Слепой (№10) - Большая игра Слепого

– Ну, где ты? Где ты? – торопил майор окаянную машину.

Но лифт не шел. И тогда Митрохин побежал, перескакивая сразу через несколько ступенек и боясь, что, столкнувшись с каким-нибудь сумасшедшим, собьет его с ног, а тот упадет и насмерть раскроит себе голову.

Но Митрохину повезло, никто ему под ноги не подвернулся. Выскочив на крыльцо он закричал случившемуся поблизости санитару:

– Где сантехник!? Где сантехник, мать твою?

– Чего орешь? – санитар поначалу принял Митрохина за пациента лечебницы, но увидев черную сталь пистолета и красное удостоверение, развел руками и показал взглядом на кусты. – Туда пошел, туда.

Митрохин побежал, хотя понимал, только чудо поможет ему догнать мужчину с железным ящиком в руках.

Глава 18

Глеб Сиверов приехал в лечебницу ровно в одиннадцать часов. Он был уверен, что сейчас старик Скуратович сидит себе на лавке, подставив изможденное лицо ярким весенним лучам. Глеб опять прихватил с собой термос с кофе, чтобы второй раз порадовать старика, оказавшего ему такую неоценимую услугу. А самое главное – Глебу хотелось убедиться, что он не ошибся, и для этого надо было показать Василию Антоновичу фотографию майора КГБ Павла Павловича Шелковникова. Узнает ли старик мужчину" который в феврале 1994 года приходил к нему и интересовался коллекцией барона фон Рунге? Хотя Глеб, изучив личное дело Шелковникова, уже почти не сомневался, что он на верном пути, что именно отставной майор с помощью нового хранителя выкрал картины, заменив их подделками. Но на кой черт кому-то понадобились полотна второразрядных, малоизвестных живописцев, Глебу было пока неясно.

На его взгляд, овчинка выделки не стоила.

И только когда Сиверов подъезжал к больнице, у него выкристаллизовалась мысль, от которой он чуть не вдавил педаль газа в пол и уже готов был развернуть автомобиль, чтобы мчаться в противоположную сторону – к генералу Потапчуку. Мысль была проста: а если картины похищены именно с той целью, чтобы поднять потом скандал, не принять коллекцию и сорвать выдачу кредита? Вообще-то по размышлении в это верилось с трудом. Неужели кто-то еще два года тому назад мог предвидеть, что за коллекцию придется давать кредит? Значит, или за всем этим стоит очень умный и предусмотрительный человек, или мысль-глупость, причем полнейшая. Решив еще раз подумать над этим после встречи со старым хранителем. Сиверов поехал к клинике.

Глеб оставил свою машину на том же самом месте, где в прошлый раз и перебрался через забор. Теперь с ним был тяжелый армейский кольт, засунутый за брючный ремень, обойма кольта была полная. В руках Сиверов нес черный пакет с яркой картинкой – в нем лежали блокнот с застежкой, термос и четыре апельсина. Все это Глеб хотел отдать старику Скуратовичу. В блокноте был рисунок и фотографии.

Глеб опоздал на час с небольшим. На площадке перед главным корпусом он увидел Борю Элькинда. Тот обрадованно замахал обеими руками и побежал навстречу.

– Привет! Сколько лет, сколько зим!

– А у, нас тут такое! Такое! – выпалил Борис.

– Что у вас стряслось?

– Да, у нас тут… – по интонации, какой парень произносил слова, Глеб уже все понял. У него защемило в груди, а пальцы мгновенно сжались в кулаки.

– Опоздал! Опоздал!..

– Что ты говоришь? Да, вообще-то, опоздал, самое интересное кончилось. Тут у нас это… – Элькинд говорил быстро, сбивчиво, – убили сумасшедшего старика Скуратовича, того самого, который уверял, что его все преследуют. Так вот, его сантехник газовым ключом, говорят, бум-бум по голове! Череп всмятку!

Тут такое творилось! Потом какой-то мужик с пистолетом по коридору носился, выскочил из Туалета, хорошо, что еще палить не начал, а то могли бы еще сто трупов вынести кроме старого Скуратовича. Ну, блин! Вовремя ты слинял!

