Алекс Родин
      В ПОИСКАХ ВЕТРА СИЛЫ
      Эту книгу я посвящаю всем тем,
      у кого в душе найдёт она отклик
      В поисках ветра силы Праморе Тетис Smiles of the Beyond
      От автора
      Это странная книга о странных людях, ищущих странные вещи - личную силу, подлинность мира, мгновения вечно настоящего. Её цель - не излагать какие-то идеи, а описать личную историю автора. События, о которых идёт речь, происходили в эпоху 80-х и были связаны с поисками форм духовности, способных объединить древние учения с современной жизнью. Результатом этих поисков для меня стала глубокая личная трансформация и обретение новых, альтернативных ценностей.
      Я благодарен за причастность к моей жизни многим людям, имена которых упомянуты на этих страницах. В особенности же я хотел бы поблагодарить Тину, разделившую со мной даль дорог и будни повседневности; а также Виктора Висенте (vvicente@planet.nl), с которым начинались мои странствия по дорогам силы.
      В ПОИСКАХ ВЕТРА СИЛЫ
      Пролог
      Дар
      Великий Полдень
      Чигирин
      Трахтемировское посвящение
      "Время - солнечный сок..."
      "Где вкус твой, реальность?"
      Ветер силы
      Солнечная дорога
      Голубая звезда
      "Назавжди"
      ПРАМОРЕ ТЕТИС "Мы входим в лето все глубже и глубже..."
      Полдень. Солнце. Мёд.
      "Не думайте и не действуйте, а просто будьте..."
      Праморе Тетис
      Альфа и Омега
      Сказки Настоящего
      Weltinnenraum
      Пепси-кола
      Метафизическое лето
      Парапамир
      Злота осiнь
      Ахилл
      SMILES OF THE BEYOND
      Даль
      Море Хан Хай
      Избранник свободы
      "Свiт ловив мене, та не впiймав"
      Smiles of the Beyond
      Путешествие в голубую даль
      Пустыня безветрия
      Дерево бодхи
      Год Дракона
      В ПОИСКАХ ВЕТРА СИЛЫ
      Пролог
      В апреле 2000 года, когда настали первые по-настоящему тёплые дни, земля в лесах покрылась ковром весенних цветов и воздух был наполнен их ароматом, я снова оказался в мире Бучацких гор.
      У порога сельского дома, с которым были связаны многие годы моей жизни, появилась первая трава, с жужжанием летали шмели, в саду пели птицы и высоко в небе парил орел, раскинув свои широкие крылья. Впервые после долгой зимы я переступил порог хаты, вдыхая запахи глины, дерева, сена и мышей. Топор и коромысло в углу, деревянный стол, несколько старых почерневших горшков и высохшая ветка калины на белой стене...
      Зачерпнув кружкой воды, оставшейся в ведре с осени, я сел на лавку в прохладном полумраке. В эту весеннюю пору, когда на деревьях ещё не было листьев и через окна хаты были видны далекие горизонты за рекой, во мне ожил зов дорог, зов странствий - то чувство, которое так влекло меня в этих горах уже двадцать лет.
      Прошедшие годы были посвящены поискам альтернативных форм духовности, способной объединить в себе различные пути и учения, древние и современные, и подходящей для человека конца ХХ века. Эти поиски и привели меня на дороги странствий. Так я стал, подобно многим представителям поколения, выросшего под влиянием эпохи 60-х, "бродягой западного мира", ищущим нечто странное и более редкое, чем золото, бывшее предметом поиска бродяг прошлых веков - ищущим запредельное.
      И вот, в очередной раз я здесь - в месте, связанном для меня с вдохновляющими мгновениями созерцания, творчества и свободы; месте, где жизнь подарила мне странствия молодости и встречи с необыкновенными людьми. Двадцать лет назад я впервые попал сюда. С тех пор надолго рюкзак, ватник, рваные джинсы и кирзовые сапоги стали такой же привычной частью моей жизни, как огонь костра, запах сельской хаты, палящее солнце, холодные ветры и яркие звезды.
