Современная электронная библиотека ModernLib.Net

газета завтра - Газета Завтра 212 (51 1997)

ModernLib.Net / Здоровье / Завтра Газета / Газета Завтра 212 (51 1997) - Чтение (стр. 7)
Автор: Завтра Газета
Жанр: Здоровье
Серия: газета завтра

 

 


      Деятельность таких подвижников и отдельных энтузиастов русско-японских связей хоть и обширна, но явно недостаточна. Русско-японские связи практически не развиваются, а если и развиваются, то весьма и весьма медленно. Наша дружба с Японией, наши с ней отношения застыли на какой-то определенной точке. Мне кажется, что для развития созданы и законсервированы искусственные препятствия.
      Кто заинтересован в консервации этих препятствий? Помню, как Ермаков, предприниматель из Сан-Франциско, доказывал нам с В. Г. Распутиным все преимущества, всю выгоду экономических и торговых связей с Японией. Мы вспомнили тогда много русских пословиц… С кем же выгодней нам торговать - с Америкой или Японией? Конечно, с Японией! И даже не с Европой…
      МАЛЕНЬКАЯ СТРАНА, не имеющая собственных природных ресурсов, смело бросила экономический вызов американскому промышленному гиганту, имеющему для развития самых современных технологий буквально все. И грандиозная Америка была вынуждена принять вызов. Чванливым американским банкирам пришлось-таки считаться с маленьким островным государством, с этим трудолюбивым народом. Разве это не удивительно само по себе? И почему так произошло?
      Реформаторам современной России следовало… ну, хотя бы задуматься над этим потрясающим фактом.
      Не этот ли непреложный факт и явился главной причиной информационной блокады в русско-японских (или японско-русских) отношениях?
      Полное ориентирование в торговле и экономике на США и Европу, разумеется, навязано России, и, конечно, отсюда же идут и упомянутые информационные перекосы. Русская и японская общественность должны осознать это четко и мужественно, не обращая внимания на экономические и политические интересы кого бы то ни было.

Игорь Шафаревич НЕОБХОДИМО НОВОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ ( Диалог с Владимиром Бондаренко )

      Владимир БОНДАРЕНКО. Известный итальянский журналист Джульетто Кьеза выпустил нашумевшую книгу “Прощай, Россия!”, где утверждает, что у России при нынешнем режиме нет шансов выжить. Примерно о том же пишет в “Вашингтон Пост” Питер Рэддвей… Далеко не оппозиционные экономисты, ученые, промышленники признают тотальный крах России. В этих условиях, увы, наша оппозиция не будоражит народ, не организовывает акции протеста, а ищет компромисс с властью, идет на прямую поддержку правительства. Государство по-прежнему тянет в пропасть, и некому остановить. Нет силы, становящейся на пути падения. Вы уже готовы прощаться с Россией? Вы потеряли надежду на ее возрождение?
      Игорь ШАФАРЕВИЧ. Утверждение итальянского журналиста в книге “Прощай, Россия!”, что у нашего государства нет шансов на спасение в нынешних условиях, как я надеюсь, в буквальном смысле неверно, но в судьбе России в последнее время что-то фундаментально изменилось. Произошло накопление событий, за которыми виден качественный переворот.
      Прежде всего это новый круг распродажи России: уже распродают транспорт, энергосвязь, последние главные природные ресурсы. То, что еще удерживало страну воедино. Скандалы, которыми сопровождались все эти сделки со “Связьинвестом” и другие, подтверждают, что речь идет даже не о распродаже, а о разворовывании. Каким путем 75 процентов экономики оказалось в частных руках, если государство от этих сделок так мало получило, что не имеет денег на зарплату и на пенсии? Более богатого государства в мире нет, все богатства проданы, а у государства нет денег. Это разворовывание страны под присмотром властей и карательных органов.
