Всё в порядке

Александр Рушкин

Все в порядке

Стихи

Предисловие

Прошло четыре года с момента выхода в свет первого стихотворного сборника Александра Рушкина «Слушай сердце». В течение всех этих лет автор оставался верен себе и продолжал писать стихи (правда, не так много, как хотелось бы). Стихи эти совершенно разные по жанру и стилю: есть среди них абсолютно серьезные, стихи-раздумья и стихи-воспоминания, есть метапоэтические строки (т. е. стихи о поэзии и стихах), встречаются также строки полушутливые и даже откровенно ироничные.

Практически все стихи А. Рушкина, и это хотелось бы отметить особо, по-прежнему сфокусированы на человеке (даже если в них в аллегорической форме речь идет о животных: «Останусь волком», «Охота») и, как всегда, предельно откровенны. Эта откровенность делает честь автору и заставляет поверить тому, о чем он пишет. Его строки неизменно несут в себе сильный эмоциональный заряд, и им свойственна какая-то удивительная внутренняя энергетика.

В стихах А. Рушкина, отражающих в той или степени личный опыт автора и его жизненную позицию, мы видим лицо и видим характер. Он отнюдь «не застегнут на все пуговицы» и не боится при всей своей серьезности выглядеть чуть ироничным (хотя сквозь иронию нередко проглядывает печаль) или по-человечески ранимым («Не читай стихов моих») и даже в чем-то беззащитным («Я остался один. Совершенно один. Даже спорю теперь сам с собою»).

Порой он беспощаден к самому себе («Да – графоман!») и нередко видит смысл там, где другие его не замечают («Странный потолок»). Будучи реалистом, хотя и не чуждым романтики, он прекрасно понимает, что совершенства нет – да и быть не может на этой Земле, хотя это отнюдь не означает, что к нему нет смысла стремиться, как в жизни, так и в строках. В этом сборнике – так же, как и в первом, – широко и разнообразно представлена любовная лирика автора, отличающаяся подкупающей, а иногда и прямо-таки обезоруживающей искренностью.

Стихи А. Рушкина порой весьма оригинальны и в то же время просты и даже прозрачны по своей смысловой структуре; он умеет органически сочетать разговорные вольности речи с четкой манерой изложения, не стесняясь при этом в выражениях и называя вещи своими именами. В этом мне лично видится своего рода внутренний – пусть даже и неосознанный – протест, своего рода неприязнь к различного рода табу, негласно налагаемым на человека чуть ли не с момента его рождения. Можно осторожно предположить, что данная тенденция (типичная, кстати, для нашего времени) не всем придется по душе; впрочем, это уже дело вкуса.

И все же жесткие, но четкие по своему замыслу и исполнению строки А. Рушкина несомненно имеют свою внутреннюю логику и притягательную силу. С ними можно соглашаться или не соглашаться, но они истинно реактивны – в том смысле, что побуждают к ответной реакции, к желанию вступить в дискуссию или даже в жаркий спор с автором.

Такому поэту непременно нужен понимающий читатель, нужна обратная связь, которая давала бы ему дополнительную внутреннюю энергию и мотивацию. И пусть вышедший теперь его второй сборник будет для него таким стимулом и такой мотивацией.

В. И. Шувалов,

доктор филологических наук,

профессор МПГУ, член Союза писателей-переводчиков

и Чеховского общества при Союзе писателей России

* * *

«Зачем плодить четверостишья фальши?»

А. Рушкин

Есть люди, которые пишут хорошие стихи. Александр Рушкин пишет не просто хорошие, а правдивые стихи как о себе, о своем внутреннем мире, так и о жизни в целом, о мире внешнем – таком, каким тот предстает в его глазах, поэтому, в первую очередь, его поэзию отличает открытость души и отсутствие фальши:

Я не играю посредством рифм

И не играю мышцами,

Просто живу на пределе сил,

Чувств и своих возможностей.

По мере прочтения книги перед глазами читателя ярко вырисовывается многогранный образ автора, который то называет себя «графоманом», то влезает в шкуру «мухи», размышляя о жизни с ее точки зрения, то «звереет», превращаясь в медведя-шатуна, готового свернуть горы ради любимой, то заверяет нас, что свобода волка – превыше всего:

Остепениться? – будка, кость и цепь...

