– Перестань сопли пускать, корова жирная, – как можно грубее произнес притворяющийся бесчувственным мерзавцем майор. – Встала, утерлась, шмотки собрала и на выход! Еще раз на глаза попадешься, прирежу, как свинью! Иди к своим дружкам лесным комедию ломать!
Терена сидела на полу и плакала, закрыв лицо мокрыми, раскрасневшимися ладонями. Она продолжала дьявольскую игру, целью которой было сначала завоевать доверие наивного мужчины, а затем, использовав его для каких-то своих и совершенно непонятных целей, выбросить на помойку истории, естественно, не забыв напоследок вонзить острый нож в спину. Однако Палион хорошо усвоил правило: «Слабые вымирают!», притом слабостями, как в его мире, так и на дикой Шатуре, почему-то считались не только невысокие физические показатели, но и такие, казалось бы, положительные черты, как честность, открытость, доброта, желание прийти на помощь ближнему своему в трудную минуту. Эволюция человечества очень странный и крайне несправедливый процесс: вначале выживали лишь лучшие, затем лучше приспособленные, то есть те, кто умеет действовать руками других и жонглировать чужими чувствами. Познание этой суровой истины стоило разведчику очень дорого. В свое время он многое и многих потерял лишь потому, что доверял людям, которых сразу нужно было прирезать.
– Слышала, что я сказал?! Давай живее! – не обращая внимания на стенания и плач, Палион пнул носком сапога даму под толстый зад. – Считаю до трех, если не уберешься…
– Вы меня бросили… оставили умирать! – громко завыла Терена, все еще тешившая себя надеждой обмануть повидавшего жизнь солдата. – А ведь я… я… вас спасла… из смертельной западни вытащила! И за что… чем я перед вами провинила-а-ась?! Всего лишь по утрянке прогуляться пошла-а-а, а вы, вы… меня бросили… Без меня, супостаты, уехали-и-и!
– Ага, я как-то, дурень, позабыл о старой, доброй, лиотонской традиции – брать на утренний променад весь гардероб, – не в силах больше кричать, тихо рассмеялся разведчик, вспомнивший, что в то промозглое, осеннее утро дама отправилась «погулять» о двух лошадях, с двумя тюками одежды да и еще благородно оставив бывшим спутникам по тощему кошельку из всей трофейной казны.
– Дурак ты, Палач, ох, дурак, – вдруг совершенно спокойно произнесла мгновенно прекратившая слезливый концерт дама. – Ты еще пожалеешь, очень пожалеешь!..
Палион так и не понял, о чем же он должен был пожалеть. Возможно, до него дошел бы скрытый смысл этих слов, но всего несколько секунд назад еще бьющаяся в довольно натуральной истерике дама не дала ему времени, чтобы осмыслить их и осознать. Терена молниеносно вскочила с колен и, крепко схватив растерявшегося мужчину за грудки, с нечеловеческой силой отшвырнула его в дальний угол комнаты. Затем купчиха выпрыгнула в окно, которое по счастливой случайности, несмотря на холодную погоду, оказалось открытым.
Лежа спиной на сломанном табурете и погребенный под тяжелой рамой свалившейся на него со стены картины, Палион пытался понять три вещи: зачем приходила предательница Терена, куда запропастился пройдоха Вебалс и почему он, собственно, «дурак»?
Глава 9
Пройдоха, кровопийца и старый лис
Редкие партнеры всецело доверяют друг другу, а если говорить откровенно, то ровным счетом никто не совершает столь грубой ошибки. Палион Лачек постоянно задавался вопросом, не обманет ли его божественный компаньон, и прятал в потаенных уголках сознания самые важные мысли, боясь, что рыжеволосый весельчак использует их против него. Как ни странно, но Вебалс из рода Озетов знал о порой удачных попытках союзника утаить от него важные сведения; знал, воспринимал, как должное, и расплачивался с разведчиком из внешнего мира той же звонкой монетой. Древнее Божество честно призналось Палиону во многих вещах, например, что может рыться в его голове, создавать причудливые формы жизни, и не умеет летать, но в то же время деликатно не упомянуло о некоторых своих умениях вполне прикладного характера.
