Слепой (№27) - Умереть, чтобы воскреснуть

— Пустит он тебя или мне убедить? — Слепой кивнул в сторону новой модели шестой «Ауди» серебристого цвета.

— Пускал уже, — заверил Смольский. — И не он один. Морщатся, конечно. Кто-то из родни уже пытался надавить, чтобы выделили нам вторую машину. Но все пока по-прежнему.

Серебристая «Ауди» легко рванулась с места, увозя вместе с Леной и другого, нежеланного пассажира.

— Сколько вообще народу знает, что мы охраняем компанию? — спросил Слепой у Каланцова, без всякого воодушевления пересевшего за руль «девятки».

— Друзья-знакомые, чада-домочадцы.

Новый водитель щелкнул переключателем, и в прокуренный салон «девятки» ворвались молодые голоса — в Денисовом авто стоял «жучок», позволяя держать «руку на пульсе». Денис с Мироном заинтересованно обсуждали новое поколение «Ауди», представитель которого побывал у них перед глазами.

— Нормальная тачка. Полный привод «Quattro», сцепление четкое. Движок тоже без вопросов — бензин на три и два.

— Я слышал, там всякие примочки вроде клавиши для ручника. Если трогаешься с пристегнутым ремнем, тормоз сам разблокируется.

— Ну, это не последний писк. Другое дело, что движок можно запускать и глушить не ключом, а кнопками.

Мирон наконец проявил свой характер: затеял спор по поводу разных консолей и предложил пари.

— Громкость у нас не регулируется? — спросил Слепой.

Давно он не сидел на прослушке. Либо получал выжимки снятой с «жучков» информации, либо сам добывал ее собственными методами. Если космонавты на орбитальных станциях и полярники на зимовке больше всего страдают от невозможности остаться в одиночестве, то главная беда гласных и негласных сотрудников спецслужб — поток ненужной информации, который приходится пропускать через себя. Слепой предпочел бы валяться в грязи в ожидании цели, чем слушать чужую болтовню.

Связка двух машин уже пересекла Кольцевую.

Дважды по дороге сотрудники ГИБДД тормозили «Мицубиси» за явные нарушения, но оба раза Денис закладывал в права весомые аргументы, и разбирательство быстро кончалось.

— Там, в квартире, тоже стоят «жучки»? — Слепому приходилось задавать много вопросов.

— А как же? Они, голубчики, больше нигде по стольку не торчат.

Слепой запомнил съезд с шоссе, первый поворот, второй. Озаряя сосновый бор, заходящее солнце превращало прямые стволы в медные колонны, разукрашенные мелкой насечкой. Глеб не мог позволить себе отвлечься на эту красоту, неумолчная болтовня портила пейзаж. Патлатый Каланцов со своим птичьим клювом криво улыбался: вам еще долго предстоит это бесплатное удовольствие.

Глава 7

На арендованной посольством даче Коломийцев поздравил их с успехом. Он не сказал «с завершением операции». Операция «Оазис» могла считаться завершенной только по возвращении исполнителей в Россию.

— Записал для вас первые отклики.

Он прокрутил записанное на видео короткое информационное сообщение. Набеленное лицо дикторши с подрисованными бровями под эмблемой катарского телеканала в верхнем уголке. На «картинке» струя из шланга поливает дымящиеся остатки внедорожника. Вид с другой точки: Яндарбиева укладывают на носилки и вносят в машину скорой помощи, на тротуаре видны сбежавшиеся на звук взрыва мальчишки.

— Доигрался, ублюдок, — Пашутинский покрутил головой, с хрустом разминая шею.

— Пока еще о смерти не объявили, — сказал Коломийцев. — Без сознания, положение критическое.

— Да подохнет он, уже подох. Я-то знаю, что ставил и куда.

— А пацан его? — спросил Веденеев.

— Вроде ничего, в рубашке родился.

