Бывшие любовницы

Бейб потрясенно уставилась на него. Это было последнее, чего она ожидала: терпеливый учитель наставляет тупоголовую ученицу, опять не сделавшую уроки.

— Тогда, может, тебе привстать, чтобы разглядеть получше? Это твоя жена.

И вот тут он по-настоящему посмотрел в глаза Бейб. Словно мысль о том, что Бейб — папарацци, наконец добралась до глубин его мозга и прочно обосновалась там. Он вернул ей фотографии.

— Скоро она будет бывшей женой, — без всяких эмоций произнес он.

— Прости.

— Твое маленькое пип-шоу действительно стало сюрпризом, но не сыграло решающей роли. Сегодня днем Эспен приняла предложение работать в Вегасе. Нечто вроде стриптиза с участием бывших звезд реалити-шоу.

Повисло молчание. Она принялась неловко заталкивать фотографии в сумочку. Дин Пол допил свой коктейль.

— И что ты собираешься с этим делать? В твоей сумочке фактически чек на крупную сумму.

— Я никогда не сделаю этого.

— Да что ты?

Она поняла, что будет дальше, и испугалась. Ярко-голубые глаза Дина Пола сказали ей, что ему все известно — о ней… вообще обо всем: о том, чем в действительности был ее браслет от Шанель, о том, что мега-бабки уже переведены на ее секретный счет, о том, что независимо от того, сколько боли и неприятностей ее уловки принесли его семье, она всегда будет испытывать удовлетворение от этой маленькой победы над ним и надо всем, что он собой воплощает.

— Как ты узнал? — шепотом спросила Бейб, и печаль охватила ее.

Эти глаза, глаза Локхартов, смотрели ей прямо в душу.

— Ты сама сказала мне.

Бейб почувствовала, как краснеет. Когда она наконец заговорила, ее голос был умоляющим:

— Пожалуйста, не надо меня ненавидеть.

— Я не ненавижу тебя. — Но хоть он и произнес это вслух, в его взгляде читалось совершенно иное.

Все мгновенно изменилось. Настолько, что Бейб уже не была уверена, что завтра вновь взойдет солнце. Ей нечего было сказать ему в ответ, нечего предложить. Она могла только просить прощения до потери голоса и знала, что все будет напрасно.

— Никаких неприязненных чувств?

Дин Пол поднялся.

— Никаких чувств вообще, Бейб. — И он вышел навстречу ночному Нью-Йорку.

А она еще долго сидела, пила и думала о том, какое дерьмо вся ее жизнь и как ей быть дальше.

— Не стоит терять время, дожидаясь этого парня.

Она подняла глаза и увидела Тейта Барбура.

— Может, ты и не такой идиот.

Он расхохотался:

— Ну, я надеялся на что-нибудь более положительное. Но для начала сойдет.

Бейб подумала, что, должно быть, выглядит легкой добычей для желающих по-быстрому перепихнуться: одна, одета в стиле «Секса в большом городе», ищет внимания публики.

Прежняя Бейб провела бы часть дня с этим третьеразрядным актером, пофлиртовала, выпила за его счет, и еще до окончания вечера они вместе отправились бы к тому из них, кто живет ближе, чтобы заняться наконец конкретным делом. Но новая Бейб переживала финальный акт Великой Американской Трагедии, каковой стала ее история с Дином Полом Локхартом. И эта Бейб намеревалась начать все с чистого листа. Она резко встала.

— Могу я купить тебе выпить? — спросил Тейт.

— Нет, спасибо. Я только что получила гораздо лучшее предложение.

Он озадаченно огляделся вокруг:

— От кого это?

— От себя самой.

Бейб отправилась домой, переоделась в домашнюю рубашку и принялась перебирать свою коллекцию фотографий. Работа может подождать. Она сидела за рабочим столом при мягком свете настольной лампы и внимательно изучала кадр за кадром, отбирая лучшие. Новый вызов. Ее собственная книга. «Ночь в поту».

