Всё в порядке

Александр Рушкин

Все в порядке

Стихи

Предисловие

Прошло четыре года с момента выхода в свет первого стихотворного сборника Александра Рушкина «Слушай сердце». В течение всех этих лет автор оставался верен себе и продолжал писать стихи (правда, не так много, как хотелось бы). Стихи эти совершенно разные по жанру и стилю: есть среди них абсолютно серьезные, стихи-раздумья и стихи-воспоминания, есть метапоэтические строки (т. е. стихи о поэзии и стихах), встречаются также строки полушутливые и даже откровенно ироничные.

Практически все стихи А. Рушкина, и это хотелось бы отметить особо, по-прежнему сфокусированы на человеке (даже если в них в аллегорической форме речь идет о животных: «Останусь волком», «Охота») и, как всегда, предельно откровенны. Эта откровенность делает честь автору и заставляет поверить тому, о чем он пишет. Его строки неизменно несут в себе сильный эмоциональный заряд, и им свойственна какая-то удивительная внутренняя энергетика.

В стихах А. Рушкина, отражающих в той или степени личный опыт автора и его жизненную позицию, мы видим лицо и видим характер. Он отнюдь «не застегнут на все пуговицы» и не боится при всей своей серьезности выглядеть чуть ироничным (хотя сквозь иронию нередко проглядывает печаль) или по-человечески ранимым («Не читай стихов моих») и даже в чем-то беззащитным («Я остался один. Совершенно один. Даже спорю теперь сам с собою»).

Порой он беспощаден к самому себе («Да – графоман!») и нередко видит смысл там, где другие его не замечают («Странный потолок»). Будучи реалистом, хотя и не чуждым романтики, он прекрасно понимает, что совершенства нет – да и быть не может на этой Земле, хотя это отнюдь не означает, что к нему нет смысла стремиться, как в жизни, так и в строках. В этом сборнике – так же, как и в первом, – широко и разнообразно представлена любовная лирика автора, отличающаяся подкупающей, а иногда и прямо-таки обезоруживающей искренностью.

Стихи А. Рушкина порой весьма оригинальны и в то же время просты и даже прозрачны по своей смысловой структуре; он умеет органически сочетать разговорные вольности речи с четкой манерой изложения, не стесняясь при этом в выражениях и называя вещи своими именами. В этом мне лично видится своего рода внутренний – пусть даже и неосознанный – протест, своего рода неприязнь к различного рода табу, негласно налагаемым на человека чуть ли не с момента его рождения. Можно осторожно предположить, что данная тенденция (типичная, кстати, для нашего времени) не всем придется по душе; впрочем, это уже дело вкуса.

И все же жесткие, но четкие по своему замыслу и исполнению строки А. Рушкина несомненно имеют свою внутреннюю логику и притягательную силу. С ними можно соглашаться или не соглашаться, но они истинно реактивны – в том смысле, что побуждают к ответной реакции, к желанию вступить в дискуссию или даже в жаркий спор с автором.

Такому поэту непременно нужен понимающий читатель, нужна обратная связь, которая давала бы ему дополнительную внутреннюю энергию и мотивацию. И пусть вышедший теперь его второй сборник будет для него таким стимулом и такой мотивацией.

В. И. Шувалов,

доктор филологических наук,

профессор МПГУ, член Союза писателей-переводчиков

и Чеховского общества при Союзе писателей России

* * *

«Зачем плодить четверостишья фальши?»

А. Рушкин

Есть люди, которые пишут хорошие стихи. Александр Рушкин пишет не просто хорошие, а правдивые стихи как о себе, о своем внутреннем мире, так и о жизни в целом, о мире внешнем – таком, каким тот предстает в его глазах, поэтому, в первую очередь, его поэзию отличает открытость души и отсутствие фальши:

Я не играю посредством рифм

И не играю мышцами,

Просто живу на пределе сил,

Чувств и своих возможностей.

По мере прочтения книги перед глазами читателя ярко вырисовывается многогранный образ автора, который то называет себя «графоманом», то влезает в шкуру «мухи», размышляя о жизни с ее точки зрения, то «звереет», превращаясь в медведя-шатуна, готового свернуть горы ради любимой, то заверяет нас, что свобода волка – превыше всего:

Остепениться? – будка, кость и цепь...

По мне, так лучше оставаться волком.

Читатель понимает, что лирический герой автора многое пережил в своей жизни, не раз опускаясь на дно, можно сказать, в самые дебри, о чем свидетельствуют следующие строки:

Задыхаюсь: мне нечем дышать, просто незачем больше дышать.

* * *

И крепкие напитки

Не лечат боль.

* * *

…на дно…

И созерцать запретные глубины.

Я сам мечтал, пускай давным-давно,

Увидеть мир глазами субмарины.

Не всплыть уже, а впрочем,… и не нужно.

* * *

Скупые стены морга

Мне нарисуют дружеское «Welcome!»

* * *

Перебежав дорогу кошкой черной,

В тиши ночной любовницей покорной

Ласкает грудь щемящая тоска.

Эта «щемящая тоска» возникает и у читателя, когда автор рисует нам картину холодного зимнего Города, где на самом деле зима царит в сердцах и душах людей, а не за окном: «здесь даже люди обрастают льдами», «там тоже кто-то прячет тело в кокон / из одеял, но вряд ли он согрет». Мир представляет собой жалкую картину скучного карнавала, наполненного «наигранным весельем», в котором «день наступил, а победила тьма». Тогда поэт обращается к Художнику и просит нарисовать ему Жизнь, но тот в ответ смотрит «печальными глазами» и достает простой (не цветной) карандаш. Однако сам автор, в отличие от многих, не может смириться с такой картиной мира, его лирический герой, достигнув самого дна, когда «давно расстрелян весь боекомплект», заставляет себя подняться и призывает всех нас не отрекаться от веры, веры в чудо:

Отбунтовал, да только как смириться,

Когда страной торгуют на глазах…

* * *

Ломаются мачты, обшивка бортов.

Не сломлен железный мой дух:

Признать поражение я не готов…

* * *

Разбит граблями твердый лоб,

Не отрекайся. Вера в чудо…

Так в какое же чудо верит сам автор? Впуская в сердце Весну («капель звенит надеждой»), он ждет Любви, чтоб «ощутить, что все еще, быть может, изменится в обманчивой судьбе». Несмотря на то, что во многих строчках лирический герой признается нам в своей «грешной жизни» («Да только я – ни капли не святой, мне непривычен запах благовоний. Грешил, грешу и буду. Я такой!», «Ты – не Ассоль. Мое имя – не Грей», «Я слишком груб и холоден в любви»), трудно представить его циником. В глубине души это – романтик, который продолжает «строить замки из песка», обращается к любимой: «Стань героиней снов», отправляя ей «поцелуи с ветром» и ловит ответные «поцелуи как выстрелы»:

И до утра не дам тебе покоя

Мечтой заветной, проникая в дом.

В твоих глухих, зашторенных покоях

Я буду беспокойным мотыльком.

* * *

всякий раз трепещу,

превращаясь в мальчишку…

* * *

Приберусь у себя в шкафу…

Если хочешь, тебя одну

Будет память моя беречь.

* * *

Я с высоты влюбленными глазами

Найду тебя среди чужих людей.

Нередко влюбляясь, как в первый раз, поэт «сходит с ума», хотя и признается читателю, что «трудно и больно снова любить, душой выгорая заживо», пишет и сжигает свои стихи («Я не грущу, что умерли стихи, Отпетые еще до панихиды»), сравнивает любимых с прекраснейшими цветами в его «гербарии», а счастье – с солнцем, которое через отведенное небесами время отпускает на волю в небо:

Отпущу на волю счастье...

… смотреть на солнце долго,

К сожаленью, невозможно…

Александр Рушкин, «поставив душу трепетно на кон», не признает математических законов («и потом – дважды два не равно четырем. Посылаю их к черту!»), он в чем-то похож на вихрастого мальчишку, страдающего максимализмом, чей девиз: «смеяться до колик, до спазмов в груди, рубить – так рубить сплеча». Но в то же время автор – человек взрослый, тщательно исследующий свою душу:

Живет душа под мишурой одежд,

Но важно ли, во что она одета?

* * *

Я, собственной души

патологоанатом,

Бессмертная, терпи!

Эксперимент идет.

* * *

Как тяжело от собственных открытий!

* * *

Вселенная – во мне.

В поисках смысла жизни лирический герой путешествует по миру, рассказывает нам о Тибете, о горных тропах, где, блуждая одновременно в нескольких реальностях, он изучал буддизм, пытаясь найти самый лучший Храм – Небесный и свой собственный Путь, отличный от шаблонного, ведь поэту «хочется смотреть на все сквозь призму живого сердца»:

О, сколько раз мы выбирали Путь –

Привычный путь шаблонов и традиций!

* * *

Я – странник. Увы, мне не стать мудрецом.

* * *

Постой, палач. Ты придержи топор.

Дай посмотреть в сияющее небо…

…Быть может, я найду дорогу к Богу,

Которую найти пока не смог.

* * *

Но если мечтал я увидеть храм,

То лучший из всех – небесный.

Книга «Все в порядке» – это увлекательное путешествие по нашему миру глазами многогранного человека, который щедро и откровенно делится с читателем своими чувствами и мыслями в поэтической форме, настраивает на поиск выхода из любой тяжелой жизненной ситуации и придает каждому уверенности в том, что все будет хорошо. Доброго Пути!

Александра Крючкова,

поэт, прозаик, член МГО Союза писателей России лауреат международных премий в области литературы

Все в порядке!

Если время настало платить по счетам,

Об отсрочке не стоит молить кредиторов.

Голой пяткой ударю, как будто в там-там,

По последней упругой доске коридора.

Дальше – только эфир, запах свежей доски,

От которой остались занозы на пятках…

Это раньше я мог бы сказать: «Пустяки!»

А теперь, усмехаясь, скажу: «Все в порядке!»

Переболел

Переболел. Морозный воздух грудью

Вдыхаю, набираясь новых сил.

Я обманул жестокую колдунью,

«Целебных» трав настой не пригубил.

Повисла черной ширмой катаракта,

Но правда болью по сетчатке глаз

Мне резанула очевидным фактом:

Как мог желать? Как мог мечтать о Вас?

Сухие губы, жаждущие влаги.

И руки, позабывшие тепло...

Бессильный хмель позавчерашней браги

Метнулся вслед на мутное стекло.

Я дверь закрыл. Морозный воздух грудью

Вдыхаю, силы новые коплю.

Я обманул коварную колдунью –

Другую я по-прежнему люблю.

Не читай стихов моих

Не читай стихов моих. Не надо.

Не ищи ответы на вопросы.

В жарком зное дремлющего сада

Золотом обманывает осень.

Избежать нельзя противоречий –

Истина уклончива и зыбка.

Кто я? – просто глупый человечек

С нежной и задумчивой улыбкой.

Во сто крат правдивее и чище

Твоих писем искренние строки.

