Ликей

Который даже в два года, упав и ударившись, только стискивал губенки, вставал и бежал дальше. И я вдруг поняла, что если я скажу - нет, то он и не женится. Но тогда он может вообще не жениться никогда, и вот так же будет потом плакать, вспоминая об этой возможности. Я сказала: решай сам… Я верю, что Вы не осудите меня… ведь я мать. Я знаю, что Алеша сам во всем виноват, но мне так тяжело видеть его страдания. А вы не представляете, сколько он перестрадал за это время… Если бы вы видели, каким он возвращается после этих ужасных психологических обследований. Постаревшим лет на десять сразу… И только через два-три дня он становится прежним. И я не могу делать его жизнь еще тяжелее.
      Но когда я узнала, что Вы, Джейн, любите моего сына… Вы знаете, я не поверила в такое счастье. Ведь это воистину подарок Бога! Я даже не знаю, чем мы его заслужили… Вы - ликеида из Америки, безупречная, прекрасная женщина, такая сильная, такая образованная, прямо-таки излучающая Свет… Вы как ангел сошли к моему несчастному сыну. Он пока еще побаивается вас, побаивается принять дар Вашей любви. Умоляю Вас, будьте к нему снисходительны. Вспомните о том, каким прекрасным человеком, каким сильным воином Света он был раньше!
      Поймите, что он прошел через психический надлом, и современная психология и медицина не могут ему помочь, так как он никому не доверяет! Но если Вы не бросите его, он, может быть, поверит Вам!
      Джейн, умоляю Вас, во имя всего святого, не бросайте моего сына! Что бы он ни говорил Вам - спасите его! Ведь это говорит не он, а какой-то монстр, который в него вселился и мучает его…
      Каких только кабинетов я не обошла, с кем только не советовалась…
      Вся моя надежда - только на Вас, Джейн! И помните, что я, мать Алеши, всегда с вами…" Джейн выучила письмо матери Алексея почти наизусть за эти дни. Вот и сейчас она вспоминала его, стоя у стеклянной стены, глядя на медленно движущиеся, неуклюжие разноцветные туши аэробусов, разъезжающих по летному полю.
      - Джейн?
      Она обернулась.
      - Здравствуйте, Алексей… а я вас уже жду.
      Она подождала, когда Алексей сам протянет руку, и осторожно пожала его теплые, сухие пальцы.
      - Опять мы с вами вместе летим, - сказала она. Начальник диспетчерской мог сказать Алексею, что Джейн сама попросила об этом… надо быть осторожнее.
      - На "Чайке"?
      - Да, конечно… на моем "Полуфоксе", - улыбнулся Алексей. Он взял чемоданчик Джейн, вскинул на плечо свою сумку, и вместе они двинулись к выходу на летное поле.
      Красавица "Чайка" с нарисованной на фюзеляже лисьей мордой уже дожидалась их на площадке малых самолетов.
      Алексей и Джейн вскарабкались в кабину. Было запрошено разрешение у диспетчерской, самолет вначале медленно выехал на полосу, начал разгон, оторвался от земли…
      - Вы, Алексей, не стесняйтесь, можете покруче вести, - сказала Джейн, - Я привыкла, мне даже интересно.
      - Да? - Алексей, улыбаясь, повернул к ней лицо, - Ну держитесь!
      Он что-то сделал на пульте, Джейн заметила - такого рычажка на ее "Чайке" не было… Потом потянул на себя ручку, серебристый нос с синими полосами закрыл небо. Джейн вдавило в кресло перегрузкой - самолет шел вверх горкой.
      - Что это вы сделали? - спросила она, с трудом подняв руку и указав на рычажок.
      - Форсаж, - пояснил Алексей.
      - У "Чайки"?
      - Я же ее модернизировал… она у меня в спортивном варианте. Слава Богу, начальник разрешил… Внимание!
      Джейн почувствовала сильный крен… мгновение, и она повисла вниз головой, на ремнях… еще один переворот - они снова летели, как положено.
