– Спасибо, – буркнула Анна Сергеевна, хотя вовсе и не чихала. – Ну, и в чем же дело?
– К сожалению, теперь это невозможно, – вздохнул Альберт. – Ибо князь Григорий по вполне понятным причинам пребывает в глубоком подполье, и даже ваш покорнейший слуга далеко не всегда имеет возможность его лицезреть. Но уверяю вас, достопрепочтеннейшая Анна Сергеевна, что князь Григорий знает обо всем, и наша встреча происходит по его ведению и повелению.
– Ну ладно, хватит болтать, – оборвала его Анна Сергеевна. – Выкладывайте, чего надо вашему князю Григорию. Небось, опять какие-нибудь темные делишки, а?
– Ну что вы, Анна Сергеевна, разве князь Григорий способен на темные делишки? – бурно возмутился барон. – Его дело правое, и своего он добивается исключительно благородными средствами!
Анна Сергеевна нетерпеливо щелкнула хлыстом – ей явно надоело словоблудие гостя. Они уже четверть часа беседовали, но собственно по делу не было сказано ни слова.
– А теперь послушайте меня, – заговорила Глухарева, властно поглядывая на Альберта, который стоял перед ней, съежившись и опустив глаза, будто проштрафившийся первоклассник. – Если вы прибыли, чтобы обменяться верительными грамотами, то будем считать, что эта часть вашего дипвизита выполнена. Есть конкретное дело – выкладывайте. А нет – будьте здоровы, мне еще… – Анна Сергеевна чуть было не сказала: "Мне еще домашние задания проверять надо". – У меня дел невпроворот!
Однако барон Альберт, кажется, был патологически неспособен говорить о деле без предисловий и экивоков:
– Видите ли, достопочтеннейшая, дело до вас у князя Григория действительно есть, но я, право же, не знаю, с чего начать… Ну ладно, попытаюсь. Вам, несомненно, известно имя главного погубителя князя Григория. – Альберт выжидающе уставился на Анну Сергеевну. Но так как Анна Сергеевна даже не удостоила его кивком, то он нехотя уточнил: – Некто господин Дубов.
Это имя называл и Щепочкин, перечисляя абариновско-кожуховских персонажей, но Анна Сергеевна продолжала хранить непроницаемое молчание.
– И вы его уже как-то пытались, гм, так сказать… – продолжал мямлить барон, не решаясь произнести решительные слова.
– Замочить, что ли? – пришла ему на помощь Анна Сергеевна.
– Устранить, – мягко уточнил Альберт. – Но увы, в тот раз вас постигла неудача. Или, вернее, негодяя Дубова постигла удача – он остался жив и продолжает свои козни. И вот теперь, как бы это сказать…
"О Господи, во что я вляпалась!" – тоскливо подумала Анна Сергеевна, а вслух произнесла:
– Все ясно – доделать незавершенку.
– Да-да-да, конечно! – закивал Альберт, радуясь, что ему самому не пришлось говорить главных слов. – И поверьте, почтеннейшая, князь Григорий в долгу не останется.
– Я должна подумать, – сквозь зубы процедила Анна Сергеевна. И как бы между прочим полюбопытствовала: – Ну и где же этот мерзавец Дубов обретается – небось, за городищем?
– О, нет-нет, Анна Сергеевна, за городищем вас ждут куда более важные поручения, – рассыпался мелким бесом Альберт. – А Дубов сейчас находится в вашем городе. Кстати, он знает, что за ним охотятся поборники справедливости, и поэтому сменил имя и даже внешность.
– Ну и как же его теперь зовут? – зевнула Анна Сергеевна.
Альберт понял, что, пожалуй, для первого раза сболтнул лишку, но отступать было поздно. Воровасто оглянувшись, он достал из внутреннего кармана ручку и записную книжку, выдернул листок, что-то на нем нацарапал, показал Глухаревой и тут же поспешно сжег в пепельнице.
Анна Сергеевна хранила холодное молчание и лишь легким кивком дала понять, что все поняла и все запомнила.
– Ну и как? – выжидающе глянул на нее барон Альберт.
