Братва - Шансон для братвы

      – Позовите следователя, – устало попросил профессор.
      Дмитрий вышел в коридор и поманил Султанова. Тот резво вскочил.
      – Что?
      – Вас профессор видеть хочет. Злой, ужас! Вас дубом назвал, это я не от себя, цитирую. Хотел его переубедить, да он и слушать не хочет…
      – А зачем было его мочить? Зачем пальбу устроили? – удивлялся Денис. – Работали-работали, гадости разные придумывали, с морфином, с травой. А тут – на тебе, из автомата, и все дела. Чего ж раньше так не решили?
      – Получилось так, – шумно вздохнул Горыныч.
      – Да-а? – Рыбаков с подозрением взглянул на остальных собравшихся. – А стволы сами выстрелили?
      В полуподвальчике, носящем гордое имя “АОЗТ „Гигант"”, шло обсуждение результатов операции “Белая лошадь”. Даже скорее не обсуждение, а повествование участников не присутствовавшему в “Белой лошади” Денису, некое ток-шоу.
      – Там без вины виноватые уже собираются лапу на грунт дрюкнуть и в РУБОП следаков слить, – сказал Ди-Ди Севен.
      – И много хотят дать?
      – Не знаю, но их довели уже. Целыми группами на допросы таскают. Может, следачки так намекают, мол, заслать денежку надобно, – Ди-Ди Севен пожал плечами.
      – Только вы в этом участия не принимайте! – предупредил Рыбаков. – А то надаете ценных советов, вас вместе с ними и повяжут. Меня одного на всех, как в “Пулкове”, не хватит… Коллектив дружно заржал.
      Случай в гостинице “Пулковская” был, с точки зрения братвы, хрестоматийным, супероригинальным и единственным в своем роде.
      В ресторане на первом этаже, где мирно кушали представители самых разных команд, национальностей и слоев общества, как-то вечером появилась группа захвата в гражданке из районного отдела милиции, имевшая цель завладеть Гоблином по обвинению в изнасиловании. К слову сказать, Гоблин никогда ни о чем таком не помышлял, жил с постоянной девушкой и вполне был устроен в жизни. Дельце состряпал злопамятный начальник райотдела, привлекший для заявы пятидесятивосьмилетнюю стукачку, из бывших. Один взгляд на нее мог опровергнуть любые предположения о “виновности” Гоблина, но заява есть заява.
      Обида стража порядка заключалась в том, что, когда он, после работы по обычаю в дымину пьяный, сделал замечание в нецензурной форме прогуливающему своего “кавказца” Гоблину, то был помещен последним в железный ящик с надписью “бак для мусора”. Сцену эту наблюдали почти все жители окрестных домов и сочли справедливой – ни Гоблин, ни “кавказец” никого не трогали, а орать матом на всю улицу непедагогично, особенно человеку в форме. К тому же фамилия начальника райотдела была Неттин. Страдающий необратимыми процессами в печени и мозгу и прозванный на следующий день “товарищем Нетто из мусорного Брутто”, подполковник решил Гоблина “проучить”. На счастье, о приезде ментов было сообщено бдительным швейцаром и передано через официанта заинтересованным лицам.
      Ситуация складывалась тупиковая, команда приготовилась к отвлекающей махаловке, к соседним столикам отправились гонцы. Однако интеллектуал Денис попросил десять минут и, позаимствовав у соседа кольт, подошел к распорядителю ансамбля, игравшего в ресторане, и что-то зашептал на ухо. Тот позеленел. Рыбаков незаметно продемонстрировал “аргумент”, и распорядитель вынужден был согласиться. Минут через пять, сразу после “белого” танца, бледный и трясущийся солист объявил “голубой”. Горыныч, танцевавший со своей подругой, чуть не кинулся глушить весь оркестр, но был остановлен Садистом.
      Невозмутимый Денис легко поднялся, прошел к столику Гоблина и вежливо его пригласил, манерно поклонившись. У половины зала отпали челюсти. Исполнив нечто вроде мазурки, парочка скрылась за портьерой, где Гоблин тут же растворился в лабиринте подсобных помещений, а Денис со скорбным видом вернулся в зал.