      Следующее событие - демонстративное унижение России в Чечне. Непонятно, кто кем командует: президент России - Масхадовым, или наоборот? Россия похожа на клоуна в цирке, которому постоянно дают пощечины. Представители России в Чечне меняются - генерал Лебедь, Рыбкин, Березовский - а унижение России остается. Как бы демонстрируют всему полное бессилие и неспособность России. Демонстрационный отказ от внимания к судьбам миллионов русских, вышвырнутых за пределы своей Родины. Окончательный отказ от Севастополя…
      Недавно Ельцин подтвердил свою приверженность неделимости Молдавии. Почему Россия - федерация - не может ожидать того же от Молдавии? Я помню, как вместе с группой из газеты “День” с Александром Прохановым и Дмитрием Балашовым ездил по Приднестровью в то тревожное время. Это одно из самых сильных впечатлений в моей жизни. Я увидел в громадной разрушающейся стране островок старого единства. Это живое чувство сопричастия к российской традиции было удивительно сильно в Приднестровье. Сейчас мы его, так же, как Крым - предали. Еще более антирусское соглашение подписано с Грузией, где мы даже берем на себя обязательства по созданию современных вооруженных сил Грузии. А там продолжаются конфликты с Абхазией, с Южной Осетией, с двумя на редкость прорусскими народами. Проимперскими народами. Россия как бы участвует в их подавлении.
      Все это вместе создает впечатление, что Россия уже превратилась в страну третьего мира. Распроданы недра, создана экономика сырьевого колониального типа, страна имеет фантастические, прямо патологичные долги, в России господствует международный валютный фонд, определяющий нашу таможенную политику. Внешняя политика не определяется интересами России. Это все черты государства третьего мира. А государство третьего мира - это современная форма колонизации. У такой колонии нет конкретного хозяина, как раньше, нет ни плантаторов, ни канонерок, но суть осталась прежней…
      В. Б. По-моему, “золотой миллиард” таким образом обеспечивает свое благополучное существование. Это меня всегда поражало в многочисленных поездках по западным странам и, прежде всего, по Америке. И там бюрократии хватает, и там бардака хватает, и там часто работают в треть силы. Русский инженер или рабочий из эмигрантов нормально вписывались в систему труда, и даже, как правило, были на хорошем счету у фирмы. Так за счет чего разрыв в уровне жизни? Контроль над сырьевыми ресурсами третьего мира, заведомо неравноправное положение.
      И. Ш. Многие, и я в том числе, не раз говорили, что все происходящее в России сделает нас сырьевым придатком Запада. Вот теперь это уже и случилось. Я думаю, действительно произошел какой-то радикальный переворот. Всем важно его осмыслить. Многие сравнивали нашу жизнь с момента начала перестройки с военным временем. Называли состояние страны - Третьей отечественной войной. У меня такое чувство - что эта война сейчас проиграна. Мы не имеем действенной структуры сопротивления, не имеем армии сопротивления. Как вы сами, Владимир Григорьевич, заметили, вся тактика оппозиции построена на вписывание в колониальный режим на приемлемых условиях. В этом радикальном вопросе - быть или не быть России колонией - оппозиция лишь претендует занять административные и контролирующие кресла в стране третьего мира. Она принимает статус колонии и как бы его отшлифовывает, смягчает, улучшает…
      Тем не менее, я как сын своей страны не хочу согласиться с выводом Джульетто Кьеза - о всеобщем, всемирном прощании с Россией. В Древнем Риме говорили, что “Рим проигрывает сражения, но выигрывает войны”. Россия неоднократно проигрывала и целые войны, но существует вот уже второе тысячелетие. Проигранная война - не есть гибель России, Но она требует новой психологии, нового подхода, нового сопротивления, нового взгляда на Россию.