— Спрашивается, какого черта ты, сволочь, держал при себе семью? — вслух обратился Пашутинский к Зелимхану, которого сам же считал скорее мертвым, чем живым. — Думал, ты здесь в безопасности? Неужели мозгов не хватало понять, что мы до тебя дотянемся?

— До всех дотянемся, — пробормотал Коломийцев. — И до этого рыжего, которого англичане отказались выдавать.

Володя стал похрустывать запястьями, сперва правым, потом левым. Со стороны могло показаться, что он убил Яндарбиева на ринге в бою без правил, теперь суставы и кости слегка побаливают.

— Какого черта вы, суки, заставляете нас калечить ваших же детей? — продолжал он диалог с отсутствующим врагом. — Если ты действительно мужчина, не хочешь сдаваться, позаботься о ребенке, держи его подальше от себя.

— Глянем CNN, — Веденеев нажал кнопку пульта.

В очередном выпуске последних известий показали кадры, купленные у катарцев, и добавили к ним свои, снятые с гораздо большим профессионализмом.

— Чисто все было при отходе? — спросил старший.

Олег кивнул. Володя, как человек более словоохотливый, стал рассказывать, как он шел пешком через город, как местные смотрели на него, вытаращив глаза.

— Если бы я здесь не пробыл пять дней, я бы очень неуютно себя почувствовал. Таращатся и таращатся — кажется, все про тебя знают.

Но я, слава богу, успел уже понять: они на всех пялятся, как бараны. На европейцев, арабов, на чужих, на своих. На любую машину — хоть старую, хоть новую. Что-то движется в ближнем радиусе — значит, надо все бросить и смотреть.

— У меня тоже чисто, — сообщил Коломийцев, терпеливо выслушав «зарисовки» подчиненного.

— Все это замечательно, но через два часа у меня морская прогулка до Абу-Даби, — напомнил Пашутинский, будто не он говорил сейчас больше всех.

— Успеешь. Вот твои чемоданы, — отворив дверцу шкафа, Коломийцев продемонстрировал два огромных чемодана из черной пупырчатой пластмассы.

— Был один, теперь два. Два чемодана посольского барахла! Я отказываюсь обслуживать эту публику!

— Никого ты не обслуживаешь. У них куча других возможностей отправить эти вещи. Все делается ради твоей же пользы: чем больше у пассажира багажа, тем меньше он вызывает подозрений. Есть устойчивый образ сотрудника спецслужбы — человек с кейсом.

— Согласен. Только выкиньте оттуда посольское барахло и дайте возможность взять то, что нужно лично мне.

— Отправишься на шоппинг?

— Нет, накуплю вещей в аэропорту, в зоне «дьюти-фри»!

— Может, перестанешь орать?

— Извиняюсь. Но второй чемодан стал для меня последней каплей.

— Откуда у тебя столько денег, чтобы набить два чемодана?

— Какая разница? Может, мне нравится здешняя туалетная бумага.

— Успокойся, Володя, — мягко произнес Веденеев. — Зачем вести пустые разговоры? Даже если Геннадьич согласится, ты ведь сам не рискнешь поехать в аэропорт с пустыми чемоданами.

— Не вижу риска. Два часа назад мы с тобой действительно рисковали. А сейчас посольским крысам понадобились курьеры.

— Не трать время. Перечитай лучше список барахла. Мы не заслужили такого отношения, но не время сейчас качать права. Следствие уже началось, и первым делом здешняя полиция вспомнит про Москву.

— Там еще папка с документами по нефти, — Коломийцев указал на ближний к себе чемодан. — Теми, что ты просматривал.

По «легенде» Веденеев и Пашутинский приехали в Катар в качестве сотрудников российской компании по производству оборудования для нефтедобычи. Бумаги в багаже призваны были подтвердить эту версию.

— Если вдруг, не дай бог, тормознут, не переборщи с истерикой. По шерсти тоже не гладь.

