Достояние леди

      – Партнеры?
      – Да, Джорджо и Энрико Ориконне – хозяева того самого ресторанчика, в котором мы сегодня обедали. Тебе надо обязательно познакомиться с ними, Мисси – такие милые ребята! Итальянцы так любят детей. Видела, как обращались официанты с Азали? Но этим ребятам просто необходим такой человек, как я. Ты только не подумай, что я буду у них на побегушках, нет—я тоже вложил в это дело немало средств. Вот увидишь, Мисси, я скоро разбогатею! Все! Надоело таскать кружки с пивом с утра до ночи! Отныне я – бизнесмен.
      О'Хара немного помолчал и спокойным тоном продолжил:
      – Я поклялся, что моя жена не будет жить в этих паршивых комнатушках за пивной. Увы, матери моей так и не суждено было выбраться оттуда… И теперь со всей ответственностью я хочу сказать, что купил этот дом для тебя, Мисси, для тебя и Азали, для вас и наших детей. Ответь же мне: согласна ли ты стать моей женой?
      Мисси в растерянности покачала головой; какая добрая душа скрывалась за грубой внешностью О'Хары! Он был так благороден, так щедр и, вместе с тем, так наивен. Мисси закрыла глаза и представила себе, что будет, если она ответит сейчас согласием на предложение этого человека. Да, все это будет принадлежать ей – и просторный дом, и десятки акров земли. Она обставит комнаты новой мебелью, развесит по стенам картины, расставит всюду вазы с живыми цветами. Да, Мисси могла представить себе, что этот дом перейдет в ее собственность, более того – она могла даже вообразить саму себя, сидящую на террасе возле колыбели младенца, еще одного ребенка. Но в этой картине не было места О'Харе – в памяти Мисси встала безрадостная картина семейной жизни Розы Перельман, и она снова покачала головой. По щекам ее потекли слезы, и О'Хара осторожно вытер их ладонью…
      – Что же, – проговорил он. – Можешь ничего не говорить: и так все ясно. Но знай, Мисси О'Брайен, никогда– слышишь, никогда – Шемас О'Хара не согласится впустить в этот дом другую девушку. Я буду ждать, Мисси, и, видит Бог, дождусь дня, когда ты надумаешь сказать «да». И, когда этот день наступит, Шемас О'Хара станет самым счастливым человеком в Нью-Джерси.
      Обратно ехали молча… О'Хара не смеялся, не балагурил – все веселье с него как рукой сняло, и Мисси думала, что в этом виновата она. Ей не хотелось обижать этого человека, но разве давала она ему хоть один повод считать, что она станет его женой? На горизонте появились очертания Манхэттена; Мисси смотрела вдаль и думала, что жизнь ее только начинается, что впереди наверняка будет что-то большое и настоящее… Но тут она вспомнила, что через несколько недель салун О'Хары закроется, и она останется на улице без каких бы то ни было средств к существованию.

ГЛАВА 21

      Стоял холодный февральский день. Зев сидел у окна своего ломбарда и смотрел на прохожих – подняв воротники, кутаясь в теплые шарфы, они спешили по Ривингтон-стрит. Была пятница, и клиенты ломбарда пришли к Зеву, чтобы взять на время—до утра понедельника – сданные под залог воскресные наряды. Зев говорил в шутку, что его заведение похоже, скорее, на гардероб, чем на ломбард – большую часть времени праздничная одежда жителей Нижнего Ист-Сайда проводила в шкафах Зева Абрамски, а не на вешалках ее владельцев.
      Зев еще раз взглянул на часы – Мисси запаздывала. Она приходила к нему каждую неделю, возвращая по частям занятую сумму – то по одному доллару, то по два. Зеву очень не хотелось брать с нее эти деньги. Он прекрасно понимал, что она едва сводит концы с концами, но девушка настаивала. Если бы он попытался отговорить ее возвращать эти доллары или повременить с возвратом долга, она бы, наверное, очень обиделась.