      В. Б. Я согласился бы с вами, что Россия становится типичной страной третьего мира, и среди них мы уже находимся по уровню жизни, по многим важнейшим демографическим и социальным показателям где-то во второй половине списка, далеко за Бразилией или Сингапуром… Но противоречие со странами третьего мира, и существенное, и обнадеживающее нас, я вижу вот в чем: по-прежнему по уровню образованности, по уровню интеллектуального потенциала Россия резко опережает ту же Америку. Я говорю не только о математиках, физиках, химиках, художниках и писателях, музыкантах и шахматистах. Сотни тысяч из них выехали в Европу и Америку, но миллионы-то еще здесь, и выезжать не собираются. Да и никому на Западе не нужны уже. В Советском Союзе был наработан такой интеллектуальный массив, столько существовало всевозможных НИИ и КБ, столько сотен тысяч младших и старших научных сотрудников, столько университетов и институтов, что даже существующая и поныне десятая часть этих институтов является мощной научной базой, типичной все-таки не для третьего мира, а для высокоразвитых стран. Но кроме этих физиков и лириков, у нас до сих пор существует высококвалифицированный рабочий класс. Такого потенциала нет в странах третьего мира, где, кроме сборочных и сырьевых заводов, никакой промышленности не предвидится. Наши летчики, наши метростроители, наши нефтяники, пусть даже без работы,- но никуда пока не делись. Может быть, в них наше спасение? Хотя меня и удивляет, почему эта оказавшаяся ненужной мощная интеллектуальная сила не становится протестной силой? Их же миллионы, и большинство без работы. Я не призываю их к пулеметным атакам, но есть же и известные всему Западу активные формы протеста - перегораживание дорог, остановка транспорта и энергетики, всеобщая забастовка. Таким активным протестом - к тому же массовым, можно смести любое правительство, что и делали в Италии, Франции, Бельгии, Южной Корее. Чем вы, Игорь Ростиславович, объясните эту пассивность наиболее пострадавшей в результате перестройки, но все еще многомиллионной интеллектуальной, технократической части нашего общества?
      И. Ш. Конечно, вопрос очень важный. Мне кажется, что здесь существует некоторая иллюзия, быть может, созданная той технократической частью общества, о которой вы говорите. Она заключается в убеждении, что работа в КБ или НИИ делает людей чем-то выше, или хотя бы равными, скажем, крестьянам. Что они в такой же мере способны объединяться для общего дела, идти на жертвы, проявлять мужество. На самом же деле, научно-техническая интеллигенция очень плохо приспособлена, чтобы что-то защищать, она сама нуждается в защите общества. Ей привили убеждение в ее исключительной ценности для остального народа, и она настроена так, что народ естественно и должен ее защищать.
      Другая причина, по которой не только наш технический и научный слой общества, но и весь народ оказались вне протеста, это та скорость радикальных перемен, из-за которой люди не смогли и не успели понять важность тех или иных решений. Трудно попрекать народ за то, что он не сумел так быстро переосмыслить новую надвигающуюся опасность. Да и формы протеста на Западе, я думаю, иные, так как там идет дележ какого-то процента в пользу тех или иных групп населения, при стабильности всех других. В России же сейчас идет тотальное разграбление и материальное, и геополитическое, растаскивание пространства, уничтожение России как великой страны. И перед всем народом стоит кардинальный вопрос: можно ли на этой основе построить русское будущее? Многие сейчас думают: вот пройдет время, воры остепенятся, капитал оздоровится. Появится национальный капитал, и мы начнем вновь строить Россию. Возможен такой выход для России или нет?
      Многие признают, что Россия разграблена, превращена в колонию. Но думают: в этой колонии мы будем жить, добиваться лучших условий, чтобы нам не задерживали зарплату и так далее.
      Примем мы такую жизнь или не примем? Вот это и есть главный вопрос, по которому народ расколот. Выборы при всем мощном финансовом и идеологическом давлении властей, при в всех возможных подтасовках, показывают, что народ расколот, грубо говоря, пополам. Действительно, большая часть народа готова и дальше в этих условиях колонизации существовать, лишь добиваясь их улучшения. Есть много несогласных, но не видящих выхода В год стреляются пятьсот офицеров, многие просто спиваются, не видя цели в жизни. Они не идут в эту колониальную жизнь, но и не идут в активный протест, в сопротивление.
