Сегодня сухопутные крысы заплатят по старым долгам. Сегодня ночью пиратская сабля найдет себе славную работу. Пока карательный флот будет попусту шарить по опустевшим фьордам, пока он будет в ярости грызть Большую Цепь, которая впервые за много лет перекроет морские ворота Города, корсары возьмут порт и прилегающие кварталы, предав их огню и грабежу.

А с рассветом они смешаются с толпой, рассеются по загодя приготовленным норам. Лягут на «сухое дно». Там их не достать.

Так Город узнает силу и тяжесть пиратской руки. И его Отцы надолго зарекутся воевать с морской вольницей.

Это был хороший план, и он удался бы в любую другую ночь. Но сегодня было суждено сбыться другому начертанию. Древнему и зловещему. Вписанному в Книгу Неизбежности нечеловеческой рукой.

Антон откинулся назад и позволил себе частично выйти из виртуальности. Отодвинул ее за пределы периферийного зрения.

Работать без «бархата» оказалось возможно, но непривычно тяжело. Синтетический dasein Мультиверсуматак и норовил возобладать над всеми органами чувств. И тогда все, прощай свобода «призрака». Там, где на VRML-III[27] написано «стена», он будет упираться лбом. Где «яма» – падать, где «вода» – тонуть. Жалкая участь слепца, трясущегося в испуге перед каждым цербером.

Но Тэньши, его странный проводник на путях в неведомое, сказал, что, как и с лифтом, у него все получится.

– Ну как? – спросил Глеб. – Мы вот-вот начинаем.

– Лошадка оседлана и готова к скачкам, – Антон развернулся к рыцарю, ловя на себе внимательный взгляд Мураками. – Я решил ломиться не напрямую, а обходным путем. Лобовая защита у «Неотеха» слишком мощная. Их не раз пытались брать и поодиночке, и командами, но к ядру никто не доступился. Всех сожрало.

– А что за обходной путь?

– Ну, это наполовину слухи, – Антон покусал себя за нижнюю губу. – Я работал с одним крутым дилером по софту. С неким Багратом. Он занимался серьезными делами, организацией крупных набегов и взломов. Нанимал за процент специалистов, давал наводки. Короче, был плотно в бизнесе. Все дела в Сети вел через своего вестника, купил ему гражданство на Архипелаге, построил там гостиницу…

– Где?

– Архипелаг Исчезающих Островов. Название что-нибудь говорит?

– Ничего, как это касается нас?

Антон поймал себя на том, что радуется передышке и пытается оттянуть начало работы. Впервые за много лет он испытывал такую неуверенность перед набегом.

– Я тебе и рассказываю – как. «Архипелаг» – это старая и очень популярная ВР-игра. Точнее, открытая игровая лицензия. Платишь деньги, приобретаешь виртуальный конструктор для создания ландшафтов, зданий, монстров и тому подобного хлама. И вместе с ним получаешь годовое разрешение на коммерческое использование миров, изготовленных в этом конструкторе и размещенных на твоем сервере. Разрешение можно продлевать, опять же за плату. Каждый мир – это Остров. Все Острова вместе – Архипелаг. В «Архипелаг» можно зайти игроком на время, заплатив разовый взнос хозяину сервера. А можно приобрести гражданство – стать постоянным абонентом. Это выходит дешевле, но контракт заключается на срок от трех месяцев. Зато можно купить на острове землю, построить там дом, крепость или башню мага. И гражданин Острова получает браслеты – Уровни мастерства в своей профессии. Воину они достаются за успешные бои, вору за кражи, магам за колдовство…

– Очень увлекательно, – перебил его Глеб. – Но ближе к делу.

– Во-от, короче, хозяевам сервера выгодно, чтобы у них было как можно больше посетителей и абонентов – «граждан». Поэтому они стараются, придумывают новых чудовищ и приключения, создают новые миры. «Архипелаг» входит в десятку самых популярных игровых вселенных. Огромный контингент постоянных пользователей и устойчивый приток новых. Саму базовую лицензию давно приобрел цех Айязовых, занимающийся индустрией развлечений. Они же выпускают новые версии конструктора миров. Так вот, фамилия моего приятеля Баграта как раз Айязов.

