Россия и Польша. История взаимоотношений в XVII—XX веках

Когда царь Василий послал князей Ивана Михайловича Воротынского и Юрия Никитича Трубецкого осадить города Елец и Кромы, то Болотников со своими полутора тысячами вооруженных людей напал на пятитысячное войско князя Трубецкого, и московское войско не выдержало этого неожиданного удара извне, частично было уничтожено, а большая часть его разбежалась, не желая погибать за царя Василия. Эта победа послужила толчком к распространению восстания по всему югу России: сотник Истома Пашков поднял восстание в городах Туле, Веневе и Кашире, а воевода Григорий Сунбулов и дворянин Прокофий Ляпунов подняли против царя Василия Рязанское княжество. Восстал народ в Брянском, Калужском и Смоленском княжествах, где на сторону Болотникова перешло около 20 небольших городов, неспокойно стало и на Волге, где восстали мордвины.

Иван Болотников, объединив свое войско с другими повстанцами, перешел Оку и вскоре разбил свой лагерь в селе Коломенском под самой Москвой. Царя поддержали только жители Твери и Смоленска, поэтому Москве нужна была ощутимая победа над повстанцами, и ее добился царский воевода князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский на берегах реки Кот ловки. Болотников вынужден был отвести свое войско в Калугу, где долгое время сдерживал нападения царских войск. Чтобы получить поддержку сторонников клана Годуновых, царь Василий распорядился перезахоронить останки царей Бориса и Федора Годуновых в Архангельском соборе Кремля, но и эта акция уже не могла поддержать его авторитет даже в Москве, не то что в провинции. Пришлось царю Василию собирать отовсюду большую рать и возглавить самому это стотысячное войско. На реке Восме царскому войску удалось разгромить повстанцев, при этом князь Телятевский в разгар боя перешел на сторону царя.

Оставшиеся в живых повстанцы во главе с Болотниковым и Шаховским в середине июня 1607 г. засели в Туле, которую московская рать осадила со всех сторон. Несмотря на то что под Тулу были стянуты значительные воинские силы царя Василия, осада продолжалась три с половиной месяца, так как крепостные сооружения города создавались для отпора крымским татарам и представляли серьезную преграду для штурмующих войск. Кроме того, московское войско не было настолько надежным, чтобы подвергать его таким испытаниям, и так многие воины покидали лагерь, отъезжая домой. Ситуация стала угрожающей, когда царю Василию изменил касимовский князь Петр Урусов, который сначала ушел вместе со своими мурзами и воинами в Крым, а затем перешел на службу к так называемому царю Дмитрию.

Но и среди оставшихся верными слугами царю Василию нашелся один умелец, предложивший затопить Тулу, перегородив небольшую речку Упу, протекавшую через город. Постройка плотины заняла два месяца, но результат был ощутимый: половина города к 10 октября 1607 г. была затоплена, а терпевшие еще и голод жители города заставили Ивана Болотникова вступить в переговоры с царскими боярами.

Царь Василий вынужден был тоже пойти на уступки защитникам Тулы, предлагавшим сдачу крепости, так как на помощь осажденным из Стародуба двигалось войско царя Дмитрия, более известного в истории как Лжедмитрий II. Поэтому всем желающим уйти из города на все четыре стороны с оружием в руках обещали не препятствовать, и свои обещания в основном царь и бояре выполнили. Обманутыми оказались только предводители повстанцев Болотников и князья Шаховской и Телятевский, сосланные далеко на север. Иван Болотников был сослан в Каргополь, где в сентябре 1608 г. был ослеплен, а затем утоплен. Князя Г.П. Шаховского сослали на Кубенское озеро, о князе A.A. Телятевском определенного почти ничего неизвестно, но умер он только в 1612 г.

В это время прибывших в Краков московских послов, естественно, приняли неподобающим образом: шляхтичи при каждом удобном случае их оскорбляли, разве что только не били, а король не пригласил их, как обычно, обедать, и даже корма им не прислал. Тем не менее переговоры с радными панами закончились для московских послов благополучно, и король Сигизмунд III обещал князю Г.К. Кривому-Волконскому прислать в Москву к царю Василию IV своих посланников, несмотря на то что предыдущее посольство к царю Дмитрию все еще находилось там на правах заложников. Свое обещание король сдержал, и в октябре 1607 г. в Москву прибыли пан Стенцель Витовский и князь Ян Друцкой-Соколинский с поздравлением царя Василия IV с восшествием на престол и требованием отпустить в Польшу всех задержанных в России поляков.