      Группа захвата билась в истерике, во время танца они плевались и отворачивались, а после было уже поздно, Гоблин исчез. Дениса хотели было задержать, чтоб отомстить за неудачу, но тут за него вступились все бритоголовые “правозащитники”, ставшие вдруг ревнителями сексуальных свобод. Да и статью за это дело давно отменили. Рыбаков тоже поорал в общем хоре о том, что “честного гея” зажимают и это нарушение Конституции. Опозоренные “сатрапы” отступили.
      К Денису тут же подвалил подвыпивший напомаженный немец с сожалениями об ушедшем “бой-френде” столь симпатичного молодого человека и был крайне удивлен тем, что “прогрессивный рус” засветил ему в глаз – Сочтя такое поведение следствием глубокой душевной травмы от утраты возлюбленного, немец снова открыл рот, но был сметен подоспевшим Ортопедом и очнулся только на следующее утро.
      “Дело об изнасиловании”, естественно, развалилось через два дня, но команда еще долго купалась в лучах славы за столь фантастическую шуточку над ментами и принимала поздравления.
      – Ну, так по какому вопросу вы их мочканули? – прервал веселые воспоминания Денис.
      – Они с мусорной крышей скорешились, – заявил Тулип, – на нищих лавэ подрубать.
      – Но это ведь вроде не ваша тема.
      – Нищих в районе Хоттабыч курирует, – пояснил Комбижирик.
      – Вот что значит работа с людями, – Денис многозначительно поднял палец, – и голубые ему отстегивают, и попрошайки. Не то что мы, по старинке. Маслину в лоб и по карманам шарить – Меня б хоть предупредили, я в стороне стоять не привык.
      – Тебя Антон сказал беречь, – вздохнул Горыныч, – а то, что… мы ж понимаем, тебе тоже хочется, но старший лучше знает…
      – А снова не начнется?
      – Не – Эти козлы свалили, как главного замочили…
      – Ну-ну – Только свято место пусто не бывает. Эти ушли, другие придут – Та же крыша мусорская…
      – Им Хоттабыч сам рога обломает, – сказал Тулип.
      – Пацаны, постойте! – вдруг встрял Садист. – Диня же самого главного не знает. Это не просто на нищих бизнес. Они через крысу прокурорскую с приютом для ненормальных договорились…
      – Как это? – поразился Рыбаков.
      – А так! Ихний козел в прокуратуре сначала в своем районе с квартирами подсуетился – Ну, людей на лечение отправляют, там на год-два, а он тем временем через барыгу одного квартиры и впаривает, нотариус свой есть… Те вылечиваются, а идти некуда…
      – Та-ак… Кто барыга, не знаете?
      – Не выясняли. Надо будет, вычислим…
      – И что дальше там происходило?
      – Урод этот, жмурик, фонд организовал, типа, благотворительный, якобы работой обеспечить, чтобы чуть дурдому денежкой помочь… По утрам приезжали, трудоспособных набирали и до вечера с шапками в метро ставили.
      – Что-то все это мне смутно знакомо. Кто-то совсем недавно мне похожие вещи рассказывал… Блин, не помню. Или прочитал где?.. Ладно, если что, в благородном деле поможете?
      – Базара ноль, – за всех ответил Кабаныч.
      Денис созвонился с Ковалевским и встретился с ним в кафе “Вилия” на Литейном.
      Коммерсант, важно надувая щеки, рассказал о последних событиях в мире бизнеса, дал свою трактовку положения на рынке недвижимости и ситуации на бирже. От бессмысленного набора слов Дениса тошнило, но приходилось кивать, изображая, что “бизнесмен” открывает ему какие-то новые горизонты. Хотя было и несколько положительных моментов – Ковалевский гордо засветил “лопату” с солидной пачкой долларов, проговорился о своем партнере, сотруднике милиции, с которым он вместе химичил с нежилым фондом и квартирами алкоголиков, и сообщил, что с ним “лучше не связываться”, приведя в пример историю с Огневым. Правда, в своей интерпретации. Из повествования следовало, что отважный барыга чувствует себя практически равным Господу Богу, карая и наказывая по “мере необходимости”. Любой, не выполнивший своих обязательств перед Ковалевским, которые, кстати, определял коммерсант по собственному разумению, подвергался унижениям и преследованию. Для этого, вещал Николай Ефимович, у него есть “свои менты” и охранное агентство.
