Слепой (№9) - Оружие для Слепого

– Это тем более интересно, что карточку Меньшов забирал с собой, – усмехнулся Сиверов.

– Что ж, такое бывает. Вырезают из фотографий бывших любовниц, бывших жен, людей, ставших врагами. И все-таки, Глеб, это два разных снимка.

– Он несомненно висел на стене, – произнес Глеб.

– Ясно, есть дырочки от булавок. Кстати, этих булавок мои ребята в мусорном ведре нашли целую пригоршню.

– Н-да… Но на всех снимках по четыре дырочки, а на этих – по две.

– Карточки маленькие, хватило бы и двух булавок, чтобы их закрепить.

– Вы меня не переубедите, – усмехнулся Сиверов. – Если снимки закрепляют булавками, то делают это сверху, а не сбоку. Я хотел бы оба снимка взять с собой.

– Ты думаешь, нам нет смысла больше искать?

– Зачем, я уже нашел.

Глеб запаковал снимки в конверт и сунул в карман куртки. На столе зазвонил телефон. Глеб вопросительно посмотрел на Потапчука, мол, что делать?

– Это звонят мне, линия переключена. Звонки, адресованные Меньшову, сюда не доходят.

– Да, я у телефона, – Потапчук слушал, и Слепому думалось, что генерал сейчас напоминает ему рыбака, у которого целый день рыба клюет, но постоянно срывается с крючка.

– Ему звонили, – сообщил Федор Филиппович, повесив трубку.

– Кто?

– Человек, через которого с ним связывается заказчик.

– Я уже представляю, – Сиверов откинулся на спинку стула. – Съездили, проверили?

– Квартирный телефон. Живет себе одинокая пенсионерка, из дому почти не выходит и за пятьдесят долларов в месяц отвечает на телефонные звонки, передает просьбы. Ничего плохого в своем занятии не видит.

– Что просили передать Меньшову?

– Просили быть завтра на прежнем месте, – зло ответил Потапчук и добавил:

– В то же самое время.

– А если бы он не мог прийти завтра?

– А кто ж его знает! Бабуля, конечно, ни сном, ни духом не знает ни тех, кто ей звонит, ни тех, кому она названивает, и понятия не имеет, что эти звонки означают.

– Разумеется. А как с ней договорились насчет работы? Как расплачиваются?

– Договорились по телефону, а деньги оставляют в почтовом ящике.

– Нет уж, Федор Филиппович, вы занимайтесь своей старухой-диспетчером, а я попытаю счастья по-своему, – Сиверов хлопнул ладонью по карману, в котором лежали две части одной фотокарточки.

«Перед разговором с Николаем Меньшовым я должен иметь на руках козыри. Главное – внезапно сильно прижать человека, не оставить ему времени для маневра. Вести разговор и вести рукопашный бой – это почти одно и то же, – думал Глеб, сидя на мансарде перед включенным компьютером. – И там и там наносишь удары, ставишь блоки, переходишь из нападения в оборону. И там и там лучше не тянуть время, а сразу нанести удар, после которого противник не устоит, окажется полностью в твоей власти. Но поскольку Николай Меньшов прикован к постели, то схватка наша будет словесной».

Компьютер уже загрузился и ждал, когда Глеб Сиверов поставит ему задачу. У Слепого имелась своя обширная база данных, но сейчас ему предстояло искать иголку в стоге сена. Спортом он особенно не интересовался, в лучшем случае, знал призеров олимпийских игр в футболе и хоккее, да и то не сразу смог бы их припомнить. Найти иголку в стогу – задача непосильная, если в руках нет магнита. Но магнит у Глеба имелся.

Вот уже несколько месяцев как его компьютер был подключен ко всемирной сети Интернет. Встречи с компьютерным хакером-вундеркиндом Борей Элькиндом не прошли даром. И хотя систему поиска Сиверов освоил еще не в совершенстве, он знал: если только на одном из серверов имеется нужная ему информации, он ее отыщет, и на это уйдет не более часа. Он двигался в громадье информации, словно человек, идущий по анфиладе, сменяя массивы данных, сервера, директории. Поиск быстро сужался. Из раздела «Спорт» он переместился в раздел «Советский спорт», отыскал страницу «Спартакиады народов СССР». Нужные файлы располагались в хронологическом порядке.

