Глава 31

Би все еще лежала в той же позе, свернувшись калачиком на зеленой софе на террасе, когда взошло солнце и наступило утро следующего дня. Она прижала к себе бумаги, где была записана история Джонни Леконте, и молча смотрела, как встает солнце и Средиземное море превращается в озеро расплавленного золота.

Би потянулась и побрела через террасу в холл. Там она остановилась, глядя на то место у подножия лестницы, где нашли тело Марии-Антуанетты Леконте, и пробежала рукой по деревянным перилам, как часто, наверное, делала Мария-Антуанетта.

— Мне так жаль, -прошептала она, -так жаль, что все так получилось и я никогда не знала вас.

Она пошла к себе в комнату, позвонила Нику и сказала, что прочла историю Джонни Леконте и просит его немедленно приехать.

Би ждала его на ступеньках, когда он приехал через полчаса.

Они сели рядом, рука об руку, на мраморных ступенях.

— Совсем как Джонни любил сидеть, -сказала она, печально улыбаясь.-Конечно же, это он рассказал мне эту историю, я очень хорошо вспомнила. Не понимаю, как я могла забыть. Он был очень живым рассказчиком и описал все в точности так, как рассказывал мне. Теперь я все вспомнила и могу рассказать дальше.

Джонни сказал, что в 1954 году арендовал. маленький каменный домик в Сент-Пол-де-Венс, крошечной деревушке на холме за побережьем. Это было поселение художников, писателей, музыкантов-несерьезных людей, которые собирались по вечерам в кафе, чтобы поесть, выпить вина или сыграть в «петанк». Деревушка нисколько не изменилась за века своего существования. Там жили те же семьи, и уклад жизни был тем же. Он сказал, что они словно жили в прошлом, в эре невинности.

Джонни нарисовал сотню портретов Нэнни Бил, на которых она подрезала розы в саду, наливала чай в старинную коричневую чашку, сидела на своей тенистой террасе. Я помню, как он показывал их мне и объяснял, что это не были портреты в прямом смысле, он никогда не добивался фотографического сходства. Они, как однажды определила Малуйя, запечатлевали человека таким, каким он был в глубине души.

Джонни показывал мне рисунки деревенских женщин: морщинистые, обветренные на солнце и ветру лица, зоркие глаза щурятся против света, черные шарфы на волосах и белые фартуки поверх черных же платьев, большие крестьянские ноги в грубых башмаках. Каким-то образом он открывал взгляду их детскую невинность, как и у мужчин, проработавших на полях полвека. Он рисовал владельца кафе, его тучное тело над оцинкованной стойкой, его острый взгляд, проверяющий, на месте ли солонки и соусницы. Он писал священника, сидящего на старом деревянном стуле у ворот маленькой церкви. Руки его сложены на внушительном животе, ноги вытянуты, шляпа надвинута на глаза, а черная сутана колеблется на ветру.

Он рисовал десятки портретов Малуйи. Палитра его менялась: чистые краски Ривьеры становились более туманными, более экзотическими; силуэты приглушены вуалью цвета. Малуйя, расчесывающая свои черные волосы, которые закрывают ее лицо черным блестящим экраном; венок из цветов вокруг ее шеи, цветы ниспадали на грудь, едва намеченную кистью. Он рисовал ее худенькой обнаженной девочкой, плывущей в кристальной воде океана, словно в своей стихии, окруженной коралловыми рыбками.

Би взглянула на Ника, и он кивнул. Он знал эти рисунки: их знали все. Они висели в знаменитых музеях и картинных галереях мира.

— Он вложил свре сердце в эти рисунки Малуйи, — мечтательно сказала Би, -и говорил, что никогда не забудет ее. Он сказал, что ее любовь делала сносной его жизнь на Калани, и он не знает, любил ли кого-нибудь так же.

А потом в один прекрасный день он встретил Северин Жадо. Она приехала из Парижа, где жила со своей матерью. Она наблюдала за игрой деревенских мужчин в «петанк» и останавливалась рядом с ним посмотреть, как он работает. Она была высокой, с него ростом, и обладала гривой роскошных рыжих волос и утонченным личиком с мелкими веснушками и выразительными глазами. Он привел ее в кафе, и они разговорились.

Би улыбнулась, подумав об их первой встрече, представляя, какими они были молодыми и страстными.

