Эдди Арнхальдт сидел в четвертом ряду партера. Его кресло располагалось у самого прохода, и с этого места сцена Новоамстердамского театра была как на ладони. Арнхальдта тяготил комический номер Фэнни Брайс, с трудом он сдерживал зевоту во время выступления Габи Дели. Не для этого пришел он в Новоамстердамский театр Зигфельда, не для этого прилетел в Нью-Йорк. Ему была нужда одна-единственная артистка – Верити Байрон.
      Во время антракта барон, нервно пожевывая кончик сделанной специально по его заказу турецкой сигареты, прошелся по фойе, бросая алчные взгляды на женщин, потягивающих апельсиновый сок через соломинки. Эдди был не в восторге от американок – слишком тощие, слишком плоскогрудые, то ли дело немки. Никто из этих великосветских дам, вальяжно расхаживающих по фойе, даже отдаленно не напоминал Эдди его мать, а именно она всегда была для него идеалом женской красоты. Даже в преклонном возрасте она сохранила особую стать. Но самым главным качеством матери Эдди Арнхальдта была ее сила. Эдди, как, впрочем, и всем остальным мужчинам из рода Арнхальдтов, нравились именно сильные женщины – такие, которые могли бы удовлетворить их ненасытные сексуальные аппетиты. А о сексуальных аппетитах Эдди слышала вся Европа…
      Как только звонок оповестил зрителей о начале второго действия, Эдди выплюнул недокуренную сигарету в пепельницу и направился в зал. Он с нетерпением ждал появления на подмостках этой девицы – Верити Байрон. Когда волшебная раковина раскрылась, барон достал свой театральный бинокль и стал внимательно рассматривать новоявленную звезду Бродвея. С первого же взгляда Эдди понял, что она не состоит в кровном родстве с Ивановыми – у нее был совершенно иной тип лица. Более того, Верити Байрон была не в его вкусе – слишком худая, слишком субтильная… Но Эдди был готов пожертвовать своими вкусами – интересы дела Арнхальдтов были для него важнее всего. К тому же, перспектива обольстить «несравненную мисс Верити» представлялась ему весьма заманчивой.
      Когда занавес опустился, Эдди поспешно покинул здание театра и свернул за угол, к служебному входу. При виде длиннющей очереди поклонников, барон состроил презрительную гримасу и, резко развернувшись, пошел к своему «мерседесу» – барон Эдмунд Арнхальдт не привык стоять в очередях, он знал, что существуют другие способы заполучить красотку Верити.
      Обернувшись к Арнхальдту, шофер учтиво спросил, куда везти.
      – Сначала в цветочный магазин, – сухо ответил Эдди. – Это неподалеку.
      Забежав на пять минут в магазин, Эдди оставил заказ, после чего велел шоферу отвезти его в отель. Арнхальдт выполнил деловую программу на этот вечер – теперь можно было и отдохнуть. Поманив пальцем дежурного по этажу, барон сунул ему в руку сто долларов и шепнул пару слов на ухо. Дежурный с понимающим видом кивнул. Криво ухмыльнувшись, барон отправился к себе в номер – на эту ночь ему была обеспечена красотка в его вкусе. Теперь пора было подумать и о еде: набрав номер рум-сервиса, Эдди заказал ужин – черную икру и недожаренный ростбиф. Во Франции такой ростбиф называли «синим»… Эдди предпочитал недожаренное мясо и необузданных женщин.
      Став звездой, Мисси получила право на собственную артистическую уборную. Каждый вечер рассыльные приносили в нее огромные букеты цветов от поклонников. Часто к букетам прилагались записочки, в которых поклонники приглашали Мисси отужинать или отобедать с ними в таком-то ресторане. Некоторые воздыхатели присылали и «скромные» подарочки – бриллиантовое кольцо, изящный браслет с драгоценными камнями, украшенную сапфирами и бриллиантами заколку в форме подковы. Мисси никогда не отказывалась от цветов, но все подарки отсылала обратно; ни разу не согласилась она пойти в ресторан с мужчиной, которому не была заранее представлена.
      Мисси строго придерживалась этих правил: она не упускала случая, чтобы напомнить окружающим, что поступила в труппу Зигфельда для того, чтобы честно зарабатывать на жизнь – она не могла позволить себе даже дать повод думать, что ее можно купить за бриллиантовое колечко. Другие девушки из труппы смеялись над Мисси: получать подарки от воздыхателей входило в правила игры, говорили они. Но Мисси твердо решила не принимать эти правила.