Совершенно новое чувство охватило ее — незнакомое ей прежде воодушевление. Она не представляла, что в этот — один из самых печальных в своей жизни — вечер сможет чувствовать себя… счастливой… по-настоящему счастливой… возможно, впервые в жизни. И это чувство придавало ей сил, смешиваясь с невиданным творческим порывом. Она ощутила аромат будущего. И это был свежий душистый ветер.

Улыбаясь, Бейб рассматривала сквозь увеличитель роскошный снимок Дина Пола. Она вглядывалась в эти поразительные глаза, внимательно изучала орлиный нос, чувственный рот. И в голове ее зашевелились смутные подозрения.

Слишком легко он выдержал сегодняшний удар Неверность жены, обман бывшей подружки. Словно все это нисколько его не тронуло. Поразмыслив, она поняла причину странной «пуленепробиваемости» Дина Пола. Словно он нашел безопасный путь к отступлению, получил эмоциональную поддержку, которую долго искал.

Что-то щелкнуло в ее мозгу. Циникам хорошо известен этот защитный механизм, он помогает им сохранять неприязненное отношение к миру. Но и влюбленным он знаком.

Дин Пол был романтиком в душе. Вот и ответ на первый вопрос. Но теперь Бейб интересовал другой. Может, она и вне игры, но остаются еще Лара и Габриэль. Кому же из них достанется приз?

СВЕТСКАЯ ХРОНИКА ОТ ДЖИНКС УАЙЕТТ

Читаем между строк

Бедные японские близняшки! Прелестные сестрички разоделись в пух и прах, приняли гостей в таком замечательном месте… но никому не было до них дела. И это чистая правда, дорогие мои. Их роскошная гулянка по поводу дня рождения вызвала столько шума! Однако к ним это не имело никакого отношения. Список гостей — вот что заставило сплетников чесать языками до умопомрачения. Бывшая рэп-дива решила впервые появиться на публике после своего добровольного заточения, вызванного перестрелкой на улице, скандальной правдой о ее прошлом и финалом ее карьеры. Хм-м… Случайное ли это совпадение, что ее явление публике произойдет накануне ее долгожданного телеинтервью новому корреспонденту «Голливуда в прямом эфире»? Да, да, дорогие мои. Мистер Очарование победил Барбару, Кейти и Дайану. Извините, девочки. Вот если бы вы спали в колледже с этой великой обманщицей, тогда… Может, тогда у вас был бы шанс задать ей свои вопросы. Итак, от этой вечеринки ждут многого. А еще будет торт! А что еще нужно пронырливому писаке?

18.

ГАБРИЭЛЬ

— Алло? Алло? Будьте любезны, прекратите звонить по этому номеру!

Когда раздались короткие гудки, Габриэль прикрыла глаза. Она звонила домой, только чтобы услышать их голоса. Она знала, когда трубку снимет мама. А когда отец. Но она ни разу не нашла в себе сил заговорить. Всякий раз она делала судорожный вдох с намерением произнести первые слова, сказать хоть что-нибудь, но… ничего не получалось. Они всегда вешали трубку прежде, чем она успевала собраться с духом.

Ее мир перевернулся. Вновь. Но на этот раз она мечтала сбежать к Мэтью и Дайанс Фостер, а не от них. Габриэль прокручивала в уме все обвинения, которые она когда-то молча предъявляла родителям. А еще стены, которые она воздвигла. Эмоциональная изоляция, на которую она их обрекла. На годы. О Господи, на годы! Годы отчужденности, одиночества, тайных жалоб. Сейчас все это казалось таким бессмысленным. И горькое сожаление мучило ее.

Они дали ей все, что могли. Сделали все возможное, чтобы защитить ее. Сейчас она это понимала. Но тогда, в ту жуткую ночь в Брауне, и почти каждый день, вплоть до сегодняшнего, Габриэль обвиняла их. За то, что они отказались признать и уважать цвет своей кожи, чтобы получить себе место среди элиты. За то, что отказались от своей культуры, так что маленькая девочка выросла, не имея представления о том, что могут сделать с ней люди из-за цвета ее кожи.

Габриэль изучала историю движения за гражданские права. Она смотрела фильмы вроде «Миссисипи в огне». Но первое было прошлым, о котором родители почти никогда не говорили, а второе — голливудской продукцией, не имеющей никакого отношения к ее собственной жизни. Она уяснила, что ее все это не касается. И безусловно, пришла пора заплатить за отрицание очевидного.