Спокойные встречные претензии: кто оплатит билет, если ты опоздаешь на рейс? Требуй связи с посольством — это первая реакция обычного гражданина. Если отберут сотовый и запретят звонить, молчишь, отказываешься идти на контакт.

Пашутинский кивнул. «Хватит гудеть в ухо, я и сам знаю эту технику», — было написано у него на лице. Единственным узким местом он считал посадку на катер. Если у него обнаружат билет на самолет из Абу-Даби, полиция может задать резонный вопрос: какого черта он не летит в Европу прямиком из Дохи?

Версия, конечно, заготовлена: он должен встретиться в Абу-Даби с представителем своей компании и передать из рук в руки бумаги, содержащие коммерческую тайну, — по факсу их сбрасывать нельзя. Если же представитель окажется в этот момент на нефтепромыслах и не успеет подъехать в аэропорт, Пашутинскому предписано положить документы в ячейку банка, код которой ему известен. Обо всем этом он сообщит полицейским — пусть сами решают, требовать ли у него конфиденциальные бумаги, чтобы отвечать потом по претензиям компании?

Версия была неплохой, но казалась Пашутинскому слишком сложной для местных верблюжьих пастухов, которых выучили когда-то на полицейских.

Ни хрена они в этой версии не поймут и только утвердятся в своих подозрениях. Просто объяснить, что он хочет сделать в Абу-Даби покупку. Это лучший аргумент для восточных торгашеских душ.

Он уже пытался переубедить Коломийцева, но тот не собирался отступать от согласованного плана. Одно дело провал при утвержденном сценарии, совсем другое — при отсебятине. Как старший, Коломийцев будет нести всю полноту ответственности.

Очередной раз поднимать этот вопрос не имело смысла. В отличие от солдата на поле боя, у сотрудника ФСБ уровня Пашутинского есть право высказать свое мнение. Но права настаивать на нем нет и никогда не появится.

— Передавай там привет, — закруглил Коломийцев, поднимаясь с кресла.

— Нас не догонят? — Веденеев вспомнил песенку «Тату», доносившуюся утром из арабского кафе.

— Не догонят, — улыбнулся Пашутинский, приобняв напарника.

* * *

Черная маслянистая вода дышала утробным теплом. Будто огромное существо растеклось по обе стороны от пирса — оно не слишком следило за своей чистотой и попахивало нефтью, как потом из подмышек.

Белый игрушечный катер заполнялся пассажирами — наполовину арабами, наполовину европейцами. За десять дней в Катаре Володя практически ни с кем не общался, кроме двух сослуживцев, но местных лицезрел в большом количестве.

Он уже успел соскучиться по белым людям и был готов брататься с ними прямо здесь — хоть на пирсе, хоть на трапе, хоть на палубе.

Проверкой документов и багажа не пахло, будто катер направлялся на морскую прогулку, а вовсе не в соседнюю страну. Пашутинский внутренне расслабился. Смотрел, как и все остальные, на портовые огни — их отсветы колебались на воде и казались лесом свай, поддерживающих сушу.

Он стоял рядом с англоязычной парой средних лет. Решил поделиться с ними хорошим настроем в преддверии скорой встречи с Родиной, с заснеженными улицами и площадями Москвы.

— Шторма не предвидится? — с дружеской улыбкой пошутил он на хорошем английском.

Но пара не считала нужным даже на словах проявлять солидарность цивилизованных людей, оказавшихся вдали от дома. Женщина молча смерила Пашутинского недоуменным взглядом. Ее спутник из чистой вежливости ответил: «Конечно». При этом на "попутчика ему было явно плевать, он просто считал нужным сам перед собой соответствовать своим представлениям о вежливости.

Пашутинский чуть не задохнулся от обиды. «Да пошли вы… Да кто вы такие? Да я вас всех…» — вертелось у него на языке. «Братание» с белыми туристами моментально прекратилось. Хотелось обматерить их скопом. Он бы сделал это, если бы не находился на задании.

