Азали стали узнавать на улицах. Теперь она уже не могла позволить себе роскошь гулять пешком, приходилось ездить на лимузине. Отсутствие свободы раздражало ее, и по воскресеньям она старалась вырваться к кому-нибудь из друзей на Лонг-Айленд: Азали отдыхала на природе, плавала, играла в теннис, загорала. Я диву давалась, откуда у девочки столько энергии.
      В том году в Нью-Йорке проходила Международная ярмарка. Город был наводнен зарубежными гостями. Почти каждый день Азали принимала за кулисами представителей иностранных делегаций. Эйва Адэр была, по сути дела, одним из главных экспонатов на ярмарке – молодая, обворожительная, веселая – одним словом, настоящая американская звезда. Их дружба с Джеки длилась уже около двух лет, и ни разу за это время у нее не было приступов депрессии. Казалось, она совсем забыла о врачах, санаториях, однообразных процедурах, режиме дня.
      Однажды в октябре я зашла за кулисы. Ко мне подошел администратор театра и сказал, что какие-то незнакомые ему высокопоставленные русские добиваются встречи с мисс Адэр. Я побледнела и дрожащим голосом попросила выяснить, кто это такие и какую организацию представляют. Администратор ответил, что это члены какой-то правительственной делегации, прибывшей в Нью-Йорк на конференцию, а возглавляет группу некий Григорий Соловский.
      В тот же миг я вспомнила тесный, набитый до отказа вагон, лица попутчиков-крестьян и суровый взгляд красного командира, устремленный на маленькую Ксению. Он спросил, как ее зовут, и девочка ответила «Азали О'Брайен». А потом я вспомнила ту страшную ночь в лесу под Барышней, когда Григорий Соловский увез от нас Алексея… увез навсегда. Двадцать лет я с ужасом ждала этого момента, и вот он наступил: русские вышли на наш след.
      За моей спиной раздался голос Азали:
      – Конечно, я встречусь с ними. Как интересно, Мисси, наконец-то я поговорю с настоящим русским.
      – Может быть, не стоит, – пыталась было возразить я, но в этот миг на пороге артистической появился сам Соловский. Он почти не изменился за эти двадцать лет, только в лице появилось больше уверенности. Конечно, тогда, в семнадцатом году, он был еще молодым человеком, и мне удалось заставить его поверить в мою легенду; теперь передо мной стоял высокопоставленный советский военный в щегольской форме, с ромбами в петлицах, с шевронами на рукавах. С волнением я стала заглядывать ему за плечо, надеясь, что вместе с ним пришел Алексей.
      Я стояла в дальнем углу уборной, и пришедшим было трудно разглядеть мое лицо. Впрочем, я их вовсе не интересовала – им нужна была Эйва Адэр. Соловский галантно поцеловал ей руку и произнес:
      – Спектакль произвел на нас такое впечатление, что мы сочли своим долгом лично засвидетельствовать вам свое восхищение. Спасибо вам большое, мисс Адэр, – ваш талант просто потряс нас.
      Еще минут пять Соловский непринужденно болтал с Азали на светские темы, а потом, глядя ей прямо в глаза, произнес:
      – У меня такое ощущение, что мы с вами уже встречались, мисс Адэр. Ваше лицо мне знакомо.
      – Неужели? – заинтересовалась Азали. – Где же мы могли встречаться?
      Я поняла, что она может наговорить лишнего и, встав между Азали и Соловским, быстро проговорила:
      – Извините за бестактность, господа, но Джеки очень просил тебя как можно скорее приехать в клуб «Сторк»: там уже все собрались: Кол, Дик…
      Соловский окинул меня взглядом, и я поняла, что он узнал меня.
      – Это моя мать, миссис Эбрамс, – представила меня Азали. – Извините, господин Соловский, но мне действительно пора убегать. Может быть, встретимся в другой раз?
      Григорий поклонился и сказал:
      – Что ж, буду очень рад… – При этом он не сводил с меня глаз. Потом подошел ко мне, поздоровался за руку и тихо – так, чтобы не услышали его спутники – прошептал: – Мы ведь с вами знакомы, не так ли, миссис О'Брайен?
      Я не знала, что ответить. Мне казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди от страха.
      – Нам надо поговорить, – прошептал Соловский.