– Раз надо – сделаем, – бросила Глухарева. – Надеюсь, не очень срочно?
– Нет-нет, ну что вы, – залебезил повеселевший барон Альберт. – Никакой срочности, главное – надежность. А все наводки мы вам дадим, и насчет задаточка не извольте беспокоиться – всё будет в наилучшем виде!
Когда барон Альберт, кланяясь и рассыпаясь в любезностях, покинул жилище Анны Сергеевны, дверь шкафа отворилась, и оттуда вывалился Василий Щепочкин.
– Да уж, Анна Сергеевна, я и не представлял себе, что у вас там столько пыли, – сказал он, снимая с плеча оренбургский пуховый платок цвета темно-вишневой шали. – Еле от чиханья удержался.
– Один раз не удержался, – усмехнулась Анна Сергеевна.
– Но зато вы, Анна Сергеевна, были великолепны, – восхитился Вася. – Вам бы в театре выступать, право же!
– Мне и в школе цирка хватает, – пробурчала Анна Сергеевна, хотя Васин комплимент пришелся ей по душе. – Эх, увидал бы меня мистер Сорос – точно бы исключил из своих лауреатов.
– Или наоборот – представил бы к еще одной премии, – шутливо возразил Щепочкин.
Но Анна Сергеевна резко посерьезнела:
– Шутки шутками, а дело-то совсем не шуточное. Похоже, Миша был прав – мы имеем дело с шайкой преступников и убийц!
– А по-моему, просто взрослые дяди начитались сказок и решили поиграть "в князя Григория". Этот барон Альберт вам случаем не сказал, каким способом вы должны "мочить" литературного персонажа Дубова?
Анна Сергеевна строго посмотрела на Щепочкина:
– Вася, ты еще в школе имел привычку невнимательно слушать на уроках. Или ты не понял, что они под литературным Дубовым подразумевают вполне реального человека?
– Да, что-то такое припоминаю.
– А теперь догадайся с трех раз, кого именно они предложили мне "замочить"!
Щепочкин даже присвистнул:
– Вот это да! Право же, Анна Сергеевна, удача сама плывет к нам в сети.
– Какая удача?! Ты что, не понимаешь, что они собираются тебя убить, к тому же моими руками!.. И вообще, – продолжала Анна Сергеевна, немного успокоившись, – я потому согласилась так быстро, что иначе бы они сами это сделали.
– Анна Сергеевна, вы поступили совершенно правильно – такой заказ никак нельзя выпускать из рук, – продолжал балагурить Щепочкин. – Раз уж устранить меня они наняли, шутка сказать, саму Анну Сергеевну Глухареву, то и заплатят за мою голову по-царски. Так что требуйте с них по полной программе…
– Если ты не прекратишь дурачиться, то я тебя прибью совершенно бесплатно! – не выдержала Анна Сергеевна. – Мы должны немедленно обратиться в милицию!
– А что мы ей скажем? – вмиг успокоившись, отвечал Вася. – Что барон Альберт "заказал" вам Василия Николаевича Дубова, которого на самом деле зовут Василий Юрьевич Щепочкин? Да нас с вами просто на смех подымут!
– Ну и что же делать – ждать, пока…
– Я обращусь в милицию частным образом. На днях увижу инспектора Рыжикова в неофициальной обстановке и все ему расскажу.
– Где, если не секрет?
– На репетиции в нашей художественной самодеятельности. Мы ж теперь ставим "Ревизора"!
– И вы с инспектором репетируете Бобчинского и Добчинского? – предположила Анна Сергеевна. Щепочкин рассмеялся:
– Не совсем. Инспектор – Городничего, а я – Держиморду… Ну ладно, пора собираться. Я так чувствую, что у вас еще дел невпроворот. – Вася кивнул на кипу тетрадок. – Вы, Анна Сергеевна, главное дело, торгуйтесь и тяните время – мы должны вывести этих сказочников на чистую воду еще до того, как вы меня… Ну ладно, не буду, не буду, – засмеялся он, заметив, что госпожа Глухарева не в шутку потянулась за "садо-мазохической" плеткой.