      Воспоминания пронеслись передо мной... Тогда, в 80-е, когда мы были бродягами на дорогах, нам временами казалось что эти леса и горы действительно являются волшебной страной, фантастическим миром мечты и мифа. В те годы моя жизнь достигла своего зенита, как достигает его в час полдня солнце. Это была пора метафизической юности, и если спросить, как я вижу самого себя сейчас, спустя много лет, то я отвечу - всё так же, как летом 1985 или 1986; свободным от всего странником, идущим по дороге. Сегодня здесь, в этих горах, всё изменилось и мало что напоминает о тех временах - разве что сами очертания холмов на горизонте или настроение, приходящее иногда ночью у костра... Но воспоминания со временем не только не угасают а, наоборот, становятся всё более яркими.
      И я решил, что нужно написать об этом книгу. В начале 80-х я записывал свои впечатления и мысли, потом несколько раз пытался упорядочить эти дневники странствий, перепечатал на машинке и давал читать их друзьям тех лет. Но это, конечно же, не была книга в настоящем смысле этого слова, а просто разрозненные заметки, сделанные в разное время. А сейчас стало ясно, что пришло время по-новому осмыслить тот период жизни.
      Вернувшись через несколько дней домой, я достал старый чемодан напоминание о той давней поре - где среди карт, записных книжек и других вещей хранилась толстая папка с пожелтевшими от времени страницами. К осени появилась эта книга - "В поисках ветра силы".
      Дар
      Стремление к поискам самого себя было свойственно мне всегда. В четырнадцать лет я читал книгу Радхакришнана "Индийская философия", а к восемнадцати у меня сложился круг друзей - Костя, Витя, Оля и другие - чьи интересы были связаны с вещами сугубо эзотерическими. Я был погружен в разные тусовки, встречи в кофейнях, обмен странными книгами в плохо читаемых ксерокопиях и тонкие магические переплетения человеческого общения, связанные с выяснением, "у кого Муладхара больше". В то время ничто, казалось бы, не предвещало, что мне суждено стать охотником за силой, странствующим по полевым дорогам.
      Но одно дело - читать книги о духовном пути и вести бесконечные разговоры на эту тему, а совсем другое - найти свой путь, точку приложения тех или иных учений к собственной жизни. Путь этот для каждого свой и о нём не сказано ничего в самых умных книгах - там содержатся лишь описания опыта других людей, могущие стать для каждого из нас намеком на что-то своё. Собственный же путь можно найти только в процессе бытия, в переживании, изживании самого себя. Я нашел его в 1976, в Год Дракона.
      Тем летом я случайно попал на днепровский остров возле Триполья. Так получилось - не буду здесь пересказывать все подробности - что попал я туда не по своей воле и в плохом настроении. Жизнь казалась бессмысленной и хотелось напиться.
      Отойдя под каким-то предлогом от компании, с которыми мы приплыли на катере на остров, я ушел на другую его сторону и решил искупаться. Погрузившись в глубокую прозрачную воду, я испытал великий кайф. Сознание прояснилось, и когда я вышел на берег, у меня возникло чувство, как будто лопнул какой то мутный и грязный непрозрачный пузырь, бывший вокруг меня постоянно, к которому я привык настолько, что не замечал его. Казалось, что до этого я спал и блуждал в душном лабиринте сновидений, а тут проснулся, открыл глаза и увидел, что стою на чистом песке и прозрачная волна ласково ложится на берег у моих ног; в лицо светит яркое солнце, над головой простирается бескрайнее синее небо и белые чайки носятся в нём, а искрящаяся поверхность реки уходит вдаль до самого горизонта.
      Ветер донёс запах воды, смешанный с запахом дыма от проплывающей баржи. Вот он, вкус реальности... чувство бесконечности жизни... В этот момент мне не было никакого дела до того, что будет со мной через пять минут или через день.