Интересно, что особых трений по поводу протокольных величаний государей историки не отметили. Как упоминает Георг Паерле об аудиенции польским послам, данной царем Василием, Стенцель Витовский в своем обращении от имени короля не называет Василия Шуйского царем и прячет принадлежность Смоленска за многозначительным «и прочая»: «Всепресветлейший Сигизмунд третий, Божией милостью, король Польский, великий князь Литовский, Русский, Прусский, Самогитский, Волынский, Подольский, Подляхский, Лифляндский, Эстляндский, наследник Шведский, Готский, Вандальский, герцог Финляндский и прочая. – Василию Ивановичу, Божией милостью великому князю всея Руси, князю Владимирскому, Московскому, Новгородскому, Казанскому, Астраханскому, Псковскому, Тверскому, Югорскому, Пермскому, Вятскому, Болгарскому и многих иных земель обладателю, посылает свой поклон и приветствие» [73, 332].

Вместе с тем польские посланники от лица короля и Польско-Литовской республики обещали отвратить поляков и литовцев от участия в очередных авантюрах на территории России. Вроде бы все просто: подтвердили ранее подписанные мирные условия, отпустили задержанное предыдущее посольство и договорились о сроках и правилах возвращения на родину всех остальных задержанных поляков и литовцев. Однако переговоры продолжались до 25 июля 1608 г. Дело в том, что в Польско-Литовской республике в это же время проходил «рокош», т. е. восстание шляхты для отстаивания своих прав, а в России разворачивалась борьба за московский престол между войсками царя Василия и незаконными вооруженными отрядами россиян и казаков, поддержавших якобы спасенного царя Дмитрия. Успехи той или иной противоборствующей стороны вносили в дебаты переговорщиков дополнительные доводы и возражения.

Договор был подписан на следующих условиях:

– установить перемирие на 3 года и 11 месяцев, за это время условиться о вечном мире или двадцатилетием перемирии;

– обоим государствам владеть, чем владеют, при этом царю не помогать врагам королевским, а королю врагам царя ни людьми, ни деньгами;

– воеводу Юрия Мнишека с дочерью Мариной и всех остальных поляков и литовцев отпустить, дав им все необходимое для проезда до границы;

– князьям Рожинскому, Вишневецкому и др., вступившим по своей инициативе в войско «спасенного» царя Дмитрия (более известного в литературе как Тушинский вор или Лжедмитрий II), прекратить свою помощь этому претенденту на московский престол и вернуться на родину;

– воеводе Юрию Мнишеку не называть «спасенного» царя Дмитрия своим зятем и не выдавать свою дочь Марину за него, а Марине не называться и не писаться московской царицей.

Однако многим статьям этого договора не суждено было воплотиться в жизнь. Мир между государствами поддерживался неукоснительно, а вот заставить приставших к царю Дмитрию[6] поляков и литовцев выполнить условия договора не удалось не только представителю посольства пану Петру Борзковскому, но и самому королю. Пленников отпустили на родину под присмотром русских приставов, но отряд, посланный царем Дмитрием, освободил Марину Мнишек и сопроводил ее к якобы мужу, при этом князь Долгоруков, возглавлявший сопровождавшую их русскую дружину, не оказал никакого сопротивления нападавшим.

Войско царя Дмитрия постоянно увеличивалось: так, в августе 1607 г. к нему пришел из Мозыря отряд до 700 конных литвинов во главе с хорунжим Осипом Будзилой. Когда войско направлялось к Козельску, спеша на помощь осажденным в Туле, ему удалось разбить значительный отряд московских войск. Но вместо того, чтобы развить успех, царю Дмитрию пришлось отвести свое войско в Карачев, при этом сам он с небольшим отрядом ушел в Орел, так как приставшие к нему литвины решили отвезти сначала добытые трофеи домой и грозили смертью тем, кто им будет мешать в этом деле. Вскоре к царю Дмитрию присоединились остатки войска Болотникова, а также значительные силы добровольцев из Польско-Литовского государства с такими предводителями, как Валентин Валавский с пятью сотнями всадников и четырьмя сотнями пехотинцев, Роман Рожинский с четырьмя тысячами наемников с Приднепровья, Адам Вишневецкий с ротой, Самуил Тышкевич с семью сотнями всадников и двумя – пехотинцев, Александр Лисовский с сотней всадников.