В отместку англоговорящей паре и остальным европейцам на палубе он закурил. «Теперь это у вас не принято в общественных местах, не политкорректно? А у меня подышите, схаваете», — злорадно подумал он.

Пашутинский жаждал услышать от кого-нибудь замечание. Он бы просто промолчал в ответ, даже не оттопырил бы презрительно губу. Посмотрел бы холодно-недоуменно, как эта англоговорящая сучка.

Берег с его огнями остался вдалеке и померк.

К легкому нефтяному запаху моря добавился еще один, не менее противный. Будто тухлая рыба всплыла на поверхность и катер быстро расшвыривал ее, разрезая черную ночную воду. Большинство пассажиров спустились в крытое помещение с деревянными скамьями, похожее на вагон электрички. Владимир последовал за ними.

Руки его были свободны, чемоданы лежали в багажном отделении. В кармане остался паспорт, выданный в Москве на имя жителя Махачкалы Руслана Арсанукаева. В ФСБ предпочли дагестанскую фамилию — в случае чего вызовет в Катаре меньше подозрений, чем русская. Володя считал это лишней перестраховкой: никто в Катаре не слышал про дыру под названием Махачкала, и любой человек с российским паспортом для них по определению русский. Они даже чеченцев считают просто мусульманами из России.

Подмывало закурить и здесь, в «вагоне». Но злость уже прошла, и Пашутинский легко поборол это искушение. До самого Абу-Даби ничего примечательного не происходило. Сойдя на берег, он взял такси до аэропорта. Столица Объединенных Эмиратов так же сияла огнями и рекламами, как Доха.

И оставила Пашутинского столь же равнодушным.

Он даже закрыл глаза, абсолютно не интересуясь мешаниной из мечетей, небоскребов, роскошных торговых центров.

Представил себе, как завтра будет хлестать себя в баньке березовым веничком, как сиганет потом в прорубь, как дернет сто пятьдесят и закусит селедочкой с промасленным кольцом репчатого лука. Резидента из него никогда не выйдет, он не в состоянии десятилетиями жить вдали от Родины.

В отличие от многих сослуживцев Пашутинский не был суеверным человеком. Веденеев никогда бы не представил заранее свое возвращение и отдых.

Володя считал это пустяковыми предрассудками вроде избегания числа тринадцать и черных кошек.

Рассчитавшись с таксистом, он вышел возле аэропорта за сорок минут до начала регистрации. Покатил на колесиках оба своих чемодана по гладкому мраморному полу огромного зала ожидания, где беззвучно охлаждала воздух почти сотня мощных кондиционеров. По множеству телевизоров крутили арабскую музыку. «Татушками» здесь не пахло, столичный аэропорт — витрина страны. Для новостей не настал час, хотя к скупой дневной информации о взрыве наверняка уже приросли довески.

Началась регистрация на берлинский рейс. Пашутинский не спешил вставать в очередь. Он посматривал со стороны, не лезет ли кто-то из будущих пассажиров за документами по неслышному требованию человека в форме или в штатском.

С такими, как Веденеев и Пашутинский, ситуацию проверки в аэропорту отрабатывали давно и многократно. Достаточно было «общего плана», чтобы определить, кто есть кто.

При теперешней ситуации в мире в любом мало-мальски крупном аэропорту хватает и полицейских и замаскированных агентов, которые ежедневно отслеживают ситуацию. Вон один, другой. Не потеют, двигаются без напряга. Все признаки штатного режима.

Благополучно отстояв очередь к стойке, Пашутинский сдал багаж и поискал глазами на табло объявления о начале посадки. И в этот момент периферийным зрением заметил двух людей, которые направлялись прямо к нему. Выражения их лиц свидетельствовали, что это не случайный выбор. «Мы знаем, что ты способен показать зубы, — без слов говорили они Пашутинскому. — Но здесь у нас все схвачено, поэтому лучше не дергайся».

