Виски со сливками

— А ты выяснил, где стоит тот факс, с которого пришло письмо? — уточнила я.

— У секретарши директора.

— Которого?

— Всего завода. Ну, в смысле, изначального завода, который с металлом работал.

— Ты спрашивал у неё про?.. — Уже заговорив, я поняла, что несу чушь.

Конечно, он спрашивал.

— Там бывают все кому не лень, — сообщил Марис. — Руту она не видела. Я показывал фотографию. Вот кто гам в дефиците — так это молодые красивые девушки, тем более, натуральные блондинки.

Я изучила фотографию Руты и поняла, что я во вкусе Мариса. Заниматься дальнейшими поисками Руты мне совсем не хотелось. В общем-то, Марис нашёл меня, почему бы ему не забрать мою скромную особу с собой в Латвию и… Это я размечталась.

— Как-то она все-таки там оказалась, — думал вслух Марис.

— Может, она попросила кого-то отправить тебе это послание?

— Тогда почему этот кто-то не дал подробного адреса её местонахождения?

Хоть каких-то координат? Хотя бы своих?

— А это её почерк? — спросила я.

Марис кивнул и заметил, что в Питере не так много людей, знающих латышский. Я согласилась.

Итак мы имели зов Руты о помощи, посланный. по факсу с завода, где площадь арендуют, в частности, мой дорогой (бывший дорогой) Олег Николаевич и, по всей вероятности, брат Вахташи. Но как Рута могла оказаться на этом заводе, причём в приёмной директора? Если её где-то держат, почему её оставили одну с факсом? Причём в помещении, откуда сбежать — не фиг делать, как утверждает Марис? И, как она сообщает, она находится в гареме.

Волошин на хозяина гарема никак не тянул — его на одну меня не очень-то хватало. Вот Вахташа, да если ещё на пару с братом… Люди восточные, горячие, правда, я их в деле не проверяла, но подозревала наличие недюжинной мужской силы.

У Мариса тем временем мысль работала примерно в том же направлении, но с загибом в другую сторону.

— Если тебя выиграл этот Вахтанг, — говорил Шулманис, — то, возможно, он планировал забрать тебя в свой гарем, где находится и Рута. Как ты смотришь на то, чтобы все-таки туда отправиться, осмотреться на месте, успокоить Руту, других девчонок, если они там есть, а я потом вас всех…

Я прервала речь Мариса и твёрдо заявила, что ни в какой гарем не пойду.

А если не вытащит? А если… Я не верила ни в «маячки», ни в «медальончики», продемонстрированные Шулманисом, которые обязательно должны указать, куда меня привезут, где я буду находиться и так далее, и тому подобное. Меня не интересовали возможности Мариса и его многочисленных приятелей из спецслужб, журналистских кругов и частных детективных агентств, снабдивших его всем необходимым и заверивших в безотказной работе.

— Я понимаю, что Рута для тебя дороже всего, — заявила я. — Но рисковать собой ради неё я лично не намерена. А потом, где гарантия, что меня выиграл в карты владелец гарема? И почему ты считаешь, что эти две истории вообще взаимосвязаны? Потому что мы с тобой познакомились? Потому что брат одного из потенциальных победителей арендует цех на том же заводе, с которого Рута послала тебе факс? Что — раз грузин, значит, владелец гарема? Ну я понимаю, был бы султан Бурунди или там шах Ирана… Да и вообще все это ещё может оказаться хохмой. Какой гарем? Конец двадцатого века. Петербург. Россия.

— А почему ты тогда так быстро прошлой ночью вещички собрала и ноги сделала? — спросил Шулманис.

— Я не из гарема сбегала, — огрызнулась я, — а от нового хозяина. Я не допускаю, чтобы мною распоряжались как вещью. Если я соглашаюсь временно принадлежать какому-то мужчине, то делаю это добровольно. Я, например, согласилась переехать к Волошину, потому что из претендентов на тот момент он меня устроил больше всего. А девочке в моем положении обязательно нужен дядя-спонсор. Какая ж я тогда модель? Марис усмехнулся.