      Зев сидел у окна и радовался, что у него есть хотя бы такая возможность видеть Мисси – пусть только раз в неделю, пусть всего на несколько минут, пусть беседа ограничивалась несколькими общими фразами: «Добрый вечер, Мисси», «Как у вас дела?» – Абрамски был рад и этому. Он напряженно вглядывался в фигуры прохожих, ища в толпе девушку, о которой мечтал все вечера за фортепиано. Стоило ему чуть прикрыть глаза – и в памяти всплывала ее стройная фигура, каштановые волосы с золотистым отливом, глядящие в душу фиалковые глаза, нежный рот…
      Абрамски глубоко вздохнул и поправил свой новый галстук. Он пытался убедить сам себя, что принарядился по случаю субботы, но на самом деле причиной этой траты – галстук был куплен в одном из самых дорогих магазинов—было не столько благоговение перед Днем Седьмым, а тот трепет, который испытывал молодой еврей при виде этой девушки.
      Зазвонил звонок. На пороге появилась миссис Липкин с Кэнел-стрит; она пришла в ломбард за субботней скатертью.
      – Что-то вы сегодня припозднились, миссис Липкин, – протянул Зев, отдавая женщине скатерть и пряча в ящик конторки принесенные ею деньги. Как хотелось ему, чтобы она ушла поскорее – пока в ломбард не пришла Мисси.
      – Вы тоже, смотрю, засиделись допоздна, мистер Абрамски, – ответила миссис Липкин. – Что касается меня, то я ждала сына. Как только он пришел и принес мне денег, я отправилась к вам… Время уже позднее, мистер Абрамски, скоро четыре. Не пора ли закрываться? Ведь наступает суббота.
      – Знаю, знаю, миссис Липкин, – недовольно процедил Зев.
      Удивленная женщина поспешила к выходу. Она ни разу не видела Абрамски, обычно такого вежливого и учтивого молодого человека, в таком настроении.
      Большие стенные часы показывали без одной минуты четыре. Зев с тревогой посмотрел в окно. Темнело. По всем правилам он был обязан прекращать работу и закрывать ломбард. Но вдруг она где-нибудь задержалась, вдруг она уже бежит по Ривингтон-стрит, чтобы вернуть ему очередной доллар? Абрамски решил подождать еще немножко.
      В десять минут пятого он запер входную дверь на ключ, повесил табличку «Закрыто» и с понурым видом поплелся в свою комнатушку. За все эти месяцы Мисси еще ни разу не опаздывала. Зев понял, что она просто не смогла прийти. Но что же случилось? Ему было известно, что на прошлой неделе О'Хара закрыл свой салун – значит, Мисси осталась без работы, у нее просто нет денег…
      Надев черное пальто и шляпу, Зев вышел на улицу и поспешил к синагоге. В эту субботу он не стал долго задерживаться в обществе празднично одетых единоверцев и вскоре вернулся домой.
      Зайдя в свою комнату, Абрамски зажег субботние свечи в тех самых серебряных подсвечниках, что были привезены из России, и сел за стол, думая о Мисси. Она уже успела отдать ему восемнадцать из тех пятидесяти долларов, и Зев знал, что тот день, когда она отдаст долг, будет днем, когда он увидит эту девушку в последний раз.
      Неожиданно для самого себя Зев резко встал, надел пальто, шляпу и, заперев за собой дверь, вышел на улицу. Ривингтон-стрит была завалена мусором, в воздухе кружились обрывки, служившие уличным торговцам оберточной бумагой.
      Бездомные собаки и кошки, отчаянно визжа и лая, дрались за остатки некондиционных товаров – за рыбьи хвосты, кости, потроха.
      Зев хорошо знал тот дом, в котором жила Мисси; он часто проходил мимо него, чуть замедлял шаг и поднимал голову, надеясь, что девушка появится в окне. На этот раз он не стал ждать – перейдя улицу, он зашел в подъезд.
      Подъезд был завален всевозможным хламом, сломанными стульями, ящиками из-под яблок, пустыми бутылками, старыми газетами, в воздухе пахло мусором и мочой. Из-за обшарпанной двери на первом этаже доносились звуки ругани и женского плача. Откуда-то сверху был слышен детский плач, смех подгулявших мужчин и музыка.
      Брезгливо зажав нос, Зев стал подниматься по лестнице, стараясь не касаться перил, за которые каждый день хватались десятки немытых рук.