      Рыбаков восхитился предусмотрительностью собеседника и вывел его на подробности. Ковалевский, цедя сквозь зубы и лучась от собственной крутизны, объяснил и про родство с сотрудником прокуратуры, и про “сидящего на подкорме” следователя Яичко, и про Анискиных из сыскного бюро. Даже похвастался, что якобы переспал с директрисой этого самого бюро, некой Фомичевой. Видимо, впечатление от бизнесмена было столь сильно, что, по словам Николая, она уже “достала его звонками”.
      Единственное, что не удалось выяснить, так это имеет ли Ковалевский отношение к квартирам психически ненормальных людей. Рыбаков, которого сомнения не покинули, решил оставить эту тему на будущее – Почему он решил, что Николай может быть при делах, Денис не мог себе объяснить, вроде тот ни о чем таком не говорил. Но наслаивались и завязки в прокуратуре, и интерес к недвижимости, и купленные менты, и проект Ковалевского о создании общественного движения “За права очередников”, и многое другое.
      Особенно общественное движение, якобы имеющее цель помочь несчастным очередникам. Рыбаков прекрасно знал, чем это обычно заканчивается. Через два-три года “очередники” пополнят ряды “обманутых вкладчиков”, а председатель движения и главный бухгалтер ударятся в бега. Городская прокуратура вынуждена будет возбудить уголовное дело и начнет вяло искать десяток-другой граждан, исчезнувших в процессе переезда из коммуналок в квартиры улучшенной планировки. Еще через пять лет дело заглохнет и расследование приостановят.
      В середине разговора в кафе совершенно неожиданно вломились Садист, Горыныч и Тихий. Будто другого места перекусить не нашлось. Горыныч на пороге открыл было рот, но Садист успел успокоить приветливого братана тычком в бок. Сразу было видно, что Рыбаков занят делом, иначе бы не наце пил элегантные очки и не выглядел бы провинциальным брокером. Троица разместилась в углу, за спиной у Ковалевского, для разминки поорала на нерасторопного официанта и приступила к приему внутрь белковых масс, то бишь шашлыка. Горыныч раз в минуту отрывался от еды и показывал Денису сцепленные руки. Мол, мы здесь, только мигни, твоего собеседника враз унесут, сообразить не успеет!
      “Интересно, – подумал Рыбаков, – если я знак подам, они здесь Николашу замесят или на улице пристанут? Главное сейчас – невозмутимость, следить за собой, а то Горыныч не так что-нибудь поймет, в секунду ведь из-под Коваля стул вышибут и сверху прыгнут…”
      Ковалевский разбубнился о строительстве дома, на который выделяется кредит под гарантии местной администрации. Это было уже что-то конкретное. Естественно, глуповатый и жадный Николай искал пути обкрутки денег. Денис вскользь упомянул о шапочном знакомстве с управляющим одного из банков Министерства обороны и затронул выгодную тему новь1х технологий. Ковалевский схватился за обе идеи, выяснил, что у “Миши” высшее техническое образование, и нудно попытался склонить его к сотрудничеству, сразу пообещав место заместителя генерального директора в своей фирме – “Михайлов” пожал плечами и пообещал подумать.