Наконец-то Боря Элькинд выговорился и перевел дух.

– Слушай, а кстати, – спохватился он, – ты-то чего тут делаешь?

– Знаешь, Боря, дело одно было, вот я и" подскочил. Но сейчас, вижу, мой приезд неуместен.

– Да, там уже милиция, ФСБ. Всех из коридора выгнали, а Скуратовича в целлофановом мешке занесли прямо в наш морг.

– А почему в ваш? – спросил Глеб.

– Куда же его еще? Наш-то ближе.

* * *

Конечно, можно было подняться в отделение, где проходил курс лечения Василий Антонович Скуратович, встретиться с сотрудниками ФСБ, которых здесь уже было чуть ли не больше, чем пациентов. Их машины стояли прямо у входа в корпус. Но Глебу этого делать не хотелось – он понимал, что свой шанс уже упустил. Появись он часом раньше, и старик остался бы жив, а он, возможно, смог бы захватить убийцу. А захватив его – Глеб в этом не сомневался ни секунды – сумел бы прижать негодяя к стене так, чтобы тот выложил все, что ему было известно. Сиверов посмотрел на часы:

«Семьдесят пять минут. Я опоздал ровно на час с четвертью. К сожалению, время нельзя повернуть вспять».

– Ты куда-то спешишь? – спросил Боря, не понимая, почему смерть старика так огорчила его бывшего соседа по палате.

– Да, я спешу. Кстати, вкусного хочешь?

– Не откажусь, – облизнулся Элькинд.

Глеб вытащил из черного пластикового пакета свой блокнот и подал Боре пакет.

– На, возьми, здесь еще четыре апельсина.

– Ты что, нес их старику Скуратовичу? – Боря инстинктивно отдернул руку, словно боясь прикоснуться к трупу.

– Бери. Бери, не бойся, я нес это тебе. Старику я нес кофе в термосе.

Глеб извлек из пакета термос, открыл его и вылил кофе в траву поддеревом.

Парень посмотрел с сожалением, но ничего не сказал – понял, что так правильно.

– Ну, ладно, до встречи.

– Я с тобой прощаюсь и каждый раз думаю, что уже никогда тебя не увижу, – сказал Боря, – а мы опять встречаемся. Ну, давай простимся, может, Бог даст, свидимся еще разок и не при таких грустных обстоятельствах.

– Надеюсь. Как говорится, гора с горой…

– Да, ты знаешь, меня скоро отсюда выписывают.

Отец нарыл деньги, и все мои дела улажены. Еще пару дней поем овсянку и – гуд бай, лечебница. Займусь своими делами, тем более, старик на радостях обещал прикупить кое-каких примочек к моей машине. Так что я буду вооружен и опасен.

Сиверов улыбнулся: он был рад за парня и догадывался, что дела так быстро уладились не без вмешательства генерала Потапчука. Что ж, надо полагать, в ФСБ этот вундеркинд принесет больше пользы, чем в стройбате…

– Это хорошо, – спокойно проговорил Глеб, – только все-таки больше не лезь, куда не следует.

– А как же база данных психлечебницы?

– Думаешь, я без тебя туда бы не забрался?

– В самом деле… – растерялся Элькинд. – Тогда зачем?..

– Когда-нибудь поймешь. Прощай, – Сиверов несильно сжал тонкие пальцы Бори Элькинда, потрепал его по плечу. – Ты хороший парнишка, передай привет Тамаре.

– Конечно, товарищ начальник, будет сделано в лучшем виде, передам. И даже один апельсин отжалею.

– Это пожалуйста, – Глеб развернулся и быстро зашагал не к воротам, а к забору – туда, где стояла его машина.

* * *

Павел Павлович Шелковников сидел у себя дома и ждал звонка своего подручного. Он не сомневался, что Миша поручение выполнит в лучшем виде. Но на этот раз он не приготовил тугой пачки денег, перетянутых аптечной резинкой – денег, предназначенных для оплаты убийства. Рассчитаться он решил другим способом, менее накладным. В его кейсе под каталогами на этот раз лежала «беретта» с глушителем. Павел Павлович проверил, заряжено ли оружие и, сняв с предохранителя, спрятал его в карман плаща. Плащ, висевший на плечиках в шкафу, сразу же перекосило.

