Тайна

Мы смертельно устали от путешествия в этом поезде, когда наконец прибыли в Сан-Франциско и подъехали к большому отелю. Я помню, как во все глаза глядел на светловолосого молчаливого незнакомца, который называл себя моим отцом и изменил мою жизнь так внезапно, а теперь смотрел на нас чужим взглядом. «Сидите в машине, -приказал он таким тоном, каким я обычно разговаривал с Фидо, когда он плохо вел себя.-Вы немедленно поедете на лодке в Гонолулу».

И нас отправили на моторном боте «Гйперион-Я». Даже ребенок вроде меня мог понять, что этот бот видел лучшие дни. Облупившаяся краска лохмотьями свисала с бортов, а маленькие, шустрые иностранцы, которых Нэнни называла китайцами, шныряли по палубе, готовя корабль к отплытию. «Это китайцы-язычники», -прошептала Нэнни мне в ухо, пока мы поднимались по трапу на палубу. Я не знал, что она имеет в виду, но мое сердце дрогнуло от ее безнадежного тона. Ее страхи, конечно, были беспочвенны, хотя она отказывалась есть их «языческую» пищу, и мы ели только вареный рис.

Весь следующий день нашего путешествия мы боролись с яростным штормом. Я никогда еще не видел таких волн, огромных, сверкающих и зеленых; на нашу крохотную каюту обрушивались галлоны воды. Мы с облегчением вздохнули, когда сошли на берег в Гонолулу. И тут же нам вновь пришлось сесть на очередное судно, на этот раз направлявшееся в Мауи.

Я помню, как смотрел на оживленный причал Гонолулу и длинную линию берега Ваикики, мучительно желая остаться. Но это было невозможно. Два дня спустя, когда мы прибыли на Мауи, нас уже ждал маленький катер, который должен был отвезти нас в конечный пункт долгого путешествия: Калани.

В водном пространстве, разделявшем Мауи и Калани, было полно подводных течений, которые бросали судно в изнуряющей качке. Спина Нэнни была по-прежнему выпрямлена, и она держала в руках черный зонтик, защищаясь от солнца. Ее лицо приобрело зеленоватый оттенок, но взгляд был тверд. «Нам нельзя болеть», — сказала она, крепко сжав зубы, и я согласно кивнул. хотя не чувствовал себя плохо. Мне нравилось наше морское путешествие.

Каменистый берег Калани возник на горизонте, и, когда мы подошли ближе, я увидел высокие кокосовые пальмы и белый прибрежный песок. Я вспомнил свою скуку на вилле «Мимоза» и дни, лишенные всяких событий, и подумал, что Калани выглядит иначе, волнующе. Я подумал, что, может быть, этот мужчина, который называет себя моим папой, ждет встречи со мной, чтобы показать мне этот чудесный остров. Я жадно смотрел в сторону острова, прижимая к груди Фидо.

Когда катер, управляемый молчаливым китайцем, подошел к берегу, ветер донес запах: терпкий, пряный, незнакомый. Так сильно отличающийся от чистого розмаринового аромата Ривьеры. Нэнни крепко сжала мою руку. «Помни, твой дом-вилла „Мимоза“, -сказала она. — Никогда не забывай этого, Джонни. И однажды ты обязательно туда вернешься».

Я был послушным ребенком и серьезно взглянул на нее, запоминая это. Вдруг я заразился ее страхом. Мы стояли перед лицом неизвестности. «Молись, Джонни, молись за нас», -прошептала Нэнни.

Я прищурился, глядя на заходящее солнце, и вдруг увидел короткий деревянный причал. А на нем, болтая ногами в воде, сидел мальчик, постарше мен». Светлые волосы были зачесаны назад и открывали красивый, высокий лоб, узкие бедра затянуты в плотный хлопковый кусок ткани, сидевший на нем как вторая кожа.

И он ждал нас.