— Кстати, твой сотовый в Питере работает? — продолжала я.

Мне надо было позвонить Павлу, волошинскому шофёру, чтобы узнать, не выяснил ли он что-нибудь. А квартирный телефон засвечивать не хотелось: вдруг определят, с какого номера звонили.

Марис протянул мне трубку.

Меня выиграл Геннадий Павлович Дубовицкий. И меня искали целый день, вернее, вторую половину дня — с тех пор, как Олег Николаевич соизволили проснуться и сообразить, что птички в клетке больше нет. Пока искали только люди Волошина, для которого было делом чести отдать карточный долг. Тем более, проиграл он меня при свидетелях. Павел опять настоятельно порекомендовал мне сматываться куда-нибудь подальше и больше не звонить.

Я заявила Марису, что никакой связи между мной и Рутой нет, — если бы я ещё досталась Вахташе — другое дело…

Далее. Если Волошин не сумеет представить меня в самое ближайшее время Дубовицкому, тот ему этого не простит. Судьба Волошина меня мало волновала — так ему и надо, — но своя волновала, и даже очень. Мне совсем не хотелось, чтобы за мои поиски взялись ещё и люди Дубовицкого.

Желание отправиться временно в Латвию разгорелось с новой силой, о чем я и поведала Марису. Это не вызвало у него энтузиазма — ему требовалось моё, хотя бы временное, присутствие в Питере. Он заявил, что уедет только с Рутой, а значит, я должна помочь ему её найти. Уедем втроём. Откровенно говоря, я не любитель ни шведских, ни русских троек, но что ж, ради собственного спасения…

И тут я снова вспомнила про дядю Сашу. Известие о знакомом сотруднике КГБ, или ФСБ, или чего-то там подобного, было встречено Марисом с большим энтузиазмом.

Дядя Саша был трезв, сообщил, что какие-то молодые люди с очень короткими стрижками и хорошо накачанными телами сегодня долго звонились в мою квартиру и паслись у парадной. Баба Катя заявила им, что я там не живу и квартира стоит пустая. Она что, не узнала меня вчера ночью? Мне казалось, что узнала. Дядя Саша сказал, что готов хоть сейчас выйти к площади Победы при условии, что я накормлю его горячим ужином.

Мы с Марисом тут же собрались ехать за Александром Петровичем. По пути мы остановились в магазине «24 часа» и купили бутылку виски (для дяди Саши, Мариса и меня) и пакет сливок «Валио» (только для меня). За стаканчиком всегда лучше говорится.

Глава 6

Дядя Саша рассказал, что с утра пораньше к нему заявилась соседка баба Катя и сообщила, что среди ночи в его квартиру звонилась некая юная особа. Дядя Саша в прошлую ночь дежурил. По всей вероятности, после моего визита на своё «дежурство» заступила и баба Катя: ждать возвращения соседа с ночной смены, чтобы тут же сообщить ему новость (ну а затем, наверное, и всему подъезду, если не дому и не двору).

Подумать только: меня она все-таки не признала. Правда, в последнее время я появлялась по месту прописки не чаще, чем раз в неделю, и не всегда с ней сталкивалась, да и видела она меня обычно в чем-нибудь сексапильно-сексуальненьком, ну или в норковой шубке на худой конец (в зимнее время), на которую баба Катя со своей пенсией могла бы накопить лет за семь-восемь (при условии, что ничего не ела бы и не пила). Мне же эту шубку подарил мой предыдущий после двух недель знакомства. Значит, было за что. М-да, щедрый был мужик.

Мы славненько посидели на кухне нашей с Марисом съёмной квартиры. Дядя Саша внимательно выслушал нас обоих и заявил:

— Я понимаю, чего добивается наш гость из свободной Латвии, — поклон в сторону Шулманиса. — А вот чего хочешь ты, моя радость? — Полковник Никитин внимательно посмотрел на меня.