Шелковников поправил одежду – он любил во всем порядок.

В полдень раздался звонок.

– Я все сделал, – сказал в трубку Миша, – едва ноги унес, чудом спасся. Нашел же ты, Павел Павлович, место, куда меня посылать! Уж лучше бы в тюрьму отправил.

– Не надо подробности по телефону. Приезжай ко мне, получишь часть гонорара.

– Что, появились деньжата?

– Да, появились.

– И откуда, Павел Павлович, ты их берешь? – захихикал в трубку Миша.

– Из воздуха, дорогой, из воздуха.

– Ладно, мне, в общем-то, один черт.

– Давай, приезжай в темпе.

Через полчаса черный «опель» Шелковникова остановился во дворе у входа в подъезд. Сквозь жалюзи бывший майор увидел, как его подручный, небрежно закрыв машину, бегом направился к подъезду.

Павел Павлович ждал убийцу Скуратовича в прихожей. Он уже надел свой серый элегантный плащ и незаметно придерживал его за полу – так, чтобы не отвисал карман с тяжелым пистолетом. Миша лифтом не воспользовался. Он был настолько силен, что взбегал по лестничным пролетам быстрее, чем поднимался лифт.

Шелковников услышал сопение и открыл дверь.

Когда Миша вбежал в квартиру, Павел Павлович выглянул на площадку.

– Нет там никого, я же дело знаю, не лох какой-нибудь. Пару кругов нарезал, прежде чем к тебе приехал.

– Наверное, выпить хочешь?

– Не откажусь, если ехать никуда не придется.

– Пока не надо, поедем часа через три, жду звонка.

– Значит, все в порядке, полстакана коньяка приму.

– Идем, – Шелковников кивнул, предлагая своему подручному пройти на кухню, где уже стояла на столе бутылка дорогого коньяка и два хрустальных стакана. – Ну, давай, рассказывай.

– Делов-то было на копейку, но противно. Дед оказался хлипкий, я его даже стрелять не стал, стукнул три раза по голове, череп проломил как скорлупу, затем проверил – мертвый, мертвее не бывает. И давай ноги из этой лечебницы, бегом, бегом, бегом… Через забор, в переулок, там в машину. Никого за мной не было.

– А как ты его нашел?

– Никак я его не искал, в регистратуре по телефону выяснил, в какой палате, на каком этаже, в каком отделении. Мне все и сказали. Надел спецовку, взял ящик с инструментами, кепку старую и пошел по больнице. К сантехникам там везде уважение и почет, не хуже, чем к главврачу относятся. Нечастые они у них гости. Дал пару сигарет психам, они мне показали. А когда на этаж поднялся, хотел уж было спросить, как слышу два психа между собой говорят: «Вон, Скуратовича к заведующему позвали». Я подождал с полчаса, старик из кабинета вышел, посмотрел на меня как-то странно и к туалету поплелся – а сам еле на ногах стоит, за стенку держится. Я за ним. А возле умывальника, когда он руки мыл, я его, родимого, и того… Заволок в дальнюю кабинку. Грязища там – хуже, чем на вокзале, одно слово – психи. Так все загадили, что мне кажется, от моих ботинок и сейчас воняет.

– Тебе не кажется, на самом деле есть вонь.

– Да бросьте вы, я их помыл.

Где Миша мыл свои ботинки, Шелковников уточнять не стал. Он налил ему полстакана коньяка, плеснул немного себе, поднял стакан.

– Ну, давай, Миша, за удачу, за успех.

Сам Шелковников пить не стал, лишь помочил губы. А вот его водитель и подручный проглотил коньяк залпом, даже не поморщившись.

– Я успею принять душ?

– Успеешь, только не сейчас. Надо спуститься в подвал, взять деньги.

– Что? – вскинув брови, переспросил Миша.