Давай, Черный Сахарок! Дай нам попробовать твою шоколадку.

Та ночь стала ее расплатой. Или она так думала…

Зазвонил телефон. Габриэль вдруг перепугалась, решив, что это мама решила перезвонить, но потом напомнила себе, что номер заблокирован от определения. И она позволила Медвежонку ответить.

В последнее время телефон звонил все реже. Те, кто хотел общаться с ней, действовали через Биззи Грузарт, а сейчас, когда стало известно о будущем интервью, журналисты, питавшие надежды раскрыть публике ее тайну, смирились и оставили свои попытки.

Это была отличная идея — дать эксклюзивное интервью «Голливуду в прямом эфире», то есть Дину Полу. Возможно, это было одним из самых трудных решений в ее жизни — рассказать всему миру о том, что произошло. Поскольку она собиралась быть предельно откровенной. Ради себя. Ради родителей. И значит, ей придется открыться полностью. Больше никаких тайн. Ни слова лжи. И ей нечего стыдиться.

Она предпочла, чтобы жесткие вопросы ей задавал тот, кто ее действительно знает, а не журнальная гарпия, которая будет выделываться перед камерой. Под местоимением «она» подразумевалась Габриэль, а не Черный Сахарок. Этой женщины больше нет. Она была искусственно созданным существом, образом напоказ, своеобразной этнической броней, попыткой обмануть самого дьявола.

Это произойдет завтра. Время и место уже определены: здесь, в ее номере, в два часа. Кажется, все это было не с ней: приступы паники, глупый страх, что она не сумеет с этим справиться. Габриэль пыталась закрыться от прессы, но ведь этого невозможно избежать. Интервью готовили, как блицкриг. Как всегда, «Сегодня вечером» сметал с дороги конкурентов, но «Голливуд в прямом эфире» поднял ставки. Зрительское возбуждение, вызванное перспективой увидеть на экране Дина Пола рядом с его затравленной таблоидами бывшей подружкой, в итоге сократило их разрыв в рейтинге до одного пункта.

В комнату вошел Медвежонок.

— Сахарок, — поднес он к уху воображаемую трубку, — это твоя собутыльница номер один — Лара.

Она улыбнулась этому милому гиганту, который своим телом встретил пулю, предназначавшуюся ей.

— Я понимаю, что для этого потребуется некоторое время, Медвежонок, но я уже говорила, что не хочу, чтобы ты называл меня Сахарком.

— Я стараюсь, Са…

Она увидела, как он вздрогнул, в очередной раз допустив ошибку, и промолчала.

— Габриэль!

В трубке гремело так, словно звонили со стройплощадки.

— Лара? Надеюсь, ты в каске!

— Я сейчас в пакгаузе. Здесь так много работы, наверное, я никогда отсюда не выберусь. Приви привезет мой вечерний наряд в отель «Гансевурт». Это рядом. Бедняжка Квини! Она вырубилась от транквилизаторов. Впрочем, это к лучшему. Она всегда плохо переносила поездки. Слушай, я не могу к тебе заскочить, но хочу, чтобы ты знала: моя машина прибудет к семи.

— В этом нет необходимости. Я справлюсь сама…

— Это решено, — оборвала ее Лара. — Я не дам тебе возможности передумать в последний момент. Ты до сих пор ни разу не рискнула выйти из своего номера.

Габриэль рассмеялась:

— Дин Пол называет меня Рапунцель.

— Ну, не стану передавать, как называет тебя Финн. А то ты его поколотишь.

— Нет, скажи. Я ведь встречусь с ним сегодня вечером. Может, швырну его вниз головой в гондолу.

Лара заколебалась.

— Скажи, — настаивала Габриэль.

— О’кей. Но не вини меня потом. Я просто служба информации.

— Идет.

— Он говорит, что ты истеричка, страдающая агорафобией, в окружении двадцати кошек, только минус кошки плюс копия Рубена Стаддарда, не умеющая петь.