Бравый старичок Кено, который во многом мог бы дать форы и молодым, бойко маршировал по пустынной улочке и сколько ни оглядывался украдкой (так, как умеют следить за своим тылом лишь искусные шпионы да агенты тайного сыска), но так и не обнаружил присутствия идущего буквально в десяти шагах за ним колдуна.
Любители упрощать понятия и приклеивать тяжелые, как гири, ярлыки непременно сказали бы, что хитрец Вебалс использовал магию невидимости. Зациклившиеся на черно-белом восприятии мира священнослужители обвинили бы представителя древнейшего на Шатуре рода в сговоре с врагом человечества Вулаком, который иногда приходит на помощь своим верным рабам и прикрывает их богомерзкие лики от взора людей и всевидящего ока небесного правосудия черным плащом иллюзорного обмана. Сам же Вебалс объяснил бы свое умение по-иному, обязательно объяснил бы, да только в том и беда, что как раз его-то компетентного мнения никто и не спрашивал.
«Никакого Вулака на самом деле не существует, он миф, легенда, которой невежи пугают людей, притом всех –
от доверчивых детишек до умудренных жизнью старцев. Магия –
понятие абстрактное и существует лишь в воспаленном воображении людей, привыкших обозначать этим словом все, что выше их понимания. Магия –
явление сверхъестественное, изменяющее материю, время и пространство; она попирает законы нашего мира, рушит все догмы и постулаты природы, в то время как я и иные Озеты действуем в строгих рамках установленных мирозданием норм. Дважды два всегда было, есть и будет четыре, и никому не под силу сократить его до трех или растянуть до пяти», – так бы ответил Вебалс из рода Озетов, именуемый невежами колдуном, так бы… но его никто никогда не спрашивал. Люди не чтят древних богов, даже не лишившихся силы, пока те, в отместку за унижающее их забвение, не пускают реки крови и не строят храмы на чужих костях.
Лис Кено хоть и был стар, но нюха не потерял. Он заметил бы любого, наивно полагавшего, что сможет за ним проследить, заметил бы на расстоянии и в пятьдесят, и в сто шагов. Однако колдун безнаказанно шел у него позади и все потому, что Вебалс отменно знал анатомию человека. Ухо слышит в строго определенном диапазоне, а глаз видит далеко не все частицы и не при любом освещении. Озеты умели управлять своей материальной оболочкой: при необходимости освещали ее изнутри в нужном ракурсе и искусственно переводили звуки, создаваемые их телами в строго определенные частоты. Опытный сыщик Кено не видел и не слышал буквально наступавшего ему на пятки колдуна, а вот бездомные собаки и коты, копошащиеся в сточной канаве в поисках вкусных объедков, замечали присутствие не одного, а двоих идущих почти рядом мужчин. При желании Вебалс мог бы приспособиться и к их органам чувств, но в данном случае в этом не было необходимости.
Безнаказанно шествуя позади объекта слежения, Озет внимательно рассматривал его сутулую, довольно осунувшуюся и иссохшую за последний десяток лет фигуру. Именно столько прошло времени, как он видел Кено в последний раз. Годы неумолимо брали свое, старик сильно сдал, но тем не менее все еще оставался достойным противником. Вебалсу не хотелось бы сражаться со стариком как на поприще построения хитрых комбинаций и плетения интриг, так и сойтись один на один в открытом бою. Кено не потерял бойцовской формы и наверняка по-прежнему ловко владел мечом, хотя раньше никогда не позволял даже самым искусным противникам заходить к себе с тыла.
Примерно на пятой минуте довольно быстрого променада Вебалс заметил, что старик как-то странно наклоняет голову вбок. Видимо, совсем недавно ему кто-то ударил справа по основанию шеи, скорее всего или тупым, тяжелым предметом, например, рукоятью меча, или очень увесистым кулаком. Судя по специфическому наклону головы, возможность обычной бытовой травмы полностью исключалась, да и вряд ли лис Кено стал бы утруждать себя переноской мешков с крупой, разгрузкой мебели и прочими видами грубого, физического труда.