      - Бочка, - пояснил Алексей, улыбаясь, - Больше мой драндулет ничего не позволит… Ну как, ничего?
      - Нормально, - выдохнула Джейн. Ей хотелось привести в порядок прическу, но самолет снова круто пошел вверх, тяжело было поднять руки.
      - Правда, я не знаю, зачем мне это нужно, - добавил Алексей некоторое время спустя, - я вожу пассажиров, которые все равно не переносят всяких фокусов. Да и начальство не позволит… так, на всякий случай сделал.
      - И скороподъемность у вас… ничего себе! - заметила Джейн, глядя на электронные табло.
      - Мотор стоит хороший, - объяснил Алексей, - Я попросил… Меня теперь начальник использует, чтобы возить важных персон… несмотря на психическую неустойчивость.
      Самолет набрал высоту, Алексей выровнял нос. Джейн облегченно вздохнула и стала поправлять волосы.
      - К сожалению, на "Чайке" ничего особенного и не изобразишь, - пожаловался пилот, - конструкция не рассчитана.
      - Но есть же спортивные малые самолеты…
      - Конечно, но "Чайка" - чисто пассажирская машина, абсолютно устойчивая, надежная, легкая в управлении, но для фокусов совершенно не годится … Мы немного ее переделали с ребятами, но фюзеляж же весь не поменяешь.
      - Все равно, - сказала Джейн, - Вы молодец… форсаж, надо же. А на аэробусе интереснее? Там ведь тоже ничего не изобразишь…
      - На аэробусе интереснее, там по-своему интересно, - Алексей задумался, - Понимаете, это такое огромное чудовище, которое ты усмиряешь, поднимаешь вверх… там свои правила, свои проблемы, вести его гораздо труднее, тут не поотвлекаешься, музыку не включишь… Аэробус с воздухом совсем по-другому взаймодействует. И ответственность чувствуешь за пассажиров. Я бы предпочел все-таки аэробус.
      - Вам не разрешают? - спросила Джейн. Алексей пожал плечами.
      - Первый год - не разрешали. Хотя я прошел переквалификацию, достаточно успешно. Потом я пошел к начальнику и говорю: как-то глупо. Говорите, что я психически неустойчив, а доверяете мне возить всяких шишек… Тогда уж и на аэробус бы пустили… ну он и разрешил. А сейчас - как его левая нога захочет.
      В основном разрешают, но когда особые задания, вот как с вами, тогда опять на малый приходится… ну и по результатам обследований, - лицо Алексея опять затвердело, - ему ведь все результаты передают.
      Джейн почувствовала совершенно неуместную, глупую жалость.
      - Алексей, - сказала она, - Вы, может быть, думаете, что я о вас все знаю… Честное слово, я не стала ничего читать. То, что там в компьютер о вас внесено. Там, конечно, очень много. Но я даже смотреть не стала, только увидела дату вашего рождения - и все. Это, мне кажется, даже непорядочно как-то…
      - Спасибо, - коротко сказал пилот. Джейн сжала кулаки. За что это ему?
      - Можно музыку включить?
      - Да, конечно, - обрадовалась Джейн. На этот раз Алексей поставил совсем другой диск.
      Незнакомая музыка, и незнакомый мужской голос… удивительное исполнение, подумала Джейн - голос эстрадный, не поставленный, но насколько же артистичный, глубокий, проникновенный. Песня шла по-русски:
      Мне кажется порою, что солдаты,
      С кровавых не пришедшие полей,
      Не в землю нашу полегли когда-то,
      А превратились в белых журавлей.
      Они из той поры, с времен тех дальних
      Летят и подают нам голоса.
      Не оттого ль так часто и печально
      Мы замолкаем, глядя в небеса?
      Какая-то старая песня, совсем старая, подумала Джейн.
      - Какое это время? - спросила она Алексея. Тот ответил глуховато:
      - Середина двадцатого века. Это Марк Бернес. Вам, наверное, ни о чем не говорит…
      Летит, летит по небу клин усталый,
      Летит в тумане на исходе дня.