Из дома учительницы Щепочкин ушел в наилучшем расположении духа, размышляя о том, как использовать обстоятельства в свою пользу. Или, вернее, во вред тем, кто затеял совершать преступления "по книге", олицетворяя себя с литературными злодеями. И первое решение, которое принял Василий – не торопиться и подождать, что еще выкинут "упыри и вурдалаки", а пока что внимательнее перечитать книги Абариновой-Кожуховой.
А Анна Сергеевна, проводив Васю, принялась за свои терадки. Хотя, конечно, мысли ее меньше всего были заняты косинусами, биссектрисами и прочими логарифмами.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
СОБАЧЬЯ РАДОСТЬ
ПУШКИН. А чего мне бояться? Я тут живу мирно, никого не трогаю, заговоров противу правительства не замышляю…
ВУЛЬФ. Так вот, сидим это мы с господином Пещуровым, беседуем о том о сем, а потом Алексей Никитич что-то увидал, подвел меня к окну и указал на некоего господина – мол, вот он, тот особый чиновник. (Понизив голос) Но я его узнал – это страшный человек!
АРИНА РОДИОНОВНА
(испуганно крестится)Прости, господи!..
ПУШКИН. И чем же он такой страшный?
ВУЛЬФ. А тем,что стоит ему где-то появиться, то тут же что-нибудь приключается.
ПУШКИН. Прошу тебя, Алексей Николаич, не надо меня стращать – ты же знаешь, что я не из пугливых. Говори напрямую.
ВУЛЬФ. Напрямую? Пожалуйста. Если ему не удастся найти на тебя чего-то порочащего, чтобы законным путем отправить в крепость или Сибирь, то… Ну, сам понимаешь. Так чисто сработает, что и не подкопаешься.
АРИНА РОДИОНОВНА. Александр Сергеич, голубчик ты мой, да беги ты отсюда, пока эти супостаты тебя не загубили!
ПУШКИН
(озадаченно)Ну и дела. Что ж делать-то?
ВУЛЬФ. Как что? Бежать, пока не поздно! Мне не веришь, так вот хоть Арину Родионовну послушай, уж она-то тебе зла не пожелает!
(Елизавета Абаринова-Кожухова, "Поэтический побег")
Зеркала в гостиной, как и во всем особняке покойного банкира Шушакова, все еще были затянуты черным крепом. Во все черное была одета и Ольга Ивановна, вдова Ивана Владимировича, лишь поверх платья был накинут цветастый "цыганский" платок – подарок покойного супруга.
Кроме вдовы, в гостиной находились ее дочка, тоже Ольга и тоже Ивановна, и господин Семенов, ближайший помощник Шушакова, ныне временно управляющий делами банка.
Единственным современным предметом в гостиной, отделанной слегка "под старину", был радиоприемник "Панасоник". Музыка, негромко льющаяся из стереодинамиков, замаскированных под греческие вазы, ничуть не мешала хозяйкам и гостю, расположившись на диване а-ля Ришелье, обсуждать свои дела. А точнее, дела Ольги Ивановны-старшей, которые обстояли мягко говоря, отнюдь не лучшим образом. И дочка, очень похожая на мать лицом и станом, и господин Сидоров, вальяжный господин лет тридцати с небольшим, с вьющейся темной шевелюрой, как могли, пытались ее утешить.
– Ну не убивайтесь так, Ольга Ивановна, – говорил Семенов приятным, чуть распевным баритоном. – Все устроится, все уляжется. Вы, главное, сами себя не накручивайте.
– Да как же я могу себя не накручивать, – чуть не плача отвечала Ольга Ивановна, – когда меня обвиняют в убийстве, да еще собственного мужа! Это ж просто уму непостижимо…
– Если читать все, что пишут в газетах… – начал было Сидоров, но его прервала Ольга Ивановна-младшая:
– А вы еще не знаете, Григорий Алексеич? Сегодня маму вызвали в милицию, и инспектор Рыжиков объявил, что она официально объявлена подозреваемой, а в качестве меры пресечения избран домашний арест!