По мне, так лучше оставаться волком.

Читатель понимает, что лирический герой автора многое пережил в своей жизни, не раз опускаясь на дно, можно сказать, в самые дебри, о чем свидетельствуют следующие строки:

Задыхаюсь: мне нечем дышать, просто незачем больше дышать.

* * *

И крепкие напитки

Не лечат боль.

* * *

…на дно…

И созерцать запретные глубины.

Я сам мечтал, пускай давным-давно,

Увидеть мир глазами субмарины.

Не всплыть уже, а впрочем,… и не нужно.

* * *

Скупые стены морга

Мне нарисуют дружеское «Welcome!»

* * *

Перебежав дорогу кошкой черной,

В тиши ночной любовницей покорной

Ласкает грудь щемящая тоска.

Эта «щемящая тоска» возникает и у читателя, когда автор рисует нам картину холодного зимнего Города, где на самом деле зима царит в сердцах и душах людей, а не за окном: «здесь даже люди обрастают льдами», «там тоже кто-то прячет тело в кокон / из одеял, но вряд ли он согрет». Мир представляет собой жалкую картину скучного карнавала, наполненного «наигранным весельем», в котором «день наступил, а победила тьма». Тогда поэт обращается к Художнику и просит нарисовать ему Жизнь, но тот в ответ смотрит «печальными глазами» и достает простой (не цветной) карандаш. Однако сам автор, в отличие от многих, не может смириться с такой картиной мира, его лирический герой, достигнув самого дна, когда «давно расстрелян весь боекомплект», заставляет себя подняться и призывает всех нас не отрекаться от веры, веры в чудо:

Отбунтовал, да только как смириться,

Когда страной торгуют на глазах…

* * *

Ломаются мачты, обшивка бортов.

Не сломлен железный мой дух:

Признать поражение я не готов…

* * *

Разбит граблями твердый лоб,

Не отрекайся. Вера в чудо…

Так в какое же чудо верит сам автор? Впуская в сердце Весну («капель звенит надеждой»), он ждет Любви, чтоб «ощутить, что все еще, быть может, изменится в обманчивой судьбе». Несмотря на то, что во многих строчках лирический герой признается нам в своей «грешной жизни» («Да только я – ни капли не святой, мне непривычен запах благовоний. Грешил, грешу и буду. Я такой!», «Ты – не Ассоль. Мое имя – не Грей», «Я слишком груб и холоден в любви»), трудно представить его циником. В глубине души это – романтик, который продолжает «строить замки из песка», обращается к любимой: «Стань героиней снов», отправляя ей «поцелуи с ветром» и ловит ответные «поцелуи как выстрелы»:

И до утра не дам тебе покоя

Мечтой заветной, проникая в дом.

В твоих глухих, зашторенных покоях

Я буду беспокойным мотыльком.

* * *

всякий раз трепещу,

превращаясь в мальчишку…

* * *

Приберусь у себя в шкафу…

Если хочешь, тебя одну

Будет память моя беречь.

* * *

Я с высоты влюбленными глазами

Найду тебя среди чужих людей.

Нередко влюбляясь, как в первый раз, поэт «сходит с ума», хотя и признается читателю, что «трудно и больно снова любить, душой выгорая заживо», пишет и сжигает свои стихи («Я не грущу, что умерли стихи, Отпетые еще до панихиды»), сравнивает любимых с прекраснейшими цветами в его «гербарии», а счастье – с солнцем, которое через отведенное небесами время отпускает на волю в небо:

Отпущу на волю счастье...

… смотреть на солнце долго,

К сожаленью, невозможно…

Александр Рушкин, «поставив душу трепетно на кон», не признает математических законов («и потом – дважды два не равно четырем. Посылаю их к черту!»), он в чем-то похож на вихрастого мальчишку, страдающего максимализмом, чей девиз: «смеяться до колик, до спазмов в груди, рубить – так рубить сплеча». Но в то же время автор – человек взрослый, тщательно исследующий свою душу:

Живет душа под мишурой одежд,

Но важно ли, во что она одета?

* * *

Я, собственной души

патологоанатом,

Бессмертная, терпи!

Эксперимент идет.