«А вот и нужная страничка, та самая, посвященная спартакиаде, когда Николай Меньшов получил золотую медаль по пятиборью. Вот и список призеров… Пятнадцать спортсменов».

Глеб сосчитал людей, запечатленных на двух частях фотографии: четырнадцать.

«Ага, значит, я рассуждал правильно, одного человека не хватает, Меньшов вырезал его, когда собирался уезжать!»

Затем он сосчитал мужчин и женщин, сверил со списком. Получалось, что вырезана именно женщина.

Понять, кто из спортсменов, изображенных на фотографии, каким видом спорта занимается, было невозможно, ведь никто не держал в руках ни лука, ни пистолета, ни шеста для прыжков в высоту, ни весел, необходимых для занятий академической греблей.

Пришлось основательно покопаться в разделе «Советский спорт» – список персоналий спортсменов-призеров спартакиад у Глеба был.

И вскоре весь экран компьютера заполнили фотографии спортсменов и спортсменок, выуженные из недр Интернета. Сиверов сличал их один за другим.

– Ах, вот оно что! – усмехнулся Глеб, когда обнаружил среди призеров двух сестер-близняшек, которых первым заметил генерал Потапчук, приняв их за одну и ту же девушку.

«Иногда интуиция лучше наблюдательности».

Он убирал портреты тех, кого узнавал на фотографии, найденной в сумке Меньшова. Наконец остался лишь один снимок.

– Светлана Жильцова, – прочел подпись Глеб Сиверов.

Оставалось отыскать ее адрес – это уже было минутным делом.

Глава 16

Глеб Сиверов, сидя за рулем своей машины и направляясь во 2-й Казачий переулок, уже догадывался, что его может там ожидать. Но, как всегда, догадкам он не доверял – любое предположение требовало проверки фактами. Ведь только с фактами спорить невозможно, только они убеждают, и только с фактами на руках ты можешь играть не блефуя. Держишь в руках козыри и в нужный момент бросаешь их на стол.

Вот тогда-то твой противник будет повержен, будет прижат к стенке и уже никуда не денется – ему придется оплачивать проигрыш.

Сиверов вес продумал. Он въехал во 2-й Казачий переулок и увидел дом, который искал. Оставив машину во дворе, вошел в подъезд. По почтовым ящикам высчитал, что квартира Светланы Жильцовой находится на третьем этаже. Он вернулся во двор и посмотрел на окна – плотно закрыты. Стеклопакеты в оконных проемах свидетельствовали о том, что хозяин квартиры человек далеко не бедный и может позволить себе определенную роскошь и удобства.

«Ну что ж, посмотрим», – Глеб легко взбежал на третий этаж и остановился перед металлической дверью с двумя замками.

Дверь явно не взламывали, на всякий случай он трижды нажал кнопку звонка, подождал почти минуту, затем позвонил еще раз.

«Значит, в квартире никого нет. Или нет никого живого».

Аккуратно и умело, как слесарь-профессионал, пользуясь отмычкой, он вскрыл сначала верхний замок, потом нижний. Нажал ручку, отворил дверь.

В подъезде царила тишина. Глеб услышал, как хлопнула дверь наверху.

«Пока человек сбежит вниз, успею».

И он не ошибся – закрыл за собой железную дверь, когда по площадке третьего этажа проходил мужчина.

В нос ударил специфический запах, который ни с чем невозможно спутать – запах смерти, застоявшийся в закупоренной квартире. Стараясь не вдыхать глубоко, Сиверов прошелся по квартире.

«Ну и мерзость!»

