Падшие ангелы Мультиверсума

– Его личный канал не отвечает. В кабинете его тоже нет.

«Неужели они его достали? – подумал начальник внутренней безопасности. – А как бы было хорошо, если бы старый хищник оказался поблизости! Он бы сразу навел порядок».

Зашипел, пузырясь, металл двери, разъедаемый кислотой. Кто-то предупреждающе закричал, защелкали предохранители автоматов. Две бронированные плиты-створки с лязгом разъехались в стороны,.

В проеме никого не было.

– Что за…

Договорить начальник внутренней безопасности не успел.

Что-то ворвалось в помещение. Оно не было невидимо, но текучие очертания и молниеносная перемена цвета вызывали сильную резь в глазах при попытке разглядеть его пристальней. Оно передвигалось с огромной скоростью, гораздо быстрее обычного человека. Его не брали иглы и пули.

И оно убивало.

Заместителя Мокова оно проткнуло насквозь чем-то похожим на прозрачное остроконечное щупальце. Тот громко захрипел, суча ногами по полу. Из щупальца вырвалась струя кислоты, тонкая, как спица. Она перерезала еще одного сотрудника. В счи-таные мгновения штаб превратился в бойню, невидимый мясник старался вовсю.

Геннадий Моков, на четвереньках отползающий за кресло, почувствовал, как что-то обвивает его левую щиколотку. Его протащило лицом по залитому кровью полу и вздернуло вверх, удерживая теперь за горло.

Он издавал сдавленные звуки, которые могли быть как мольбой о пощаде, так и придушенными воплями ужаса. Они стали громче, когда призрачное марево перед ним расползлось, открывая лицо Аркадия Волоха. Вокруг его головы шевелились, присосавшись к ней, органические отростки, похожие на пиявок.

– Хотел передать тебе лично, – сказал Пардус. – Ты уволен, Геннадий.

Его рука сжалась, с хрустом ломая шею Мокова. Пардус широко улыбнулся, облизнул губы. Он уже и забыл, как приятно убивать собственными руками.

Офицер спецназа СФК ощущал себя не в своей тарелке.

Пардус активно способствовал этому, не выключая оптическое экранирование биоброни и расхаживая из стороны в сторону. Наверное, офицер чувствовал то же самое, что и Алиса, увидевшая Чеширского Кота.

Если бы Кот убил перед их встречей десяток человек.

– Мы контролируем свыше девяноста процентов здания, – докладывал офицер. – После захвата пропускной зоны нами были введены дополнительные силы,..

– Я знаю, – перебил его Волох. – Что с Контрольным Узлом?

– Он по-прежнему удерживается сотрудниками «Неотеха». Но это вопрос времени, – поспешил добавить офицер.

– Времени у нас в обрез. Пустите им в вентиляцию «кисель», немедленно.

– Так точно.

– Сообщите мне, как только получите доступ в помещение. Обеззараживание оставьте на потом, я буду работать в броне,

– Так точно.

– Что-нибудь еще?

– Никак нет, – офицер помотал головой. – Разрешите идти?

– Разрешаю.

Дверь кабинета, всего два часа назад принадлежавшего Владимиру Белуге, открылась и тут же закрылась. Аркадий Волох остался наедине с собой. И с призраками недавнего прошлого.

Он встал напротив могильного камня – вертикальной плиты из черного мрамора, память бывшего хозяина кабинета о человеке, которого он считал своим отцом.

И его, Аркадия Волоха, память тоже.

«Георгий Викторович Белуга, 1968–2033».

Тогда, в тридцать третьем, Белуга смог его переиграть. Это послужило Аркадию хорошим уроком. Генерала подвело одно: он не думал, что Волох пойдет так далеко. Он прекрасно все спланировал.

Кроме своей смерти.

Отошел от дел Рыбак, и некому стало координировать работу медиумов. Когда несколько девушек необъяснимо впали в глубокую кому, это направление совершенно заглохло. Остались только «гости».