— Они полюбили друг друга, -сказала она Нику.-И вместо того чтобы поехать в Париж, Северин переехала к нему. Он был без ума от нее и, конечно же, сразу повез к Нэнни Бил.

Пожилая леди выразила свои эмоции весьма сдержанно, потому что, на ее взгляд, ни одна женщина не была достаточно хороша для ее Джонни. Она угостила их чаем и имбирным пирогом и исподтишка наблюдала за Северин, оценивая ее манеры. Но Северин была образцом французской воспитанности, «хорошего тона». Даже Нэнни Бил не в чем было упрекнуть ее.

— Женись на ней, -шепнула она ему на ухо, когда они уезжали.-Это будет твоим самым разумным поступком в жизни.

Джонни только рассмеялся, но понимал, что она права, и сказал, что обязательно предложит Северин руку и сердце. Нэнни была свидетельницей на их свадьбе месяц спустя. Церемонию осветил тот же деревенский священник, чей портрет он нарисовал, в той же деревенской церкви. Свадебное торжество проходило в кафе, и пришли все жители деревни, художники, писатели, музыканты. Джонни рассказывал, что музыка и танцы не прекращались всю ночь и это был лучший праздник в его жизни.

Наступили шестидесятые годы. Ему было сорок, Северин было под тридцать. Они жили в маленьком каменном домике в Сент-Пол-де-Венс, но жизнь на Ривьере начала меняться. В моде была новая философия, и туристы валом валили в их уединенное место.

Нэнни Бил не довелось увидеть эту новую жизнь. Однажды весенним вечером она дочитала очередную главу романа ее любимого Чарльза Диккенса. Она положила очки на открытую страницу книги. Потом сладко уснула. И спокойно перешла в мир иной.

Ее коттедж остался таким, как прежде. Джонни сказал, что он должен оставаться таким же опрятным и уединенным, каким он помнил его. Этот коттедж должен был стать музеем, посвященным Нэнни Бил и ее жизни, отданной другим, ее простоте, безупречным манерам и ее доброте.

После того как она умерла, они с Северин переехала из Прованса. Они купили старую ферму в Бонно, окна которой выходили на лавандовые и кукурузные поля. Они были счастливы там. Он хотел только рисовать, но не умел делать на этом деньги и у него не было времени искать менеджеров. Если бы это было только его решением, он не прославился бы дальше Авиньона и Экса. Именно Северин повезла его работы в Париж и устроила выставку в престижной галерее. С тех пор как появился его первый портрет, прошло много времени, но его не забывали. А все эти уединенные годы дали возможность развиться его таланту. Портреты Малуйи и Нэнни Бил вызвали сенсацию.

После этого шумного успеха Джонни вдруг почувствовал себя обессиленным; Он сказал, что не может рисовать, ему нужно переменить жизнь. Это было во время выставки в Нью-Йорке. Люди шли к нему, им нравилось то, что он делает. Но он не мог жить в городе, поэтому они купили небольшое поместье в Беркшире. Мягкие золотистые глаза Би лучились теплом. Она вспоминала и рассказывала Нику:

— Вот тогда я и родилась. Двадцать восьмого июля 1968 года.

Они назвали меня Мари, в честь бабушки Леконте, и Лаурой, потому что красиво. Я была худенькой девочкой, в отца, и унаследовала рыжие волосы матери и ее мечтательные карие глаза. Каждое лето мы проводили в Ле Серизьер, на ферме в Провансе. Поэтому я одинаково хорошо говорила по-французски и по-английски.

А потом, когда мне было четырнадцать лет, отец повез меня в Коттедж Нэнни Бил. И на виллу «Мимоза». Она взяла Ника за руку и сказала:

— Мы с отцом вот так же сидели на ступенях, смотрели на это прекрасное море, и он рассказывал мне горькую историю своей жизни. Мы были так близки, так синхронны в чувствах, что я ощущала боль, которую он испытывал. Я чувствовала это так глубоко, словно это случилось со мной, словно я была тем ребенком, который сидел на ступеньках и, прижимая к груди Фидо, слушал пение птиц. Словно это мой маленький мир был разрушен так внезапно.

Слезы ползли по ее щекам, и Ник обнял ее:

— Успокойся, Би, все хорошо, любовь моя. Она кивнула, слезы упали на пол.

— Он сказал, что рассказывает мне это потому, что Нэнни была права, сказав, что однажды, когда я стану постарше, я приду требовать свою долю бабушкиного наследства. Если захочу.