      Барыга сел на крючок крепко, радужные перспективы – ничего не делать, получать много денег – застряли в его мозгу еще в раннем детстве, когда он месил грязь в деревеньке под Брянском. Тогда ему мерещились комсомольская или партийная карьера, спецраспределитель, “Волга” в личном пользовании, отдых в самой настоящей Болгарии, угодливые лица подчиненных, теперь – роскошные особняки во Флориде, коллекции спортивных машин, златокудрые любовницы, перстень с двадцатикаратным бриллиантом, приемы в его честь. “Михайлов” был подходящим кадром для использования, очередной ступенькой к успеху. Свою работу сделает, и хорошо, пусть валит от греха подальше. Ковалевского злить опасно, “его” менты и детективы кого хошь “уделают”. То, что в ситуации с Огневым он крупно прокололся и уже против него было возбуждено дело, Колюню волновало мало – Воробейчик прикроет, вовремя сообщил, когда жареным запахло. Пусть теперь ищут, время пройдет, и все заглохнет. Жаль, следователя сменили, с Поляковой Ковалевский успел договориться, денег пообещал. Но, к счастью, не дал и спокойно дела делал. Тетка закомплексованная, мужика нет, воспитание бабье – импозантный бизнесмен не мог такой не понравиться. Из кожи вон лезла, вернее, из жировых складок. Тянула, дело приостанавливала, Огневу врала – ну и ладненько. Как ситуация переменилась – адью, красотка перезревшая, сама разбирайся.
      Ковалевский настоял отвезти “Михайлова” – к Невскому, тот был вынужден согласиться.
      Горыныч грустно проводил их взглядом.
      – У тебя есть план? – спросила Ксения.
      – А как же! – рассеянно брякнул Денис. – Туркменский, целый коробок, для себя держу…
      – Может, в другое время веселиться будешь?
      – Ага…
      – Ну, так ты подумал?
      – А что тут думать? Берем барыгу на доктора [Взять на доктора – обмануть, совершить аферу (жарг.).
       ] ,и все дела…
      – А он клюнет?
      – Естественно. Они все клюют, только подсекай… Когда я ему суммы про патенты впарил, думал, уделается от счастья.
      – А он в ментовку не дернет?
      – Дернет. Обязательно. Ну и что? Ему же хуже, его там тоже обуют, менты страсть как любят таких сладеньких… Он им еще мой розыск оплачивать будет, они смогут его по полной программе разгрузить .
      – А искать будут?
      – Не-а. Зачем им? Расскажут ему, как ночей не спали, по городу бегали. А денежки его пропьют.
      – А если честные попадуться?
      – Ну и что? А как меня искать? По описанию Ковалевского? Так всю жизнь копаться можно. А насчет честных… Это сказочные персонажи. Не бывает. Ты скорее начальника ГУВД встретишь, патрулирующего улицы на белом единороге, чем мента-альтруиста. И потом, у Коваля же биокомпьютер останется, а то, что он помер – так кормил плохо. Еще гестаповцы налетят, они его год валандать будут. Ничего себе, барыга стратегические секреты упер! Лафа для “глубинного бурения”…
      – Ты Котовскому только про единорога не говори…
      – А он и без меня знает. У него соседи по кабинетам на новых “японцах” катаются, а зарплаты полгода нет. Удивил ежа голой задницей. Вон парень этот, я тебе рассказывал, Димон, просветил меня, как он с ментовкой бодается. Как мент или прокурорский – так либо крючковатый , либо дебил – К ним других не берут.
      – Категорично.