      – Как она может жить в таких условиях? – подумал он. – Такая барышня…
      Закашлявшись от волнения, Зев постучал в дверь и стал ждать.
      Виктор громко залаял; зевая и протирая руками глаза, Азали крикнула:
      – Матушка, стучат.
      – Стучат? – удивленно переспросила Мисси, отходя от умывальника. – Интересно, кто это к нам пожаловал?
      – Вот уж не знаю, – рассмеялась Азали.
      Мисси задумалась. Она не ждала гостей. Действительно, кому понадобилось приходить к ней в такой час? У Розы Перельман своих забот хватало, с домовладельцем она рассчиталась сегодня утром. Поправив волосы, Мисси подошла к двери.
      – Извините за беспокойство, – проговорил Зев, учтиво кланяясь и снимая шляпу, – но сегодня вы не пришли ко мне…
      – Простите меня ради Бога, мистер Абрамски, – с виноватым видом произнесла Мисси, – но сегодня я никак не могла прийти. У меня просто не было денег. Видите ли… у меня… у меня нет больше работы… Не будете ли вы так любезны подождать до следующей недели? Я обязательно раздобуду за это время несколько долларов.
      По ее испуганному виду Зев понял – девушка решила, что он пришел потребовать с нее деньги.
      – Что вы, что вы, – стал оправдываться он. – Пожалуйста, не беспокойтесь… Конечно, я готов подождать. Я… я… мне просто очень хотелось увидеть вас.
      При виде его нежного взгляда Мисси невольно сделала шаг назад. Потом, опомнившись, она улыбнулась и произнесла:
      – Да, да, конечно, мистер Абрамски… пожалуйста, проходите.
      Виктор встревоженно зарычал: в доме появился чужой. Азали, сверкая улыбкой, вышла навстречу гостю.
      – Привет, – сказала она. – Меня зовут Азали. А ты кто такой?
      – Абрамски, Зев Абрамски, – представился ростовщик. – Я живу на углу Ривингтон– и Орчард-стрит.
      – Орчард-стрит? – переспросила Азали. – Там живет моя подружка Рэчел Коэн.
      – Что же вы стоите, мистер Абрамски? – проговорила Мисси. – Садитесь, пожалуйста.
      Зев со смущенным видом присел на простой деревянный стул и окинул взглядом комнату. Это был ее дом. Как здесь было чисто: белоснежная скатерть, свежевыстиранные занавески на окнах. На гвозде висело скромное пальтецо и шляпка с искусственными цветами. Кровати не было видно – ее скрывала деревянная ширма. На одной из стен, прямо над раковиной, висело маленькое квадратное зеркало. Вот и все убранство этого скромного жилища. Да, обстановка была очень бедной, но здесь было так уютно, так хорошо: живые цветы на столе, запах дешевого мыла, самодельная настольная лампа с куском розовой ткани вместо абажура. Впервые после отъезда из России Зеву показалось, что он пришел в обжитой, уютный уголок.
      Мисси села за стол напротив Абрамски:
      – Извините, пожалуйста, мистер Абрамски, – сказала она. – Я не ждала гостей. Не хотите ли чашечку чаю?
      – Благодарю вас, не стоит, – покачал головой Зев. – Я пришел, чтобы задать вам один вопрос: не согласитесь ли вы отужинать со мной? Я понимаю, что сегодня уже поздно, но, может быть, в другой день?
      Пальцы Абрамски нервно сжимали поля шляпы, от волнения он стал кашлять. Ошеломленная предложением ростовщика, Мисси молча смотрела на него: ей казалось, что она видит этого человека впервые в жизни. Дрожащей рукой Зев поправил галстук.
      – Конечно, мистер Абрамски, – улыбнулась девушка. – Я с удовольствием составлю вам компанию.
      На лице молодого еврея засияла блаженная улыбка.
      – Вы согласны? Замечательно! Вас устроит воскресенье? – Не дожидаясь ответа, он поспешно добавил: – Значит, договорились? Я зайду к вам в шесть вечера.
      – В шесть? – Мисси кивнула головой. – Хорошо, буду вас ждать.
