Предел

— Здесь показывать не стану, — Снеер оглянулся по сторонам. В баре по углам сидело несколько человек. — Мою фамилию сообщил?

— Да ты что! — обиделся Прон. — Я тебя знаю только как Снеера.

— Ну, тогда еще полбеды. Ничего они мне не сделают. Псевдоним на Ключе не закодирован. А их глупое устройство даже не могло установить, кто я такой. Ну, так как же там было на Станции Тестов?

Даунер, которого Прон назвал Абером, отставил пустую кружку.

— Вы, рейзеры, — начал он, ухмыльнувшись, — в работе используете свой интеллект и чужую тупость. Мы же стараемся использовать свою тупость и чужую лень. Ну, может, я немного переборщил с тупостью, но четверяк официально не считается орлом интеллекта, и именно это помогает нам объегорить гордых своим разрядом двояков и трояков, обслуживающих Станции. Есть разные методы даунинга. Не стану объяснять, ты и сам применяешь индивидуальный подход к каждому делу. Расскажу, как я сделал твою четверку. Довольно просто. Компьютер, который выпытывает просителя под электрогипнозом, не обманешь. Поэтому надо обмануть операторов. Первым делом надо выбрать нужный момент. Я выбрал тот час, когда по ТВ передавали интересный матч: команда «Медведи Арголанда» против «Зеленых Касок». Как я и думал, в тот момент, когда я вошел в Станцию, оба дежурных техника сидели с «гляделками» на глазах и в наушниках, следя за очередной комбинацией нашей прославленной команды. Один из техников глянул из-под «гляделки» и чуть слышно спросил, чего мне надо. Я подал ему твой Ключ, он сунул его в контрольную щель, взглянул на экран и буркнул: «Проверка разряда в срочном порядке. В кабину!» Теперь я уже знал, в чем дело. Попросту на твоем Ключе было закодировано распоряжение Отдела Контроля Разрядов проверить, действительно ли у тебя четверка. Техник отдал мне твой Ключ и перестал мной интересоваться, уставившись на экран. Я пошел в кабину, надел каску и сунул в тестер мой собственный Ключ, правда незаблокированный, но это не имеет значения для испытательного автомата, в задачу которого входит, во-первых, проверить соответствие папиллярных линий их изображению на Ключе, а во-вторых, испытать просителя и оценить его интеллектуальный уровень.

Поскольку техник нажал на своем пульте клавишу «срочный контроль», тестер дал мне электрогипноз и задал тест, который показал мою истинную четверку. Когда я вышел из кабины, на пульте оператора светилась цифра «4», означающая положительный результат.

Я снова подал оператору твой Ключ, он проверил, есть ли на нем «четверка», сунул в щель трансмиттера и передал в главный реестр сообщение, что определение разряда окончено и Ключ можно разблокировать.

— Чертовски просто! — проворчал Снеер.

— Конечно. Только это надо придумать… самому имея четверку! — Даунер гордо стукнул себя в грудь. — Кто бы ожидал такого от четверяка!

— А почему оператор прохлопал?

— Потому что смотрел игру, — засмеялся даунер. — Кроме того, дело и лени и рутине. Заметь, как это выглядит со стороны: приходит человек и показывает Ключ с четверкой; оператор связывается с Сискомом и узнает, что Ключ заблокирован. Теперь он должен удостовериться, что Ключ принадлежит тому, кто его принес. Но зачем, думает оператор, которому не терпится смотреть матч, коли все равно через минуту испытательный автомат проверит тождественность клиента и не станет проверять не того человека? После теста, когда субъект отдает Ключ, на нем стоит «четверка», как и на контрольном пульте. Значит, все в порядке: тест окончен, проверяемый подтвердил четверку. Ключ можно разблокировать. Техник разблокирует Ключ, который только что проверяли в тестере, хотя должен был бы вначале уточнить, тот ли это Ключ. Но, во-первых, коль он уже однажды решил пропустить контроль на тождественность, то у него нет причин ни с того ни с сего начинать подозревать клиента. А во-вторых, он все время одним глазом смотрит телевизор. Сидит удобно в кресле, на расстоянии вытянутой руки у него только пульт Сискома, а чтобы дотянуться до контрольного щитка, надобно оторвать зад и проделать три шага. Ставлю сто против одного, что он этого не сделает! Отблокирует Ключ и отдаст клиенту, втихую кляня типа, которого черт принес как раз во время передачи матча!