Он изменил исходный код конструктора. Благодаря этому из виртуальной гостиницы, принадлежащей его вестнику, можно получить доступ к любому Острову Архипелага. То есть к любому физическому серверу, на котором установлена работающая программа «Архипелаг Исчезающих Островов». И даже к любому персональному базису – есть и такие чудики, которым нравится таскать созданные ими миры у себя в голове. Понимаешь?

– В общих чертах. Как это поможет тебе пробраться в «Неотех»?

– Я знаю, что корпорация «Неотех» приобретала одну из последних версий «Архипелага». Для внутреннего пользования. Понятия не имею, что там было создано с ее помощью – виртуальный бордель или персональный ад для провинившихся сотрудников. Но в любом случае этот кусок Мультиверсума, расположенный внутри линий сетевой безопасности, должен быть доступен через одну из «кроличьих нор» Баграта, Осталось воспользоваться этой «норой».

– Хозяин, еще пива, – зычно потребовал гном. – И быстрее.

Его кулак звучно припечатал по столешнице. Опустевшая кружка подпрыгнула и со стуком приземлилась обратно.

Хозяина звали Милован. Или Красный Бык – за нездоровый цвет лица, грузность и манеру ходить угрожающе опустив голову. Это прозвище прилипло к нему еще с тех пор, как он числился сержантом «береговиков».

На оклик он повернулся к столу гнома всем своим огромным телом. Шеи у него не было. Сразу за оплывшим подбородком начиналась бочкообразная грудь, покоящаяся на затянутом в необъятный фартук брюхе. Несли все это тулово коротенькие, но очень толстые ноги с разлапистыми ступнями.

Господин Красный Бык был ходячим памятников неуемному обжорству. Но в отличие от многих упитанных людей он имел скверный характер и нрав обозленного животного, в честь которого прозывался.

Сейчас он как раз собирался этот нрав прилюдно (и пригном-но) выказать.

Его приближение к столу гнома было неспешным и величественным, как вековой ход ледников. Остановившись, он водрузил на грудь, точнее, на брюхо пару волосатых окороков, считавшихся руками. Выколотое на них бранное выражение можно было теперь разглядеть не нагибаясь.

Его лицо – наезжающие друг на друга бугры и две впадины, в которых прятались вечно налитые кровью свирепые глазки. На этом вытесанном из плоти лунном ландшафте зашевелились мясные оладьи губ. Слова протискивались между ними с трудом, измазываясь в слюне и мелких катышках жевательного табака. Вслед за ними летели частицы жареного лука и размягченные желудочным соком мясные волокна. И все это в лицо одного гнома.

– Ты, землекоп, допивай свое пиво, – изрек Красный Бык. – Плати. И топай отсюда по-доброму. Не видишь, ребята на тебя уже косятся. Харя твоя им зело не по нраву.

И в подтверждение своих слов он указал на «ребят». Пятерых недавно сменившихся береговых стражников, чьи кирасы и топоры были кучей свалены возле стола. Взгляды, кидаемые ими на гнома, и правда не отличались теплотой. Двое даже демонстративно поднялись, не спеша отодвигая табуреты.

Кто-то проворно задернул пропахшую дымом занавеску в помещение, где сидели офицеры. Еще не произнесенное, но уже в нетерпении катаемое на языке слово «драка» заставило многих попробовать, как легко ходит в ножнах дага или кортик. Потеха обещала быть знатной.

– Эй, грязеед, ты не понял, что тебе хозяин сказал? Человеческую речь разумеешь?

Стражники были похожи, как близнецы. Старательно выскобленные черепа могли бы поспорить с гномьим, но вот ряхи «береговиков» были позорно безволосыми от природы. Обоим ревнителям порядка не было еще и двадцати. Однако недостаток лет они восполняли наглостью мелких бойцовых шавок.