* * *

Как тяжело от собственных открытий!

* * *

Вселенная – во мне.

В поисках смысла жизни лирический герой путешествует по миру, рассказывает нам о Тибете, о горных тропах, где, блуждая одновременно в нескольких реальностях, он изучал буддизм, пытаясь найти самый лучший Храм – Небесный и свой собственный Путь, отличный от шаблонного, ведь поэту «хочется смотреть на все сквозь призму живого сердца»:

О, сколько раз мы выбирали Путь –

Привычный путь шаблонов и традиций!

* * *

Я – странник. Увы, мне не стать мудрецом.

* * *

Постой, палач. Ты придержи топор.

Дай посмотреть в сияющее небо…

…Быть может, я найду дорогу к Богу,

Которую найти пока не смог.

* * *

Но если мечтал я увидеть храм,

То лучший из всех – небесный.

Книга «Все в порядке» – это увлекательное путешествие по нашему миру глазами многогранного человека, который щедро и откровенно делится с читателем своими чувствами и мыслями в поэтической форме, настраивает на поиск выхода из любой тяжелой жизненной ситуации и придает каждому уверенности в том, что все будет хорошо. Доброго Пути!

Александра Крючкова,

поэт, прозаик, член МГО Союза писателей России лауреат международных премий в области литературы

Все в порядке!

Если время настало платить по счетам,

Об отсрочке не стоит молить кредиторов.

Голой пяткой ударю, как будто в там-там,

По последней упругой доске коридора.

Дальше – только эфир, запах свежей доски,

От которой остались занозы на пятках…

Это раньше я мог бы сказать: «Пустяки!»

А теперь, усмехаясь, скажу: «Все в порядке!»

Переболел

Переболел. Морозный воздух грудью

Вдыхаю, набираясь новых сил.

Я обманул жестокую колдунью,

«Целебных» трав настой не пригубил.

Повисла черной ширмой катаракта,

Но правда болью по сетчатке глаз

Мне резанула очевидным фактом:

Как мог желать? Как мог мечтать о Вас?

Сухие губы, жаждущие влаги.

И руки, позабывшие тепло...

Бессильный хмель позавчерашней браги

Метнулся вслед на мутное стекло.

Я дверь закрыл. Морозный воздух грудью

Вдыхаю, силы новые коплю.

Я обманул коварную колдунью –

Другую я по-прежнему люблю.

Не читай стихов моих

Не читай стихов моих. Не надо.

Не ищи ответы на вопросы.

В жарком зное дремлющего сада

Золотом обманывает осень.

Избежать нельзя противоречий –

Истина уклончива и зыбка.

Кто я? – просто глупый человечек

С нежной и задумчивой улыбкой.

Во сто крат правдивее и чище

Твоих писем искренние строки.

Я их жду, как ждет у церкви нищий

Медный грош от прихожан жестоких.

Зима

Обледенел заснувший город в страхе.

Сжимаясь, ртуть фиксирует рекорд.

Застыл орел, распятый на папахе.

Зачатый гений выскоблен. Аборт...

Уныло сердце бьется под наркозом.

Отключен мозг. Ни света и ни тьмы...

Какие ждать еще метаморфозы,

От наступившей ядерной зимы?

Как хорошо

Давай наполним легкие туманом

Еще не состоявшегося дня.

Пусть где-то рядом лес стоит багряный,

Невидимый пока что для меня.

Как хорошо в затерянной избушке

Не думать, не терзаться, не гадать,

Не слушать предсказания кукушки,

А снова лечь на мятую кровать

И, наслаждаясь обретенной силой,

Отдаться воле трепетной волны,

Которая не раз нас возносила

И погружала в сказочные сны.

Как хорошо...

Убить дракона

Убить дракона, чтобы доказать…

Разрушить стены замков неприступных…

К ногам сложить бесчисленную рать

По прихоти любви своей преступной…

В который раз… И снова рваться в бой,

Достойную подыскивая жертву.

И каждый раз, рискуя головой,

Петь песню о любви, подобно ветру.

И, выполнив в конце концов обет,

Услышать унизительное: «Нет!»

Поздняя встреча

В старом загородном парке нас вдвоем настигла осень,

Укрывая первым снегом сиротливые аллеи.