      В воскресенье, в половине шестого вечера, Мисси отвела Азали к Розе. Потом она аккуратно расчесала волосы, завязала их в пучок, потерла ладонями щеки, наводя румянец, и, надевая шляпку, в десятый раз спросила себя, зачем она приняла предложение Зева Абрамски. Она практически не знала этого человека, хуже того– у нее были с ним деловые отношения: Зев дал ей взаймы пятьдесят долларов, она была перед ним в долгу. Что понадобилось ему от бедной девушки? Зачем он пригласил ее на ужин?
      Ровно в шесть раздался стук в дверь. Поспешно набросив серое пальтишко, Мисси побежала к двери. Ей не хотелось впускать его в дом, когда не было Азали, мало ли что начнут говорить соседи?
      Они вышли на темную улицу. Мисси в своем стареньком, но чистом пальто и Зев, одетый в лучшую субботнюю одежду.
      – Я знаю одно хорошее кафе на Бродвее, – сказал Абрамски, когда они дошли до угла. – К сожалению, в отличие от О'Хары, у меня нет автомобиля. Надеюсь, вы согласитесь прогуляться пешком?
      – Да, да, конечно, мистер Абрамски, – кивнула Мисси. Они пошли по тротуару, причем Мисси обратила внимание, что Абрамски держится от нее на почтительном расстоянии, казалось, он боится случайно дотронуться до девушки.
      Зев и Мисси прошли целый квартал, не сказав ни слова. Молчание становилось тягостным, и Мисси попыталась нарушить его.
      – Как ваши дела, мистер Абрамски? – спросила она.
      – Спасибо, у меня все в порядке, – отвечал Зев.
      Снова воцарилось молчание. Краем глаза Зев посматривал на Мисси, с трудом веря своим глазам: наконец-то сбылась его заветная мечта. Мисси О'Брайен шла рядом с ним… У них был впереди целый вечер, а Зев так и не решался заговорить с ней.
      Наконец они дошли до Бродвея.
      – Вот то самое украинское кафе, в которое я хотел вас пригласить, – робко проговорил Зев. – Надеюсь, вам здесь понравится.
      В этот час в кафе было много посетителей. До Мисси донеслись обрывки русской речи, звон гитар и балалаек. Где-то в глубине зала красивый женский голос пел знакомый цыганский романс. В углу стойки весело булькал самовар, в нос Мисси ударил аппетитный запах бубликов с маком, пирожков, кренделей и соленых огурцов.
      – Как мне здесь нравится, мистер Абрамски, – сказала Мисси, усаживаясь за маленький столик возле самого окна. – Это место напоминает мне один цыганский ресторанчик в Петербурге, куда я так любила захаживать.
      Мисси рассмеялась и стала подпевать невидимой цыганской певице. Хозяин кафе, дородный усатый украинец, подошел к их столику и высказал восхищение голосом Мисси – он говорил по-русски.
      Зев с удивлением смотрел на Мисси. До сих пор он знал бедную, уставшую от работы женщину; сейчас перед ним сидела настоящая юная красавица.
      Абрамски заказал борщ и стал с удовлетворением наблюдать, как девушка набросилась на это блюдо. Она съела несколько ложек, но потом неожиданно помрачнела и проговорила:
      – Извините, мистер Абрамски, но, наверное, мне не следовало принимать ваше приглашение… Я и так задолжала вам много денег… зачем же вы тратитесь на эти угощения?
      – Но вам ведь нравится этот борщ? – спросил Зев.
      – Конечно, нравится. Еще бы, я не ела его уже несколько лет… Это было… это было… это было очень давно. – Мисси испугалась, что сейчас наговорит лишнего, и запнулась.
      Зев с облегчением вздохнул. Подозвав официанта, он заказал бутылку красного вина. Как хорошо ему было сидеть в этом кафе за одним столиком с этой девушкой. Он так долго мечтал об этом. Абрамски сделал глоток вина и, не сводя глаз с Мисси, стал слушать музыку. Снова воцарилось молчание.
      Мисси все время прятала глаза, не зная, что сказать в такой ситуации. Но и молчать все время было невыносимо тягостно. Она отхлебнула вино и проговорила:
      – Пожалуйста, расскажите что-нибудь о себе, мистер Абрамски.