Старик остановился и, делая вид, что рассматривает причудливый узор одного из балконов, подождал, пока мимо него пройдет парочка припозднившихся ремесленников. Мускулистые парни с обритыми головами и в фартуках, не стиранных не менее года, видать, не спешили домой. Судя по раскачивающейся походке и несвязному, но необычайно громкому бормотанию, они уже задержались на пару кружечек в двух-трех кабаках по дороге из мастерской. Невидимый ими Вебалс чуть ли не задохнулся от излишка винных паров, извергнутых с громким рыком прямо в его сторону.
Улочка опустела, только после этого Кено потерял интерес к довольно банальным узорам, прошел пару домов и свернул в темный проулок, ведущий на некое подобие площади.
«Лис выполняет поручение, а не шляется по городу в поисках будоражащих вялотекущую, стариковскую кровь приключений, – пришел к выводу Вебалс, преследуя бывшего сыскаря более четверти часа. – Он осторожничает и совсем не потому, что боится ночных воров, начинающих свой промысел именно в эту пору. Он до сих пор находится у кого-то на службе. Хоть бы мне повезло, хоть бы он бегал на побегушках у Самвила!»
* * *
Кено вышел на середину небольшой площади, еще раз огляделся по сторонам, а затем быстро направился к весьма опрятному особняку. Старик не постучал, а открыл дверь ключом, значит, он или жил здесь, или этот домишко на отшибе часто использовался для тайных встреч. Вебалс поспешил к двери, но опоздал, она захлопнулась буквально у него перед носом, а изнутри донесся противный скрип задвигаемого засова.
«Тот, ради кого старик отправился на ночную прогулку, явно находится внутри дома, а может, и не покидал его в последние дни. Наверное, опасная личность: или чей-то шпион, или мастер по темным делам, тоже вынужденный скрывать свое пребывание в главном городе Лиотона. Тогда Кено – связник, пришел передать обитателю особняка слова герцога. Да, ведь точно, он двигался со стороны дворца… – строил предположения Вебалс, пытаясь взобраться по почти неприступной без подручных средств стене к открытому окну второго этажа. – Ох, как мне повезло, как повезло, что таинственный постоялец любит свежий воздух! Несмотря на промозглую осеннюю пору, держит окна открытыми…»
Бесшумно вскарабкавшись на подоконник, Вебалс перевел дух и осторожно спустился внутрь погруженной в полумрак комнаты. По счастливой случайности, под ноги крадущегося колдуна не попалось ни табурета, ни иного способного поднять шум предмета. Из соседней комнаты доносились довольно громкие голоса, Озет даже смог различить несколько связных обрывков фраз, но, чтобы глубже вникнуть в суть разговора, ему все-таки пришлось прокрасться на цыпочках к двери и припасть ухом к замочной скважине.
– Что значит «не придет»?! Ты проболтался, ты ему рассказал?! Я же приказал молчать! – кричал, временами сбиваясь на визгливый фальцет, мужской баритон.
– Он мне хозяин, а ты так… приблуда подзаборная… Ты не смеешь отдавать приказы, – прозвучал спокойный ответ голосом Кено, который Вебалс узнал бы из тысячи других голосов. – Клыкишки спрячь, упырина толстопузая, и по сторонам глазенками своими не зыркай! Не испугаюсь, я вашего брата во… сколько навидался! Доброму десятку собственной рукой в пузо клин вбил!
«Упырина толстопузая… толстый вампир… не может быть, неужели это?!..» – был близок, необычайно близок к разгадке тайны гостя герцога Вебалс, но удачная мысль внезапно оборвалась. Сильный удар по двери, к которой Озет прижался ухом, не только оглушил, но и опрокинул его на пол. Вебалс недооценил врага, а точнее просто поленился изменить свой запах, поскольку никак не предполагал, что в особняке обитает вампир. Теперь колдуну приходилось расплачиваться за неосмотрительность, за свой роковой просчет.