Если первое пришествие в Россию Дмитрия состоялось при незначительной поддержке добровольцев из Польши и Литвы, то на сей раз того же Дмитрия или присвоившего себе его имя неизвестного человека поддерживали многие выходцы из этой республики. Причина была проста: в Польско-Литовской республике рокош, длившийся длительное время под предводительством воеводы Николая Зебжидовского, был подавлен, а его участники подлежали наказанию вплоть до смертной казни. Потому-то многие мятежники решили испытать судьбу в новой авантюре на территории России.

Князь Роман Кирикович Рожинский со своим значительным по количеству войском, естественно, претендовал на первенство в армии царя Дмитрия, где до того гетманом был Меховецкий. Интриги этих двух персонажей, переходящие в открытые перепалки с привлечением царя Дмитрия, как правило, завершались шантажом: та или иная сторона угрожала ему раскрыть всем глаза на его не царское происхождение.

Такого рода угрозы разоблачения сопровождали Дмитрия всю его царскую жизнь, но никак не влияли на развитие событий. Тем не менее более авторитетный и напористый Роман Рожинский стал гетманом, т. е. главнокомандующим всех войск царя Дмитрия. А оно все это время пополнялось новыми добровольцами, из которых самыми крупными отрядами были три тысячи запорожских и пять тысяч донских казаков под руководством Ивана Заруцкого. После такого значительного пополнения армия царя Дмитрия окончательно перестала представлять поляков и литовцев своим большинством.

Несмотря на явные угрозы распада государства, московский царь Василий Шуйский в январе 1608 г. женился на княжне Марье Петровне Буйносовой-Ростовской, которую сосватал ему еще тот первый царь Дмитрий. Но праздничные застолья не могли надолго успокоить москвичей, которые, как и в первый раз, стали симпатизировать новому царю Дмитрию, и никакая пропаганда о его не царском происхождении на них не действовала. В этих условиях и московские бояре вынуждены были задуматься не только о том, как обустроить, но и как сохранить свою жизнь. А события развивались стремительно, и уже в мае того же года войска гетмана Рожинского наголову разбили возле г. Волхова 30-тысячную московскую рать под руководством князя Дмитрия Ивановича Шуйского, брата царя, и князя Василия Васильевича Голицына, взяв в качестве трофеев множество пушек и большой обоз с боеприпасами и продовольствием.

Еще возле Звенигорода в армию царя Дмитрия прибыл Петр Борзковский, передавший требование польских послов всем подданным Польско-Литовской республики немедленно покинуть царя Дмитрия и вернуться домой, иначе они могли сорвать мирные договоренности между государствами и поставить жизнь соотечественников под угрозу. Однако никакие интересы Республики, а также угроза смерти их соотечественникам гетмана Рожинского и его товарищей по оружию не волновали. Более того, они решили, начав это дело, завершить его в Москве, посадив там на трон царя Дмитрия.

Чтобы спасти положение, царь Василий послал на противника новое войско во главе с князем М.В. Скопиным-Шуйским и боярином И.Н. Романовым, которые выстроили своих воинов на позициях вдоль р. Незнани (совр. р. Незнайка, приток Десны в Подмосковье), чтобы встретить наступавшего врага во всей готовности. Вот только основная масса войск во главе с гетманом Рожинским направилась из Звенигорода через Вяземы на Москву, обходя с севера позиции московских войск. Естественно, при такой неудаче в войсках начались волнения. Но хотя заговор князей Ивана Михайловича Катырева, женатого на сестре будущего царя Михаила Романова, Юрия Никитича Трубецкого, женатого на дочери М.Г. Салтыкова и уехавшего впоследствии вместе с тестем в Польшу, Ивана Федоровича Троекурова, женатого на сестре митрополита Филарета Романова, и других был вовремя раскрыт, а зачинщики арестованы, царь Василий отозвал это войско в Москву. С одной стороны, чтобы оно не передалось противнику, а с другой стороны, чтобы укрепить оборону столицы. Следует заметить, что все знатные заговорщики были в родстве с Романовыми.