Лицо Нэнни Бил вдруг приобрело пурпурный оттенок, когда наша лодка подошла ближе к берегу. «Да он же голый, будто только что родился, или почти голый, что не принципиально, -воскликнула она, возмущенно глядя на него.-Как вам не стыдно, молодой человек?» Мальчик смерил ее презрительным взглядом. Затем он посмотрел на меня. Я сжался, когда его острые голубые глаза осмотрели меня с ног до головы. Его челюсть злобно выдвинулась вперед, а красиво очерченный рот искривился в презрительной гримасе, когда он заметил мое шелковое одеяние. «Обезьянка, -торжествующе провозгласил он — Ты просто смешная, разодетая маленькая обезьяна».

И с тех пор на Калани меня все знали под этим прозвищем. «Обезьяна». Это был мой сводный брад, Джек, именно он обозвал меня так и постоянно напоминал мне, что я-самое презренное существо на земле».

Глава 27

Фил сидела в тени дерева у пруда, рядом с домом Даймонд-Хед. Брэд вел себя превосходно. Но почему же она чувствует в нем такое напряжение?

Она лениво посмотрела вокруг, на дорожки, засаженные королевскими орхидеями, розовыми геранями и ярко-цветущими кустами вечнозеленого золотого дерева, которое вполне соответствовало своему названию. Природа безупречно расцветила Гавайи. Она смешала краски с тропической щедростью и создала такое богатство цветов и оттенков, которое не могло никого оставить равнодушным.

Фил смотрела на Брэда, плывущего к ней большими редкими взмахами рук. Солнце садилось за голубой горизонт, и молчаливые китайцы-слуги уже расселись на террасе за ужином.

Это была сцена красоты, гармонии и покоя. Почему же, спрашивала себя Фил, почему она чувствует себя так тревожно?

Они приехали прошлой ночью, и Брэд сдержал слово: он исполнял все ее желания, но не пытался домогаться ее. Комната Фил была полна белыми орхидеями, яркие занавески тщательно надушены лавандой из Прованса, а ванная комната ломилась от дорогих лосьонов и нескольких сортов мыла.

Брэд приглашал ее на обеды к Мишелю, в элегантный ресторан, с окнами, выходящими на океан. Он беспечно болтал о ранчо и Париже, о самолетах и скачках и не задал ни одного вопроса о ее жизни. Она знала, что это дается ему с трудом, и начала понемногу успокаиваться, уже даже наслаждаясь его обществом. И она была рада, когда он просто сказал: «спокойной ночи»-и быстро вышел, даже не поцеловав ее.

Но в полночь Фил была разбужена неприятным предчувствием, что что-то не так. Вдруг она увидела фигуру Брэда за стеклом и дым его сигареты. Она молча наблюдала за ним, боясь пошевелиться. И тут он выбросил сигарету и подошел к кровати. Не раздумывая, она закрыла глаза и вытянулась на кровати, притворяясь, что спит, но даже так чувствовала его горящие глаза, смотревшие на нее. Вдруг Фил услышала, как он застонал. Сквозь

полуопущенные ресницы она увидела, как он выскочил на террасу. Собака бросилась за ним, и они исчезли в ночной тьме.

Фил села на кровати, дрожа от страха. Она хотела запереть дверь, но поняла, что это было бы смешно. Брэд никогда не причинит ей боли. Он любит и желает ее, но она отвергла его. А Брэд не привык, чтобы ему отказывали.

На следующее утро он был ласков, улыбался и ни словом не обмолвился о своем ночном визите в ее комнату. Он предложил съездить на экскурсию на вулканический кратер или просто прокатиться по острову.

— Все, что я хочу, это чтобы ты была счастлива, — сказал Брэд тепло, и она готова была поклясться, что он действительно хотел этого.

Но Фил чувствовала, что в их отношениях появилось что-то новое. Она по-прежнему ощущала влечение к нему, но недомолвки и странности заставили ее насторожиться. Ей показалось, что это связано с его детством.

Брэд выбрался из пруда, подошел к ней, отряхивая воду со светлых волос, и, откинув их назад, улыбнулся ей, глядя тем же жестким взглядом его отца. Фил почувствовала, что впервые это сходство так пугает ее.

— Расскажи мне о Джеке, -предложила она после обеда. Они сидели в гостиной. Была светлая ночь, наполненная световыми бликами и далекими раскатами грома. Ночной воздух мягко втягивался вентиляторами, подвешенными к потолку, и раздувал ее длинные волосы, и трепал ее шелковую рубашку на груди. Тихо звучала соната Баха, а снизу несся рокот камней, перекатываемых волной.