      – О себе? – удивленно переспросил Зев. – Неужели это может быть кому-нибудь интересно?
      – Да, мистер Абрамски, это интересно мне. Например, вы счастливы?
      Снова наступила пауза. Зев уставился в тарелку с борщом, вопрос Мисси поставил его в тупик. Наконец он собрался с силами и проговорил:
      – Да, сейчас я счастлив… Мне с вами очень хорошо.
      – Спасибо, мистер Абрамски, – сказала Мисси. – Но я имела в виду не это… Можете ли вы сказать, что вы счастливый человек? Понимаете, когда я была маленькая, я думала, что все люди счастливы, но вот сейчас мне стало казаться, что все не так – ведь по-настоящему счастливых людей на свете очень мало. Посмотрите, все вокруг с чем-то борются – с нищетой, болезнями, социальной несправедливостью, с отчаянием, наконец. Когда я задумываюсь над тем, как сильно отличается детство Азали от моего собственного, мне просто хочется плакать. Честно говоря, я иногда действительно плачу. Когда ложусь в постель и меня никто не видит.
      Зев с сочувствием смотрел на Мисси. Все громче и громче звучала музыка, раскованнее становилась публика. Поймав взгляд Абрамски, Мисси вдруг подумала, что с этим человеком можно ничего не бояться; вино развязало ей язык, и она начала рассказывать ему о своем детстве, об Англии, о том, как умер отец, и она осталась одна-одинешенька в России.
      – Вот так я и оказалась в Петербурге, – неожиданно резко замяла она дальнейший рассказ.
      Официант унес пустые тарелки из-под борща и через какие-нибудь две минуты вернулся с подносом, заставленным ароматными картофельными пирожками с поджаристой корочкой, горячими колбасками по-селянски и большой горой каши под грибным соусом. Абрамски наполнил бокалы вином и попросил официанта принести еще черного хлеба.
      Мисси наклонилась к Зеву и вполголоса проговорила:
      – Я знаю, тогда, на кладбище, вы слышали, как назвала Азали Софью… Не знаю, почему, но я вам верю, Зев Абрамски.
      Русский дух ресторанчика, звуки знакомого языка, любимые песни сделали Мисси разговорчивой. Вот уже несколько лет она хранила свою тайну, боясь раскрыть ее даже самым близким людям – даже Розе Перельман. Как давно хотелось ей найти такого человека, с которым можно было бы поделиться тайной семьи Ивановых! И вот сейчас ей наконец можно было выговориться. Убедившись, что никто их не подслушивает, Мисси начала свой рассказ.
      Она поведала Зеву обо всем: о бегстве из Варышни, о нападении разбойников во главе с Микояном, о спрятанных в одежду бриллиантах, о зверском убийстве княгини Аннушки, о рискованном путешествии в Константинополь, о том, как княгиня Софья за бесценок продавала фамильные сокровища. Из всех драгоценностей осталась только диадема, да и то почти все украшавшие ее бриллианты, за исключением четырех самых крупных и гигантского изумруда, были уже проданы.
      Стыла каша с пирожками, а Мисси все рассказывала и рассказывала. Она поведала Зеву о той погоне, которую организовали за ними чекисты. Она честно призналась, что до конца своих дней не сможет отделаться от чувства страха. Рассказала она ему и про мучившие ее каждую ночь кошмары. Только об одном не стала она говорить – о своей любви к князю Мише…
      – Вот так, Зев Абрамски, – сказала она, поднимая голову. – Теперь вам известно, кто я такая и как оказалась в Нью-Йорке. Вы единственный человек, которому я открыла свою тайну.
      В ее глазах стояли слезы. Заметив это, Абрамски достал из кармана белоснежный носовой платок и протянул ей.
      – Спасибо за доверие, – проговорил Зев. – Клянусь, что никогда, ни при каких обстоятельствах я никому не расскажу о нашем разговоре. Клянусь жизнью, я сохраню эту тайну.
      Он с нежностью посмотрел на девушку.
      – Пожалуйста, ешьте, вы такая бледная, уставшая. Вам просто необходимо хорошо питаться.