      – А то! Конечно, нет правил без исключений, менты правильные где-то существуют, и прокуроры есть нормальные – Вон, Кивиныча читаешь, веришь – есть, на улицу выходишь – так, как Станиславский, не верю! Димка поначалу тоже верил, теперь плюется – первый следак. Яичко, – пьянь и дурак набитый, на подсосе у барыги, Ковалевского то есть. Да и не у него одного. В другое отделение дело перекинули – там в другую сторону уклон. Следак – УПК на ножках – за собственную независимость борется. Причем почему-то с Димоном, хотя тот на нее и не посягал. На Ковалевского вымогательство возбудили, вся доказуха есть, так корыто дворницкое – баба-кретинка, заместо следствия мужиков себе ищет. Жопа в два обхвата, глазками туда-сюда… Если форму наденет, будет, блин, пюре в мундире… Пять раз дело приостанавливала за “болезнью” барыги, даже обвинение не предъявила. Димон по прокурорам бегал – без толку, те сидят, виноград выращивают. К Недоделко на прием пробился – и что? В кабинет зашел, там этот с замами своими сидит, смородину жрет, кто-то с дачи привез. Димону не предложили даже! А может, он тоже ягоды любит. Заяву прочитал и начальственно так бросил – свободны, разберемся! А сам в вазочке рукой шарит, ягодки себе покрупнее выбирает. Помощничек его лебезит, про достоинства кустиков да чернозема рассказывает… Тут беда у заявителя, а этот витамин лопает – Приличный человек с собой бы дал, в кулечке. Не обеднеет, а посетителю приятно: как-никак хоть ягодок покушает, добрее на мир смотреть будет. Так нет! Сами сожрали. Потом Димон еще в Управление Собственной Безопасности сходил, там наобещали, а полгода – ни ответа, ни привета, типа, разбираются… В городской прокуратуре от него стонут, а дела – ноль, одни бумажки бессмысленные присылают…
      – Грустная картина…
      – Угу – Диарама “Утро с похмелья”, на всю страну. С Ковалевским по-тихому надо, бабки – в карман и деру – А менты пусть аликов ловят и шмонают…
      – Вот это да! – восхитился Ванготтов. – И как это работает?
      – Видишь ли, Егор, – Денис гордо взирал из кресла, – это гель специальный, с какими-то хитрыми электромагнитными характеристиками. Стенки сделаны из диэлектрика, жидкость внутри – проводящая. Ток пустил, вот он и дергается…
      Коробка с “биопроцессором” выглядела впечатляюще – некий аквариум с сине-зеленой медузой, зависшей в десятке сантиметров от дна. Медуза перетекала в различные формы, сжималась и выбрасывала отростки.
      – Всего сто баксов! А какая вещь!
      – Да, – Егор обошел вместилище “биомассы”. – А что от меня нужно?
      – Ты будешь великим и могучим электриком, правой рукой гения – создателя этого чуда, то есть меня. Ты сделаешь так, что биокомпьютер заработает!
      – Ты что, совсем свихнулся? Как, по-твоему, я это сделаю?
      – Не гони гусей, друг Диванчик. Неужели ты думаешь, что я мог бы тебе предложить что-то сверхъестественное, что повредило бы твоему нежному, но, увы, слабому разуму? Шнур питания видишь, который к монитору идет?
      – Ну…
      – Контакт “земли” на вилке видишь?
      – Ну.
      – Не нукай. Вот посредством этого нехитрого приспособления мы и будем руководить нашим маленьким, но, к несчастью, безмозглым другом. Нормальный “пентиум” будет в соседней квартире – Никаких дополнительных шнуров, как ты сам и говорил. Только в розетку. Проверять можно сколько хочешь, нет ничего больше. Как тебе идея?
      – Изящно, – Егор взял шнур, – не подкопаешься. Да, Диня, я бы не сообразил. Так, здесь мы скоммутируем.
      – И все вместе мутируем, – скаламбурил Рыбаков. – Как в принципе?
      – Хорошо. Сложностей я не вижу, дня три работы…
      – Учти, “винта” у него тоже нет.
      – Как нет?
      – Ну, это в биокомпьютере нет. Тут, типа, процессор и память в одном флаконе. У тебя же весь мозг в голове, а не так, что одно полушарие под черепом, а другое… – Рыбаков замолчал.
      “Интересно, на что он намекает?” – подумал Егор.
      – Логично. Да, памяти у него быть не должно, и оперативной тоже…
      – Естественно. Здесь пять вещей – “аквариум”, монитор, клавиатура, его личная видеокамера, типа глаза, которым он на окружающий мир смотрит, и вот этот ящик, я его назвал “коммутационный”. Якобы для преобразования сигналов в понятные нам символы. Ну, все как положено.
      – Так, но при включении второй компьютер выдает информацию о своем процессоре…
      – Ну какой же ты тупой! Он не выключается! Там оператор будет!
      – А, да! А перебои с электричеством?
      – Вот, аккумулятор на этот случай стоит.
      – А если они захотят на аккумуляторе проверить?
