Шестерки сатаны (Black Box - 7)

Как понял? Смотри, чтоб нас не накрыли! - Они мне не подчиняются... Кар-рахо! Вниз! Живо! Именно в этот момент с реактивным ревом над дырой в перекрытиях пронеслись тени скоростных самолетов, затем несколько тяжелых взрывов один за другим прогрохотали в разных местах "Горного Шале". Хотя корпус здания, в котором я находился, вроде бы устоял, и никаких лишних обломков в провал не упало, я решил, что подниматься туда, где творится такая неразбериха со стрельбой, лучше не стоит. И направился в сторону помещения с лазом, ведущим в подземелья... ПОЛЕЗНЫЕ ВСТРЕЧИ С лазом на сей раз я разобрался быстро. Главным образом потому, что "джикеи", когда поднялись в подвал, сдвинули его крышку, а обратно закрывать ее не стали. Я легко высветил ее трофейным фонариком и, подойдя к краю, поглядел внутрь. Оттуда тянуло холодом, и я мог только поблагодарить судьбу, пославшую мне покойного "джикея" с его комбезом. В прежнем, полуголом виде я бы тут же, еще не слезая, уже застучал бы зубами. Под крышкой-плитой находился неглубокий - всего 6 метров - бетонный колодец квадратного сечения. В одну из стенок была вцементирована ржавая вертикальная лестница, сваренная из стальных уголков. По ней я, не торопясь, и спустился в колодец, изредка посвечивая фонарем, чтоб поставить ногу туда, куда нужно. Для каких целей был сооружен этот колодец, мне было не очень ясно, но вряд ли он был каким-нибудь канализационно-дренажным. Скорее всего его сделали на какой-нибудь экстренный случай, чтоб удрать из подвала в подземное метро, если штатные лифты окажутся неисправны или захвачены неприятелем. Когда я очутился на дне колодца и повернулся спиной к лестнице, по которой спускался, то тут же увидел узкий - не больше метра в ширину бетонированный ход с полукруглым сводчатым потолком. Этот ход был очень похож по конструкции на те, по которым нам пришлось добираться до лифтов во время бегства из отеля, атакованного "тиграми". Ход просвечивался фонарем метров на 40 - 50, но конца ему видно не было. Хотя дорога вроде бы была вполне определена, я не стал спешить. Надо было хотя бы для самого себя определить, чего я все-таки хочу и что собираюсь делать. Согласно часам, которые мне достались от покойного "джикея", было уже 9.12 утра. Иными словами, до первого контрольного срока - открытия Большого Прохода в 13.30 - осталось 4 часа 18 минут. До второго контрольного, то есть до закрытия Прохода и Конца Света, - на три часа больше. Если, конечно, поверить во все те россказни Чуда-юда, которые я подслушал. Потому что они воспринимались как прямое продолжение 4-го Бреда Сивой Кобылы. Иначе говоря, как бред сумасшедшего ученого, зациклившегося на своих экспериментах с чужими мозгами и в результате тоже лишившегося разума. Поэтому проще всего было ни во что не поверить, а бежать куда-нибудь подальше от всей этой островной разборки с применением артиллерии и авиации. Спасение утопающих, как известно, дело рук самих утопающих. Сейчас с острова драпает немало беженцев, и махнуть на Гран-Кальмаро будет не так уж и сложно. А там можно и в Россию попроситься. Или к Марселе под бочок спрятаться. У нее штатовский консул постоянный клиент по яхтенной части, неужто не поможет с визой, хотя бы гостевой? Да, наверно, будь я совсем здравомыслящий человек, который не видал до этого в жизни ни перстней Аль-Мохадов, ни "черного ящика" и не перемещался с их помощью через пространство, которого не перекидывали из одного потока времени в другой, то, наверно, не поверил бы ни в то, что мне сказала "биомать" во сне, ни в то, что наяву сказал отец родной супергадалке Эухении Дорадо. Но и там, и там было указано роковое время - 16.30. А это уже кое-что. Совпадение не случайное, даже в том случае, если обе эти акции исходят от одного источника - "черного ящика". Не стал бы "Black Box" просто так дурить голову мне, Чуду-юду и Эухении. Значит, действительно что-то будет. Прежде всего надо было прикинуть, что из всего сказанного во сне и наяву еще может сбыться в принципе, а что - уже окончательно проехало. Получилось, что сбыться - в принципе! - может почти все, кроме одного: первого