Но я сказала ему, что не хочу этого. Деньги не волнуют меня. Однако я подумала, что ему нужно вернуть себе виллу.

— Она должна быть твоя, -сказала я ему.-Это место твоей мечты, твоего счастья. И бабушка Мария-Антуанетта наверняка захотела бы, чтобы мы жили здесь.

Джонни только улыбнулся и сказал, что это невозможно. «Давай не трогать лихаГ пока оно тихо. Иначе оно вновь вернется».

Би вытерла слезы и сказала:

— Вот так все и вышло. Он больше никогда не жил на вилле «Мимоза». Жизнь текла счастливо. Я была дочерью художника, но вела обычную жизнь и была обычным ребенком. Ну, знаешь, всякие там ясли, школы, потом колледж.-Она улыбнулась, вспоминая это.-Они не отправили меня в дорогую частную школу, потому что отец сказал, что не сможет надолго расстаться со мной.

— День, когда ты покинешь дом будет только днем твоей свадьбы, -сказал он. И маме пришлось немало обрабатывать его, прежде чем он отпустил меня в колледж. Я уехала в Вассар, это недалеко от нас, и могла приезжать домой на выходные. Как я любила возвращаться домой! Это было лучшее место в мире. Мой отец любил одиночество, оно было необходимо ему, чтобы рисовать. И наш дом был тихой обителью. Он всегда был на обочине сумасшедшей жизни.

Мне кажется, у них не было близких друзей: на них просто не хватало времени. Они были самодостаточны, понимаешь, идеальная пара. Им никто больше не нужен был.

— И у меня было нормальное детство, -продолжала Би.-Я даже не понимала, кто такой мой отец, пока учительница в школе не сказала, что он очень знаменит. Я очень удивилась. Ведь он был всего лишь моим папой.

Она замолчала, потом отняла руку у Ника и села, обхватив колени. Глаза ее были закрыты, лицо лишено выражения.

— Я не могу говорить о том, что случилось потом, -сказала она ровным голосом.

Ник обнял ее и стал нежно гладить ее короткие волосы.

Он знал, что было дальше. Об этом писали все газеты. Джонни и Северин Джонс ехали на открытие выставки последних работ художника в Вашингтонской картинной галерее, когда машина потеряла управление на скользкой дороге. Только четыре часа спустя полицейским удалось вытащить их из-под обломков. Они были мертвы.

— Если бы я мог чем-нибудь помочь!

— Ты не сможешь вернуть их мне.

— А что ты делала потом?-спросил Ник.

— Я приехала на ферму в Прованс. Там я вновь была дома.

— И?-спросил он.

— Дальше не знаю, -сказала она.-Я до сих пор не знаю, что случилось в овраге Митчел.

В комнату ворвались дети, топая босыми пятками, за ними неслась собака. Они внезапно остановились, глядя в заплаканное лицо Би огромными, испуганными глазами.

— Что случилось?-спросил Скотт, чувствуя, как сжалось его горло. «Нет, только не это», -подумал он в панике. Ведь Би не бросит их, правда?

Джули бросилась к ней. Она обвила ручонками шею Би.

— Не плачь, пожалуйста, не плачь, Би, -утешала она, сама заливаясь слезами.-Я все сделаю, я буду хорошей, я в комнате уберу и за Пушем буду вытирать лужицы. Толькр не плачь, пожалуйста, ведь я люблю тебя, Би, -рыдала она, вспоминая все свои страхи. — Не плачь, не бросай меня. Я хочу навсегда быть с тобой. Скотт подбежал и тоже крепко обвил руками Би. Они прижались к ней, как липучки, и Би невольно улыбнулась.

— Я тоже люблю вас, -прошептала она.-А теперь я расскажу вам про моих маму и папу и почему я плачу. И почему я так хорошо понимаю вас.

Прижав их к себе, она тихонько стала шептать им в ушки, как ее мама и папа погибли в автомобильной катастрофе, как и их родители.

— Я выросла, -сказала она тихо, глядя в глаза Нику, -и, кажется, могу справиться с этим горем. Но мне до сих пор трудно встречаться с людьми. Я хочу вновь оказаться в доме, где все были так счастливы, в доме, который мои родители так любили: на ферме в Провансе, Ле Серизьер. Я должна одна пережить это. И поплакать.