Волох никогда не давал себе труда разобраться во всех направлениях деятельности Проекта. У него хватало явной и теневой работы по обеспечению безопасности и удержания всего происходящего под контролем Службы.

Он знал, что еще в период с седьмого по девятый годы начальником биологической секции и лично генералом Белугой было отобрано четырнадцать новорожденных. Под предлогом медицинского наблюдения их изолировали от родителей. И на протяжении двух недель подвергали излучению Янтарной Комнаты. Информация по этому эксперименту была навсегда похоронена в архивах. Допуска к ней, кроме Белуги и Волоха, не имел никто.

Волоха не интересовали подробности. Он довольствовался знанием того, что подвергшиеся облучению дети становились способны проникать сквозь Дверь. И выходить из нее с информацией куда более полной, чем та, что по крупицам вылавливали медиумы.

Эти дети, – между сотрудниками Проекта их прозвали «гостями», – их было совсем немного. В пределах двадцати. Иметь большее количество было неразумно из соображений безопасности. Каждый «гость» был потенциальным источником утечки с очень низкой степенью надежности,

За каждым приходилось устанавливать круглосуточное наблюдение, вовлекавшее десятки людей. Вести досье. Отслеживать все контакты. Двадцать «гостей» – это было слишком много даже для разветвленной службы внешней безопасности. И очень мало для нужд Проекта и выросшей на его основе компании «Неотех».

В тридцать третьем из всех «гостей» остался один.

Да, бывали трагические случайности. Пребывание в Янтарной Комнате иногда оказывалось фатальным, от этого никто из «гостей» не был застрахован.

Волох лично принимал участие в осмотре каждого тела и подписывал каждое свидетельство о смерти. Инфаркт. Кровоизлияние в мозг. Точная причина смерти не установлена, предположительно сильное нервное потрясение. Массовый распад церебральных тканей вследствие нейронной перегрузки. Сердечная недостаточность.

Да, многие «гости» умирали сами, но гибель девяти из них совершенно точно лежала на совести ученого и гуманиста, главного куратора Проекта. Георгия Белуги.

«Ты хорошо все рассчитал. Все продумал, как обычно. Умник. После Большой Чистки, проделанной нашими руками, остаешься ты один. В кресле генерального директора. И этот маленький говнюк, Влад. Твоя прижизненная страховка».

– Я борюсь за сохранение равновесия, – сказал Георгий Белуга, генерал в отставке, на банкете, посвященном его избранию на пост генерального директора. – И я вижу наше общество как пирамиду, верхушка которой – олигархи, автократы. А основание – это работники цехов и корпораций, а также крупные религиозно-общественные объединения, такие, как Орден. Они обеспечивают постоянный приток рабочей силы. Мы обеспечиваем стабильность. Господа, я предлагаю выпить за стабильность!

«Я слушал эту твою речь, как слушал всю твою глупую болтовню на протяжении тридцати лет. А тем временем наши специалисты работали над памятью последнего выжившего „гостя“.

Ты не оставил нам выбора, технология создания «гостей» была утеряна в ходе Чистки. Их измененные клетки не подвергались стандартному клонированию, а ждать, пока он размножится естественным путем, мы не могли. Пришлось кроить на скорую руку. А ты.., ты был больше не нужен.

Жаль, я не слышал твоего вопля, когда перепрограммированный кар вез тебя в последнее путешествие. Надеюсь, перед тем как тебя размазало по всему салону, ты понял, что это я дотянулся до твоей глотки».

Ему потребовалось еще семь лет, чтобы довести шахматную партию с мертвецом до победного финала,

Кулак Пардуса, усиленный псевдоплотъю брони, опустился на могильный камень, раскалывая его в мраморную щепу. Rest im pacem[22].

Во многих ВР-боевиках человек, вооруженный одной винтовкой, на раз сбивает такую крупную и неповоротливую мишень, как боевой вертолет.