      К тому же, у нее просто не было времени гулять по ресторанам: она брала уроки танцев, занималась с вокалистом. По замыслу Зигфельда, в следующем спектакле она должна была спеть песенку, специально для нее написанную Джеромом Керном, и исполнить – в сопровождении мужской труппы кордебалета – небольшой танцевальный номер. В дальнейшем Зигфельд собирался поручить ей даже несколько реплик в маленьком скетче.
      С радостной улыбкой Мисси осмотрела гору трофеев, лежавших на туалетном столике, и стала снимать с лица грим. У нее были все основания радоваться жизни. Азали нравилось ходить в школу, учителя неоднократно обращали внимание Мисси на то, что девочка очень невнимательна, рассеянна, не может выучить самый простой урок.
      – Не волнуйтесь, – успокаивала она учителей. – Азали просто любит помечтать. Знаете, иногда она настолько погружается в себя, что забывает обо всем на свете.
      Но больше всего поразила девочка учителей во время одного из уроков танцев, или, как предпочитали говорить в школе Бидл, «мимики и движения». В этот день за роялем сидела сама мисс Бидл: она играла красивую классическую мелодию, а девочки – в балетных пачках и воздушных накидках – должны были по очереди выходить в центр зала и импровизировать. Когда настала очередь Азали, она несколько мгновений стояла молча, а потом, воздев руки высоко над головой, выгнулась дугой и сделала удивительно изящный балетный прыжок. Движения девочки были столь грациозны, что даже не склонная к эмоциям мисс Бидл пришла в восторг и сказала, что Азали просто необходимо серьезно заняться балетом.
      После этого случая два раза в неделю Азали ходила заниматься танцами к пожилой бродвейской танцовщице. Уроки эти проходили в небольшой холодной студии на Сорок Второй стрит. В течение первого часа Азали под неусыпным наблюдением Доры Дивайн, так звали учительницу, делала упражнения у станка, после небольшого перерыва она меняла розовые балетные пуанты на серебряные туфельки на высоком каблуке и отбивала ритм в течение еще одного часа. Когда время урока истекало, возбужденная Азали возвращалась домой и долго еще продолжала повторять балетные па на мраморном полу столовой.
      В уборную зашла костюмерша.
      – Еще одна записка, мисс Верити, – проговорила она. – И цветок… Наверное, этот парнишка совсем бедный, раз не смог наскрести денег даже на букетик.
      Верити взяла цветок и послание. В конверте лежала визитная карточка, на которой готическим шрифтом было написано: «Барон Эдмунд Арнхальдт». Визитная карточка и одна-единственная кремовая роза. Ни слова больше. Улыбнувшись, Мисси поставила цветок в большую хрустальную вазу, в которой красовалось уже не менее полутора десятков роз.
      На следующий вечер барон снова прислал визитную карточку и одну розу, но на этот раз цветок был сделан из чистого серебра. Он был столь прекрасен, что Мисси поставила его в отдельную серебряную вазу.
      Еще через день Арнхальдт подарил ей розу из червонного золота. А потом – цветок из платины, каждый лепесток которого был усыпан розовыми бриллиантами. На этот раз на визитной карточке было написано:
      «Не согласитесь ли отужинать со мною сегодня вечером? Ваш покорный слуга».
      Мисси не знала, как быть. Первым желанием было принять предложение барона. Но потом она подумала, что, согласившись пойти в ресторан с этим человеком, она грубейшим образом нарушит правила, ею установленные. Более того, она не имела ни малейшего представления, кто такой этот Арнхальдт. Сколько ему лет? Как он выглядит? А вдруг это девяностолетний старик, не умеющий даже по-английски грамотно говорить? Она подошла к двери соседней уборной и поделилась сомнениями со своей приятельницей – артисткой по имени Дженни.
      – Арнхальдт! – воскликнула Дженни. – Эдди Арнхальдт! Да ты сама не понимаешь, какое счастье тебе свалилось на голову! Этот человек так богат. Если бы ему захотелось, он мог бы купить все театры на Бродвее без малейшего ущерба для своего состояния! Да что там Бродвей – он мог бы приобрести все магазины фирмы «Картье». У него несколько замков, штук десять яхт… И самое главное – это настоящий красавец! Видишь ли, Верити, когда основной источник доходов – сталелитейная промышленность, это кое о чем говорит. Эдди Арнхальдт– крупнейший индустриальный барон Западной Европы.