      Но этот яркий миг закончился. В следующие дни, продолжая жить "обыкновенной"
      жизнью, одурманенной алкоголем и пустыми разговорами, я временами возвращался в мыслях к тому мигу на острове, который остался у меня в памяти, как раскрытое окно в залитый светом настоящий мир. Так я неожиданно обрёл дар силы и, сам ещё не зная того - ключ к себе и свой путь.
      После того лета чувство бесконечности мира стало приходить ко мне чаще и чаще, а сама моя жизнь начала всё больше отклоняться от своего обычного течения.
      Опьяненный вкусом реальности, вкусом свободы, я обстриг длинные волосы, купил новые джинсы с красными подтяжками и продал эзотерические книги. Зачем читать, если там всё ненастоящее? А настоящее - вот оно, в запахе ветра и в уводящей вдаль дороге. "Жизнь - бесконечна"... Потом я объявил своим прежним друзьям, что навсегда уезжаю в другой город. Потому что если "жизнь бесконечна", то с интеллектуалами и эзотериками больше разговаривать стало не о чем - что они знают о вкусе реальности...
      Закончилось дело тем, что меня выгнали с четвертого курса исторического факультета, потому что я не появлялся на занятиях три месяца, шляясь по улицам.
      Но это изгнание уже не имело для меня никакого значения и я воспринял его равнодушно.
      Такой период отречения от прошлого продолжался до лета 1979 года, принесшего новый "дар силы". Однажды в июле мы с другом юности Ефремом, сейчас ставшим известным фотографом, решили отправится на лодке на далекий остров возле Щучинки, в 80 километрах ниже Киева. Сбежав после обеда с работы (а мы тогда работали в Институте Патона) и собрав вещи, мы отвязали лодку и заправили 100 литров бензина, потому что поездка предстояла неблизкая.
      Вырулив под железнодорожным мостом на фарватер, дали полный газ и вперёд, на юг, туда, где распахнулась перед нами даль вечернего неба над рекой. Ниже Триполья плыли в полной темноте, ориентируясь по огням на буях. Небо над нами было чистым и Млечный Путь пролег от горизонта до горизонта вдоль реки, как переливающаяся бесчисленными звёздами дорога в неизвестное. Так мы плыли довольно долго и чувство счастья нарастало во мне. Через пару часов мы добрались до нашего места и легли спать в лодке, качавшейся на волнах под звездами - а счастье не исчезало, оно продолжало свой танец в глубине души.
      Три дня и три ночи мы провели там, у песчаного обрыва высокой дюны, подмытой рекой. Противоположный берег, высокий и гористый, образует здесь дугу, похожую на лук, а наша дюна была в центре этой дуги. Перед нами простирался весь яркий мир того давнего лета с его безбрежным небом, контурами незнакомых гор на горизонте, белой точкой "метеора", отчаливающего от какой-то пристани на правом берегу и уходящего за дальний мыс. Там, впереди, распахнулась бескрайняя даль, непознанная, огромная и зовущая своими дорогами, на которых мы ещё не были, но куда ничто не мешало отправится, если есть бензин в баке и чувство свободы в сердце.
      Когда день угасал и небо загоралось красками зари, мы отплывали на середину реки, бросали якорь и там ночевали на плаву. Плещущая волна качала лодку, а над головой в небе медленно плыли звездные течения и странные фигуры созвездий поднимались из-за одного края горизонта, проделывали свой непостижимый путь и исчезали где-то за Днепром.
      На исходе третьего дня чувство счастья переполнило душу - но уже пора было возвращаться. Надев свою побелевшую от солнца запачканную бензином военную форму со следами сорванных погон, ставшую символом этого лета, я оттолкнул лодку, дернул за ручку мотора, заведя его с пол-оборота и для меня начался новый период жизни, потому что за эти три дня и три ночи произошло что-то неожиданное. Я нашёл "место силы", где, казалось, был шанс на исполнение мечты. Непреодолимый зов влёк меня к далеким горам на правом берегу с их едва видимыми белыми обрывами. О них ничего не было известно, но я чувствовал, что где-то там есть место, изначально для меня созданное... И если в жизни и суждено свершиться чему-то необыкновенному, то это сможет произойти именно там. Такое предчувствие возникло в душе, когда я смотрел с кормы лодки на удаляющуюся сзади дугу далеких гор.