В реальности клекочущая железная птица твоей судьбы пожирает расстояние между вами, как степной пожар сухую траву. И карабин в твоих руках (пусть и бывший в девичестве снайперской винтовкой СВД) кажется чем-то донельзя жалким. Особенно когда, играя с тобой, пилот начинает не спеша пристреливаться по тебе из «торнадо».

Каждый выстрел с грохотом поднимает в воздух здоровенные пласты черной грязи, под одним из которых и будут похоронены твои ошметки.

Белуга остановился, сжал покрепче «тигр» и повернулся к вертолету. Он физически чувствовал, как его бессильная ненависть к преследователям концентрируется в плотный луч, направленный в кабину приближающейся «вертушки». Рот Владимира приоткрылся, и оттуда вырвался нечленораздельный хрип, похожий на карканье. Человеческого в нем было не больше, чем в голосах ворон, перекликающихся над свежей падалью.

В мозг пилота поступил тревожный сигнал от СРП – системы раннего предупреждения. Она регистрировала все объекты, движущиеся встречным курсом, и анализировала их характеристики. Если скорость объекта признавалась угрожающей, система рекомендовала выполнить маневр уклонения или расстрелять объект в пыль. Ускоренный обмен данными через имплантированный коннектор позволял пилоту вовремя распознать опасность.

Но сейчас СРП опоздала.

Мозг пилота принял сигнал. И тут же объект неопределенных очертаний с огромной силой ударил в лобовое стекло. Осталась алая клякса в обрамлении черных штрихов и расползающаяся трещина.

Собственная скорость объекта было невелика, но в сумме со скоростью вертолета получилось нечто очень неприятное. Волна гулкой вибрации охватила кабину, и нос «ермолова» опасно рысканул туда-сюда. Второй пассажир выругался, хватаясь за спинку пилотского кресла.

– Что еще за херня?! – крикнул он. Глаза пилота широко распахнулись.

– Птицы, – сказал он.

Со стороны могло показаться, что вертолет оказался в центре немыслимого вихря, воронки черного смерча.

Этим смерчем была огромная пернатая стая.

Птицы разбивались о броню, винт десятками рубил их в кашу, по ним стреляли пулеметы и реактивная пушка. Бесполезно. Их было слишком много. И двигавшая ими воля напрочь подавила нормальный инстинкт самосохранения. Птицы гибли, но вертолет погибал вместе с ними.

Взревев последний раз, захлебнулся мотор, и винт остановился, весь облепленный перьями и мокрыми кусками плоти. Но за секунду до этого лобовое стекло все-таки не выдержало и разлетелось на куски. Кричащая стая ворвалась в кабину и облепила двоих находившихся там людей, бешено работая когтями и клювами. Пилот не издал ни звука, а вот второй кричал, пока язык не выклевали у него из распахнутого рта. Вслед за глазами.

Но оба еще дышали, когда потерявший управление и тягу вертолет по наклонной траектории врезался в землю. Еще при жизни агентов Федерального Контроля ждал пышный погребальный костер.

Владимир Белуга вытер с лица жирные хлопья сажи и повернулся спиной к горящим остаткам вертолета. Над ними все еще вились птицы.

А горизонт выгибался, шевелясь. Степь силилась породить нечто на погибель Городу и людям. Он же стоял здесь, опираясь на свой карабин, как на палку. Последний страж несуществующей границы. Только сейчас Владимир понял, как он устал.

Приближающуюся Стаю можно было уже различить невооруженным взглядом. А если посмотреть на нее в оптический прицел, то наверняка увидишь горящие глаза вожака. Он бежит впереди, самый сильный, самый дерзкий волк Степи. Его шкура цветом чище снега под его лапами. Он ведет свое племя в бой, не колеблясь, в отличие от людей, и не думая о неизбежности смерти.

Думать об этом – удел слабых.

Белуга посмотрел на винтовку в своих руках. Скольких волков он успеет убить, прежде чем Стая опрокинет его и вырвет ему горло? Трех? Четырех? Сколько там у него патронов? Один против Степи. Много ли он навоюет? И его ли это война?