Удивительная встреча... Так совпало, долго очень

Ошибались, вновь искали и предчувствием болели.

Листья сброшены с деревьев. Обнаженность не привычна.

Прячем вспыхнувшие чувства. Разговоры невпопад…

На забытых перекрестках накопили опыт личный...

Только опыт неуместный, будто ранний снегопад.

Обезличенные тени в придорожных закоулках

Врассыпную убегают, поглощаясь темнотой.

Видишь свет в конце тоннеля?

Слышишь, сердце бьется гулко?

Это страсть сжигает осень вместе с палою листвой.

Дай-ка закусить...

Дай-ка закусить капусткой квашеной.

Ты на утро сбереги рассол.

Не надолго я с девчонкой крашеной

Убегу и вновь вернусь за стол.

Не наступит утро безболезненно –

Заскулит привычно голова.

Знаю, что давно бреду по лезвию,

Понимаю, что была права

Моя мать, рукой слегка ласкавшая

Сына непокорные вихры.

«Весь в отца! Судьба твоя пропащая:

Бабы, водка, шумные пиры...»

В избушке

В робком пламени свечи

Откровенные картины:

Кот стыдливо на печи

Прячет морду в шерсти длинной.

Впрочем, может, к холодам?

Говорят, что есть примета…

Но читаю по губам:

Мы давно – в разгаре лета.

То ли вьюга за окном,

То ли ты, моя подруга,

Огласила стоном дом

И ближайшую округу.

В ярком пламени свечи

Спать легли ночные тени.

Кот задумчиво мурчит,

Носом тыкаясь в колени.

Лента новостей

На Украине власть делили,

Молчал оплеванный Майдан.

Соляру разменяв на мили,

Через Индийский океан

Шли танкера и сухогрузы,

У побережья Сомали

Их потрошили, аркебузой

Вооружившись, дикари.

И пусть давным-давно не новость,

Но в каждой ленте новостей:

Мир пошатнулся, кризис, пропасть –

И нет спасительных идей..!

А нам плевать, у нас в деревне

Подъем ли, кризис мировой,

Все так же дед на лавке дремлет

Под перекошенной стрехой.

Добьемся гармонии...

Добьемся гармонии

Обменом гормонов.

Речь бьется в агонии

Бессмысленных стонов.

А после стаканами

Дешевый пью кофе.

Дружу с графоманами,

А мамка – не против…

Не сожги дыханьем

Не сожги дыханьем ревности.

Разве повод я давал?

Да, при общей нашей бедности

Альков – старый сеновал.

И куда ж мне, горемычному,

Дам на случки приглашать?

А они же все столичные...

И запросы – твою мать!

Не играй словами бранными.

Кулачищем не маши,

А не то портками драными

Я сверкну среди ночи.

Размышления о жизни мух

Холод. Осень. О стекло

Бьется муха,

И вибрирует крыло

Силой духа.

За невидимой чертой,

За окошком,

Кружит ветер снег густой

Белой мошкой.

Муха думает, что там –

Тоже мухи,

А зима и холода –

Это слухи.

Муха думает, что Бог

(только зря так...)

Неоправданно жесток

И предвзято

Ограничил жизнь ее

В рамках рамы,

Превращая бытие

В панораму.

Вырву из сердца

Прошлой ночью не спал,

бредил,

Собирая слова

в строчки.

Я, конечно, бывал

вредным,

Идиотом не стал –

точно!

Утром бросил стихи

в урну,

Утирая рукой

сопли.

Я из сердца тебя,

курву,

Если надо,

легко вырву,

Как до этого рвал

сотни...

Безумствует весна

А за окном безумствует весна,

Который день штурмуя пыльный офис.

Как будто валидол, глотает кофе

Сосед, лишенный мужества и сна,

В сердечных муках корчится полдня

(Сегодня Юлька в юбочке короткой...).

А солнце бьет в окно прямой наводкой,

Но не в мое, а сбоку от меня.

Свобода выбора

Достоинство и мужество самца,

Количество и качество регалий

Зависят от размеров гениталий,

А, стало быть, от прихоти Творца.

При явном, очевидном превосходстве,

Без поединков право признается.

А главный приз – молоденькая самка:

Красива, грациозна и стройна.