      И в том строю есть промежуток малый…
      Быть может, это место для меня.
      Настанет день, и с журавлиной стаей
      Я поплыву в такой же сизой мгле,
      Из-под небес по птичьи окликая
      Всех вас, кого оставил на Земле.
      - Это тоже о войне, - сказала Джейн. Алексей долго молчал, казалось, он не ответит ничего. Но потом он заговорил.
      - Это было странное время… странное и толком не понятое, не осознанное.
      Мы просто не успели его осознать - некому было. Когда исчезли последние остатки этого времени, мы уже перестали существовать как народ и превратились в население.
      Джейн подавила в себе желание возмутиться последней фразой и тихо спросила.
      - Какое время вы имеете в виду?
      - Так называемый советский период. Он интересен, собственно, только тем, что это был последний период величия моего народа.
      - Но Алексей… советский период - это же… как вы можете им восхищаться, вы, православный человек? Коммунисты же разрушали церкви…
      - Видите ли, я ничего хорошего о коммунистах и не хочу сказать. Да и не восхищаюсь я этим периодом. Это тяжелое было время, страшное… Просто в свое время меня интересовал двадцатый век, я уже рассказывал вам на кладбище. Это нужно было как-то переосмыслить, понять… а мы не успели. Согласно распространенному в то время мифу, советское время было однозначно мрачным, безбожным, кошмаром, и так это и осталось в массовом сознании. Не было создано значительных произведений, объясняющих адекватно советское время. А если кто-то их создал - значит, они не дошли до людей. Это время для нас фактически - терра инкогнита. Когда я слушаю песни того времени… вы знаете, не поэзия - поэзия мало отражает это время… и проза тоже. А именно вот песни… я пытаюсь представить тот народ, ту обстановку, что их породила - и это такая прекрасная, светлая мечта… настолько прекрасная, что мне не верится, что она существовала в действительности. Конечно, я отдаю себе отчет, что жизнь была намного сложнее, чем песни… - Алексей умолк.
      Тот же певец начал новую песню. Джейн прослушала ее целиком… текст, действительно, оказался таким, что мороз бежал по коже.
      Враги сожгли родную хату,
      Убили всю его семью.
      Куда теперь идти солдату,
      Кому нести печаль свою?
      Пошел солдат в глубоком горе
      На перекресток двух дорог,
      Нашел солдат в широком поле
      Травой заросший бугорок.
      Стоит солдат, и словно комья
      Застряли в горле у него.
      Он говорит: "Встречай, Прасковья,
      Героя-мужа своего!
      Готовь для гостя угощенье,
      Накрой в избе широкий стол!
      Свой день, свой праздник возвращенья
      К тебе я праздновать пришел".
      Никто солдату не ответил,
      Никто его не повстречал.
      И только теплый летний ветер
      Траву могильную качал.
      Вздохнул солдат, ремень поправил,
      Достал мешок походный свой,
      Бутылку горькую поставил
      На серый камень гробовой.
      "Не осуждай меня, Прасковья,
      Что я пришел к тебе такой…
      Хотел я выпить за здоровье,
      А должен пить за упокой.
      Сойдутся вновь друзья-подружки,
      Но не сойтись вовеки нам!"
      И пил солдат из медной кружки
      Вино с печалью пополам.
      Он пил солдат, слуга народа,
      И с болью в сердце говорил:
      "Я шел к тебе четыре года.
      Я три державы покорил!"
      Хмелел солдат, слеза катилась,
      Слеза несбывшихся надежд…
      А на груди его светилась
      Медаль за город Будапешт.
      Джейн украдкой снова взглянула на Алексея. Он сморгнул, прозрачная слеза скатилась по щеке. Почувствовал взгляд Джейн, тряхнул головой.
      - Ничего… песня трогательная.
      - Да, песня потрясающая, - подтвердила Джейн, - даже жаль… Ведь Ликей объемлет всю мировую культуру, а вот эти песни остались как-то в стороне.