Он и не собирался дергаться. Его выучили, при необходимости подавлять в себе бойцовский инстинкт. Сейчас был именно тот случай: он не имел права выходить из роли мирного человека, сотрудника нефтяной компании. Пока он еще не понимал, каким образом чертовы арабы так быстро на него вышли, но сути дела это не меняло. Они с Веденеевым все сделали как положено, нигде не допустили промашки. Явных улик против них быть не должно.

У него вежливо попросили документы на ломаном английском, так же вежливо попросили на выход.

— В чем проблема? — поинтересовался Пашутинский с той специфической нервозностью, которую обязан был проявить обычный командированный. — Я здесь уже целый час, почему вы раньше меня не нашли? Прошу вас побыстрей, иначе я опоздаю на самолет. Я уже сдал багаж…

— Багаж у нас, — с жесткой улыбкой сказал сопровождающий по левую руку. — Вам придется задержаться.

— Там документы, содержащие коммерческую тайну. Ваша служба будет нести ответственность.

Пашутинский чувствовал себе дистрибьютором, пытающимся продать незнакомым людям залежалый товар — собственную невиновность.

Впервые в его карьере на горизонте замаячил провал. Но его основательно подготовили к тому, чтобы не испытывать в таких случаях психологических перегрузок.

— Кто вы такие? Предъявите документы!

Игнорируя законное требование, его подвели к машине. Надавили на плечо, заставляя пригнуться и влезть внутрь. Пашутинский с тоской представил, как бы он вмазал сейчас этим двум: два удара — две отключки. Забрал бы пистолет, вышвырнул из машины водилу и погнал бы прочь, сшибая к е.., матери всех на своем пути. Но правила нарушать нельзя, тем более сейчас. Там, в Москве, ему этого не простят.

Только сейчас на заднем сиденье машины его начали обыскивать.

— Что вы вообще ищете? — взвизгнул Пашутинский, как взвизгнула бы какая-нибудь толстозадая штатская крыса, до глубины души возмущенная бесцеремонностью.

У него изъяли бумажник, авторучку, сотовый и даже носовой платок. Следовало немедленно вспомнить о звонке в посольство — Владимир так и сделал. В ответ только кивнули, показывая всем своим видом, что не уполномочены ни удовлетворять просьбы, ни окончательно отказывать.

Когда на запястьях защелкнулись наручники, Пашутинский нервно засмеялся:

— Ну, прямо враг народа. Даже интересно, в чем меня подозревают? У вас вообще принято в таких случаях присутствие адвоката?

Машина тронулась. Пашутинский подозревал, что его чемоданы лежат здесь же, в багажнике.

— Только не вашего, он мне не нужен. Мне нужен человек из российского посольства. Вся эта история — полный идиотизм.

Глава 8

Часом позже возле загородного дома, арендованного российским посольством в Катаре, одновременно притормозило четыре автомобиля. Фары дальнего света ударили в упор по оплетенному виноградом забору и фасаду здания, оштукатуренному в белый цвет. Первые несколько человек, выскочив наружу, забежали с тыльной стороны участка, чтобы отрезать пути к бегству. Человек с мегафоном объявил, что прибыла полиция, любое сопротивление будет жестко пресекаться.

Автоматчики в униформе выбили дверь, не дожидаясь, пока ее отопрут. С громкими гортанными воплями ворвались в дом, разворачивая к стенке всех, кто попадался на пути. Они не боялись оскорбить действием персону с дипломатическим статусом — похоже, им предоставили возможность заранее изучить фотографии всех сотрудников посольства со статусом неприкосновенности.

В доме находилось пять человек: кроме Коломийцева и Веденеева еще садовник, повариха и переводчица — жена второго секретаря посольства, никоим образом не посвященного в операцию. Все были россиянами — работников из местных старались не набирать.