      Позже я узнал, что далекий мыс, на который я смотрел с дюны - это гребень горы "Маркiв Шпиль". Так я впервые увидел эти места и ощутил зов. Когда-то давно, в детстве, у нас дома была старая карта Украины - её купил отец, когда меня еще не было на свете. Не знаю почему, но ещё тогда моё внимание привлекла излучина Днепра между Ржищевом и Каневом. Между селами "Трахтемиров" и "Зарубинцы"
      (ничего не говорящими для меня загадочными названиями) Днепр делал крутой поворот, образуя полуостров, на котором желтым цветом были показаны холмы. Там, напротив Переяслава, когда-то находилось небольшое село "Монастырец" или, иначе, "Монастырок", названное так от бывшего возле него в древности Трахтемировского монастыря. Сейчас оно заброшено и от него не осталось ничего кроме едва заметных развалин нескольких хат. Но во времена моего детства, когда я рассматривал зеленую карту, село ещё жило своей жизнью. Сверкало над крутыми горами солнце, старые липы дарили свою тень; бездонная синева неба раскидывалась над рекой и журчал из-под обрыва крутой горы Маркiв Шпиль источник... прохладная тишина сельской хаты и голубой небесный свет на её белых стенах; парное молоко, свежий хлеб и красные вишни... Место, изначально для меня созданное... духовная родина...
      Великий Полдень
      Летом 1980 начались первые путешествия по холмам Приднепровья вместе с Виктором Висенте, верным спутником моих странствий. Мы обследовали холмы, поля и овраги в окрестностях Триполья, Стаек, Ржищева. Так мы добрались до Ходорова - села на правом берегу Днепра, как раз напротив дюны, где я был в прошлом году. В окрестностях Ходорова мы не раз бродили по полевым дорогам в зной Великого полдня, созерцая пустоту неба в безжизненных ярах, пугавших своей неведомой силой.
      В те годы меня вдохновлял образ Заратустры. Сделав из чистых листов бумаги толстый фолиант с кожаными застежками, переплетенный в грубую мешковину, я всюду носил его с собой в солдатском рюкзаке, неторопливо переписывая туда текст книги Ницше, под настроение изменяя его и перенося события в яры возле Ходорова, придавая им сельский колорит, от которого мы тогда с Виктором тащились - деды, петухи, "бджоли" и т.п. С этой рукописной книгой я носился несколько лет, никому её не показывая единственным человеком, кто её случайно видел, была моя подружка Ира, с которой мы познакомились летом 1981 года на сельскохозяйственных работах недалеко от Переяслава. Дальнейшая судьба книги примечательна - зимой, в начале 1983 года я вдруг понял, что слишком привязался к ней и, вспомнив слова дона Хуана, что воин не должен иметь материальных вещей, в которых бы фокусировалась его сила, решительно бросил книгу в печь - она превратилась в дым, растаявший в небе над трахтемировскими горами.
      А символом лета 1980 года стали полевые дороги возле Ходорова и колючие ветви дикой груши, переплетавшиеся на фоне неба. Что искали мы на тех дорогах? Великий Полдень, тот миг, когда ты становишься малым, как, как атом, как точка; неподвижным, как камень на дороге и засыхающая груша на склоне над яром. Пусть остановится время - вечность; пусть мир сожмется в одну точку, в которой не останется ничего, кроме всевмещающей, всепоглощающей небесной бездны...
      Когда настала осень, а потом зима настроение "сжимания мира в точку" проявилось ещё больше. Я тогда приучал себя мало есть, несмотря на мороз ходил в кожаной куртке и сильно мёрз, испытывая общую слабость, апатию, блаженную внутреннюю пустоту и холод - тот холод, который поднимается изнутри тела и от которого не спасешься никакими свитерами. Казалось, это грань биологической гибели и ощущение того, что смерть где-то рядом, завораживало.