– Да, так и сказал, – всхлипнула Ольга Ивановна. – А когда я спросила, какие у них основания считать, что Ванечку убили, и почему именно я под подозрением, он ответил, что эта информация не для разглашения. Такое впечатление, что на него кто-то надавил. – Ольга Ивановна поднесла к глазам кружевной платочек.
– Не кто-то, а что-то, – резко произнесла Ольга-младшая. – Общественное мнение, которые создают всякие подонки вроде этого мерзкого ди-джея Гроба!
Тут, словно в ответ на ее слова, музыка смолкла, а из греческих ваз раздался характерный мужской голос:
– Господа слушатели, у микрофона по-прежнему я, ваш любимый и незаменимый ди-джей Гроб. Передаем сводку криминальной информации. Подтверждаются подозрения о причастности безутешной вдовушки к безвременной кончине нашего олигарха Ивана Владимирыча Шушакова…
– Григорий Алексеич, выключите эту гадость! – почти выкрикнула девушка.
– Нет, пусть говорит, – неожиданно твердо и спокойно велела Ольга Ивановна. – Григорий Алексеич, сделайте погромче.
– Своими действиями наша доблестная милиция признала, хоть и косвенно, что мадам Шушакова таки виновна в инкриминируемом ей преступлении, – с апломбом вещал ди-джей Гроб. – А вообще-то преступность распоясалась вконец – она уже и до нашего светлого будущего добралась. Я имею в виду наших детей. Девятиклассник Михаил Сидоров, которого чуть ли не среди бела дня бабахнули по чайнику железякой, до сих пор не пришел в сознание. А то, что это покушение, как и подозрительную смерть олигарха, взялся расследовать наш комиссар Мегре, сиречь инспектор Рыжиков, означает одно – истина так и останется где-то рядом. Ну а теперь для стимуляции умственной деятельности уважаемого инспектора Лестрейда мы поставим прелестную песенку о фаллоимитаторах "Пластмассовый рай" в исполнении любовеобильной Лады Корольковой…
– Ну что я им сделала? – исторгся вопль из души Ольги Ивановны. – За что они меня так ненавидят?!
– Ольга Ивановна, поймите, этот ди-джей Гроб говорит то, что ему заказали, – стал терпеливо объяснять господин Семенов. – И то, что пишут про вас в газетах – все это, извините, типичнейшие заказные материалы. Просто кому-то вы очень мешаете. То есть не вы как гражданка Ольга Ивановна Шушакова, а вы как основная наследница покойного Ивана Владимировича и держательница контрольного пакета акций банка. Поверьте, ставка слишком высока, и они ни перед чем не остановятся. А если понадобится… – Григорий Алексеевич не договорил, но и так все было понятно.
– Что же делать? – совсем пригорюнилась вдова.
– Что, что! Бежать надо, вот что! – вдруг брякнула дочка.
– Да что ты, милая! – всплеснула руками Ольга Ивановна. – Куда бежать?!
– Знаете, Ольга Ивановна, а ведь в словах Оли есть свое рациональное зерно, – после недолгого молчания раздумчиво заговорил Семенов. – А что они вас в покое не оставят, в этом я не сомневаюсь. То, что я скажу, конечно, конфиденциальная информация, но в скором времени из банка начнут постепенно увольнять всех сподвижников Ивана Владимировича, с которыми вместе он начинал, и заменять их людьми совершенно посторонними.
– И вас тоже? – как бы между прочим спросила Ольга.
– Меня, скорее всего, оставят до поры до времени, – не очень уверенно ответил Григорий Алексеевич. – Пока замену не найдут. По-моему, я у них на подозрении…
– Простите, Григорий Алексеич, вот вы говорите – "они", "у них", – не выдержала Ольга Ивановна. – А кто они такие, эти "они"?
– Увы, дорогая Ольга Ивановна, этого даже я доподлинно не знаю, – вздохнул господин Семенов, то ли впрямь не зная, то ли не желая говорить. – Но знаю одно…
Тут зазвонил стоявший на хрустальном столике телефон – как и все в гостиной, он был сделан "под старину": по такому телефону вполне мог бы вести великосветские беседы какой-нибудь по счету Людовик с мадам де Помпадур. Или Екатерина с князем Потемкиным.