То, что сделал Белуга, могло показаться абсурдным. Он далеко, как можно дальше отбросил карабин. Было слышно, как глухо ударился приклад о землю, жалобно звякнул, разбиваясь, оптический прицел. Теперь у него не было оружия.

Владимир начал снимать с себя одежду. Всю, до последней вещи, начиная с шубы и заканчивая нижним бельем. Ветер тронул его холодной ладонью и опасливо прянул прочь. Кожа человека обжигала, как будто под ней развели костер из костей и связок. И каждый крохотный волосок на теле Белуги стоял дыбом.

Теперь у него не было одежды. И только то, что стоял он прямо, на двух ногах, отличало его от зверя. Он опустился на четвереньки.

Они встретились посреди Степи – человек и волки. Стая охватила его полукольцом, сбавляя свой неукротимый бег, и вперед, тревожно принюхиваясь, выбежал белый вожак.

Фигура, стоявшая перед ним на четвереньках, пахла Городом, Впрочем, метаволк не знал, что такое Город. Для него этот запах был кодом ненависти. Любой его носитель был угрозой, чужаком, врагом. Знание об этом было дано степному охотнику на более глубоком уровне, чем инстинкты. Оно было более основополагающим, чем желание продолжать свой род и стремление охранять свою территорию. Неотъемлемым, как стелющаяся по земле четвероногая тень. Незыблемым, как Черные Башни, и неотвязным, как их Голос.

«Город должен быть уничтожен» – вот что говорил Он, и вся Степь послушно внимала Ему. От самой мелкой гребенчатой змейки до императорского кречета. И волки тоже были послушны Голосу.

Но этот чужак – он был другим. В нем было что-то, заставляющее волка забыть о враждебной громаде, растущей с каждым часом на горизонте. И вспомнить о теплой, пахнущей тысячью трав и других жизней ночи под звездной шкурой небес. О мягком материнском брюхе и поступи отца, хранящего сон белого волчонка. Вспомнить о месте, в котором он был рожден.

Огромный белый волк подошел к стоявшему на четвереньках человеку вплотную. Заглянул человеку в глаза. Медленно открыл сочащуюся слюной пасть.

И, высунув язык, лизнул человека в лицо. А тот лизнул волка в ответ.

Человек медленно поднялся и положил руку на загривок волка, чувствуя, как владевшее им беспокойство отступает. Прячется. Уходит совсем.

Для него больше не было причины.

Так же медленно он оседлал белого зверя, вцепившись в его шейный воротник и жесткую шерсть за ним. Поджал ноги, чтобы они не касались земли.

Белый метаволк задрал голову к серому небу и завыл, а оседлавший его человек завыл вместе с ним.

И Стая продолжила свой бег.

Трупы, трупы, повсюду трупы. В позах, говорящих, что их смерть не была ни быстрой, ни приятной. Лужи блевотины. Кровь и мозги, кто-то пустил себе пулю в лоб до того, как спазм превратил его мышцы в треснувшую резину. Лица – будто разбили зеркало с застывшим отражением и сложили осколки как придется. Разорванная одежда и кожа на груди, напрасная попытка вдохнуть. Но вдыхать было нечего. Кроме смерти.

Ни один анализ, даже самый дотошный, не покажет наличия в крови и тканях этих людей каких-либо посторонних примесей. Их легкие чисты, не считая дерьма, которым они дышали обычно. В их слюне и желудочном соке есть следы того, что они ели за два часа до смерти, но нет даже намека наяд.

Их смерть – загадка для всех, кто незнаком с арсеналом спецназа СФК. Кто не знает, что БКГ[23]-6, «кисель», –газ, гарантированно убивающий любую белковую форму жизни и не оставляющий следов. После непродолжительного взаимодействия с кислородом он распадается на безвредные компоненты, продолжающие реагировать уже с водородом, и так до тех пор, пока от первичной формулы не остается и следа.