Уже 1 июня 1608 г. армия царя Дмитрия вышла к Москве, где на р. Ходынке вновь рассеяла заградительные отряды московских воевод, после чего разбила свой лагерь в Тушино. Несколько раз встречались противники между собой, однако решающего перелома не происходило: то Рожинский с войском гнал москвичей до Пресни, то те гнали своих врагов за р. Химку.

В августе гетман Рожинский предпринял попытку начать переговоры с московскими боярами, но те наотрез отказались иметь дело с самозваным царем Дмитрием, более того, советовали князю Рожинскому отстать от него и увести своих людей в Литву: «Удивляемся тому, что ты называешь себя человеком доброго рода, а не стыдно тебе, что вы, оставя государя своего Сигизмунда короля и свою землю, назвавши неведомо какого вора царем Димитрием, у него в подданстве быть и кровь христианскую невинно проливать хотите. Мы тебе ответ даем: то дело будет доброе, как ты князь Роман Рожинский со всеми литовскими людьми, поймав того вора, пришлете к государю нашему, а сами немедленно из нашего государства в свою землю выйдете; вам ведомо, что государь наш с королем литовским помирился и, закрепив мирное постановление, послов и сендомирского со всеми людьми в Литву отпустил» [60, 657]. Надо отметить, что сторонники царя Василия Шуйского добровольное участие поляков и литвинов в походе Лжедмитрия II не связывали с Польско-Литовской республикой, понимая, что ни польскому королю, ни радным панам эта авантюра политической или материальной выгоды не приносит.

В начале сентября к царю Дмитрию прибыло пополнение из Литвы, состоявшее из 1700 профессиональных воинов, которые ранее воевали в Ливонии. Во главе этого войска был усвятский староста Ян-Петр Сапега, который не стал отсиживаться в Тушинском лагере, а пошел со значительными силами перекрыть доступ к Москве с севера, а заодно захватить богатый Троице-Сергиев монастырь. Вместе с Сапегой в лагерь прибыла царица Марина со своим отцом Юрием Мнишеком. Встреча Марины с Дмитрием была обставлена соответствующим образом, все должны были видеть, что царица и царь признали друг друга, а потому ни о какой подмене и речи быть не может.

Юрий Мнишек в течение четырех месяцев выторговывал себе у царя Дмитрия получение в будущем Северского княжества и 300 тысяч рублей за поддержку и компенсацию за понесенные обиды в московском плену. Здесь же, по мнению С.М. Соловьева, произошло тайное венчание Марины Мнишек с Лжедмитрием II, произведенное иезуитом, хотя это вряд ли могло случиться. Во-первых, царь Дмитрий и царица Марина были постоянно на виду у своих подданных, и рисковать своей репутацией им не имело смысла, сначала надо было получить власть в Москве. Во-вторых, католическая церковь все еще верила в чудесное спасение царя Дмитрия и поэтому вряд ли допустила бы повторный обряд. Вот что писал кардинал Боргезе папскому нунцию по поводу отношения царя Дмитрия к католической церкви: «Начинаем верить, что Димитрий жив, но так как он окружен еретиками, то нет надежды, чтоб он продолжал оставаться при прежнем намерении; король польский благоразумно замечает, что нельзя полагаться на него во второй раз» [60, 661].

В то же время Александр Лисовский с казаками, действуя отдельно от других войск царя Дмитрия, захватил города Зарайск и Коломну, но затем под напором войск князей Ивана Семеновича Куракина, впоследствии перешедшего на службу к королю Сигизмунду III, и Бориса Михайловича Лыкова, женатого на сестре митрополита Филарета Романова, был вынужден оставить Коломну. Эта неудача полковника Лисовского, хоть и смазала эффект от повсеместных побед войск царя Дмитрия, не так уж много выгоды принесла царю Василию. Зато действия Яна-Петра Сапеги на севере от столицы привели к панике среди дворян и детей боярских из заволжских городов, боявшихся, что останутся отрезанными врагом от родных мест. Поэтому они поспешили домой, бросив оборону Москвы.

В сентябре отряд Яна-Петра Сапеги занял Переяславль-Залесский, сдавшийся без боя и присягнувший царю Дмитрию, затем после небольшого боя сдался Ростов Великий, в котором с хлебом и солью встречал польско-литовский отряд митрополит Филарет Романов. Митрополита доставили в Тушинский лагерь, где он был с почетом принят царем Дмитрием и утвержден им патриархом всея Руси. С этого момента патриарх Филарет[7] подписывал грамоты следующим образом: «Великий Господин, преосвященный Филарет, митрополит Ростовский и Ярославский, нареченный патриарх Московский и всея Руси» [71, 474].