— Вот черт! — Габриэль взвизгнула от удовольствия. — Ух, ну я доберусь до него!

— Разве он не ужасен?

— Более чем! Что-нибудь слышно от Бейб?

— Ничего конкретного. Она занята этим проектом со своей книгой. Но сегодня она обязательно будет. — Лара внезапно замолчала. — Мать твою! Одна из скульптур только что рухнула в лагуну.

— Ты же рассудительная девушка. Поверить не могу, что ты только что воскликнула: «Мать твою!»

— Это ваше с Бейб пагубное влияние. Придется исправить ошибки и подружиться с парочкой новообращенных христиан.

— Ага, и вы втроем усядетесь в кружок и вознесете молитвы за Хоакина Круза и его чл…

— Габриэль! — возмутилась Л ара. — Я могла бы ожидать подобной вульгарности от Бейб, но…

— Знаешь, что? Ты еще не слишком испорчена. Благородная леди все еще таится в тебе.

— Не думаю, что некто, называвший себя «Супершлюхой», имеет право делать подобные заявления, — поддразнила Лара. — Ладно, мы вроде договорились не упоминать больше этого имени.

— Извини, я забыла.

— Габриэль, до меня дошло. — В голосе Лары появились нотки притворного сочувствия. — Проблемы с памятью и агорафобия? Может, наплевать на вечеринку Мио и Мако и рвануть прямо в Ленокс-Хилл?

— Да что угодно, лишь бы избежать завтрашнего интервью.

— Нервничаешь?

— Ужасно.

— Ты в хороших руках. Он позаботится о тебе.

— Я знаю.

— О’кей, Рапунцель. Мне надо бежать. Чувствую себя архитектором катастроф. Это место ни за что не будет готово к сроку.

— Не смеши. Все будет великолепно, — заверила ее Габриэль.

— Хорошо бы. Для подобных событий не предусмотрены генеральные репетиции. Увидимся вечером. — Еще не отключив телефон, Лара принялась кричать на одного из рабочих: — Уберите оттуда красные скатерти! Они должны быть в черно-белую клетку!

Габриэль улыбнулась. Самое главное — детали…

Но тут прошлое ворвалось в ее жизнь, и она застыла. Один лишь звук его голоса наполнил ее отвращением.

— Здорово, малыш. Слышал, у тебя неприятности? Хотя ты, похоже, выбрался из этого дерьма. Одна пуля медведя не остановит. Я велел Квин Би избавиться от этого придурочного черномазого кузена. Дебил долбаный!

На Габриэль нахлынули воспоминания, и она вдруг поняла, как сильно ненавидит этот жаргон гетто, этот тон, манеры, акцент. И удивилась, что так долго могла мириться с этим.

Угроза Взрыва вломился в номер, как будто каждый квадратный метр отеля принадлежал лично ему. Наступил Хэллоуин, и на нем был костюм сказочного Главаря Разбойников, но невероятно шикарного: на плечах — Армани, на ногах — Гуччи, вокруг глаз — Оливер Пиплз, поверх всего этого — длинное норковое манто, да еще вдобавок, словно говоря: «Пошли вы все, у меня есть бабки», — сияющие драгоценности в ушах, на шее, запястьях, на каждом пальце. Золото носят маленькие мальчики. Настоящие ублюдки украшают себя бриллиантами.

В нескольких шагах позади этого мультяшного героя шествовал слуга-помощник, которого Габриэль знала под именем Ледяной Человечек. Всегда в парадном костюме, всегда сдержанный и спокойный, всегда молчаливый. Его единственной обязанностью было носить повсюду за хозяином коробочку с украшениями.

Кинозвезды расхаживают повсюду в сопровождении слуг, которые держат над ними зонтики, следуя за хозяином, как хвост за кометой. Угроза Взрыва сделал их всех: за ним тенью следовал личный бриллиантоносец.

— Привет, Взрыв, — сказала Габриэль так холодно, как только могла.

Он смерил ее взглядом — медленно, сверху вниз, отмечая полное отсутствие своего влияния. Черный Сахарок выглядела вызывающе. Женщина, стоявшая перед ним, была образцом изящества. Он возмущенно вздернул подбородок:

— Что такое? Ты выглядишь как та сучка, которую я вытащил из «Флюидологии». Помнишь? — хохотнул он. — Ты тогда была пустым местом.