— Мы тоже переживаем и плачем, -сказал Скотти, вытирая слезы.-Мы долго плакали и плакали, но это не вернуло их нам назад, Би.

Она мягко погладила его по голове:

— Нет, милый, слезами их не вернешь. Это только такой способ сказать им, что мы их любим и всегда будем скучать по ним. Плакать-это хорошо, Скотти. Запомни это.

— Да, мне лучше становится, -сказала Джули.-Но я по-прежнему хочу, чтобы мама и папа были со мной.

— Я тоже, детка, -сказала Би, целуя ее поднятое к ней лицо.-Но посмотри на нас. Как нам повезло, что мы нашли друг друга. Теперь мы как целая новая семья. Конечно, я никогда не заменю вам настоящих маму и папу, но так и надо. Просто мы счастливы вместе, и нам хорошо.

— Значит, ты больше не будешь плакать?-подозрительно спросила Джули.

— Не знаю, может, и придется еще поплакать. Как и вам, -сказала она, улыбаясь.-Но помните: это хорошо. Это помогает нам чувствовать себя лучше и ближе к ним. Однажды, когда пройдет время, мы сможем вспомнить их без слез. И тогда мы снова будем переживать то счастливое время, когда они были с нами.

— А скоро так будет, Би?-спросила Джули.

— Надо подождать, детка, надо подождать. Вот увидишь, однажды ты улыбнешься и вспомнишь, что твоя мама говорила тебе.

— Да, так и будет, -сказал Ник сзади. Он взглянул на Би, и ей почудилась зависть в его взгляде. Она улыбнулась и притянула его к себе, тоже включая в новую семью.

— Что бы я без тебя делала?-сказала она.

— Надеюсь, ты никогда этого не узнаешь, -ответил он.

Скотт быстро взглянул на него, потом на Би. Прищурившись, он подозрительно посмотрел на них.

— А вы что, собрались пожениться?-спросил ов с широкой улыбкой.

— Ой, да, да, -сказала Джули, пританцовывая рядом с Ником. Ее слезы превратились в лучистую улыбку.-Ну, пожалуйста. Ник. Тогда у нас опять будут настоящие мама и папа.

— Это самое невероятное предложение руки и сердца, которое я слышал в жизни, -сказал Ник, напряженно глядя на Би.

— Ты хочешь сказать, мне нужно подождать, пока ты встанешь на колени?-спросила она с улыбкой. Ник улыбнулся, когда Скотт дернул его вниз.

— На колени, быстро, -уверенно шепнул он. Ник преклонил коленной дети тоже встали на коле-ви рядом с ним.

— Дорогая Би Френч, Мария-Лаура Леконте. Окажите мне честь, будьте моей женой, -сказал Ник напыщенно, как только мог.

— Ой, пожалуйста, будь его женой, скажи да, да, да, да…-хором шептали дети. Би со смехом взглянула на них:

— Ну как я могу сказать «нет»?!

Джули заволновалась.

— Это означает «да»?-подозрительво спросила она его.

— Это означает «да», -сказала Би.

— Это от чистого сердца?-спросил Скотт.

— Да, от всего сердца.

— И ты всегда будешь с нами?-спросила Джули.

— Всегда.

— Это навсегда, Джули, -серьезно сказал Скотт, сжимая руку сестры.

— Это навсегда. Скотт.

— Ура! — завопили они, прыгая по комнате и опрокидывая стулья, и пес в восторге плясал вместе с ними., лая до изнеможения.

— Я не шутил, -сказал Ник серьезно, беря ее руку.

— И я тоже.

— Я люблю вас. Би-Мария-Лаура, -сказал он, целуя ее в губы.

— А я тебя, -шепнула она.

— Ой, они целуются, целуются… ух-ты!-завопила Джули, смеясь от счастья.

— Теперь это наши новые мама и лапа, -сказал Скотт и, скользя по полу, помчался на кухню, чтобы сообщить Джасинте.

Глава 32

Небо было затянуто тучами, луны не видно, ни ветерка. Фил сидела на софе в прекрасной летней комнате дома Даймонд-Хед и смотрела, как Брэд расхаживает перед ней и что-то говорит. Было четыре часа утра, и она устала, но слушала его, как зачарованная.

— Я хочу тебя, -вновь повторил он, но вместо радостной дрожи она почувствовала трепет страха.