      Снова воцарилось молчание, но оно уже не казалось Мисси таким гнетущим, как раньше. Ей было хорошо в обществе этого немногословного человека, и ему тоже было хорошо с этой девушкой…
      На обратном пути Абрамски по-прежнему держался от Мисси на почтительном расстоянии. Когда они дошли до двери ее подъезда, он предложил ей поужинать с ним и в следующее воскресенье.
      Мисси не знала, что ответить. Наверное, ей не следовало соглашаться, но этот застенчивый молодой человек был так добр, так внимателен, что она не смогла найти в себе силы отказаться. К тому же, он знал ее тайну.
      – Хорошо, мистер Абрамски, – проговорила Мисси. – Через неделю, в шесть вечера.
      Быстро попрощавшись, она вбежала в подъезд.
      Наутро Мисси проснулась с чувством тревоги и беспокойства. Позабылось все очарование уютного украинского кафе – остался лишь неприятный осадок оттого, что она поверила свою тайну Зеву Абрамски. Теперь она никогда не сможет освободиться от этого человека. Зачем только она разболтала ему всю эту историю? Кто тянул ее за язык? Ведь Софья столько раз предупреждала об опасности.
      Громко хлопнула дверь квартиры Перельманов. Меер уходил на работу. Вскочив с постели, Мисси стрелой бросилась к Розе – ведь Азали и Виктор провели эту ночь у Перельманов. Верный пес ни за что не соглашался оставить без присмотра маленькую девочку, считая ее своей хозяйкой. «Что же мы будем делать, когда Азали пойдет в школу?» – думала по этому поводу Мисси. Впрочем, ей вообще не очень хотелось думать о школе – слишком печальными были эти мысли. Действительно, какие у них были перспективы? Отдать дочь князя Михаила Иванова в ближайшую муниципальную школу? Но Азали и так знала куда больше, чем там могли ей дать. Она умела читать и писать, свободно говорила по-французски и по-английски. Правда, в последнее время у нее появился легкий еврейский акцент – сказалась дружба с еврейскими детишками с Ривингтон-стрит.
      При виде печального выражения ее лица, Роза Перельман рассмеялась:
      – Что с тобой, Мисси?! Кто тебя, бедняжка, обидел? Проходи, проходи, выпей стаканчик чайку. Ну, дорогая, – продолжила она, усаживаясь за стол, – расскажи-ка мне об этом ростовщике. Удалось тебе выяснить, что это за человек?
      – Нет, Роза, – виновато проговорила Мисси. – Весь вечер мы говорили обо мне. Знаешь, я наболтала столько лишнего. Теперь он знает про меня все. Понимаешь, я никому – даже тебе – никогда всего этого не рассказывала.
      – А я никогда и не хотела залезать тебе в душу. – Роза похлопала Мисси по руке. – Хочешь – рассказывай, хочешь – нет, все равно я тебя очень люблю, ты моя лучшая подруга.
      – Что бы я без тебя делала, Роза?! – воскликнула Мисси. – Я ведь такая дура – даже работу себе найти не могу.
      Роза внимательно посмотрела на Мисси. Она видела, что девушка доведена до отчаяния.
      – Есть один способ, – проговорила она. – Ты, наверное, слышала о таком месте, как Чазир-Марк – Свиной Рынок? Это совсем недалеко отсюда – на Хестер-стрит По утрам в этом месте собираются те, кто ищет работу на швейных фабриках. – Роза немного помолчала и продолжила. – Конечно, такой благородной девушке, как ты, непросто будет найти себе подходящую работу, но, надеюсь, в течение месяца что-нибудь да подвернется. Главное, чтобы тебя взяли на работу Увы, безработных сейчас гораздо больше, чем свободных мест. Работодатели в последнее время пошли избалованные – стараются взять людей, которые будут пахать, как быки, довольствуясь самым скромным жалованием.
      – Но я ведь не имею ни малейшего представления о швейной машинке, – проговорила Мисси. – Все, чему меня учили в детстве, сейчас никому не нужно. Я знаю, когда были построены пирамиды, когда Кир покорил Вавилон… Увы, все мои знания относятся к области истории. Я ничего не умею делать своими руками.