      Алексей усмехнулся.
      - Солдат, Джейн… не воин. Тем более, не воин Света. Просто солдат. Вы чувствуете разницу? Их много было, солдат, миллионы. Миллионы их погибло, чтобы спасти свою Родину. Потому что на Родину шла страшная чума… страшнее не бывает. Шли сверхлюди, которые хотели поселиться на русской территории, а русских объявить людьми второго сорта… они хотели развратить русских, лишить их общей веры… кстати, у них была разработана программа планирования семьи.
      На завоеванных территориях они пропагандировали аборты и контрацепцию… И вот чтобы спасти Родину от этой чумы, они все и полегли. Их тела рвали гранатные осколки, пули, они в ужасе вжимались в землю, слыша свист бомб, они загородили своими телами путь для сверхлюдей. Они разные были, Джейн, и в большинстве своем - так себе людишки, самые обычные. Пьяницы, бескультурные, тупые, необразованные рабочие и крестьяне, люди массы, из них никогда не вышли бы ликеиды… В общем, такой мусор истории.
      - Алексей, зачем же вы так… разве я или вообще ликеиды называют людей мусором истории?
      - Называют… даже и прямо так называют. Но вы - нет, пока еще. Потому что еще не до конца осознали разницу между ликеидами и людьми.
      Бернес пел между тем другие, хорошие и светлые песни - про товарища, который улетает в далекий край, про темную ночь, про двух летчиков, которые не прыгнули из самолета с отказавшим мотором, а дотянули его до леса, чтобы машина не рухнула на город, и погибли при этом сами.
      В могиле лежат посреди тишины
      Отличные парни отличной страны.
      Светло и торжественно смотрит на них Огромное небо, огромное небо - одно на двоих.
      - Алексей… вы настолько новые вещи для меня открываете, - чистосердечно сказала Джейн, - Я даже не подозревала… я не русская, и конечно, я не могла знать…
      - Это вполне естественно, - согласился Алексей. Он помолчал некоторое время.
      - Если бы вы знали, с какими ухищрениями я доставал эти записи…
      Когда они выходили из здания Челябинского аэропорта, сердце Джейн пело и ликовало.
      Первый шаг сделан! За все время полета Алексей ни разу не замкнулся в себе, он охотно говорил с Джейн, рассказывал, спорил… Похоже, он стал считать ее своей. Ему с ней стало легко. Он больше не воспринимает ее как лазутчика из стана врага.
      Все-таки психология - великая наука!
      - Простите, вы - мисс Уилсон?
      Джейн вздрогнула. Юноша в черной парке обращался к ней.
      - Да… А вы…
      - Я из Генетической Консультации. Меня зовут Эдик Лавров. Я должен вас забрать - вот машина…
      Эдик подвел Джейн и Алексея к своей машине - красному лендроверу.
      - Я отвезу вас к Элине… А потом уже вы с ней вместе пройдете в Консультацию. Так она распорядилась, вы ничего не имеете против?
      - Вот так, Алексей, - заметила Джейн весело, повернувшись к пилоту, - сразу видно деловых людей… Даже машину выслали - такое на моей памяти впервые.
      Самое главное сейчас - чтобы Алексей постоянно чувствовал себя на равных с ней. Не слугой, не извозчиком - спутником-ликеидом.
      Эдик вел машину по заснеженным улицам. Джейн с любопытством вглядывалась в серые и желтые старинные дома, широкие мостовые, заиндевевшие голые ветви…
      Своеобразная атмосфера в этом городе.
      - У нас вчера только первый снег лег, - пояснил Эдик, - Может, стает еще… обычно в ноябре снежный покров устанавливается.
      Лендровер выехал за город, остановился у ворот большой усадьбы.
      - Здесь живет Элина, - пояснил Эдик. Ворота гостеприимно разъехались в стороны. Огромный снежно-белый пес - южно-русская овчарка - молча бросился к гостям. Джейн даже остановилась от неожиданности. Но пес лишь завилял хвостом и принялся обнюхивать одежду Джейн и Алексея, на Эдика он попытался поставить передние лапы.