      – Да, недодумал, – Денис почесал затылок, – могут… Выходит, я тоже тупой… Вторая серия “Тупой и еще тупее”, Ванготтов и Рыбаков снова на арене…
      – Не переживай. Давай я инфракрасное управление сделаю, дублирующую систему. На потолке разместим, а на этом блоке – приемник, а? Пусть от сети отключают, не поможет…
      – Верно. С меня за усовершенствование причитается – Сколько тебе времени и денег надо?
      – Компьютер в соседней квартире уже есть?
      – Ага. Супермашина, “пень” второй, винчестер на девять гигабайт, оперативка – двести пятьдесят два “метра”… Вся мультимедия. Три с полтиной отдал. Закончим – он твой.
      – Серьезно?
      – Обижаешь, в натуре. Слово афериста.
      – Тогда, по деньгам… штуки две. Времени – за неделю справлюсь.
      – Держи четыре.
      – Четыре много.
      – Не стони! Много – не мало. Не экономь, прижимистый ты наш. Вот тебе ключ от второй квартиры, это соседний подъезд, номер – на брелке.
      – Ага. Я еще факс-модем прикуплю, типа, для общения в “Интернете”. Немного его переделаю…
      – Это по-нашему. Я тебе в помощь нужен?
      – Пока нет.
      – На всякий случай смотри, – Денис подошел к самому обычному стенному шкафу и открыл дверцу – рот! – Задняя стенка съехала в сторону, обнажая проход в стене. – Можешь из квартиры в квартиру так ходить, чего по лестницам бегать. Сам лично стену долбил, умаялся вусмерть.
      – Нормально, – Егор заглянул в проем – А-а, вот и компьютер!
 

Глава 19 Как многое, в натуре, не сбылось

      На пороге родительской квартиры Дениса встретил мрачный папик.
      – Ты что с Гришей натворил?
      – Не понял.
      – Зачем ты мне сказал, что продал часы за двадцать пять тысяч долларов, а сам взял восемьдесят?
      – Ты что?! – Денис едва не выронил сумку. – Кто тебе этот бред наплел?
      – Гриша час назад звонил. Он 8 магазине был…
      – Врет твой Абрамович. Хочешь, сам в магазин съезди.
      – И племянник его видел, что восемьдесят. Они вместе там были.
      – Когда?
      – Сегодня, – не сообразил отец.
      – Угу. Как же это получается? Часы две недели как проданы, а ценник все висит? – съязвил Денис. – Ты соображаешь, когда тебе подобную ахинею несут?
      Александр Николаевич стал соображать, морща лоб.
      – Сейчас я твоему Грише позвоню, разберусь. Ты параллельную трубочку возьми, послушай… – Денис набрал номер.
      Было занято.
      В течение полутора часов трубку так и не положили, телефон меланхолично работал на автодозвон, но без толку. Денис озверел от Рыбакова-старшего, верещавшего о порядочности Абрамовича и чувстве глубокого душевного неудобства по отношению к “несчастному” сокурснику.
      – Отец, если хочешь, я тебя сейчас до магазина довезу, сам квитанцию посмотришь.
      – Да не поеду я никуда! Сам реши с ним вопрос, отдай деньги, и все.
      – Я ему восемьдесят тысяч вместо двадцати пяти отдавать не собираюсь. С какой стати?
      – Но он же видел цену! – возопил Александр Николаевич.
      – Где он ее видел? – заорал Денис. – Во сне? Да такая цена за его часы просто нереальна! Ты что, сам не понимаешь? Возьми каталог, листы продажи посмотри!
      – Да, действительно, – вроде успокоился предок. – Может, он с рублями перепутал?
      – Конечно, жди! Твой Абрамович что-то крутит, я ему башку отверну!
      – Не смей его трогать! – снова разошелся глава семьи. – Он не виноват, пожилой человек, мог ошибиться!
      – А что он в обратную сторону не ошибся? Сказал бы, что пятьсот долларов видел! И нет претензий! Я бы ему шестьсот отдал! Твоему Мульевичу надо пейсы тупой бритвой соскоблить! Ничего, я на него Ортопеда натравлю, он ему устроит Шестидневную войну!