– Ты зачем его пустил, Милован? – удивился второй, тыкая носком сапога в ножку табурета, на котором восседал гном. – У него же ноги до пола не достают. Борода и та длиннее.

Сзади пьяно зареготали. Гном, не выказывая особого беспокойства и обиды, продолжал восседать на своем месте. Только руки переложил со стола на пояс. Его прямой невозмутимый взгляд приводил Красного Быка в ярость.

– Ты глухой? – спросил он, повышая голос. – Плати и выкатывайся!

Гном продолжал не мигая смотреть в переносицу хозяина. Один раз его глаза стрельнули в сторону. И гигант в желтом балахоне повел плечами, откинулся назад, быстро оглядывая помещение. Сидевшая напротив девица не шевельнулась. Красные ногти обмотанной цепью руки выбили нетерпеливый ритм на столешнице.

Красный Бык, рыча от злобы, вытянул левую руку ладонью вверх. Правой сграбастал пустую кружку со стола. Это означало «плати и убирайся» на его собственном языке жестов. Он прибегал к нему, когда способность изъясняться отказывала под влиянием животной ярости.

Если бы не пагубное пристрастие к жратве, из стражника Милована мог бы получиться отличный берсерк. И тогда смерть его, возможно, была бы другой. Не такой нелепой, как та, что была во взгляде гнома – не грозном, но обещающем.

Напряжение достигло своего звенящего пика, Один из молодых стражников отвел ногу, чтобы с маху выбить табурет из-под каменной задницы гнома.

Дверь таверны распахнулась, и внутрь, шатаясь, вбежал человек. По его лицу, размывая густой налет копоти, стекала дождевая вода. Поверх домашней одежды, побывавшей вблизи огня, был наброшен плащ городского стражника, Все лица невольно обернулись к нему.

– Пожар! – закричал он. – Горят виселицы на Площади Правосудия!

Меньше всего внимания на закопченного стражника обратил как раз гном. Пусть все это время он и ожидал принесенных им вестей.

В отличие от других он знал, что это будут за вести.

– Как же пожар? – удивились у окна. – Там же ливень стеной!

Стражник открыл рот, чтобы поведать, как неизвестные злоумышленники забросали виселицы «бродячим огнем». Но не успел, Раздалось громкое «тр-р-р-рак», и всеобщее внимание вернулось к гному.

Тот успел как раз неторопливо слезть с табурета. И, подхватив его за ножку, смачно врезать по голени ближайшего стражника. Того, что насмехался над его ростом.

Хруст ломающейся кости потонул в грохоте разлетающегося табурета. Падающий малец наткнулся подбородком на выставленный кулак гнома. Крик боли оборвался громким «чванк!». Челюсть стражника уехала к уху, и на пол высыпались осколки зубов.

Гном переступил через поверженного недруга. И, пользуясь преимуществами своего роста, деловито ткнул второго стражника кулаком в окрестность гульфика. А когда тот с воем надломился, повторил свой коронный в челюсть. С тем же потрясающим эффектом.

Рот Красного Быка изумленно приоткрылся. Он попытался изобразить подобие боевой стойки. Гном с сомнением посмотрел на свисающий живот хозяина таверны. И наподдал ему выше щиколотки носком ботинка.

Острый «рог нарвала», венчающий носок, пропорол жировую броню и укутанные ею сухожилия. Взвыв, Милован запрыгал на одной ноге. И, не удержав равновесия, повалился на бок.

Его глаза оказались на одном уровне с глазами гнома. Их тонкая радужка была цвета необработанной руды. Пульсирующие зрачки напоминали озерца черной ртути. Бык почувствовал, как в них тонут остатки его мужества.

Гном медленно и широко улыбнулся. Его щербатый рот был полон металлических зубов, местами сточенных до половины.

– Принимай плату, хозяин, – сказал он.

Ухватив Красного Быка за подбородок, гном дернул его челюсть вниз, И всунул ему в глотку пятерню с зажатой в ней горстью медных монет.