      Проблема стоит так: какое сопротивление может объединить большую часть народа?
      В. Б. Игорь Ростиславович, большевистский режим в самых кровавых формах подавил сопротивление, но еще он и привлек многих новым строительством. Не марксизмом привлек, а “громадьем планов”. Спустя десять-пятнадцать лет после 1917 года уже строятся Магнитки и Днепрогэсы, научные центры и университеты.
      Эта советская цивилизация праведными и неправедными способами построила в России тысячи промышленных гигантов, театров, библиотек. Созданы целые города, освоен космос… Пройдут сотни лет, люди забудут про кровь, про идеологию, про обкомовских партократов, но будут видеть воочию величественные памятники советской цивилизации. Нам ведь все равно, какую идеологию поддерживали фараоны - мы смотрим на пирамиды. Мы смотрим на римские дворцы, на мечети в Самарканде. Нам интересно, какую созидательную память оставила после себя та или иная цивилизация… А что возникло за двенадцать лет перестройки? Хоть один завод построен? Под воздействием пусть ложных идеалов, но в советское время был накоплен гигантский промышленный, научный и культурный потенциал. В конце концов Россия русифицировала социализм и во многом перевела его на свои национальные рельсы, нисколько не смущаясь расхождениями с научными марксизмом.
      Может быть, лучше было не устраивать эти катастройки, а спокойно, годами продолжать русифицировать советскую систему, налаживать единый национальный организм? Куда деться от того, что постепенно русифицировалась компартия, превращаясь в единую государственную систему. Как и в нынешнем Китае, мы бы тоже выбрасывали из памяти последние марксистские догмы, создавали рыночную экономику под крепким государственным надзором. Россия не создана для революций. И эта последняя - перестроечная, похоже, нас совсем доконала. Необходима была постепенная эволюция советского режима. Любое позитивное дело - от рождения ребенка до научного открытия, от шахматного чемпионата до постройки нового ракетоносца - приближало нас к закреплению национальной формы цивилизации. Может быть, предчувствуя это, мировая закулиса и поторопилась с началом перестройки? Путь Китая - мы могли бы на него выйти первыми. А что мы имеем? Кучу развалин от советской империи?
      Тогда мы должны признать, что все усилия ваши, Солженицына и других патриотов по свержению советского режима, помимо вашего желания, оказались тоже разрушительными по отношению к России и русскому народу.
      И. Ш. Владимир Григорьевич, вам не кажется, что тут есть некоторое искажение? Ну какие же патриоты свергали советский строй? Написать какую-то свою работу и дать прочитать полсотне людей - что это за подрывная деятельность? Это нормальная человеческая деятельность. Я и многие мои друзья никак с режимом не боролись, мы делали то, что считали нормальным для развития государства, а как раз режим за это с нами боролся. Я, например, никогда не стоял за взрывной путь. Я писал еще в конце семидесятых годов в “Русофобии”: “Публицисты “малого народа” часто подчеркивают, что в русской истории большую роль играло сильное государство. И в этом они, видимо, правы. Значит, если по их советам. внезапно полностью устранить каким-то образом роль государства, оставить в качестве единственных действующих в обществе сил ничем не ограниченную экономическую и политическую конкуренцию, то результатом будет быстрый и полный развал…”
      В 70-е годы я написал статьи, где доказывал, что СССР не является русской колониальной империей. Где же ее можно было опубликовать? Только в самиздате. Осипов издавал самиздатовский журнал “Вече”, абсолютно лояльный политически. Но в нем были статьи о разрушении старых зданий Москвы, о появившихся уже тогда признаках численности русских. И Осипов получил за это 8 лет лагеря! В том-то и была трагедия, что тогдашний строй карал тех, кто говорил о болезненных яявлениях в стране. А общество, где люди принуждены молчать, гниет и гибнет. Я помню щемящее чувуство стыда, когда в 70-е годы магазины Москвы наполнялись жителями близлежащих городов и деревень, приезжающих на автобусах и поездах, чтобы купить кусок масла. Это был кризис не меньшего масштаба, чем “великая депрессия” в США в конце 20-х - начале 30-х годов. Но с той разницей, что у нас не появилось своего Рузвельта. И не могло появиться, так как нельзя было не только составлять планы выхода из кризиса, но и говорить о кризисе. В моем окружении - кто же не мечтал об эволюционном пути? Но такой путь не состоялся, и как видно, по объективным причинам.