Я их жду, как ждет у церкви нищий

Медный грош от прихожан жестоких.

Зима

Обледенел заснувший город в страхе.

Сжимаясь, ртуть фиксирует рекорд.

Застыл орел, распятый на папахе.

Зачатый гений выскоблен. Аборт...

Уныло сердце бьется под наркозом.

Отключен мозг. Ни света и ни тьмы...

Какие ждать еще метаморфозы,

От наступившей ядерной зимы?

Как хорошо

Давай наполним легкие туманом

Еще не состоявшегося дня.

Пусть где-то рядом лес стоит багряный,

Невидимый пока что для меня.

Как хорошо в затерянной избушке

Не думать, не терзаться, не гадать,

Не слушать предсказания кукушки,

А снова лечь на мятую кровать

И, наслаждаясь обретенной силой,

Отдаться воле трепетной волны,

Которая не раз нас возносила

И погружала в сказочные сны.

Как хорошо...

Убить дракона

Убить дракона, чтобы доказать…

Разрушить стены замков неприступных…

К ногам сложить бесчисленную рать

По прихоти любви своей преступной…

В который раз… И снова рваться в бой,

Достойную подыскивая жертву.

И каждый раз, рискуя головой,

Петь песню о любви, подобно ветру.

И, выполнив в конце концов обет,

Услышать унизительное: «Нет!»

Поздняя встреча

В старом загородном парке нас вдвоем настигла осень,

Укрывая первым снегом сиротливые аллеи.

Удивительная встреча... Так совпало, долго очень

Ошибались, вновь искали и предчувствием болели.

Листья сброшены с деревьев. Обнаженность не привычна.

Прячем вспыхнувшие чувства. Разговоры невпопад…

На забытых перекрестках накопили опыт личный...

Только опыт неуместный, будто ранний снегопад.

Обезличенные тени в придорожных закоулках

Врассыпную убегают, поглощаясь темнотой.

Видишь свет в конце тоннеля?

Слышишь, сердце бьется гулко?

Это страсть сжигает осень вместе с палою листвой.

Дай-ка закусить...

Дай-ка закусить капусткой квашеной.

Ты на утро сбереги рассол.

Не надолго я с девчонкой крашеной

Убегу и вновь вернусь за стол.

Не наступит утро безболезненно –

Заскулит привычно голова.

Знаю, что давно бреду по лезвию,

Понимаю, что была права

Моя мать, рукой слегка ласкавшая

Сына непокорные вихры.

«Весь в отца! Судьба твоя пропащая:

Бабы, водка, шумные пиры...»

В избушке

В робком пламени свечи

Откровенные картины:

Кот стыдливо на печи

Прячет морду в шерсти длинной.

Впрочем, может, к холодам?

Говорят, что есть примета…

Но читаю по губам:

Мы давно – в разгаре лета.

То ли вьюга за окном,

То ли ты, моя подруга,

Огласила стоном дом

И ближайшую округу.

В ярком пламени свечи

Спать легли ночные тени.

Кот задумчиво мурчит,

Носом тыкаясь в колени.

Лента новостей

На Украине власть делили,

Молчал оплеванный Майдан.

Соляру разменяв на мили,

Через Индийский океан

Шли танкера и сухогрузы,

У побережья Сомали

Их потрошили, аркебузой

Вооружившись, дикари.

И пусть давным-давно не новость,

Но в каждой ленте новостей:

Мир пошатнулся, кризис, пропасть –

И нет спасительных идей..!

А нам плевать, у нас в деревне

Подъем ли, кризис мировой,

Все так же дед на лавке дремлет

Под перекошенной стрехой.

Добьемся гармонии...

Добьемся гармонии

Обменом гормонов.

Речь бьется в агонии

Бессмысленных стонов.

А после стаканами

Дешевый пью кофе.

Дружу с графоманами,

А мамка – не против…

Не сожги дыханьем

Не сожги дыханьем ревности.

Разве повод я давал?

Да, при общей нашей бедности

Альков – старый сеновал.

И куда ж мне, горемычному,

Дам на случки приглашать?

А они же все столичные...

И запросы – твою мать!

Не играй словами бранными.

Кулачищем не маши,

А не то портками драными

Я сверкну среди ночи.

Размышления о жизни мух

Холод. Осень. О стекло

Бьется муха,

И вибрирует крыло

Силой духа.

За невидимой чертой,

За окошком,

Кружит ветер снег густой

Белой мошкой.

Муха думает, что там –

Тоже мухи,

А зима и холода –

Это слухи.

Муха думает, что Бог

(только зря так...)

Неоправданно жесток

И предвзято

Ограничил жизнь ее

В рамках рамы,

Превращая бытие

В панораму.

Вырву из сердца

Прошлой ночью не спал,

бредил,

Собирая слова

в строчки.

Я, конечно, бывал

вредным,

Идиотом не стал –

точно!

Утром бросил стихи

в урну,

Утирая рукой

сопли.

Я из сердца тебя,

курву,

Если надо,

легко вырву,

Как до этого рвал

сотни...

Безумствует весна

А за окном безумствует весна,

Который день штурмуя пыльный офис.

Как будто валидол, глотает кофе

Сосед, лишенный мужества и сна,

В сердечных муках корчится полдня

(Сегодня Юлька в юбочке короткой...).

А солнце бьет в окно прямой наводкой,

Но не в мое, а сбоку от меня.

Свобода выбора

Достоинство и мужество самца,

Количество и качество регалий

Зависят от размеров гениталий,

А, стало быть, от прихоти Творца.

При явном, очевидном превосходстве,

Без поединков право признается.

А главный приз – молоденькая самка:

Красива, грациозна и стройна.

Она, как кубок сладкого вина,

Она, как стены рухнувшего замка, –

Желанный приз и сорванный цветок,

И новой жизни трепетный исток.

Свободу выбора предвосхитил отбор –

Естественный, конечно, кто бы спорил!

Но разве мы испытывали горе,

Судьбе порой проигрывая спор.

Да. Было так, но наступил момент –

В достоинстве теперь эквивалент.

Проводы друга

Задумались над потаенным смыслом,

Стаканов полных изучая муть,

Сквозь сизый дым, повисший коромыслом,

Найти на дне пытаясь тщетно суть.

Нет истины. Играют в свете грани.

В испарине початая бутыль.

Не нам судить. Уйдем вперед ногами

В последний путь, не поднимая пыль.

Не чокаясь... Удар ноги в промежность...

Мешая с болью крепкий самогон,

Мы провожаем друга в неизбежность

Без лишних слов. Груз 200 и – перрон.

Под утро

Под утро прибыл гробовщик,

Обмерил, взял задаток,

Утешил: «Не горюй, старик,

Мы все умрем когда-то».

За ним вломился в черном поп:

«Покайся, жуткий грешник!»

Я было начал, он – в озноб...

И отвалил поспешно.

Районный доктор (тих и мил),

Выспрашивал анамнез.

Ему я твердо заявил:

«Зачем мне Ваш диагноз?»

Потом пришла еще родня.

Соседей было много.

Не выдержав, к исходу дня

Я отдал душу Богу.

Уж сорок...

Уж сорок отрывных календарей

Опали желтыми бумажными листами,

И новый не досчитывает дней,

Бросает их под ноги ворохами.

Они кружатся в памяти людей,

Сливаются в единый фон осенний

И сотней растревоженных мгновений

Мне не дают уснуть в тиши ночей.

Мой город оккупирует зима

Мой город оккупирует зима:

Здесь даже люди обрастают льдами,

Холодный ветер рыщет меж домами…

День наступил, а победила тьма.

Напротив – дом, в котором тлеет свет

Совсем слепых от кружевины окон.

Там тоже кто-то прячет тело в кокон

Из одеял, но вряд ли он согрет,

Поскольку этот холод вездесущ,

И он проник морозом в наши души,

Как будто демон, демон всемогущий,

Откормленный фастфудом мертвых душ.

Но тлеет свет….

Странный потолок

Смотрю на странный потолок,

Покрытый копотью,

И дальний угол, как лобок,

Тревожит похотью.

В его трехмерной простоте

Сплошные символы.

Три дня в молитве и посте…

Былые идолы

Не покидают, а влекут

Телесной радостью.

Три дня тревожно истекут

Крепленой завистью.

А жизнь – молитве поперек

И исковеркана…

Смотрю на странный потолок,

Как будто в зеркало.

Крестики-нолики

А ты – прекраснейший цветок

В моем гербарии.

Срывал я каждый лепесток,

Срывал по правилам.

Любил цветы, но только ли

Тычинки – пестики?

Ты рисовала мне ноли.

Я ставил крестики.

Твой гибкий стебель не дрожит,

Застыл немыслимо.

Стекали капельки обид,

Пока не высохли.

Просил: «Возьми да полюби

Меня, пригожего».

Ты отвечала: «Я – лесби…

Всего хорошего!»

Странная штука

Линии жизни пересеклись,

Слились в одну, а потом разбежались.

Странная штука все-таки жизнь –

Думаем в самом начале.

Позже приходит привычка, и влом

Тратить душевные силы.

И все-таки жизнь за каждым углом

Прячет еще сюрпризы.

Но мы научились углы обходить

Или хотя бы их сглаживать.

Ведь трудно и больно снова любить,

Душой выгорая заживо.

И все-таки жизнь не настолько глупа,

Как часто думают многие.

И если ты встретил... это – судьба,

Высоко ее благородие.

Черный квадрат

Буквально в полушаге от пол-литры

Рассудок мой в чернеющий квадрат

Впечатан незатейливой палитрой

Без признаков своих координат.

Как прост прием! Сканирую пространство,

И в темной бездне черного холста

Мерещится такое постоянство

И видится такая красота,

Что тянет пить безудержно и жадно

Кристальную прозрачность бытия,

Чтоб растворить способность адекватно

Воспринимать значенье слова «я».

Поэту

О нем говорили в столице.

В провинции слышали: есть

Поэт, что на каждой странице,

Кует превосходную жесть.

И ширились, множились слухи,

Ползли по бескрайней земле –

Мол, пишет он классно под мухой,

А лучше всего – на игле.

Где правда? Где ложь? – неизвестно.

Известно одно лишь: молва

Ударила в голову лестью,

И кругом пошла голова.

Каленым отточенным словом

Жег душу, как землю напалм.

Но правда бывает суровой:

Он словом убит наповал.

О творчестве

Перелопатив слов руду

И проявив в труде упорство,

Быть может, все-таки приду

Я к свету, лишь бы паникерство

Не завладело под землей

Моей душой в рудничном мраке.

Стихи секу своей киркой

На черных стенах. Гаснет факел...

Снова о Музе

Хоть молчи, хоть в рупор вой –

Муза впала в ступор.

Без нее стихи – отстой

(Отпираться глупо).

Ничего, переживем,

Раньше было хуже –

Поэтическим огнем

Обжигала дюже.

А что проку? Где итог? –

Отвечаю сразу:

Лишь испачканный листок

В чреве унитаза!