Кусать эту руку было все равно как грызть железный боксит, еще и поросший колючими волосами. К тому же Бык сразу поперхнулся монетами и начал задыхаться.

Гном оттолкнул его скребущие руки. Брезгливо вытер тыльную сторону кулака о фартук агонизирующего Милована. Скосился на двоих сосунков, уже не выказывающих признаков жизни. Вот так.

Никто не смеет требовать плату с Коротыша Улыбки, если хочет дожить до старости. Никто не называет Айзенбарда, грозу сухопутных червей, «землекопом» и «грязеедом».

Об этом вам расскажут в любом порту Архипелага. Шепотом из уст в уста передаются мрачные истории похождений единственного гнома, не имеющего страха перед водой. Главы немногочисленного, но свирепого и влиятельного клана «чернокрылых» – Артели Железной Бороды.

Сегодня ночью к этим историям добавится еще одна. О разорении самонадеянного Города, бросившего вызов Морю. И начало ее положено пожаром на Площади Правосудия. Это сигнал для Айзенбарда и его друзей, пришедших в кварталы Береговой Стражи.

Почему же никто не спешил на помощь Красному Быку и двум стражникам? Ведь кругом было столько желающих подраться.

У желающих хватало теперь забот.

Их заботами были высокий человек в желтом балахоне и его спутница, похожая на шлюху. Именно она запустила кувшин вина в голову одного стражника, сунула коленом ниже пояса другому. И затанцевала на их столе, черной бабочкой перемахнула на другой, третий.

Ее ловкость была приобретена в десятке портовых таверн.

И отточена на сотне корабельных палуб, с которых она, Мэри Кровь, шла на абордаж. В сопровождении ватаги кровожадных, амазонок, чьи улюлюкающие вопли заставляли бледнеть самых бесстрашных.

Все знали: где Мадам Кровь – пощады не будет. Мэри презирала работорговцев, пройдя единожды через их грязные руки. Поэтому всех пленников, кроме молодых девушек, готовых присоединиться к ее отряду и красивых парней, отобранных для ее «гарема», скармливала рыбам. Скорбящие родственники ее жертв оценивали пиратессу в двенадцать мер чистого золота. «Скупердяи», – фыркала Мэри и отправлялась в очередной поход, после которого сумма вознаграждения удваивалась.

Сегодня ночью она рассчитывала увеличить ее вдесятеро. Цепь, обвивавшая ее левую руку, прянула вперед, разматываясь до шести локтей полной длины. На ее конце обнаружился довесок – нечто вроде веера из тонких лезвий шириной в растопыренную ладонь. В полете он издавал устрашающий свист. Входя в тело, разрезал плоть, оставляя после себя опасные глубокие раны.

Окутавшись шлейфом алых брызг, «веер» рассек кадык хва-

тающемуся за топор стражнику. И рывком полетел обратно, в руки своей хозяйки. По дороге он вспорол чью-то щеку, отрезал подвернувшийся кончик уха. И привычно улегся в подставленную ладонь с кроваво-красными ногтями.

– Йеху-у-у! – оглушительно завопила Мэри. И пнула в лицо тянущего к ней лапы нахала. Цепь описала гудящий круг над ее головой. – Режь-убивай!

А что же долговязый спутник Мэри? Он тоже не терял времени. Одним движением сбросил свой балахон, оставшись в кожаных штанах с большими заплатами на коленях. Его бледный костлявый торс был обвит ремнями хитроумной перевязи, удерживающей шесть чехлов с кремневыми пистолетами. И сверх того два скрещенных клинка в заспинных ножнах.

Вычурные чашеобразные гарды поднимались над плечами гиганта непривычно высоко. Пистолетные чехлы тоже висели не по-человечески – два возле самых ключиц, два под мышками и два на уровне бедер. Бросившиеся к чужаку «береговики» застыли, увидев этот арсенал.

Четыре выстрела слились в один. В «Доме Красного Быка» стало на четыре трупа больше.