варианта, предсказанного Марией Николаевной. То есть я уже не смогу остаться в постели Эухении и провести с ней и ее служанками все оставшееся время до 16.30, после чего у меня и душа, и тело должны погибнуть. Вероятно, если считать, что этот вариант был реальным, то, сбежав из постели супергадалки, я отказался не только от всяческих наслаждений, но и от мирного развития событий. Иначе говоря, если б я продолжал валяться с Эухенией, то до 16.30 никто не обстреливал бы и не бомбил "Горное Шале", не насылал туда коммандос и "джикеев", а потому, наверно, десятки людей, которые, возможно, уже убиты, мирно дожили бы до всеобщего испепеления... Чушь какая-то! Теперь, так или иначе, выбирать приходилось одно из двух. Или идти с Чудом-юдом, или против него. Или тело спасать, или душу. Пока я в большей степени действую, так сказать, по "душеспасительной" программе. То есть не выполняю приказов Чуда-юда, которых он, правда, еще и не отдавал. А потому я был вовсе не уверен, что будет, если я, допустим, повстречаюсь с отцом где-нибудь на подземных горизонтах. Вполне могу и подчиниться ему. Тем более что первый приказ может быть вполне безобидным. Например: "Дай руку!" или "Уступи дорогу!" Но самое ужасное было в том, что я, зная из БСК-4, чего не следует делать, был совершенно не в курсе, что следует делать. "Биомать-Родина" сообщила только, что я узнаю об этом, когда сделаю выбор. Стало быть, предполагалось, что если я окончательно выберу борьбу с Чудом-юдом в качестве основного содержания своей оставшейся жизни, мне будет некое откровение. Только вот кому и как я должен сообщить о своем решении? Может, заорать сейчас что-нибудь вроде: "Да здравствует Павлик Морозов!"? Или, допустим: "Долой Чудо-юдо!"? В общем, после пятиминутного думанья я ничего так и не придумал. Даже стал приходить к мысли, что зря залез в колодец, потому что наверху легче было бы помешать Чуду-юду. Например, связаться по рации с "джикеями" и сообщить им все, что я знаю. Тогда они предотвратят его уход с Земли или по крайней мере, попытаются это сделать... Я уже поставил ногу на нижнюю ступеньку лестницы, когда колодец крепко тряхнуло и где-то наверху раскатисто грохнуло. От неожиданности я отпустил руки от лестницы и шарахнулся назад, отлетев внутрь сводчатого хода. А спустя какие-то секунды в колодец с треском и грохотом посыпались крупные и мелкие камни, обломки кирпича и бетона. Попади я под эту лавину проблем не стало бы очень быстро. Один осколок бетона, стукнувшись о ступеньку лестницы, отрикошетил мне в голову и крепко двинул по шлему. Броня крепка, а голова загудела. Еще пара секунд - и колодец завалило начисто. Теперь мне стало ясно: надо топать только в одну сторону. Куда судьба указывает... Ну, пошел я по единственной открытой дорожке. Туннель оказался очень длинным, наверно, не меньше, чем в две сотни метров, причем проложен был не по прямой, а какими-то зигзагами. Уклонов не ощущалось, не было впечатления, что идешь в горку или спускаешься вниз. На полу туннеля было, в общем и целом сухо, но отпечатались свежие следы промоченных где-то "джикейских" войлочных подметок. Носками ко мне, естественно. Наконец я оказался на развилке. Прямо как в известной сказке: "Направо пойдешь... Налево пойдешь... Прямо пойдешь..." Туннель делился на три ответвления. Но никаких указаний насчет "женатому быть", "богатому быть" или "убитому быть", в отличие от сказочного валуна, тут никто не написал. Впрочем, оно и не требовалось. Мне лично казалось, что насчет возможности "убитому быть" при любой избранной дороге забывать не следовало. Тем более что, посветив на пол, я увидел, как сырые отпечатки "джикейских" подметок поворачивают в оба боковых туннеля. Вообще-то на "перекрестке" было здорово натоптано, но все же можно было по густоте следов догадаться, что здесь они вышли из центрального хода и разделились на три группы. Тех девятерых, которых я встретил в подвале, нелегкая понесла прямо, где минимум один из них уже простился с жизнью. А еще две группы неизвестной мне численности поперлись направо и налево. То есть нарваться на них, свернув в этом направлении, было вполне реально. Да