Фил бросила сандалии и растянулась на софе цвета светлой мяты, глядя на Брэда. Он лег рядом и скрестил на груди руки. Она подумала, что вряд ли когда-нибудь видела более красивого мужчину, но это была абстрактная мысль, лишенная сексуального желания. «Красивый» было не совсем точным определением для Брэда. Он был великолепен, как чудесное животное — стройный, мускулистый, загорелый. Но прежде всего он был мужчиной с болезненным прошлым. И она должна была помочь ему.

— Джек был копией Арчера, -сказал он.-По отношению к ним старая истина-каков отец, таков и сын-была верной. Арчер учил Джека жизни и тому, как должен поступать настоящий мужчина-победитель. Не задумываясь о том, что из этого выйдет. Арчер был невероятно безнравственным, таков же был и Джек.

— А Джек учил тебя тому же?-осторожно спросила Фил. Брэд засмеялся:

— Я сам по себе, доктор Фил. И не имею ничего общего с Джеком и Арчером.

— Да ты сам в это не веришь, -сказала она спокойно.-Родители и отношения в семье-источник всех психических расстройств, теперь это установлено.

— Ты собираешься изучать меня?-Его тон внезапно стал ледяным.

— Нет, я вовсе не собираюсь этого делать, -мягко сказала Фил.-Я здесь не по долгу службы, Брэд. Но я хочу помочь тебе. Кроме того, мне интересно узнать о твоей семье. Не часто кому-либо доводится услышать рассказ о том, как начиналась династия вроде твоей.

— Да, они были не ангелами. Это правда. Они просто вели себя так, как считали нужным. Все происходящее казалось им вполне логичным, так оно и было на самом деле. Иначе ранчо Кейнов не существовало бы сегодня. И единственный человек, который мог отнять его у нас, стал нашим смертельным врагом.

Джеку было девять лет, когда отец сказал ему, что у него есть сводный брат. Арчер никогда раньше не говорил, что у него есть еще сын. Джек просто не знал о нем. Он взбесился от ревности. Он сказал, что убьет этого сводного брата, но Арчер только смеялся. Он потрепал его по голове и сказал: «Не сейчас, Джек. Подожди, пока Джонни исполнится восемнадцать и он будет вправе предъявить права на наследство. Это наша удача, Джек. И мы не должны допускать ошибок».

Джек всю ночь думал над тем, что сказал его отец, и понял, что ничего не сможет сделать со своим сводным братом. .Французская жена Арчера умерла и оставила ему деньги, которые он потратил. Теперь он разорен. По правде говоря, он потратил часть из них на нужные вещи: он купил несколько тысяч акров земли на Большом острове, много хорошего племенного скота, лучших лошадей. Он купил поместье Дай-монд-Хед, построил дом на Калани и начал развивать породу торбредских скакунов. Он содержал сорок слуг для ведения хозяйства и еще больше-на Калани. Он покупал моторные лодки, множество-целый парк — машин. Он устраивал роскошные приемы и наполнял бассейн французским шампанским. Он покупал бриллиантовые браслеты дорогим и желанным женщинам. Репутация Арчера Кейна как прожигателя жизни и любителя безумных женщин распространилась до Сан-Франциско и дальше.

Джек был свидетелем всего: пьянок, женщин, бездумного прожигания жизни. Арчер не утруждал себя тем, чтобы что-то скрывать от него. Джек был диким, уличным мальчишкой, который ничто так не любил, как гонять на лодках. Но, когда ему было семь лет, отец решил отправить его в школу в Сан-Франциско.

«Надо тебя приручать, парень», -сказал он. Но никакая школа не могла долго сдерживать Джека Кейна. После того как он несколько раз сбегал, Арчер привез его обратно домой.

«Каков отец, таков и сын, -гордо заявлял он.-Не существует такого учреждения, где могли бы приструнить моего мальчика». И потом он спросил у мальчика, чего тот хочет от жизни. «Я как ты, па, -сказал Джек, -хочу Калани и Канои-ранчо. И однажды это все будет моим». Брэд поднял голову и улыбнулся Фил:

— Даже в таком юном возрасте Джек четко знал, чего хочет, хотя он и ухитрился все же потом получить образование. В Даймонд-Хед побывал не один десяток учителей, но они не справлялись, и спустя несколько лет Джек все таким же дикарем носился по острову. Он проводил недели на ранчо, управляясь со скотом и объезжая лошадей.