— Свободы, — выпалила я. — Личной. Возможности самой выбирать, с кем мне жить. Чтобы этот козёл Дубовицкий даже не думал на меня претендовать. Чтобы меня никто не трогал. Чтобы…

Марис расхохотался и долго не мог успокоиться. Дядя Саша продолжал:

— Я не усёк, в чем проблема. Ты узнала, что тебя один мудак — прости за выражение, но иначе не могу назвать — выиграл в карты у другого. Ты что, вещь какая-то? Тебя кто-то продавал Волошину? В конце-то концов, мы не на арабском Востоке живём и даже не в наших бывших братских среднеазиатских республиках, а в одном из центров мировой культуры, «окне в Европу», как один великий человек говорил. Вернее, от нас оно туда прорублено. Тьфу, потянуло на речи. Бывает иногда, в особенности после того, как приму на грудь, — пояснил дядя Саша Марису и снова повернулся ко мне:

— Так как эти два пиз… то есть бизнесмена, могут тебя заставить переехать от одного к другому, если ты этого не хочешь?

— Могут, — вздохнула я. — Я — модель. У меня должен быть за спиной какой-нибудь «папик». Иначе — конец моей модельной карьере. Моделей много, и ещё больше желающих прорваться в наши ряды. Я не хочу терять эту работу. Ну нравится она мне! Мы не на Западе, хоть и у «окна в Европу». У нас все не так, как у них. У нас свои законы, которых следует придерживаться, иначе — финита ла комедия.

— Бросай ты к чёртовой матери это своё модельство — или как там оно называется, — заметил дядя Саша. — Займись чем-нибудь другим.

Никитин замолчал.

— Чем, например? — посмотрела на него я. — Я ничего не умею делать.

Учиться — не училась. И, честно говоря, желания особого не испытываю. Куда я могу пойти работать?

— Секретарём-референтом, — вставил Марис. — Прекрасная работа для модели.

Шулманис явно смеялся, но в чем-то он был прав. Девочкой для украшения офиса я вполне бы могла устроиться, да и любой начальник передо мной не устоит, но… В своё время я уже думала об этом. Все-таки придётся каждый день вставать рано утром, целый день сидеть в офисе, пусть даже и ничего не делать… Я привыкла высыпаться, ходить по интересующим меня магазинам, салонам красоты, фитнесс-центрам, причём в удобное для меня время. А на подиуме и перед камерой я чувствовала себя актрисой. Я любила это! Да, бывало очень тяжело стоять по несколько часов подряд, но доставляло радость! Нет, работа в офисе была не для меня.

— Тебе, конечно, лучше бы быстренько выйти замуж… — протянул дядя Саша.

Легко сказать: выйти. Надо ещё найти за кого. Да и все мои папики брали только в любовницы, но не в жены. И я сама ни за кого из них не пошла бы. Ну, может, только за моего предыдущего… К тому же он по возрасту на папулю не тянул. Но это я сейчас так думаю, а пока он жив был, мыслей у меня таких не появлялось — в смысле о замужестве. Все познаётся в сравнении.

— Наташа, — заговорил Марис, — когда я поеду в Латвию, ты отправишься со мной. Мы, кажется, уже обсуждали это у твоего брата, и ты согласилась. Со мной и Рутой поедешь, я надеюсь. (Я лично надеялась, что Руты с нами не будет, но зачем лишать человека его надежды.) У меня много связей и в Риге, и в Стокгольме, и в Копенгагене, и в Хельсинки. Я поговорю со своими корреспондентами. Будет тебе модельная работа. Но не здесь; Такой вариант тебя устраивает?

Я кивнула. Решил взять меня в любовницы? Я, в общем, не против.

— Поработаешь за бугром, время пройдёт, может, и тут все устаканится — раньше или позже, — добавил дядя Саша. — Мне будешь позванивать, я тебя стану информировать. Может, кто из этих двоих за годик-другой в мир иной отправится?

Я опять кивнула. В общем, такое решение моего вопроса меня устраивало.

Опять же, не исключено, замуж за какого скандинава выйду. Или за прибалта.

Главное сейчас: смыться из Питера.