Вебалс попытался подняться, но сорванная с петель дубовая дверь крепко придавила его к полу. С одной только деревяшкой колдун худо-бедно справился бы, но на нее сверху приземлился какой-то необычайно тяжелый предмет, чье-то грузное тело, тут же, кряхтя и смеясь, заплясавшее и запрыгавшее на гладкой поверхности. Озет попробовал между прыжками перевернуться на спину, но не успел; центр тяжести очередного толчка, схожего по силе с ударом кузнечного молота, пришелся точно по ребрам грудной клетки. Легкие на секунду застыли, воздух перестал поступать в мозг, и пленник двери потерял сознание еще до того, как успел подумать, что ему придется принять ужасно глупую смерть, сравнимую лишь с гибелью в сточной канаве.
Когда висишь вверх ногами, мир вокруг удивительно преображается: привычные вещи кажутся совершенно иными, а лицемеры сбрасывают маски и демонстрируют истинное лицо, то самое, что при взгляде с данной позиции находится у них поверх поясниц. Придя в себя, Вебалс прежде всего ощутил острую резь в ступнях, коленях, кистях и локтях, иным словом, как раз в тех местах, которые злоумышленники туго стянули тонкой серебряной цепью. Почему оковы были именно из этого благородного металла, Вебалс понял гораздо позже. Пленившие его слишком доверяли легендам лиотонского народа и посчитали, что только серебро может удержать в плену колдуна. Глупо, конечно же, глупо, но Озет не стал разочаровывать суеверных страдальцев, испортивших ради него множество украшений из герцогского сундука. Во-первых, он не хотел их расстраивать и злить, а во-вторых, если уж и быть подвешенным за ноги к потолку, то лучше изображать очень дорогую подвеску, нежели обычную свиную тушу на бойне.
Лишь утихомирив ноющую боль стянутой и натертой кожи, Вебалс позволил себе слегка приоткрыть щелочки глаз. В комнате, в той самой комнате, где он был позорно пленен, царили мрак и тишина. Однако явное спокойствие окружения не обмануло его ощущений: вблизи кто-то был, он внимательно наблюдал за пленником и терпеливо ждал момента, когда Вебалс придет в сознание и задергается, как червяк на крючке рыболова.
– А вот мы и проснулись! – прозвучал чересчур приветливый мужской баритон из той части комнаты, которую Вебалс не видел за собственным телом.
Не сильный, но ужасно оскорбительный пинок под зад привел висячую конструкцию в движение. Мир вокруг колдуна куда-то полетел, закачался и закружился. От кручения вокруг собственной оси возникли легкое головокружение и спазмы в желудке, чье содержимое вдруг резко устремилось вниз.
– Кор, не будь дураком, развяжи, а-то… то хуже будет! – с трудом выговорил стоически сдерживающий «позывы души» Вебалс, но в ответ услышал лишь пакостный смех.
– А-то, что?! Ты наложишь на меня ужасное проклятие?! – пыхтел и смеялся вампир, увеличивая скорость и амплитуду кручения жертвы новыми пинками под зад.
– Да, нет… просто наложу! – почти выкрикнул Озет, обрадованный приближением возможности отмщения.
В тот самый миг, когда перед глазами колдуна промелькнул силуэт толстяка, произошел акт возмездия. Пленник не тужился, не прикладывал усилий, а просто открыл рот, и мощная струя омерзительной жирной жижи устремилась к развлекающемуся вампиру. Она попала точно в пупок толстяка и забрызгала его с ног до головы, точнее от колен до самого подбородка.