      Я совсем растерялась: что, если это ловушка? Вдруг где-нибудь за углом стоят агенты НКВД, готовые по первому слову комкора схватить нас? Соловский прочитал мои мысли и с улыбкой сказал:
      – Не бойтесь. Мы будем беседовать с глазу на глаз. Без свидетелей.
      Я кивнула. Мы договорились встретиться через полчаса в моем номере.
 
       Нью-Йорк
      Григорий Соловский узнал бы лицо Мисси из тысячи– он не мог простить себе ту слабость, которую допустил тогда, двадцать лет назад, в поезде. Что же произошло с бдительным краскомом в тот морозный зимний день? Как мог он позволить обмануть себя? Григорий прекрасно помнил, что крестьянское чутье подсказывало: эта девушка лжет, но он почему-то испугался оказаться в неловком положении. Спохватился лишь в Петрограде, когда Дзержинский рассказал ему все подробности, связанные с исчезновением обоих детей князя Михаила и его матери. Вот тогда-то Григорий и понял, что совершил роковую ошибку, но что он мог сделать? Признаться «железному Феликсу», что проворонил наследницу? За такие просчеты могли расстрелять без суда и следствия. Выдать им тайну Алексея? Но он слишком привязался к мальчику и ради любви к нему готов был пойти на маленькую сделку с партийной совестью. Да, Россия задыхалась без миллиардов Ивановых, но Григорий все равно не мог пожертвовать ради этого своим приемным сыном. Конечно, узнай об этом Ленин, он обозвал бы Григория мягкотелым ренегатом и политической проституткой, но мнение вождя в данном вопросе мало интересовало Соловского.
      Лицо Эйвы Адэр показалось Григорию знакомым, но только когда он увидел Мисси, все окончательно встало на свои места: Соловский понял, что перед ним стоит сестра Алексея Ксения Иванова собственной персоной. Живая и здоровая и такая же прекрасная, как ее покойная мать.
      Поднимаясь на лифте в номер Мисси, Григорий думал, что эта женщина – единственный человек, знающий о том, что той ночью он подобрал Алексея. Если он поведет себя достаточно умно, у России появится еще один шанс вернуть несметные богатства князей Ивановых.
      Мисси ждала его, сидя в кресле; на столике стоял чайный сервиз. Внешне женщина была совершенно спокойна, но опытный взгляд Григория сразу же заметил, что зрачки ее темных глаз расширены – выходит, она боялась этой встречи.
      – Вот мы и снова встретились, – обратился он к Мисси по-русски.
      Она покачала головой.
      – Я уже много лет не говорила на вашем языке, краском… простите, комкор Соловский…
      Григорий сел напротив Мисси в мягкое, обитое розовым бархатом кресло и, положив ногу на ногу, продолжил по-английски:
      – За эти годы, как вы, наверное, уже могли заметить, я овладел английским, так что обмануть меня во второй раз вам не удастся.
      – Полагаю, что и вам не удастся обмануть меня, – спокойно парировала Мисси.
      Их взгляды встретились.
      – Получается, что мы с вами квиты, – сказал Соловский. – У вас один ребенок князя Михаила, у меня – другой.
      Мисси молча налила чай. Григорий улыбнулся: эта женщина была настоящим борцом, а он всегда уважал борцов.
      Мисси поставила чашку перед ним, предложила лимон и сахар.
      – Пожалуйста, расскажите об Алексее, – попросила она.
      – У меня было два пути: я мог пристрелить мальчика и оставить его на съедение волкам в зимнем лесу, а мог захватить его как ценную добычу – еще бы, сын князя Иванова—пленник краскома Соловского. Но был еще третий путь: воспитать княжеского сына, как простого крестьянского мальчика.
      Григорий подробно рассказал ей о себе: как он рос в маленькой сибирской деревушке, как впервые увидел направлявшегося в ссылку Ленина, как скромная учительница в Новониколаевске научила его грамоте, как учился он в Петербурге, как служил в армии, как боролся против царизма…
      – К тому времени у меня уже был один сын, – проговорил Григорий своим густым басом, – но я решил усыновить этого мальчика.