– Деньги у меня в подвале, – спокойно сказал Шелковников. – Мои деньги, куда хочу, туда и прячу.

– Вот никогда бы не подумал, что вы, Павел Павлович, деньги не в банке держите, а в вонючем подвале.

– Как раз в банке и держу, от половой краски, – рассмеялся Шелковников. – Пошли.

– Деньги – это всегда приятно.

Они покинули квартиру и спустились вниз. Шелковников своим ключом открыл низкую дверь, ведущую в подвалы, и, щелкнув выключателем, ступил на грязную лестницу. Тут же с мяуканьем от них бросилась пара тощих облезлых котов.

Миша осмотрелся.

– Фу, черт, блох подцепить не хватало!

– Не бойся, кошачьи блохи на людей не бросаются.

– Это как посмотреть, – забеспокоился Миша и стал спускаться по лестнице, стараясь не касаться кирпичных стен.

Но как он ни старался, все-таки испачкал плечо в побелке и грязно выругался.

– Потом почистишься, к черту! – поторопил его Шелковников.

Он уже нервничал. Неровен час, еще кто-нибудь в подвал заглянет, и тогда весь его план рухнет. Павел Павлович проклинал себя за то, что не оставил в своем подвале денег на всякий случай, если план вдруг провалится.

– Иди, иди, – подтолкнул он Мишу в спину, – а то и в самом деле блох наберемся.

Затем протянул ему связку ключей.

– Двадцать седьмой.

Миша повозился с ключами, и наконец навесной замок был открыт. Дверь со скрипом распахнулась.

Шофер заморгал, привыкая к темноте, и пошарил рукой по простенку в поисках выключателя.

– Тут у меня по-особому, – Шелковников вошел и довернул лампочку в патроне.

Яркий свет залил помещение. Здесь было довольно-таки аккуратно, хотя никто давно не убирал, и все покрылось толстым слоем пыли и плесени. Миша жадно искал глазами на стеллажах старую банку от краски, но ему попадались только стеклянные.

– Вот здесь, – Шелковников отошел в сторону и указал на большой, сбитый из неоструганных досок ящик, в каких обычно хранят картошку. Крышка ящика была заперта на ржавый висячий замок.

Шелковников принялся копаться ключом в замке.

– Черт, не получается, заело! Попробуй ты, может, у тебя рука счастливая.

Шофер, криво ухмыляясь, принялся открывать замок. Как ни странно, у него тот открылся с первой же попытки.

– И впрямь рука счастливая, – усмехнулся Павел Павлович.

– Да уж, сегодня мне масть идет, – повернув голову, ответил убийца, поднял крышку и заглянул в ящик.

На дне стояло несколько старых, поржавевших банок из-под краски.

– Ну-ка, угадай, в которой? – спросил Шелковников, запуская руку в карман и сжимая пальцами рифленую рукоять револьвера.

– Вот в этой, – указал на крайнюю шофер.

– Угадал, – сухо рассмеялся Шелковников и добавил:

– Все деньги твои, бери, заработал.

Миша навалился животом на край ящика, перегнулся, пытаясь дотянуться до жестянки. Шелковников сделал шаг вперед и, почти вплотную поднеся глушитель к затылку шофера, нажал на курок. Раздался хлопок, похожий на взрыв перегоревшей лампочки.

Миша даже не дернулся. Ноги его медленно оторвались от сухого бетонного пола, затем мелькнули перед лицом Шелковникова, и шофер боком ввалился в ящик.

Павел Павлович придержал крышку, которая готова была захлопнуться, и сделал контрольный выстрел, точно поднеся ствол пистолета к зрачку открытого глаза.

– Порядок, – звук второго выстрела показался Павлу Павловичу куда тише первого.

«Нервы расшалились, ни к черту», – подумал Шелковников, подождал, пока дым стечет из ствола, и сунул оружие в карман.