      - Пошел, Барс, пошел! - крикнул молодой генетик. Втроем, сопровождаемые собакой, они пошли по заснеженной широкой аллее к трехэтажному дому, выполненному в стиле русского сказочного теремка из чистого дерева.
      - Как в сказке, - прошептала Джейн. Резное крыльцо вело к вполне современному входу - широким дверям из дымчатого стекла, автоматически раскрывшимся перед гостями. За дверями шел простенок, продуваемый теплым воздухом, дальше - другие двери, открывшиеся в просторный холл… нет, зимний сад. Джейн и Алексей пробирались по узким тропинкам между тропическими зарослями. Где-то в ветвях щебетали птицы.
      Гости вышли на полянку из белого пеноорганика, где возвышался такой же белый шаровидный фонтан и стояли скамеечки. Навстречу на полянку вышла красивая, ухоженная женщина в мягком домашнем желтом костюме - Джейн сразу ее узнала.
      - Здравствуйте, Элина, - пожала ее руку и отступила так, что Алексею просто ничего не оставалось, как тоже подать руку Элине.
      - Это Алексей Старцев, пилот высшей категории, - представила его Джейн, - Он меня сопровождает.
      - Я очень рада, - голос Элины оказался таким же, как и по ВН, мягким, певучим, чуть пришепетывающим, - Я думаю, что мы расположимся, позавтракаем и отправимся на работу… Есть возражения?
      - У меня к вам есть одна женская просьба.. если можно, наедине, - попросила Джейн.
      Элина указала гардероб, открывающийся в стене. Гости освободились от верхней одежды, затем Элина потянула Джейн в одну из дверей.
      - Моя просьба касается Алексея, - начала Джейн, перейдя на английский, - Видите ли, я принимаю в нем участие… он был ликеидом, перенес серьезную психическую травму, и теперь вынужден работать на малых самолетах, хотя у него высшая категория. Он не носит значка ликеида и вообще уверяет, что он не ликеид. Но я прошу вас отнестись к нему снисходительно и относиться к нему совершенно так же, как и ко мне. Он ликеид, воевал на Иранском фронте, имеет награды.
      - Разумеется, моя дорогая… вы можете не беспокоиться. Я понимаю вас, - ответила Элина.
      Завтрак - оливки, сыр, белое вино, яичница с томатами - был сервирован в малой столовой, со стенами, усыпанными блестящей каменной крошкой. Элина, мгновенно сориентировавшись, выделила наверху комнату для Джейн, и рядом - другую, для Алексея. Петербуржцы, быстро устроившись и переодевшись, спустились в столовую и теперь воздавали должное великолепному завтраку.
      Джейн разглядывала стену - настоящее произведение искусства. Из крошки разных камней была выложена целая картина, речной пейзаж, синее небо, склонившиеся над рекой березы.
      - Вам нравится? - спросила Элина, - Это наш местный промысел. Великолепно, верно?
      - Да, чудесно…
      - Мой муж, к сожалению, должен был уйти раньше, - пояснила Элина, - но вы обязательно познакомитесь позже с ним. Мой муж работает в мэрии консультантом… примерно так же, как вы, Джейн - фактически он занимает руководящую должность. Его пытались выдвинуть на пост мэра, но он принципиально считает, что мэром должен быть местный уроженец. А Роберт из Канады, как и я…
      Элина помолчала и добавила.
      - Если бы не муж, мне никогда не удалось бы сделать ту работу, которую я хочу вам показать. Совершенно необходимо, чтобы ликеиды из разных отраслей работали вместе.
      - Да, этого очень не хватает, - подтвердила Джейн.
      - Алексей, вы хотите сопровождать нас? Или отдохнете здесь? - спросила Элина.
      - Если можно, я бы здесь остался, - робко сказал пилот.