      Дженни глубоко вздохнула и произнесла:
      – Если хочешь моего совета, то знай: тебе просто необходимо встретиться с ним. Если откажешься – будешь последней идиоткой! В конце концов, ты ему ничего не должна. Не понравится – сделаешь дяде ручкой.
      Глаза Мисси загорелись: ей стало очень интересно посмотреть на этого красавца-барона.
      – Что ж, – улыбнулась она. – Может, и впрямь стоит посмотреть?
      – Ну вот, совсем другое дело! – рассмеялась Дженни. Когда Мисси вышла из ее уборной, она крикнула ей вдогонку: – Да, совсем забыла тебе сказать, у этого барона репутация ловеласа.
      Под звонкий хохот Дженни Мисси дошла до своей уборной – она твердо решила принять предложение барона.
      Длинный черный «Мерседес-Бенц» стоял прямо напротив входа в театр. Шофер в мундире с блестящими пуговицами учтиво поклонился Мисси и, снимая фуражку, произнес:
      – Простите, мисс, вы – Верити Байрон? Барон ждет вас в «Ректоре», мэм. Барон просил передать, что он подвернул ногу – ему больно ходить… Именно поэтому он не смог приехать за вами лично. Барон надеется, что вы его простите.
      Шофер твердил свой монолог, как попугай. Усаживаясь на заднее сиденье, Мисси подумала, что этот барон Арнхальдт окончательно заинтриговал ее.
      Ресторан «Ректор» был расположен между Сорок Третьей и Сорок Четвертой улицами. В его отделанном зеленым плюшем и золотом вестибюле толпились люди, тщетно ожидавшие свободных мест. Зал на первом этаже был полон. Сидевший в углу возле высокого, до самого потолка, Зеркала, Зигфельд увидел, как в сопровождении метрдотеля Верити Байрон поднялась по винтовой лестнице на второй этаж – он знал, что там располагался второй зал, а также частные кабинеты. Зигфельда удивило, что Верити пришла в ресторан одна; он подозвал официанта и попросил выяснить, кто назначил ей свидание. Через несколько минут официант возвратился и шепнул Флоренцу на ухо имя Эдди Арнхальдта—Зигфельд нахмурился, написал на салфетке записку и попросил немедленно передать ее мисс Верити.
      Эдди Арнхальдт сидел возле окна и смотрел на поток машин, двигавшийся по Сорок Третьей стрит. Дверь кабинета открылась – на пороге стояла Верити. Барон внимательно посмотрел на нее: да, конечно, он предпочитал более полненьких, но эти глаза, эти шелковистые волосы. Что ж, можно для разнообразия заняться и этой крошкой. Впрочем, будь перед ним самая безобразная женщина Нью-Йорка, он все равно не оставил бы ее в покое – ведь ради обладания раджастанскими копями Эдди был готов на все.
      – Еще раз приношу свои извинения за то, что не смог приехать за вами к театру, – проговорил барон. Он с трудом поднялся со стула и, опираясь на эбонитовую трость, подошел к Верити. – Прошу вас, мисс Байрон, проходите.
      Едва Мисси переступила через порог кабинета, официант закрыл за ней дверь. Теперь она осталась наедине с этим человеком, который заставил ее отступить от своих правил. Глядя на Эдди из-под прикрытых ресниц, Мисси пыталась понять, что это за человек.
      Он был красив, самоуверен, белокурые волосы зачесаны назад. Их взгляды встретились. Мисси поняла, что не может выдержать этого цепкого взгляда, и инстинктивно отступила к двери.
      – Простите, – воскликнула она, – но я… я не думала, что мы будем здесь совсем одни… Я… я не могу… Это не в моих правилах…
      Арнхальдт улыбнулся.
      – Вы напрасно испугались, мисс Байрон. Ужинать мы с вами будем не здесь. Я заказал столик в соседнем зале. Просто мне показалось, что отдельный кабинет – подходящее место для знакомства. Мы ведь с вами видимся впервые в жизни. Вдруг я вам не понравлюсь, и вы откажетесь ужинать со мной? Согласитесь, что устроить такую сцену в большом зале, при десятках свидетелей, было бы не совсем удобно.