Он аккуратно, не спеша, как рачительный хозяин, закрыл крышку, навесил замок, защелкнул его и подергал – надежно ли. Затем снял со стеллажа самую чистую из всех трехлитровых банок, зажал ее под мышкой и вышел из подвала, обозначенного черной цифрой «27». Закрыл и этот замок и тоже проверил, надежно ли заперто, хотя толку в этом для него не было никакого. Он уже наметил для себя план действий Я знал, что в этом подвале он находится в последний раз в жизни, как и в своей квартире – конечно, если все пойдет удачно и ничто ему не помешает.

Поднимаясь по лестнице, он никого не встретил и совершенно успокоился. Пустую трехлитровую банку Шелковников некоторое время с удивлением рассматривал, словно не мог понять откуда она взялась. Затем открыл дверцу шкафчика под умывальником и сунул ее к пустым бутылкам – туда, где уже стояла опорожненная бутылка из-под коньяка, последнего, который довелось выпить его шоферу Мише.

После убийства Миши Шелковников чувствовал себя уверенно. Ему даже и в голову не могло прийти, что за его квартирой уже наблюдает Сиверов, а телефон прослушивается ФСБ. Прослушивать телефон приказал генерал Потапчук, хотя после разговора с Глебом Сиверовым у него и оставались сомнения в причастности отставного майора к пропаже картин. Шелковников проходил лишь по одной из версий, которые разрабатывались в управлении, и версия эта являлась далеко не главной. Основные силы были брошены на магазины и коллекционеров, которые указал полковнику Хохлову майор в отставке Шелковников. У Владимира Адамовича и в мыслях не было, что бывший сослуживец просто отводил ему глаза.

Глеба никто не уполномочивал вести наблюдение, он решил действовать на свой страх и риск. Интуиция подсказывала ему, что не может быть так много совпадений, в каждом из которых фигурирует Шелковников.

Несмотря на запрет Потапчука, Слепой отправился к дому, в котором жил Павел Павлович. Он видел, как подъехал черный «опель», видел, как Миша зашел в подъезд. Как Шелковников со своим шофером спускались в подвал. Сиверов, естественно, разглядеть не мог. Он сидел на подоконнике в соседнем подъезде, словно поджидая кого-то, и время от времени посматривал в окно.

«Что-то долго их нет», – решил Глеб, достал телефонную трубку, набрал номер Потапчука и сообщил ему новости, которые генерал уже знал.

– Послушай, Глеб, – раздраженно оборвал его Потапчук, – больше ни во что не лезь. Я уже занимаюсь этим вплотную, машину Шелковникова видели неподалеку от лечебницы как раз во время убийства.

– Поняли, что я был прав?

– Да. Уходи.

Потапчук сообразил, что Сиверов засел где-то вблизи от дома Шелковникова.

– Что вы решили, Федор Филиппович?

– Извини, но я сейчас занят. Поверь, ты должен уйти, – телефонная связь прервалась.

Глеб со злостью защелкнул микрофон трубки и бросил ее в карман.

«Кажется, Потапчук решил его взять. Вот же черт, зря!»

Глеб просчитывал варианты быстро, как самый совершенный компьютер, и по всему выходило, что люди из ФСБ совершают сейчас крупную ошибку.

В руках Сиверова опять появился телефон, и он вновь набрал номер Потапчука. Тот ответил незамедлительно:

– Слушаю! – по звуковому фону Сиверов понял, что генерал едет в машине.

– Это снова я. Отменяйте операцию!

– Ты мне приказываешь?

– Я советую, прошу, если хотите.

– Почему? – коротко спросил Потапчук. По голосу было ясно, что этот разговор ему крайне неприятен.

– Все было бы правильно, – говорил Глеб, пытаясь убедить генерала, – только в том случае, если картины у него дома. А если он прячет их в другом месте? А если сейчас его застрелят, или он покончит самоубийством?

– Такие люди самоубийством не кончают, – уверенно ответил Потапчук, но все-таки голос его в самом конце фразы дрогнул.

– Вы не хуже меня понимаете, Федор Филиппович, что брать его сейчас нельзя.

– Ты с ума сошел, ведешь разговор открытым текстом!

– А что мне еще остается?

– Я уже ничего не решаю, приказ отдан сверху. Я должен его выполнять.