— Ну, а если он все-таки проверит?

— Бывает и такое. Тогда я запускаю спасательный вариант: «Ах, простите великодушно! Конечно, это же не тот Ключ! Знаете, так нервничаешь, так нервничаешь, когда идешь на этот тест. Совсем забыл, что этот Ключ я только что нашел здесь, перед домом. Видимо, какая-то растеряха посеяла, а теперь волнуется. Я хотел отдать и, чтобы не забыть, все время держу его в руке. А мой-то Ключ, простите, у меня в другой руке. Конечно, он же только что был в аппарате!» И подаю свой настоящий Ключ, а техник, уже вконец обозленный, потому что прозевал несколько интересных стычек у ворот, теперь, однако, проверяет все как следует. Ну и, конечно, клиент не лжет. Он проверял свой Ключ, а второй, видимо, действительно нашел. Техник разблокирует мой Ключ, хотя он вовсе не заблокирован (но простым глазом этого не видно). Излишнее «разблокирование» попросту ничего не изменяет на действующем Ключе. Но чтобы проверить, действительно ли мой Ключ был заблокирован, оператору пришлось бы снова пересаживаться к другому пульту, который в нормальных условиях должен был бы обслуживать третий техник, в данный момент отсутствующий, потому что пошел за пивом. А вообще-то, зачем бы клиенту приходить разблокировать незаблокированный Ключ? Кроме того, вначале, когда оператор проверял Ключ, до теста, он был заблокирован (о том, якобы найденном, оператор забыл тотчас, как только отложил его в сторону, к тому же «Медведи» как раз забили гол).

Да и вообще, какой смысл забивать себе голову проблемой найденного Ключа? Если ты явишься через час и спросишь о потере, тебе выдадут твой Ключ, не проверяя ничего, кроме тождественности папиллярных линий.

— Только в таком случае не я тебе, а ты мне должен был бы двести, — вздохнул Снеер. — Ну, ладно. А теперь скажи, за что тебя сцапали?

— Странное дело. Когда у меня в руках уже снова был твой Ключ и все прошло без сучка без задоринки, влетели полицейские и, не сказав ни слова, отвезли меня в Комендатуру. В кармане у меня были оба Ключа, но это никакая не трагедия. Я сказал, что второй нашел, а проверял собственный. Они посмотрели в тестере, все совпадало. Немного попридержали меня, порасспрашивали, но, в конце концов, что они могли сделать? Выпустили, не сочтя виновным!

— А мой Ключ? Не удивились, что он разблокирован?

— Может, и удивились, но это уж не мое дело! Думаешь, техник признался бы, что отблокировал твой Ключ, не проверив тождественность хозяина? Будь спок! Он отрицал бы даже, что вообще держал его в руках!

Снеер удивленно качал головой. Четверяку трудно было отказать в смышлености. Но с другой стороны, все вместе взятое еще не объясняло, почему полиция так легко оставила Снеера в покое. Блокада, арестомат, афера с даунером — и ничего, никаких последствий! Слишком хорошо, чтобы быть окончанием серии неприятностей.

«Как получается, что в столь идеально заорганизованном мире могут свободно и безнаказанно действовать такие паразиты, как Прон или этот, как его, Абер?» — размышлял Снеер по дороге в «Рай мастерового».