      – Ты знаешь такие вещи?! – воскликнула Роза. – Так тебе надо профессором быть, а не швеей. Но жизнь забрасывает нас совсем не туда, куда надо. После того, как закрылся салун О'Хары, единственное, что я могу тебе посоветовать – сходи на Свиной Рынок. Кстати, как дела у О'Хары? Ничего о нем не слышно?
      Густо покраснев, Мисси покачала головой.
      – Не знаю, Роза, с тех пор как две недели назад он уехал в Нью-Джерси, я о нем ничего не слышала. После того, как я отказала ему, едва ли он будет искать встречи со мной.
      – Какая же ты дурочка, – вздохнула Роза. – Состоятельный, порядочный человек с самыми серьезными намерениями, а ты… Что за девицы нынче пошли!
      – А как же любовь? – воскликнула Мисси, кинув на Розу взгляд, полный негодования.
      – Любовь? Ах, вот чего тебе хочется. Любовь кончается одним: один мужчина, две комнаты, три ребенка. И больше ничего.
      На следующий день, в шесть часов утра, Мисси поспешила на Хестер-стрит. Сыпал мокрый снег, и Мисси пожалела, что забыла снять со шляпки искусственные цветы – они могли промокнуть и испортиться. Наконец она подошла к Свиному Рынку – там собралась довольно большая толпа – в основном, мужчины. Некоторые из них были довольно хорошо одеты – в теплые демисезонные пальто и модные шляпы, они покупали в киосках кофе с пирожными и о чем-то непринужденно разговаривали. Другие – в пиджаках с поднятыми воротниками, руки в карманах – ежились от холода, топали ногами, стараясь хоть как-то согреться. Женщины стояли немного в стороне – большинство из них были в теплых платках. Мисси пожалела, что у нее нет такого платка – в своей шляпке с цветками она слишком резко выделялась из толпы.
      Ровно в половине седьмого появились подрядчики. С важным видом принялись они обходить ряды собравшихся, придирчиво глядя на этих несчастных. Один из подрядчиков задержался на какое-то мгновение возле Мисси, но потом, недовольно фыркнув, пошел дальше. Тем, кто им нравился, подрядчики подавали знак сделать два шага вперед.
      – На сегодня все! – гаркнул один из подрядчиков, и кандидаты на получение работы кинулись вслед за своими благодетелями.
      – Не расстраивайся, – шепнула Мисси пожилая ирландка, – может, завтра повезет.
      На следующий день выпал снег. Закутавшись в шаль, Мисси пришла на Свиной Рынок. Переминаясь с ноги на ногу, она ждала подрядчиков. Наконец они пришли, и тот же человек, что и накануне, снова остановился напротив нее. Секунды две он раздумывал, в глазах девушки загорелась надежда, но он поманил рукой другую женщину, стоявшую слева от Мисси. Мисси не смогла сдержать глухой стон, и женщина, с сочувствием посмотрев на нее, проговорила:
      – В следующий раз становись впереди, чтобы эти ребята смогли тебя получше рассмотреть. Им нравятся хорошенькие, – добавила она с улыбкой.
      На следующее утро Мисси проснулась поздно – она чувствовала себя плохо. Кашляя и чихая, натянула на себя одежду и бросилась на улицу. Стараясь не поскользнуться, она добежала до Хестер-стрит. Подрядчики были уже на месте. Вспомнив совет той женщины, Мисси растолкала окружающих и пробилась вперед. С надеждой всматривалась она в подрядчиков – эти люди казались ей богами-олимпийцами, в руках которых была сейчас ее судьба…
      Подрядчик, который накануне останавливался возле нее, снова обратил внимание на Мисси. На этот раз она ему понравилась. Прищурив свои маленькие черные глазки, он ткнул пальцем в грудь девушки и процедил сквозь зубы:
      – Ты!
      Не веря своим ушам, Мисси стала озираться по сторонам: неужели он выбрал ее?
      – Простите, – пробормотала она, – вы мне?
