14.

— Миссис Фостер, что вы чувствовали, когда ваша дочь сменила имя на Черный Сахарок и фактически отказалась считать себя частью общества Гросс-Пойнта?

— Вы вторгаетесь в частное владение, — ответила Дайана Фостер, с царственным видом выходя из своего «Мерседеса-500».

Нимало не смущаясь, настойчивый репортер «Голливуда в прямом эфире» продолжал преследовать свою жертву вплоть до входной двери.

— Миссис Фостер, как вы относитесь к рэп-музыке? Вы гордитесь тем, что Черный Сахарок — ваша дочь?

— Без комментариев! — почти выкрикнула Дайана. — А сейчас, пожалуйста, покиньте нашу территорию и оставьте нас в покое!

С этими словами она захлопнула дверь.

— Как видите, несмотря на все наши усилия, нам до сих пор не удается получить официального ответа от Фостеров из Гросс-Пойнта, штат Мичиган. Мы знаем их дочь как звезду хип-хопа, обладательницу платинового диска по имени Черный Сахарок. Они знают ее как маленькую Габриэль. Что общего между двумя этими персонажами? Никто не знает наверняка. Оставайтесь с нами в «Голливуде в прямом эфире».

Габриэль нажала кнопку пульта, стирая «последние события» своей жизни. Это нечестно. Жизнь ее родителей превратилась в кошмар. Телевизионщики атаковали маму у дома, а отца доставали на работе. Габриэль была даже рада, что решила скрываться в Нью-Йорке. Охрана «Уолдорф-Астории» решительно защищала постояльцев от назойливого внимания прессы.

И потом, здесь с ней был Медвежонок. Он полностью поправился, вернулся к работе и готов был отшвырнуть всякого, кто посмел бы подойти к ней слишком близко. Его преданность была незыблема, хотя ее карьера с каждым днем все больше приближалась к краху. Фактически Медвежонок стал ее основной группой поддержки.

— Ты вернешься, Сахарок, — говорил он. — И станешь еще сильнее.

Слова были ободряющими, но Габриэль им не верила. Рэп-индустрия — закрытое общество. И Черный Сахарок отныне вне его. А Квин Би сумела в нем остаться. Все артисты публично высказались против Габриэль. Крупные, влиятельные звезды, которыми она восхищалась. Ощущение изолированности, оторванности от мира становилось все острее.

Шанику Джексон она больше не слушала, просто потому, что хотела сохранить остатки рассудка. Высказывания ее бывших фанатов были чересчур жестоки. Они чувствовали себя обманутыми простофилями, а Шаника пускала в эфир самые злобные, самые агрессивные звонки слушателей.

Персонажи из ее прошлого, стремясь успеть на скоростной экспресс скандала, спешно добывали билеты. Самым активным оставался Теори. Этот неудачник готов был появиться где угодно, чтобы получить хоть каплю внимания публики — разумеется, за счет Габриэль. В игру вступил даже Морган Этвуд, ее первый приятель. Она действительно любила его. И для нее было потрясением увидеть Моргана на экране телевизора, так самодовольно и многозначительно улыбающегося. Его газетные интервью были еще хуже. Для него не было ничего святого. Он рассказал даже о той ночи, когда она потеряла невинность в его объятиях. Фактически представил отчет, пункт за пунктом.

Это означало конец. Весь мир был против нее. Включая ее собственную команду и студию Угрозы Взрыва. Она видела плакаты, надписи на стенах. «Мой сундучок», готовившийся к выходу третий сингл Королевы Шика, был уничтожен. Несмотря на участие приглашенных звезд, Пятьдесят Центов, команда не верила в успех диска. И в нее. Все радиостанции прекратили трансляцию песен Черного Сахарка. Продажи упали почти до нуля. Это было полным крахом.

Угроза Взрыва пытался успокоить ее банальными, совершенно бессмысленными советами:

— Просто ляг на дно, детка. Все это скоро утихнет. За твоей спиной все ребята со студии.