Я жгу стихи

Летят в огонь измятые листочки,

Горят красиво, весело и зло.

Я жгу стихи. Пылают алым строчки,

Даруя позабытое тепло.

Так вот чего им раньше не хватало!

Изящна смерть в объятиях огня.

Пускай горят – в них было слишком мало

И чувств, и красок прожитого дня.

На темной стороне луны

Так получилось, не вини,

Мой светлый ангел,

На темной стороне луны

Скрывать любовь обречены…

Бьет бумерангом

В реальность превращенный сон –

Попробуй, выкинь…

Как видно, вещий, в руку он:

Ты влюблена и я влюблен,

И чашу выпить

Вдвоем с тобой предрешено,

Но чаша с ядом –

Я не свободен. Пей вино,

Пока я рядом.

В прошлом

1.

В прошлом – телячьи нежности

И дикий восторг щенка.

Грубо рванет к промежности,

Не целясь, моя рука.

Хватит ломаться дурочкой,

Песни про счастье петь.

Скоро на мягких булочках

Сыграет маэстро – плеть.

2.

Руки и ноги скованы.

Стыдом обжигает грудь.

Будем теперь по-новому

Линии жизни гнуть.

Слезы – большие градины –

Бьются в мое плечо.

В ноги рабыней падаю:

«Хозяин, хочу еще!»

Крепче, чем вязь железная,

Слово твое, господин.

Буду служить прилежно я

Мраку твоих глубин.

Ступени храма

Ступеней храма вытертый гранит

Немало тайн ушедших в быль столетий

В себе веками бережно хранит –

Невольный их рождения свидетель.

Его ласкали шелком шлейфы дам.

Он видел блеск царей, их приближенных

И толпы нищих, брошенных к ногам...

Он видел храм безвинно обнаженным,

Без куполов, растерзанный толпой,

Отрекшейся от совести и Бога.

Он видел много – потому с тоской

Лежит избитой глыбой у порога.

С неба на землю...

С неба – на землю… и крылья – в хлам.

Кто я? – один из грешных.

Но если мечтал я увидеть храм,

То лучший из всех – небесный.

Люди смеялись, грозили попы:

«Увидишь, но ад кромешный!»

Нет! Я не спорил, крутил болты

И отвечал: «Конечно!»

Утром, когда наступил рассвет,

В небе кружили птицы,

Под звон колокольный шагнул им вслед,

Чтоб ваши не видеть лица.

С неба – на землю… и крылья – в хлам.

Кто я? – один из грешных.

Но если мечтал я увидеть храм,

То лучший из всех – небесный.

В сердце впущу весну

Приберусь у себя в шкафу,

Со скелетов сотру пыль.

Очевидно, пока живу,

Прошлых дней стерегу быль.

Снова в сердце впущу весну,

Грея тело теплом встреч.

Если хочешь, тебя одну

Будет память моя беречь.

Приберусь у себя в шкафу...

Напрасно

Рисуют созвездья алмазным резцом

На стеклах оконных звездные карты...

Я – странник. Увы, мне не стать мудрецом.

И поздно пенять на характер.

Любовь и страданья на длинном Пути

Грудь обжигают отравленной смесью…

Дышу… тяжело.., но мне надо идти,

Чтоб спеть свою вольную песню.

В крови вожделенья потушен пожар.

Пламя любви и желанья угасло.

Когтистою лапой наносит удар

Мне женщина-кошка... напрасно.

Найду тебя...

Когда Восток окрасится зарницей

И потревожит горы робкий свет,

Моя душа в небесной колеснице

Взметнется ввысь, отбросив тяжесть лет

И опыт, накопившийся с годами,

Печальный опыт беспросветных дней.

Я с высоты влюбленными глазами

Найду тебя среди чужих людей.

Убей любовь

Убей Любовь всего одним глаголом,

Добавив отрицательное «не».

Единство Мира кратким приговором

Обречено в звенящей тишине

На множество мирков, друг другу чуждых,

Рассыпаться песчинками планет –

Пусть не враждебных, впрочем, и не дружных,

Но ищущих один и тот же свет.

Убей Любовь! Движение по кругу

В пространстве обособленных орбит

Предрешено, но тянемся друг к другу

Пока болит... пока еще болит.

Новый день

Невзрачный день войдет в обычный ритм.

Его спокойно встречу я, как Будда,

Без трепета и ожиданья чуда.

Привычно отработав алгоритм,

Вернусь домой и буднично засну,

Не ожидая ярких сновидений,

Не ощущая боли и сомнений,

Соседей не нарушив тишину.

И – новый день… Казалось, как всегда,

Пройдет, не оставляя в жизни следа,

А вечер мне подарит мягкость пледа

И безмятежность. Счастье и беда

Не потревожат внутренний покой.

Казалось... Но я встретился с тобой...

Колдун ли я...

Колдун ли я? Нет. Нет. Замечен не был.

Но знаю точно: лишь тебя хочу,

Да так, чтобы с ума сходило небо,

Скользнув по оголенному плечу.

Я долго ждал с тобою этой встречи.

И дрожь – по телу ... пробивает ток,

Когда ко мне стремительно на плечи

Ложится откровенность твоих ног.

У тебя есть муж

У тебя есть муж, семья и дети,

светской жизни праздничный гламур.

Для меня ты – лучшая на свете.

Муж – дурак. Прости за каламбур.

Он, конечно, крут. Ну кто бы спорил?

Ты – при нем, как верная жена.

А взамен? – Мои любовь и горе,

Да бутыль початая вина.

Ты расслабься, милая, не бойся.

Я к тебе тихонько подкачу

на чужом шикарном «Rolls-Royce»,

украду от всех. Мне по плечу

не такие дикие проделки,

если я кого-нибудь хочу.

Ну а коль погибну в перестрелке,

Значит, не судьба. Молчу... молчу...

Целую руки

Целую руки трепетно и нежно.

Я покорен. И я – у Ваших ног.

Как грустно жить без всяческой надежды!

Как хорошо, что я ее сберег!

«А расстоянье?» – спросите. Пустое...

Еще один придуманный запрет.

Отказом робким даже не расстроен.

Я слышу: «Да», хоть Вы твердите: «Нет».

Ближайший рейс. Прелюдия полета

Сжимает сердце близостью земли.

Взлетаю ввысь и оставляю что-то

Ненужное, забытое... в пыли.

Целую руки трепетно и нежно.

Я покорен. И я – у Ваших ног.

Срывает ветер грубую одежду.

Нет, не вернусь, пожалуй, на Восток.

Воздушные поцелуи

Как далеко! Семь тысяч километров

Запутанных и порванных дорог.

Я поцелуи отправляю с ветром.

Не упусти их, глядя на Восток.

Декабрь. Мороз. Устало бьется ветер

Порывами в закрытое окно.

Ты у камина греешься весь вечер

И пьешь чужое терпкое вино.

Другим губам ты позволяешь смело

Себя ласкать, задерживая вздох.

Пугливым сквозняком коснется тела

Мой поцелуй, застигнутый врасплох.

Как далеко! Семь тысяч километров

Простуженных, заснеженных дорог.

Я поцелуи отправляю с ветром.

Но ты совсем не смотришь на Восток!

Из недр земли...

Из недр земли, под сенью старой ивы,

Ты рождена кристальным родником

И, напевая звонкие мотивы,

Куда-то вдаль игривым ручейком

Среди лугов, цветущих разнотравьем,

В тени дремучих вековых лесов

Бежишь, не веря слухам и преданьям,

Влюбленная в языческих богов.

Наполненная силой заповедной,

Невинная и чистая река,

По чьей, скажи, ты прихоти зловредной

В мои влилась крутые берега?

Не слишком ли коварна и жестока

Игра твоих возлюбленных богов?

Неведом мне целебный вкус истока,

Отравленному стоком городов.

– Я разделю судьбу твою и имя.

Едины будем в радости и горе.

Пускай когда-то растворимся в море

Мы волею богов, любви во имя...

Парное молоко...

Парное молоко невинных губ

Украдкой пью, чуть затаив дыханье.

И, кажется, непроизвольно груб

В своих словах, звучащих как признанье.

Сегодня ночь чудесно хороша.

Сверкают звезды без обычной фальши.

И крылья обретает вновь душа.

И не тревожит смутное: «Что дальше?»

На другом конце...

На далеком, другом конце провода

Слов любви искрометные россыпи

С губ слетали без всякого повода

На мои белоснежные простыни

И ложились цветным откровением

Медоносного сладкого клевера,

Не давая развиться сомнениям

О природе изменчивой Севера.

На далеком, другом конце провода

Замолчали... без всякого повода.

Я – не Ваш герой...

Поймите же, что я – не Ваш герой,

Рожденный криком девичьей молитвы.

Не ради Вас кидался в пекло битвы

И принимал порой неравный бой.

Нет. Я не принц – обычный человек,

Лишенный с детства радости комфорта,

Не верящий ни в бога и ни в черта,

Воспитанный войной в жестокий век.

Я слишком груб и холоден в любви.

Турецких сабель затянулись шрамы,

И до сих пор не оставляли дамы

На сердце ран. Но почему-то Вы...

Поймите же, что я – не Ваш герой,

Рожденный криком девичьей молитвы.

Но ради Вас я брошусь в пекло битвы

И ради Вас вступлю в смертельный бой.

Мелодия ветра

Я чувствам отдаюсь, тебя целуя,

И забываю горечь прошлых лет.

Помадой на груди моей, рисуя,

Ты оставляешь губ капризных след.

Скажи: зачем, кокетливо играешь

На звонких струнах влюбчивой души?

В рассветной дымке призрачно растаешь,

Но твой мотив подхватят камыши...

Схожу с ума. Мелодиями ветра

Любовь качает чувства колыбель.

Ты далеко... семь тысяч километров!

И не спешит завещанный апрель.

Как только ночь...

Как только ночь на город ляжет тенью,

Дорогой лунной я к тебе приду –

Бесплотный дух любовного томленья,

В горячем, неизлеченном бреду,

И до утра не дам тебе покоя

Мечтой заветной, проникая в дом.

В твоих глухих, зашторенных покоях

Я буду беспокойным мотыльком.

И, прикасаясь крыльями украдкой,

Я стану петь, как истинный поэт.

И, наполняя тело мукой сладкой,

Ты встретишь растревоженный рассвет.

Касаюсь…

Касаюсь, приходя к тебе во сне,

И прижимаюсь чувственно, всей кожей,

Я ощущаю: ты горишь в огне.

Ты знаешь, милая, что я сгораю тоже.

Короткими ночами в тишине

Твое дыханье я ловлю на ложе.

И ощущаю: ты горишь в огне.

Ты знаешь, милая, что я сгораю тоже.

Касаюсь... И мурашки по спине

Бегут волной. Я был не осторожен.

И ощущаю: ты горишь в огне.

Ты знаешь, милая, что я сгораю тоже.

Патология души

Я, собственной души

патологоанатом,

рассеянный ищу

в ее потемках свет.