– А я – нет! – зло проговорил Глеб.

– Ты эти штучки брось! – в трубке щелкнуло, генерал отключился.

И тут произошло нечто такое, чего Федор Филиппович Потапчук не ожидал и даже представить себе не мог. Об этом ему доложили ровно через десять минут, но было уже поздно. Произошло следующее. Глеб набрал номер Шелковникова. Павел Павлович уже стоял у двери, готовый покинуть свою квартиру навсегда. Звонок остановил его.

«Ответить или нет?» – подумал он и, немного помедлив, поднял трубку радиотелефона.

– Шелковников, это ты? – нажав кнопку, услышал он тихий, незнакомый ему голос.

– А кто спрашивает? – вопросом на вопрос ответил Павел Павлович, уже жалея, что взял трубку, но, непредвиденность ситуации мешала ему нажать кнопку сброса.

– Неважно кто, потом узнаешь. Можешь считать меня доброжелателем. Если не поспешишь уйти, то тебя возьмут.

– Что за ерунда? – сказал Шелковников, уже открыв дверь и выглянув на площадку. На лестнице никого не было. Он быстро начал спускаться, прижимая телефон к уху.

– Машиной тебе лучше не пользоваться. Своей машиной, – добавил Сиверов, – которая стоит у подъезда, – и он назвал ее номер.

Шелковников, бегом спускаясь по лестнице, посмотрел в окно. Он понимал, что говоривший где-то рядом, видит сейчас машину, видит дверь подъезда.

Отставной майор не боялся, что его убьют, ведь он один знал, где находятся картины. Но неожиданный звонок спутал у него в голове буквально все. Именно на это Глеб и рассчитывал.

Шелковников прикидывал и так, и сяк:

«Звонок – провокация, доброжелателей при моих занятиях быть не может. Возможно, этот человек из ФСБ и помогает мне, рассчитывая перехватить картины, чтобы продать их самому, или хочет заставить поделиться деньгами, будет шантажировать?»

Перед дверью подъезда Павел Павлович остановился.

Затем резко рванул ее на себя и, пригнувшись, бросился к черному «опелю». Руки от волнения дрожали, он никак не мог попасть ключом в замок зажигания.

Наконец двигатель взревел, и Шелковников погнал «опель» дворами, понимая, что выезжать на улицу со стороны фасада сейчас небезопасно. Уже оказавшись в арке и пропуская длинный трейлер, Шелковников вновь прижал телефонную трубку к уху.

– Да!

– Я же тебе сказал, не пользуйся своей машиной, – сквозь треск помех прозвучал все тот же голос.

Шелковников уже покидал зону уверенного приема.

Он вздрогнул и с отвращением отбросил телефонную трубку: этот незнакомый голос преследовал его, звучал в голове, и ему не терпелось избавиться от наваждения. Бывший майор чувствовал: еще немного и он целиком доверится советчику. Он рванул ручку дверцы и выскочил в арку. Сзади засигналило такси с пассажирами.

– Ты что, мужик, охренел? Как я здесь проеду? – закричал таксист, высовываясь из окошка.

– Ключи в замке, – крикнул ему Шелковников и бросился на улицу.

Он бежал, похожий на большую птицу. Полы плаща развевались, он перепрыгивал через лужи, расталкивал прохожих. Увидев проносящиеся по улице машины с тонированными стеклами, Шелковников повернулся лицом к витрине, вжал голову в плечи. В стекле он видел синие сполохи стоп-сигналов, которые возникли и тут же исчезли. Звук сирены погас за углом.

– По мою душу ехали, – побелевшими губами прошептал Шелковников и понял, что человек, звонивший ему, сказал правду.

«Кто же это? – недоумевал он. – Как так могло случиться, и что мне теперь делать?»

Так или иначе, ему не оставалось ничего другого, как довести начатое до конца. Вернуться к себе он уже не мог.

