурок, на свой лад поухаживать».

Мысль, что столкнулась она не с маньяком, а с простым пьянчугой, пусть даже агрессивно настроенным, успокаивала. Уж что-что, а злобный алкоголик – для нее не новость. Опасен он может быть не меньше, но, во всяком случае, опасность эта более или менее знакомая. То, что ты хорошо знаешь, страшит гораздо меньше, чем неизвестное.

Какая же она дура, что описалась! Господи, обмочилась как маленькая, и из-за чего? Из-за того, что какой-то пьянчуга стукнул, ха-ха-ха, по крышке люка. Ну и черт с ним! Подумаешь, мокрые джинсы…

Вика поняла, что может торжествовать победу. Раненая нога и сломанные ногти – пустяк, случалось и похуже. Первый муж не отличался разборчивостью, когда дело доходило до вопроса, чем и как бить. «Я просто хочу с тобой поговорить, голубушка», – обычно начиналось все с этой фразы. И от одного его тона коченели ноги.

Один раз она оказалась в больнице после «воспитательной работы». В тот день он выдал ей по полной программе. Она до сих пор удивлялась, что вообще осталась жива. Разошелся на всю катушку, словно чувствовал, что развлекается последний раз. Через две недели его нашли с проломленным черепом в подъезде. Соседка снизу, возвращавшаяся поздно вечером из гостей, обнаружила его на ступеньках между первым и вторым этажом. Он еще шевелился. Пытался ползти куда-то, хотя затылок представлял собой месиво из крови, осколков кости и мозгового вещества.

Когда Вике сообщили об этом, она заплакала. Вся в зеленовато-желтых синяках, с зашитой губой и рукой в фиксирующей повязке, она плакала, к своему удивлению, не от облегчения. У нее возникло чувство, которое, наверное, должен был испытывать древний человек, обнаруживший, что в деревянный идол божества, покровителя племени, ударила молния. Мрачный, могущественный бог, который внушал ужас одним своим видом, который требовал бесчисленных кровавых жертв, а взамен давал защиту и уверенность в завтрашнем дне, вдруг превратился в груду тлеющих углей. Бояться больше некого. Но и защитить племя от мора или врагов тоже некому.

Вика ушла с головой в воспоминания. На какой-то миг она забыла о том, где находится. Она снова была в том дне, когда ей сообщили, что ее муж мертв. И то чувство – ужас первобытного человека, оказавшегося на краю бездны под названием «свобода воли» – снова захлестнуло ее. Поэтому она не сразу поняла, что ее кто-то зовет. Зовет по имени.

– Вика, открой! Открой эту чертову крышку! Я ПРОСТО ХОЧУ С ТОБОЙ ПОГОВОРИТЬ, ГОЛУБУШКА.

Вика почувствовала, как волосы на затылке начинают шевелиться, будто клубок очнувшихся от спячки змей. Я просто хочу с тобой поговорить, голубушка. Это были его слова. Это был его голос. Голос ее покойного, боже мой, уже пять лет как покойного мужа. Снизу по крышке ударили с такой силой, что задребезжало стекло.

– Вика, не надо меня злить. Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты закрываешься! Открой. Мы просто поговорим.

«Этого не может быть, не может быть. Этогонеможетбыть!» – Вика закрыла уши ледяными ладонями.

Снова раздался удар. Вика подпрыгнула. Ей показалось, что она слышала треск ломающейся доски.

– Открой эту сраную крышку, тварь! Открой сейчас же! Как ты смеешь закрываться от меня в моем доме?! Открой! Мы просто поговорим. Я пальцем тебя не трону, обещаю.

Господи, это действительно был его голос! Его интонации! «В моем доме»… Да, его всегда бесило, если она запиралась в ванной или туалете, когда он хотел «просто поговорить».

«Но этого не может быть! Он умер пять лет назад. Он умер! Ты же видела его и в морге и в гробу. Ты видела его мертвым!»

Вика почувствовала, что теряет рассудок. Жуткое кровожадное божество вернулось. Вернулось, чтобы покарать тех, кто так легко отрекся от него.

– Открой, сука! – в крышку ударили так, что шурупы, которыми крепился засов, шурупы, с таким трудом вкрученные Сергеем почти пятнадцать лет назад, на добрый миллиметр вылезли из досок. – Открой, а то хуже будет!

– Этого не может быть! – не в силах вынести весь этот кошмар, завизжала Вика. – Ты умер! Ты уже давно умер! Я знаю! Ты покойник!

Вместо ответа громыхнул новый удар:

– Я тебе, сука, сейчас покажу, какой я покойник! Открывай, тварь!..

И после небольшой паузы, голос добавил уже мягче:

– Викочка, ты же знаешь, что делаешь хуже только себе. И ты знаешь, как мне не нравится твое упрямство. Открой эту крышку, потом я преподнесу тебе небольшой урок. Так, коротенькая лекция на тему семейного права. И мы будем считать инцидент исчерпанным. Но чтобы все закончилось хорошо, ты должна открыть крышку сейчас же. Знаешь, не очень-то удобно торчать тут на ступеньках, у меня уже ноги затекли. Открой, голубушка. Я ведь все равно до тебя доберусь. И только от тебя зависит, буду я к этому моменту очень злым, или нет.