Но что такое свет:

волна, частица?

Матом

Ругается,

кричит

на скальпель и пинцет

Распятая душа.

Ей, видите ли, больно!

Бессмертная, терпи!

Эксперимент идет.

Я приложу грехи

на раны твои солью.

Терзаешься, душа?

И я… который год.

Под мишурой одежд

Блаженное тепло в остывшем теле.

Пульсирует по венам алкоголь.

По пятьдесят... и отпускает боль

Изорванной, оконченной недели.

Клубится дым несбывшихся надежд.

Роняет пепел, тлея, сигарета.

Живет душа под мишурой одежд,

Но важно ли, во что она одета?

Локальность

Сегодня свет не выдал прежний спектр,

Предметы отражают только серый,

Но я назло спускаюсь на проспект

Из сумрака задернутой портьеры.

Хотя зачем? Вселенная – во мне.

И в ней есть все, что есть, и что, быть может,

Почувствую, сливаясь в тишине,

Вибрации и пустоту... и все же

Сегодня я локален. Ах, зачем

Преодолел я замкнутость систем?

За жизнь...

Не грущу и не копаюсь в прошлом,

В будущем забвенья не ищу.

Если что-то может быть хорошим –

Здесь, сейчас, пока еще пишу.

А пути, дороги – только вектор.

Миг статичен. Что ж такое жизнь?

Где-то во Вселенной кружит ветром

Кем-то недосказанную мысль.

Нарисуй мне жизнь

Нарисуй мне жизнь, художник,

Разноцветными мазками,

Без особого сюжета.

Это прихоть, моя блажь.

Но художник – не безбожник.

Он печальными глазами

Заглянул за синь рассвета

И простой взял карандаш...

Палач

Постой, палач. Ты придержи топор.

Дай посмотреть в сияющее небо.

И не спеши исполнить приговор,

Который оглашен пока что не был.

Постой, палач. Не надо суеты.

Есть в жизни неприятные минуты.

Но, боже мой, они мне так нужны,

Тем более, последние, по сути.

Постой, палач. Не милости прошу.

И не прошу у судей милосердья.

Настанет час – на эшафот взойду

Я – покаянный, но без сожаленья.

Постой, палач. Постой еще немного,

Дай, я закончу трудный монолог.

Быть может, я найду дорогу к Богу,

Которую найти пока не смог.

Пробила дробь. Чего ты ждешь, палач?

Заканчивай привычную работу.

Как о судьбе преступника ни плачь –

Всегда один ты сходишь с эшафота.

Короткие строки

Один

Я остался один. Совершенно один.

Даже спорю теперь сам с собою.

Если грянет звонок, оборвав карантин,

Я от счастья белугой завою!..

Солист

Жизнь моя – не рок-н-рол,

Не хард-рок и не попса…

Я – солист, вошедший в роль

Нервно воющего пса.

Рубцы на душе

Лишь украдкой, от встречи до встречи,

Невозможно прожить без потерь…

Может, время кого-то и лечит,

Но рубцы остаются, поверь!

Поиски смысла

Мы ищем смысл, а смысла в жизни нет.

Объект реален, – и реален образ,

Но иллюзорен этих «истин» свет,

И мудрость не придет… а только возраст.

Желание и воля

Опасность, я не скрою,

Всегда меня влекла.

Желание простое

На сложные дела

Не раз меня толкало,

Я смело шел вперед.

А тот, в ком страсти мало,

Пусть медленно идет. –

Мне покорится север,

и мне уступит юг,

Когда я в это верю,

Как в верит в землю плуг…

Любовь есть!

Знаешь, девочка, мне хватает побед,

Но, как и многим, не хватает любви.

Хотелось бы что-то сказать тебе –

Утешить, наврать, соблазнить… Увы,

Я промолчу, поскольку здесь

Слишком жестока была бы ложь.

И все же любовь, конечно же, есть,

Раз ты ее ждешь!

Напрасно

От меня сбежать не сможешь –

От себя не убежишь.

Не поверила? Ну, что же –

Пробуй в Лондон иль Париж,

На Гавайи, на Аляску –

Хоть в подземное метро…

Говорил же, что напрасно, –

Ничего не помогло!

Участники драмы

Мы – участники старой драмы.

Бьет пощечиной жесткое «нет»!

В стекла мутные старой рамы

Слишком хмуро взглянул рассвет.

И никто никому не должен.

И никто никого не винил,

И обиды, как меч из ножен,

Не хватали – не было сил.

Мы – участники старой драмы:

Слово – к слову, вопрос – ответ…

И к распятью оконной рамы

Одинокий прилип силуэт.

Та же суть

Себя подменили клонами.

Но прежней осталась суть:

Лампадкой она под иконами

Горит, освещая путь.

И даже представить немыслимо,

Что может исчезнуть свет,

Как будто исчезнет истина,

Которой, казалось, нет.

Не верь, не бойся, не проси...

Памяти Иосифа Бродского посвящается

Не верь, не бойся, не проси.

Живи – не майся.

Но повелось так на Руси,

Что от тюрьмы да от сумы –

Не зарекайся.

Наступит день – и будет кров,

И будет пища.

Не разгадать значенье снов,

Не разобрать случайных слов

Душою нищей.

Наступит час – держи ответ

По воле Бога.

Кому служил, скажи, поэт?

Ты воспевал и тьму, и свет

В тиши острога.

Душа – извечный пилигрим,

Искала чувства.

Смеясь, слова стирали грим.

Ты сам любил и был любим,

Даря искусство.

На каждой площади толпа

Рукоплескала.

Но у позорного столба,

Познав веревку, голова

Вдруг замолчала.

И в наступившей тишине

Венцом печали

Неровной строчкой по стене,

Решеткой в скованном окне

Стихи звучали.

Еще один, один неверный шаг...

Еще один, один неверный шаг.

И цепь взаимосвязанных событий...

Как тяжело от собственных открытий!

Куда идти? Прошу, подай мне знак.

Не вижу. Ночь? Настигла слепота?

Блуждает взгляд бессмысленно, бесцельно.

Твоя любовь порою беспредельна.

Верни мне свет. Откуда темнота?

И, начиная новый оборот,

Живу в плену у собственных желаний,

В невежестве. Как не хватает знаний!

Я обречен неверный выбрать ход.

Изменчив мир, в нем постоянства нет.

Материя стремится к разложенью.

Неверный шаг ведет к перерожденью.

Пока не найден правильный ответ.

Welcome

– Не жду тепла… прогноз пессимистичен…

Настало время, надо уходить.

– А новый день?

– Привычно архаичен…

В клубке страданий тоненькая нить,

Которую легко порвать случайно.

Умышленно и вовсе пустяки…

– Не верю, не хочу… звучит печально.

– Но я не вру… мне как-то не с руки…

– Но как же так? Вокруг весна и скоро

Все расцветет… какая благодать!

– На выписку, Петров!

– Что ж под забором

Оно приятней как-то умирать!

Пускай сирень удушливым восторгом

Заполнит грудь. Не думаю о мелком...

Вернусь к утру…Скупые стены морга

Мне нарисуют дружеское «Welcome!»

Несколько шагов

Ни чувств, ни ощущений. Пустота.

Как будто так и было. Нет – не верю.

Очередная взята высота.

Последний друг ушел и хлопнул дверью.

Мечты сбылись. Сплошные пустяки…

В далеком прошлом призраки иллюзий

Вскормили их приветливо с руки.

А после... лишь последствия контузий…

Мир превратился в скучный карнавал,

Наполненный наигранным весельем,

В котором я талантливо играл

Совсем недавно. Горькое похмелье

Пришло, даруя трезвость для ума,

И очищая сердце от желаний.

Вокруг – дворцы, лачуги и дома –

Убежища пороков и страданий.

Былого не вернуть. Не в этом суть.

Мне несколько шагов – до поворота.

Еще чуть-чуть, и я ступлю на Путь,

И за спиной захлопнутся ворота.

Просила милостыню ложь...

Просила милостыню ложь.

Я умолял, ей подавая:

«Ты только, милая, не трожь

Моей любви в начале мая».

Но скоро понял: подаянье

Не помогло, а стало данью.

Под осень выросли долги...

В необеспеченных расписках

Я признавал их. «Помоги!» –

Взывал ко лжи, склоняясь низко.

А ложь... какое наказанье,

скупясь, бросала подаянье!

Над Лысой Горой

Солнце снижалось над Лысой Горой,

Жара обжигала толпу.

Цепью когорты застыли. Конвой

Безжалостно вывел к столбу.

На белой доске на двух языках:

«Разбойник, мятежник» – клеймом.

Дикая боль в распростертых руках

Над сжавшимся в страхе холмом.

……..

……..

Смерть не спешила, ждала у креста,

Обряд соблюдая строго.

Мы просто не знали, распяв Христа,

Что мы убиваем Бога.

Тибет

Красив Восток, когда в лучах рассвета

Пылают пики вздыбленных вершин,

Молчаньем гор величие Тибета

Приветствует безмолвие долин.

Суровый путь... бескрайние просторы,

Сияет снег под солнцем на плато.

Как воздух свеж! Как неприступны горы –

Здесь есть места, где не бывал никто...

Изгибы рек берут свое начало

На Крыше Мира, в чистых небесах...

Укрывшись в залах древнего Потала,

Читает сутры сгорбленный монах.

Зеленое небо

Объясни, почему небо стало зеленым?

Почему апельсин должен быть фиолетовым?

Разве это возможно? По известным законам

Никогда не пойму я, наверное, этого.

Если верить глазам, небо стало иным:

Цвета свежей листвы и с прожилками хвои.

Может, это – психоз, может, – признаки хвори?

Я же помню и знаю его голубым?!

* * *

А вчера рано утром на горной тропе,

Заблудившись в тоннелях реальностей,

Я увидел кентавра, он пел о тебе

В очень грустной, тревожной тональности.

От него я узнал, что тебя больше нет,

Но возможно, что все еще сложится.

На просторах вселенных найдется ответ.

А точнее – ответы. Их множество.

На прощанье обнялись, и он произнес

На правах пусть не друга – приятеля:

«Что такое реальность? Неверный вопрос.

Это казус. Продукт восприятия».

Идолопоклонникам

Проекции навязчивых идей

В лицо плевком скороговоркой выдал.

Не спорил я. На языке людей

Вещал не он – поработивший идол.

Предубеждений высказана суть –

Зажечь костры священных инквизиций.

О, сколько раз мы выбирали Путь –

Привычный путь шаблонов и традиций!

Не спорил я. Слова мои – абсурд

Для тех, кто не желает объяснений,

Не ищет их, предвидя Божий Суд,

И ждет от Бога новых откровений.

Стынет зимняя ночь

Стынет зимняя ночь за окном

под холодными блеклыми звездами.

В небо, грозно упершись крестом,

встала церковь Никольская.

Поздно мы

вспоминаем о святости дней,

скупердяйской рукою отсчитанных.