Джек всегда чувствовал себя королем на Калани. Он был единственным сыном и наследником своего отца. У него не было матери, которая руководила бы им, и никого, кто бы указывал ему, что нужно делать. Он был диким, неуправляемым, твердолобым девятилетним ребенком, когда на «его» остров вдруг явился сводный брат.

— И что же-война?-с улыбкой спросила Фил. Брэд беспечно отмахнулся.

— Да нет, детская вражда. Естественно, Джек ненавидел своего сводного брата. Он был чужим. Джек привык к своей единоличной власти на острове.

Арчер сказал ему, что волноваться не стоит. Он сказал, что мальчик «немного не в себе». Он останется на острове. Но никогда ноги его не будет в Даймонд-Хед или на ранчо в Гонолулу. Так и было. Конечно, люди знали о нем, но прошли годы, и он был забыт, а те, кто вспоминали о нем, говорили: «Ах да, у него, кажется, был еще один сын. Он, правда, немного сумасшедший. Арчер Кейн держит его на Калани для его же пользы».

Дрожь пробежала по спине Фил, когда она слушала этот бесстрастный рассказ. Она подумала, что Арчер Кейн — чудовище.

— А что произошло с мальчиком?-спросила она.

— О, Джек рассказывал, что он был пятилетним мальчиком, маленьким и хрупким, с широко распахнутыми глазами. Он рассказывал что мальчишка был очень похож на обезьяну. Так он и прозвал его.-Брэд засмеялся, наслаждаясь забавной ситуацией. — Обезьянка. Джек сказал, что превратил его жизнь в настоящий ад на несколько лет, а потом на острове что-то случилось и ребенок исчез. Никто не знал, где он. Все подумали, что он стащил лодку и утонул в шторм.

— Как Лаилаи, -поражение сказала Фил.

— Это смешное сравнение, -резко сказал Брэд. — Мальчик сделал какую-то глупость. Тихий океан огромен и полон опасностей. Ему нужно было думать головой.

— А что, если он не утонул? Что, если он все еще жив? Что бы ты сделал, Брэд, если бы он вдруг явился и потребовал свою долю ранчо?

— Ты говоришь ерунду, -сказал Брэд.-Он не может восстать из мертвых, уверяю тебя.

— Как ты можешь быть так уверен?-спросила Фил.

— Вокруг Калани множество сильных течений. Много лодок утонуло в этих водах. Тела погибших обычно уносило далеко в море.

Фил показалось, что в его глазах мелькнула тревога, словно он скрывал что-то. Он налил себе брэнди и подошел к окну. Верный доберман Канои поплелся за ним. Брэд посмотрел в облачное, штормовое небо и сказал задумчиво:

— Все это было так давно. Прошлое есть прошлое. Какое теперь все это имеет значение? Арчер и Джек были такими, какими были. Они знали, чего хотели, и получили это.

— А ты знаешь, чего ты хочешь, Брэд?-вдруг с любопытством спросила Фил.

Его задумчивый взгляд встретился с ее глазами.

— Да, -сказал он, -я хочу тебя.

Глава 28

«Дом на Калани был сделан из дерева и покоился на шестах, поднимающих его высоко над землей-от термитов, как я выяснил позже. Деревянная веранда, называвшаяся „ланаи“, полукругом опоясывала его, а крыша была сделана из пальмовых ветвей. Для меня дом был словно из волшебной сказки. Но скоро он стал местом моих ночных кошмаров и бедствий.