Габриэль гордо выпрямилась, глаза ее блеснули.

— Ошибаешься, Взрыв. Я стала пустым местом, когда связалась с тобой.

Он помолчал. А затем откуда-то из глубин его бычьей шеи вырвался взрыв издевательского хохота. Он махнул рукой Ледяному Человечку, чтобы тот вышел из комнаты, словно отгоняя надоевшую муху. И злобно прищурился.

— Ты, сука! Я, черт возьми, создал тебя. И нечего выпендриваться тут в этом пентхаусе, за который я плачу, и гнать волну. Кто ты такая вообще, твою мать?

— Меня зовут Габриэль Фостер, — голосом, лишенным эмоций, произнесла она. — И поверь, я не тот человек, который тебе нужен.

Он разгладил несуществующие складки на своем костюме ценой в две тысячи долларов. И невзначай коснулся рукой промежности, одновременно разглядывая Габриэль, словно примериваясь. Потом равнодушно пожал плечами:

— Имя другое, дырка та же.

Габриэль ненавидела такие слова. Но произносившего их ненавидела еще больше. Взрыв подошел к бару, нашарил там бутылку «Курвуазье».

— На студии суетятся насчет этого интервью. Меня послали, чтобы разобраться с твоей трусливой задницей.

— Ты имеешь в виду, что тебя отстранили от изготовления Черного Сахарка номер два? Дело серьезное.

Он глотнул коньяку прямо из бутылки и с грохотом поставил ее на место.

— Да, для тебя. Думаешь, кто-нибудь захочет с тобой работать? Не забывай, у тебя контракт с нами. Не стоит на это забивать.

Габриэль вспомнила, что рассказывал ей Дин Пол, и решила прощупать почву.

— Это значит, что я могу вернуться в студию? — Она посмотрела на него с очаровательной улыбкой. — Я хочу записать несколько новых песен. Как думаешь, может, стоит ответить Квин Би?

Угроза Взрыва предупреждающе поднял ладонь:

— Сейчас в этом нет необходимости. Остынь пока. Дай ситуации утрястись.

Именно такого ответа и ждала Габриэль. Выражение ее лица изменилось быстрее, чем Бейонс вращает задницей.

— Пустой треп. — По лицу ее было видно, что она знает, о чем говорит.

В его глазах мелькнуло удивление.

— Дай-ка угадаю, — начала Габриэль. Она присела на плюшевый диван и положила ногу на ногу. — Вы будете держать меня на крючке, выпустив сборник старых хитов или чего-нибудь еще, что можно сделать быстро и без особых затрат.

Взрыв онемел от ярости. Он предпочитал, чтобы женщины слушали его лекции о ведении дел, а не наоборот. Габриэль воспользовалась удобным моментом. Она была как грозовое облако, несущее в себе мощный электрический заряд. Пришло время следующего удара молнии.

— Для меня было бы лучше оставаться за кадром, да? Таким образом сохраняя образ певицы Черный Сахарок. И оставаясь полностью под твоим контролем. И даже в случае возникновения разногласий ты, возможно, сумеешь выжать из меня еще кое-какую прибыль, прежде чем отправить в бессрочную ссылку. — Голос ее приобрел особую мелодичность. — Но если всеобщее внимание вызовет Габриэль Фостер…

Взрыв сбросил манто на кресло. На лице его только что не было написано заглавными буквами: «Бешеный паровоз». Но он не стал шумно выпускать пар или плеваться кипятком. Он молча уставился на нее, мысленно собирая воедино ее доводы, как детскую головоломку, и внезапно взревел:

— Сука! Я тебя создал!

Габриэль отвечала ровно, не повышая голоса:

— Думаю, лучше сказать — воспитал. Это ведь ты подошел ко мне, помнишь? Это было реакцией на мои стихи. И каждое из этих стихотворений я записала на диск. — Она помолчала, вспоминая, как он заставлял ее переделывать тексты. Вынуждал писать о якобы актуальных для женщины вещах — о мужчинах, деньгах, сексе. — Голос у меня был слабенький, но в стихах чувствовалась моя собственная душа.