Живые с изумлением рассматривали вторую пару рук, растушую прямо из грудной клетки гиганта. Дополнительные конечности выглядели хилыми и недоразвитыми, но с двумя лишними пистолетами управлялись свободно.

«Мангас», – выдохнул кто-то ругательное прозвание человека, измененного влиянием магии. «Четыре Руки!» – это выкрикнули кличку самого таинственного из пиратских главарей.

Высокий корсар отвесил стражникам насмешливый поклон. Вложил в чехлы разряженные пистолеты. Парой главных рук достал из-за спины свои клинки, оказавшиеся невероятной длины шпагами.

И вместо слов зазвучал яростный звон стали,

С другой стороны на сбившихся в кучу стражников наступал Айзенбард Оскаленный. Его стальной пояс превратился в невиданной гибкости абордажную саблю. Об этой сабле ходили слухи, что в руках гнома-пирата она разрубает человека в кирасе вдоль пополам.

В достоверности этих слухов многим посетителям таверны пришлось убедиться на своем горьком опыте.

Что-то толкнуло Айзенбарда в спину. Да так, что он кувыркнулся вперед, приложившись лысой макушкой об пол. Тонко, неслышно для человеческого уха, застонала поддетая под кафтан заговоренная кольчуга.

Из этого стона и ломающей боли между лопатками Айзенбард понял, что в него выстрелили из арбалета. К счастью, кольчуга выдержала, иначе создателю Коротыша Улыбки пришлось бы расстаться со своим любимым персонажем. И запускаться вновь, с нулевого уровня. Не самая веселая перспектива после трех лет ежедневной игры за Айзенбарда.

В ярости, больше всего на своих соратников, проморгавших стрелка, Оскаленный перевернулся на спину. Застонал от боли сквозь железные зубы. Он напоминал сам себе полураздавленное насекомое.

Налитые кровью глаза Айзенбарда искали врага. Возле занавески в офицерский зал он увидел юркого молодчика с рысьими глазами полуэльфа. Упершись носком в стремя наложе, он перезаряжал «малый тритон». На его левой руке, пристраивающей на место новый болт, позвякивали три браслета лучника.

Четвертый ему было не надеть. Цепь Мэри обвила тонкую шею полуэльфа, кошачьи глаза полезли наружу. И подоспевший мангас воткнул свою шпагу точно в ромбовидный зрачок. Так, что ее дымящееся острие вышло из затылка. Четыре Руки потом вытрет клинок сорванной занавеской.

– Я увидел, как этот сукин сын навел на тебя арбалет. Тогда я выхватил два последних заряженных пистолета и выстрелил, – скажет, оправдываясь, Четыре Руки. – Чертовы железки дали осечку!

– Какого хрена ты возился с пистолетами? – спросит его Айзенбард. – Ты же знаешь про Проклятие Меерфолька. Железо гниет, порох сыреет. Прикурить и то получается с пятого раза.

– Нет, – мангас протянет ему два пистолета рукоятками вперед. – Порох я засыпал проверенный. Пистолеты вашей работы и надежно заговорены. Раньше осечек не было,

Айзенбард примет в ладони вытянутые рукоятки. Ощупает накладки из резной кости, черного дерева и серебра. Под его пальцами запоют наговоры и Верные Слова. Да, и правда гномья работа. Об этом надежней всего говорит рунная вязь на длинных стволах. Такое оружие должно стрелять без помех.

Но этой ночью враждебное влияние делало все наговоры такого рода бесполезными. Проклятие усилилось, растеклось за отведенные ему пределы, как морская вода в час прилива.

С неприятным чувством под ложечкой Айзенбард поймет, что не все идет согласно плану.

Антон не знал, кому пришло в голову сделать вход в игру именно таким. В виде помещения старой католической церкви. С рядами деревянных скамеек и высоким потолком, с которого на толстых цепях свисали подставки для свечей. С множеством фресок и огромными витражными окнами.