– Скотина! – взревел оскорбленный мучитель, застыв неподвижно и с ужасом наблюдая, как по его телу сползло отвратительное, тошнотворно пахучее месиво. – Скотина, гад, мерзавец, я те…
Даже самые емкие, идущие от озлобленного сердца слова не могли выразить то, что испытал в эту секунду Кор. Когда экспрессии слов недостаточно, на помощь приходят мимика, жесты и сильные пинки, с поразительной скоростью посыпавшиеся на подвешенное тело. Настала очередь смеяться колдуна, ни пинки, ни грозные выкрики взбешенного оппонента, ни острая боль от новых ударов не могли воспрепятствовать приступу необузданного хохота. Вебалс смеялся от всей души и, наверное, разбудил всю округу, по крайней мере на скрипучей лестнице донеслись чьи-то быстрые шаги.
– Что здесь?!. – Слова застряли в горле у ворвавшегося в комнату Кено; слова застряли, осталась лишь вопросительная интонация, надолго повисшая в воздухе.
От парадоксальности увиденного «старый лис» обомлел и чуть не выронил из рук подсвечник. Немота старика прошла быстро, уже через пару секунд он хохотал на пару с Озетом. Вид кипевшего от злости, брыкавшегося и грозно щерящегося упыря, орошенного склизкой пакостью, не мог оставить равнодушным.
– Иди отмойся! – усилием воли остановив смех, произнес слуга герцога Самвила и отошел в сторону от дверного проема, чтобы продолжавший грозно рычать вампир, не дай бог, не запачкал его одежд.
Бросив напоследок несколько обещаний, от которых даже у самого привыкшего к жестокостям войны солдата застыла бы кровь в жилах, толстый вампир удалился принимать благовонную ванну. Выждав пару секунд, Кено поставил подсвечник на пол и, подойдя к пленнику, присел на корточки.
– Привет, колдун, давно не виделись, – произнес старик без ехидства и какой-либо двусмысленности в голосе.
– Давненько, – кивнул Озет, стараясь приберечь остатки «угощения» до возвращения отмывшегося Кора и не расходовать его попусту на невинных, то есть на того мучителя, кто не пинал его сапожищем под зад. – Лет десять, а может, одиннадцать. Ты тогда еще…
– Тогда еще… – перебил колдуна старик. – Что было «тогда», уже не важно, имеет ценность лишь то, что сейчас…
– Ага, сытая, ленивая жизнь, иногда прерываемая поручениями Самвила. Достойная старость для достойного человека, уставшего бегать за ворами, растратчиками казны, бандитами и шпионами соседних королевств. И сколько беспокойств доставляет герцог за миску вкусной похлебки? Ты скажи, старина, может, и я к нему поднаймусь.
– Прекрати треп, – оборвал тираду Озета бывший сыщик. – Не был бы рад тебя видеть, уже давно нашел бы способ заткнуть твой пакостный ротик!
– Рад меня видеть? – искренне удивился Озет. – С чего это вдруг?
– Ох, ох, ох, как будто не знаешь? – хитро прищурившись, покачал головой Кено. – Сам-то в столицу зачем пожаловал, неужто на барышень поглазеть?
– Хочу к королю звездочетом пристроиться… иль лекарем к дворцовым фрейлинам, мне все равно, где больше заплатят, туда и пойду, – продолжал валять дурака Вебалс, прекрасно понимая, что старый знакомый хочет о чем-то его попросить, но пока не решается.
– С тебя ведь должок, – вдруг заявил Кено, видимо, решивший позвать себе на помощь совесть и порядочность колдуна. – Помнишь, тогда на…
– Помню, не тяни, говори! – решил попусту не бередить неприятные воспоминания десятилетней давности Озет.
– В последнее время творятся очень странные дела…
– Странные дела творятся постоянно, это ж столица!
– Да, нет, я не о том! Мой… Самвил во что-то грязное влип. – Старый служака, отдавший лучшие годы службе Короне, так и не смог назвать герцога хозяином. – Он часто пропадает неизвестно где, хотя раньше из столицы носа не высовывал. Вокруг него постоянно крутятся какие-то темные личности. По сравнению с ними душегубы – агнцы божьи!
– Я понял, о чем ты, продолжай, – насторожился Вебалс.