— А вот что тебе, Марис, посоветовать… — Дядя Саша теперь смотрел на Шулманиса. — На заводик бы на тот надо наведаться… Осмотреться…

— Мы можем завтра проехать днём, если вы свободны, — предложил Марис.

— Да кто же днём нам там даст осмотреться?! — удивлённо воскликнул Никитин и взглянул на Шулманиса, как на ничего ещё не соображающего младенца. — Вот сейчас — самое время.

Марис открыл рот, потом закрыл, затем сказал что-то типа «э… ну… э…» — и согласился. А что ему ещё оставалось делать? Человек — причём полковник КГБ или ФСБ — предлагает реальную помощь.

— То есть вы считаете, что мы должны прямо сейчас…

— Конечно. Вон Наталья почти не употребляла, в основном, сливки пила, может за руль сесть. Менты знают, что бабы за рулём обычно всегда трезвые ездят, это мы, мужики, можем себе позволить. Если увидят, что баба двух мужиков везёт — нас с тобой, Марис, — навряд ли остановят, ну а если остановят… Что ж, придётся представиться младшим братьям.

Марис кивнул.

Дядя Саша тем временем попросил описать подступы к заводу и все, что Марис успел там увидеть. Выслушав Шулманиса, Никитин заявил, что придётся заехать к нему домой: кое за каким оборудованием.

— У меня вообще много интересных штучек в собой, — признался Марис. — Друзья есть во всяких конторах, снабжают новейшими достижениями техники…

Дядя Саша попросил Мариса показать, что у того припасено, одобрительно кивал, рассматривая орудия труда криминального журналиста, но заметил, что кое-чего важного все-таки нет.

— А что надо? — подала голос я.

— Ну альпинистское снаряжение, например. Не все, конечно… Крюк, верёвку… Не забывайте, друзья мои, ночь: ворота могут быть закрыты, да и не надо нам через ворота. Я предпочёл бы с заднего хода, так сказать.

— Должен, наверное, какой-нибудь лаз быть, — заявила я. — Народная тропа. Раз там разливают огненную воду…

Дядя Саша кивнул, заметив, что я высказала очень мудрое замечание.

Народная тропа быть должна обязательно, но совсем не обязательно, что мы её сейчас найдём: мы отправимся туда, когда время прохождения каравана уже закончится. И нам не нужны свидетели. А поэтому нужны средства для переброски отряда через препятствие.

— А если просто друг другу на спинку, ну и…

— Нет, — твёрдо заявил дядя Саша. — И ещё неизвестно, куда нам придётся подниматься. Едем ко мне.

Я села за руль своей старенькой «бээмвэшки», мы опять доехали до площади Победы, высадили дядю Сашу, договорились, что через полчаса машина снова будет на том же месте, и я повернула по направлению к городу.

— Давай встанем где-нибудь на тихой улочке, — предложил Марис.

— Я бы к братцу-кролику заскочила на пять минут…

Марис посмотрел на часы и заметил, что уже не время ходить в гости и если мой родственник с другом ещё не спят, то явно заняты тем делом, при котором присутствие третьей стороны даже в виде родной сестры не очень желательно. Я кивнула, соглашаясь с мудрой мыслью, и поехала к центру города. У меня была мысль проскочить мимо нескольких ночных клубов, вдруг, может, кого-то увижу, или по дороге какие-то идеи появятся…

Я не успела осуществить своих планов, потому что Марис вдруг заявил:

— Или я здорово пьян и у меня в глазах мутится, или у вас в городе пьяные менты дорожные знаки вывешивают.

— А что такое? — спросила я, склоняясь ко второму варианту.

Марис кивнул на любопытное соседство знаков слева по борту: остановка запрещена, но стоянка разрешена.

— Что за гибрид? — тем временем поражался представитель свободной Латвии. — Это у вас ГАИ так шутит?

— Скорее зарабатывает деньги, — высказала я своё предположение. — Возможна платная стоянка, которая теперь активно практикуется у нас в городе.

Но мы здесь вставать не будем, хотя сейчас сборщиков дани уже нет.

Нужно было поворачивать назад, чтобы вовремя успеть к встрече с дядей Сашей. Он уже стоял в условленном месте с сумкой на плече.