Окна были прямоугольные, с закругленным верхом. Запечатленные в их разноцветных стеклах сюжеты крутились вокруг двух тем. Поднятия Архипелага из предначальных глубин и бесконечной войны жителей Островов с Меерфольком, воплощением злых сил Моря.

Последние, как правило, изображались в виде гигантских волн, сметающих все живое. Но сегодня Антон с удивлением обнаружил на одном из витражей самих обитателей пучины, выходящих на берег из яростно кипящих вод.

В этой картине преобладали осколки зеленого и бирюзового цвета. Падающий сквозь них солнечный свет производил впечатление, что за окном – сумрачная водная толща. Это неплохо сочеталось с чудовищным обликом огромных воинов Морского Народа, разламывающих остров своими трезубцами. Искаженные лица крошечных людей, на которых рушились крепостные стены, напомнили Антону картину «Последний день Помпеи».

Хакер поежился, спеша шагнуть прочь. Подальше от топкой лужицы зеленого света, разлитой на полу перед витражом.

За левым плечом Антона, где, по заверению индейских магов, человека поджидает его собственная смерть, раздалось деликатное покашливание.

Справедливо рассудив, что смерть не будет пытаться привлечь его внимание таким вежливым образом, хакер обернулся. Испытывая чувство глубокой досады, причины которого пока не понимал.

– Никому не нравится этот витраж, – сказал низенький, скособоченный старик в монашеской рясе.

Ряса, когда-то черная, выцвела со временем до неопределенно серого цвета. Ее перепоясывала веревка с разлохмаченными концами. Откинутый за спину капюшон открывал морщинистую шею с некрасивой россыпью родинок. Над ней – торчащий подбородок с глубокой клиновидной впадиной. И устремленное к длинному, немного крючковатому носу лицо.

Сплющенное с боков, оно казалось птичьим. Не только из-за носа. Слишком далеко разнесенные глаза цвета крепкого чая смотрели на собеседника по одному. Их хозяину приходилось поворачивать голову. То влево, то вправо. Если бы у воронов от старости выпадали на голове все перья, получалось бы очень похоже.

– Никто не любит вспоминать о собственной ничтожности, – старик посмотрел на Антона левым, потом правым глазом. – О том, что всему приходит конец.

У ног старика, обутых в плетеные сандалии, стояли два жестяных ведерка. В одном из них Антон заметил связку кисточек. Старик поставил свою ношу на пол, перед тем как привлечь внимание Антона. Хакер мешал ему пройти.

– И в итоге? – спросил старик, продолжая разглядывать Антона в своей птичьей манере. Сам же ответил: – В итоге «вж-ж-жик», и все. Нет больше трухлявого мешка, набитого смешными амбициями, тщетными устремлениями и пустыми риториками. Распоролся. А внутри оказалось что? Как обычно. Прах. Вы не могли бы отойти, молодой человек?

Антон не сразу понял, что теперь старик обращается непосредственно к нему. Сообразив, он поспешно шагнул в сторону, бормоча извинения. Старик с кряхтением нагнулся, подхватил свои ведра. И вразвалку проследовал мимо Антона, качая головой.

Оказалось, что причиной его малого роста и кривой осанки был горб. Такой несуразно огромный, что казалось – он вот-вот перетянет и опрокинет старика на спину. И тогда он будет лежать, шевеля конечностями и выкрикивая проклятия.

Эту неаппетитную картину вытеснили из головы Антона слова старика. Под «трухлявым мешком» он имел в виду человека. Homo. Да, неудивительно, учитывая, в каком состоянии находится его собственная телесная оболочка.

Но почему «вжик»? Почему, скажем, не «бах» или «бац»? Или не тупое американское «упс», намекающее на роковую случайность и Фатум вообще? Почему именно это вербализированное гудение вспарываемого чем-то острым воздуха? Назойливое. Неприятное. Неотвратимое.

Глядя вслед старику, Антон испытал сразу два крайне неприятных ощущения.

Одно, чисто физического свойства, скомкало его кишки рвотным спазмом. Антон заметил, как шевелится задрапированный складками рясы горб.