Он злобно ухмыльнулся:

— Думаешь, люди ломились на твои концерты из-за так называемой поэзии? Дело было в моих ритмах, девочка. Да я мог бы снять на улице любую шлюху, заставить ее прочитать телефонный справочник под такие мелодии — и все равно это был бы хит!

Она пыталась сохранить спокойствие. Доля истины в его словах действительно была. Ну и что? Его слова стали завершением спора.

— Если все так просто, тогда тебя не должно беспокоить, что я делаю. Найди другую сучку. Эта — вне игры. — С этими словами Габриэль встала.

Угроза Взрыва метнулся к ней:

— Куда это ты собралась? Ты никуда не пойдешь. Я твой хозяин. — И он грубо схватил ее за руку.

— Отпусти меня.

Взрыв лишь крепче сжал ее руку.

— Медвежонок! — громко позвала Габриэль.

Всего миг — и он был здесь.

— Отвали, Взрыв. Это не дело.

Но Угроза Взрыва рассвирепел еще больше. Его было уже не удержать.

— С кем ты, по-твоему, мать твою, разговариваешь? Ты работаешь на меня. Твою жирную задницу оплачивает моя компания. Если я прикажу отсосать мне, ты быстренько опустишься на колени. Без вопросов.

— Я работаю на Са… Я работаю на Габриэль. Поищи в своих бумагах мое заявление об уходе. А сейчас я сказал, отвали на хрен.

Картинка маслом: Медвежонок в стойке сумоиста, в полной готовности к броску. Угроза была вполне реальной. Если Взрыв немедленно не отпустит руку Габриэль, он рискует превратиться в украшенный бриллиантовой россыпью блин. Бандитская рожа Взрыва выражала полнейшее недоумение. Он всегда отдавал приказы. Никогда им не подчинялся. Но в конце концов он разжал руку. Затем также недоуменно оглядел комнату, словно ждал, что сейчас откуда ни возьмись выскочит Эштон Катчер с воплем: «Козел, тебя отымели!»

Габриэль долго пристально разглядывала его, желая запомнить именно таким — с прорехами в его броне отчаянного мачо.

— Я попросила независимого юриста проверить мой контракт. Ты надул меня, Взрыв. Крепко надул. Отымел так, как никогда не имел в койке. Вот это чистая правда.

Слова Габриэль достигли цели. Обвинить чернокожего, что он не умеет трахаться! Большего оскорбления и унижения и представить себе нельзя. По глазам Угрозы Взрыва было видно, что он уязвлен до глубины души.

— Оказывается, я никогда не смогу компенсировать затраты. — Она даже рассмеялась, вспомнив абсурдно незаконные формулировки документа. — Ну, если только продам десять миллионов копий. Не важно, все равно это не может считаться контрактом. Это вроде как ссуда, предоставленная студией, которую надо выплачивать. Ты правильно сказал, Взрыв, ты хозяин. А Черный Сахарок теперь проблема твоей студии, а не моя.

Угроза Взрыва кивнул Медвежонку:

— Нравится работать задарма, парень? У этой стервы нет ни цента.

Габриэль возразила:

— Я продала драгоценности, — и в доказательство продемонстрировала свои руки. — Все это были подарки. Моя собственность. Могу хранить — могу продать. И не пытайся выселить меня из этого номера. Он оплачен на неделю вперед. Твой бухгалтер опоздал с оплатой счета, но я договорилась с управляющим. И теперь я нахожусь здесь на правах обычного гостя. И могу вышвырнуть тебя отсюда. Но буду вполне удовлетворена, если ты уйдешь сам и унесешь свои яйца. Ах да, ты ведь, наверное, не привык носить тяжести. Ну ничего, Ледяной Человечек поможет.

— Ты жадная маленькая…

— Ой! — остановила его Габриэль. С нее было достаточно, но очень уж трудно было удержаться. — Кстати, Медвежонок получил прибавку к жалованью. Плюс премиальные. Поверить не могу, что ты никому не оплачивал медицинскую страховку.