До этого он успевает умертвить каждого, кто оказался в зоне распыления газа, попадающего в организм даже через поры кожи. И в целях безопасности в течение четырех часов не рекомендуется находиться в помещении, где применялся «кисель». Или провести там обеззараживание.

Пардус не хотел ждать. Биоброня обеспечивала ему достаточную защиту, а зрелище дюжины трупов не смогло бы даже испортить ему аппетит. Не говоря о том, чтобы помешать работать. Он вошел в Контрольный Узел, как только его люди закончили вырезать дверь станковым лазером. Она была такой толщины и прочности, что на работу сваркой ушли бы часы, а Волох приказал торопиться.

График операции поджимал.

Контрольный Узел, упрятанный в недра штаб-квартиры «Неотеха», осуществлял управление частью защитных сооружений Форсиза. Значительной частью. Об этом было известно очень немногим, но большинство установленных корпорацией Белуги заградительных систем имели так называемый «черный ход». Вшитый канал управления, которым могли воспользоваться всего два человека. Сам Владимир Белуга. И начальник его службы внешней безопасности Аркадий Волох.

Эти двое могли без особого труда умертвить большой сегмент обороны Города. На время или навсегда. С одним условием – они должны были сделать это вдвоем. Для этого в Контрольном Узле производилась двойная идентификация ЛИКа. Какая предусмотрительность.

Вытянув одно из своих боевых щупалец, Пардус разбил защитное стекло и нажал на Большую Красную Кнопку. Тут же в недрах Контрольного Узла ожило, замигало огоньками, навело шороху во встроенных динамиках.

– Внимание! – сказал металлический голос. – Вы запустили процедуру удаленной деактивации. Для продолжения работы, пожалуйста, подтвердите свои полномочия. Для этого встаньте в зону, обозначенную красным крутом и крестом.

Аркадий выполнил предписание. Биоброня, послушная его желаниям, вместо стандартного капюшона образовала тонкую и совершенно прозрачную пленку, окутывающую его голову и лицо.

– Пожалуйста, не моргайте.

Луч считывателя в который уже раз за сегодняшний день прошелся по выжженному на его сетчатке штрих-коду.

– Спасибо, господин Волох, ваши полномочия подтверждены. Внимание! Для продолжения работы…

Пока тупой автомат повторял свое приглашение для отсутствующего здесь Владимира Белуги, Пардус с усилием моргнул, приводя в действие вставленное под веко устройство. Крошечная система микролинз, имитирующая глаз директора «Неотеха» с его личным кодом. Подкупающая простота конструкции, если не забывать, что для ее создания надо быть одним из пяти человек, имеющих прямой доступ к городскому банку ЛИКов.

Красный луч мигнул во второй раз.

– Спасибо, господин Белуга, ваши полномочия подтверждены. Для продолжения работы требуется назвать пароль.

«Какой еще пароль?» – изумился Волох. Память, оказывается, могла и с ним выделывать подлые штучки. Наконец он вспомнил.

– Прощай, оружие, – сказал Пардус.

– Пароль принят. Начат обратный отсчет до начала деактивации. Шестьдесят…пятьдесят девять…пятьдесят восемь…

Аркадий Волох повернулся и пошел к выходу из превратившегося в склеп Контрольного Узла. А за его спиной равнодушный голос отсчитывал последние секунды старой жизни Города.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Их везли в кузове ремонтного фургона. Сопровождение – четверо неразговорчивых ребят с «ехиднами» в черно-желтых форменных комбезах. Оперативники «Глобалкома». Еще там был валяющийся без сознания японец, на чью простреленную шею была заботливо наложена повязка. Его лицо казалось Антону знакомым. Но так, как если бы он видел его не на улице, а на обложке журнала или книги.

Гораздо сильнее память хакера будоражила физиономия сидящего в дальнем углу мужика с нашивками майора. Единственный из всех черно-желтых, он не был вооружен и, по всей видимости, чувствовал себя неважно. Еще хуже Антона.