Ага, как же! Эти ублюдки действительно у нее за спиной. Но только потому, что это удобное место для того, чтобы всадить в нее нож, когда придет время. Может, студийное начальство и в самом деле поверило в ту муть, которую они выдавали за ее биографию? Что она жалкая необразованная потаскушка, мечтающая о «БМВ»? Ошиблись, господин продюсер. Черный Сахарок в душе всегда оставалась девушкой из «Лиги плюща». И она знала условия договора.

У студии уже была замена. «Бриллианты и Жемчуг». Сестры-близнецы, убойного вида и с хамскими манерами. Прямо из трущоб Атланты. Они и стали причиной возвращения Угрозы Взрыва из Лос-Анджелеса. Он день и ночь пропадал в студии, готовя их дебют: звучание как у Черного Сахарка, имидж как у Черного Сахарка. Только эти девочки были настоящими. И никакая Квин Би или Шаника Джексон не смогут обнаружить подлог.

Габриэль должна была что-то предпринять. Выяснить, что у нее с финансами. Как большинство артистов, она была так увлечена работой в музыкальной индустрии, что деловая сторона ускользала от ее внимания. Взрыв решал все проблемы — контракты, деньги, расходы, оборудование. Он поселил ее в пент-хаусе, снабдил несколькими карточками с баснословным кредитом, и она никогда не задавала лишних вопросов. Да и повода не было. Все, в чем она нуждалась, решалось в постели и простой подписью в контракте.

Старая, как мир шоу-бизнеса, ошибка. На своем печальном опыте в этом убедились еще певцы «Монтаун рекорда», а это произошло целых сорок лет назад. Пора бы поумнеть. Габриэль всегда говорила себе, что обязательно займется делами… позже. Ну вот, позже оказалось прямо сейчас. А у нее не было сил. Черт побери! Звезда должна быть на гребне успеха, чтобы любой невыгодный контракт превратить в прибыль. Тогда компания была заинтересована в ней. Но что делать в кризисной ситуации, подобной нынешней? Господи, у Габриэль не было ни малейшего шанса.

Как она могла быть такой наивной? Что толку в дипломе престижного университета, если она не сумела использовать свои знания? Как назло, она начала свою карьеру с работы на Эм-ти-ви в разных должностях. Она из первых рук наслушалась историй о том «как меня кинули». И тем не менее стала героиней своей собственной мелодрамы. Взрыв определил для нее то место, которое было удобно ему, — в тени, успокаивая и отвлекая ее дорогими тряпками, блестящими побрякушками, элитным пентхаусом и слащавыми заверениями, что скоро она станет еще более знаменитой и богатой. И Габриэль купилась на все это — на удочку, крючок и наживку в виде «Ролекса».

Только сейчас она осознала, насколько была невежественна. И это осознание вызвало у нее холодный, откровенный ужас. Габриэль понятия не имела, как ведутся дела. Даже самые простые. Например, когда платить жалованье Медвежонку? И кто ему платит? Все делали за нее. Словно она была ребенком. Или женщиной на содержании.

Она смотрела на пластиковую карточку, лежащую перед ней, и ее постепенно охватывал стыд. Если разобраться, она придумала Черный Сахарок, чтобы придать себе сил и значимости. Превратиться из беззащитного существа в воина. Какой же дурой она была! С тех пор ничего не изменилось. Только персонажи новые и обстановка другая. Но она по-прежнему выступает в роли жертвы.

Давай, Черный Сахарок! Дай нам попробовать твою шоколадку.

Жуткие голоса из прошлого ворвались в сознание. Спустя все эти годы воспоминание оставалось убийственно ярким. Но если она позволит себе думать об этом, кошмар вернется, словно все произошло только вчера. Лишь лица оставались неясными, будто в тени. Было темно, и все произошло слишком быстро. Она закрыла глаза и покорилась неизбежному, желая лишь, чтобы это поскорее закончилось. О Господи, голоса! Даже сейчас она слышала их так же ясно и отчетливо, как будто эти нелюди шептали ей прямо в ухо. Когда ее разум вот так неожиданно переключался на воспоминания о том ночном кошмаре, она всегда слышала голос главаря. Того, кто издевался над ней больше всех. Того, кто бросил ее наземь…

Зазвонил внутренний телефон. Габриэль позволила Медвежонку ответить. Она догадывалась, кто это. Не родители. Не журналисты. Не так называемые друзья. Единственные, кто мог появиться, — это Лара или Угроза Взрыва.