Мой сводный брат, Джек О 'Хиггинс Кейн, девятилетний мальчик, был гораздо больше и сильнее, чем я. Он был высоким, очень симпатичным, как и его отец, -та же шапка светлых волос и холодные голубые глаза. Он от природы имел атлетическое сложение и умел делать такие вещи, которым я так никогда и не научился. Он плавал как рыба и катался на лошади без седла. Он мог забираться на самые высокие пальмовые деревья, лазил по ним, как обезьянка, и постоянно кидал вниз твердые, как железо, кокосовые орехи, которые с треском раскалывались на том месте, где я стоял, а мне приходилось отпрыгивать и уворачиваться, опасаясь быть прибитым орехами. Он сбивал из охотничьего ружья консервные банки с расстояния в пятьдесят ярдов. По острову он ходил только босиком и никогда не прокалывал ноги. И орал на слуг так, что они подпрыгивали от неожиданности. Все, что Джек хотел, он получал.

Мне понадобился только один день, чтобы понять — Джек Кейн, мой сводный брат, является моим смертельным врагом. Он пугал меня своими воплями, издевательствами, пренебрежением. Но со мной была Нэнни Бил, и я знал, что с ней я в безопасности. А через несколько дней пришла моторная лодка, и на ней прибыл мой отец Арчер Кейн.

Мы с Нэнни наблюдали, стоя рядом с доком. Джек рванулся от нас. Он подпрыгивал и возбужденно махал руками. Потом он легко нырнул в воду, и мы увидели его плывущим к лодке, блестящим, как рыбка. Когда лодка замедлила ход, он торопливо взобрался на борт. Мы увидели, как он злобно жестикулирует и показывает на нас, и моя грудь внезапно сжалась от нехорошего предчувствия, что он наговаривает на нас с Нэнни.

Лодка причалила, и Джек спрыгнул первым. Он подождал Арчера, и они вместе прошли мимо нас к дому, не удостоив даже взглядом.

— Мистер Кейн, -сердито крикнула им вслед Нэнни Бил, -мне необходимо поговорить с вами об условиях жизни на этом острове. Они непригодны для маленького мальчика.

Мой отец обернулся и посмотрел на нас. Тогда впервые я понял, что означают слова «ледяной взгляд». Меня обдало холодом до самых пяток.. — Условия жизни здесь прекрасно подходят моем .второму сыну, мисс Бил, -сказал он таким же ледяным тоном.-Я не вижу необходимости что-либо менять.-Он помедлил.-Я поговорю с вами через час у меня в офисе.

Нэнни крепко сжимала мою руку, когда мы подходили к офису в назначенное время. Я слышал, как участилось ее дыхание, так бывало всегда, когда она волновалась, и я крепче прижал Фидо к груди, размышляя, как бы ее успокоить. Я сказал:

— Нэнни, а почему бы нам просто не поехать домой? Обратно на виллу «Мимоза»? Мне не нравится здесь.

— Именно это я и собираюсь сказать мистеру Арчеру Кейну, -твердо сообщила она. Но Арчер опередил ее.

— Мисс Бил, -сказал он, безразлично подняв глаза от газеты, -вы немедленно упаковываете вещи. Моторная лодка доставит вас на Большой Остров, а оттуда вы возьмете катер до Гонолулу. Ваш багаж будет ждать вас в Сан-Франциско, равно как и обратный билет до Франции.

Я услышал, как она вздохнула с облегчением и повернулась к нему спиной:

— Прекрасно, мы едем домой, — и мое сердечко подпрыгнуло от радости.

— Вы едете домой, мисс Бил, — сказал мой отец, не отрываясь от газеты, -а мальчик остается.

— Я не уеду без Джонни, -гневно воскликнула Нэнни.-Мы не можем здесь жить. Он не привык к такой дикости. Его мать хотела, чтобы он жил на вилле «Мимоза», она поручила мне заботиться о нем. Я настаиваю, чтобы мальчик ехал со мной.

В ожесточении, она стукнула кулаком по столу.

— Мне кажется, вы забыли, мисс Бил, что его мать умерла, -сказал Арчер, внезапно разозлившись. — И это мой сын. Идите упаковывайте вещи и будьте у причала через час.

Он взглянул на меня и решительно сказал:

— Никаких прощаний. Мальчик останется здесь, пока вы не уедете.

— Нэнни!-воскликнул я, прижимаясь к ней. Но она была побеждена и понимала это.