Ольга Ивановна-младшая взяла трубку:
– Мама, это тебя.
Старшая Ольга Ивановна подошла к столику и приняла трубку.
– Григорий Алексеич, вы это серьезно? – почти шепотом спросила Ольга.
– О чем?
– Что вы согласны – маме надо бежать? Неужели все и впрямь так плохо?
– Боюсь, даже хуже, чем даже мы себе представляем, – не стал утешать девушку Григорий Алексеич. – А оставаясь здесь, Ольга Ивановна может потерять не только свободу, но и…
– Что же делать? – побледнела Оля. – Ведь за домом наверняка следят!
– Скажите, вы читали "Графа Монте-Кристо"?
– Подкоп?!
– Тише, Олечка. Что ж, можно и подкоп…
Но договорить Григорий Алексеич опять не успел – Ольга Ивановна закончила разговор и вернулась к дочке и гостю.
– Это кто – снова из милиции? – бесцветным голосом спросила Оля. – Наверное, проверяют, не сбежала ли ты?
– Да нет, на этот раз какая-то московская журналистка. Зовут Надежда, а фамилию я не расслышала. Хочет взять у меня интервью.
– И что вы ответили? – пристально глянул на нее Семенов.
– Ни да, ни нет, – вздохнула Ольга Ивановна. – Вот с вами хочу посоветоваться.
Так как дочка молчала, то свое мнение решил высказать Григорий Алексеич:
– Ольга Ивановна, я понимаю ваши обиды на СМИ, но здесь случай особый. Решать, конечно, вам, но я бы на вашем месте непременно с нею встретился и убедил, что вас просто оклеветали. И это будет нетрудно по двум причинам: во-первых, потому что правда на вашей стороне, а во-вторых, любимая тема всех московских масс-медиа – насквозь коррумпированная провинция.
– Ну и что это даст? – безнадежно махнула рукой Ольга Ивановна.
– Мама, ну как ты не понимаешь! – не выдержала Ольга-младшая. – Ведь если в столичной прессе появится нормальная, объективная статья, то наши городские шавки хоть чуть-чуть да примолкнут!
– О Господи, ну о чем вы говорите! – возопила безутешная вдова. – Все, чего я хочу, так это спокойно умереть, и чтобы меня похоронили рядом с Ванечкой!..
Господин Семенов вздохнул. Его породистое, гладко выбритое лицо отразило одновременно и искреннее сочувствие, и легкую досаду на женщину, которая в отчаянии не может или не хочет сама себе помочь.
Но тут высокая резная дверь приоткрылась, и в гостиную, поскальзывая широкими лапами по цветному паркету, ввалился огромный черный лабрадор. Обнюхав безупречно чистые туфли Григория Алексеича и шерстяные чулки Ольги, пес радостно замахал пушистым хвостом и уткнулся мордой в колени Ольги Ивановны.
Увы – появление четвероногого друга не только не утешило, но еще более закручинило вдову:
– Иван Владимирович так любил Фредика, и когда… когда его не стало… – На глазах Ольги Ивановны вновь выступили слезы. – Он так тосковал, бедняжка, что чуть сам не помер.
– Только в последние дни опять повеселел, – поспешно добавила дочка. – Вот ведь как получается – пока папа был жив, так все вокруг вились, а пришла беда, только два верных друга и остались: вы да наш малыш.
Словно услышав, что о нем говорят, "малыш" преданными глазами посмотрел на Ольгу.
– Спасибо вам, Григорий Алексеич, за все, что вы для нас делаете, – сдерживая слезы, сердечно проговорила Ольга Ивановна. – Если бы не вы… да не Фредик…
– Ну-ну-ну, Ольга Ивановна, держите себя в руках, – подбодрил ее господин Семенов. – Помните, вы должны жить и бороться за свои права. Если не ради себя, то хотя бы ради дочки.
– Да, Григорий Алексеич, вы правы, нельзя так распускаться. – Ольга Ивановна решительно выпрямилась. – Ванечка бы мне этого не позволил.