— Ага, парень, — встрял Медвежонок. — Как это так?

Она победно улыбнулась, всем своим видом показывая, что апокалиптический крах карьеры лишь сделал ее сильнее. Он никогда не видел разницы между Черным Сахарком и Габриэль. Вплоть до настоящего момента. Она подобрала шубу и швырнула ее ему в руки. Последние слова были произнесены самым нежным голосом, какой он когда-либо слышал:

— Ну и кто из нас б…дь?

Несколько часов спустя она вертелась перед зеркалом, рассматривая свое простенькое платье для коктейлей от Нарцисс Родригеса. Боже, она же почти голая! Никаких украшений, минимум косметики. Только черное платье Но то, которое носит Габриэль. Сладкое ощущение свободы растекалось по всему ее телу. Официально это, может быть, день рождения Мио и Мако Кометани. Зато неофициально — торжественный выход в свет Габриэль Дайаны Фостер.

Как и обещала Лара, ее лимузин ждал у входа «Уолдорф-Астории». Страстное желание поскорее выйти из отеля вызывало дрожь в желудке и не покинуло ее, даже когда автомобиль медленно отъехал от бордюра и рванул в темный лес манхэттенской ночи.

Глубокий спокойный вдох. Первые минуты самые трудные. Возбуждение спадало, она просто радовалась тому факту, что впервые с тех пор, как женщина, известная под именем Черный Сахарок, пережила страшный удар, женщина, которую когда-то звали Габриэль, вышла в город… совершенно одна. Никаких продюсеров-кукловодов, никакой свиты, никаких телохранителей. Свободна наконец.

И вот они уже на месте. Водитель остановился где-то на Девятой авеню. Ее ноги в туфлях от Маноло Бланика ступили на булыжную мостовую. Она любила этот район. Смешение старых складских помещений, кирпичных фасадов, стильных современных ресторанов и флагманов модной индустрии вроде бутиков Стеллы Маккартни и Александра Маккуина. Только в Нью-Йорке все это может сочетаться в гармонии урбанистической эклектики.

Снаружи здание представляло собой массивную металлическую конструкцию неприметного серого цвета. Но оживление, царящее вокруг, заставляло предположить, что внутри происходит нечто интересное. В предвкушении чего-то необычного Габриэль миновала ряд курильщиков, вошла внутрь и очутилась… в другом мире. Боже! Да, это воистину другой мир. Она оказалась в Италии. Венеция!

Лара каким-то невероятным образом умудрилась вместить в это пространство точную копию Гран-канала, с настоящей водой и абсолютно подлинно выглядящими гондолами. Массивные силуэты базилики Сан-Марко и Дворца дожей возвышались над голубой лагуной. Внимание автора к деталям создавало поразительный эффект.

Византия, готика, ренессанс — экзотическое смешение стилей производило чарующий эффект. Вечеринка только что началась, но уже жила своей особой жизнью: тайны, романтические встречи, бездна удовольствий.

Габриэль рассматривала собравшихся. Воображаемый город в воображаемой стране постепенно заполнялся энергетикой Нью-Йорка. Богатого. Страстного. И сексуального. Габриэль на некоторое время застряла у стойки с напитками, где образовалась очередь из любителей поддержать себя спиртным. Ей удалось убить время, поболтав о том о сем с одной моделью второго плана. Наконец подошла ее очередь.

«Бешеный бык»! Коварная штучка — возбуждающий сладкий напиток с кофеином и семидесятиградусной водкой. Она опрокинула его одним махом и тут же почувствовала эффект. И отправилась на поиски равного по воздействию приключения.

Габриэль заметила Лару рядом с группкой каких-то европейцев и громко выкрикнула ее имя.

Длинные светлые волосы гладко зачесаны назад, фигурка десятого размера затянута в черный комбинезон. Лара обернулась, улыбнулась Габриэль, бросила что-то в микрофон, закрепленный за ухом, и поспешила к подруге.

— Ты сделала это! — Она обняла Габриэль.

— То, что сделала ты, просто невероятно!