Он приостановился у дивана, уже зная, что лежит под клетчатым пледом. Медленно отвернул край. В нос ударил такой запах, что Глеб даже отшатнулся. Он видел смерть во всех ее обличьях, видел расстрелянных, подорвавшихся на минах, видел трупы, пролежавшие на палящем солнце не один день, мертвые тела, извлеченные из-под земли, из-под каменных завалов… Труп молодой женщины уже разлагался, темные пятна явственно проступили на лице. Но узнать Светлану Жильцову было нетрудно. На шее чернел шрам – тонкий и жуткий.

"Так вот откуда взялись рояльные струны в сумке Меньшова! Страшную музыку ты играешь, Николай.

Это уже патология. Он любит смерть, ему нравится чувствовать, когда человек умирает в его руках. Ну и мерзавец! Ну и мразь! Ничего, ничего, следующий визит, Меньшов, будет к тебе, и тогда я посмотрю, как ты запоешь!"

Глеб снова прикрыл мертвую женщину пледом и осмотрелся. Он взял из квартиры лишь одну вещь – небольшую цветную фотографию, на которой Светлана Жильцова улыбалась, глядя прямо в объектив аппарата. Фотоснимок был оформлен в аккуратную дубовую рамку на дубовой же подставке. Уже собравшись уходить, он увидел на полу в прихожей что-то блестящее. Сиверов нагнулся и поднял зажигалку «Зиппо», серебристый брусочек с золотым орлом. Ни сигарет, ни пепельниц в квартире не было, хозяйка явно не курила, так что понятно, кто мог ее обронить… С фотографией и зажигалкой в кармане Глеб покинул квартиру.

Выйдя на улицу, он жадно вздохнул свежий воздух.

Но все равно ему казалось, что за те несколько минут, что он находился в квартире, его одежда, кожа на руках и лице успели вобрать в себя отвратительный запах разлагающегося человеческого тела. Нестерпимо захотелось принять душ, тщательно вымыть руки, лицо и переодеться во все чистое. Но времени на это у Глеба не оставалось.

Он взял телефон и немного брезгливо, понимая, что подобное сообщение никого не обрадует, набрал номер Потапчука. Тот взял трубку не сразу, прошло почти полминуты. Наконец Сиверов услышал голос генерала.

– Чем занимается ваш могущественный аппарат? – иронично спросил Глеб.

– Работают в поте лица, – в том же духе отозвался Федор Филиппович.

– Неплохо было бы, если бы следственная бригада прибыла во 2-й Казачий переулок, дом напротив школы и вскрыла дверь квартиры номер двенадцать на третьем этаже, где прописана Жильцова Светлана Петровна.

– Труп? – спросил генерал.

– Да. И, судя по всему, находится в квартире не один день. Ее задушили, и я даже знаю чем.

Потапчук не стал расспрашивать о подробностях.

Он уже понял, что догадки Глеба в очередной раз оказались верны.

– Рояльная струна. Страшная, в общем, вещь, если ее использовать не по назначению.

– Я все понял, спасибо. Группу сейчас отправлю.

А ты?

– А я поеду дальше и буду звонить по мере продвижения. Никто не приходил к Меньшову на квартиру?

– Нет, – ответил генерал не очень убежденным голосом, – во всяком случае, мне об этом не докладывали. – Потапчук сказал это так, словно чувствовал в вопросе Сиверова подвох. – Сейчас уточню.

Через несколько секунд Потапчук повторил уже вполне уверенно:

– Нет, пока никто не интересовался, даже не звонили.

– Ну, и хорошо. Значит, я буду первым, кто нанесет ему визит. Надеюсь, мой визит эту мразь не обрадует.

– Глеб… – хотел было предупредить его генерал Потапчук.

– Я знаю, что у вас сейчас на языке, но даже если вы и скажете, я этого не слышал.

– Ладно, поступай как знаешь. Только держи меня в курсе и будь осторожен, я снимаю наружное наблюдение с больницы.

Отключив телефон, Глеб бросил его в карман спортивной сумки и помчался на другой конец города, в больницу, где он собирался навестить недавно прооперированного и чудом спасенного от смерти киллера Николая Меньшова. Глеб знал, о чем спросит этого человека и решил во что бы то ни стало получить на все вопросы исчерпывающие ответы. Он не сомневался, что получит их быстро.