– Вчера появился вампир, вслед за ним пришла эта девица…
– Давай о дамах не будем! Прекрасный пол – неуместная тема в серьезном разговоре, – произнес колдун, но по лицу собеседника понял, что именно появление этой особы и беспокоит старика.
– В шестнадцать я впервые убил человека, – после долгого молчания произнес Кено. – К двадцати я уже потерял убитым счет. Когда-то я слыл лучшим бойцом столицы, и ты об этом прекрасно знаешь. Годы, конечно, идут, и я уже давно не тот, но все же еще не совсем одряхлевший старикашка.
– Ты у нас о-го-го!
– Заткнись! – Старик едва удержался, чтобы не наградить смеющегося над ним пленника оплеухой. – Эта сопливая девчонка расправилась со мной за пять минут, а ведь у нее даже не было оружия! Как, ответь мне, как?!
Горечь обиды в глазах старика перемешалась с суеверным страхом. Лис Кено интуитивно чувствовал, что сутки назад столкнулся с чем-то могущественным, прячущимся под невинным ликом юного создания; знал, но не мог объяснить и поэтому боялся.
– Слушаю тебя, – прошептал мерно раскачивающийся на цепи Вебалс. – Я внимательно слушаю, продолжай.
– Не помню, как я потерял сознание, но когда очнулся, то девицы уже и след простыл, а вампир… вампир стал каким-то задумчивым. Он нервничал, он до сих пор нервничает и чего-то боится. Кор отослал меня во дворец, пригласить Самвила в полночь в этот домишко. Мое дело маленькое, герцог приказал вампира слушаться, я и не перечил…
– Дай догадаюсь. Ты передал слова Кора герцогу, тот отказался прийти, и толстяк взбесился, – предположил Вебалс, припомнив обрывки фраз подслушанной беседы.
Кено кивнул, а затем, услышав, как колокол на башне собора пробил без четверти двенадцать, принялся быстро снимать с колдуна серебряные путы.
– Думаю, девица вот-вот должна прийти. Толстяк с ней заодно, но он не помеха, его я беру на себя, – забормотал старик, освобождая и ставя на ноги пленника. – Только ты справишься с этим чудовищем, Вебалс!
– С чего ты взял, что я вообще захочу с ней связываться? Мало ли какая тварь в красотку забралась, мне-то она не мешает. Я же богомерзкий колдун, враг рода человеческого, или ты забыл? А вдруг я с ней заодно?
– Гервальская площадь, – всего двумя словами обосновал свое решение старик, неотрывно глядя на колдуна умными, повидавшими жизнь глазами.
– Давай сначала займемся нашим чистюлей, – скомандовал Вебалс, посчитав аргумент «лиса» достойным основанием, чтобы заключить с ним союз. – Толстячок намного хитрее и проворнее, чем кажется. Одному тебе с ним не справиться.
Недостаток ума всегда компенсируется бурной фантазией, именно поэтому лучшие сказочники получаются из лодырей и недоучек. Вместо того чтобы досконально изучить какое-то новое явление, они, не утруждая себя исследованиями, выдумывают теории, одна смешнее другой, наспех подгоняют сомнительные факты и с умным видом кричат о новом открытии. И самое удивительное, с течением времени сами начинают верить в придуманную ими ложь.
Неизвестно, кто из невежд додумался заявить, что вампиры боятся чеснока и воды. Бояться и не любить – понятия разные! Например, Кор: толстяк терпеть не мог запаха чеснока, в особенности если он исходил изо рта избранной им жертвы. Но разве это что-то доказывало? Молоденькие девицы и уже зрелые дамы тоже не любят целоваться с любителями чесночных супов и приправ. Они брезгливо морщатся и зажимают платочками прекрасные носики, но почему-то никто не додумывается обвинять их в испитии крови по ночам. Что же касалось воды, то типичный представитель семейства кровососущих по имени Кор не различал, святая она или не освященная, а по простоте душевной и из-за отсутствия университетского образования классифицировал жидкость по иным показателям: холодная или горячая; чистая, та, что в бадье до мытья, или грязная, то есть та же самая, но уже после погружения в нее его грузного тела.