      - Прекрасно! Разумеется, у нас будут чисто специальные беседы, вам может быть скучновато. ВН есть в вашей комнате, библиотеку вам покажет Марфа…
      Марфа!
      Прислуга, румяная симпатичная молодая женщина, появилась в дверях.
      - Я оставляю на ваше попечение вот этого молодого человека… Кстати, со стола можно уже убирать… идемте? - обратилась она к Джейн.
      Было намечено поработать в консультации, а на следующий день, во вторник, выехать на одну из передвижных станций, организованных Элиной для маргиналов.
      В самой консультации Джейн, собственно, не нашла ничего нового… Все было организовано по общему образцу. За исключением, пожалуй, особого духа, который Элина, похоже, вносила повсюду, ее собственного духа… казалось, здесь в самом воздухе, в любой комнате, витает незримый образ Элины - всегда доброжелательное, веселое лицо, темные цепкие блестящие глаза, каштановые локоны, мягкий, своеобразный, певучий голос. Она заполняла собой консультацию, формировала весь настрой сотрудников, посетителей, входя в здание, человек непроизвольно начинал улыбаться, ощущая почти домашний уют, спокойствие, радость…
      Этот дух проявлялся во всем, в каких-то мелочах, не имеющих особого значения, но в совокупности создающих атмосферу…в том, что на стульчике в приемной сидел одетый в футболку плюшевый медвежонок. В заботливо и художественно драпированной на окнах тюли. В подносе с русским самоваром, фаянсовыми чашками и набором плошек с китайскими и японскими чаями, стоящим на столике в комнате ожидания. В юмористических плакатах с надписями и анекдотами, развешанных повсюду. В кабинете генетического консультанта Джейн увидела целую серию картинок, сопровождаемых надписями. На первой пастор в рясе беседовал с голым дикарем-негром, который указывал на толпу ребятишек, среди которых возился один белый малыш и говорил "Святой отец, я чего-то не понимаю… я черный, и моя жена черная, почему же у нас родился белый ребенок? Кроме вас, здесь нет белых мужчин" На второй картинке пастор, по-отечески обнимая дикаря за плечи, объяснял: "Есть такая вещь, как генетика. Сейчас я тебе объясню…" На третьей картинке пастор демонстрировал дикарю стадо белых коз, среди которых паслась одна черная. "Вот видишь, все козы белые, а одна из них черная… это все генетические варианты". На четвертой картинке дикарь делал поспешный жест примирения, говоря при этом: "Хорошо, я больше ничего не буду говорить о белом ребенке… но вы, пожалуйста, тоже не говорите ничего моей жене о черной козе". Джейн улыбнулась, тут же поймав себя на том, что почти не слушает беседу консультанта с посетительницей.
      Молодая женщина нервно комкала в руках белый платочек.
      - Но… вы думаете, что это так серьезно?
      - Моя дорогая, - задушевно сказал генетик, благообразный крупный мужчина в возрасте, - третья группа здоровья - это не уродство. И это всего лишь предрасположенность к пороку сердца, которая… она проявится, но видите ли, ведь степень дефекта может быть разной. Может быть маленькая дырочка в перегородке, о которой никто даже ничего не будет подозревать. А может быть, трехкамерное сердце. Я бы посоветовал вам подождать два-три месяца, пока сердце разовьется… это, слава Богу, такая болезнь, которую мы можем диагностировать еще в состоянии плода. Там будет уже что-то видно на томографе. Тогда и примете решение… хотя можно и сейчас удалить плод и попробовать зачать снова.
      - Но тогда… это уже будет трех-четырехмесячный плод… практически ребенок. У него же ручки, ножки уже есть…
      Генетик пожал плечами.
      - В какой-то степени, конечно, аборт - жестокость. Но представьте себе, родить больного ребенка. Какое это страдание для него, ведь придется переносить операции, он не сможет нормально развиваться. А для вас? Вы же всю свою жизнь в этого ребенка должны вложить. Один больной ребенок - что трое здоровых. Ну боитесь делать поздний аборт - сделайте сейчас, хотя еще ничего не определено четко. Но принципиальной разницы между поздним абортом и ранним нет.. ручки и ножки - это не мозг, по сути, эмбрион в 4 месяца такое же полурастительное существо, как и в месяц. Вы же не стесняетесь цветы рвать… мясо кушаете, наверное.