Чем ущербней луна, тем сильней

Православными тешусь молитвами.

Что случилось...

Как же так? Что случилось со мной?

Между прошлым и будущим трещина.

А рассудок больной и хмельной,

И неверный, как падшая женщина.

Отчего доверяю словам

И признаньям в любви легкомысленным?

Почему, прикасаясь к губам,

Я ловлю поцелуи, как выстрелы?

Время и пространство...

Мне кажется, что время и пространство

Уже не раз соединяли нас.

И мы кружили в диком вихре танца

Давным-давно, не отрывая глаз...

И в хаосе вселенского движенья,

Среди таких же мизерных частиц,

Невидимая сила притяженья

Не ведала условностей границ.

Мне кажется, что мы знакомы вечность.

Ты, совершив таинственный обряд,

Мне с яблоком свою дарила грешность.

Я, их вкусив, покинул райский сад.

Но этот выбор был осознан нами.

С тех пор прошло уже немало лет,

И пусть не раз воспеты мы стихами,

Не все еще сказал о нас поэт.

Вы божественно красивы...

Сегодня Вы божественно красивы

И чувственны... при виде облигаций.

Но Ваша красота – лишь плод игривых

Моих биохимических реакций.

А чувственность... ее природа вечна

И, как ни жаль, обманчива по сути,

Купюрами хрустящими беспечно

Продлю ее на краткие минуты.

Под утро, утолив вчерашний голод,

Ни чувств, ни красоты не обнаружив,

Покину Вас. Большой, циничный город

Захлюпает в ногах весенней лужей.

Отпетые стихи...

Я не грущу, что умерли стихи,

Отпетые еще до панихиды.

За все мои проступки и грехи

Им царство уготовано Аида.

Колючий ветер гонит их туда –

В бесплотный мир таких же привидений,

В котором сон не станет никогда

Ни радостным, ни скорбным сновиденьем.

Я не грущу. Мне хорошо без них.

Лети к собратьям, мой нелепый стих.

Давно ли нас пугала темнота

Давно ли нас пугала темнота

Магическим непостижимым смыслом,

Где каждый звук и даже тишина

Преображались в праздничные мысли.

Давно ли восторгались красотой

Летящих птиц и дремлющего луга,

Друг друга непривычной наготой

И просто обладанием друг друга.

О, как давно...

Ничего не изменить

Нам ничего уже не изменить.

Не делай безрассудные попытки.

Обрезан провод... тоненькая нить

Рассечена. И крепкие напитки

Не лечат боль. Друг друга не найти.

Сменились адреса, пароли, явки.

Бесследно растворились мы в сети

И отклоняем глупые заявки.

Я не пожму протянутой руки

Я не пожму протянутой руки

И отстранюсь от дружеских объятий.

Готов принять я тысячу проклятий,

Любить, страдать и сохнуть от тоски.

Но что такое дружба между нами,

Когда тревожит трепетная грудь,

Когда теряю разговора суть

И раздеваю женщину глазами.

Нет, не пожму протянутой руки.

А день угас...

А день угас в последних муках света.

Окутал шалью мягкой полумрак.

Скажи, зачем связалась ты с поэтом,

Не выдержав лирических атак?

Красива ложь восточных пряных строчек

И бьется мотыльком твоя душа,

И пусть поэт изысканно порочен,

И зажжена манящая свеча...

Как сладко жить в дурманящей истоме,

Все истины и клятвы позабыв,

По-женски отвечая тихим стоном,

Грядущего оргазма лейтмотив

Испить до дна, послушно повторяя

Дыханья ритм и сердца частоту.

И вновь, и вновь в объятьях умирая,

Вдруг осознать мгновенья пустоту.

По ладони...

По ладони, по тонким линиям

Угадаю судьбы каприз.

Даже небо безумно-синее,

Улыбаясь, посмотрит вниз.

Отчего-то вдруг стало солнечно.

Почему-то в груди тепло,

И в глухой, неуютной полночи

Пес не воет противно, зло.

На асфальте избитом, в трещинах –

Перекрестки чужих дорог.

Мне судьбой завещана женщина –

И уже наступает срок.

Кривые зеркала

Кривых зеркал уродлива усмешка,

Реальность в них, увы, искажена.

Не видя суть, мы веруем поспешно

В тень амальгамы, лживую до дна.

Живем в плену сомнительных иллюзий,

Глаза поднять боимся от земли

И главными калибрами орудий

Чужих мечтаний топим корабли.

Из года в год упорно постигая

Премудрости земного бытия,

Мы в поисках потерянного рая

Вдруг понимаем: только ты и я

Способны обрести сады Эдема,

Соединив различие начал.

Мы веруем... Но вечная дилемма

Застыла на поверхности зеркал.

Ты не плачь

Ты не плачь. В этом городе сыро без нас.

Он привычен к любым наводненьям.

И какие-то жалкие капли из глаз,

Не имеют, поверь мне, значенья.

Его сердце, увы, превратилось в гранит.

Разве в венах холодных каналов

Может выжить иное? А дождь моросит..,

Мы давно добрались до финала.

Суеверия...

На задворках великой империи,

Задыхаясь в соцветьях акации,

Слушал девичьи я суеверия

Про политику, партии, фракции…

И тревожила ум нестыковочка:

«Приласкать бы тебя ниже пояса.

Неудачная, черт, остановочка!

Пять минут – отправление поезда».

Зайка

Твой солнечный тезка, смешной непоседа

По кубикам льда и по граням бокала

По-детски резвился во время обеда

В невинной манере большого нахала.

А лед исчезал, растворяясь в Мартини.

К спине прилипала горячая майка.

И что-то мешало, наверное, мини...

Тогда прошептал я: «Идем со мной, зайка!»

В кофейной гуще

В кофейной гуще разгляжу я вдруг

Изящный профиль чувственной креолки.

Нелепой чашкой, выпавшей из рук,

Брак разобьется звонко на осколки.

Я приберусь и замету следы,

Чтоб прошлое лишить жестокой власти,

И, обретая новые мечты,

Скажу: «Не жаль… посуда бьется к счастью!»

Смеяться до колик...

Смеяться до колик, до спазмов в груди.

Рубить – так рубить сплеча.

И если уходишь – без слез уходи,

Сжимая клинок меча

Обломками ребер, обрывками вен...

В последних словах любви

Успей прокричать в мельтешении стен:

«Прощаю за все.

Живи…

и…»

Amore letalis

Гори

синим пламенем,

пропади пропадом

или,

сделай милость,

исчезни.

Я листаю страницы –

рыдаю хохотом

над историей

нашей болезни.

Хотела романа,

happy end

и прочее…

В припадках истерики –

паузы,

как зимние дни,

становились короче,

чего не скажешь

о кляузах.

А быть негодяем,

придурком

и сволочью

не трудно.

Прикинусь ветошью.

Словами трави,

обливай

меня щелочью.

Не скажешь ведь:

«Милая, не за что…»

А здесь, посмотри,

объективно записано –

не

первый

тревожный анализ…

Наука, однако,…

упираться бессмысленно…

Диагноз:

«АMORE LETALIS».

Кошачий блюз

Исчезли звуки нежных серенад

давным-давно... Безжалостно и грубо

терзает слух, как наступает март,

кошачий блюз на водосточных трубах.

Давным-давно затих в ночи романс…

Романов – нет. Случаются интрижки.

Кошачий блюз – духовный декаданс

влюбленного и глупого мальчишки.

Мое имя не Грей

Грезы и сны закатаю в асфальт.

Парус порву на портянки.

Гневное море швырнет на базальт

Алые бредни мещанки.

Ты – не Ассоль. Мое имя – не Грей.

Где этот город Каперна?

Долго искал. Ты ждала много дней.

Скверно. И все-таки скверно…

Я был на войне...

Зашкурен до блеска ладонями рук

Черен щербатой лопаты.

Иду в штыковую. Крушу. Ультразвук

Бьет в мозг колокольным набатом.

Промерзла землица суровой зимой –

Декабрь сорок первого года.

Я был на войне. Я служил под Москвой –

Боец похоронного взвода.

Слушай сердце

Ты убеждала: «Сердце, милый, слушай.

Оно – маяк на жизненном пути.

На том пути, где бродят наши души,

Пытаясь смысл и веру обрести».

Стал слушать я, да в беспрерывном стуке

Не разобрал значенья вещих слов.

Но как-то раз, разрушив скорбь и скуку,

Раздался стук призывный каблуков.

И сердца ритм невольно изменился,

Войдя в какой-то странный резонанс:

То затихал, то вдруг сильнее бился…

И всякий раз дарил мне новый шанс…

Не пропускал свалившейся удачи,

Но, наслаждаясь краденым теплом,

Однажды сердце стукнуло иначе:

Ударом в грудь и болью под ребром,

Как дверь в косяк, захлопнутая гневно,

Ты уходила. И…. была права.

Не сердце слушал. Видимо, неверно

Я толковал те мудрые слова....

Верни...

Возьми назад всю груду глупых слов.

Верни одно, что обронил украдкой.

Слова твои в беременной тетрадке

Ведут к порокам, торжеству грехов,

Посредством рифм к гармонии стремясь,

Переплелись в затейливые строки…

Как много их! На землю слезы… – грязь…

Одно лишь слово…без него до срока

Теряет смысл все сказанное раньше,

Все то, что будет сказано потом.

Зачем плодить четверостишья фальши?

Верни его... и – хватит о пустом...

Плакучие ивы

Ты знаешь, удивительно легко,

Как будто с плеч свалилась наземь тяжесть.

Я не летаю. Нет. Не думал даже…

Бреду дорогой пыльной босиком.

И все-таки – чудесно хорошо.

Плакучей ивы радужные слезы

Прольются без упреков и угрозы,

И в первый раз захочется еще

Прочувствовать их влагу на себе

Обветренной и обгоревшей кожей

И ощутить, что все еще, быть может,

Изменится в обманчивой судьбе.

Выпавший из обоймы...

Давно расстрелян весь боекомплект.

Лишь только тот, что выпал из обоймы

Способен харкнуть гарью в пистолет

И, прекратив бессмысленную бойню,

Поставить точку где-то между глаз.

А может, на виске? Нелегкий выбор...

Скажи, зачем решаем мы сейчас,

На чьей строке крестом отметить «Выбыл»?

Наш арсенал скопившихся обид

Давным-давно, казалось бы, расстрелян,

Но выпавший один патрон лежит

На скомканной, неубранной постели...

Отпущу на волю

Отпущу на волю счастье.

Белокрылою голубкой

Упорхнет оно с ладоней

В недоступную мне высь.

Если сможешь – возвращайся.

Буду ждать устало в гости,

Вспоминая то, что было,

Но, взмахнув легко крылом,

Улетело в поднебесье,

Чтоб порадовать кого-то,

Кто тебя еще не видел

И не знал о том, что есть

В этом черством, жестком мире

Средь страданий, мук и скорби

Невозможное доселе

Ощущение любви.