К заводу мы прибыли в половине третьего ночи. Дядя Саша велел оставить машину в некотором отдалении. У него была мысль оставить и меня в ней, но я возмутилась, сказав, что тоже хочу участвовать в деле — из чисто спортивного интереса. Марис также заметил, что девушке одной среди ночи небезопасно сидеть в машине, тем более в таком глухом месте. Это решило дело. Машину я заперла, и мы отправились к довольно внушительному забору.

Перед ним шёл ряд тополей, не доходивших до верха бетонного строения.

Никитин пошёл у самой бетонной стены-забора, между ним и тополями. Мы с Марисом следовали за ним цепочкой.

— Те-с! — внезапно приложил палец к губам дядя Саша.

Мы замерли, прислушиваясь. Я выглянула на улицу из-за очередного ствола: она оставалась пустынной. Да здесь и днём явно народ не особо хаживает.

Если только крайне необходимо. Узкая заасфальтированная, вероятно, ещё при царе Горохе дорога, вся в ухабинах и колдобинах, с другой стороны — канава, в которой все ещё стоит вода после последнего дождя. Чуть-чуть повернёшь руль в сторону — и въедешь, а потом «Кировец» надо приглашать, чтобы вытащить «Запорожец», который может увязнуть в этом болоте. В дополнение орали лягушки.

Я не была перед главными воротами, но Шулманис говорил, что там подъезд очень даже приличный: и асфальт ровный, и прибрано все. В общем, цивильно. Но кто же будет заниматься другой, не парадной стороной? Кому это надо?

Народная тропа, конечно, пролегает где-то здесь. Но народ наш неприхотливый, на «мерседесах» не ездит, по этой дорожке на своих двоих он с большим успехом пройдёт. Так и мы прошли вполне успешно.

Пока я осматривала окрестности (были белые ночи, и даже фонарик для прохода вдоль забора не требовался), мужчины прислушивались к тому, что делалось на территории завода. Я тоже навострила ушки. Потом мы приступили к обсуждению.

— Говорят не по-нашему, — заметил дядя Саша. — Язык какой-то странный.

Я никогда такого не слышал.

— А вы вообще на каких изъясняетесь? — поинтересовалась я у полковника Никитина.

— На английском свободно, немного на немецком, — ответил он. — Не забывай, что я пятнадцать лет плавал.

Да, я об этой части биографии дяди Саши на тот момент запамятовала.

Сама-то я владею только русским, зато великим и могучим. Марис, как я предполагала, кроме русского и латышского, должен знать ещё, как минимум, английский — если постоянно общается со скандинавами. Но может, и шведский, и финский. Это надо будет уточнить. Всегда уважала людей, говорящих на иностранных языках. Может, мне тоже заняться на досуге? Правда, как говаривал мой предыдущий, наш народ весь мир заставит говорить по-русски, потому что клиент всегда прав. А новый русский — клиент очень ценный и денежный.

— Если ликеро-водочный цех принадлежит некоему Зурабу Чкадуа, — заметила я, — это вполне может быть грузинский.

— Я знаю, как звучит грузинский, — отозвался дядя Саша, — хоть и не могу на нем изъясниться. Бывал в Тбилиси неоднократно. Нет, не грузинский.

— Вы меня сейчас, наверное, за идиота сочтёте… — начал Марис.

— Не тяни резину, — перебил Никитин.

— Я недавно отдыхал в Таиланде. Не уверен, но похоже на тайский.

— Откуда здесь тайцы?! — зашипела я. — Это наших в Таиланде сейчас немерено. Но тайцам-то к нам зачем ездить?

Марис неопределённо пожал плечами. Дядя Саша напряжённо думал, потом заявил:

— Вот что, Наташа. Мы тебя сейчас поднимем к себе на плечи, взглянешь через забор по-быстрому. Взглянула — и назад. Только чтобы провести рекогносцировку.

— Есть! — отрапортовала я.

Меня подняли, и я увидела довольно большой двор, в котором кипела бурная деятельность. У меня было несколько секунд, но их оказалось достаточно. чтобы оценить обстановку.