      – В Шестидневной евреи победили, – напомнил исторически подкованный папик.
      – А теперь будет наоборот! Ортопед за арабов реванш возьмет! Он давно никого не глушил, развеется…
      – Гриша – человек порядочный! – провозгласил Александр Николаевич.
      – Твой Гриша – порядочная сволочь! Мало того что он по поводу паспорта наблудил – Спокойно, молчи! Я в ОВИРе проверил! Нет у этого урода никакого загранпаспорта и не обращался он туда. Так он нас еще под налоговую подставил! Не отвечай, я знаю, что честному человеку бояться нечего! Ничего, я превентивно по “телефону доверия” им стуканул, во избежание – Очень ребята обрадовались, там одни хохлы работают, им жидов погонять – за счастье, любовь к погромам в крови. И когда деньги отдавать буду, продублирую, пусть его тепленьким и потрясут!
      – Это некрасиво! – патетично воздел руки отец.
      – А других подставлять – красиво? Вот пусть он с ментами эту тему и обсудит – откуда часы, чего сам не продавал, почему налоги платить не хочет. Там к нему вопросов много будет…
      Дня три об Абрамовиче не было никаких известий. Телефон в его квартире то молчал, то был хронически занят. Денис плюнул на все это и сообщил отцу, что, когда Григорию понадобятся деньги, пусть сам изыскивает способ связаться. Рыбаков-старший уже стал сомневаться в крепости рассудка приятеля, устроившего истерику по телефону и исчезнувшего вместе со своей женой. Он со скрипом согласился с предложением сына и занялся своими делами.
      Капитан милиции, нанятый избитым в сберкассе коммерсантом, вновь заступил на “боевой пост” у дома Глюка.
      Распорядок дня “заказа” не поддавался определению, Аркадий жил один и появлялся когда хотел. Наниматель торопил, обида его не остывала, и он сам хотел лично убедиться в “справедливой каре”.
      Подходящего момента все не выпадало. То Глюк появлялся в компании трех-четырех собратьев, то народу было слишком много. Выполнение заказа все откладывалось, капитан, представлявший себя героем полицейского боевика, нервничал. В своих фантазиях он лелеял свой образ как бесстрашного “копа” и даже в жизни иногда копировал повадки киноперсонажей.
      – Ну что вы, Иса Мухтарович, как “Тамагочи” себя ведете, – Огнев развалился на стуле.
      Султанов вызвал его на очередной допрос и сам был этому не рад.
      – Почему это?
      – Да через каждый час пищать начинаете, будто я вас не покормил. Жалко, кнопочки отключения не предусмотрели…
      Султанов почернел. Опять эта дурацкая идейка Воробейчика – вызывать Огнева через день – отражалась на нервах следователя. Жертва “ментовско-психиатрического беспредела” чувствовала себя уверенно и язвила. Про таких оппонентов в школе милиции не рассказывали. Считалось, что обычные граждане должны дрожать только от одного вида грозного следователя. Но не уточнялось, что большинство дрожит от еле сдерживаемого смеха.
      – Ну что вы замолчали, продолжим?
      – Хорошо, – Султанов сжал зубы. – По экспертизе все ясно…
      – Кому ясно? Вы мне так заключение и не показали. А я расписаться должен. Опять нарушаем?
      – Нет заключения…
      – Что-о? Как это нет?
      – Они не смогли разобраться… Рекомендуют стационарное обследование, а я вас положить без вашего согласия не могу. А вы его не дадите…
      – Не дам. Тут вы правы. Ну что же, примерно этого я и ожидал.
      – Так уж и ожидали!
      – Представьте себе, да. Когда врачи по стольку лет работают, любое не укладывающееся в их рамки поведение воспринимается как патология. Это общеизвестно. Грустно, конечно, но других врачей нет. И в сущности, это ничего в наших с вами взаимоотношениях не меняет. Ладно, что за вопросики вы на этот раз приготовили?
      – Я хотел бы побольше узнать о ваших прежних местах работы.
      – А зачем?