Лара скромно улыбнулась в ответ. Габриэль показала на микрофон:

— Мне нравится. Как у Джанет Джексон.

Лара расхохоталась:

— Спасибо. — Она показала на сцену и подиум. — Возможно, тебе будет интересно узнать, что чуть позже здесь выступят «Ритм Нейшн».

Из ниоткуда возникла Бейб с указательным пальцем, уже лежащим на кнопке затвора верного «Contax G2».

— О’кей, стервочки, улыбнитесь для «212».

Щелк.

— Я хочу, чтобы мы сфотографировались втроем! — потребовала Габриэль.

Тут же, словно по заказу, появился Финн, взглянул на камеру в руках Бейб:

— Я сниму вас.

Бейб засомневалась было, но уже через несколько секунд давала ему краткий урок фотодела. Финн слушал, но только краем уха.

— Ну хватит, профессор Лейбовиц. Становись в кадр. Твоя цацка выглядит точь-в-точь как мой «Полароид».

Выражение лица Бейб подсказало остальным, что уж лучше бы он назвал ее мать дешевой шлюхой. Возникла напряженная пауза, которую тут же разрядил сам Финн:

— Шучу, шучу. Но как трогательно! Я знаю женщин, которые даже к своим детям не относятся настолько трепетно.

Взрыв смеха, после которого они образовали своеобразную цепочку женской солидарности, причем невероятно фотогеничную. Объятия были теплыми, улыбки искренними, а чувства друг к другу — мягкими и нежными, как кашемир.

Щелк.

И так же легко, словно кто-то крикнул: «Кортни Лав!», они рассыпались в разные стороны: Лара — по своим неотложным делам, Бейб — делать светскую хронику, а Финн — в поисках возможности быть представленным красавчику Джорджу Идсу.

И тогда Габриэль увидела его, идущего по узкой псевдовенецианской улочке. На миг она даже перестала дышать. И причиной была его улыбка. Она начиналась в уголках губ, поднималась к детски-голубым глазам и освещала все лицо, словно дивный цветок, распускающийся в солнечных лучах.

Габриэль насторожилась. Что-то странное было в том, как он смотрел на нее. С какой-то неуловимой просьбой.

— Никогда не видел тебя такой прекрасной. — Он наклонился, чтобы поцеловать ее, и его губы задержались на ее губах чуть дольше, чем того допускали приличия. Едва уловимый запах пота коснулся ее ноздрей Можно запечатать его в бутылку и заработать на этом целое состояние. Нешуточная Мужественность Дина Пола Локхарта.

— Ты здесь работаешь или развлекаешься?

— И то и другое. Мы только что свернули аппаратуру, — улыбнулся он. — Я брал короткое интервью у почетных гостей и хозяев вечеринки. Это были самые длинные пять минут в моей жизни. Впрочем, они очень милые. Ты знала, что им платят за то, чтобы они просто появлялись на вечеринках?

— Лара рассказывала мне как-то.

Он вновь как-то странно посмотрел на нее, и в его взгляде блеснула решимость.

— Господи, Габби, я сейчас не выдержу. Мы должны поговорить. Я хочу сказать тебе кое-что.

Габриэль глубоко вздохнула, а он повел ее сквозь толпу, мимо бара, к укромному местечку рядом с подиумом. Она нервно закусила губу.

А вокруг шумела тусовка.

И вот опять этот взгляд. Он проникал в такие глубины ее души, которые она закрыла для всех давным-давно. Дип Пол нежно коснулся ее обнаженных рук.

— Я люблю тебя, Габби.

Она молчала. Долго-долго. Тень смущения легла на его лицо.

— Ты слышишь меня? Я сказал, что люблю тебя.

Габриэль не отводила взгляда от его глаз, потрясенная благоговейным обожанием, которое увидела в них. А еще в них было искреннее обещание всю жизнь прожить вместе, даже растить внуков… По крайней мере сейчас он думал именно так. Но тут она обратила внимание на одну забавную деталь. То, как он произнес последнюю фразу. Ты меня слышишь? Я сказал, что люблю тебя. Если когда-нибудь опубликуют собрание цитат из Дина Пола, эти слова займут место в верхних строчках.