      Скажу честно, я переоценивал силу тогдашнего советского режима. Тот загадочный сплав из коммунистического режима и традиций русского народа, о котором вы говорили. Я думал среди них найдутся государственники в буквальном смысле этого слова. Но оказалось, что их не нашлось. Возникает все тот же вопрос: можно ли на уничтожении русского крестьянства построить здоровое общество? Только ли Магнитка и Днепрогэс определяют его здоровье? Если возможно, то почему же не поверить, что из теперешнего разворовывания страны может когда-то возникнуть здоровая рыночная экономика?
      Вы говорите, что, смотря на пирамиды, мы забываем о взглядах правителей тех эпох… Боюсь, что в России нельзя перешагнуть через народную кровь, через гибель мужиков и построить стабильное общество. Не забывайте, что этот режим не вышел защищать ни один человек! Ни сам генеральный секретарь компартии, ни один из рядовых партийных чиновников…
      В. Б. Увы, так же, как никто не вышел защищать царскую империю в феврале 1917 года, о чем так детально написал Александр Солженицын в своем “Красном колесе”. Все равнодушно прошли мимо того, что рухнула многовековая монархия. Может, потому что и она строилась на народной крови? В конце концов, чем Беломорканал отличается от построенного Петром I Петербурга? Крестьян ведь за людей не считали.
      И. Ш. Мне кажется, есть громадная разница между тем, что произошло в 1917-м и, скажем, в 1991г. Согласен, что в 1917 г. активно боролось - и с той и с другой стороны - не большинство народа. Но все же это была упорная борьба: 3 года гражданской войны, сотни крестьянских восстаний по всей стране, Кронштадт. А в 1991 г. ни один человек не вышел на поддержку ГКЧП. Да и сам ГКЧП не смог призвать народ на защиту страны. Ведь в их руках тогда было и радио, и телевидение. В их номенклатурном языке таких слов не было! А ведь когда многие предчувствовали катастрофу, к которой катится страна: я хорошо это помню по своему окружению, по случайным разговорам в электричке, в метро. Выяснилось, что этот строй “своим” не считал ни один человек.
      …Вы говорите, что и при Петре ломали многим жизнь, затем февральская революция, октябрьская революция… Конечно, этот процесс шел в одну сторону, и каждый последующий шаг подрывал все глубже корни страны. Но Петр был православный человек, он прекрасно знал православную службу собственной судьбы. Когда он был окружен во время прусского похода, он написал знаменитое письмо сенату, где он говорил, что если его возьмут в плен, нельзя верить ни одному слову, им подписанному, и необходимо избрать нового царя. При Сталине уже такого быть не могло.
      Вместе с экономическими пятилетками была объявлена и “безбожная пятилетка”, и запланировано, в каком году будет закрыта последняя церковь в стране, а в каком - имя Бога больше не будет в ней произноситься. Сталин определил культуру нашей страны как “национальную по форме и социалистическую по содержанию”. Дальше - больше. Не зря в письме Брежневу в марте 1978 г. Шолохов писал о “протаскивании через кино, телевидение и печать антирусских идей, позорящих нашу историю и культуру”. Безусловно, крепостное право готовило почву для революции, а раскрестьянивание России, подавление русского национального сознания, Православия - подготавливали “перестройку”. Но с каждым этапом кризис становился болезненнее. Если петровские реформы дали стране два столетия стабильного развития, то в послереволюционную эпоху можно отыскать лишь несколько таких десятилетий.