Фил спрашивала себя, что случилось. Он был таким же красивым, сексуальным мужчиной, в которого она так влюбилась в Париже. Разница была лишь в том, что теперь она оценивала его с профессиональной точки зрения. Он открыл ей глубокий, темный провал в своем характере, ей было интересно и страшно одновременно.

Слушая его, она размышляла, что никогда, пожалуй, не влюблялась в Брэда. Ведь она даже не знала его. Это было одним из тех волнующих приключений, которые сгорали, как свечи, сами собой. Она хотела бы никогда не приезжать на Гавайи, тем более теперь, когда он в таком состоянии. Но человек искал сочувствия, открыл ей свое сердце, свою жизнь. Она должна была выслушать его и постараться помочь.

— Я солгал тебе про Обезьяну, -сказал Брэд. — Он сбежал с острова потому, что был виноват в смерти служанки. Ее звали Малуйя. Она была молодой и красивой. Он изнасиловал ее, и она бросилась со скалы. Но каким-то образом Обезьяне удалось похитить маленькую лодку Джека. Мой отец никогда не верил, что он утонул. Он всегда говорил, что однажды Обезьяна вернется и отомстит ему. Арчер сильно пил, и вся ответственность за ранчо Канои легла на плечи Джека. Он выяснил, что их финансы в полном хаосе. Ранчо немедленно нужно было получить вливание капитала. Арчер тратил деньги так, словно завтра никогда не наступит. Но Джек был совсем другим.

Фил встретилась глазами с Брэдом. Она увидела в них отчаяние, которое глубоко тронуло ее.

— Понимаешь, для Джека ранчо Канои было всем в этой жизни. Он ценил его превыше всего. Превыше морали, даже собственной жизни. Как и жизни своего отца.

Джек был в Гонолулу в тот день, когда японцы бомбили Пирл-Харбор. Он сказал, что, когда увидел последствия этого, его переполнило желание мстить и убивать. Он хотел бы быть там и убить этих ублюдков собственными руками. Америка тоже вступила в войну, и стране нужна была финансовая поддержка. Но, благодаря правительству, владельцам ранчо была дана финансовая отсрочка, и Джек пошел служить в Морфлот.

Брэд внезапно засмеялся, его настроение изменилось.

— Бог ты мой, каким он был воякой! — гордо сказал он.-Джек заслужил кучу медалей за свою непроходящую ненависть к врагу. «Никто так не ненавидит их, как Джек Кейн, — говорили его друзья-моряки. — Все, что ему нужно, это убивать».

Арчер дослужился до чина майора, занимаясь канцелярской работой по интернированию японцев с острова, и это оставляло ему много времени, чтобы заниматься делами на ранчо.

Когда война кончилась и со всей остротой опять встал вопрос нехватки денег, Арчер придумал план. Европа лежала в руинах, прошло много времени с тех пор, как умерла его французская жена. Теперь Обезьяна как раз был бы в возрасте совершеннолетия. У них не было доказательств, что Обезьяна мертв, и они понимали, что Арчеру будет сложно требовать наследство во французском суде. Поэтому он взял с собой Джека и выдал его за сына Мари.

Он сказал, что это было нетрудно. Все старые адвокаты и банкиры, помнившие «уродину», уже умерли, и все бумаги давно утеряны. Он просто предъявил им свидетельство о рождении якобы Джонни, и они получили наследство.

— Как видишь, -сказал он, разводя руками. — Они первыми получили все. Может быть, это не было до конца законно, но Джек сказал, что они поступили правильно.

— И ты с этим согласен?-спросила Фил.

— Конечно. Я и сам бы так поступил.-Он нетерпеливо отмахнулся.-Деньги должны были достаться Арчеру, не Франции же!

Брэд вновь начал нервно расхаживать взад-вперед. Собака сидела у двери и ждала команды, но Брэд молчал.

— Они приехали в Париж, -вдруг продолжил он. — Джек сказал, что Арчер был просто пьян своей удачей. Итак, наследство «уродины» было наконец в наших руках. Никто не имел права отнять его у нас. Теперь у нас были деньги на все. На Даймонд-Хед, ранчо.

Джеку тогда было двадцать четыре года, но он знал, что должен получить контроль над ранчо прежде, чем Арчер растратит деньги на игру, женщин и роскошную жизнь, как уже было не раз.