Теперь, когда в Тушино, столице царя Дмитрия, находились царица Марина и патриарх Филарет, из Москвы перебежчики стали прибывать целыми толпами, спеша получить чины и земли. Правда, некоторые, разочаровавшись в царе Дмитрии, возвращались к царю Василию, выговаривая у него при этом для себя новые награды за предательство. Особо предприимчивые дворяне успели по нескольку раз побывать подданными того или иного царя.

Поляки тоже служили не только царю Дмитрию, но и царю Василию. Так, очевидец этих событий Исаак Масса сообщил: «Был в Москве некий польский дворянин, служивший при дворе убитого Дмитрия. Этот поляк присягнул на верную службу новому царю (Василию Шуйскому. – Ю.Д.) и был принят в ротмистры. Он набрал в Москве двести человек как ливонцев, так и поляков, давно уже служивших в Москве, и храбро сражался, хотя и не имел особого успеха» [51, 245]. Но, конечно, количество поляков и литвинов на службе у царя Василия ни в какое сравнение не идет с количеством служивших царю Дмитрию.

Видя, что теряет власть и авторитет даже у своих сторонников, царь Василий обратился за помощью к шведскому королю Карлу IX, который уже несколько раз предлагал царю помощь в российских делах, конечно, на определенных условиях. Царь отправил своего племянника М.В. Скопина-Шуйского в Новгород Великий, откуда было удобнее и ближе вести переговоры со шведами. Однако время было безвозвратно упущено: во второй половине 1608 г. московская власть уже не распространялась на Ярославль, Вологду, Тотьму, Астрахань, Псков, пригороды Новгорода Великого и Новгорода Нижнего, и это кроме ранее перешедших на сторону повстанцев городов.

Прослышав же о том, что из Новгорода призывают на помощь царю Василию шведов, которых в России тоже называли немцами, народ псковский открыл ворота города и целовал крест на верность царю Дмитрию, пустив его людей с воеводой Федором Плещеевым в Псков. Вслед за этим присягнул царю Дмитрию народ Иван-города, Орешка, да и в Новгороде Великом тоже последовали волнения, которые властям удалось смирить. Тем не менее приехавший в Новгород секретарь шведского короля Моне Мартензон и князь Михаил Скопин-Шуйский договорились о том, что Швеция пришлет в помощь царю Василию пять тысяч профессиональных воинов, содержание которых возлагалось на московское правительство в размере 100 тысяч ефимков.

Окончательный договор должен был быть подписан в Выборге, но произошло это уже в феврале 1609 г. на условии передачи Швеции г. Корелы (совр. Петрозаводск) и отказа России от всяких претензий на Ливонию. Договор предусматривал также отказ России и Швеции по отдельности заключать договор с Польско-Литовской республикой. В апреле того же года войско в 15 тысяч наемников из Швеции, Франции, Англии, Шотландии и других стран приблизилось из Ливонии к Новгороду.

Любая война требует большого количества денег и продовольствия для содержания армии, гражданская война не является исключением, более того, она ложится двойным бременем на налогоплательщиков: ведь оба царя – Василий Московский и Дмитрий Тушинский – посылали свои вооруженные отряды для сбора налогов по ближним и дальним городам и весям. Так, поляки и литовцы требовали у царя Дмитрия оплаты своих услуг и тот вынужден был писать грамоты, которыми налагались новые налоги на податное население, а с этими грамотами отправлял по городам вооруженные отряды поляков и литвинов. Ярославцы прислали в Тушино 30 тысяч рублей, обязавшись содержать одну тысячу всадников, но и это не избавило их от новых поборов.

Никакой народ не любит платить налоги, российский народ – не исключение, а платить дважды, трижды и возможности не имел. Например, отказались платить подать царю Дмитрию жители Устюга, при этом, не имея даже оборонительных укреплений, решили не сдаваться литве. Восстания против каких-либо поборов со стороны Москвы и Тушина одно за другим возникали в замосковных и северных городах: Юрьевце-Польском, Решме, Балахне, Холуе, Лухе, Шуе, Галиче, Костроме, Вологде, Белоозере, Устюжне, Городце, Бежецком Верхе, Кашине. Но поскольку сил и средств для посылки военных отрядов у царя Василия было немного, вся злость жителей этих городов распространилась на поляков и литвинов, составлявших большинство в отрядах, собиравших налоги для Тушинского царя.