Она, как кубок сладкого вина,

Она, как стены рухнувшего замка, –

Желанный приз и сорванный цветок,

И новой жизни трепетный исток.

Свободу выбора предвосхитил отбор –

Естественный, конечно, кто бы спорил!

Но разве мы испытывали горе,

Судьбе порой проигрывая спор.

Да. Было так, но наступил момент –

В достоинстве теперь эквивалент.

Проводы друга

Задумались над потаенным смыслом,

Стаканов полных изучая муть,

Сквозь сизый дым, повисший коромыслом,

Найти на дне пытаясь тщетно суть.

Нет истины. Играют в свете грани.

В испарине початая бутыль.

Не нам судить. Уйдем вперед ногами

В последний путь, не поднимая пыль.

Не чокаясь... Удар ноги в промежность...

Мешая с болью крепкий самогон,

Мы провожаем друга в неизбежность

Без лишних слов. Груз 200 и – перрон.

Под утро

Под утро прибыл гробовщик,

Обмерил, взял задаток,

Утешил: «Не горюй, старик,

Мы все умрем когда-то».

За ним вломился в черном поп:

«Покайся, жуткий грешник!»

Я было начал, он – в озноб...

И отвалил поспешно.

Районный доктор (тих и мил),

Выспрашивал анамнез.

Ему я твердо заявил:

«Зачем мне Ваш диагноз?»

Потом пришла еще родня.

Соседей было много.

Не выдержав, к исходу дня

Я отдал душу Богу.

Уж сорок...

Уж сорок отрывных календарей

Опали желтыми бумажными листами,

И новый не досчитывает дней,

Бросает их под ноги ворохами.

Они кружатся в памяти людей,

Сливаются в единый фон осенний

И сотней растревоженных мгновений

Мне не дают уснуть в тиши ночей.

Мой город оккупирует зима

Мой город оккупирует зима:

Здесь даже люди обрастают льдами,

Холодный ветер рыщет меж домами…

День наступил, а победила тьма.

Напротив – дом, в котором тлеет свет

Совсем слепых от кружевины окон.

Там тоже кто-то прячет тело в кокон

Из одеял, но вряд ли он согрет,

Поскольку этот холод вездесущ,

И он проник морозом в наши души,

Как будто демон, демон всемогущий,

Откормленный фастфудом мертвых душ.

Но тлеет свет….

Странный потолок

Смотрю на странный потолок,

Покрытый копотью,

И дальний угол, как лобок,

Тревожит похотью.

В его трехмерной простоте

Сплошные символы.

Три дня в молитве и посте…

Былые идолы

Не покидают, а влекут

Телесной радостью.

Три дня тревожно истекут

Крепленой завистью.

А жизнь – молитве поперек

И исковеркана…

Смотрю на странный потолок,

Как будто в зеркало.

Крестики-нолики

А ты – прекраснейший цветок

В моем гербарии.

Срывал я каждый лепесток,

Срывал по правилам.

Любил цветы, но только ли

Тычинки – пестики?

Ты рисовала мне ноли.

Я ставил крестики.

Твой гибкий стебель не дрожит,

Застыл немыслимо.

Стекали капельки обид,

Пока не высохли.

Просил: «Возьми да полюби

Меня, пригожего».

Ты отвечала: «Я – лесби…

Всего хорошего!»

Странная штука

Линии жизни пересеклись,

Слились в одну, а потом разбежались.

Странная штука все-таки жизнь –

Думаем в самом начале.

Позже приходит привычка, и влом

Тратить душевные силы.

И все-таки жизнь за каждым углом

Прячет еще сюрпризы.

Но мы научились углы обходить

Или хотя бы их сглаживать.

Ведь трудно и больно снова любить,

Душой выгорая заживо.

И все-таки жизнь не настолько глупа,

Как часто думают многие.

И если ты встретил... это – судьба,

Высоко ее благородие.

Черный квадрат

Буквально в полушаге от пол-литры

Рассудок мой в чернеющий квадрат

Впечатан незатейливой палитрой

Без признаков своих координат.