Они сидели в баре «Риц», лили шампанское и поздравляли друг друга, когда Джек заметил роскошно одетую блондинку. Она глядела в их сторону и улыбалась. Она была немолода, но все еще очень привлекательна, и в ней было что-то очень знакомое. Она поймала его взгляд и, оставив свой столик, подошла к ним.

— Вот это сюрприз, -сказала она, целуя Арчера в щеку. Он смотрел на нее с тупым изумлением. Она повернулась к Джеку и сказала: — Последний раз, когда я видела тебя, ты был мокрым, краснолицым ребенком. Должна заметить, ты преуспел с тех пор.

Она поцеловала его и захохотала, закинув голову.

— Ты знаешь, кто я?-спросила она, все еще смеясь.-Я-Шанталь 0'Хиггинс, твоя мать.

Джек сказал, что вдруг почувствовал к ней ту же ненависть, что к японцам после бомбежки Пирл-Харбора. Ему внезапно страстно захотелось убить ее здесь же, собственными руками. Он никогда не видел ее раньше, но читал о ней множество грязных сплетен в светских колонках новостей.

Брэд взглянул на Фил и горько сказал:

— Я говорил тебе о том, что мужчины семейства Кейн умеют выбирать себе достойных женщин? Да, Шанталь была первоклассной стервой.

Она рассказала, что приехала во Францию, чтобы потребовать свое имущество в Шаранте.

— Слава Богу, -смеялась она, -немцы очень любят коньяк, и они сохранили все в лучшем виде. К счастью для меня, наши фамильные денежки лежат в швейцарском банке.

Она стояла и смеялась над ними. Потом сказала:

— Я слышала, твоя третья жена оставила твоему сыну миллионы. Кстати, я не сказала вам еще, что встретилась с Джонни. Конечно, он совсем не так красив, как ты, Джек. Но, должна вам сказать, он силен в постели.

Ее насмешливый голос звучал в ушах, когда она повернулась и пошла прочь.

Джек рванулся за ней, но Арчер удержал его.

— Сиди, дурак, -зло сказал он.-Не надо давать ей удовольствия почувствовать, что мы поверили ей.

Но Джек поверил ей. Не похоже было, что Шанталь выдумала историю, чтобы взбесить их. Его проклятый братец жив. И он отымел его мамочку. Он сказал отцу, едва сдерживаясь:

— Когда-нибудь я найду этого подонка Обезьяну. И убью его.

— Да уж, так будет лучше, -ответил Арчер, заказав еще скотч.-Или он явится и потребует деньги. И чье тогда будет ранчо?

Брэд налил себе бренди. Он взболтал жидкость, тупо уставившись в стакан. Фил показалось, что он почти забыл о ее присутствии, так был захвачен своим прошлым.

Наконец он выпил напиток и сказал:

— Джек понимал, что Арчер может спустить это состояние так же быстро, как прочие. Но в этот раз все было записано на имя Джека. Все, что ему нужно, это-ранчо: оно было всей его жизнью. Он дал Арчеру достаточно денег, чтобы жить роскошно, а сам принялся восстанавливать хозяйство.

Джек вложил в ранчо все, что имел. И сделал все, чтобы оно вновь приносило доход. Но он всегда помнил: Обезьяна жив, и однажды он придет за наследством.

Джек много работал все эти годы. В его жизни было много женщин, и они любили его. Все они любят одно и то же. А потом он встретил Ребекку Брэдли на одной из вечеринок в Сан-Франциско. Даже спустя много лет, когда он уже люто ненавидел ее, она оставалась для него самой красивой женщиной.

Ребекка была богата, развращена и очень ценила свое общество. Она свысока смотрела на молодого «ковбоя». «Дикарь», -называла она его насмешливо с самой первой встречи, и Джек сказал, что немало посмеялся, вспоминая Обезьяну и думая об иронии судьбы.

Ребекка была очень элегантной и безупречной внешне, но внутренне она была похожа на него. Она была такой же дикаркой, и Джеку очень понравилось это. Он сказал, что первый раз они занимались любовью на заднем сиденье папиного лимузина.

Они ехали домой с вечеринки, было совсем темно. Шофер сидел очень прямо, не оборачивался, но Ребекка была уверена, что он знает, что творится сзади, и это еще больше возбуждало ее. Ей всегда нравилось это чувство опасности, нравилось, что она может быть поймана. Она хотела заниматься этим в кабинах лифтов, в ванных комнатах, на каком-нибудь многолюдном приеме, на стене вдоль аллеи, как дешевая проститутка.