Медвежонок неслышно возник на пороге.

— Сахарок, этот парень говорит, что он Дин Пол Локхарт. Клянется, что ты захочешь его видеть.

Она вскочила и замерла.

— Он ждет внизу, в холле.

Габриэль тут же заволновалась о своей внешности. Как она выглядит? Есть ли у нее время быстренько привести себя в порядок? Неожиданная реакция, но Дин Пол удивительным образом умел вызывать беспокойства такого рода, как никакой другой мужчина — ни Морган, ни Теори, ни Взрыв. Ей даже стало жарко.

— Пригласи его.

Медвежонок кивнул и отправился в холл.

Габриэль зашла в ванную и взглянула на свое отражение в зеркале. В первый момент она себя не узнала. На нее смотрела женщина, в которой не осталось ничего от певицы по имени Черный Сахарок: ни выпрямленных волос, ни яркого макияжа, ни блестящих, привлекающих внимание штучек, словно говорящих: «Смотри, ублюдок, я сделала это».

Вместо всего этого — ее собственная, почти шарообразная, растрепанная шевелюра, чуть-чуть туши на ресницах, тень блеска на губах, спортивные часы от Шанель на запястье и простенький наряд, состоящий из белой маечки и розовых спортивных штанов для занятий йогой от «Джуси кутюр».

Медвежонок заметил, что она похожа на Халли Берри. Габриэль решительно воспротивилась: ее красота была уникальна и неповторима. Она поправила линию брови и улыбнулась. Пожалуй, он заслужил прибавку к жалованью за эти слова.

Войдя в номер, Дин Пол одно долгое восхитительное мгновение молча смотрел на нее. Затем наконец проговорил:

— Вот теперь это девушка, которую я помню.

Она подошла, застенчиво улыбаясь. Он нежно поцеловал ее в губы и обнял, чуть похлопывая по спине.

— Сочувствую. По поводу всего сразу. Как ты, держишься?

Габриэль отодвинулась. Опасно было оставаться рядом с ним так долго.

— Случались вещи и похуже.

Дин Пол удивленно посмотрел на нее:

— То, что я увидел недавно, и так достаточно ужасно. Или ты ветеран неизвестной мне войны?

Он, конечно, не отдавал себе отчета в том, как много скрытого смысла было в его вопросе Сначала Габриэль промолчала, затем, усевшись в свое любимое кресло и удобно подтянув ноги, заметила:

— Я думала, вы в Греции.

Он устроился на диване напротив, положив локти на колени. Казалось, он о чем-то напряженно думает.

— Мы прервали поездку. — Пауза. — Я беспокоился о тебе, Габби. Я могу что-нибудь сделать?

Габби. То, как он называет ее, всегда сильно действовало, производило странный эффект на ее нервную систему. Ее приводил в восторг сам звук этого слова. Может, оттого, что так называл ее он один.

— Ты мог бы помочь мне понять тебя.

Он очень серьезно посмотрел на нее:

— Понять меня!

— Ты много лет хранил молчание. Никаких контактов. Даже ни одной открытки. И вот ты вернулся. — Она бросила взгляд на блестящее кольцо из белого золота, украшавшее его безымянный палец. — И ты женат.

— Это не значит, что я не думал о тебе, Габби. Думал, и часто. Но мы расстались не лучшим образом. И не обещали обмениваться рождественскими открытками.

— Насколько я помню, ты меня бросил. Разве это не традиционное для тебя завершение отношений? Ты ведь всегда уходишь, верно?

— Я был всего лишь мальчишкой-студентом.