      В. Б. Со временем в силу того постепенного процесса русификации, о чем я говорил, от ленинских принципов самоопределения мы пришли к новой державности, постепенно мы избавляли от денационализации русских, постепенно набирала силу именно русская культура - Георгия Свиридова и Сергея Бондарчука, Василия Белова и Валентина Распутина. Сквозь все щели советского общества, как сквозь потрескавшийся асфальт, пробивалась традиционная русская идеология. Пусть коряво, но по-русски заговорили даже в обкомах партии. Может, поэтому многие из них позже и поверили в Бориса Ельцина, как в национального русского лидера?!
      И. Ш. Согласен с вашими аргументами, но вывод мне представляется иным. Я не раз писал, что в советский период у нас шла постоянная борьба русского начала с космополитическими силами. Возьмите лучшие произведения деревенской прозы того времени - те же “Кануны” Василия Белова. В каком-то смысле это произведение более радикальное, чем солженицынский “Архипелаг ГУЛАГ”. В “Архипелаге ГУЛАГе” в основном говорится о концлагерях. Но это явление, хотя бы в принципе, было осуждено партией, Хрущевым… Коллективизация же считалась величайшим достижением советской власти. Причем не только в официальной идеологии, но и в идеологии большей части самиздата. А “Кануны” показывают тотальное уничтожение именно форм национальной жизни. Ты видишь полноценную народную жизнь, над которой явно занесен топор. А глубокое распутинское “Прощание с Матерой”? Матера - это вся Россия, народная цивилизация.
      Русская цивилизация обладает внутренней силой, позволяющей ей выжить, даже если растаптывались жизни ее творцов. Она существовала не только в ту эпоху, которую вы отмечаете, говоря о Белове, Распутине и Свиридове, но и в гораздо более суровые времена, когда творили Ахматова, Есенин, Замятин, Булгаков, Платонов, Даниил Андреев, Прокофьев, Шостакович, Бахтин, Лосев. Основная ее линия была всегда одной - это противостояние силам, разрушающим русскую традицию. Примеры “Канунов” Белова и “Прощание с Матерой” Распутина я приводил выше. Вся наша послереволюционная история и была борьбой этих двух сил. Нельзя сказать, чтобы на данный момент итог оказался благоприятным для той силы, того течения, к которому мы с вами себя причисляем. Но я думаю, что влияние русской национальной культуры еще скажется. Она, ее колоссальные силы, накопленные за многие века, и дают надежду на спасение. Поэтому и рано еще говорить: “Прощай, Россия”.
      В. Б. В отличие от авторов знаменитых “Вех”, отрицающих революционность не во имя монарха, а во имя существования самого государства, но, кстати, непонятных и отвергнутых тогда всем царским обществом, сейчас не оказалось подобных “Вех”, защищающих опять же не коммунистов, не советскую власть, а идею все того же государства. Может быть, “Новые вехи” стали бы опорой для новой идеи национального сопротивления? Обкомовцы не защищали свои обкомы, потому что им самим не по нутру была проповедуемая идеология, и лучшие из них хотели служить русскому государству. Мечтает же генерал оборонки из рассказа Солженицына “На изломах”, этот грозный Емцов мечтает, как мальчишка, что с приходом Горбачева он будет творить в очищенной атмосфере государственного служения. Обмануты были почти все, но почему и потом никто не спохватился?