Антон получил по морде от охотника и мог сгореть заживо.

Он насмотрелся таких чудес в исполнении двух «одержимых», Юргена и Тэньши (ныне спокойно лежащих под стеночкой), что:

а) считал глюком большую часть увиденного;

б) никогда бы не решился кому-нибудь, даже Марте, рассказать о случившемся.

Уж слишком все эти прикладные экзорцизмы выходили за рамки его повседневного опыта и даже навеянных галлюциногенами видений. Пережить такое еще раз – увольте. Он не был трусом, но не хотел закончить свои дни, стучась лбом в мягкие стены палаты-одиночки.

Так же, как проделывает это с железными стенками фургона майор, рвущийся из рук своих коллег.

Еще о галлюцинациях.

Одним из неприятнейших эффектов длительного приема «бархата» были так называемые «погружения». От обычных bad trips они отличались в худшую сторону так же, как легкая воспитательная порка отличается от прохода через строй с батогами, когда кровавые пласты кожи отслаиваются от спины и раны не заживают неделями. То же самое «погружения» делали с мозгом человека, принимающего «бархат».

На первый взгляд в них не было ничего особенного.

Ты засыпаешь. Тебе снится кошмар. Нечто совершенно обыденное, но наделенное чертами глубинного, трудно описуемого ужаса.

Антону, например, все время являлась черная собака с длинным гладким телом и вислыми ушами таксы. Ее вытянутая морда переходила в безволосое человеческое лицо. Два темных глаза пристально следили за ним. И в их влажной глубине было нечто такое, что заставляло его просыпаться мокрым и с бешеным сердцебиением. А может, это случалось позже, когда «собака» улыбалась мягкими человеческими губами, открывая острые клыки.

Но если ты думаешь, что на этом твое «погружение» заканчивается, ты ошибся. Это только начало.

Тебе кажется, что ты проснулся в своей постели, рядом с любимым человеком. Окружающая обстановка точно воспроизводит картину твоего быта, но она имеет в себе некий выверт. Изъян. На который ты совсем скоро наткнешься.

В первое свое «погружение» Антон, спустив ногу с кровати (мучительно пересохло в горле и хотелось пить), наступил в разлитую по полу воду. Воды было так много, что она доходила до щиколотки. Кроме того, она была очень холодная, и все тело хакера сразу покрылось мурашками. Ничего не понимая, он встал с постели…

И провалился вниз. Его рука, комкая, потянула за собой простыню. Вода с плеском сомкнулась у него над головой. Тут же ему вдавило барабанные перепонки, как на очень большой глубине. Чтобы прервать стремительное погружение, Антон изо всех сил взмахнул руками. И почувствовал – что-то мягко, но с неодолимой силой удерживает его за ногу.

Опустив взгляд, Антон увидел мясистое щупальце, обвивающее его щиколотку. Он не запомнил тогда ни его цвет, ни были ли, к примеру, на нем присоски. Он с тупым оцепенением скользнул по щупальцу взглядом.

И то, что он увидел, преследовало его еще очень долго. Даже когда он набирал воды в ванну, чтобы искупаться.

Из зеленой глубины поднимался гигантский клубок сплетенных щупальцев. Непонятно было, откуда они вырастали, – глаз не мог зацепиться за хоть отдаленное подобие тела. Но ужасно было не это. И даже не их хищное стремление вверх, к смутно мерцающей поверхности.

В узловых сплетениях змеевидных тел можно было разглядеть обвитые ими человеческие фигуры. Некоторые синие и распухшие от воды, некоторые почти нетронутые. Другие бились в агонии, вместо воздуха хватая кричащими ртами воду.

И Антон, захлебываясь, кричал вместе с ними. Просыпался, судорожно кашляя и царапая грудь. Иногда на своей настоящей постели, рядом с напуганной Мартой. Иногда в новом кошмаре.