Так могла бы шевелиться личинка хищного насекомого. Собираясь прорвать сожранное изнутри тело носителя. Расправляя еще мокрые слюдяные крылья и готовясь к первому свободному полету. Да, сложенные, дрожащие в нетерпении крылья – вот на что это было похоже.

Второе ощущение было другим. Оно коренилось глубже, чем дергающийся от гадливости желудок. Чувство сильнейшей досады, впервые испытанное две минуты назад. Теперь Антон знал его природу.

Горбун видел его. Видел. А это означало, что Антон больше не был «призраком».

Не быть «призраком» – это принимать на веру сверкающую фальшивку Виртуальной Реальности. Утратить способность объективного восприятия. Позволить картинам несуществующего возобладать над своим разумом и волей.

Стать такой же частью Мультиверсума, как любая интерактивная программа, наделенная функцией выбора альтернатив. Тем, что на сегодняшний день считается пределом развития искусственного разума.

Вера в незыблемость, в реальность виртуальных законов ставит человека, творца этих законов, на одну доску с теми, кто является их прямым порождением.

Антон на своей шкуре почувствовал, что такое падать с Небес.

Они вошли в зал, предназначенный для офицеров, после того, как двое последних стражников спаслись бегством. Один выбил собой окно, грузно вывалившись на улицу. Другой воспользовался дверью, повисшей теперь на одной петле.

Пираты был спокойны – беглецам не уйти далеко. Во всех прилегающих кварталах засели их люди. Время дать панике распространиться наступит позже. Айзенбард, Мэри и Четыре Руки еще не закончили развлекаться в таверне.

– После вас, мадам, – галантно предложил Четыре Руки, уступая дорогу Мэри Кровь.

Хмурый Айзенбард топал впереди, сгибая и разгибая свою удивительную саблю. Его внимательные глаза обшарили небольшое и гораздо более опрятное, чем главный зал, помещение.

Здесь на столах даже были льняные скатерти.

Четверо «береговиков», коротавших за этими столами ночь, выглядели куда представительнее своих незадачливых подчиненных, перебитых в соседней комнате. Отменно сидящие мундиры, блеск полированных кирас, дорогие рукояти мечей – сразу видно, большие шишки.

Увлекшись игрой в кости и распитием вин из «офицерского» погреба, они даже не обеспокоились шумом драки. Обычное дело.

Однако выстрелы и особо громкие предсмертные вопли разбудили в них интерес.

Старший среди играющих, капитан Берес, послал своего ординарца, того самого меткого полуэльфа, узнать, в чем дело. «И пусть принесут еще вина!» – крикнул он ему вслед.

Капитану Бересу хватило одного взгляда на вошедших. Поднявшись, он смешал кости и потянул из прислоненных к стене ножен двуручный офицерский палаш.

– С вином придется обождать, господа, – сказал он звучным голосом. – У нас особые гости.

– Вы должны мне золотой, капитан, – один из его собеседников тоже поднялся и неторопливо, с ленцой, принялся натягивать перчатки из тонкой кожи.

Во время игры он не снимал висевшую на поясе шпагу. Давно не ощущая ее присутствия, он мог бы даже спать, не расставаясь со своей холодной спутницей. О нем говорили, что он будет лучшим фехтовальщиком Архипелага. Если не погибнет на одной из бесчисленных дуэлей, затеянных по поводу и без оного.

– Я сразу сказал, что это не простая драка.

– Полноте, Руперт, – третий игрок, задумчиво ковырявший в зубах кривым мизинцем с плотно сидящей печаткой, покачал большой рыжей головой. На вошедших он, казалось, вообще не обратил внимания. – Не хотите же вы присвоить себе мои слова и мой выигрыш?

Молодой бретер вспыхнул, порывисто обернулся, но, играя желваками, смолчал. Господин смотритель береговых укреплений, барон Венга, был ему пока не по зубам. И не преминул скорому на гнев Руперту об этом напомнить. Так, между делом.