— Ну? — одновременно спросили Шулманис и Никитин, опуская меня на грешную землю.

— Вьетнамцы, по-моему. Ну точно такие же, как у нас не так давно торговали кроссовками, куртками и всяким другим барахлом на рынках и в переходах метро. Но я их что-то давно в городе не видела.

— Значит, остались ещё. Там что, целый полк их?

— Человек десять, — сказала я. — Это тех, что я увидела. Может, внутри ещё есть.

— В смысле, где внутри? — спросил дядя Саша. — И что они делают?

— Коробки таскают. По двое одну. По виду тяжёлые.

— Значит, спиртное грузят?

Я пожала плечами. Как я понимала, если бы это были бутылки, то они бы позвякивали, но звона не было слышно.

— Может, ещё раз взглянуть? — предложила я.

— Нет, ещё раз не надо, — решил дядя Саша. — Сейчас отойдём подальше.

Туда, откуда этот цех не виден. Там и заберёмся. Тут место хорошее, чтобы перелезать, но раз погрузка идёт — не стоит.

Дядя Саша снова повёл наш отряд, потом остановился и спросил у Мариса:

— Ты не помнишь, какой там цех? Ну там, где вьетнамцы? И вообще, ты хоть одного днём видел?

— Нет, — Марис покачал головой. — И не видел, и не помню. У меня же нет плана завода, но ликеро-водочный, по-моему, с другой стороны расположен, а директорский кабинет — прямо над ним. Вот сейчас мы как раз к этому цеху подойдём.

Мы опять остановились под густыми тополиными кронами, прислушались.

Никаких звуков не раздавалось.

— Так, Наташа, опять тебя поднимаем. Осмотрись.

Во дворе с этой стороны было пусто. Валялись пустые ящики, какие-то канистры, осколки стекла, куски проволоки, металлическая стружка. В общем, типичный заводской двор. По находящимся там предметам и не поймёшь, что производят на заводе. Если это вообще можно понять, даже пройдясь по территории. Метрах в двадцати от того места, где стояли мы, только с другой стороны забора, располагался какой-то сарай. Между ним и забором было около метра. Рядом с сараем стояла огромная цистерна.

Я сообщила об увиденном, и полковник принял решение продвинуться на двадцать пять метров влево и перелезать между сараем и цистерной, чтобы в случае возникновения непредвиденных обстоятельств мы могли спрятаться или за сараем, или за цистерной. Так мы и сделали, зацепив альпинистский крюк и спустившись по припасённой верёвке. Процедура не отняла много времени.

Какое-то время мы стояли за сараем, прислушиваясь, потом дядя Саша выглянул с одной стороны, Марис — с другой. Никого не было. Отсюда даже вьетнамцев не было слышно.

Шулманис напомнил, что в ликеро-водочном цеху должна быть своя охрана.

— Спят, наверное, — высказал своё мнение Дядя Саша.

Я с ним согласилась.

Дядя Саша осматривался, решал, как действовать дальше.

— Куда теперь? — прошептала я.

— Сейчас попробуем все двери на этой стороне. Может, какую-то и не закрыли. Или закрыли плохо. Зайдём, осмотримся — и там как-нибудь проберёмся на третий этаж. Марис, точно помнишь, как к директорскому кабинету идти?

Шулманис кивнул.

— Эти точно не в ликеро-водочный? — Дядя Саша кивнул, показывая на интересовавшие его двери.

— Да вроде бы нет, — ответил Марис. — Он дальше должен быть.

Мы перебежали через двор и кинулись к трём различным дверям. Я не сомневалась, что и у полковника, и у журналиста имеются какие-нибудь отмычки или ещё какие-то приспособления для несанкционированного открывания дверей, но для начала все равно надо было попробовать, заперты ли они.

Та, к которой подбежал Марис, вообще держалась на соплях. Мужчины без труда открыли её, она предательски скрипнула, но нас все равно никто не слышал.