Вопреки бытовавшему мнению, что плоть вампиров в воде растворяется, шипя и испуская зловонные запахи, толстяк мылся обычно три-четыре раза в неделю, уменьшая свой вес за счет отстающих кусков грязи и испуская дурные запахи, но совершенно по иной причине. Как и для любого человека, выросшего вне жаркой пустыни, где капля воды на вес золота, Кор считал мытье не только необходимым мероприятием для избавления от нечистот, но и своеобразным ритуалом успокоения и примирения с самим собой. После же пакостной выходки проклятого колдуна вампир ощутил острую необходимость не только избавиться от присохшей слизи, но и восстановить душевное равновесие, поэтому отмокал в бадье долго, подавляя в себе естественное желание разорвать по возвращении Вебалса голыми руками и составляя в уме длинный список предстоящих пленнику пыток. Во-первых, сгоравший от жажды мести толстяк хотел как следует насладиться долгими-предолгими мучениями недруга, обманувшего его и виновного в гибели дукабесской общины. Во-вторых, и это тоже немаловажно, хитрый купец хотел извлечь из гибели врага как можно больше дивидендов. Слава убийцы одного из Озетов придала бы его персоне значимость и вес как в глазах сторонников герцога Самвила, так и среди столичных вампиров, до сих пор игнорировавших его присутствие в городе.
Когда размышляешь о приятном и строишь грандиозные планы на будущее, время течет незаметно. Вода в бадье уже почти совсем остыла, а Кор, закрыв глаза и со счастливой улыбкой на толстощеком лице, все продолжал нежиться в ней. За дверью комнаты кто-то появился, вампир узнал шаркающую походку управляющего и поэтому даже не счел нужным открыть глаза.
– Чего тебе надобно, старче? Иди лучше за Озетишкой последи! Сбежать-то паскудник не сможет, а вот на себя лапки наложить – запросто! – вяло, почти засыпая, пробормотал упырь, услышав скрип открывающейся двери и ощутив распаренной кожей легкое прикосновение сквозняка.
– Ну, как тебе еще объяснить? На себя я никогда ничего не кладу, а вот на других… всегда с удовольствием, – прошептал прямо на ушко нежившемуся вампиру мягкий, мелодичный голосок Озета.
Кор резко рванулся, пытаясь одним прыжком выскочить из бадьи, однако противник как будто читал его мысли. Тонкие, но крепкие, как сталь, пальцы колдуна впились вампиру в ключицы и намертво зафиксировали шею, не давая пошевелить головой. Сколько ни рычал и ни клацал зубами Кор, а толку от этого не было: ему не удалось, ни высвободить голову, ни пошевелить вдруг онемевшими конечностями. Бой был проигран, хотя вряд ли можно считать боем поединок, в котором не было нанесено ни одного удара, а начало почти совпадало с концом схватки.
Дверь снова открылась, на этот раз на пороге появился Кено с мотком толстой веревки в руках. «Лис» не захотел использовать серебряные цепи, то ли разочаровавшись в их чудотворной силе, то ли просто оберегая имущество своего господина.
– А может?.. – хотел спросить старик, размотав веревку, но так и не приступив к связыванию выпиравших из воды конечностей.
– Нет, он нам нужен живым, – ответил, не дослушав до конца вопрос, Вебалс, – пока нужен живым, а там… там, как разговор повернется. Ты понял меня, мой клыкастый дружище? Советую не дергаться впустую, а сосредоточиться на ответах на мои вопросы.
Старый «лис» был настоящим мастером сыскного дела и всего, что с ним непосредственно связано. Не успел Вебалс задать и первого из вопросов, а застигнутый в бадье вампир был спеленат, как грудной ребенок. Правда, ни одна мамуля, даже самая безответственная и неопытная, не решилась бы так туго затягивать узлы, да и материальчик для малыша выбрала бы помягче, чем крученый войлок.