В момент полицейского налета Коломийцев в сто первый раз смотрел на видео комедию «С легким паром», Олег брился в ванной перед зеркалом. Он делал это дважды в день — утром и вечером, даже если оказывался в «полевых условиях».

Веденеев не признавал готовую пену из баллончика. Он всегда сам взбивал мыльную пену и наносил ее кисточкой с той же тщательностью, с какой художник обрабатывает холст перед началом творческой работы. «Творил» Олег при помощи бритвенного станка. Его движения были бережными и точными, даже последовательность очищения кожи от белой полумаски день ото дня оставалась неизменной.

В течение секунды он услышал скрип тормозов, топот ног, первый сильный удар в дверь. Он сумел бы уйти из-под носа у этих людей, но незаметно ускользнуть уже не смог бы. Они засекут его бегство, попытаются помешать.

Их с Пашутинским еще в Москве предупредили: после устранения «объекта» не дергаться ни при каких обстоятельствах.

Олег продолжал бриться. Его беспокоили две вещи. Успеет ли он привести себя в нормальный вид перед арестом? Где сейчас Володя и что с ним? Вопрос о причинах провала был непростым, он планировал обдумать его уже по пути, в полицейской машине.

Когда «гости» выбили дверь, их крики стали слышны отчетливей. Веденеев провел лезвием от левой скулы к подбородку и обратно. Шею он вряд ли успеет побрить. Особо отчаиваться не стоит — в ближайшие дни ему в любом случае предстоит обрастать щетиной.

Отложив на полку бритвенный станок, он ополоснул лицо, чтобы не ехать в мыльной пене.

Стал вытираться полотенцем и, глядя в зеркало, «натягивать» на лицо выражение испуга и недоумения.

Тем, кто влетел в просторную ванную комнату, на выражение было наплевать. Их заботили только приметы. Ударом приклада Олега повалили на пол, защелкнули на запястьях наручники и потащили вниз по лестнице. Внизу был слышен отчетливый, как у диктора Советского Информбюро времен войны, голос Коломийцева — голос настаивал, что здание является дипломатической резиденцией.

Олег знал, что на самом деле это не так: договор аренды подписан всего на два года, и правом экстерриториальности здесь не пахнет. При обсуждении операции на высоком уровне МИД просто запретил использовать посольский комплекс для временного укрытия «командированных». Одно дело — заниматься сбором информации под дипломатической крышей. И совсем другое — убивать.

Веденеева вывели не сразу. Вначале прислонили к стенке, несколько раз сфотографировали. Потом сняли отпечатки пальцев, как будто он мог откусить их по дороге. Несмотря на протесты Коломийцева, в доме начался обыск.

Направляясь к машине, Олег ощущал легкий зуд недобритой шеи. Это неприятное чувство досаждало больше всего.

* * *

В центральном управлении катарской полиции Олегу сообщили, что он обвиняется в теракте и убийстве Зелимхана Яндарбиева.

— Вообще-то я в шоке. Но, с другой стороны, всегда интересно узнать о себе что-то новое, — ответил он. — Живешь, работаешь, считаешь себя маленьким человеком. И вдруг ненароком попадаешь в историю.

— Не надо рассуждать, отвечайте только на вопросы. Как вы провезли через границу взрывное устройство? Или оно было изготовлено здесь, на месте?

Человек с тонкими, в ниточку, усами не повышал голоса. Слишком он был доволен последними событиями. Еще бы — первое политическое убийство в истории Катара. Каждый причастный к расследованию этого дела наверняка пойдет на повышение.

— Сперва расскажите, как выглядит это самое взрывное устройство, — улыбнулся Олег.

— Послушайте, Шарафетдинов… Конечно, это не настоящая ваша фамилия, но настоящую мы узнаем очень скоро. У нас достаточно улик, чтобы обеспечить вам смертную казнь. Вам и вашему сообщнику придется обращаться к высокочтимому эмиру, да продлит Аллах его дни, с просьбой о помиловании. Но такая просьба предполагает признание вины.