Большой склад инструментов и материалов кроме торговых отделов предоставлял в распоряжение клиентов многочисленные мастерские и лаборатории, где любители помастерить могли за несколько пунктов предаваться любимому занятию. Здесь были механические, электротехнические, химические мастерские, студии записей, фотолаборатории. Посетители были преимущественно молодыми, но встречалось довольно много людей и в возрасте. Было секретом Полишинеля, что именно здесь создается большинство инструментов, которыми пользуются люди, занимающиеся нелегальным промыслом. Здесь конструировались хитроумные отмычки для автоматов, самые разнообразные устройства и аппараты для махинаций с пунктами, химические композиции — симуляторы, которыми пользовались подозрительные личности для того, чтобы попасть в городскую больницу или психиатрическую клинику.

Снеер также довольно часто пользовался кабинами «Рая». Укрывшись от нежелательных взглядов в снятой на время кабине, он реализовал здесь свои задумки: микроскопические трансмиссионные приспособления, уникальные микросхемы из суперминиатюрных кристаллических элементов. Идеи и схемы ложились на бумажные салфетки в кафе во время его многодневных шаганий по кабакам Арголанда. Здесь же они превращались в готовый продукт одноразового пользования.

Снеер был специалистом по микроэлектронным системам. Эту дисциплину он изучал с истинной любовью, не ограничиваясь узкой специализацией, требовавшейся в училищах. Благодаря этому он мог свободно соперничать с профессионалами из нескольких смежных областей, присматривающими за различными сторонами работы Всеобщей Компьютерной Системы, сокращенно именуемой Сиском.

Благородная идея развития технических способностей молодежи, оправдывающая существование «Рая мастеровых», как и множество других не менее благородных идей, порождала побочные общественные эффекты, ускользающие из-под контроля властей агломерации.

«Действительно ли? — задумался Снеер, входя в „Рай“. — Действительно ли власти не ведают, что здесь творится? А может, сознательно оправдывают такое положение? Ведь каждый пользующийся инструментами мастерских платит за это со своего Ключа. Банк регистрирует его расходы на материалы, аренду мастерской. При необходимости нетрудно воспроизвести по банковским записям, чем занимается хозяин Ключа».

Снеер давно понимал это и был не столь наивным, чтобы нужные материалы покупать в автоматах. Электронные микроэлементы он приобретал у работников, занимающихся ремонтом и программированием автоматов, и даже особо не вникал в происхождение таких мелочей.

Сегодня он не намеревался ничего конструировать. Просто ему нужна была хорошая ножовка по металлу. Он поискал свободную кабину, заплатил с Ключа и тщательно заперся изнутри. Из комплекта инструментов выбрал соответствующую ножовку, поискал кусочек жести для защиты кожи от повреждения и отвернул манжет блузы.

— О, черт побери! — вырвалось у него, когда он взглянул на запястье правой руки.

Вместо стального кольца, являющегося частью полицейского автомата, руку охватывал медный браслет с гладкой полированной поверхностью, снабженный обычным, легко открывающимся замком-защелкой.

Снеер отложил ножовку, некоторое время рассматривал браслет, потом открыл защелку и снял браслет с запястья. Браслет был выполнен в виде тора, состоящего из двух полукруглых частей, соединенных шарниром.

«Когда? — лихорадочно думал он, стараясь уразуметь, как это произошло. — Вчера вечером я показывал даунеру… А потом… Да! Конечно! Алиса!» Только Алиса могла заменить браслет, когда он спал в ее кабине. Но каким образом она открыла секретный полицейский замок? И зачем? Или она работала на полицию? Что означает это медное кольцо?

Снеер внимательно осмотрел браслет. На его внутренней стороне, приклеенный кусочком липкой прозрачной ленты, виднелся обрывок бумаги с шестицифровым номером. Рядом, на гладкой поверхности металла, была выгравирована надпись: «Помни обо мне».