      У женщины на глазах показались слезы. Генетик похлопал ее по руке и сказал мягко.
      - Ну-ну, успокойтесь… ничего страшного. Вас же никто не заставляет. Вы сами все решите…
      - Я не могу решить, - всхлипнула женщина, - и больного не хочется, конечно… и убивать как-то жалко. У меня он первый…
      - Первый раз труднее всего, - сочувственно сказал генетик, - ну-ну, вы же умная, интеллигентная женщина… Подойдите к этому по-другому. Почему убивать?
      Ведь когда происходит зачатие, из миллионов сперматозоидов тоже только один пробивается.
      - Но это же не сперматозоид… это уже живой, живущее существо… клетка - это только часть моего тела. А он уже отдельно, понимаете, я его ощущаю, как отдельного… Я чувствую, что он хочет жить. Он боится, понимаете?
      - Это ваше воображение, - возразил генетик, - вы просто себе внушили, что это уже ребенок… на самом деле вы должны еще отфильтровать неудачные попытки, пробовать снова и снова, пока не родится действительно здоровый, умный, развитый ребенок. А вообще у вас с вашим другом была отрицательная рекомендация, вам не стоило иметь с ним детей.
      - Но я же его люблю…
      - Ну и что? Любовь заключается в том, чтобы, как животные, произвести на свет совместное потомство? Любовь - это совместный путь, это значит быть рядом с человеком, поддерживать его во всем… А ребенка, если уж вам так хочется - ну возьмите сперму из Фонда, родите не от вашего друга. Если он вас любит, то какая ему разница, откуда ребенок? Поймите же, что это вековые предрассудки… обязательно надо иметь ребенка от любимого человека. Ребенок обязательно должен быть своим по крови. Ну бред же это, и никакого смысла не имеет! Все эти правила выработаны теми людьми, которые считали, что женщину, и вообще человека можно угнетать и держать в повиновении… которые не позволяли людям принимать свободные решения. Зачем вы до сих пор держитесь этих старых правил?
      Женщина перестала плакать, молча, сосредоточенно смотрела в пол.
      - Ну не усложняйте себе жизнь бабушкиными предрассудками. Примите разумное решение, разумное, и заметьте - доброе, потому что это именно доброта и любовь по отношению к ребенку - позволить ему родиться здоровым, крепким, вырасти, может быть, даже ликеидом. Вы же умная женщина, вы можете воспитать даже ликеида.
      - Да, вы, наверное, правы, - сказала посетительница глухо, - Я слишком эмоционально все воспринимаю… я актриса, и конечно… да. Я подумаю. Спасибо.
      Джейн поднялась. Как только женщина вышла, подошла к генетику и пожала ему руку.
      - Спасибо. Вы замечательно провели беседу. Вы не только генетик, но еще и прекрасный психолог.
      Мужчина улыбнулся.
      - Нам всем приходится быть немножко психологами. Работа с людьми…
      - Великолепно, Игорь, - произнесла Элина, - ну а теперь, Джейн, пройдемте в лабораторию.
      После обеда снова пошел снег, засыпал весь город мягкой пеленой, укрыл лес и к вечеру прекратился… Алексей стоял у полукруглого окна в выделенной ему комнате.
      Снег сиял во тьме, первозданной, чистейшей белизной, снег покрывал всю поверхность озера, покрывал землю и леса за озером, и от этого озеро казалось морем… северным океаном, скованным вечным льдом. Лес в темноте выглядел мрачным, непроницаемым, и только верхушки покрыты мягкими белыми, сверкающими в ночи шапками. Алексей взял книгу, лежавшую на подоконнике, отвернулся от окна.