Сторонник царя Дмитрия суздальский воевода Федор Плещеев докладывал Сапеге, что «во многих городах от великих денежных поборов произошла смута большая, мужики заворовались и крест целовали Василию Шуйскому, оттого денег мне сбирать скоро нельзя, не та пора стала, в людях смута великая» [60, 698]. По сведениям, которые доходили до Тушинского лагеря, в Вологде и далее до Холмогор на складах торговцев хранились товары англичан и голландцев, все это подогревало «сборщиков налогов» забираться в своих поисках далеко на север страны.

Основная помощь царю Василию приходила из самого богатого на то время в России Троице-Сергиева монастыря, от его архимандрита Иоасафа и келаря Авраама Палицына, находящегося во время осады монастыря в Москве. Именно по этой причине войско Яна-Петра Сапеги и Александра Лисовского пытались овладеть нешуточной каменной крепостью монастыря, которая оказалась им не по зубам. Существуют сведения о том, что в самом Троице-Сергиевом монастыре братья и сестры тоже разделились на два лагеря, но сторонники царя Василия были многочисленнее и обладали большей властью. Тем не менее в своей грамоте в Москву они сообщали: «В монастыре смута большая от королевы (ливонской) старицы Марфы: тебя, государь, поносит праздными словами, а вора называет прямым царем и себе братом; вмещает давно то смутное дело в черных людей» [60, 686].

Оказывали помощь царю Василию и другие монастыри, так по его просьбе Соловецкий монастырь отправил две тысячи рублей в Новгород в счет оплаты шведской помощи. Царь Василий, по словам Исаака Массы, предписывал и вологодскому воеводе, «чтобы он выбрал несколько человек нидерландских и английских купцов, находящихся в Вологде, и послал их в Новгород к военачальнику Скопину, чтобы они помогли ему делом и советом, причем велено было слушать их наравне с вельможами и боярами, ибо московиты почитают немцев и англичан как людей изрядного ума, поэтому царь и полагал, что наш совет может принести пользу» [60, 254]. Но этому не суждено было сбыться. Весной 1609 г. иностранные купцы для спасения товаров и собственной жизни по открывшейся воде сплавились к Холмогорам, а оттуда на кораблях в свои страны. Иностранные гости бежали из России не только из-за двоевластия в стране, но и по причине появления множества бандитских шаек, организованных крестьянами, потерявшими страх перед людьми, любым царем и перед Богом и грабившими всех и вся.

В мае 1609 г. князь М.В. Скопин-Шуйский с небольшим русским войском и пятитысячным шведским войском под руководством Якова Делагарди вышел из Новгорода к Москве, дошел до Волги и освободил Тверь от приспешников царя Дмитрия. Не решившись идти далее к столице, так как шведы, ссылаясь на невыполнение московской стороной своих обязательств, остановились и грозились повернуть вспять, он направился к Ярославлю, который уже перешел на сторону Москвы, но надолго застрял в Калязине, откуда рассылал по всему северу письма с требованием присылки денег и людей. Осенью отряды Скопина-Шуйского заняли Переяславль-Залесский и Александровскую слободу, а царь Василий послал приказ в Корелу: очистить город и передать его шведам.

Однако помощь Швеции вышла боком для России. Дело в том, что в мирных договорах России с Польско-Литовской республикой и со Швецией оговаривался запрет на заключение военного союза с этими странами, так как король Сигизмунд III был свергнут со шведского престола своим дядей, ставшим королем Карлом IX. Теперь же, когда по взаимному соглашению шведские войска оказывали военную помощь царю Василию, польский король имел полное основание разорвать перемирие с Россией. К тому времени последствия подавления мятежа шляхты были уже преодолены и король мог планировать внешние войны. Тем более что вернувшиеся из Москвы послы смущали короля рассказами о желании части российской знати свергнуть царя Василия и посадить на престол сына польского короля Владислава. И как только польские войска вторгнутся в пределы России, бояре якобы поднимут бунт и провозгласят царем Владислава.