Он задумчиво защелкнул браслет. Значит, все-таки Алиса. Что, собственно, имела в виду девушка, столь странным образом старающаяся напоминать о себе?

Подсознательно он чувствовал, что тут есть какая-то связь с ночным разговором. О чем они говорили? Он поочередно вспоминал ее слова.

— Есть! — обрадовался он наконец. — Запись! Она говорила о какой-то песенке, балладе. Номер диска! Она обещала записать… Оригинальный способ, но это надо проверить!

По пути на третий этаж, где размещалась студия звукозаписи, он купил в автомате чистый акустический диск — тонкую пластинку размером с небольшую пуговицу, на которой можно было поместить запись полуторачасовой программы.

Вложил диск в автомат и набрал на клавиатуре номер. Спустя несколько секунд кружок выпал в подставленную ладонь. Снеер поискал свободное место для прослушивания, но все были заняты молодыми людьми, подрыгивающимися в такт модным шлягерам.

— Снеер! — услышал он знакомый голос и оглянулся. Около устройства для копирования записей стоял Матт с каким-то незнакомым пареньком.

— Привет, Матт! Я обещал позвонить, но, прости, у меня были неприятности.

— Не беда! — улыбнулся Матт. — Справляюсь понемногу.

— Играешь в записи?

— Не совсем, — Матт вроде бы смутился.

Его спутник собрал в коробочку кучку акустических кружков и вопросительно поднял глаза на Матта.

— Иди, встретимся вечером, — сказал тот и выудил из коробочки один из кружков.

Юноша забрал коробочку с оставшимися кружочками, а Матт взял Снеера под руку и повел в угол зала, где стояло несколько столиков и ряд автоматов с напитками.

— Сегодня угощаю я, — сказал Матт, ставя перед Снеером пластмассовую кружку.

— Получил работу?

— У меня к тебе просьба, — ответил Матт тихо, оглянувшись. — Если тебя кто-нибудь спросит обо мне, ты меня здесь не видел.

— Грязная работенка? — догадался Снеер.

— Прослушай дома, — Матт сунул ему в руку звуковой кружок.

— Что это?

— Несколько вопросов для тех, кто отучился их задавать. Противовес ежедневной порции информационной жвачки, которой нас кормят.

— Забавляешься конспирацией, Матт? — скорее отметил, чем спросил Снеер. — Раньше это называлось «нелегалка».

— Увы, — вздохнул Матт. — С тех пор как изобрели саморазлагающуюся бумагу, невозможно делать листовки. Настоящая, стойкая бумага совершенно недоступна. На ней печатают только учебники и произведения, которые считаются классикой.

— Нестойкая бумага — прекрасное изобретение. Не надо убирать с улиц старые упаковки, не накапливаются старые газеты.

— Вот именно. Очень удобно для администрации: через неделю не остается ни одного официального следа от высказываний властей, и можно не краснея излагать нечто прямо противоположное. Акустическая запись вытесняет другие способы записи информации, но люди так привыкли к информационному шуму, что тут же выпускают через правое ухо то, что вошло в левое. Им гораздо эффективнее можно что-либо сообщить в письменном виде. Но из-за отсутствия бумаги нам приходится записывать эти кружочки.

— С кем воюешь, Матт? — покровительственно усмехнулся Снеер.

— Что значит с кем? Разумеется, с администрацией, с теми нулевиками из Правления, которые превращают нас в дураков, разыгрывая этот сумасшедший цирк.

— Это все равно что воевать со мной.

— А ты работаешь на Правление?

— Нет. Но живу благодаря тому, что ты называешь цирком.

— Не знаю, чем ты занимаешься. Но если используешь ситуацию, которую создали нулевики из Правления агломерацией, то ты просто паразитируешь на тех, кому живется в этом городе хуже, нежели тебе.

— Я им нужен.

— Пока существует эта выродившаяся общественная система.