Пусть поверит кто-то в чудо,

Станет лучше и добрее,

А потом с надеждой будет,

Обращая к небу взор,

Ждать, когда оно вернется

И внезапно яркой вспышкой

На короткое мгновенье

Фейерверком озарит.

Но смотреть на солнце долго,

К сожаленью, невозможно –

Белокрылую голубку

Пустит вверх его ладонь...

Бледнеет кафель

Смертельно бледнеет кафель.

Вокруг – люди только в белом.

Жизнь бьется потоком капель,

Иголкой впиваясь в тело.

Склонился… рефлектор нимбом…

Решимость в глазах. Не молод.

Дай волю, пошел за ним бы

В разведку, но этот холод…

А он прошептал беспечно,

В наркоз погружая: «Веришь,

Что выложить слово «Вечность»-

Из кубиков льда успеешь».

Стол тоже бывает ложем,

А святость нередко лжива.

Обманчив наш мир…. И все же

Мы верим в билет счастливый.

Блик солнца упал на кафель.

Вокруг – снова люди в белом.

Жизнь бьется потоком капель,

Иголкой впиваясь в тело.

Сухогруз

Открыть кингстоны, килем лечь на дно

И созерцать запретные глубины.

Я сам мечтал, пускай давным-давно,

Увидеть мир глазами субмарины.

За сбычу мечт! Отрезав путь назад,

Глотну взахлеб забортную… не слабо.

Я погружаюсь. Чайки голосят,

Как будто мною брошенные бабы.

А там, где порт, ждет газовый резак.

Металлолом в бухгалтерской проводке?

Нет! Сухогруз! Я, Вашу мать, моряк!

Открыть кингстоны, стать подводной лодкой.

Шпангоуты, как ребра, затрещат.

Давление… и воздух – вон, наружу.

«Продуть балласт!» Отрезан путь назад.

Не всплыть уже, а впрочем,… и не нужно.

Терапия

Зловонный дух парами перегара…

И понимаешь: пройдена черта.

С похмелья голова, как стеклотара,

Бессмысленна, нелепа и пуста.

И хочется об стенку со всей дури…

Но, вылакав ближайший водоем,

Присядешь и задумчиво закуришь,

Без боли вспоминая о былом.

Весенние катаклизмы

по кромке льда, по краю полыньи…

неверный шаг – и корм для хищных рыбок.

вчерашний мир непрочен стал и зыбок,

а что взамен? – пришествие весны.

кому-то благо – гормональный взрыв,

а в царстве льда – сплошные катаклизмы,

и хочется смотреть на все сквозь призму

живого сердца. только раз остыв,

оно не откликается на зов

весеннего блаженного безумства,

а если да? – нелепое кощунство,

крушение незыблемых основ.

сжигает солнце вечность ледников...

Я виноват

Я виноват и признаю вину,

И больше не пытаюсь оправдаться.

Совсем не бес, увидев седину,

В ребро мое стал биться и стучаться.

Я виноват, что кардиоэкстрим

Не прекратил на первой же неделе,

И даже в том, что мы с тобой горим

Взаправду и всерьез, на самом деле...

Бывает...

бывает так, что нечего сказать;

а если скажешь – выстрел вхолостую;

и понимаешь истину простую,

что Муза – девка, то есть та же ****!

бывает по-другому – без причин

появятся кураж и томность в речи.

откуда что возьмется? – целый вечер

податлива она, как пластилин.

бывает, без насилия никак…

иной раз хорошо, но чаще плохо.

и думаешь, что легче сразу сдохнуть,

чем прокормить корзину для бумаг.

Целуй, весна

Монету кинешь – на ребро…

Поставишь: чет и нечет,

А шарик выберет зеро

И мой карман облегчит.

Ромашки, как призывники,

Все лысые досрочно –

Гадали, рвали лепестки –

Не угадали, точно!

Цыганский табор упылил

В неведомые дали.

Сказали: бизнес загубил,

Как странно... – не солгали.

Задал вопрос – ответ повис

Табачным дымом между…

Намок оттаявший карниз –

Капель звенит надеждой.

Пойду гулять. Пойду вразнос.

Плевать, как ляжет карта…

Целуй, весна. Целуй взасос,

Пьяни дыханьем марта.

Мечты лишились…

Мечты лишились чувства меры.

И сны, и явь переплелись.

В гротеске все-таки химеры

Преобладают, портя жизнь.

Не понаслышке знаешь, вроде:

Разбит граблями твердый лоб,

Но так устроено в природе,

Наступишь снова, скажешь: «Чтоб…..»

Не отрекайся. Вера в чудо

Нам принесет свои плоды:

Деревья вспыхнут изумрудом

И зацветут вокруг сады.

О вреде увлечений

ты вспыхнула,

как светофор напротив,

когда я предложил

устроить праздник плоти.

он запрещал,

а ты была не против…

я ж блефовал.

чуть увлеклись…

не замечая сплетен,

которые трепал

на перекрестке ветер,

сорвались в миг,

как двери с ржавых петель,

под самосвал.

Пора перекурить

Эмоции, как сухофрукты,

Зачахли все.

И вроде тоже бы продукты..,

Но по весне

Глазами ищешь натюрморты

Упругих сфер,

А видишь сморщенные морды

Усопших тел.

А восприятие захочет –

Легко соврет

И новый вяленый кусочек

Засунет в рот.

Пережуешь. Куда деваться,

Но все не то…

И ходишь, корчишься паяцем,

Как конь в пальто.

Скрипел диван...

Скрипел диван, пружинами рыдая,

И ночь, и день. И снова ночь и день.

На третьи сутки я сказал: «Родная,

Мне надоело слушать дребедень».

Перебрались. Стонали ножки кресла,

А стулья жутко выли на луну.

«Руководить раздолбанным оркестром

Устал вчера. Пой соло – и ко сну…»

А ты всерьез, как о насущном хлебе:

«Не буду петь – пока не сменим мебель.»

Безнадежно тону

В глубине твоих глаз

безнадежно тону.

В мой рассудок

проник редкий вирус,

Воля скована им.

Я смотрю в глубину,

Понимая:

оттуда не вырвусь.

Мне казалось,

объятья

двух скрещенных рук,

Что так нежно

касаются шеи, –

Это брошенный

метко

спасательный круг.

Как хотелось

в такое поверить!

Получилось,

что я

безнадежно тону…

Осень

Город стух под листвой

прелой.

Морось, слизь да кругом

слякоть.

Лишь намедни душа

пела,

А сегодня давай

плакать.

Виновата во всем

осень.

Был бы повод какой,

что ли?

Только повода нет

вовсе

Раскисать, как земля

в поле.

Видно, осень, в твоей

власти

Отбирать у людей

радость.

Мне же «скорый» вернет

счастье.

Много ль нам для него

надо?

Стань героиней снов

стань героиней снов,

войди в мою обитель.

из паутинок слов,

из самых тонких нитей

сплети венок стихов,

мой новый небожитель.

настрой звучанье струн.

влиянье джана-кармы[1]

посредством древних рун,

останется на камне

еще пять тысяч лун,

но будет нефатальным.

скользнули по спине

распущенные косы.

в обожествленном сне

мы погружались в космос.

А я все строю замки из песка...

А я все строю замки из песка...

Перебежав дорогу кошкой черной,

В тиши ночной любовницей покорной

Ласкает грудь щемящая тоска.

А я мечтал, что замки обретут

Свою неповторимую реальность.

Какой-то голос возражал: «Банальность».

И чей-то вторил: «Да, напрасный труд».

Но верил я совсем в иную суть,

Прислушиваясь чутко к ритму сердца.

А сердце колебалось в мегагерцах,

Любовной дрожью наполняя грудь.

Но замок рухнул. Он был из песка...

Перебежав дорогу кошкой черной,

В тиши ночной любовницей покорной

Ласкает грудь щемящая тоска.

На северо-западе

На северо-западе в период заката солнца

далеко настолько, что, кажется, на самом краю земли,

сомкнулись линии кровавым рубцом горизонта,

уходя и прощаясь, с надрывом глухим ревут корабли.

В кильватере чайки свирепо ругаются матом,

гонимые жаждой легкой добычи с поверхности моря

в холодной и мутной воде, где рассерженный атом,

расщепляясь, винтами закружит в пустом разговоре.

Бескрайний простор – лучшее место для очищенья.

Есть время подумать, когда за кормой и прямо по курсу

чист горизонт и не ищут глаза развлеченья.

Прислушаюсь к сердцу, к его предпочтеньям и вкусу.

Так легче, пожалуй,.. рельефнее видится прошлое.

Что-то много сказали друг другу мы слов на прощание:

«Не люблю. Ненавижу» и что-то еще нехорошее….

Но я понял, что сердце не слышит язык отрицания.

На стадии разлуки

Холодный взгляд и скрещенные руки.

В когда-то нежном голосе – металл.

Мы – у черты... На стадии разлуки.

Устала ты. И я давно устал.

Зачем слова? Язык телодвижений

Красноречив и без налета лжи.

И каждый день глухое раздраженье

Меняет мир. И тают миражи.

Ни сил, ни средств. Два сердца в аритмии.

Известный врач скрывает правду глаз.

Лишь детский плач в истерзанной квартире

Еще пока удерживает нас.

Жаль...

Жаль, что я не буду молодым

Радоваться жизни безрассудно,

А замру под небом голубым

В золоченой бронзе, словно Будда.

В красочной оправе голова

Отзовется, лишь коснись рукою.

Жаль, что звук не сложится в слова.

Отзовется – да, но пустотою.

Старый мастер вложит в ремесло

Все уменье, опыт и искусство.

Не сужу, насколько повезло:

Лик от Бога и земные чувства.

Лепестками высохшей розы

Лепестками высохшей розы

Играет причудливо ветер.

Закрою глаза – твой образ

Исчезнет с моей планеты.

Открою… кругом – баобабы

И жерла потухших вулканов.

Я сам виноват, но как бы

Без признаков лжи и обмана.

В саду на далекой планете

Пять тысяч прекрасных роз

Цвело, но за них в ответе

Был кто-то другой. Всерьез

Не думал, собравшись в дорогу,

О том, что возможно такое...

Узнал, путешествуя, много,

А потерял дорогое.

Вьюга

Растревожено небо снежное

Злыми ветрами.

Ждешь и любишь его по-прежнему,

Лечишь душу свою мятежную

Сигаретами.

Солнце прячется... словно пологом,

Скрыто тучами.

Мысли разные тихим шорохом...

Но одна их них ярким сполохом:

«Невезучая».

Воет жалобно вьюга скорбная.

Жуть ненастная.

То ли добрая, то ли гордая...

Только брошена... не подобрана

И несчастная...

Ветер бешеный на рассвете стих.

Любо-дорого...

И в окно ее постучал жених

Жданным ворогом.

Моряцкое

Гребу по улице, качаясь на ногах.

Смеркается. Не виден порт приписки.

Куда-то вдаль на полных парусах

С корветом смылись яхты-одалиски.