Меньшов спал, когда дверь в его палату открылась и тут же бесшумно притворилась. Глеб в наброшенном на плечи белом халате, из-под которого виднелись джинсы и кроссовки, напоминал обыкновенного посетителя, пришедшего проведать сослуживца или знакомого.

Правда, у него в руках, не было ни пакета, с которым обычно приходят к больным, ни цветов. Он подвинул стул вплотную к кровати, присел. Посмотрел на капельницу, в которой оставалось еще на треть физиологического раствора. Грустно улыбнулся, наблюдая за тем, как по прозрачной трубке струится жидкость, а в перевернутой бутылке обнажается еще одно деление.

Меньшов ощутил присутствие постороннего, открыл глаза и тут же зажмурился от яркого света.

– Как здоровье? – услышал Николай тихий, почти вкрадчивый голос и тут же понял, что ему не померещилось и он в палате не один.

Хоть голос звучал спокойно, почти ласково, нутром Меньшов почувствовал: рядом с ним враг, причем безжалостный. Об этом говорил взгляд холодных глаз непрошеного посетителя. Блеск в глазах был стальной, так поблескивает в сумерках лезвие ножа, уже занесенного для удара. Николай ничего не ответил, лишь инстинктивно попытался отодвинуться к стене, но тут же застонал от боли.

– Не дергайся, – произнес Сиверов, – а то швы разойдутся и кишки вывалятся наружу. Убежать ты все равно не сможешь.

Меньшов хотел было закричать, но тут же осекся, поняв, что он всецело в руках этого странного, непонятно откуда взявшегося человека.

«Нет, не показалось, – как током пронзила мысль, – точно у пего под мышкой кобура с пистолетом, уж я-то в этом толк знаю!»

– Ты правильно понял, – Глеб отвел полу куртки, показывая вороненую рукоятку пистолета. – Вот только рояльную струну из твоей сумки прихватить забыл.

Шея-то у тебя длинная…

– Кто ты? – глухо спросил Меньшов. – И что тебе надо?

– Пока поговорить пришел, а там видно будет.

Меньшов лихорадочно соображал, пытаясь отыскать объяснение визита вооруженного незнакомца.

– Ну, подумай, подумай, – кивнул Глеб, – прикинь, кто я, как сюда попал, что мне известно?

– Ничего я говорить не буду, – зло ответил Николай, пытаясь повернуться. Но тело его осталось в том же положении, только голова сползла с подушки. Левой рукой он подтащил одеяло к самому подбородку, словно боялся, что его шею сейчас обовьет смертоносная рояльная струна.

– Я только сейчас со 2-ого Казачьего переулка. Можешь понюхать, даже рукав моей куртки пахнет разложившимся трупом. На, понюхай, – и Глеб сильно надавил локтем, закрывая нос и рот Меньшова. Тот задергался. Глеб выждал, пока Меньшов не начал задыхаться, и резко убрал руку. Воздух с хлюпанием вошел в горло. – Вот теперь можно и поговорить, – удовлетворенно произнес Слепой.

Он достал из кармана фотографию Светланы Жильцовой и поставил ее на тумбочку так, чтобы Меньшов постоянно ее видел. Рядом он положил серебристую зажигалку. Николай вытаращил глаза так, будто ему явился призрак.

– Симпатичная была женщина, правда? Ты сперва ее убил, а потом вырезал ножницами из фотографии или сначала вырезал, а потом задушил, а? А зажигалку обронил, пока поджидал ее в квартире? Или после того, как убил?

– Я ничего не знаю, – с усилием выдавил из себя Николай.

– Тогда и я ничего не знаю, – Глеб резко, так, что Меньшов даже не успел дернуться, сбросил с него одеяло, а затем, рванув за прозрачную трубку, выдернул иглу из вены. Кровь брызнула на белую простыню. Меньшов зажал левой рукой локтевой изгиб и полными ужаса глазами уставился на Сиверова. – Знаешь, что я сейчас буду делать?

– Нет, – побелевшими от страха губами прошептал убийца.

– Вот что: я проведу операцию, только наоборот.