и двигаясь прямо, я тоже не был застрахован от встречи с их резервом. В общем, куды ни кинь всюду клин. Правда, по моему фонарю из темноты не стреляли, но это еще не означало, что близко никого нет, и я не замечен. На мне ведь был "джикейский" прикид. Сложности начнутся тогда, когда окликнут... Тут у меня, конечно, кое-какие преимущества. Они могут сразу не догадаться, а я, если их увижу, догадаюсь сразу. Прислушиваться было бесполезно - я даже свои шаги слышал с трудом. Куда же идти, черт побери? Пошел прямо, хотя, наверно, это был самый глупый выбор. Прежде всего потому, что там навряд ли мог быть выход на нужные мне горизонты 82 и 94. Если б было иначе, "джикеи" остались бы там, а не полезли наверх. На сей раз я прошел всего тридцать метров и оказался на лифтовой площадке. Очень похожей на ту, что была в отеле. А это значило, что уехать с нее вниз или вверх можно было, только имея на руках специальный пульт. А у меня такого не было. Таким образом, прямая дорога привела в тупик. Можно было предположить, что "джикеи", подъехав на вагончике, сразу влезли в лифт и поехали наверх. Знали они насчет тех горизонтов или не знали - это сейчас не важно. Возможно, что они высадили там еще одну группу, а может быть, лифт просто не смог остановиться там или двери были заблокированы. Вот они и поднялись наверх, чтобы найти лестницу и попробовать пойти в обход. Правда, это не так-то просто, если вспомнить о том, что лестницы перекрывались стальными щитами и двумя-тремя решетками. Кроме того, насколько я помнил, лестницы были устроены так, что спускаться и подниматься по ним было возможно, лишь проходя через тюремные этажи. Если лестница, ведущая с перрона, на горизонте 100 выходила, допустим, в южный конец коридора горизонта 94, то лестница, по которой можно было подняться с горизонта 94 на горизонт 88, находилась в северном конце. Соответственно, чтобы подойти к лестнице, ведущей с горизонта 88 на горизонт 82, надо было пройти через весь коридор из северного конца в южный. И так далее. Потом мне подумалось, что "джикеи", возможно, вообще не интересовались нижними горизонтами, а отправились прямо на самый верх. И тут-то я вспомнил, что у них была вполне реальная цель: икона-пароль! Та, за которой долго и безуспешно охотились и Рудольф фон Воронцофф, и Чудо-юдо. Вчера вечером ее контролировали Клык и Сарториус, а Чудо-юдо еще возлагал на нее какие-то надежды. Сегодня она Чуду-юду просто не нужна, поскольку тот вроде бы уже наплевал на фонд О'Брайенов ввиду наступающего Конца Света... Блин, как же я просто о таких вещах говорю! Впрочем, у нас чуть ли не на каждый год Конец Света планируют. И в прессе это дело со смешочками обсуждают... То комету, то астероид, то еще чего-то придумывают. Народ, по-моему, уже перестал на это реагировать и даже на кухнях дискуссий не ведет. А потому, ежели ему вдруг опять скажут - не поверит, посмеется. Точь-в-точь, как в известной сказке про пастушонка-лгуна, который кричал: "Волк! Волк!", когда волка не было. Народ два-три раза сбегал по ложной тревоге, а когда настоящий волк пришел - не отреагировал. Конечно, стоять перед закрытыми дверями лифта никакой перспективы не имело. Поэтому я вернулся на перекресток и решил пойти в правый "рукав" коридора по следам ушедшей туда группы джикеев. Идти пришлось довольно долго, и тоже не по прямой. После трех-четырех поворотов впереди показался тускловатый свет, причем не прыгающий свет переносного фонаря, а стационарный, проистекавший от какого-то светильника. Оказалось, что это ответвление хода привело меня на технический этаж "Горного Шале", где располагались пульты управления и всяческие механизмы, обеспечивавшие автономное существование бывшей лопесовской асиенды. Тут была и электростанция, и холодильная установка, и вентиляция с кондиционированием, и еще куча всяких систем. Все это напоминало солидный цех солидного предприятия. Что-то тут еще работало, что-то было отключено, но свет, хотя и явно аварийного назначения, горел, а потому бродить по этому лабиринту было несколько веселее. С другой стороны, заметить тут тоже могли быстрее. У меня, правда, было одно преимущество - я шел по грязным следам "джикеев", оставленным на светлом линолеуме пола, а потому примерно представлял себе, где ждать угрозы. Урчание каких-то механизмов, продолжавших работу, совершенно заглушило звуки моих собственных шагов, но при этом я хорошо понимал, что не смогу услышать ни звука, даже если ко мне подберутся метров на пять или будут поджидать за ближайшим углом. А углов этих на техническом этаже было предостаточно. Желтые стены коридоров с синими трафаретными надписями и стрелками указателей и несколькими кабельными линиями, проложенными под потолком, здорово утомляли своей похожестью. Свернув на одном перекрестке и пройдя метров десять, я почувствовал, что запросто позабуду, сколько раз поворачивал, если придется сделать это еще несколько раз. Первый труп я обнаружил у второго по счету перекрестка, но до этого увидел россыпь стреляных гильз на полу. Убитый, судя по униформе, принадлежал к числу охранников Эухении. Его расстреляли в упор из автомата, причем застигли врасплох - кобура с "таурусом" осталась нерасстегнутой. "Таурус" я прихватил, сунув его в карман, - его девять патронов были для меня нелишними. Присматриваясь к тому, что натоптали "джикеи", я постепенно сумел прикинуть - их было четверо. Один из них наступил правой ногой в кровавую лужу, натекшую из-под убитого охранника, и его след стал более приметным, потому что у других подошвы уже подсыхали, и следы переставали читаться. Поначалу мне казалось, будто "джикеи" ползали по техническому этажу лишь с целью найти выход наверх. То есть искали лифт или лестницу наобум Лазаря. Попался на пути охранник - пристрелили, а потом двинулись дальше продолжать поиски. Однако на самом деле это было не так. И это я понял, когда, свернув по следам "джикеев" направо, увидел на полу в коридоре множество стреляных гильз, кусков штукатурки и осколков стекла, следы пуль на стенах и потолке. В дальнем конце коридора на очередном перекрестке просматривалось несколько тел, а там, где я находился, по полу тянулись кровяные мазки то ли раненого волокли, то ли труп. Мазки оборвались около одной из боковых дверей, которая оказалась неплотно прикрытой. Что там было за помещение - я так и не понял, возможно, что просто туалет с умывальником, - но на полу валялся труп в "джикейском" комбезе. Оружие и боеприпасы покойного бойцы утащили с собой, ничего мне, бедному шакалу, не оставив. Когда я добрался до трупов, лежавших на перекрестке, то был приятно удивлен: два из троих были "джикеями". Третий оказался охранником. Тут, судя по количеству гильз и нескольким выброшенным магазинам, было настоящее побоище. И те трое, что лежали на виду, были только частью жертв. Справа от перекрестка в коридоре лежало еще четыре убитых охранника, а также еще трое людей в голубовато-серых комбинезонах - скорее всего кто-то из техников, обслуживавших этот этаж. А четвертый "джикей", который скорее всего остался одним-единственным живым на поле брани - но отнюдь не уцелевшим! - оставляя кровавый след, уполз влево от перекрестка. Я рискнул и пошел в ту сторону. След довел меня до одной из боковых дверей. Закрыть ее у того, кто, превозмогая боль, заполз в небольшую комнатушку, служившую мастерской по ремонту контрольно-измерительных приборов, сил не было. Здесь горел свет, и я сразу увидел его, лежащего на полу, в мокром от крови комбинезоне, без шлема и с откинутым капюшоном. Но он был жив и даже в сознании. - Не ждал, что вы придете сюда, - произнес раненый, - но для меня это все равно поздно. Все "джикей", которых мне доводилось видеть, - громадное большинство из них, правда, были мертвецами - совершенно не походили на этого типа. Те, которых я видел до сих пор, включая и того, с которым несколько минут смог побеседовать в президентском дворце, были громилами-боевиками. Очень неплохо обученными, здоровыми, рослыми, прекрасно и профессионально умевшими убивать, взрывать, захватывать. Но лица их были в лучшем случае отмечены парой шрамов, а отнюдь не печатью интеллекта. Так вот, этот "джикей", несмотря на тяжкие страдания, которые ему доставляли пять-шесть пуль, сидевшие у него в животе и бедрах - автоматная очередь