      А в ту зиму было много морозных дней и яркого солнечного света. Пошатываясь от слабости, я шёл после работы домой; улыбаясь, широко открытыми глазами смотрел на свет догорающего солнечного дня на пустых стенах комнаты; садился в угол на пол, надевал ватник, нажимал кнопку магнитофона и слушал музыку - Майлс Дэвис, "Get Up With It". В бесконечной неопределённость ее звуков, в которых, как в звуках эхо-бытия, в звуках свистящего ветра и в бесформенных далёких звуках ночи казалось бы, нет ничего, угадывалась не только вся мыслимая музыка, но и вообще всё возможное.
      Всё это напоминало пустое бездонное небо над Ходоровом, небо "Великого Полдня".
      В нём тоже, казалось бы, нет ничего кроме бездонной синевы. Но если запрокинуть голову и долго смотреть в его пропасть, время останавливается, и в этом мгновении вечности уже есть всё, что было и всё, что когда-то будет. Как будто в небе, в котором пустота и небытие доведены до своего логического завершения, рождается бесформенный неопределённый звук, далёкий и огромный, размытый и неописуемый - звучание самой Вселенной, подобное гулу морской раковины, приложенной к уху. "Благословенная, играй на Вселенной - пустой раковине, в которой твой ум может резвиться бесконечно..." - вспоминаются мне слова Шивы из книги Пола Репса "Кости и плоть Дзэн", которую мы зимой в конце 1980 года читали с Мариной, подругой тех лет.
      И чем дольше вслушиваешься в этот звук, тем больше он проникает в тело, становясь "невидимым ветром", танцующим во мне. Тогда исчезала слабость, голод и холод; не надо было ни горячего чая, ни тёплого ватника. Всё это уже не имеет значения, существовала только неслышимая музыка, звучащая во мне...
      Вот какое странное настроение жило в душе в ту зиму. Я познал прелесть пустоты и небытия; понял, как можно сидеть целыми днями на полу под батареей, глядя в одну точку - как кот, жмурящийся на солнце или как ходоровский петух на засохшей груше. Можно плюнуть на всё, нигде не работать, обрасти бородой, ходить в ватнике, спать на вокзалах - всё это уже не имеет никакого значения. Лишь бы звучала во мне, как эхо, своим звуком всевмещающая небесная пустота - эта совершеннейшая музыка Вселенной.
      Чигирин
      Летом 1981 года я нанялся на работу в археологическую экспедицию к одному известному в то время профессору по имени Дмитро Якович. В планы археологов входило обследование берега Днепра от устья реки Рось, находящегося ниже Канева, до Кременчуга. Моя задача была проста управлять моторной лодкой "Казанка" и возить на ней археологов, куда они скажут. Идея мне понравилась, обещая знакомство с интересными людьми и возможность посетить места, в которых я никогда раньше не был.
      Наше путешествие началось первого августа 1981 года. Погрузив в лодку экспедиционное снаряжение, я довел свою доверху заполненную всяким барахлом "Казанку-5" в порт, где её и другую нашу лодку - катер "Амур" должны были погрузить портовым краном на баржу, чтобы доставить их таким образом в Черкассы.
      Всего нас было 7 человек - Дмитро Якович, археолог Лена, двое студентов - Володя и Юра, ещё один студент из Черкасс - Миша по прозвищу "Философ", водитель "Амура" Саша и я.
      Порт поразил меня скоплением судов, высокими бетонными стенами пирсов, рёвом сирен, ошалелыми чайками, низко летавшими над мазутно-радужной водой и портовыми кранами, проносящими над головой многотонные ржавые контейнеры (а что, если оборвётся? Не успеешь даже и пискнуть...)
      Мы пришвартовались к борту самоходки под названием "Богучар", прибывшей в Киев из Запорожья. Наши лодки подняли портовым краном на палубу баржи, а вечером "Богучар" загрузился контейнерами и отправился в путь. Саша отправился пить водку с механиком, которого все называли "Ильич", а я пить отказался, за что Ильич меня сразу же стал презирать - "Який же ти хохол, якщо не п'єш горiлки i не їси сала з часником!" Но я решил, что пусть меня считают кем угодно, а только за право гордо носить свой хохол "сало з часником" есть не стану. Забравшись в "Казанку", я накрылся брезентом и уснул.