«По крайней мере, в отношении Володи появилась определенность, — констатировал Веденеев. — Плохие новости важно узнать как можно раньше».

— Я не делал ничего предосудительного. Слышал про взрыв по «Новостям». Может быть вы и правы, это в самом деле разборки между российскими гражданами. Но хватать первых попавшихся под руку…

— Мы работаем быстро, ко никогда те спешим, — самодовольно произнес араб.

Его не интересовало веденеевское алиби. В Москве при планировании операции этому вопросу тоже не уделили внимания. В ФСБ всегда четко понимали разницу между уголовными и политическими делами. В уголовном процессе за алиби иногда можно зацепиться. Но если замешана политика, главное решается не в зале суда, не в состязании между адвокатом и работником прокуратуры.

Катарцы не посмеют арестовать граждан России без весомых на то оснований. Алиби изначально будет подвергнуто сомнению. Если свидетелем защиты окажется россиянин, суд вряд ли примет его слова за чистую монету. Если подготовить местного свидетеля, его начнут проверять и перепроверять на предмет сотрудничества с российскими спецслужбами. Излишняя перестраховка с алиби может только повредить успешному завершению операции «Оазис».

— Как вы провезли через границу взрывчатку? — повторил свой вопрос человек с тонкой ниточкой усов.

Естественно, этот вопрос больше всего интересовал здешнюю службу безопасности. Он непосредственно задевал интересы страны — канал важно обнаружить и ликвидировать.

— Я бы хотел связаться с посольством. Если вы серьезно настроены, мне важно получить нормального адвоката.

— Как агенту спецслужбы, Москва вам обязательно обеспечит хороших адвокатов. Но даже лучшим в мире юристам не удастся вас выгородить. Насчет посольства не беспокойтесь: первый советник уже прибыл на место и присутствует при обыске. Они в курсе, какие обвинения предъявлены вам и вашему напарнику.

* * *

Информации пока было маловато, но ничто не мешало Олегу строить догадки. Ему выдали шлепанцы и тренировочный костюм по размеру. Впервые за все время командировки в Катар он оказался в помещении без кондиционера. Пока не так уж жарко, но пару месяцев здесь будет настоящая камера пыток.

Правильный куб три на три метра в основании и три метра высотой. Небольшое зарешеченное оконце под самым потолком. С другой стороны под потолком зарешеченный светильник. Ночь уже на исходе, но светильник плавится от усердия и плавит небрежно оштукатуренные стены. Если они думают, что яркий свет создаст ему проблемы со сном, они крупно ошибаются. Если надо, он заснет и под фейерверк и под рок-музыку. Если надо, он будет сутками бодрствовать в полном мраке и абсолютной тишине.

Перед сном нужно сделать первые выводы.

Вряд ли Пашутинский в первые же часы сделал признание. Если взяли и его, значит, их видели вместе. Кто, где? Допустим, они получили четкие приметы. Но приметы еще не все, даже если ограничить поиск исключительно россиянами. Русских в Катаре вагон и маленькая тележка. Работников, правда, мало — сюда едут исключительно отдыхать.

Результат исключительно быстрый. Может, их пасли еще до взрыва и не стали сразу брать, чтобы проследить контакты. Может быть, заполучив приметы, местные службы обратились к какой-то базе данных. Оперативно отследить человека в аэропорту соседней страны гораздо реальнее, если знать фамилию, на которую заказан билет.

Прокрутить от начала до конца прошлые сутки. Многоэтажная стоянка. Тупик, где они украсили минивэн придуманным названием фирмы. Окрестности мечети. Возможно, с началом нового витка борьбы с терроризмом американцы подкинули эмирату деньги на закупку оборудования и расширение штатов службы безопасности. Тогда скрытых камер и переодетых сотрудников гораздо больше, чем они с Володей предполагали. Где-нибудь на фонаре или на крыше ближайшего здания мог находиться хорошо замаскированный и круглосуточно открытый «глаз» с нужным увеличением. Да хоть на минарете Синей мечети — даже с такого расстояния запросто можно определить номера машины.