Я буду выдергивать нитки, которыми зашили тебе живот, буду выдергивать по одной. Я не очень умелый хирург, только учусь, и поэтому будет очень больно. Но, думаю, ты вытерпишь. А вот когда кожа начнет разъезжаться и кишки вздуются, как пузыри, – такое вряд ли выдержит даже профессионал. Ты будешь время от времени терять сознание от боли и станешь просить, чтобы я остановился. И каждое движение, каждый твой вздох будет приближать тебя к смерти. Кишки вздуются, а затем полезут из живота, как из разорвавшегося целлофанового мешка, и выпадут на пол.

Николай медленно, старясь не привлекать внимание своего врага, двинул левой рукой к тому месту, где находилась кнопка вызова сестры.

– Не надо дергаться, Меньшов, никто на этот звонок не придет. Я отключил систему. Ты можешь нажимать сколько угодно, можешь стучать головой в стену, никто не придет.

– Кто ты? – спросил Меньшов, уже теряя самообладание. От одного вида своего изрезанного живота, заклеенного пластырем, ему стало дурно.

– Вот видишь, ты побледнел, словно тебя мелом испачкали. Кстати, ты уже почти труп. И если не начнешь говорить, то после моего ухода ты никогда больше сам не встанешь с этой кровати, тебя отсюда увезут на каталке, а на пятке маркером напишут номер. Кстати, о пятках, – Глеб опустил руку в спортивную сумку, стоявшую возле стула, и вытащил оттуда наручники. – Знаешь, что я хочу сделать?

– Не знаю…

– Естественно, не знаешь. Ты, наверное, думаешь, что я тебя закую в наручники? Нет, Меньшов, я этого делать не стану, я просто пристегну тебя к кровати, – и Глеб ловко, словно занимался подобными вещами каждый день, прихватил одним браслетом щиколотку, а второй защелкнул на железной спинке кровати. – Вот видишь, как здорово! Ты теперь не только никуда не побежишь, ты даже не поползешь, кровать больно тяжелая, а ты слаб, как младенец. Короче, у меня время сеть, но тратить его на тебя жалко. Кто тебе заказал Жильцову?

– Ничего не знаю. Какую Жильцову?

– Ах, ты ничего не знаешь? Да вот эту женщину, – Глеб кивнул в сторону фотографии. – Пусть стоит здесь на столе, пусть врачи думают – какая у тебя красивая девушка. А знаешь, что они станут говорить после того, как ты сдохнешь? Будут говорить – какая у него была красивая девушка! Почему же она не пришла его навестить? Никому из них в голову не придет, что эту девушку ты, Меньшов, задушил рояльной струной.

Короче, кто заказал?

Меньшов не мог понять, кто перед ним. Может быть, этот человек послан Гидравичюсом? Но в таком случае, он не стал бы ничего говорить, просто вытащил бы пистолет и дважды выстрелил – один раз в грудь и контрольный – в голову – так, как это не раз приходилось делать самому Меньшову. Два выстрела, и наверняка, на сто процентов человек мертв.

Но визитер не спешил убивать, ему нужна была информация.

«Значит, он, скорее всего, из органов. Но тоже странно, те поодиночке не ходят. Они вошли бы в палату, предъявили бы свои документы и принялись меня допрашивать. Не стали бы приковывать к кровати наручниками…»

Что-то во всем этом не сходилось, все в поведении странного мужчины казалось непонятным и подозрительным. Не вызывало сомнений лишь одно: в случае, если этот визитер не получит ответов на вопросы, он наверняка исполнит свои страшные обещания: разорвет нитки, и шов разлезется, как гнилая изношенная материя, а кишки вздуются и выпадут на пол. Об этом говорил взгляд холодных глаз. А Меньшов умел читать по лицам.

– Кто заказал? – повторил вопрос Глеб.

– Я его не знаю.

– Я тебе могу подсказать: он послал тебя под видом телефонного мастера в дом у Спасо-Андроникова монастыря проверить, убит ли доктор Клопов.

Меньшов кивнул.

– Но я его не знаю.