Мы оказались в цеху, где нам впервые за вечер пришлось воспользоваться фонариком, прихваченным дядей Сашей. Это был склад продуктов питания. Судя по коробкам, расставленным вдоль стен от пола до потолка, здесь хранились растительное масло, кетчупы, крупа и все в таком роде. Видимо, хозяева не считали нужным хорошо запирать двери, думая, что дедушки при въезде на территорию завода сквозь ворота достаточно, а народ через забор за подобной продукцией не полезет. В принципе и забор был высоковат, чтобы перебираться без вспомогательных средств. За водкой ещё можно было бы поднапрячься (не мне, нашему человеку, страшно желающему выпить, но не имеющему для этого нужных средств и возможности заработать), но за маслом и гречей? Вряд ли.

Мы быстро преодолели цех. Дверь, ведущая в него, была заперта на ключ снаружи, но справиться с этим замком для дяди Саши труда не составило.

— Запоминайте дорогу, — шепнул он нам на ходу, — чтобы потом быстро этот цех найти.

Мы с Марисом кивнули. Теперь путь указывал Шулманис. Он очень быстро сориентировался. Не прошло и пяти минут с нашего появления на заводе, как мы уже находились в приёмной директора.

— Наташа, стол секретарши — твой, — сказал Никитин. — А мы с Марисом займёмся кабинетом.

Я кивнула. Мужчины скрылись за обитой чёрной кожей дверью, а я включила настольную лампу и принялась за изучение содержимого ящиков. Как я поняла, этой девушке на работе делать было особо нечего: в верхнем ящике я нашла два номера «Лизы», один «Космополитена» и вырезки из каких-то изданий, посвящённые вязанию. Само вязание находилось во втором ящике, в третьем «проживали» банка кофе, коробочка с пакетиками чая, банка с сахаром, открытая пачка печенья и початая банка варенья. Ничего относящегося к секретарской работе я там не нашла (к тому, что по моим представлениям должно бы относиться к секретарской работе). Может, и в самом деле податься в секретари-референты?

Закончив со столом, я осмотрелась в приёмной. Сбоку от основного стола с телефоном старой модели (ещё с круглым диском!), на отдельной тумбочке стоял факс, возможно, с которого Рута (или кто-то по её просьбе) посылала Марису послание в Ригу. Дальше был ещё один столик с пишущей машинкой. Здесь не имелось даже компьютера! В офисах, где мне приходилось бывать, дело обстояло несколько по-иному… Правда, я посещала только места работы своих спонсоров и их приятелей, считавших своим долгом выпендриться друг перед другом. Там, наоборот, было слишком много наворотов, вот только у моего предыдущего, пожалуй, все было к месту и по делу… Ничего лишнего, да и оформлено было со вкусом…

В столе, на котором стояла машинка, не было ничего интересного: бумага, копирка, запасные ленты. Осталась «стенка». В шкафу для одежды оказались подшивки: письма и какие-то бумаги.

Я взяла верхнюю и отправилась к лампе, чтобы поглядеть, что за переписку ведёт товарищ директор металлопрокатного завода, ставшего многопрофильным. Я не успела прочитать ни одного: двор за окном осветили мощные фары автомашины.

Меня как током дёрнуло. Я тут же захлопнула папку, выключила лампу и кинулась в директорский кабинет. Там окна были зашторены и мужчины спокойно продолжали заниматься разбором бумаг, даже не подозревая, что во двор приехали гости (или хозяева). Дядя Саша периодически опускал какие-то бумаги в свою сумку, Марис отправлял их в огромный карман, пришитый с внутренней стороны его летней курточки, — наверное, специально приспособленный для таких операций.

На меня в первый момент даже не обратили внимания, так они были увлечены своим делом. Чувствовалось: люди в своей стихии. А что вы хотите?

Криминальный репортёр собирает материал, полковник КГБ (ФСБ) — компромат.

Спелись на почве общих интересов. И где только они его использовать собираются?

Называется: ищем пропавшую девушку.

— Во дворе кто-то есть, — прошептала я.

— Кто? — спросил дядя Саша, проглядывая какую-то бумагу.

— Машина приехала.