– Вот это совсем другой разговор! – обрадовался Семенов. И как бы вне всякой связи с вышесказанным переспросил: – Так вы говорите, Фредик чуть не умер с тоски? – Наклонившись к собаке, он соторожно тронул ее за огромное благородное ухо. – Не горюй, малыш, ты еще пригодишься…
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ПОКА НЕ ПОЗДНО
Сняв с пакета внешний слой жесткой бумаги, детектив к некоторому удивлению обнаружил под ним другой пакет, а поверх него – записку:
"Уважаемый Василий Николаевич! Это послание придет к Вам не совсем прямым путем – через Санкт-Петербург, куда его отвезет на поезде надежный человек. Такова была просьба моего брата Григория Александровича Иваненко, трагически погибшего через два дня после возвращения из поездки в Р***. Оксана Иваненко.
Если Вам необходимы подробности, то Вы можете связаться со мной по известному Вам электронному адресу или по телефону…" Далее следовал номер.
Дрожащими пальцами Василий вскрыл внутренний пакет. В нем оказался целый ворох бумаг и фотографий. А сверху – вырванный из тетрадки в клеточку двойной листок с рукописным текстом.
(Елизавета Абаринова-Кожухова, "Забытые письма")
Анна Сергеевна нажала кнопочку звонка. Дверь открыла женщина с заплаканным лицом. Увидев учительницу сына и с ней незнакомого молодого человека, она молча пропустила их в квартиру. Всю дорогу Анна Сергеевна твердила слова сочувствия и поддержки, которые от своего имени, а также от имени учительского коллектива и одноклассников собиралась сказать Мишиной маме Галине Павловне, но теперь почувствовала, что любые слова, даже идущие из глубины души, будут звучать фальшиво и неискренне. Потому Анна Сергеевна просто молча обняла Галину Павловну.
– Как хорошо, что вы пришли, – сказала Галина Павловна, проводя нежданных гостей в небольшую комнатку, где едва помещался диванчик, самый минимум другой необходимой мебели, а у окна – письменный стол с компьютером. – Это Мишина комната. Только бы он вернулся… – И, пересилив себя, добавила почти по-деловому: – Доктора говорят, что положение очень тяжелое, но все-таки есть надежда…
Почувствовав, что Галина Павловна вот-вот вновь заплачет, молодой человек поспешно спросил:
– А что говорит милиция?
– Это Василий Юрьевич Щепочкин, – представила его Анна Сергеевна. – Он ведет расследование, так сказать, в частном порядке.
Галина Павловна посмотрела на Василия одновременно и с надеждой, и с недоверием:
– Спасибо вам, конечно. Но мы люди небогатые, заплатить нечем…
– Нет-нет, Галина Павловна, у меня в этом деле собственный интерес. Или, вернее, общий интерес с Анной Сергеевной. Это долго объяснять, но вы поверьте, пожалуйста, что мы искренне хотим вам помочь.
– Я понимаю, – тихо вздохнула Галина Павловна.
– Я тоже понимаю, как вам тяжело, но прошу вас – вспомните, что Миша делал, куда ходил, о чем говорил за последние…
– Полторы недели, – подсказала Анна Сергеевна.
– Совершенно верно, полторы недели. Это очень важно. Есть основания считать, что за нападением на Мишу стоит нечто большее, чем обычный грабеж или хулиганство.
– А инспектор Рыжиков сказал как раз, что это и есть либо грабеж, либо хулиганство, – чуть слышно проговорила Галина Павловна.
– Вы с ним встречались? – чуть удивился Щепочкин.
– Да, он сюда приходил. Расспрашивал о Мише, чего-то здесь искал, даже компьютер включал.
– Компьютер? – переспросила Анна Сергеевна.
– Ну да, – кивнула Галина Павловна. – Миша делал какие-то записи, но не на бумаге, а сразу на компьютере. Это в директории "Мои документы", папка "Дневник". Инспектор скопировал к себе на дискету, говорит, может быть, там будет что-то, что поможет найти того, кто…
– Галина Павловна, а мы можем посмотреть? – тут же подхватил Вася. – Не беспокойтесь, я с компьютерами обходиться умею.