      Так исполнилась моя давняя мечта - на барже уплыть куда-то далеко вниз по Днепру - уплыть в неизвестность, где я ещё никогда не был. Баржа плыла медленно и можно было долго сидеть возле якорных лебёдок на горячем железе. Там всегда был свежий ветер, а река уводила за собой вдаль, обещая за каждым поворотом и за каждой далёкой горой новые места и новые впечатления.
      По прибытию в Черкассы мы стали снимать лодки. В порту была страшная суета и довольно большая волна; а люди все пьяные, и крановщик тоже пьяный. Спустили мы Сашин "Амур" на воду, потом стали спускать мою "Казанку" и вдруг вижу - лодка в петлях тросов начинает медленно наклоняться и сползать кормой вниз. Народ вокруг пораскрывал клювы, а крановщик высунулся из своей будки, бросив рычаги. Лодка медленно выскользнула из тросов и с высоты 15 метров рухнула мотором вниз в воду, погрузившись вертикально почти по самый нос, потом вынырнула и перевернулась вверх дном. Хорошо, что я накрыл груз брезентом и перевязал тросом - а то бы разлетелось барахло в разные стороны. А вот висевшая на руле потертая джинсовая куртка "Lee Rider", в кармане которой было 25 рублей, а также правый кирзовый сапог пошли на дно. Так остался я в одних только рваных кедах. Ещё потонули оба весла и все инструменты.
      Собрав кое-как плавающие вещи, мы перевернули лодку и на буксире оттащили её на остров немного ниже Черкасс, где и заночевали. Утром я стал возится с мотором.
      Честно говоря, я думал, что он вообще не заведётся - но промыв топливом цилиндры, я вытер тряпкой систему зажигания, раз пять хорошо дёрнул за ручку и - о чудо! - мотор завёлся. Потом этот мотор "Нептун-23" верно служил мне весь месяц, заводясь с пол-оборота и претерпевая разные испытания, обычные в дальних путешествиях.
      На следующий день мы поплыли вниз вдоль правого берега. В течении всего нашего путешествия стояла жаркая погода - грозы были всего два раза. Водохранилище сильно зацвело и вода была похожа на зеленую масляную краску. Но, несмотря на это, путешествие было увлекательным - водный простор, незнакомые горизонты и каждый день новые берега.
      Так мы добрались до Адамовки, где остановились на некоторое время, совершая поездки на лодках к разным местам на побережье. Неподалеку было село Стецовка, расположенное в устье реки Тясмин, и однажды мы отправились туда покупать за 20 рублей на ферме барана - "на шашлык". После этого мы с Дмитром Яковичем зашли к сельскому учителю истории Васе. Пока Дмитро Якович и хозяин обедали, я рассматривал иконы и другие предметы древности, которые Вася, краевед и большой любитель старины, собирал повсюду. Меня заинтересовала одна икона, называвшаяся "Неопалимая купина", привлекая некой силой, вложенной в неё безвестным мастером.
      На иконе были изображены солнце, луна, звёзды на синем фоне и лестница в небо.
      По углам были нарисованы бык, орёл, лев и человек - символы четырех стихий, а в центре богоматерь. У неё было лицо земной женщины, в котором угадывался призрак совершенной красоты, но в то же время ничего человеческого не было в нём.
      "... сегодня умерли все боги. Сегодня мы хотим, чтобы жил сверхчеловек. Такова в великий полдень наша последняя воля...".
      Из Адамовки мы два раза ездили в Чигирин. В этом небольшом старинном городе, бывшем когда-то столицей Украины, была тогда своя прелесть. Мы шли по мосту через Тясмин, а на дне неглубокой речки шириной метра полтора лежала телега со всей сбруей и оглоблями, перевернутая колёсами вверх. В магазинах пахло пылью и собачей шерстью, и радовало только обилие дешевого эфедрина, который в те годы можно было свободно купить в любой аптеке по 42 копейки за упаковку. Ведь тогда народ ещё был наивен и не знал, для чего его можно использовать.