пришлась ниже бронежилета, - все же упомянутую печать интеллекта не утратил. Не знаю точно, как именно эту самую интеллектуальность определить, но то, что раненый производил впечатление не простого боевика, - однозначно. Рядом с ним лежало оружие, но он к нему даже не потянулся. Сперва я подумал, что все дело в том, что он принимает меня за своего по внешнему прикиду. Однако на правом запястье раненого ремешком был пристегнут индикатор - приборчик размером с пейджер, хорошо мне знакомый по прошлогодним событиям. Красная точка на его экране отмечала место работы моей микросхемы. На индикаторе был установлен нано-уровень, то есть отображалась схема комнаты, где мы сейчас находились, и "джикей" знал, кто к нему пришел. - Рад вас видеть, Баринов, - произнес раненый, - я - профессор Малькольм Табберт. Не удивлены, что я вас узнал переодетым? - Нет, - ответил я, - у вас на руке индикатор моей микросхемы. - О, пардон, я забыл, что к вам уже попал один экземпляр. Впрочем, сейчас это уже не важно. Как видите, в моем возрасте уже вредно играть в Рэмбо. - Я попробую оказать вам помощь. - Не тратьте зря времени. Вы не хирург и не сумеете сделать, полостную операцию. И в стационар вы меня уже не сможете доставить. Лучше постарайтесь внимательно послушать, прежде чем я отправлюсь на суд Божий. Вы в курсе того, что сейчас происходит на Земле? - В самой малой степени, - ответил я, решив, что будет лучше, если Табберт расскажет мне побольше. - Со вчерашнего дня на Земле был отмечен устойчивый и, постоянный рост средней температуры воздуха, воды и почвы. Причем нарастание идет по экспоненте. Если сейчас, около одиннадцати часов, особенно здесь, в тропиках, это потепление еще не ощущается, то в Антарктиде, среди зимы и полярной ночи, началось таяние льдов. То же самое происходит на Севере, хотя там по календарю лето, и это выглядит таким удивительным. Воздушные массы приобрели кошмарные скорости, весь эфир заполнен паническими сообщениями метеорологов. Но мои коллеги еще вчера подсчитали, что если процесс будет развиваться по тому же графику, то примерно к пяти часам пополудни температура почвы на земле будет составлять около трех тысяч градусов по Фаренгейту... Вам понятно, что это означает? - Да, - ответил я, - это значит, что на поверхности Земли все погибнет. - И не только на поверхности, - поправил Табберт. - После пяти часов вечера вся планета превратится в шар из кипящей лавы, а океаны перейдут в газообразное состояние. Причем основное повышение температуры, скорее всего, произойдет скачкообразно, в течение трех-четырех часов. - То есть сделать уже ничего нельзя? - спросил я. - С точки зрения современной науки и техники - ровным счетом ничего. - Тем не менее, вы не отправились в храм молиться о спасении или хотя бы об отпущении грехов, а оказались здесь? - Это идея Рудольфа фон Воронцоффа. Он убежден, что этот Конец Света дело рук генерала Баринова. То есть вашего отца. Вам ведь известно, что такое "Black Box"? - В общих чертах... - В подробностях о нем не знает никто. Так вот, Воронцофф считает, что единственный шанс спасти Землю - это пойти на контакт с "черным ящиком". Он мистик, как все русские, и ради этого готов на все. Вчера он убедил президента США проинформировать президента России о грядущей катастрофе и передать "Black Box" в распоряжение мирового сообщества. Спецгруппа ФСБ и МВД России прибыла в ваш ЦТМО, но обнаружила там лишь второстепенных сотрудников и почти никакого оборудования, не говоря уже о "черном ящике". США отнеслись к этому с недоверием и потребовали от России допустить международных инспекторов. Согласие было получено, но "Боинг-757" с опознавательными знаками ООН, на котором инспектора направлялись в Москву, был внезапно атакован двумя истребителями "МиГ-31" и сбит в районе Кольского полуострова. - Ни с того ни с сего? - не поверил я. - Дальше все стало еще непонятнее. Когда Генеральный секретарь ООН запросил Москву о судьбе самолета, оттуда пришел ответ, который был сформулирован так, будто никакого согласия на инспекцию не было... Нет, боюсь, что мне не удастся вам все досказать. У меня в аптечке уже нет обезболивающих... - Я