Увидев, как профессионально его новый напарник исполнил свою часть работы, Вебалс убрал с ключиц вампира руки. Кено на миг показалось, что кончики пальцев колдуна вышли из-под розовой кожи пленника, вышли легко, не оставив на ее гладкой поверхности никаких видимых следов. Однако бывший сыщик мог и ошибаться, ведь он постарел, зрение было уже не то, а при плохом освещении всякое могло померещиться.
– Итак, вопрос первый, – вытирая мокрые руки о висевшую поблизости рубашку вампира, протянул Вебалс, то ли в предвкушении удовольствия от предстоящего допроса, то ли уловив что-то в колебании ночного воздуха.
Буквально через миг колокола сразу трех столичных храмов пробили полночь, а снизу донесся не сильный, но настойчивый стук дверного молотка.
– Попарься еще и смотри, никуда не уходи, – пошутил Вебалс, легонько похлопав ладонью по лысине вампира, на зеркально-гладкой поверхности которой весело плясали отблески всех семи горевших в комнате свечей.
Озет пошел открывать дверь, вслед за ним, обнажив меч, отправился предатель Кено. Кор остался один, и еще не успели затихнуть шаги, как он принялся вытягивать шею в жалкой надежде дотянуться и перегрызть острыми клыками ближайшую из веревок. Почему-то вампир был уверен, что больше не увидит ни старика управляющего, ни изрядно попортившего ему кровь колдуна.
Она была прекрасна даже в простеньком платьице; она – сама юность, свежесть и незапятнанная грязью жизни красота. Женщинам этого не понять, а вот опытные мужчины, лишь окинув молоденькую девушку беглым взглядом, сразу узнают о ней все: что любит, как зовут любимого козлика, какие романтические идейки крутятся в ее прекрасной головке, и главное, как себя повести, чтобы вызвать симпатию, а не категорическое отторжение у юного создания, чей жизненный опыт равен нулю, а в глазах которого можно навсегда затеряться.
Это была она, та самая девушка, о которой со страхом рассказывал Кено. Вебалс понял это с первого взгляда и поэтому, вместо того чтобы мило улыбнуться и, отвесив поздней гостье галантный поклон, пригласить войти в дом, резко выкинул правую руку вперед, чтобы сомкнуть капкан цепких пальцев на белоснежной, нежной шейке. Обычно редко кто уходил от такого захвата: одних парализовала неожиданность, а другие не обладали должной реакцией, однако милое создание с личиком игривого ангела быстро отскочило вбок и тут же нанесло удар, метясь острым носком сапожка по выступавшему вперед подбородку противника.
Хоть Вебалс и не ожидал такого резкого начала схватки, но успел отскочить. Перед глазами колдуна быстро пронеслась вверх стройная женская ножка в чулке на подвязках и каскад кружевных, нижних юбок, на миг ослепивших его своей пестротой.
Какой бы силой ни обладала девица, точнее чудовище, поселившееся в ее юном теле, но оно оплошало. Высоко задирать ногу в бою тем и опасно, что после мощного, способного переломить кость человека удара, ее еще нужно умудриться и опустить… быстро и без последствий. Пальцы колдуна крепко вцепились в девичью икру, Октана была беззащитна и тратила массу усилий, чтобы устоять на одной ноге. О каких-то ответных действиях не могло быть и речи, но предатели тем и отвратительны, что наносят подлый удар всего за секунду до рева победных фанфар. Поглощенный эйфорией боя, Вебалс не ощутил боли, лишь застыл, удивленно таращась на вылезший из его груди клинок.
Голова колдуна вдруг закружилась, а картинка перед глазами померкла, как будто чья-то невидимая рука просто взяла и задернула занавес, не дождавшись антракта. Не выпуская женской ноги, Вебалс медленно опустился на колени, затем завалился на бок и затих. Краткий бой был завершен, парочка с виду далеко не грозных бойцов легко и непринужденно расправилась с тем, кого уже несколько лет безуспешно пытались отправить на тот свет все рыцари Ордена.