— Именно поэтому я и сказал, что ты воюешь со мной, — рассмеялся Снеер. — Хочешь разорить мои охотничьи угодья и разогнать дичь.

— Ты паршивый циник.

— Мои клиенты иного мнения. Все до единого благодарят меня.

— Чем ты занимаешься? Ключики, перчаточки, даунинг?

— Рейзерую помаленьку. Могу соорудить тебе самый лучший разряд, если захочешь.

— Ты говорил, что находишься «по другую сторону». Я думал — по ту же, что и я.

— Возможно, я по третью, — пожал плечами Снеер. — Я не могу подрубать ветку, на которой сижу и с которой собираю вполне приличные плоды.

— Ты ничего не понимаешь! — Матт сжал кулаки, и было видно, что он теряет терпение. — Этот мир падет, завалится! Сидя на своей ветке, ты не видишь, что корни твоего дерева гниют на глазах. Мало кто понимает ситуацию, все ослепли, у всех перед глазами только разноцветные пункты. Мы должны как-то противодействовать созданной здесь телевизионно-пивной псевдокультуре. Ты не задумывался, почему они поят нас пивом и кормят дешевыми массовыми увеселениями? И то и другое содержит в своей основе одно и то же — оглупление! Посмотри на окружающих тебя людей! Что они видят? Жизнь, заполненную пивом и бессмысленными увеселительными программками. Изучают то, к чему их принуждают. Мастерят, потому что скучают. Но постоянно сознают, что их знания и приобретенные мыслительные способности никогда не будут использованы для дела. Человек перестал быть необходимой составляющей мира.

— Отнюдь, — вставил Снеер. — Он по-прежнему необходим. Как потребитель. Без него все теряет смысл.

— Уже давно потеряло. Все, что ты видишь вокруг, — один огромный цирк, комедия, которой дирижирует группа нулевиков на потребу не сознающей этого толпы. Все это один гигантский блеф!

— Преувеличиваешь!

— Ничуть. Вскоре убедишься сам. Убедятся все, даже самые тупые в этом городе поймут, что являются объектами бессмысленных манипуляций.

— Послушай, Матт! — не сдержался Снеер. — Наша администрация достаточно мягка. Сносит бог знает что, порой прикрывает глаза на крупные махинации и не очень чистый бизнес. Однако, боюсь, она не доймет тех, кто хочет вызвать всеобщее замешательство или недовольство. А именно на это, насколько я понял, направлена ваша конспирация.

— Не в том дело, Снеер. Забудем о нашем разговоре, — вздохнул Матт. — Знаешь новый анекдот о нулевиках? Их еще называют «кругляками».

— Не слышал.

— Их… собираются перекрестить в эллиптиков.

— Почему?

— Потому что они понемногу расплющиваются[8].

— Перед кем?

— Ну, знаешь! — Матт недоверчиво покрутил пальцем у виска. — Ты что, и вправду не улавливаешь сути?

Снеер действительно не понимал ни анекдота, ни смысла всех этих намеков.

«Матт влип в какую-то глупую детскую аферу, — думал он, уже возвращаясь в отель. — Не удивительно, что его переразрядизировали. Надо парня вытаскивать. В принципе он неглупый человек. Сделаю ему хотя бы тройку и какую-нибудь приличную работу».

Снеер знал, что может рассчитывать на некоторых довольно влиятельных чиновников, благодаря ему занимавших неплохое положение в администрации Арголанда. Организовать работу для трояка не было для них проблемой.

«При условии, что этот кретин перестанет заниматься заговорами против порядков в агломерации!» — раздраженно подумал он о друге.

По сути дела Снеер вовсе не был на сто процентов уверен, что в Арголанде все обстоит так уж благополучно. Пожалуй, Матт в определенной степени прав: либо свобода, либо строго регламентированный порядок. А может, и то и другое — ненастоящее?

Снеера осенило в тот момент, когда, направляясь к отелю, он стал случайным свидетелем происшествия у здания Банка.