      И. Ш. Вы затрагиваете очень важный вопрос. Но я не могу согласиться с вашей ссылкой на “Вехи”. Там революционности интеллигенции противопоставляется не государство - кроме, и то отчасти, статьи Струве - а такие ценности, как личное самоусовершенствование, культура, бескорыстное творчество, смирение, чувство греха, церковная дисциплина, чувство личной нравственной ответственности и развитие правосознания. Независимо от того, насколько для нас авторитетны сейчас “Вехи”, мне представляется, что государство является необходимой, но не важнейшей предпосылкой здорового существования народа. Государство, как мне кажется, играет роль скелета в организме. Сейчас, когда наше государство катастрофически разрушается, естественно возникает преувеличенное представление о его значении. Конечно, существо, скелет которого разрушен, погибнет. Но ведь если все силы организма будут направлены на поддержание скелета, то организм погибнет, а скелет превратится в груду костей. Так и в нашей истории была эпоха, когда государство обладало колоссальной армией и мощным КГБ, запускались спутники и атомные подводные лодки бороздили океаны - но в чем-то более существенном государство слабело. Ведь последовавшая катастрофа это с несомненностью показала. И думаю, можно сказать, что же было подточено: чувство национального единства, ощущение принадлежности к одному народу и ценность этого ощущения, ведущая к жертве и подвигу. Этим порывом разрозненные греческие города победили великую персидскую монархию, мужицкий Рим - богатый торговый Карфаген, а Россия - Наполеона и Гитлера, во многом лучше подготовленных.
      Плоды этого упадка национального самосознания русского народа мы и переживаем сейчас. И не могу согласиться с вами, что из недр КПРФ звучат идеи национального спасения. Так, на своем III съезде КПРФ потребовало “немедленно остановить военные действия в Чечне”, чего требовали тогда и Ковалев, и Юшенков. В постановлениях КПРФ никак не отражена судьба русского Крыма, Севастополя, Приднестровья - в чем они опять повторяют линию президентской партии. И их последние соглашения с властью тоже трудно отождествить с национальным спасением.
      Вот в таких фактах и проявляется основная причина несчастий пережитых нашей страной в ХХ веке. Болезнь началась еще раньше, ее нам надо лечить, искривление - выпрямлять. Иначе нам не подняться.
      Фото В. АЛЕКСАНДРОВА

ПУТЬ В КОСМОС

      Накануне премьеры сериала “Фантомагия” на вопросы Светланы КАЗАКОВОЙ отвечает создатель сериала, художник-мультипликатор и писатель Геннадий ТИЩЕНКО, автор фильмов “Миссия пришельцев”, “Из дневников Ийона Тихого”, “И эхом отзовется…”
 
      - Все мы любим мультфильмы, но почти не знаем их создателей. Как вы пришли в мультипликацию? Это мечта с детства?
      - Вовсе нет. Как и большинство моих сверстников, я мечтал стать космонавтом. В те годы, особенно после полета Юрия Гагарина, все жили предчувствием звездной эры: первый спутник, первый космонавт… Я тоже “свихнулся” на космической тематике. Детства у меня практически не было, поскольку из-за костного туберкулеза был прикован к постели. Но, как говорится, нет худа без добра - я очень рано научился читать. К пяти годам перечитал все русские народные сказки, былины, потому что никаких других занятий, кроме чтения, лепки из пластилина и рисования, я не мог себе позволить из-за болезни. Космос же просто окрылил меня. Можно сказать, что в восемь лет, когда научился ходить, я родился заново. Тогда же вышел в журнальном варианте роман Ивана Ефремова “Туманность Андромеды”. Позднее я переписывался с писателем. Космос для меня стал самым мощным стимулом, поскольку я начал заниматься спортом, поступил в спецшколу, увлекся легкой атлетикой и в девятом классе уже бегал на общегородских соревнованиях.
      Другой моей страстью стала живопись. Матушка моя почему-то была против этих занятий. Дело доходило до того, что родители выкручивали пробки, когда я рисовал ночами. Еще в школе состоялись мои первые выставки как художника-фантаста. Это были иллюстрации к произведениям моих любимых писателей - братьев Стругацких, Брэдбери, Азимова, Кларка.