— Будь храбрым мальчиком, Джонни, — со слезами шепнула она мне.-Кушай хорошо и расти большим и сильным. Когда тебе будет совсем плохо, вспомни, что я думаю о тебе и что Бог всегда помогает добрым людям. Не забывай меня, Джонни, -сказала она на прощанье, целуя меня в щеку.-Я буду ждать тебя там, на вилле «Мимоза», и надеяться, что ты когда-нибудь вернешься.

Но сердце мое упало, когда я смотрел, как она уходит. Я понимал, что пройдет очень много времени, прежде чем я смогу увидеться с ней.

Джей Кейн поставил себе целью превратить мою жизнь в ад. И только гораздо позже я узнал, почему он так ненавидит меня. Мой ревнивый сводный брат знал обо мне гораздо больше, чем я сам.

Он начал скромно, с мелочей: подкладывал огромных волосатых пауков мне в постель, заставлял меня есть извивающихся мучных червей и мазал меня с ног до головы красной краской, превращая в индейца. Он жестоко смеялся надо мной, потому что на острове мне было нечем смыть краску, и он знал, что я буду ходить с этим красным лицом, пока не раздеру себе кожу до крови, расчесывая раздраженные места.

Он скармливал мой обед свиньям у меня на глазах, и я ходил полуголодным. Он привязывал леску между деревьями и, когда я беспечно бежал и падал, смеялся надо мной. Он заводил меня далеко в лес, и я попадался в ямы-ловушки, которые он специально выкапывал. Он держал меня там почти до темноты, пока слуга не шел искать меня. Он пробирался по ночам ко мне в комнату, и я открывал глаза и видел, как он потешается надо мной, прижимая лезвие ножа к моему горлу:

— Однажды я убью тебя. Обезьяна, -злобно шептал он. Я чувствовал струйки крови, текущие по шее, и верил, что он сделает это.

Я вырос под градом его постоянных насмешек над моей худобой и лицом и жил в тревожном ожидании очередных его издевательств.

Он был неутомим в своей ревнивой ненависти. Он был королем в своих владениях и хотел, чтобы так было всегда.

Когда Нэнни Бил уехала, я остался совсем один, некому было позаботиться обо мне. Но среди слуг была одна девушка, Малуйя, к которой мой отец благоволил. Она была смешанных кровей-китайской и полинезийской, такая красивая, добрая, с мягким голосом и очень нежная. Ее имя, Малуйя, означало «утешение», и она рассказывала, что так назвала ее мать, бедная женщина, у которой уже было много детей, в надежде, что это имя поможет ребенку в жизни. К сожалению, надежды ее не оправдались. Пережив семейные катаклизмы, она осталась одинокой и бездомной, когда ей было всего тринадцать лет.

Кожа Малуйи была прелестного золотого оттенка, и она ходила с грацией гавайской женщины. Она носила кремовые бутоны роз вплетенными в длинные черные волосы и пахла лилиями и свежестью. Ей было двадцать, когда Арчер купил ее, после того как она с четырнадцати лет работала в портовом публичном доме, где он и нашел ее. Теперь она была «персональной служанкой» и благодарила своего господина за то, что он вытащил ее из грязного болота, в котором она жила. У нее было милое овальное личико и блестящие миндалевидные глаза цвета светлого ореха, а рот ее был нежным, как лепестки роз. Она была необразованной красивой и доброй. И слишком хорошей для человека вроде Арчера Клейна.

Я знаю, что она боялась его, хотя он не относился к ней плохо, скорее, просто не замечал ее. Она была нужна, когда ему хотелось удовлетворить свои потребности. В Гонолулу Арчер жил как подобает богатому джентльмену из высшего общества, у которого был целый гараж машин, собственная яхта, моторные лодки, поместье Даймонд-Хед, крупные приемы и вечеринки. Но на Калани он превращался в «хозяина» и вел себя соответственно.

Малуйя была свидетелем ежедневных жестоких шуток Джека. Она подслушала, как он говорил мне. что отец ненавидит меня и никому нет дела, жив я или уже умер. Джек сказал, что я чужак, это-его территория, и что я-вечный должник его отца и пользуюсь вещами, которые мне не принадлежат. «Даже пища, которую ты ешь, принадлежит мне. Обезьяна», -шипел он, а Малуйя в это время сочувственно смотрела на меня, не смея сказать ни слова.