– Так не бывает, друг ты мой, не задаром же ты работал? – и Глеб опустил руку в сумку, отчего Меньшов вздрогнул и сжался, как пиявка, к которой прикоснулись иглой.

Но из сумки появилось не орудие убийства, не острый нож, щипцы, пинцет или рояльная петля, а такая знакомая и такая любимая Меньшовым пухлая пачка банкнот, перетянутых бечевкой.

– Эти деньги тебе ведь не даром дали?

– Больше я ничего не скажу.

– Как хочешь, – пожал плечами Глеб.

Его рука легла на край пластыря, которым была поверх швов прикрыта рапа, и Глеб с треском оторвал его. Нестерпимая боль пронзила Николая, словно раскаленным ножом провели по животу.

– Это только начало. Терпи, терпи, если хочешь, можешь молчать. Но я бы на твоем месте рассказал все, терять-то тебе нечего. Бежать ты не можешь, защитить тебя никто не защитит. Из этой больницы тебе дорога только в больницу Лефортовской тюрьмы, а там, сам знаешь, с тобой чикаться не будут. Так что подумай.

Глеб посмотрел на часы. Секундная стрелка медленно бежала по кругу.

– Значит, так, – Сиверов поднес циферблат к лицу Меньшова, – когда стрелка пройдет круг, я хочу, чтобы ты начал отвечать. Если не начнешь, я спрашивать больше не стану.

Глеб подошел к окну, раздвинул планки жалюзи.

Затем направился к стоявшему в углу телевизору.

– Я сейчас включу телевизор на полную громкость, он будет реветь на всю палату, и твоего воя, Меньшов, никто не услышит. Ты хочешь такого аккомпанемента, а? – Глеб резко обернулся и встретил полный ужаса взгляд Меньшова.

Затем нажал кнопку, и экран телевизора засветился. Там появилось лицо президента и телефонная трубка в углу. Комментатор за кадром сообщил, что сегодня у президента России состоялся телефонный разговор с президентом США. Разговор продолжался около получаса, затем президент принял посла Соединенных Штатов. О подробностях беседы не сообщалось, лишь строились предположения, что этот телефонный разговор и встреча с послом могли напрямую касаться будущих договоренностей по сокращению вооружений.

Затем на экране появился кортеж автомобилей, выезжающий из ворот Кремля, и комментатор сообщил, что президент отбыл в подмосковную Барвиху, где пробудет несколько дней. Далее, как всегда, шел репортаж с заседания Государственной Думы и трижды в кадре появлялся Жириновский. Он вскакивал со своего места и, размахивая кулаком, требовал включить ему микрофон, а иначе фракция ЛДПР покинет зал заседаний и сорвет голосование по очередному вопросу.

Глеб смотрел на экран молча. После политических новостей появилась диктор и сообщила, что российская наука понесла тяжелую утрату: на восемьдесят пятом году жизни скоропостижно скончался академик Иван Николаевич Лебедев, внесший огромный вклад в развитие отечественной биологии. Показали портрет академика, голос диктора сообщил, что первым подписал некролог сам президент России.

– Вот видишь, – сказал Глеб, – академик умер, а о тебе никто и не вспомнит, разве что порадуются. Особенно порадуются черви, которые тебя сожрут.

– Его фамилия Гидравичюс, – едва слышно произнес Меньшов.

– Вот видишь, вспомнил, – Глеб нажал на кнопку, экран телевизора погас. – Значит, не все потеряно, значит, амнезии у тебя нет, вспомнишь и остальное.

Вряд ли он представлялся тебе своим именем и называл свою фамилию.

– Нет, он вообще не представлялся, – признался Николай Меньшов, – я вычислил его по номеру машины, на которой он приезжал.

– И какой же номер машины? Ты его не забыл?

– Нет, не забыл, – и Меньшов назвал номер, а затем добавил:

– тачка дорогая, темно-зеленый «Шевроле» с кожаным салоном.

– Действительно, хорошая тачка, таких в Москве немного. А может, она не его?

– Я его проследил, – сказал Меньшов, – до офиса, где он сидит.