      В Чигирине возникало чувство, что время как будто остановилось странное чувство, влекущее и манящее, зовущее погрузиться в него без оглядки... чувство вечности не раз возникало у меня в этом местечке, над которым возвышается высокая гранитная скала - "Кам'яна гора". На ней стоял когда-то замок Богдана Хмельницкого, а в наше время на вершине горы построили кафе "Ластiвка" - милое провинциальное деревянное здание в стиле 50-х годов с широкими окнами. Однажды, наслаждаясь чувством вечности, я забрел в это кафе, сел за столик, чувствуя себя легко и свободно - в кафе никого не было; взял шоколадку и бутылку пепси-колы, добавил туда семь единиц эфедрина, и через 15 минут, когда настал приход, передо мной распахнулась неописуемая словами огромность мира.
      Где-то вдали, над едва различимым горизонтом (а с высокой горы было видно далеко) поднимались, как холмы, бело-розовые облака; синела река, желтели поля, за ними были какие-то перелески - "дiброви", как их называют на Украине, и неведомые селения.
      Удивительный мир был вокруг - заполненный ясным светом и тёплотой любви. Светило яркое солнце, а ветер всё качал и качал ветви клёнов за окном, то налетая из глубины неба, то на короткий миг стихая. А здесь, за стеклянной стеной призрачного инобытия не было ни ветра, ни звуков, ни яркого солнца - только тень, небесный свет и чувство огромности мира. Я был молод, жизнь только начиналась, старое было забыто, а впереди раскрывалась бесконечная даль, манящая и зовущая в себя...
      "Подай нам долю, що не знає спину"...
      Так мне и запомнился навсегда Чигирин с его горой - полдень, тишина и бескрайняя даль за окном. И ощущение невидимого ветра - ветра силы, начинающего свой танец в глубине сердца. Даже сейчас, спустя двадцать лет, я иногда вспоминаю это мгновение, и когда жизнь начинает утомлять (а с годами это бывает, как обычно, всё чаще...) мне хочется бросить всё нахуй, стать маленькой птичкой - той ласточкой, которая лепит гнезда под крышами домов - и улететь далеко-далеко, в Чигирин, на высокую гору где, может быть, ещё сохранилось кафе "Ластiвка" и где вечно длится то самое мгновение - огромность мира, бесконечная даль, застывшие на горизонте розовые облака и невидимый ветер, танцующий во мне...
      Несколько дней после этого был шторм и мы никуда не плавали. Компания ела жареного барана и пила водку. Я в этом пиршестве участия не принимал и уходил на самый конец бетонного мола, ограждавшего порт с севера. Там, среди разбитых волнами бетонных плит стоял небольшой маяк метра три в высоту. Забираясь на него, я подолгу сидел на небольшой площадке, смотря вдаль.
      Когда шторм утих, мы покинули Адамовку и взяли курс на восток, на левый берег водохранилища, достигавшего здесь в ширину двадцати километров. Нашей целью был небольшое местечко Градижск, расположенное под высокой отдельно стоящей горой со странным названием "Пивиха".
      За кормой лодки тянулся белый след пены, в небе сверкало солнце, а во мне снова жило то ощущение, которое не покидало меня всё это лето - несёт меня куда-то жизнь, а куда несёт - кто его знает... Завтра будут новые острова, новые холмы на берегу, новый городок или посёлок, и - ветер в лицо. И не нужно ни о чём не думать - всё происходит само, сжимай только руками руль "Казанки", вот и всё...
      В эти дни справа от меня в лодке сидел Миша-философ из Черкасс, мы временами разговаривали и о нём я хочу сказать пару слов, ибо был он явно "не простой хлопец". Когда Миша брал стакан водки, он долго думал, глядя в него и загадочно ухмыляясь.