Но поздней ночью, услышав мои горькие рыдания, она пришла ко мне, села на край кровати и. обняв, прижала к себе.

— Бедный Джонни, -шептала она с певучим акцентом.-Бедный, бедный малютка Джонни. Это все неправда. Знай, что я беспокоюсь о тебе. И Нэнни Бил все время думает о тебе. Смотри-ка, и Фидо тоже заботится о тебе. — Она дала мне в руки игрушку и, закутав меня в простыню, прижалась к моему уху и прошептала:-Не бойся, Джонни, я никому не позволю обижать тебя.

Малуйя взяла меня под свое крылышко, пригрела, как раненого воробышка. Но, увы, ей тоже за это досталось. Я подслушал, как она говорила отцу, что Джек третирует меня и вовлекает в опасные игры, где я неизменно оказываюсь побитым и израненным.

— Джонни ведь совсем ребенок, -говорила она. Я подглядел в щелку и увидел, как Арчер грубо толкнул ее. Он не хотел ни слова слышать о том, что Джек плохой, и она поняла, что его вовсе не заботит, что Джек третирует меня.

Джек имел свободу издеваться надо мной, зная, что я никак не отвечу на это. И бедный, маленький ребенок, которым я был, не мог противостоять ему. «Будь храбрым», — сказала мне Нэнни Бил, и я действительно хотел стать храбрым.

Джек заставлял меня взбираться на сорокафутовую кокосовую пальму, не объяснял, как это нужно делать, и хохотал, когда я в кровь обдирал кожу на пуках и пятках, съезжая с той высоты, которой достиг. Он заставлял меня прыгать с высоких каменистых утесов, что не составляло труда сделать девятилетнему, но было невозможно для такого крохи, как я. Когда я срывался с высоты, закрыв глаза, меня сопровождал его издевательский смех. Он смеялся еще больше, когда я лежал в постели, мучаясь от боли, которую причиняли жестокие ушибы и раны.

Однажды утром я проснулся с обычным чувством тоски, готовя себя к его новым проделкам. Я потянулся, как всегда, за моим другом Фидо. Посмотрел под простыней. Слез и заглянул под кровать.

Я услышал, как Джек смеется, стоя на веранде, и понял, что он украл мою собаку. Страх сменился яростью, когда я выбежал в ночной рубашке к нему. Он сидел на перилах веранды, подбрасывая Фидо в воздух и ловя его небрежно то за ухо, то за ногу, и насмешливо улыбался мне.

— Хочешь, чтобы я отдаЛ его?-спросил он.-Ну, иди возьми.

Я рванулся к нему, но он перелез через перила и пошел, спокойно удаляясь от меня. Я перелез вслед за ним, но он побежал.

— Если поймаешь меня. Обезьяна, получишь его назад, -кричал он, болтая Фидо в воздухе.

Я бросился за ним, слишком взволнованный, чтобы думать о безопасности, и преследовал его, продираясь сквозь кусты, по острым камням. Собака была единственной моей вещью. Для меня она символизировала мою прежнюю жизнь на вилле «Мимоза», Нэнни Бил и мою сладкую ежедневную скуку. Фидо был моим уже тогда, когда я еще не знал о страхе и зле, которыми полон мир. Прежде, чем я понял, что нужно быть «храбрым». И я любил Фидо безмерно.

Когда я наконец догнал Джека, он стоял на камнях у обрыва, все еще держа Фидо за голову.

— Ты ничтожество. Обезьяна, -торжествующе сообщил он.-Тебе никогда не купят настоящую собаку, потому что ты слишком глуп. чтобы знать как ухаживать за ней. Поэтому Нэнни всучила своему чертову мальчишке-коротышке-описаны-штанишки игрушечного пса, набитого опилками. А ты так глуп, что держишь его за настоящего.

Я рванулся к нему, но он оттолкнул меня, поймав за грудки и швырнув на камни, об которые я разбил голову. Вне себя от боли и злости я вскочил на ноги и бросился к нему опять, чтобы попытаться отнять собаку.

Он легко перепрыгнул на другой камень. Его голубые глаза насмешливо смерили меня, и он поднял Фидо над водой.