Швартуюсь к бару. Полон нынче трюм.

Здесь много пьют и бьют отлично морды;

Гарсон, одев изысканный костюм,

Прокуренные зубы скалит гордо.

Да мне-то что? Топорщится карман,

Зато живот поджар, как у дворняги.

А впереди колышется корма –

И нервно курят ладан в церкви дьяки.

Да только я – ни капли не святой,

Мне непривычен запах благовоний.

Грешил, грешу и буду. Я такой!

Пусть дьяки проявляют силу воли!

Ссора

Холодно

В лучах искусственного света.

Голодом...

Страдает алчность твоя голодом.

Я не ищу для драки повода,

Не подбивай меня на это.

Снежная

Неделя выдалась прошедшая.

Нежная...

Ты не со мной бываешь нежная.

Не терпит быт душа мятежная,

А жизнь такая сумасшедшая...

Колкими

Словами бьем на поражение.

Волками...

В глаза друг другу смотрим волками,

А хрупкий мир звенит осколками

И нарастает напряжение.

Милая,

Возьму тебя на руки бережно.

С силами...

Я соберусь, пожалуй, с силами

И загляну в глаза красивые –

Нам обвинять друг друга не за что.

Ритуальные пляски

Вечерний режим:

ожидание сказки

С выходом в свет

полупьяного града,

Выбор объекта,

ритуальные пляски

И штурм баррикад

словесной бравадой.

Объект покорен.

Баррикады разбиты.

Жаркое тело

нагой полонянки

Просит пощады:

«Разреши, повелитель,

Выразить криком

мученья славянки.»

Любовь – зла

На деревьях почки,

у мальчишек ручки

распустились ночью

в ожиданье случки.

С сигаретным дымом

улетают силы…

Жизнь проходит мимо,

Будто образ милый.

Зеленеет травка

вездесущим «змеем» –

посижу на лавке,

медленно косея.

А любовь – с годами

понимаешь – зла…

Вместе с мужиками

я забью «козла».[2]

Дуплетом из глаз

Слюной захлебнусь от хмельных фантазий я,

Зубы сожму неистово.

Если есть выход – смотри «эвтаназия».

Очень простая истина.

Подранком уйти уже не получится –

Эго мое расстреляно

Дуплетом из глаз. По этому случаю

Сказано слов немеренно...

Зверею...

Горы сверну, деревья вырву с корнями.

Словно медведь-шатун, разбужен зимой от спячки.

Лучше сразу запястья вяжи ремнями,

А если не можешь – срывайся в бега и прячься.

Мне наплевать – в любые проникну норы,

БорзОй разыщу по запаху загнанной дичи.

Зверею. Ноздрями словив феромоны,

Все больше и больше теряю рамки приличий.

Ты лучше сдавайся. Пощады не будет –

Серьезные ставки во взрослых амурных играх.

Из тесного лифа нежнейшие груди

Выхвачу, словно добычу, с рычанием тигра.

В отпуск

Выцвели краски в тестах Люшера –

Стрессы накрыли серыми пятнами.

Лучше сгорю в слоях атмосферы

Вместе с тоской своей непонятною.

Крылья верните. Требую отпуск!

В небо хочу из душного офиса!

Шеф, подпишите скорее пропуск

В мир, где не знают мук мегаполиса.

Сдох трудоголик, попав в засаду.

К черту летят рабочие графики.

На всех заборах, кривых фасадах

Рисую ярко-спелые граффити!

Ты ж меня не бей...

Ты ж меня не бей, куда ни попадя.

Я ни в чем, поверь, не виноват.

Просто слишком мало в жизни опыта.

Просто слишком дерзкий наглый взгляд.

Не гони в мороз студеный по ветру.

Не гадай: «Помрет иль будет жить?»

Ах, зачем пустила меня по миру,

Запретила верить и любить.

Ох, прошу, не будь такой навязчивой

Или изменись… Пригрей, любя.

Отчего мне выпала гулящая,

Пьющая нелепая судьба?

Моя поэзия

Посвящал тебе стихи душевные.

Ты душевно, будто бы с больным,

Говорила: «Строчки слишком нервные,

Горячи, как лоб. Вот анальгин».

А еще просила: «Хватит, миленький,

Не позорь и не позорься сам –

От твоей прямолинейной лирики

От соседей прячутся глаза.

Лучше бы писал словами скромными,

Теми же, что шепчешь тет-а-тет».

Укоряла, что бумагу тоннами

Извожу, страдает, мол, бюджет.

Я, конечно, спорил: «Вдохновение

Таково, но в строчках я не вру.

Пару раз меня назвали гением

Гении на сайте Стихи.ру».

Об истине

Если мне доступной станет истина,

Вряд ли передам ее в словах,

Даже на коленях и неистово

Искренней молитвой прошептав.

Что такое слово? – лишь метафора,

Образ, символ, спрятанная суть,

Оболочка мысли или амфора –

Что-то есть внутри, да не взглянуть.

Брак по расчету

К алтарю идти мимо паперти.

Рвань да всякий сброд хороводится.

Расступись, народ – да по матери –

Знать, не так молил Богородицу.

Поперхнулся дьяк терпким ладаном –

Ничего: пройдет, устаканится.

Обнажить лицо? Только надо ли?

Уж поверьте мне – не красавица.

На поводке

Сердце? Никем не занято,

Несколько лет молчит.

Там, где пылало зарево,

В трауре кирпичи.

Руки привыкли к грубости,

К ласкам накоротке.

Опыт – в ошибках юности,

В чувствах на поводке.

Знаю: не будет близости,

Сладких, наивных снов,

Если сумею вынести

Запах твоих духов.

Весенний гон

Агрессивное солнце весеннее,

Подбивая на блуд,

Разжигает с утра воскресения

Ожидания зуд.

Ждать бессмысленно – знаю по опыту.

Педаль газа под дых –

Пусть ответят весельем и хохотом

Сотни сил вороных.

Заждались, приуныли, залетные,

В полудреме зимы.

В навигаторе карты полетные

До ближайшей корчмы.

Так чего ж мы застыли и чешемся

Колесом о бетон?

Все сомнения с тормозом к лешему

И вперед – на прогон.

Мечты сбываются

Если прикажешь, сумею быстро

новой мечтой погрузиться в сон.

Я – отражение чей-то мысли.

Я нереален, но грянет выстрел…

Видишь, прищурил глаз Купидон.

Он же – убийца чужих иллюзий,

вор и растратчик спокойных снов.

Я – виртуален, но этот user,

Если захочет, легко загрузит

В самое сердце вирус – Любовь.

Стихи – отписки

«Не стихи, а сплошные отписки...»

Как в каракулях кардиограмм,

Замуровано в их обелисках,

Бесконечное множество драм.

Амплитудой кривясь, самописец

Расшифрует пространный ответ.

Приглядись и увидишь, как птицей

Сердце билось над пропастью лет.

Поздно и глупо

Ногти – обгрызаны. Локти – обкусаны.

Думать устал и устал сожалеть.

Если глаза, как стеклянные бусины,

Если слова – сыромятная плеть,

Глупо пытаться найти понимание,

Поздно, пожалуй, искать компромисс.

Хрупкий каркас обветшалого здания

Рухнет, как сложенный горкой сервиз...

Время

Рвет время на куски

Цивилизаций флаги.

Зыбучие пески

Скрывают саркофаги.

В величии гробниц –

Ирония Вселенной:

Из пустоты глазниц

Взирает прах презренно

На суету живых –

В попытках бестолковых

Увековечить жмых

От семени. Но снова

Зыбучие пески

Укроют саркофаги.

Рвет время на куски

Цивилизаций флаги.

В. Шувалову

1.

Быть обреченным на успех

В иной эпохе…

Кусают критики, как всех

Животных, блохи.

Но это мелочь, ерунда.

Перед рассветом

Чернила (грязная вода)

Из рук поэта

Прольются мыслями на лист,

Стихи рождая.

И поперхнется атеист –

Вода живая.

2.

«Смысл и форма»

Валерий Шувалов

Копировальный аппарат:

Мольберт, палитра, кисти, краски.

Но коль художник трезв с утра,

Соцреализм, как жанр, в опаске.

С натуры пишут натюрморт,

И оживает холст в натуре,

Но в груде фруктов – что за черт! –

Несоответствие фактуре:

Вдруг проявляется бутыль

(реалистична каждой каплей).

И смысл, и форма есть, но ты

от чувств и образов не запил.

3

«Давно, ну а вообще-то –

с каких, не помню, пор,

я точно знаю это:

мой разум – прокурор!

Ему я доверяю,

но все же страшно рад,

что в центре, а не с краю

душа – мой адвокат.

Коль разум хмурит брови,

душа (в который раз!)

мгновенно восстановит

нарушенный баланс...»

«Прокурор и адвокат»

Валерий Шувалов

С тобой, мой друг, не спорю:

пусть разум – прокурор,

душа по центру... Горе

(скажу, смотря в упор)

лишь в том, что сердце слева,

и, как тут ни крути,

влечет оно налево,

пастушку ль, королеву

мы встретим на пути.

И разум хмурит брови –

душа пустилась в пляс.

И хрен кто восстановит

нарушенный баланс!

Скука

Кто-то скажет понятно и просто – скука,

А кто-то загадочно – осенний сплин.

Весна потекла, как обычная сука.

Ты чувствуешь это, но ты – один…

И правы оба: в главном и в частностях,

Пусть очевидны противоречия.

Только ведь знаешь, что очень часто так

Не совпадаешь, и это не лечится.

А впрочем, весна – время обманывать

Скорее себя, чем девичий слух,

Пытаясь поверить, что может заново

Изменится что-то,

изменится вдруг…

Хара-Шибирь

На восточном краю Сибири,

Где тайгу покоряет степь,

Чистый голос Хара-Шибири

Будет долго еще звенеть.

Прикоснется случайный путник

Поцелуем к прохладе вод,

И взметнутся придонной мутью

Отголоски его тревог,

Только вскоре исчезнут вовсе –

Унесет их с собой поток.

Пыльным золотом вышьет осень

Перелески вокруг дорог.

Вряд ли снова когда увижу

И нарушу покой святынь:

Я вернусь в городскую жижу,

Мегаполиса верный сын.

Но когда в суете столицы

Стану жить из последних сил,

Обязательно мне приснится,

Как целебную воду пил.

Короткие встречи

И пускай наши встречи

короткие слишком,

а разлуки длинны,

как зима в Заполярье:

всякий раз трепещу,

превращаясь в мальчишку

(вроде взрослый мужик,

пропитавшийся гарью

от пылающих страстью

пожаров сердечных).

Сам себе удивляюсь:

горю и горюю,

если в новой разлуке

грядет бесконечность.

А еще…

а еще

я впервые ревную.

В этом городе ливень...

В этом городе ливень не смог пригасить удушающий смог.

Задыхаюсь: мне нечем дышать, просто незачем больше дышать.