Среди болтающихся там, как обычно, торгашей и хамелеонов крутился невзрачный маленький человечек. Снеер заметил, что, как и другие местные комбинаторы, он тоже незаметно задевал прохожих. Подошел он и к Снееру, держа в полураскрытой ладони маленький пластмассовый кружочек для акустических записей.

— Почти даром! — тихо произнес он хриплым шепотом. — Платишь как за чистый диск.

— Благодарю, — буркнул Снеер, не задерживаясь.

Не успел он пройти и двух десятков шагов, как услышал позади топот и звуки борьбы. Оглянулся. Двое гражданских тащили маленького торгаша к стоявшему в боковой улице автомобилю. Остальные махинаторы — как ни в чем не бывало — продолжали свою деятельность.

«Понимаю! — хмыкнул Снеер, наблюдая за случившимся. — Понимаю, что за порядок в Арголанде. У нас попросту тщательно контролируемый балаган, в котором создается видимость и порядка и свободы».

Сформулированный таким образом — парадоксальный на первый взгляд — алгоритм функционирования Арголанда неожиданно оказался плодотворным для объяснения многих явлений — как тех, с которыми Снеер уже сталкивался в городе, так и тех, с которыми ему еще предстояло познакомиться в ближайшем будущем.

«Таково единственное логичное объяснение многих кажущихся несообразностей, с которыми человек сталкивается в повседневной жизни, — продолжал он свои рассуждения, оказавшись в жилой кабине. — Просто трудно поверить, чтобы администрация, располагающая столь тонкой системой контроля и управления людьми, не могла справиться с отрицательными явлениями и нелегальной деятельностью всяческих комбинаторов и жуликов».

Сцена у Банка свидетельствовала о том, что служба порядка намеренно не замечает одних, но немедленно реагирует на появление других подозрительных типов. Вывод отсюда напрашивался сам собой: некоторые мошенники властям просто необходимы, их деятельность вкалькулирована в схему функционирования системы, быть может, даже играет на руку администрации, в чем-то помогает, создает какие-то специфические общественные либо хозяйственные ситуации.

Многие явления выглядят совершенно иначе, если взглянуть на них сквозь призму этого принципа. Взять хотя бы рейзерство: может быть, не столь уж важно, имеет ли высокий чиновник администрации либо директор какой-то организации нулевой или же, скажем, второй разряд. Однако копи выдвигаются требования, касающиеся разряда, — значит, кандидат на данное место должен любой ценой добиться требуемого нуля. Если б не рейзеры, многие из таких кандидатов не имели бы шансов пробиться. А ведь среди них есть, например, сыновья или братья высокопоставленных особ, важных «кругляков»! Формально никому нельзя делать исключений, перекладина установлена одинаково высоко для всех. Подрейзеренный нулевик — фактически двояк — справляется лучше или хуже со своими обязанностями, но никто — формально — не может упрекнуть его в несоответствии разряду. С другой стороны, если б компетентным контрольным органам пришла охота покопаться в банковских записях, они б запросто выявили, кто и когда пользовался услугами рейзера. Поэтому рейзерованный чиновник послушен и не противоречит начальству, им легко управлять, оказывать на него необходимое давление, ибо он сделает все, чтобы только не копались в его прошлом и не проверяли разрядизации.

Настоящий нулевик, у которого интеллект в мозгах, а не на Ключе, чихал на все давления и персональные системы. Он справится сам, никто не упрекнет его в интеллектуальной импотенции, а контрольное тестирование не грозит деразрядизацией. Такой работник, действительно способный и самостоятельный, оказывается нежелательным элементом в иерархии общественных институтов либо научных центров.