— Ну-ка, посмотрим, какой ты у нас храбрый, Обезьяна, -закричал он, смеясь.-Если ты так любишь своего пса с опилками, достань его.

И он бросил Фидо в океан.

А я, бедняга, прыгнул за ним.

Джек знал, что я не умею плавать и Фидо мне не достать. Через несколько минут он выловил меня, захлебывающегося, из воды, когда я уже порядочно ее, наглотался. Просто мой сильный и жестокий брат очень хорошо помнил, что нельзя давать мне умереть раньше времени.

Он знал, что нужно подождать еще тринадцать лет, когда он и его отец смогут наложить лапы на мое наследство. Эти тринадцать лет были еще впереди, и они представлялись мне как один сплошной кошмарный сон.

Вдруг пришло неожиданное избавление. Арчер решил, что Джеку нужно вернуться в школу.

— Чтобы управлять ранчо Канои, нужно знать больше, чем просто уметь скакать на лошади, -сердито говорил он поникшему Джеку.-Мы держим слуг, чтобы они умели это делать. Как ты, черт побери, собираешься управлять хозяйством, когда меня не станет? Ты закончишь школу и колледж, тогда я смогу доверить все тебе.

А когда Джек упрямо стал возражать, отец усмехнулся:

— Ты сделаешь, как я приказываю, сын, или я отдам ранчо Обезьяне.

После этого протесты утихли. Джек знал. что его отец способен на все, особенно если выпьет, и понимал, что нужно действительно учиться управлять ранчо. Я знаю, что он хотел получить его всеми фибрами души. Я бы сказал «всем сердцем», но у Джека не было сердца. Он уехал в школу в Гонолулу, а я остался с Малуйей и слугами.

Мне было уже почти шесть лет, но я все еще был ребенком, когда Малуйя привела меня к Кахану, молодому гавайцу, конюху на ранчо. Он также ухаживал за породистыми псами, специально содержавшимися на острове.

Кахану было около тридцати. Он был мускулист, широкоскул, с блестящей темной кожей, шапкой густых черных волос и узкими глазами. Малуйя сказала, что он-самый красивый мужчина, которого она встречала. Она никому не доверяла, а мне раскрыла свой секрет: она была влюблена в Кахану, но боялась гнева Арчера. Я тоже его боялся, но теперь понял, что она боится его потому, что была его наложницей, его собственностью. Малуйя умоляла Кахану помочь мне. — Сделай, чтобы Джонни был сильным, как ты, — просила она. — Научи его всему, что ты знаешь, потому что он может умереть.

Она грустно посмотрела на меня, видя во мне такого же, как она, страдальца.

Кахану усадил меня на пони без седла. Я сползал набок и не знал, что делать. «Сиди прямо, -учил он, — сожми колени». Я качался взад и вперед, пока пони медленно шел по берегу. Но вскоре я перестал бояться и начал оглядываться вокруг. Сидя прямо, я помахал Кахану и Малуйе, и они засмеялись и тоже помахали мне. И впервые я почувствовал счастье.

Кахану помогал мне учиться скакать по площадке, и каждое утро, как только солнце поднимало меня, я бежал туда. Я без устали трудился, подражая ему, ухаживая за лошадьми, чистя стойла, подметая загон. Я обожал моего нового друга и, затаив дыхание, смотрел, как он чистит кольт.

Я всюду ходил за ним по пятам. Он позволял мне есть со слугами, сидя на земле, пальцами отправляя в рот сладкие картофелины и бананы. А совсем поздно вечером, я, усталый, засыпал на сеновале в моем тайничке.

Шли месяцы, а Джек не возвращался. Малуйя рассказала, что Арчер отправил его в школу в Америку. Он отставал в учебе, и ему не позволяли приехать на остров, пока он не исправится. Я обрадовался, когда она сказала мне это, и стал приплясывать на полу комнаты от восторга. Я все рассказал Кахану.

— Тогда нечего тратить время, Джонни, -сказал он.-Не думай, что ты все время будешь разъезжать на лошадях и маленьком пони по острову. Нет, сэр, я научу тебя, как быть мужчиной. Когда этот мерзавец Джек вернется домой, ты сможешь дать ему отпор. И победишь его.