Как легко победить, о сапог заточив, словно лезвие, слог,

чтоб наотмашь, под ребра.., и молча смотреть, как уходит душа.

Не срослось. Что ж, пускай не срослось. Будто воду,

проглатывал злость,

За стаканом стакан осушая вторую цистерну водяры.

Только зубы о край выбивали тревожное, жуткое SOS,

А в ответ – тишина, а точнее, рождалась похмельная ярость.

В этом северном городе снег чистотой никогда не блистал,

То ли много грехов, то ли грязь здесь особого рода и свойства.

Постою, покурю. Спать пора. Лягу спать. Досчитаю до ста.

Ты придешь даже в сон и накроешь волной беспокойства.

Мы смеялись...

Мы смеялись, нам было весело,

А когда не хватало слов,

Объяснялись чужими песнями

По парадным больных домов,

Где лекарства.., запахи плесени,

Кислых щей (невелик искус)

Обступали тебя на лестнице

И лишали последних чувств.

А потом все как в Лету кануло.

По парадным нас не ищи.

Мы забились по норам каменным,

Сами варим кислые щи…

И спросили б, да нынче не с кого,

Только песни остались жить,

Мы пасли их на травах Невского,

На Фонтанку водили пить.

А потом даже это кануло.

По парадным нас не ищи.

Мы забились по норам каменным,

Сами варим кислые щи…

Шок

Был вечер свободный, лежали вдвоем

В супружеской, теплой постели,

А рядом, буквально за хлипким окном,

Зловеще ревели метели.

Мне было с тобой до того хорошо,

Что лучше не помню настроя.

И вдруг потрясение, радость и шок –

Ты мне прошептала: «Нас трое».

Словам не поверил. «Ты шутишь?» – спросил,

Но ты не шутила нисколько:

И гордо с балкона к нам в спальню вступил

Скукоженный холодом Колька.

Бросить писать, к чертям собачьим!

Бросить писать к чертям собачьим!

Спать по ночам, укрывшись бабой!

Прямо напротив в окне маячит,

Во мне вызывая озноб и слабость,

Моя героиня. Трехстопным ямбом,

А может, не ямбом, может, хореем,

Я рассказал всю правду вам бы,

Откуда берется стихов диарея,

Но как залечить заразу, не знаю.

Зуд бесконечный требует чеса.

Я позову героиню: «Зая!»

Жаль, что она не покажет и носа.

Шторм

Мои паруса – сплошное рванье.

Звенит, как струна, такелаж.

Зловещие песни стихии – вранье:

Стоит по местам экипаж.

Высокие волны одна за другой

Пытались меня победить.

Их много осталось вдали за кормой,

Их много еще впереди.

Ломаются мачты, обшивка бортов.

Не сломлен железный мой дух:

Признать поражение я не готов,

Тут мнений не может быть двух.

Должна быть, понимаешь ли, печаль

Должна быть, понимаешь ли, печаль.

Печали нет. Ликует спьяну сердце.

Мой путь лежит в неведомую даль,

Куда пешком за жизнь не допереться.

А впрочем, люди тоже там живут:

И здравствуют, и даже процветают.

Приеду, проживу, перелистаю,

Потом сожгу, как осенью листву,

И вновь напьюсь, поскольку, если трезв,

То мог бы, безусловно, и свихнуться,

А так легко прощаться и не гнуться,

И гнать из глаз мучительную резь.

Законченный поэт

Ты, видимо, законченный поэт:

Слова, как шпалы, складываешь в строчки.

По рельсам рифм лечу с тобой на свет

В грохочущей железной оболочке.

И, замерев, смотрю на города,

Пейзажи, ситуации и лица.

Я – пассажир, который навсегда

Решил в твоем вагоне поселиться.

Это просто февраль

(диалог с Ларой Чен)

Л. Ч.

Это просто февраль. Серебристая прихоть метели…

«Отступные» зимы – в двух шагах от тепла и весны.

Расскажи, почему нас с тобой так внезапно согрели –

В разных точках Земли – одинаково смутные сны?

Что ты видишь сейчас за окном? Разве шум океана

Пропоет тебе песню далеких и вольных степей?

В нашем призрачном мире, возникшем спонтанно и странно,

Стало зыбкое счастье погодой твоей и моей.

Расскажи, как бывает, что тают в момент километры?

Растворяется время… И вот мы – глазами к глазам…

Ты приходишь внезапно, с изменчивым, ласковым ветром,

Уравняв наши судьбы, как эти четыре часа.

А.Р.

Здесь, в Приморье, весна забурлила по сопкам ручьями,

Каждый день океан отгрызает прибрежные льды.

Жаль, что сны остаются всего лишь приятными снами,

А с другой стороны, эти сны – между нами мосты.

У меня за окном – бесконечная гладь океана,

Усмиренная льдом, так похожа на вольную степь.

Оттого наши сны совпадают невольно и странно,

Оттого наши ветры способны столь слаженно петь.

Л.Ч.

Есть реальность, а в ней… бесконечность дорог – между нами,

Череда рокировок, меняющих солнце с луной…

Знаешь, я бы хотела увидеть своими глазами

Этот край, до краев полный вольной, суровой красой.

Прикоснуться к его первозданной, непознанной тайне,

Свежий воздух утерянной родины жадно вдохнуть…

А скажи, это тоже, скорее всего, не случайно –

В диалоге с тобой вдруг к мечте обнаружить свой путь?

Есть ли право на жизнь у мечты моей? Что ж, я не знаю…

Но доверюсь моменту всем сердцем, храня и любя…

Может быть, оттого, что в приморском затерянном крае

Я сейчас открываю как будто бы тайну – тебя.

А.Р.

Этот край, как и я, до мельчайших деталей реален.

Среди тысяч дорог твое сердце отыщет одну.

Ты же знаешь сама, что любовь – выше всякой морали

И сильнее, чем быт, от которого нам отдохнуть

Суждено лишь вдвоем на песчаной полоске у моря,

Наслаждаясь свободной и дерзкой игрою стихий.

А мечты убивать очень глупо, не стоит и спорить,

Все равно, что убить порожденные чувством стихи.

Л.Ч.

Ты, наверное, прав. Я сама не привыкла сдаваться.

Пасовать, отступая, коль сердце диктует: «Вперед!»

Почему-то потом приходилось всегда обжигаться…

Но «вчера», как и «завтра», сегодня, поверь мне, не в счет.

Я тебе благодарна за то, что в круженье метели

Ты привнес оживленную радость грядущей весны.

Я готова поверить, что раз мы с тобой захотели,

Будут солнца в реальности дни нашей встречи полны.

А сейчас… есть «сейчас». И Приморье, что кажется рядом.

Хорошо, что, далекий, так близок мне в час этот ты…

Утихает метель. Исчезают сомненья, преграды.

И (как знать!) оживут, может статься, стихи и мечты…

А.Р.

Все мечты неизбежно поглотит реальность.

Так случалось не раз, и не два, и не три.

Если веришь в мечту, то она изначально

Пробивает к реальности путь изнутри.

Здесь, в Приморье, весна, но важнее другое –

Раз душа ощущает весенний настрой –

Значит, время встряхнуться, проститься с покоем

И отдаться мечте на все полные сто….

За окошком темно. В сон мечты свои тащишь,

А за стенкой орет, восторгаясь, сосед:

«Я, я, я! Дас ист гроссе натюрлих фантастиш..!»,

Ну и прочий невнятный, распущенный бред.

Положить на лопатки

Положить на обе лопатки прямо сейчас

или сделать так, что ляжешь сама чуть позже?

Крепкие мышцы не в счет. Наметанный глаз

видит возникшую сложность.

Решать задачки в череде нерешимых задач –

разве не этому каждый из нас обучен?

Ты разразишься смехом, сорвешься в плач –

невольно приходится мучать,

поскольку, не познавши ад, не познаешь рай.

Так давай же раскачивать наши качели.

Ты легла на лопатки, сказала: «Давай,

мы оба это хотели!»

В зале

Зал тренажерный. Прогнулся гриф

От напряжения высшего.

Я не играю посредством рифм

И не играю мышцами,

Просто живу на пределе сил,

Чувств и своих возможностей.

Так получилось, опять полюбил.

Вот ведь какие сложности.

Мы встретимся

Мы встретимся, конечно же, мы встретимся,

И вспыхнет чувства тлеющий костер.

И пусть сегодня в это плохо верится,

А ты поверь, и повторится все.

Я нашу встречу представляю живо:

Бежишь ко мне; как крылья, бьется плащ.

Ты так легка, стремительна, красива,

Что я застыл в предчувствии удач….

А птица счастья пролетела мимо...

– – – – – – -

И все-таки с тобой мы снова встретимся.

Случится то, что раньше не срослось.

Пусть шар земной под нами смело вертится,

Наматывая времечко на ось…

Я обещаю: мы с тобою встретимся!

Дожди

Два месяца швыряю грязь колесами.

Прогноз погоды обещает: «Жди!

Наступит лето, где-то ближе к осени.

Ну а пока – холодные дожди…»

Июнь в Приморье красит сопки зеленью,

А сердце жмет проклятая хандра.

Какого черта? Вырулю уверенно

Навстречу дню из раннего утра.

И пусть туман за мною вьется клочьями,

А скользкая дорога зло шипит,

Не встану я покорно у обочины,

Пока асфальт грызут мои шипы.

Отбунтовал

Отбунтовал. Нет силы для протеста.

Душа взмолилась: «Выбери покой!

Тебя слепили из простого теста,

Так отчего решил, что ты крутой?»

Отбунтовал, да только как смириться,

Когда страной торгуют на глазах,

Когда большие должностные лица

Легко спускают все на тормозах?

Внутри раскол, с утра рассол.., и вместо

Решимости в глазах стоит тоска.

Душа свое: «Ты из простого теста.

Шесть соток, пруд, лягушки у мостка…»

Отбунтовал. И лучше б согласиться,

Чадить смиренно в благости икон,

А я лечу ближайшим до столицы,

Поставив душу трепетно на кон.

Мы далеки

Как, Боже мой, сейчас мы далеки!

Пожалуй, ближе грешникам до рая!

И давит грудь от боли и тоски,

И время, словно сердце, замирает.

Один звонок, всего один звонок!

Тогда смогу, я выживу, я знаю.

Но ты молчишь. В квартире сизый смог.

И время, словно сердце, замирает.

Поэтессам посвящается...

Всю ночь сидишь на кухне, морщишь лоб.

Ведь взрослая, а все играешь в куклы.

Ну пусть не в куклы – в рифмы, смыслы слов:

То соберешь, то разберешь по буквам.

Так до утра. И так не в первый раз.

И Инь, и Ян разбужены стихами,

Но все еще ворчливый мой матрас

Не заскрипел обиженно под нами.

А утром давит тяжесть облаков

Примечания

1

Джана-карма – остаточная карма прошлой жизни,

выступающая как причина данного рождения.

2

При написании стиха ни один реальный козел

не пострадал. Речь идет о названии игры в домино.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.