В Америке умеют считать деньги. Есть куча мест, где пресловутая «Аль-Каида» действительно может тряхануть америкосов или европейцев: отели, представительства банков и компаний, вокзалы и аэропорты. Туда террористы явятся по делу.

В мечеть они направятся по зову души, помолиться перед «богоугодным» делом.

Наверное, ошибка была заложена в самом плане. Еще в Москве Веденеев высказывался в пользу другого места покушения. Ему объяснили, что стоянка возле мечети очень удобна. Черный «внедорожник» прибывает туда в заранее известное время и остается, как минимум, на срок молитвы.

Во всех остальных случаях время становится непредсказуемым фактором.

Еще одно в утвержденном плане казалось Олегу сомнительным. По-хорошему им с Пашутинским должны были соорудить по две пары паспортов. Под одними фамилиями они должны были прилететь и улететь, перемещаться по Дохе и за ее пределами пешком и на такси. Под другими брать минивэн и пользоваться им.

Но отправлять каждого с двумя паспортами начальство не пожелало. Мотив был такой: при теперешней обстановке в аэропортах любого могут подвергнуть тщательному личному досмотру, всякий багаж могут перетряхнуть. Если только у кого-то обнаружат два разных паспорта — арест и срок обеспечены.

…Тем временем обыск в загородном доме подошел к концу. Никаких улик найти не удалось, но Коломийцеву запретили покидать пределы коттеджа и приставили к нему охрану. Советника посольства известили о том, что двое россиян находятся в камерах предварительного заключения, как исполнители покушения. Свидетели видели их машину в непосредственной близости от «Тойоты-Лэндкрузера». Есть и другие улики, бесспорно подтверждающие их участие в подрыве.

Главных улик катарская сторона, конечно, не могла назвать — их действительно предоставили американцы. Вывод Олега оказался верным: возле главной мечети Дохи ЦРУ имело несколько скрытых камер, расположенных слишком высоко, чтобы быть замеченными с земли. В Катаре об этом знало только руководство службы безопасности. Именно руководство затребовало у ЦРУ пленки: если мы сотрудничаем, значит, делимся сведениями.

Чеченцы кончили Яндарбиева или русские — для ЦРУ не представляло интереса. Им не хотелось портить с Россией отношения в случае второго варианта, но отказывать катарцам было не с руки. Зачем обижать хозяев, которые предоставляют ЦРУ на своей земле полную свободу? Американцы передали копии пленок, потребовав, чтобы они не фигурировали в деле.

Великолепное разрешение кадра позволяло четко прочесть номер минивэна. Имея точный номер, катарская служба безопасности не стала отвлекаться на название фирмы на борту. Они моментом определили, где и кем машина взята напрокат. Имея приметы и фамилии россиян, их тут же сообщили во все ближайшие аэропорты. Так что арест Пашутинского оказался делом техники.

Веденеев мог рассчитывать на лучшее, но его напарник не успел стереть из памяти мобилъника номер последнего вызова. Звонок был как раз из загородного дома — Коломийцев интересовался, все ли благополучно. После этого шеф катарской службы безопасности дал добро группе захвата.

Глава 9

Спустя полгода после операции «Оазис» в другой стране и другом загородном доме развивались на первый взгляд гораздо менее драматические события. Вероника раскладывала на большое блюдо крохотные суши. Они были разных сортов, и ей хотелось выложить с их помощью нечто красивое — например, розоватое солнце, встающее над водой.

— Мне не хватает еще тунца, — прохныкала она капризно. — Денис, у тебя нет больше суши с тунцом, хотя бы штучки три.

— Хрен его знает. Глянь в холодильнике, — ответил парень с мягким загаром и золотистыми волосами до плеч, внешне похожий на юношу эпохи Возрождения.