* * *

"Черт бы тебя побрал, Глеб, – думал генерал Потапчук, выбираясь из машины. – Это же надо такое устроить – предупредить преступника о готовящемся захвате? Что он за человек несносный, кто ему дал право плевать на приказы и действовать на свой страх и риск? Но почти всегда, а если быть точным, то действительно всегда Сиверов, рискуя, выигрывает. Да, он может себе позволить подобные выходки: в отличие от меня, да и от всех, кто на службе, ему терять нечего.

Что я ему могу сделать – погрозить пальцем, помахать кулаком перед носом, пожурить? Да, его положение во многом лучше нашего".

Генералу Потапчуку уже докладывали, что квартира Шелковникова вскрыта и в ней никого нет.

– Проведите обыск. Я сейчас поднимусь.

«Искать надо картины, может, они все-таки где-то здесь. Возможно, он оставил их, понимая, что уже не сможет ими воспользоваться, торопясь унести ноги. Мы опоздали на каких-то пять минут, и все из-за Глеба, все из-за него. Вот негодяй, вот мерзавец!» – мысленно честил генерал Потапчук своего секретного агента.

Но бранился он беззлобно и даже с отеческой теплотой – так думает отец о своенравном и слишком умном сыне.

«Ладно, Бог с тобой, ты все заварил, тебе и расхлебывать».

Целый час Федор Филиппович Потапчук провел в квартире бывшего майора КГБ Павла Павловича Шелковникова. Его люди искали, но пока безуспешно.

Со стаканов и бутылок были сняты отпечатки пальцев и сразу же направлены на криминалистическую экспертизу. Может быть, генерал и его люди так и покинули бы этот дом и квартиру майора Шелковникова, если бы вновь не зазвонил телефон, номер которого знали лишь немногие.

Генерал прижал трубку к уху:

– Алло, слушаю, говорите!

– Федор Филиппович, вы только не ругайтесь, но мне ничего другого не оставалось.

– Да пошел ты! – сердито бросил в трубку генерал Потапчук.

– Погодите, погодите, не кричите, я пока у него на хвосте. Я хочу, чтобы он сам привел меня к картинам. Вы, наверное, их ищите в квартире? Так вот, я могу сказать определенно, что их там нет.

– Откуда тебе это известно? – сказал генерал.

– Интуиция подсказывает.

– Знаешь что, засунь ты свою интуицию куда-нибудь подальше. Если бы мы его взяли и тряхнули как следует, то тогда он сам бы их и отдал, если, конечно, они у него.

– Я убежден, что у него, – сказал Глеб.

– Опять интуиция?

– Нет, это уже не интуиция, генерал, это уверенность. Он не мог успеть вывезти картины. И еще: там должен быть где-то второй человек, его шофер, и скорее всего, он мертв.

– С чего это ты взял?

– Шофер, он же слесарь, который убил Скуратовича. Думаю, он же убил и Круглякова, и реставратора. Больше Шелковников в нем не нуждался, он должен был его убрать, так что ищите.

– Где искать? – уже свирепея, закричал генерал Потапчук. – Где прикажешь искать? Если ты такой умный, все знаешь, почему сам не ищешь?

– Если бы у меня было время…

По шуму генерал понял, что Глеб разговаривает на улице.

– Ты куда сейчас направляешься?

– Пока не знаю, веду Шелковникова.

– Ну, смотри.

– А вы ищите, Федор Филиппович, ищите. Он собирался уйти и убрал всех свидетелей. Чердак, подвалы…

Может, ему принадлежит еще какая-нибудь квартира в этом доме.

– Чтоб ты скис! – беззлобно пробормотал генерал Потапчук. – У тебя все?

– Пока все. Ищите, как следует ищите.

– ..и обрящете, – бросил в ответ генерал. – «Уповальщик» на Бога…

Глеб рассмеялся весело и беззаботно, так, словно он не преследовал опасного преступника, а спешил на свидание к любимой девушке.

– Ну, ты и шельма!

– Ничего не поделаешь, генерал, каждый действует теми средствами, которыми умеет и которые у него под рукой на данный момент.

– Лучше бы ты купал ребенка.

Услышав подобное замечание от Потапчука, Глеб замолчал и отключил телефон. Генерал еще пару минут в задумчивости держал у уха трубку, а затем закрыл микрофон и сунул трубку в карман.