– И где офис?

– Может, это и не офис, может, он там живет. Но дважды он приезжал в одно и то же место, а дальше я соваться не рискнул. Деньги он отдавал в срок, правда, иногда требовал еще какие-нибудь услуги.

– Например? – осведомился Глеб.

– Например, в последний раз, перед тем, как отдать все деньги сполна, попросил сходить в тот дом, где застрелили ученого, обо всем расспросить соседей: что, как, видели ли убийцу. Как я понимаю, это Жильцова его застрелила… – Меньшов скосил глаза на портрет, а затем прошептал:

– Убери эту фотографию, убери, я тебя прошу! Не могу на нее смотреть!

– Что, не нравится девушка?

– Не нравится.

– Ты ее поэтому и задушил рояльной струной?

– Я профессионал, – прошептал бледными губами Меньшов, – мне заплатили деньги, я делаю работу. Не платят – я и мухи не обижу.

– Ишь какой гуманист! И встречаются же такие в наше жестокое время! – Глеб рассмеялся. – Так куда Гидравичюс ездил?

Меньшов назвал адрес:

– ..там подъезд с кодовым замком.

– Знаю этот дом, представляю, где это.

– Что мне будет?

Глеб пожал плечами.

– Я тоже профессионал. Узнал, что хотел, остальное – не мои проблемы, – Глеб убрал фотографию в сумку, закинул ее на плечо. – Ну что ж, полежи пока.

Правда, думаю, в этой палате лежать тебе недолго, – Сиверов накинул одеяло, накрывая прикованную наручниками ногу Меньшова, а затем тихо покинул палату и уже быстро шагая по больничному коридору, длинному и серому, приложил к уху трубку и сообщил генералу Потапчуку, что Николай Меньшов рассказал все, что ему было известно. И теперь люди генерала Потапчука могут заняться им вплотную. Еще Глеб попросил у генерала встречи с ним в условленном месте – в том, которое было известно им двоим. Генерал сообщил, что уже садится в машину и выезжает, и, самое позднее, через час будет на месте.

Глеб прикинул, что если он поедет быстро, то успеет принять душ, переодеться и выпить чашку крепкого кофе, но внезапно улыбнулся и резко вывернул руль машины – развернулся посреди улицы…

* * *

Какими бы свежими ни были новости, все же на экране телевизора они появляются по прошествии некоторого времени – иначе и быть не может. И кортеж автомобилей, увозящий президента Российской Федерации из Кремля в подмосковную Барвиху, уже давно стоял в гараже. А сам президент мог позволить себе немного расслабиться.

Он переоделся, сменил официальный костюм, в котором появлялся на экране, на пуловер и мягкие брюки, успел прогуляться и сейчас выглядел отдохнувшим, даже слегка помолодевшим. Президент был аккуратно причесан, волосок к волоску – так, словно на этот час была намечена не встреча с одним из членов Совета безопасности, а телесъемка.

Он взглянул на часы, хотя знал, что, если задумается, помощник ему тотчас напомнит о запланированной встрече. Затем подошел к окну и посмотрел на лужайку, неестественно зеленую, словно сделанную специально для него, специально для того, чтобы она радовала глаз уже немолодому человеку, обремененному огромной властью.

В дверях появился помощник и доложил. Президент, выслушав невнимательно, махнул рукой:

– К чему весь этот официоз? Не в Кремле, давай, пусть заходит. Принеси-ка мне чаю.

Член Совета безопасности был одет с иголочки, идеально выбрит, безукоризненно причесан. Президент посмотрел на обувь своего гостя – ни пылинки, ни соринки, словно только что из магазина.

После рукопожатия президент предложил гостю сесть и вновь посмотрел на его ботинки.

– Что, не жмут?

Мужчина дернулся, и ему ничего не оставалось, как улыбнуться.

– Угадали, сегодня первый раз надел.

– Импортные, небось?

– Да, импортные, – признался чиновник, не зная, куда деть папку, с которой вошел. А слова, приготовленные для доклада, застряли в горле, как рыбья кость, которую ни проглотить, ни выплюнуть.