      Мисси облегченно вздохнула. Наверное, она и впрямь напрасно испугалась. Арнхальдт производил впечатление хорошо воспитанного человека – едва ли он осмелится нескромно повести себя с девушкой.
      – Ну что вы, барон, – улыбнулась Мисси. – Я вовсе не собираюсь от вас убегать.
      Эдди взял ее под руку.
      – В таком случае, мисс Верити, самое время пройти к нашему столику.
      Они прошли в просторный зал, освещенный огромными хрустальными светильниками. Барон сильно припадал на одну ногу. Заметив это, один из официантов помог ему сесть.
      – Спасибо, спасибо, – проговорил Арнхальдт. Потом, обернувшись к Мисси, он добавил: – Ничего страшного: вчера я играл в поло и подвернул ногу… Пустяки – растяжение связок. Видите ли, мисс Байрон, лошадка оказалась строптивой… – Он улыбнулся. – Конечно, я с ней справился, но, увы, победа стоила мне подвернутой ноги.
      Мисси поняла, что с каждой минутой Эдди Арнхальдт нравится ей все больше и больше: с каким презрением относился он к боли, как уверенно давал указания суетившимся вокруг их столика официантам.
      – Я взял на себя смелость выбрать блюда, мисс Байрон, – сказал Арнхальдт. – Я предпочитаю делать заказ заранее: у официантов есть время перелить вино из бутылок в графины. Признаюсь вам, мисс Байрон: я хорошо разбираюсь в винах. У меня дома, в Хаус-Арнхальдте, хранится в погребах двенадцать тысяч бутылок отборных вин. Надеюсь, вы тоже любите хорошие вина, мисс Байрон? Сегодня нам предстоит отведать божественные напитки.
      Мисси сидела, опустив глаза – она не знала, что ответить.
      – Быть может, вас смущает сухой закон? – спросил Арнхальдт. – Полноте, мисс Байрон, насколько мне известно, за последние месяцы в Америке никто не стал пить меньше. Может быть, вы со мной не согласитесь, но, по-моему, если человек поставил себе цель спиться и закончить жизнь под забором, никакие законы не в силах помешать ему. А препятствовать настоящим ценителям наслаждаться тонким ароматом божественного нектара– просто грех.
      К столику подошел официант и, дождавшись, пока Арнхальдт окончит свой монолог, произнес:
      – Записка для вас, мисс Верити.
      Мисси быстро развернула послание, пробежала его глазами и с удивлением посмотрела на Арнхальдта.
      – Что-нибудь случилось? – с некоторой тревогой в голосе спросил Эдди.
      – Нет, нет, – проговорила Мисси. – Просто меня заметил мистер Зигфельд и решил меня поприветствовать.
      Конечно, она солгала: на салфетке рукой Зигфельда было написано: «Верити, будь осторожна!». Но разве могла она рассказать об этом Арнхальдту? К тому же, смысл записки был ей неясен. Она ума не могла приложить, что же имеет в виду Зигфельд.
      Барон наклонился к Мисси и сказал:
      – Должен признаться вам, мисс Байрон, что с тех пор, как я впервые увидел вас на сцене Новоамстердамского театра четыре дня назад, я просто не могу думать ни о ком другом. Со мной такое впервые. Я ведь деловой человек, и в Нью-Йорк-то я приехал по делам. Но вы… вы заставили меня забыть обо всем на свете. Извините меня за излишнюю откровенность, но, находясь рядом с вами, я просто не могу лгать и притворяться. Я знал многих женщин, но ни к одной из них я не испытывал таких чувств, как к вам. Поверьте, я не лгу.
      Мисси прикусила губу и опустила глаза. Ни разу в жизни она не слышала от мужчины таких слов и просто не знала, как реагировать. Щеки ее залились краской. А вдруг этот человек лжет? Ведь наверное, все пылкие ромео из числа поклонников бродвейских звезд осыпали своих избранниц такими же признаниями.
      – Благодарю вас, барон, – проговорила она, не отрывая взгляда от скатерти. – Мне очень лестно услышать такие слова.
      – Ах, мисс Байрон, – рассмеялся Арнхальдт. – Вам, право, не за что меня благодарить, я ведь сказал вам сущую правду.
      Четверо официантов расставили на столе серебряные тарелки, а пятый принес хрустальный графин с вином и наполнил бокалы барона и Мисси.