      - Мiша, ти шо? - спрашивал я у него.
      - Мiркую про смисл iснування - отвечал он. - Тобi цього не збагнути, то тiльки для вищих iстот...
      - Та невже?
      Миша хотел покупать лодку, уже сдал на права и расспрашивал меня всякие подробности об устройстве мотора, а временами просил подержаться за руль. Ещё Миша учился в Киевском университете на историческом факультете. Через несколько лет я случайно узнал о дальнейшей его судьбе. В университете студенты-второкурсники организовали националистический кружок, к которому примкнул и Миша. Они начали готовить смену власти и стали делить между собой будущие посты в правительстве. Кто-то из их компании почувствовал себя обделённым и донёс в КГБ. Последствия были обычными для того времени.
      По дороге на левый берег мы нашли маленький каменный остров посередине водохранилища из воды выступала гранитная скала шириной метров двадцать.
      Выглаженная волнами и лишённая всякой растительности, она отвесно обрывалась в воду. Когда мы измерили якорем глубину, то даже у самой скалы она оказалась больше пятнадцати метров. Как образовался такой гранитный остров посреди русла было непонятно, ведь ни на правом, ни на левом берегу никаких скал не было.
      От Градижска должен был начаться наш обратный путь назад вдоль левого берега и мы на несколько дней остановились возле этого маленького городка, совершенно безликого. Если бы человек упал в Градижск с неба, он вряд ли смог бы определить, где он находится - одноэтажные домики, центральная улица с душными магазинами, пахнущими нафталином; базар, пыль, стаи собак, горячее солнце...
      Скоро мы отправились дальше и когда миновали устье реки Кагамлык, перед нами оказался большой Жовнинский остров, расположенный выше устья реки Сулы, поблизости от селений с загадочным названиями - Старый Коврай, Ирклиев...
      Несколько дней мы обследовали берега в районе острова, а как-то остановились на ночлег под высоким обрывом недалеко от села Васютинцы. Медленно гасло небо над далёким и невидимым отсюда правым берегом. На костре варился нехитрый ужин, искры взлетали вверх и гасли в небе, мы неторопливо беседовали о чем-то несущественном, сидя в мягких креслах, снятых с лодки и поставленных вокруг костра, а жизнь с её заботами казалась в этот миг далёкой и нереальной.
      Снова ко мне пришло чувство огромности мира - я смотрел на гаснущую зарю, о чем-то разговаривал со своими спутниками, подкладывал дрова в костёр, а оно не исчезало - это чувство дали, открывшейся передо мной; чувство далекого пути, по которому я иду в поисках чего-то неведомого, что на протяжении всех веков ищут страники, потом сопровождало меня на протяжении всей эпохи 80-х...
      На следующий день мы взяли курс на Черкассы, а хорошая погода окончилась. Небо заволокло серой мглой и стало понятно, что скоро будет дождь. Тёмные волны катились ровными рядами, а берег едва угадывался вдали туманной полосой. Через несколько часов, уже под сильным дождём, мы добрались до Черкасс. За бетонным волнорезом напротив лодочной стоянки мы нашли своих товарищей, пивших чай у костра. Шумели волны и летели низкие тучи. Вытащив на берег лодку, я выпил чаю с вареньем, пригрелся в ватнике и почувствовал себя весьма комфортно.
      Дождавшись прихода "Богучара", который должен был отвезти нас обратно в Киев, мы без приключений погрузили лодки и на этом наше путешествие завершилось. Шёл дождь, штормило, под полом баржи монотонно стучал дизель, а я спал на верхних нарах в каюте, накрывшись ватником.
      Вернувшись в Киев, я встретился в начале сентября с Виктором, и мы поделились друг с другом впечатлениями о прошедшем лете. Я рассказал о своем путешествии в Чигирин и про огромность мира, а Виктор поведал мне весьма интересную историю своих похождений. Он решил отправиться из Киева пешком в Трахтемиров, подобно древним странникам, вверив себя судьбе и ночуя где придётся, на обочине полевых дорог.