В середине 1609 г. король Сигизмунд III принял решение о войне с Россией, но при этом решил вести военные действия с помощью своего небольшого королевского войска и на свои собственные деньги. Исходя из желания присвоить себе лично все возможные выгоды от похода, он и спланировал это мероприятие. К тому же король не рассчитывал на то, что сейм даст разрешение на проведение войны и сбора денег на военные нужды. Так что затевал король Сигизмунд III свою частную войну с Россией, которой в это время как целостного государства не существовало при двух царях одновременно.

Еще одним поводом для ускорения начала военных действий послужил набег крымских татар на южные пределы России, когда были разорены районы Тарусы, Серпухова, Боровска и Коломны. При таких условиях окончательное разорение татарами российской территории могло сделать идею завоевания ее совершенно непривлекательной. Чтобы увеличить свои финансовые возможности, король обратился за помощью к папе Павлу V, но римская курия еще не потеряла окончательно надежду мирным путем склонить Московскую церковь к унии с Римской церковью, а также вовлечь Россию в войну с Турцией, а потому денег не дала. Правда, позже, уже в конце 1610 г., папа послал польскому королю шпагу, освященную в праздник Рождества Христова.

Главнокомандующим своим войском, т. е. коронным гетманом король назначил Станислава Жолкевского, в его распоряжении были пять тысяч пехотинцев, 12 тысяч конной шляхты, 10 тысяч запорожских казаков и некоторое войско литовских татар. Вот с этой армией 19 сентября король Сигизмунд III приступил к Смоленску, в котором предполагалось до 80 тысяч защитников.

Вторжение польского короля на территорию России было большой неожиданностью для поляков и литвинов, поддерживавших царя Дмитрия. Но король прислал в Тушино 8 ноября 1609 г. послов с предложением своим подданным вернуться к нему на службу. Однако те расценили вмешательство короля как попытку отнять у них выгоды, завоеванные кровью. Сторонники царя Дмитрия решили не вступать в переговоры с королем и подписали конфедерацию против него, при этом гетман Рожинский готов был даже воевать с королем. Но не все решились на оппозицию королю: так, Ян-Петр Сапега отказался присоединиться к конфедерации, не желая ссориться со своим двоюродным братом, литовским канцлером Львом Сапегой, стоявшим вместе с королем под Смоленском.

Несмотря на такую реакцию своих подданных, король продолжал соблазнять их различными обещаниями, добившись того, что гетман Рожинский был вынужден начать переговоры с королевскими послами. Царь Дмитрий, понимая всю опасность ситуации, когда конфедераты могли выдать его польскому королю, 6 января 1610 г. в одиночку, переодевшись в крестьянскую одежду, бежал в Калугу, где получил надежную защиту за крепостными стенами, поддержанный жителями города и казаками. Как ни странно, первыми против армии короля Сигизмунда III выступили сторонники царя Дмитрия, например, Григорий Шаховской с несколькими тысячами казаков стал лагерем у Царева-Займища, неподалеку от Вязьмы.

Король, посылая своих послов в Тушино, поручил им также встретиться с московскими боярами для передачи грамот царю Василию и патриарху Гермогену. В ней содержались упреки по поводу нарушения Россией мирного договора, и того, что царь Василий «с неприятелем нашим Карлом Зюдерманландским ссылался, казною ему против нас помогал. Мы, однако, хотим Московское государство успокоить и для того отправляем к людям нашим, которые стоят под Москвою таборами, послов наших великих, пана Станислава Стадницкого с товарищами, и тебе об этом объявляем, чтобы ты боярам своим думным велел с нашими послами съехаться на безопасном месте под Москвою и о добрых делах договор постановить для унятия этой войны в Московском государстве» [60, 738]. Патриарху же король пообещал в случае перехода Московского государства под его руку веру православную беречь, что «не только оставим при вас старые отчины и пожалования, но сверх того всякою честью, вольностию и многим жалованьем вас, церкви Божии и монастыри одаривать будем» [60, 738]. Аналогичного содержания грамота была направлена к боярам и ко всем людям московским. Хоть и не сразу, но эти посулы сделали свое дело.

В Тушинском лагере после бегства Дмитрия воцарился полный хаос, но через некоторое время большинство польско-литовских подданных (что вообще-то понятно), а также россиян, казаков и даже православного духовенства, приняло решение поддержать польского короля. Русские люди, которые до этого момента искали свою выгоду, перебегая от одного царя к другому, теперь целовали королевскую подпись на грамоте и хвалили Польско-Литовскую республику за скорую помощь.