– Майор, – подозвал Федор Филиппович Потапчук одного из своих помощников, который руководил операцией, – группа захвата уже уехала?

– Да. Какие будут указания, Федор Филиппович?

Лицо майора было озабочено, и он был явно расстроен.

– Вот что, майор, осмотрите с вашими людьми чердак и подвалы. Позвоните соседям, узнайте номер его подвала, надо все быстро осмотреть. Соседей расспросите, не снимал ли Шелковников квартиру в этом же подъезде. Вы меня поняли? Приступайте.

Генерал сел за стол на то самое место, где час назад сидел убийца старика Скуратовича Миша или, если говорить словами протокола, Михаил Ильич Самсонов.

Хотя по имени и отчеству к этому человеку вряд ли когда-нибудь обращались…

Генерал потер седые виски ладонями, снял очки, положил их на стол. То, что в квартире совсем недавно были два человека, у генерала не вызывало никаких сомнений: два стакана стояли на столе, в одном еще было немного коньяка, второй был пуст.

– Ищите, ищите, – торопил своих людей генерал Потапчук, хоть и сомневался, что удастся найти что-нибудь интересное. Он с трудом удерживался, чтобы не сказать: «И обрящете», – слово, въевшееся ему в память после разговора со Слепым…

Но генерал Потапчук ошибался, и прав оказался, как всегда, Глеб Сиверов, его секретный агент по кличке Слепой. Майор, которому были поручены поиски, вбежал в квартиру.

– Федор Филиппович, нашли!

– Что?

– Труп мужчины, скорее всего, его убили совсем недавно, он еще теплый.

– Ну, а я что говорил? – удовлетворенно вздохнул генерал Потапчук.

Майору, естественно, хотелось спросить, откуда все это стало известно генералу, но он понимал, что задавать подобные вопросы в высшей степени бестактно, тем более, своему начальнику.

– Кто такой? И где он?

– В подвале номер двадцать семь. Обнаружены свежие следы двух человек, труп лежит в ящике из-под картошки. Застрелен двумя выстрелами в голову. Мы там пока ничего не трогали, я вызвал криминалиста из управления. Подвал не принадлежит Шелковникову, соседи сказали, что он его снимал…

– Вот это дело, – генерал Потапчук, сцепив пальцы, хрустнул суставами.

"Черт побери, если бы мы его взяли, то он уже не отвертелся бы, никогда не отвертелся, на нем труп.

Интересно, когда бы мы смогли добраться до трупа, ведь подвал за Шелковниковым не числился, он его арендовал у соседей, уехавших за рубеж – через две недели или через месяц? Больше никаких улик на Шелковникова не имелось. А телефонный разговор? – сам себе напомнил генерал. – Да мало ли какую работу сделал для него этот Миша? От этого вполне можно отпереться, тем более, телефонный разговор в таком деле – не улика".

Хоть и не хотелось генералу, но пришлось спуститься в темный вонючий подвал. Он брел по узкому темному коридору, на тусклый свет впереди. У входа в подвал стояли два сотрудника. Майор шагал сзади, ступая за генералом след в след, словно тот брел по глубокому снегу.

– Здесь, Федор Филиппович.

– Да я и сам вижу, майор, – Потапчук приостановился, наклонив голову, шагнул в подвал, прошел в пыльный угол и заглянул в ящик.

"Да, Шелковников, теперь тебе не выкрутиться.

И если мы тебя возьмем, то на тебе труп, а это уже немало. Только бы Глеб не подвел, только бы достал этого подонка! Ведь такую кашу заварил! А еще офицер, еще награжден… – В памяти генерала всплыло личное дело майора. – Блестящий офицер, карьера без сучка, без задоринки, никаких замечаний. Исполнительный, надежный, толковый, самые лестные отзывы, прекрасный послужной список. Что ж ты так, что же в твоей душонке произошло, почему ты ступил на скользкую дорожку и сам, вместо того, чтобы ловить и изобличать преступников, превратился в самого настоящего вора и убийцу? Эх, Шелковников, Шелковников!"