Как и рейзеры, другие «спецы» тоже должны выполнять какую-то — позитивную с точки зрения властей — роль в Арголанде. К примеру, хамелеон: если б не он, откуда неработающему четверяку взять желтые пункты для выплаты гонорара рейзеру либо чекеру? И так далее… Вся эта подкожная общественная инфраструктура действует при негласном одобрении администрации, то есть так или иначе — в интересах властей. Как знать, не полезны ли для чего-то выжималы, вампиры, обдиралы? Может, для функционирования данного общества необходимо, чтобы наряду с сознанием физической и социальной безопасности люди временами ощущали некую угрозу? Определенное количество бандитов — заранее запланированное и поддерживаемое на нужном уровне — может выполнять роль щуки, запущенной в пруд с карасями. Такая щука убирает слабых, больных индивидуумов, а остальных принуждает к внимательности, осторожности, движению, бегству, заставляя развивать мускулы вместо того, чтобы обрастать жиром.

«Отличная аналогия! — решил Снеер, лежа на кушетке. — Наш Арголанд — именно такой пруд с карасями. Есть в нем рыбы покрупнее и поменьше, более важные и менее значительные. Система разрядизации с одной стороны и неформальная структура — с другой принуждают нас постоянно двигаться, чтобы мы не слишком зажирели телом и не застоялись духом. Меня тоже погоняли немного, принципа ради. Видимо, я слишком разленился последнее время, и кто-то решил, что мне полезно движение».

Он вспомнил о дисках с записями, которые лежали в кармане куртки, встал, сунул капсюли наушников в уши, вложил один из дисков в воспроизводитель, купленный по дороге в отель, и включил аппарат.

«Мы обращаемся к тебе, гражданин Арголанда, независимо от того, какой у тебя разряд и сколько пунктов на Ключе! — говорил голос с диска. — Мы хотим задать несколько вопросов, которых сам ты себе не задашь из-за умственной лености или врожденного нежелания думать. Мы хотим нарушить сонный покой твоего разума. Не замечал ли ты до сих пор, что тебя систематически оглупляют? Не чувствуешь ли, не замечаешь ли, что с каждым днем все больше уподобляешься автоматам, которые тебя окружают?

Почему ты не спрашиваешь, кому надо, чтобы ты был послушной пешкой, позволяющей переставлять себя на шахматной доске жизни? Почему разрешаешь самозваным силам манипулировать твоей судьбой во имя целей, которые тебе не дано познать?

Разве ты не видишь, что тебя обманывают и принуждают к обманам, что ты участвуешь в трагическом фарсе, в недостойной человека пародии на общественную жизнь? Неужели тебе достаточно того, что просто существуешь, ведешь жизнь растения, отданного на милость неведомым садовникам?

Почему ты позволяешь держать себя в путах вырожденной социальной модели, не находящей обоснования во всей достойной уважения истории нашей цивилизации, — модели, не соответствующей человеческим существам, созданным для жизни на свободе? Зачем уничтожены достижения веков культуры и цивилизации? Люди, которые управляют нашим городом, континентом, всем миром, должны ответить на эти вопросы. Почему они молчат? Почему затыкают рты вопрошающим, вместо того чтобы дать ответы?

Спрашивайте все. Громко! Ваши объединенные голоса не удастся заглушить и игнорировать. Спрашивайте и не позволяйте отделаться общими словами! Спрашивайте и требуйте ответа».

— Мда… — проворчал про себя Снеер. — Уж если начнут спрашивать, то скорее о причинах повышения цены на пиво.

Он сменил диск, но вместо ожидаемой баллады в исполнении Дони Белл мужской голос оповестил:

«Нам чрезвычайно неприятно, но запись, которую ты хотел бы услышать, запрещена Отделом Массовых Развлечений распоряжением от третьего июля текущего года. Ее распространение задержано в связи с низким артистическим уровнем исполнения и отсутствием общественно-воспитательных качеств. Просим выбрать другую позицию из каталога записей».

— Черт побери! — Снеер выключил аппарат. — Такого еще не бывало. Запрещенная песенка?