      Я дал ему новое имя – Сергей. Он ходил за мной повсюду, как щенок. В глазах его светилась благодарность– не за то, что я спас ему жизнь, а за то, что я отомстил за надругательство над его матерью. Ни разу не заговаривал он о своей семье, о своем детстве и по мере сил старался привыкнуть к нашему образу жизни. Мальчик хорошо учился, много занимался спортом.
      Вскоре мы переехали из Белоруссии в Москву, где я получил назначение в наркомате обороны.
      Много лет я не возил его в Ленинград. Боялся, что места, знакомые с детства, могут вызвать нежелательные ассоциации, и это пагубно скажется на наших отношениях.
      Сергей окончил Московский университет, а потом, вопреки ожиданиям многих, поступил в Военную академию. Сейчас ему двадцать семь лет, он красный офицер, член партии, верный ленинец. О прошлом даже не заговаривает– прошлое давно забыто.
      Я горжусь тем, что мне удался этот опыт, – спокойным голосом произнес Григорий. – И я горжусь своим сыном Сергеем. Можете себе представить мое удивление, когда сегодня вечером я совершенно случайно встретил вас и понял, что нашел то, вернее, ту, которую столько лет искала наша разведка. Впрочем, нельзя сказать, чтобы поиски велись планомерно: ведь не было доказательств того, что Ивановым удалось бежать. Это известно только нам двоим. Но НКВД все-таки надеется, что Ивановы живы. Вы ведь сами понимаете, что Советскому Союзу нужны наследники князя.
      Крепко сжав дрожащие от волнения руки, Мисси спросила:
      – И вы собираетесь им все рассказать? Соловский улыбнулся.
      – Можно еще чайку? Как здесь у вас уютно – камин, мягкие кресла… Прямо как на старой русской даче.
      Пока Мисси наливала чай, Григорий внимательно следил за выражением ее лица. Эта женщина умела скрывать свои чувства, но он знал: она боится его.
      – Мы с вами уже выполнили свой долг по отношению к нашим «детям», – проговорил Григорий. – Больше мы не можем дать им ничего: и Эйва, и Сергей достигли таких высот, о которых мы, в общем-то, и мечтать не могли. Скажу больше: они не добились бы таких успехов, будучи детьми князя Михаила и княгини Аннушки. Сергей может по праву гордиться своими достижениями – ведь он достиг всего своими собственными силами. Выходит, я не зря поставил этот опыт? Да и вам удалось очень много: посмотрите, какого успеха добилась Ксения.
      Григорий положил руки на стол и, постукивая костяшками пальцев по полированному дереву, проговорил:
      – Вы умная женщина, Мисси, и должны понимать, что произойдет, если я сейчас сниму трубку и позвоню в НКВД. Вам, должно быть, известно, что агенты советской разведки рассеяны по всему миру – в Нью-Йорке их тоже немало.
      Мисси побледнела, как полотно, Соловский с довольным видом ухмыльнулся: вот теперь-то можно было поторговаться.
      – Я мог бы силой отнять у вас Эйву, – медленно протянул он. – Я мог бы передать ее нашему правительству и получить за это очередное повышение по службе – ведь, захватив Ксению Иванову, Советская Россия получила бы доступ к миллиардам ее предков. – Соловский сделал небольшую паузу. Несколько секунд он молча смотрел на Мисси, как ястреб на воробья. – Но я вижу, что вы любите Ксению, как свою родную дочь, – продолжил он наконец. – И мне не хочется причинять вам боль. Предлагаю заключить договор. Мне давно уже хотелось сделать что-нибудь приятное для Сергея. Вот я и подумал: почему бы не подарить ему радость встречи с родной сестрой? Если вы дадите согласие на поездку Эйвы в Россию – всего на несколько недель, – я, со своей стороны, обещаю никому не раскрывать тайну Ивановых. Уладить формальности не составит большого труда: мы организуем «культурный обмен» или что-нибудь в этом роде – поездка знаменитой актрисы по крупнейшим городам СССР, встречи с деятелями культуры, концерты, просмотр фильмов с участием Эйвы. Со своей стороны я сделаю все, чтобы обеспечить безопасность Ксении.