      Я родился и вырос в Баку. Мне очень повезло - физику в нашей школе преподавал известный в то время писатель, астрофизик, специалист по черным дырам, коллапсарам, квазарам Павел Амнуэль. Он познакомил меня с членами секции фантастов - Альтовым, Журавлевой, Войскунским, братьями Ибрагимбековыми, Бахтамовым, Лукодьяновым. Общаясь с этими людьми, я словно в рай попал. Как раз в то время Амнуэль начал писать первый, наверное, на планете Земля учебник фантастики для Института методики изобретательства, который возглавлял писатель Альтов. Я сделал более ста иллюстраций к этому учебнику.
      - А как все же получилось, что вы стали художником-мультипликатором?
      - На физическом факультете МГУ мои документы не приняли. При прохождении медицинской комиссии выяснилось, что в позвоночнике осталась небольшая деформация. В то время на специальности, связанные с ядерной физикой, с оборонной промышленностью, брали только абсолютно здоровых людей.
      Я вернулся в Баку и в 1968 году, наперекор родителям, окончил курсы художников-мультипликаторов. Но по различным обстоятельствам, в том числе из-за того, что я русский и не принадлежу к “коренной” национальности, ушел со студии “Азербайджан-фильм”, проработав там совсем немного.
      Тогда же начали публиковать мои фантастические рассказы, рисунки и картины. В 1970 году на международном конкурсе “Мир завтрашнего дня” я получил Гран-при, и затем мои работы были посланы на всемирную выставку в Осаку. На фоне моих работ выступали такие светила мировой фантастики, как Артур Кларк, Рей Брэдбери, Айзек Азимов. Мои работы публиковали рядом с работами Соколова и Леонова. Мне тогда было всего 22 года.
      - Как вы оказались в киноиндустрии?
      - В 1976 году на выставке, посвященной пятнадцатилетию полета человека в космос, на мои картины обратил внимание ветеран нашего кинематографа, у которого диплом номер один операторского факультета ВГИКа, Алисаттар Атакишиев. Он тогда приступил к съемкам фильма “Гариб в стране джиннов” и пригласил меня работать художником по комбинированным съемкам. Ему понравилась неординарность моих работ и то, с какой фотографической точностью все было выписано, поскольку я тогда считал, что чем реалистичнее написана фантастика, тем убедительнее она воспринимается. Я занялся комбинированными съемками, чтобы реализовать свою давнюю мечту - совместить фантастическую литературу с фантастической живописью. Особо сложные съемки я проводил в Москве, на студии имени Горького, потому что в Азербайджане не было соответствующего оборудования. Но, к сожалению, конечный результат был не очень впечатляющим.
      После окончания Высших курсов сценаристов-режиссеров под руководством Романа Качанова в 1985 году я сделал свой первый дипломный фильм - фантазии на темы Лема “Из дневников Ийона Тихого”. Его, в виде исключения, взяли в прокат, показывали по телевидению, пиратским образом копировали и продавали на видеокассетах.
      В следующем, 1986 году я работал над экспериментальным фильмом “…И эхом отзовется” по мотивам моего рассказа, написанного задолго до катастрофы в Чернобыле и начала эпидемии СПИДа. Съемки прошли накануне чернобыльской аварии, и когда на АЭС произошел взрыв, фильм “закрыли”, чтобы не возникло никаких нежелательных ассоциаций.
      Тот фильм - моя самая большая надежда, которая, к сожалению, пока остается неосуществленной. На него я потратил два с половиной года своей жизни. Мы использовали очень сложную технологию для того времени, своего рода “ноу-хау”. Работали без компьютеров, все делали вручную, но живые актеры у нас играли на рисованых фонах, на глазах у зрителя превращались в мультипликационные персонажи и наоборот.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8