— А сейчас ты женатый мальчишка. Прошла всего неделя, а ты уже наведываешься к бывшим подружкам. Впечатляет.

Ему было явно неловко.

— Не хочу говорить об этом. Я пришел сюда ради тебя. Я хочу помочь. Если ты позволишь.

Габриэль готова была признать, что ее спокойствие его озадачивает. Он же не мог знать, что она утроила свою дозу ксанакса[4]. Много лет назад, чтобы снять приступы паники после происшествия в Брауне, доктор прописал ей это препарат. С тех пор прием его, вместе с витаминами, превратился в ежедневную привычку. Давным-давно она перестала думать о ксанаксе как о наркотике. Уж слишком мрачное это слово, она предпочитала «эмоциональный витамин».

— Не знаю, чем ты можешь мне помочь, — ответила она. — Ты известный человек, Дин Пол, но на негритянское сообщество имеешь очень небольшое влияние.

В ответ он принялся забавно жестикулировать в манере рэп-исполнителей:

— Хей, не цени меня дешево, ты! Я могу пригодиться тебе.

Габриэль рассмеялась. По-настоящему. Как не смеялась уже много дней. Он усмехнулся:

— Ты замечательно смеешься. Как приятно вновь слышать твой смех.

И ее веселость тут же растаяла. Некая близость возникла между ними на свадьбе. И сейчас вот опять, здесь, появилось нечто подобное. Смущение и страх закрались в ее душу. Габриэль понимала, что готова сделать все, что он захочет, невзирая на последствия. Святость брачных уз, покой ее собственной души — она почувствовала себя уязвимой.

— Зачем ты сделала это, Габби? — Вопрос застал ее врасплох. — Я могу понять стремление сделать карьеру на эстраде, но ты полностью изменила себя, создала заново.

— Ты не понимаешь мир хип-хопа.

— А ты понимаешь?

— Я черная.

— Поздравляю. Но если это все, что для этого нужно, отчего тогда ты скрываешься здесь?

Габриэль встала и подошла к окну. Затем резко обернулась.

— Мне необходимо было создать другую личность. Быть кем-то еще. Человеком, который не позволяет, чтобы с ним происходили разные неприятности.

Дин Пол внимательно смотрел на нее.

— Не понимаю. Раньше ты все время говорила о доме, о своей семье. Думаю, тебя баловали гораздо больше, чем даже меня. Послушать тебя, так Гросс-Пойнт был эдаким большим воздушным шаром.

— Может, так оно и было, — тихо сказала она. — И это было худшей подготовкой к реальному миру.

Он тоже поднялся, внезапно разволновавшись.

— Что случилось, Габби? С тех пор как мы расстались, ты стала не похожа на себя. Все так говорят. Во всем обвиняют меня. Как будто я разбил твое сердце, растоптал душу и оставил после себя пепелище. Я избегал общения, потому что не хотел признавать тот факт, что могу произвести на девушку такое впечатление. Только потому, что расстался с ней? Это уж чересчур. Ведь тебя изменило что-то другое, правда?

Губы Габриэль дрогнули. Она была так близка к тому, чтобы открыть ему свою тайну. Первое слово уже готово было сорваться с ее губ… но умерло, так и не родившись. В самый последний момент она отвернулась к окну.

— Габби! — Он почти умолял.

Ей пришлось собрать все свои силы, чтобы не потерять самообладания.

— Ты явился, чтобы помочь или провести сеанс ментального экзорцизма?

Но ее голос все же дрогнул.

Дин Пол глубоко вздохнул:

— Просто скажи, как я могу облегчить твою участь.

— Попроси, чтобы Майкла Джексона снова арестовали. Может, это отвлечет внимание репортеров.

Он тихонько рассмеялся.

Габриэль, в свою очередь, с облегчением вздохнула: пытка закончилась. На некоторое время она могла чувствовать себя в безопасности. Посмотрев прямо в лицо Дину Полу, она улыбнулась:

— Какой-то пресс-агент написал мою официальную биографию. Представляешь? Понимаю, я допустила ошибку, пустив это дело на самотек, но я и представить не могла, что получится такая ерунда.