      Снова, как двадцать лет назад, в том самом поезде, Мисси почувствовала, что настал решительный момент в судьбе Ксении. Усилием воли Мисси заставила себя победить страх, выйти из оцепенения. Она с ужасом поняла, к чему пытается склонить ее этот русский генерал: его план был коварен и жесток. Как только несчастная Азали пересечет границу Советского Союза, она окажется в ловушке. Вместо концертов и встреч с деятелями культуры бедную девушку ожидают застенки НКВД. Кремль завладеет несметными сокровищами Ивановых, а Алексей даже не узнает о трагической судьбе сестры. Ксения подпишет бумаги и, скорее всего, будет расстреляна без суда и следствия, а Григорий убьет двух зайцев одним выстрелом: принесет пользу Отечеству и сохранит «сына». Но тут Мисси вспомнила, что у нее оставался один козырь.
      – Я прекрасно понимаю, к чему вы клоните, господин Соловский, – проговорила она. – Но я не могу дать согласие на поездку Эйвы в Россию. Что же касается ваших угроз, то мне они не страшны.
      – Не страшны? – переспросил Григорий, поднимаясь с кресла. – Вы что же, полагаете, НКВД не в силах расправиться с вами?
      – Вы забыли, где вы находитесь, Соловский. Америка—демократическая страна, и здесь не принято действовать угрозами и запугиванием. Эйва Адэр – знаменитая актриса. Если с ней что-нибудь случится, разразится международный скандал. Соловский пожал плечами.
      – Россия привыкла к скандалам. Мы уже двадцать лет живем среди враждебного окружения.
      – Но вы забыли об одном обстоятельстве, Соловский, – проговорила Мисси, глядя ему в глаза. – Мне известно, что стало с Алексеем Ивановым. Так вот, знайте, что я немедленно сделаю официальное заявление в присутствии свидетелей и, заверив его у нотариусов, положу в банковский сейф. Если с Эйвой что-нибудь случится, заявление будет тотчас же предано гласности. Вам и вашему «сыну» не поздоровится.
      Соловский злобно посмотрел на Мисси. Он понял, что проиграл: она нашла его ахиллесову пяту. Все планы комкора рассыпались в прах.
      Тяжело вздохнув, он опустился в кресло.
      – Мне нечего возразить вам, Мисси. Вы сами прекрасно понимаете, что ради Алексея я готов пожертвовать всем. Брату и сестре не суждено встретиться. Алексей Иванов будет жить своей жизнью, Ксения Иванова – своей. Больше нам говорить не о чем.
      – А как же те миллиарды, обладать которыми так стремится Россия? – с дрожью в голосе спросила Мисси. Она подумала, что агенты НКВД способны на все. Если не удастся захватить Ксению живой, то они могут постараться уничтожить ее.
      – Советую вам держать язык за зубами, – процедил Григорий. – Гарантировать ничего не могу. Впрочем, шансы у вас есть. Ведь не нашли же вас наши агенты на протяжении двадцати лет.
      Он поднялся и, с улыбкой посмотрев на Мисси, признался:
      – Еще тогда, в поезде, я понял, что вы – крепкий орешек.
      Разговор был закопчен, но перед тем, как распроститься с Соловским, Мисси нужно было задать ему еще один вопрос.
      – Пожалуйста, расскажите мне, что случилось с князем Михаилом, – выдавила она.
      – Князя застрелили взбунтовавшиеся крестьяне. Потом они сожгли усадьбу, и его тело сгорело в огне.
      Вдруг за дверью послышались шаги. На пороге комнаты появилась Азали. Она была бледная, как полотно.
      – Извините, что я прерываю вашу беседу, – произнесла она слабым голосом. – Я вернулась домой пораньше. У меня ужасно болит голова.
      – Пожалуй, мне пора, – проговорил Соловский, кланяясь Азали и Мисси. – До свидания, леди.
      Мисси долго смотрела ему вслед – ей очень хотелось надеяться, что свидание с Соловским никогда не произойдет.
      Мисси обернулась к Азали: девушка стояла, прислонившись к дверному косяку, сжимая ладонями виски. Наверное, она поняла всю двусмысленность слов этого русского военного. В глазах ее бился немой крик. Лишь один раз Мисси видела Азали в таком состоянии – когда на глазах девочки пули изрешетили О'Хару. В тот раз она кричала от ужаса – сейчас хранила гробовое молчание. Мисси с ужасом поняла, что болезнь возвращается.

ГЛАВА 42