В сочетании с содержанием первой записи этот факт выглядел интригующе. Снеер ненадолго задумался, потом поднял трубку телефона.

— Бенни? У меня к тебе дело, — сказал он. — Ты мог бы отыскать запись номер 378245?

— Это ты, Снеер? — послышалось в трубке. — А что за запись?

— Дони Белл.

— Послушай, старик! — Голос Бенни зазвучал официально. — Я — приличная фирма. Выискиваю разные удивительные вещи, и мне безразлично, зачем они потребовались клиенту. Но таких дел я не веду. Дони Белл запрещена. Официально она нигде не выступает, не записывается, на телевидении не воспроизводят даже ее старых шлягеров. Это что-то значит. Не знаю что. Я в политике не разбираюсь. Ходят слухи, будто она отказалась назвать автора текста одной из своих песенок. Упорно твердит, что его не знает, а текст был ей подброшен. Это все, что мне известно. Да, некоторые говорят, будто она выступает в каком-то кабаре. Этакая завалящая забегаловка, где собираются разные отбросы. Ну, понимаешь? Те, кого выкинули из массовых развлечений, этакие… ну… артисты. Третья улица налево за магазином обуви на Семидесятой улице, считая от озера. Страшно трещит телефон, словно кто-то что-то исправляет на линии.

— Благодарю, Бенни! — Снеер положил трубку, поняв намек. Телефон мог быть подключен к полицейским регистрирующим устройствам, а Бенни, видимо, решил, что разговор не совсем безопасный.

На мнение Бенни можно было положиться. Старый спец по отысканию всяческих потребных предметов и информации уже не раз помогал Снееру добыть разные мелочи или получить нужные адреса. Официально он занимался посредничеством в торговле коллекционными предметами: старыми монетами времен денежного обращения, мелкими безделушками. По образованию он был историком искусства, разряд у него был достаточно высокий — Снеер никогда не спрашивал какой, но ввиду отсутствия соответствующей должности власти охотно отделались от забот, выдав Бенни разрешение на мелкую торговлю старьем. Под таким покрывалом Бенни многие годы промышлял дигерством[9] — одним из наиболее доходных нелегальных занятий.

Снеер прекрасно понял ответ дигера — Бенни принял заказ, но одновременно уведомлял, что об этом больше не следует говорить по телефону. Последние фразы могли быть информацией, где можно услышать запретную балладу, но с таким же успехом могли быть просто маскирующим трепом для тех, кто подслушивал разговор.

Снеер взглянул на Ключ. Было только шесть часов вечера. Рано начатый день тянулся немилосердно, а Снеер как-то подсознательно старался сегодня не показываться в многолюдных местах и охотнее всего вообще не выходил бы из кабины. Однако сейчас он почувствовал небольшой голод и усталость от безделья.

«Надо отправляться в город, — подумал он. — Переломить пассивность, делать что-то, заработать несколько пунктов. Жизнь продолжается!» Когда он подошел к двери, кто-то в нее постучал. Снеер попятился, памятуя вчерашний опыт с арестоматом, потом все же открыл, быстро отступив назад.

На пороге стоял мужчина в светлом костюме из натуральной шерсти, какие продают только в самых лучших центральных магазинах.

— Можно? — спросил мужчина, смущенно улыбаясь.

«Не полицейский, — подумал Снеер. — Те в одиночку не ходят и не так вежливы».

— Прошу! — сказал он, приглядываясь к посетителю в свете, падающем из окна кабины. Пришедший был немного старше Снеера, ему было что-нибудь около пятидесяти. Он сел в кресло, не осматривая кабину, что тоже произвело на хозяина хорошее впечатление.

— Я сотрудник администрации, — представился посетитель, показывая Ключ, на котором Снеер увидел символ нулевого разряда, — и хотел бы прежде всего извиниться за некоторые неприятности, которые вы испытали за последние сутки.