– Свои надо носить, отечественные. Вот вице-премьер, правильно придумал всех чиновников на «Волги» пересадить. Приятно теперь глянуть, а то разъездились, как банкиры какие-то, понимаешь, господа мне нашлись. Да и этих надо утихомирить, только народ будоражат… Я думцев имею в виду. Орут, орут, шуму много, а толку никакого. Вот если я шумну, то толк появится, они все пенсии получать станут. Хотя я знаю… – президенту хотелось поговорить, и он себе в этом удовольствии не отказал.

Он перескакивал с мысли на мысль, словно бы забывая, о чем говорил минуту назад.

– «Волги» – это хорошо, с инвестициями тоже неплохо. Ну, докладывай, что там у нас? Я сегодня с американским президентом говорил, надеюсь, ничего лишнего сгоряча не пообещал. Он все гнет к тому, чтобы мы стратегические вооружения сокращали. Я его понимаю…

Президент не садился, а вот чиновнику из Совета безопасности было не по себе – как так, он сидит, а президент стоит перед ним и вещает. Он хотел встать, но президент рукой легонько вдавил гостя в мягкое кресло.

– Сиди, не стесняйся, сейчас чай принесут с печеньем.

Разговор, на первый взгляд, выглядел довольно буднично и как бы ни о чем.

– Он все напирает, чтобы мы ракеты сокращали, а я-то понимаю, не дурак. Ракеты есть не просят, и зарплату платить им не надо. Так вот, если сокращать, то сокращать надо людей, – и президент провел перед собой ладонью, словно смахивал с шахматной доски фигуры. – Людей! Это же какие деньги освободятся, а вот их мы бросим на стратегические вооружения, и тут у нас будет паритет, – президент самодовольно улыбнулся, дескать, экое мудреное слово так легко выговорил, не запнулся.

Чиновник пока молчал, ему слова не давали. Когда внесли поднос с чаем, президент наконец уселся в мягкое кресло и подобрел. Чай был ароматный, его запах мгновенно заполнил комнату.

– Бери чашку, пей.

Даже если бы чиновник и захотел отказаться, сделать это было бы крайне неудобно. Президент может обидеться и начнет подшучивать, что, мол, угощением брезгуешь, может, коньяка хочешь, на рюмку намекаешь? Президент любил и умел пошутить.

Наконец после десятиминутных рассуждений президент скосил глаза на кожаную папку с металлическими застежками:

– Ну, давай свои секретные документы. Выкладывай, что у тебя там по новым вооружениям. Денег мы на это дело не жалеем.

– Денег не хватает, – сказал чиновник.

– Тебе всегда не хватает. Сколько ни дай, все мало.

А мне людям надо пенсии платить, зарплату выдать.

Шахтеры бастуют, медики бастуют, учителя вот-вот поднимутся. И так кредитов набрали, хорошо еще, премьер работает, нефть, газ гоним, так хоть дыры заткнуть деньги находим. А ты говоришь, тебе мало!

Я понимаю, что мало, но надо экономить. И чтоб результат был. Ты просил денег под новую разработку два года тому назад, когда меня переизбирали, помнишь?

– Помню, – сказал чиновник.

– Вот об этом и разговор. Я тебе денег дал, а результат где? Новое ваше генное оружие ни под какие конвенции не подпадает, оно не ядерное, не биологическое, не химическое, не массового уничтожения, оно как бы.., выходит, никакое. Так что у тебя там? Опять денег мало? Опять, скажешь: мол, чуть-чуть, и результат будет?

Чиновник раскрыл папку.

– Мне бумаги не нужны. Простым человеческим языком объясни, что к чему.

И чиновник из Совета безопасности, который курировал разработку новых вооружений, принялся излагать президенту, что на сегодняшний день сделано доктором Кленовым. Президент раздувал щеки, пыхтел, слышать о достигнутых результатах было ему приятно.

– Но и они не дураки… Погоди, погоди, а у них что?

Чиновник поморщился.

– У них тоже самое, идем нога в ногу, в затылок друг другу дышим.