Как прост прием! Сканирую пространство,

И в темной бездне черного холста

Мерещится такое постоянство

И видится такая красота,

Что тянет пить безудержно и жадно

Кристальную прозрачность бытия,

Чтоб растворить способность адекватно

Воспринимать значенье слова «я».

Поэту

О нем говорили в столице.

В провинции слышали: есть

Поэт, что на каждой странице,

Кует превосходную жесть.

И ширились, множились слухи,

Ползли по бескрайней земле –

Мол, пишет он классно под мухой,

А лучше всего – на игле.

Где правда? Где ложь? – неизвестно.

Известно одно лишь: молва

Ударила в голову лестью,

И кругом пошла голова.

Каленым отточенным словом

Жег душу, как землю напалм.

Но правда бывает суровой:

Он словом убит наповал.

О творчестве

Перелопатив слов руду

И проявив в труде упорство,

Быть может, все-таки приду

Я к свету, лишь бы паникерство

Не завладело под землей

Моей душой в рудничном мраке.

Стихи секу своей киркой

На черных стенах. Гаснет факел...

Снова о Музе

Хоть молчи, хоть в рупор вой –

Муза впала в ступор.

Без нее стихи – отстой

(Отпираться глупо).

Ничего, переживем,

Раньше было хуже –

Поэтическим огнем

Обжигала дюже.

А что проку? Где итог? –

Отвечаю сразу:

Лишь испачканный листок

В чреве унитаза!

Я жгу стихи

Летят в огонь измятые листочки,

Горят красиво, весело и зло.

Я жгу стихи. Пылают алым строчки,

Даруя позабытое тепло.

Так вот чего им раньше не хватало!

Изящна смерть в объятиях огня.

Пускай горят – в них было слишком мало

И чувств, и красок прожитого дня.

На темной стороне луны

Так получилось, не вини,

Мой светлый ангел,

На темной стороне луны

Скрывать любовь обречены…

Бьет бумерангом

В реальность превращенный сон –

Попробуй, выкинь…

Как видно, вещий, в руку он:

Ты влюблена и я влюблен,

И чашу выпить

Вдвоем с тобой предрешено,

Но чаша с ядом –

Я не свободен. Пей вино,

Пока я рядом.

В прошлом

1.

В прошлом – телячьи нежности

И дикий восторг щенка.

Грубо рванет к промежности,

Не целясь, моя рука.

Хватит ломаться дурочкой,

Песни про счастье петь.

Скоро на мягких булочках

Сыграет маэстро – плеть.

2.

Руки и ноги скованы.

Стыдом обжигает грудь.

Будем теперь по-новому

Линии жизни гнуть.

Слезы – большие градины –

Бьются в мое плечо.

В ноги рабыней падаю:

«Хозяин, хочу еще!»

Крепче, чем вязь железная,

Слово твое, господин.

Буду служить прилежно я

Мраку твоих глубин.

Ступени храма

Ступеней храма вытертый гранит

Немало тайн ушедших в быль столетий

В себе веками бережно хранит –

Невольный их рождения свидетель.

Его ласкали шелком шлейфы дам.

Он видел блеск царей, их приближенных

И толпы нищих, брошенных к ногам...

Он видел храм безвинно обнаженным,

Без куполов, растерзанный толпой,

Отрекшейся от совести и Бога.

Он видел много – потому с тоской

Лежит избитой глыбой у порога.

С неба на землю...

С неба – на землю… и крылья – в хлам.

Кто я? – один из грешных.

Но если мечтал я увидеть храм,

То лучший из всех – небесный.

Люди смеялись, грозили попы:

«Увидишь, но ад кромешный!»

Нет! Я не спорил, крутил болты

И отвечал: «Конечно!»

Утром, когда наступил рассвет,

В небе кружили птицы,

Под звон колокольный шагнул им вслед,

Чтоб ваши не видеть лица.

С неба – на землю… и крылья – в хлам.

Кто я? – один из грешных.

Но если мечтал я увидеть храм,

То лучший из всех – небесный.

В сердце впущу весну

Приберусь у себя в шкафу,

Со скелетов сотру пыль.

Очевидно, пока живу,

Прошлых дней стерегу быль.

Снова в сердце впущу весну,

Грея тело теплом встреч.

Если хочешь, тебя одну

Будет память моя беречь.

Приберусь у себя в шкафу...