      – Отведайте этот божественный напиток, – проговорил Эдди, отпивая вино. – Клянусь, даже боги-олимпийцы не пили ничего лучшего.
      Мисси последовала совету барона – никогда еще не доводилось ей пить такого замечательного вина. Впрочем, нечто похожее подавали на званых обедах у Ивановых, но это было так давно, что Мисси совсем забыла вкус тех вин.
      Во время еды Эдмунд рассказывал Мисси о себе и о своих предках: как его дед сколотил огромное состояние, как погиб его отец—он был пассажиром «Титаника». Сам Эдди в возрасте двадцати трех лет женился, но спустя три года после свадьбы его супруга погибла во время кораблекрушения у берегов Далмации.
      – Как видите, мою семью просто преследует злой рок, – сказал он, глядя Мисси в глаза. – Но я не отчаиваюсь; главное, у меня есть сын. Его имя Оги – Огастус. Сейчас ему четырнадцать. Мальчик учится в закрытом пансионе. Уже сейчас видно, что он – настоящий Арнхальдт.
      Барон отпил еще один глоток и, сдержанно улыбнувшись, проговорил:
      – Кажется, я увлекся рассказами о себе, мисс Верити. Может быть, и вы поведаете мне свою историю? Откуда вы родом? Как оказались в Нью-Йорке?
      – Право, барон, в моей истории нет ничего интересного, – пробормотала Мисси и в двух словах рассказала об отце, о детстве, проведенном в Оксфорде. Заметив, что Арнхальдт смотрит на нее с нескрываемым удивлением, она сказала: – Должно быть, вам интересно, каким образом оказалась на подмостках театра Зигфельда? Я… мы… мы с отцом отправились путешествовать, и он скоропостижно скончался. Я осталась без средств к существованию, начала искать работу. Видите ли, барон, мне нужно было как-то прокормить себя и младшую сестричку.
      – У вас есть сестра?
      – Да, ее зовут Азали. Девочке уже шесть лет, она ходит в школу Бидл.
      Эдди кивнул головой:
      – А что, она так же прекрасна, как вы, мисс Байрон? Мисси рассмеялась.
      – Все задают мне этот вопрос. И всем я отвечаю «нет». Азали во много раз красивее меня. Это просто ангел во плоти: белокурые волосы, глаза цвета анютиных глазок. Это самый красивый ребенок на свете.
      – Как вы ее любите! – заметил Арнхальдт.
      – Кроме Азали у меня никого не осталось, – спокойным голосом проговорила Мисси.
      – Мне бы очень хотелось посмотреть на нее, – сказал Арнхальдт. – Моя яхта «Фердинанд А.» стоит на якоре в устье Гудзона… Приглашаю вас и Азали провести со мной ближайшее воскресенье. Мы совершим увлекательную морскую прогулку вдоль атлантического побережья, пообедаем прямо на борту. – Эдди снова склонился к Мисси и, глядя на нее своими холодными голубыми глазами, произнес: – Прошу вас, мисс Верити, скажите «да».
      Глаза Арнхальдта обладали удивительной притягательной силой. Мисси хотелось, позабыв о всяких предосторожностях, довериться этому человеку.
      Она больно ущипнула себя за руку под столом и попыталась взглянуть на вещи трезво. Да, Эдди был красив, он обладал огромной силой воли, но было в нем и что-то отталкивающее. С каким высокомерием обращался он с теми, кого считал ниже себя – разговаривая с официантами, он даже не смотрел в их сторону! Впрочем, наверное, так было принято в их доме, в их семье. Могла ли она столь строго судить человека, принадлежавшего к одной из самых богатых семей Германии?
      Впрочем, князь Михаил Иванов тоже был одним из самых богатых людей своей страны, но ни разу не видела Мисси, чтобы он грубо обращался со своими слугами – напротив, он всегда старался разговаривать с ними на равных.
      Эдди молча сидел напротив Мисси, в его глазах стоял немой вопрос; она поняла, что не может отказать этому человеку.
      – Я согласна, барон, – тихо прошептала она, уговаривая себя, что делает это лишь ради Азали – ведь девочке должна так понравиться морская прогулка. Когда, закончив ужин, они поднимались из-за стола, на пол упала записка Зигфельда – Мисси и думать забыла о его предостережении.
      Мисси и Арнхальдт направились к выходу—десятки посетителей провожали их взглядами до самых дверей.