      – Тебе, тебе – кому же еще? – грубо ответил подрядчик, протягивая Мисси листок бумаги. – Есть работа на три дня на фабрике Циммермана. Это на Кэнел-стрит. Смотри, не опаздывай.
      Мисси вприпрыжку бросилась домой – поделиться своей радостью с Розой. Завернув в газету ломоть хлеба с селедкой, чтобы было чем закусить во время обеденного перерыва, она со всех ног кинулась на Кэнел-стрит. Ровно в семь она была у ворот фабрики Циммермана.
      Трехэтажное здание фабрики занимало почти целый квартал. Вместе с другими работницами Мисси протиснулась сквозь ворота, показав дежурному вахтеру ту бумажку, которую сунул ей вербовщик на Хестер-стрит. Толпа женщин поднялась по узкой чугунной лестнице в просторный цех, по всей площади которого в несколько рядов были расставлены столы со швейными машинами.
      Мисси заметила невдалеке от себя ту самую ирландку, которая пыталась утешить ее два дня назад.
      – Ну, вот и встретились, – улыбнулась ирландка. – Вот видишь, и тебе повезло. Я же говорила. Советую тебе сесть за эту машину. Она возле окна – тут больше света.
      Мисси в нерешительности села на табуретку и поставила ногу на педаль. По цеху пробежал мальчишка лет пятнадцати, расставляя перед работницами корзинки, набитые какими-то лоскутами.
      – Это рукава, – с серьезным видом произнесла ирландка. – Ты когда-нибудь имела с ними дело?
      Мисси покачала головой.
      – Я и швейную-то машину впервые в жизни вижу, – призналась она. – Мне просто была нужна работа. Понимаете, у меня на руках маленькая девочка. Я была уверена, что смогу научиться.
      Ирландка глубоко вздохнула.
      – Смочь ты, конечно, сможешь… Все мы когда-то ничего не умели. Плохо, что тебе достались рукава. Впрочем, постараемся что-нибудь придумать. Сейчас я покажу тебе, как обращаться с машинкой. А Сэмми мы попросим принести тебе другую корзину, с прямыми лоскутами – их легче сшивать.
      Ирландка оказалась хорошей учительницей. Вскоре Мисси поняла, что шить на машине совсем нетрудно. Через пятнадцать минут ей удалось справиться с одним лоскутком. Тут до нее дошло, что за все это время ее наставница могла бы сшить несколько заготовок.
      – Право, мне так неловко, – проговорила девушка. – Из-за меня вы теряете деньги…
      – Не волнуйся, я наверстаю упущенное, – улыбнулась ирландка. – Я знаю, кто ты. Ты работала в пивной О'Хары. Никто не работал так хорошо, как ты. Видела я и твою малышку – очаровательный ребенок. Кстати, меня зовут миссис Маккриди, для друзей – просто Джорджи. Ладно, давай работать, а то от мастера влетит.
      Стук швейных машин, шипение огромных утюгов, окрики мастеров, тяжелые вздохи работниц – сначала Мисси казалось, что она не сможет и получаса выдержать в таких условиях. Но постепенно она втянулась в работу, и вот, к половине девятого она с удовлетворением заметила, что в корзине, принесенной Сэмми, стало в два раза меньше лоскутков. Через некоторое время мальчишка принес новую корзину, и Мисси снова погрузилась в работу. К десяти часам она почувствовала, что голова просто раскалывается от боли, от духоты ее начало тошнить. Она утешала себя тем, что, в отличие от многих других работниц, могла в редкие секунды передышки смотреть в окно.
      Ровно в десять начался десятиминутный перерыв. Работницы бросились к окнам, многие из них стали украдкой курить – по правилам пожарной безопасности курение в цехах строго запрещалось. Неосторожное обращение с огнем не раз приводило к пожарам. В результате многие гибли. Мисси подошла к окну и набрала полные легкие холодного воздуха.
      Через несколько минут раздался звонок, и работницы вернулись к своим местам. Неутомимый Сэмми принес очередную порцию лоскутков, и работа закипела. К полудню Мисси уже не могла разогнуть спину, силы были на исходе. Не считая десятиминутного перерыва, она работала пять часов подряд, а ее корзину поменяли лишь один раз. Она заметно отставала от других работниц.