— Выгляни в окно, будь другом, — велел Марис, засовывая очередную бумагу в бездонный карман.

Я отодвинула штору и посмотрела во двор. Сарай и цистерна, между которыми мы приземлялись, находились справа, вообще-то я видела только цистерну, сарай оказался, так сказать, за кадром, то есть пути отхода оставались для нас открытыми. Во дворе стоял фургон с открытым задним бортом, недалеко остановилась «тойота», от которой двое мужчин шли к зданию. Их лица находились в тени, так что рассмотреть их я не смогла. Внутри фургона стояли ящики с бутылками.

Вот и ликеро-водочный цех. Вернее, цех грузинских вин питерского розлива. Я сообщила Марису и дяде Саша об увиденном и высказала мнение, что неплохо бы им побыстрее свернуть бурную деятельность. В ответ дядя Саша заметил, что сейчас как раз лучше и не бежать через двор, а то могут заметить непрошеных гостей и принять не очень вежливо.

— А с какой стороны они подъехали? — обратился ко мне Марис, не отрывая взгляда от бумаг. — От сарая, где мы лезли или…

Я тут же представила приближающийся свет фар и заявила, что с противоположной.

— Ну, в общем, тогда можно и двинуть, — заметил Марис. — Или подождём среди продуктов. Мне ещё минуты три надо. А у вас как дела, Александр Петрович?

— Почти закончил.

Мне велели скрыть следы моего присутствия в приёмной. Наверное, излишним будет упомянуть, что мы все работали в тонких перчатках, чтобы, не дай Бог, не оставить отпечатков пальцев. Перчатки имелись и у Мариса, и у дяди Саши (как необходимые по работе предметы), со мной, естественно, поделились.

Я быстро убрала папку с письмами на место. Вскоре из директорского кабинета показались Марис с Никитиным, закрыли его, закрыли приёмную, выглянули на улицу, оценили обстановку, и мы все вместе отправились вниз.

Оказавшись в цеху, использовавшемся, как склад продуктов, дядя Саша на цыпочках приблизился к двери, ведущей на улицу, и выглянул наружу.

— Здесь никого, — прошептал он. Справа доносился звук стекла, ударяющегося о стекло. Шла разгрузка пустой тары. Голос с грузинским акцентом подгонял не совсем внятно изъяснявшихся по-русски грузчиков. Похоже, что они перед работой приняли на грудь для прилива сил. И эти грузчики тут выполняют функции охранников?!

— Ну пошли, что ли? — спросил Марис. Мы прикрыли за собой опять скрипнувшую дверь, быстро пересекли двор и направились к сараю. Дядя Саша ещё раз уточнил, не виден ли сарай от ликеро-водочного цеха.

— Из приёмной не виден. Только цистерна, и то не вся. А цех под приёмной. Не должен.

Мы стояли за сараем, верёвка, идущая с крюка, висела чуть правее.

— Может, взглянем, чем занимаются? — предложил Марис.

— Зачем? — зашипела я. — И так ясно, чем. И мы не из-за них сюда пришли.

— Я их сфотографировать хочу, — сказал Марис.

— Очумел, что ли? — повернулся к нему дядя Саша.

— Ну я же все-таки сюда ещё и работать приехал, — заметил Марис. — Главный редактор обрадуется такому снимку.

— Марис, может, не надо… — Я сделала попытку его отговорить.

— Не бойся. — Он взял меня за руку. — Вы с Александром Петровичем быстро перелезайте на ту сторону, а я проскочу за цистерну и оттуда щёлкну их пару раз — и за вами. Не в первый раз, чай.

— Как знаешь, — сказал дядя Саша, помогая мне перемахнуть через забор.

Марис присоединился к нам минуты через три. Вот в эти минуты-то я и почувствовала страх. Почему-то проникновение в директорский кабинет под покровом ночи не произвело на меня особого впечатления, воспринималось просто как работа, которую нужно сделать, а вот когда Марис один отправился на рискованное предприятие… Я уже рисовала в мозгу жуткие картины того, что с ним могут сделать, если поймают…