Галина Павловна молча кивнула, и Щепочкин,словно опасаясь, что она передумает, нажал кнопку включения. Папка "DNEVNIK" была на месте, но когда Вася ее открыл, она оказалась пуста.
"Доморощенный Пинкертон" ничуть не удивился:
– Ага, ну, все ясно. Наверное, Георгий Максимыч вместо F5 нажал F6, и информация не скопировалась, а перенеслась на дискету. У неопытных компьютерщитков такое сплошь и рядом случается. Галина Павловна, вы нам позволите немного порыскать по хард-диску?
– Да ради бога, – печально улыбнулась Галина Павловна. – А я вам пока чаю сварю.
Едва хозяйка вышла, Вася резко вскочил со стула:
– Анна Сергеевна, будьте так любезны, постойте у двери "на шухере".
– Что ты собираешься делать? – забеспокоилась госпожа Глухарева.
– Кое-что поискать. И отнюдь не в компьютере. – С этими словами Щепочкин распахнул дверцу письменного стола и просунул туда руку.
– Разве тебя не учили, что так поступать нехорошо?! – зашипела Анна Сергеевна, встав тем не менее на вахту у двери.
– Ну да, Анна Сергеевна, всякие мерзавцы людей убивают, а мы будем в белых перчатках чистоплюйствовать, – зло проговорил Щепочкин, продолжая шарить в столе. – Ага, вот оно!
Василий вынырнул из стола, держа дискету с наклейкой, но без подписи. Недолго думая, он всунул дискету в дисковод.
– То самое, – радостно выдохнул Вася. – Все, Анна Сергеевна, "шухер" закончился, гляньте сюда.
На дискете была всего одна директория – "DNEVNIK" – а в ней множество файлов, имена которых состояли по преимуществу из цифр. Последний назывался 27-03.txt, и его-то Вася открыл.
– "27-ое марта, – зачитал он. – Похоже, мои поиски начинают приносить результаты. Только что мне позвонил кто-то неизвестный и назначил встречу в восемь вечера на пустыре близ Надеждинской улицы. Объяснил, как туда проехать, и обещал дать важные сведения. Жалко, что я "засветился", но иначе вряд ли бы что-то узнал. Одно ясно – все это гораздо серьезнее, чем считает Анна Сергеевна…" – Щепочкин вынул дискету и положил в карман. – Дома изучу во всех подробностях. Ясно одно – нападение на Мишу было тщательно подготовлено и спланировано. Так что никакое это не банальное хулиганство и не примитивный разбой.
– Странно… – неуверенно проговорила учительница.
– Что странно?
– Если милиция считает, что Миша стал случайной жертвой, то для чего инспектору понадобилось рыться в его вещах и в компьютере?
Ответить Вася не успел – в комнату вошла Галина Павловна, неся на подносе чай и скромную закуску.
…Пол часа спустя, сидя в салоне щепочкинского "Москвича", Анна Сергеевна и Василий подводили итоги визита к Сидоровым.
– Как я и ожидал, Мишина мама знает совсем немного, только то, что Миша в последние дни был какой-то задумчивый и надолго уходил из дома, – говорил Вася. – Ну что ж, куда он ходил и что делал, мы узнаем из его записей.
– Вася, а как ты ухитрился так быстро найти дискету? – спросила Анна Сергеевна. Чувствовалось, что этот вопрос ее очень интересует.
– Элементарно, Анна Сергеевна, – засмеялся Щепочкин, заводя "Москвич". – В том, что она где-то существует, я не сомневался. Это уже такое правило у всех, кто работает на компьютере, особенно если что-то пишет. Твердый диск может в любой миг сломаться, и тогда вся информация пропадет, поэтому нужно делать копию на дискете. Конечно, и с дискетами всякое случается, но чтобы и то, и другое сразу – это уж совсем редко.
– Ну и как ты ее отыскал? – не отступалась Анна Сергеевна. – Интуиция сыщика?
– Да не совсем, – еще более развеселился Щепочкин. – Просто у меня у самого когда-то был такой же письменный стол. Там за верхней шуфляткой имеется углубление, вроде тайничка. Конечно, если бы инспектор Рыжиков поискал, то без труда нашел бы. Кстати, завтра у нас репетиция, нужно будет с ним потолковать.