В реальности вся цепочка «погружений» длилась не больше нескольких секунд. Количество измерений кошмара, через которые проходил невольный «ныряльщик», могло измеряться десятками. В зависимости от того, как давно и с какой частотой он принимает «бархат».

Рекорд Антона составлял двенадцать. Двенадцать кругов личного ада, и каждый из них был хуже предыдущего. Видения большинства из них заставляли его сутками не спать, принимая лошадиные дозы стимулирующих «бустеров».

Там была и собака с человеческим лицом, и щупальца, утаскивающие Марту прямо из их постели. И слепые карлики с бледной кожей, выходящие из огромных кротовых нор, чтобы превратить Антона в одного из них. И много чего еще.

К чему это все?

Еще не раз сегодня Антону будет казаться: все, что с ним происходит, – это еще одно, самое сильное его «погружение». А он никак не может вынырнуть.

Фургон остановился. Оперативник прислушался к шепоту в своем шлеме и сказал:

– Вот мы и дома. – Нагнулся, трогая немного утихшего майора за плечо. – Майор, как вы? Идти сможете?

Майор поднял голову, глядя на дверь фургона, и тихонько завыл. От этого звука у Антона поднялись волоски на руках.

– Что там такое? – оперативник заозирался, его коллеги нервно взялись за «ехидны». – Майор?

– Там Смерть, – раздался голос совсем с другой стороны. Антон подскочил. Говорил «одержимый», которого Оракул называл Тэньши. Оказывается, он пришел в себя и лежал, распахнув свои удивительные глаза. Шевельнуться ему не давали такие же наручники, как у Антона. Он не очень-то и пытался – просто таращился на дверь.

– Заткнись, – нервничая, сказал оперативник.

Но Тэньши продолжал: – Он видит ее, как всякий, к кому она прикоснулась. А Смерть была его правой рукой.

Майор опять завыл. В рвущихся из его глотки звуках была такая безнадежность, что хотелось пальцами проткнуть себе барабанные перепонки, чтобы их не слышать. Так выли бы последние из собачьего рода, если бы луна пропала с небес, а их ждала близкая живодерня.

Лица оперативников побледнели.

– Он слышит ее шаги, – составляя безумный контраст с произносимыми словами, тон «одержимого» был абсолютно ровен. – Она уже рядом. И вот-вот постучится сюда.

– Что за дерьмо? – один из оперативников встал. – Тебе же велели заткнуться!

В дверь гулко замолотили снаружи.

Даже бывалые оперативники в этот момент вздрогнули. А из-за двери раздался приглушенный голос:

– Вы сколько там еще собираетесь сидеть, а? Особое приглашение нужно?

Все сразу расслабились. «Сейчас!», – крикнул один из оперативников, ухмыляясь. Антон почувствовал, как улетучивается неприятное чувство, навеянное словами Тэньши. Ну и шуточки у этих «падших».

И только майор продолжал смотреть на дверь расширенными от ужаса глазами.

– Сначала этих, – оперативник кивнул на Юргена и японца, – пусть их сразу принимают. А белобрысому и болтуну снимите ножные «браслеты», сами потопают. Давайте, давайте, в темпе.

Двери фургона распахнули, и в руки тех, кто ждал снаружи, передали расслабленные тела Тиссена и раненого азиата. Вытолкнули Антона с Тэньши и вытащили майора, который упирался и норовил отползти обратно на четвереньках. Трое оперативников замешкались в кузове.

– Ну вот и все, – сказал их начальник, выбираясь наружу.

– Да, теперь точно все, – ответил ему человек, одетый в точно такую же черно-желтую униформу. Но с одной бросающейся в глаза деталью на лице. Крошечным листиком марихуаны, вытатуированным прямо над переносицей. Антон не смог сразу вспомнить, где и при каких обстоятельствах он видел точно такую же наколку,

А ее обладатель выхватил из-за спины сверкающий серп и вспорол им яремную вену оперативника.