      Когда «мерседес» затормозил возле дома Мисси, Эдди осторожно притронулся к ее руке.
      – Итак, до воскресенья? – спросил он, касаясь ее пальцев губами.
      Проснувшись на следующее утро, Мисси сначала не могла понять, где она находится: вся ее спальня была заставлена вазами с великолепными чайными розами на высоких стеблях. У бедной Бэлы Брэдфорд была аллергия на пыльцу – потирая покрасневшие глаза, она проговорила:
      – Боже мой! Мне уже давно не было так плохо… Но скажу вам честно и откровенно: кто бы ни был этот ваш поклонник, он вас действительно любит…
      В воскресенье, ровно в десять утра, к дому Мисси подъехал «мерседес» – он отвез Мисси и Азали к набережной Гудзона, возле которой стояла красавица-яхта. При виде высоких мачт, белоснежных парусов, натертых до блеска палуб из тикового дерева и блестящих медных перил Азали стала прыгать от восторга. На палубе их встречали капитан судна и весь экипаж – двадцать бравых матросов. В кают-компании, заставленной дивными чайными розами, Мисси и Азали ждал сам Эдди Арнхальдт.
      При виде этих восхитительных цветов Мисси радостно рассмеялась.
      – Где вам удалось раздобыть столько роз?! – спросила она. – Ни в одном магазине Манхэттена не найти такого количества.
      – Эти розы были доставлены в Нью-Йорк поездом из Вашингтона, – отвечал Эдди. – Специально для вас, мисс Верити.
      – Ах, матушка! – воскликнула Азали, вбегая в кают-компанию, – какая красота! – При виде барона девочка остановилась как вкопанная.
      – Это моя сестра, Азали, – представила Мисси девочку. – Поздоровайся с бароном Арнхальдтом, Азали.
      – Здравствуйте, – застенчиво произнесла Азали. – Большое спасибо за приглашение. Скажите, а мы скоро отправимся в плавание?
      – Как только вы прикажете, юная леди, – ответил Арнхальдт, присев на корточки перед Азали. – Вам стоит лишь отдать приказание капитану – и мы немедленно снимемся с якоря.
      – Так давайте отправимся прямо сейчас! – воскликнула девочка.
      Арнхальдт вышел из кают-компании, и уже через минуту послышался грохот якорной цепи, скрип лебедок, свистки боцмана – яхта медленно отплыла от берега и направилась вниз по Гудзону в Атлантический океан.
      Свежий морской ветерок ласкал лица путешественниц, и Мисси, растянувшись в удобном шезлонге, позволила себе расслабиться. Она лежала, закрыв глаза, и вспоминала о своих друзьях. Интересно, что сказал бы О'Хара, узнай он, что девушка его мечты совершает морскую прогулку в обществе знаменитого немецкого миллионера? А может, он уже забыл о ней? Ведь у него сейчас так много дел. К тому же, Шемас не знал, что она ушла от мадам Элизы. Слава Богу, что он не бывает на Бродвее! – подумала Мисси. – Иначе ему бы стало все известно.
      Потом она подумала о Зеве. Интересно, куда же он уехал? Ей так не хватало этого доброго, застенчивого человека, этих встреч в украинском кафе.
      Из всех старых приятелей у нее оставалась одна Роза Перельман, и Мисси не терпелось как можно скорее рассказать ей о бароне Эдди Арнхальдте – ведь она ни разу не встречала таких красивых, таких обаятельных мужчин.
      Теплый летний день пронесся, как сон. Барон почти все время был рядом с Азали, объясняя ей устройство различных корабельных машин – он обращался с шестилетней девочкой, совсем как со взрослой… Когда Эдди заметил, что Азали утомилась от диковинных названий бесчисленных парусов, он отвел ее к установленной на корме мощной подзорной трубе. Прильнув к окуляру, девочка внимательно рассматривала разбросанные вдоль берега поселки и города.
      Солнце клонилось к закату. Яхта «Фердинанд А.» развернулась и взяла курс на Нью-Йорк. Мисси стояла, опершись на перила, и смотрела на бескрайнюю гладь океана. Обернувшись, она увидела Арнхальдта.
      – Я никогда не забуду тот день, когда впервые увидел вас, Верити, – произнес барон. – Но сегодня я увидел вас и с другой стороны. Поверьте, мне давно не было так хорошо.