– И ты ему расскажешь о дискете? – усмехнулась Анна Сергеевна.
– Да нет, наоборот – постараюсь что-нибудь из него вытянуть. – И вдруг вся его напускная веселость словно куда-то улетучилась. – Анна Сергеевна, а вам пора выходить из игры. Пока не поздно.
Анна Сергеевна покачала головой:
– Нет, Вася. Я втянула Мишу в эту, как ты говоришь, игру, а сама в сторону? Такого ты мнения обо мне?
Вася помолчал. Потом нажал на сцепление, и машина медленно стронулась с места:
– Барон Альберт больше не проклевывался?
– Нет, я и сама удивляюсь.
– Ничего, скоро появится. И не сомневаюсь, что будет вас поторапливать с моим убийством.
– Ну и что же мне делать? – пригорюнилась Анна Сергеевна.
– Как что? Выполнять заказ! – с мрачным воодушевлением откликнулся Вася.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ПРОВОДЫ НА ЛИПОВОЙ УЛИЦЕ
– Ах я болван! – хлопнул себя по лбу князь Святославский. – У нас же уха стынет!
И князь, прихватив с собой Антипа, отправился в сени, где они впопыхах оставили котел и корзину. А вернувшись, они увидели, как Василий и боярин Андрей, установив закрытую бочку на подоконнике, живо обсуждают, как ее сбросить вниз, но так, чтобы она попала точно на телегу, а не на мостовую или, не дай Боже, на кого-нибудь из "Идущих вместе".
(Если бы князь Святославский был знаком с устным творчеством Ираклия Андронникова, то непременно вспомнил бы его яркий и образный рассказ, в котором Сергей Есенин точно так же высчитывал, в какой момент ему лучше всего сбросить из окна бочку с керосином, чтобы ненароком не пришибить двух старушек, движущихся по улице навстречу друг дружке).
– Возьми чуть левее! – кричал Василий кучеру. – А вы, ребята, расступитесь, а то и до греха недалеко.
– Еще бы! – подхватил боярин Андрей. – Охота мне из-за вас опять в темницу садиться!
– Да тебе, злодей, голову отрубить мало! – крикнула боярышня Глафира.
– Лучше о своей голове озаботься, дуреха! – не остался в долгу боярин Андрей. И это могло показаться весьма странным – доселе он ни в какие пререкания с митингующими не вступал и во время их акций даже к окну старался не подходить.
Наконец, вычислив, что теперь бочка уж точно не упадет мимо телеги, Дубов и боярин Андрей решительно спихнули ее с окна. Бочка тяжело упала на солому, постеленную на телеге, возница свистнул кнутом, и лошадка с резвым ржанием понесла ее мимо терема градоначальника.
(Елизавета Абаринова-Кожухова, "Царь мышей")
Надежда шла в шушаковский особняк, чтобы вручить Ольге Ивановне несколько экземпляров только что полученной из Москвы газеты с ее статьей. И хотя статья получилась очень хлесткой, особенно в той ее части, где журналистка брала под защиту вдову, безосновательно обвиненную в убийстве мужа, "родная" газета под благовидным предлогом публиковать ее не стала, и Надя передала статью в газету не то чтобы "желтую", а так – слегка желтоватую. Но, по мнению Надежды, даже и эта публикация должна была хоть сколько-то поднять душевный настрой Ольги Ивановны, к которой она во время их недолгой встречи несколько дней назад прониклась искренней симпатией.
Однако, оказавшись на Липовой улице, Надежда увидела перед особняком роскошный "Мерседес"-катафалк из бюро похоронных услуг. А из дома несколько человек с трудом спускали по мраморным ступеням не менее роскошный гроб.
– Неужели Ольга Ивановна!.. – ахнула журналистка, вспомнив, в каком подавленном состании она застала вдову и как та в минуту откровенности даже высказала желание наложить на себя руки.
– Ха, размечтались! – раздался прямо над ухом чей-то очень знакомый голос. – Да ваша Ольга Ивановна еще простудится на наших с вами похоронах!