Вика сидела, не в силах пошевелиться. Голос, кому бы он на самом деле ни принадлежал, буквально гипнотизировал ее. Она с ужасом чувствовала, что не может сопротивляться. Как не может противиться первобытный человек приказам своего божества. Она снова была той запуганной женщиной с не исчезающими никогда кровоподтеками и синяками по всему телу. Она снова была покорной супругой, правильной женой, которая не должна перечить мужу, а если начинает это делать, то безропотно переносит заслуженную взбучку. Она снова была пещерным человеком, замирающим в мистическом экстазе перед обагренным жертвенной кровью идолом.

Голос рассудка все еще твердил, что это не может быть правдой, что ее муж мертв, а мертвые не преследуют бывших жен в чужих домах. Но этот голос слабел с каждой секундой, таял, как тает горное эхо, пока, наконец, не смолк совсем… Тогда Вика медленно, как во сне, встала на четвереньки и поползла к крышке люка.

– Открой, девочка моя. Я просто хочу поговорить с тобой, голубушка. Просто поговорить.

– Да-да, – пробормотала Вика, – я уже иду… Иду… Только не бей меня, пожалуйста.

– Если ты будешь хорошей девочкой, я и пальцем тебя не трону. Открой крышку, и все будет хорошо. Очень хорошо. Я даже сделаю тебе приятно. Тебе понравится… – на последних словах голос чуть дрогнул, в нем послышалось какое-то сладострастное волнение, обещание невообразимого чувственного наслаждения.

По спине побежали мурашки, внизу живота разлилось приятное тепло. Вика почувствовала, как запылали щеки. Да, он умел причинить боль. Но умел и доставить удовольствие. Еще какое удовольствие!

– Ну, ты пустишь меня? Откроешь эту чертову крышку, чтобы я мог сделать тебе приятное?

– Да-да, я уже, уже открываю, – язык у Вики заплетался, в голове был туман. Больше всего ей хотелось угодить этому мрачному божеству, доказать ему свою верность.

Но когда непослушные пальцы коснулись холодного металла засова, Вика на мгновение замерла. Рассудок предпринял последнюю отчаянную попытку остановить это безумие.

«Не делай этого! Не смей! – пронеслось в голове. – Это не может быть твой муж, он давно умер!»

Рука медленно отодвинулась от задвижки. Вика тряхнула головой, пытаясь отогнать наваждение, и туман в голове начал понемногу рассеиваться. Да, конечно, это не может быть ее муж. Кто угодно, но только не он… Не он…

– Почему ты притихла, голубушка? Все-таки решила достать меня как следует, да? Хочешь, чтобы я проучил тебя по-настоящему? Хочешь опять загреметь в больницу? Ну, подожди, сейчас я доберусь до тебя, сука!

Крышка дернулась от удара. Шурупы вылезли еще на пару миллиметров. Но это было уже неважно.

Божество… Божество требовало новых жертв. Только это имело значение.

– Подожди, подожди, – сквозь внезапно брызнувшие слезы запричитала Вика, – подожди, пожалуйста… Я уже, уже открываю. Только не бей меня, только не бей…

И ее рука решительно потянула засов.

В машине Сергей немного успокоился. Он чуть-чуть приоткрыл окно, достал сигарету и закурил. Огонек сигареты отразился в темном лобовом стекле.

В чем-то Вика права. Кто он, что у него есть, что он может ей дать? Кандидатские корочки никому не нужных филологических наук, да два романа в письменном столе. Два романа, которые никогда не будут изданы. Потому что, если уж говорить, положа руку на сердце, чушь это, а не романы. Пока писал, казалось, что тянет как минимум на «Национальный бестселлер». А перечитал – дерьмо. Детский лепет. Что еще? Квартира – Викина, машину – отец подогнал. Куда ни глянь, ничего своего нет. Понятно, почему она бесится.

Сергей выбросил окурок в окно – в салон ворвался шум дождя, урчание двигателя, влажный шорох колес – и поднял стекло, отсекая эти звуки. Захотелось выпить. В бардачке под ворохом кассет лежала маленькая фляжка. Он положил ее туда перед самым отъездом, предварительно наполнив коньяком.

Сергей покосился на бардачок. Да, выпить не помешало бы. Очень не помешало бы… Совсем чуть-чуть, один глоточек, не больше, ведь вечером нужно быть в форме. По большому счету, из-за этой фляжки он и сел в машину. Это если уж говорить совсем честно. Само собой, из-за ребят он волновался. Те действительно могли увязнуть где-нибудь, или пробить колесо. Да мало ли… И помочь им было нужно. Но все-таки фляжка с ароматным «Бержераком» послужила своего рода катализатором, ускорившим реакцию.

«Доеду до шоссе, и если не встречу их, хлебну чуток», – решил он.

Повеселев, он утопил торчавшую из магнитолы кассету, и нажал на кнопку. Павел Кашин захныкал что-то про щемящее сердечко. Сергей вспомнил, как называл его Андрей – Каша Пашин, и усмехнулся. Андрей любил переиначивать слова. За что частенько и страдал. Однажды в школе на уроке истории, когда им рассказывали о восстании на броненосце «Потемкин», Андрей громким театральным шепотом сказал что-то про «бронетемкин поносец». Ржал тогда весь класс, а Андрею пришлось звать в школу родителей.

– Бронетемкин поносец, – повторил Сергей вслух и рассмеялся.

Но, смеясь, неожиданно поймал себя на смутном ощущении, что вспоминает еще что-то, не такое веселое. Это была не мысль, не уверенность – именно мимолетное ощущение, которое иногда возникает в толпе, когда глаз вдруг выхватит лицо, не знакомое, а лишь имеющее сходные черты с лицом человека, которого хорошо знаешь, но давно не видел.