— Когда имеешь дело с прессой, нужно держать под контролем каждую мелочь. Мой отец научил меня этому давным-давно. — Он помолчал и продолжил: — Кто занимается твоими заявками?

Она озадаченно уставилась на него.

— На интервью, — пояснил он.

Габриэль пожала плечами:

— Студия, полагаю. А здесь на все звонки отвечает Медвежонок.

Дин Пол осуждаюше покачал головой:

— Это нехорошо, неправильно. Тебе нужен собственный секретарь. Который будет работать только на тебя.

Он вышел и несколько секунд спустя вернулся с пачкой розовых листков. По мере того как он просматривал, его глаза все больше округлялись.

— Вот, Габби, все ищут встречи с тобой — Барбара Уолтерс, Кейти Курик, Дайана Сойер…

— Как ты думаешь, когда они оставят меня в покое?

Он поразмыслил минутку.

— Любой скандал имеет эффект снежного кома. Некоторые из них питают сами себя, и тогда нужно изо всех сил стараться удержаться в седле. Думаю, твой случай как раз из таких. А значит, ты должна общаться с людьми. Ты не можешь оставаться здесь, в башне, в заточении, как девица Рапунцель.

Габриэль понимала. Но, будучи произнесенной вслух, эта мысль лишала ее присутствия духа.

— Этот парень за дверью — телохранитель. Он не журналист. А тебе необходимо держать ситуацию под контролем. Может, студия и владеет правами на певицу Черный Сахарок. Но у тебя есть все права на Габриэль Фостер.

Он достал из заднего кармана портативный компьютер и с решительным видом принялся водить стилусом по экрану.

— Еще до моего ухода у тебя будет собственный журналист.

Тон, каким это было сказано, не оставлял сомнений в серьезности его намерений. В ней поднялась волна протеста.

— Не понимаю, почему этим не может заняться моя студия. У них для этого целый отдел по связям с общественностью.

— Естественно, который обслуживает их интересы. А кому есть дело до твоих?

— На сегодняшний день я представляю для них некоторый интерес, — возразила она. — В моем контракте есть пункт о записи еще двух альбомов.

Он насмешливо покосился на нее:

— Это вовсе не означает, что тебе позволят вернуться в студию. У меня есть приятель — исполнительный продюсер. Когда они хотят расторгнуть контракт, они просто выпускают сборник хитов или подборку записей, не вошедших в прежние диски, — что-нибудь, чем можно было бы занять артиста, но без дополнительных расходов.

Габриэль молчала.

Дин Пол продолжил:

— Думаю, ты не понимаешь, как это серьезно. Все хотят услышать твою версию этой истории.

В подтверждение он взмахнул листочками с сообщениями.

— Кейти, блин, Курик названивает тебе! Ты заблуждалась, Габби. Существует множество людей, которые никогда не слышали песен певицы Черный Сахарок, но которым известно имя Габриэль Фостер. И у тебя есть возможность повернуть ситуацию в свою пользу.

Его страстность зажгла в ней слабую надежду. Но сомнения все еще оставались.

— Ты не слышал, что говорят люди, звонящие на радио. Ты не читал посланий в Интернете. Слишком многие ненавидят меня.

— Фанаты рэпа, — фыркнул Дин Пол. — А еще они участвуют в омерзительных уличных потасовках Кого это волнует? Выброси белый флаг. Позволь Квин Би праздновать победу на фронте хип-хопа. Это единственная победа, которую ей удастся одержать. Ты можешь представить себе, чтобы Кейти звонила Квин Би с просьбой дать эксклюзивное интервью «Ежедневным новостям»? Да она и мечтать о таком, черт возьми, не смеет! Девочка из трущоб? В этом нет никакой тайны. Я могу отправиться на Кони-Айленд и в каждом квартале найти десяток таких Квин Би. Но все хотят говорить с тобой, Габби. Они охотятся не за Черным Сахарком. За тобой.