      Сел в мягкое кресло…
      Чудесная комната. Полукруглый, уходящий кверху потолок, деревянная мебель, чуть скрипучий деревянный пол, потрескивает огонь в камине… как давно он не жил в такой обстановке. Какой чудесный день… Алексей молился с утра, читал - у Элины оказалось прекрасное собрание бумажных книг. Алексею всегда нравилась бумага, все-таки, когда держишь в руке настоящую книгу, не электронную и не на пленке, совершенно другое чувство… Бумажная книга - почти живое существо.
      Алексей нашел старое издание Булгакова, перечитывал "Мастера и Маргариту"… странная книга. Когда-то Алексей очень увлекся ею, позже ложные образы Христа, Пилата, Воланда оттолкнули его… теперь Алексей понимал, что евангельские образы взяты просто наудачу, в глубине душе чувствовал, что книга не очень… отец Иоанн бы не одобрил… но все же читал, просто не мог оторваться, наслаждаясь каждой гениальной фразой. Перед обедом Алексей погулял по лесу с Барсом, пес оказался на удивление дружелюбным и ласковым. И лес чудесный, морозный свежий воздух, сверкающая на солнце белоснежная вязь ветвей. Алексею всегда нравился зимний лес… без всяких там духов зимы, просто нравился - и все. Удивительное ощущение покоя, замедленности, полусна, созерцание роскошных, сверкающих бриллиантами, тончайших зимних кружев, каких никогда не создать человеческой руке… С прогулки Алексей вернулся спокойным и счастливым, умиротворенным. Поговорил с Марфой - она работала у Элины уже три года, ей здесь нравилось, в поселке у нее жил друг… От Элины девушка была просто в восторге, похоже, эта женщина обладала способностью нравиться каждому.
      Впрочем, так часто бывает с уверенными в себе людьми. Потом Алексей снова взялся за "Мастера"…
      Как давно у меня не было таких дней, подумал он с легким удивлением. И не будет… нет, не будет больше. Это невозможно… это очень трудно кому-нибудь объяснить, что значит - жить в маленьком отсеке каменной коробки, если давно уже привык вот к такой обстановке, к дереву, к огню, к простору, к раскинувшимся вокруг лесам или полям. К возможности выбежать утром босиком на траву… но так ли уж мне все это нужно? - усмехнулся Алексей. Просто привычка… Лена никогда не жила в такой обстановке. "Но все-таки понимаешь, я привык… я ведь был этаким аристократом. Думал, что имею на это право… глупости, конечно. Да это не имеет никакого значения, ну правда, абсолютно никакого, - оправдывался он перед Леной, у него давно уже возникло обыкновение разговаривать с ней так, как будто она могла его слышать, - Ты не переживай еще из-за этого. Ну и что, что у нас никогда не будет столько денег, что мы не сможем себе позволить… как будто в этом суть! Одиночество… я давно не был в одиночестве, и мне еще долго не придется… может быть, никогда.
      Но это неправильно, преувеличивать значение одиночества. Нет, просто во мне просыпается что-то нехорошее… Когда я смотрю на Джейн… Лен, ты знаешь, я не могу ее понять - такое ощущение, что она меня преследует. Зачем? Что ей от меня нужно? Неужели правда хочет понять, чувствует, что за мной стоит что-то, и хочет это постичь… она ликеида, но ведь совсем молодая… я тоже был дураком, в сто раз хуже, чем она. Может, она чистый, честный человек, и это ее последний шанс хоть что-то понять. Иначе она станет циничной, как большинство из них.
      Отец Иоанн думает так же, иначе он не благословил бы меня общаться с ней… я ведь ему обо всем рассказал. И еще, если честно… я тебе не должен об этом говорить. Я и отцу Иоанну не сказал, это из-за гордыни, я был уверен, что справлюсь с такими низменными желаниями. Идиот! Откуда у меня такая уверенность? Ладно, я тебе скажу, пока ты все равно меня не слышишь… у меня была такая девчонка, когда я в Астре учился, мулатка, звали ее Лиз.