      Ей захотелось, чтобы Эдди взял ее за руку, обнял, поцеловал, но этого не произошло. Когда, проводив их до дома, Арнхальдт попрощался и уехал к себе, Мисси поняла, что он ни словом не обмолвился об их следующей встрече.
      На следующий день Зигфельд встретил Верити расспросами об Арнхальдте, и она с воодушевлением стала рассказывать ему о том, как все было замечательно.
      Заметив, что Зигфельд смотрит на нее с тревогой, Мисси воскликнула:
      – Прошу вас, мистер Зигфельд, не волнуйтесь, Эдди порядочный человек. Ведь он даже пригласил меня на яхту вместе с Азали.
      Флоренц покачал головой.
      – Дело ваше, Верити, но советую вам быть поосторожнее, Арнхальдт – опасный человек.
      Эдди не давал о себе знать ни в понедельник, ни во вторник. Когда наконец в среду ей принесли записку, в которой барон приглашал Мисси отобедать с ним, она была вне себя от счастья. Барон писал, что пришлет за ней машину, а сам будет, как и в прошлый раз, ждать ее в ресторане «Ректор».
      В этот вечер Верити надела свой любимый наряд – платье из красной тафты, шелковые чулки телесного цвета и туфельки на высоких каблучках. Она аккуратно расчесала волосы, накрасила губы «Фиалкой Элизы» и надушилась любимыми духами мадам. Последний раз посмотревшись в зеркало перед выходом, Мисси подумала, что впервые в жизни принарядилась для того, чтобы понравиться мужчине.
      Летящей походкой поднялась она по ступеням винтовой лестницы на второй этаж ресторана. Когда Эдди предложил ей остаться в отдельном кабинете, она не стала возражать.
      Эдди окинул ее сладострастным взглядом: какой лакомый кусочек, подумал он. Конечно, у нее было слишком мало сил, чтобы полностью удовлетворить его аппетиты, но ведь он и не собирался ограничивать себя этой девушкой.
      – Ах, Верити, – проговорил он, лучезарно улыбаясь, – сегодня вы просто неотразимы.
      Мисси застенчиво улыбнулась, нервно поглядывая на столик, накрытый на двоих.
      – Надеюсь, вы не станете возражать? – проговорил Арнхальдт. – Сегодня мне необходимо побыть с вами наедине. Молю вас, не отказывайте мне в этой маленькой просьбе. Мне очень надо поговорить с вами. Без свидетелей.
      Казалось, этот холодный взгляд загипнотизировал Мисси. Рассудок подсказывал, что она должна отказаться, но ноги сами сделали шаг в сторону барона. Эдди учтиво пододвинул ей стул.
      Достав из серебряного ведерка со льдом бутылку шампанского, Эдди наполнил оба бокала и произнес тост:
      – За ваши прекрасные глаза! – Галантно щелкнув каблуками, он пригубил искристое вино…
      Поставив бокал, барон протянул Мисси небольшой сверток.
      – Это вам, Верити, – проговорил он. – Прошу вас, откройте поскорее.
      Сгорая от любопытства, Мисси развязала атласную ленту и развернула оберточную бумагу – в ее руках оказалась маленькая изящная шкатулка. Девушка нажала серебряную кнопку запора – крышка плавно поднялась вверх, и ее взору предстали дивные украшения: колье с бриллиантами и рубинами, выполненные в таком же стиле серьги и два браслета.
      – Это наши фамильные драгоценности, – спокойным тоном произнес Эдди. – Я преподношу их вам, Верити, потому, что хочу видеть вас своей женой.
      От неожиданности Мисси на какое-то время лишилась дара речи. Наконец она совладала с собой и проговорила:
      – Простите, барон, но мы почти не знаем друг друга. Мы встречались всего два раза.
      – Разве это так важно? – улыбнулся барон. – Разве близость определяется количеством часов, проведенных вместе? Мне уже тридцать восемь лет, Верити. Я влюблялся много раз, я знал многих женщин. Поверьте, я знаю, что такое настоящая любовь. Когда чувствуешь, что сражен ударом молнии, незачем еще ждать чего-то.
      – Но… – пыталась было возразить Мисси. Решительным движением Арнхальдт приложил к ее губам ладонь.
      – Я не привык к отказам, Верити, – отчеканил он. – Иди ко мне, дорогая… Ближе… ближе.