Тут же маленький круглый предмет полетел в кузов фургона, где маячили три ошеломленных лица. Двери кузова захлопнули снаружи. Кто-то, сильно толкнув в спину, повалил Антона на бетонный пол.

Внутри кузова гулко сказало «бу-у-ум». Приподняв голову, Антон увидел, что из распахнутых и покореженных взрывом дверей валит густой дым. Со створок капало.

– Велик Сеятель, и справедлива его Жатва, – громко и напевно сказали над головой Антона. – Аминь.

И он понял, в чьих руках ему выпало снова оказаться.

Их вели через огромный подземный гараж, где повсюду были неприбранные следы жестокой бойни. Дважды Антон поскальзывался в подсыхающих лужах крови. Повсюду замечал трупы в костюмах сотрудников или униформах внутренней охраны. На этом участке Жнецы не встретили особого сопротивления.

Их сопровождали двое террористов, переодетых в черно-желтые комбинезоны. И еще трое в уже знакомых Антону зеленых накидках. Тот, что зарезал охранника, сразу после этого подошел к Антону и Тэньши. И со словами «Свобода, братья!» разрубил цепи их наручников своим окровавленным серпом.

Несмотря на такое проявление солидарности, их не отпустили, а повели куда-то под конвоем. И Антон не сомневался, что стоит им рыпнуться, как их тут же изрубят в мелкую крошку. Хотя… он покосился на невозмутимо шагающего рядом «одержимого», может, и кишка тонка окажется нарубить. Проделки Тэньши он вспоминал с неизменным холодком внизу живота, особенно железную саранчу. Никогда не думал, что такое доведется пережить в реальности. Мультиверсум, со всеми его виртуальными играми, – другое дело.

– Ты ошибаешься, – сказал «одержимый». Антон споткнулся. Каждый раз звук этого бесполого голоса заставал его врасплох. – Никакой разницы нет.

«Чего?» – хотел переспросить Антон, но тут один из Жнецов толкнул «падшего» в плечо.

– Помолчи, брат, – сказал он. – Если будешь болтать без спроса, Сеятель пожнет твой язык.

Антон решил принять это предупреждение и на свой счет.

Они вошли в огромный грузовой лифт. Здесь их оставили трое Жнецов, сгрузив на пол Юргена и японца. Выходя, один из них громко сказал «Бу!» майору и расхохотался, когда тот забился в угол, закрывая лицо руками.

Антон почувствовал глубокую уверенность, что среди этих ребят в зеленых робах найдется немало шутников, в детстве весело проводивших время за отрыванием лапок у букашек, пойманных в канун Прорыва.

Детки подросли, набрались мнемонических премудростей «Экологического Джихада» и, выступая в защиту тех самых букашек, были готовы отрывать лапки и резать головы у своих двуногих «братьев». Такая эволюция интересов и взглядов.

Двое «зеленых», оставшихся с пленниками, небрежно целились в них из трофейных «ехидн», пока лифт отсчитывал этажи вверх. Один из них, улыбаясь Антону, достал из-под робы маленький ингалятор и сделал себе впрыскивание. Хакер почувствовал резкий запах «калипсо» и против воли сглотнул слюну. Он уже четыре дня не принимал никакой дряни, с момента набега на «М-банк». Чертовски долго.

– Хочешь ускориться, брат? –все также улыбаясь, спросил Жнец, протягивая Антону ингалятор.

Рукой, в которой была «ехидна», он распахнул свою накидку, Под зеленой тканью было обнаженное тело. Худощавое и дико разрисованное. Антон понял, что видит анимированное изображение Мирового Древа, начинающееся в паху и охватывающее весь торс.

На многочисленных ветках распускались и увядали листья, созревали плоды, шестикрылые сфинксы и летающие псы с петушиными ногами вили гнезда. Крошечные человеческие фигурки прогрызали себе дупла, как прожорливые жуки. Эта татуировка управлялась специальной программой, задающей изменение вживленных цветных капилляров. E-life. Искусственная жизнь на куске кожи диаметром полтора метра.