      – Для объективности…
      – Ну у вас же есть ксерокопия моей трудовой книжки, вот и посылайте запрос.
      – Я уже запрашивал, не судимы ли вы, – со значением сказал следователь.
      – Ну и как?
      – Не судимы… – признался Султанов.
      – А вы сомневались?
      – Я обязан все проверять. Потом выписал постановление об отказе в почерковедческой экспертизе.
      – Почему?
      – Анонимки не рассматриваем.
      – Тоже верно. Вы знаете, мне ситуация в вашем следственном отделе напоминает распространенную современную напасть – преждевременное семяизвержение, в процессуальном смысле. Но вы не беспокойтесь, в Горпрокуратуре отличные врачи, самые действенные методики, вплоть до увольнения… Что вы так побледнели? Какие-то проблемы?
      – Скажите, за что вы так к следствию относитесь?
      – Я вам расскажу одну историю, надеюсь, поймете. Мой покойный тесть однажды спас на дороге женщину. Ее буквально за секунду до этого сбила машина. Та машина умчалась, ну, а тесть, человек порядочный, выскочил, женщину – в свою, и в больницу. Там – сразу на операцию и, естественно, вызвали милицию. Те приехали и задержали, вы думаете кого? Правильно, тестя! У него на машине – ни одной царапинки, женщина переломана вся, если бы он сбил – всю морду его “копеечке” снесло бы. А менты все равно талдычат – ты сбил, ирод! Признавайся, иначе в тюрьму поедешь! Идиоту ясно, что тесть ни при чем! Нет, мурыжили месяц, машину полгода не отдавали, вызывали, пугали… Так вот, когда все кончилось, он и сказал – единственное, чего они добились, так это того, что в следующий раз он мимо проедет, не остановится, пусть человек умирает, пусть… Если сами нелюди, так кто ж помогать будет? Или относиться нормально? Теперь, надеюсь, ясно, что человек после двух лет издевок чувствует? У вас практику надо ввести – перед тем как на работу в милицию брать, надо на кандидата уголовное дело завести, побуцкать пару раз омоновскими дубинками, месяцок в камере продержать человек на шестьдесят, соседям при обыске сообщить – вот, мол, ворюгу задержали, все уже доказано – и половину вещичек не вернуть. Вот тогда чувствовать начнете, что значит с другой стороны стола сидеть и стоит ли вообще в органы идти работать. А так, – Огнев махнул рукой, – только вседозволенность и воспитывается… Я когда по телевизору вижу, что сотрудника милиции убили, каждый раз думаю – а вдруг именно этот честным и порядочным человеком был? Теперь такие мысли все реже приходят… И не мне одному. Стыдно должно быть, ведь это вы народу служить должны, а не наоборот – Абрамович никуда из города не пропадал. Он спокойно переместился на квартиру племянника и жил там, ожидая результатов своих воплей о деньгах за проданные часы.
      Дело было в том, что Григорий Мульевич вдруг вообразил себя крутым бандитом и отчего-то ожидал, что Денис Рыбаков от испуга соберет и вручит ему требуемые восемьдесят тысяч долларов. Откуда появились такие выводы и взгляды на жизнь, окружающие знать не могли, эти изменения произошли в самых сокровенных глубинах сознания Абрамовича и были результатом общения со своим племянником и его дружками.
      Левушка смог убедить Абрамовича, что “решит вопрос”, да и чего сложного – пугануть по разику Александра Николаевича и Дениса, дать по морде, прибегут с денежками, никуда не денутся. Сумма в восемьдесят тысяч полновесных долларов манила, Левушка вытребовал себе половину за “работу”. Григорий со стенаниями согласился.
      Угрожающий звонок, произведенный Левой лично, действия, однако, не возымел. Денис полминуты послушал замогильный голос, зевнул, назвал собеседника “малолетним петушком”, сказал, что, если еще раз услышит подобное, Абрамович о деньгах может забыть, и бросил трубку. Перезванивать Лева не решился, туманно объяснив полезшему с претензиями Абрамовичу, что может быть поставлен определитель номера и “время наступит”.