Четвертый офицер Береговой Стражи не сказал ни слова. Он был не так высок происхождением, как его партнеры по столу.

Всего лишь бастард захудалого рода, не удостоившийся даже собственного герба. И званием был младше остальных, даже сосунка Руперта. Когда они говорили, он обычно молчал.

Но свои пять браслетов он надел не болтовней, а орудуя палашом. Таким же, как у Береса. Вместо изысканно вделанных в рукоять осколков драгоценных камней у него была дешевая оплетка из акульей кожи. Изрядно вытертая – оружию частенько приходилось бывать в деле. Уважительное прозвище Пес Войны (для друзей просто Пес) его хозяин носил не зря.

У офицеров была причина, чтобы этой ночью оказаться именно в «Доме Красного Быка», а не в составе карательной экспедиции.

Только барон Венга находился фактически на своем месте. Трое же остальных никак не планировали провести Ночь Большой Облавы в теплой и безопасной таверне. Вместо того чтобы, рискуя жизнью, охотиться за пиратскими скальпами. Они были героями (на деле и в глазах толпы), и этим все сказано.

Но сегодня утром, где-то очень далеко от этого Острова и даже Архипелага, в месте, которое сейчас можно было счесть несуществующим или сойтись на том, что это плод воспаленного воображения, десятки секторов на целый час остались без электричества. Как раз этого часа не хватило запоздало подключившимся к Мультиверсуму пользователям. Их персонажи не успели к отплытию эскадры.

Остается открытым вопрос: считать ли удачей для капитана Береса, лейтенанта Руперта и младшего лейтенанта по прозвищу Пес Войны, что они оказались лицом к лицу с самыми опасными пиратами Архипелага, пришедшими в таверну именно за их головами?

– Ну что, узнал меня, капитан? – с нескрываемой злой радостью спросил Айзенбард. Его рот щерился в знаменитой усмешке, которая заставляла сходить с курса целые флотилии. – Зажила моя царапина?

– Пустяки, благодарю за беспокойство, – церемонно поклонился Берес. – Я вижу, что ваша голова тоже в порядке. Шрам ее совсем не портит.

У этих двоих особые счеты. Несколько месяцев назад галера капитана Береса настигла черный баркас Оскаленного. Два заклятых врага бились на скользких от крови досках палубы,

«Береговик» сражался без обычной кирасы. Велика была боязнь утонуть, рухнув с накренившегося баркаса. Пользуясь этим, Айзенбард ударил его слева, ниже подмышечной впадины. Если бы не вовремя подставленный меч, грудная клетка Береса раскрылась бы, выпуская наружу разрубленное сердце.

А так гибкая, как змея, сабля корсара вскользь прошла по ребрам капитана. Берес локтем сбил железную шапочку с головы Оскаленного. И ударил его в темя яблоком палаша – стальным шаром, в который был вделан ограненный изумруд.

Оглушенный гном покачнулся, кровь из разбитой и порезанной острыми гранями изумруда макушки полилась ему в глаза. И кто знает, чем бы все закончилось, если бы в тот момент их не разделила битва.

На память о том дне у Коротыша осталась белая мета. Толщиной в палец, она проходила прямо над его родовой татуировкой. Он, случалось, почесывал ее в минуты задумчивости.

А капитан Берес носил узкий длинный рубец точно напротив сердца. И долго разглядывал его каждое утро перед тем, как надеть мундир.

Они знали, что обязательно снова встретятся.

Айзенбард Оскаленный принял боевую стойку – голова наклонена, плечи опущены, правая нога выставлена далеко вперед. И с силой топнул о дощатый пол. Один раз, другой, третий. Так воины его народа вызывают кровного врага на бой, Капитан Берес с иронией отсалютовал ему своим палашом.

И вдруг, с третьим ударом ноги Айзенбарда, это случилось. Комнату тряхнуло, жалобным звоном разразилась посуда. С перекрещивающихся под потолком балок осыпалась труха. Всем показалось, что полна секунду накренился, как палуба в бурю.