вколю, у меня есть. Только скажите, который... - сказал я, выдернув аптечку. - Вот этот, колите весь тюбик. Второй вряд ли понадобится... Впрочем, если я буду говорить, то не засну. Я вонзил иголку шприц-тюбика прямо через комбинезон. Табберт улыбнулся побелевшими губами и сказал: - Ваш президент ответил так, будто был, по меньшей мере, Сталиным или Брежневым. Более того, группировка разведывательных спутников АНБ засекла активность на стратегических базах России. Ударные атомные лодки, шахтные и мобильные комплексы приведены в готовность. Даже стратегическая авиация! Ничего подобного не было со времен Карибского кризиса. Соответственно США приняли ответные меры. России предъявили ультиматум: немедленно свернуть военную активность до прежнего уровня, передать стратегическое оружие под контроль сил ООН и допустить группу инспекторов в ЦТМО. Срок установили до нуля часов прошедшей ночи... - То есть он уже десять часов, как истек? - Уже десять часов, как идет третья мировая война, - устало сказал Табберт. - Точнее, не поймешь, что, потому что весь мир сошел с ума. В 23.30 Ирак, объявив о своей поддержке России, нанес ядерный удар по Израилю, а иранские летчики-камикадзе из Корпуса стражей исламской революции атаковали авианосную группу США в Персидском заливе. Силы ПВО сбили 26 самолетов, но при этом были потоплены авианосец "Энтерпрайз" и три корабля охранения. Казахско-киргизские войска вторглись в китайскую провинцию Синьцзянь и продвинулись на 30 километров. - Что-о? - обалдело спросил я. - Это еще цветочки! - усмехнулся Табберт. - Индия и Пакистан обменялись ядерными ударами. Сирийские ВВС бомбардировали турецкие базы в Южной Анатолии, ливийский десант захватил Мальту, а бундесвер в союзе с австрийцами вторгся в Южный Тироль... "Бред умирающего?" - подумал я, слушая все эти сообщения, которые казались полной ахинеей. Но это только разум не мог воспринять, а сердце верило да, так оно и есть! Именно это могло произойти, если Чудо-юдо запустил в дело ГВЭП-154с. - Вы думаете, что я уже не в себе? - вяло произнес Табберт. - Нет, я еще могу соображать. Может, проживу еще полчаса. Так что торопитесь слушать. Все это сумасшествие действительно организовано вашим отцом. Вчера около 22 часов с арендованного им транспортного самолета "Ил-76", находившегося в приэкваториальной зоне над Атлантическим океаном, была запущена двухступенчатая ракета неизвестной конструкции, которая вывела на орбиту незарегистрированный спутник. Все события, о которых я говорил, и еще многие, о которых не успел сказать, начинались по траектории движения спутника... Мы это вычислили. Это ГВЭП невероятной мощности. Наверно, его можно сбить, но остановить все уже нельзя. Да и не нужно... Он закрыл глаза, и я подумал, что это все, но Табберт открыл глаза. - Нет, еще не умер, - сказал он, - просто чуть-чуть отдохнул. Потому что я еще не сказал главного: Рудольф убежден, что знает, как все остановить. И войну, и катастрофу с повышением температуры. Надо найти икону с бриллиантами... Только Святая Дева может остановить "Black Box". Наивно, но утопающий хватается за соломинку... Его глаза опять закрылись, и я снова не угадал. На сей раз я подумал, что он опять отдыхает, а он взял, да и перестал дышать. Впрочем, уже через минуту после того, как это произошло, мне стало не до того, чтоб размышлять над бренностью земного и пытаться реанимировать Табберта. Откуда-то из совсем недальних краев послышались автоматные очереди, хлопки подствольных гранатометов и разрывы гранат. Хотя высовывать нос в коридор было рискованным делом, я все-таки высунулся. Стреляли где-то близко, но не на перекрестке, где лежали трупы, и вообще, пока еще не в перекрещивающихся коридорах. В принципе, наилучшим вариантом было подождать, сидя здесь, в мастерской. Дверь была довольно прочная, ее можно было запереть на задвижку, и если кому-то из воюющих не придет фантазия засветить по двери гранатой, то ничего мне тут не угрожает. От шальных пуль и осколков можно было укрыться в углу, за прочной станиной токарного станка. Но мне отчего-то не захотелось отсиживаться. Возможно, потому, что на часах было уже 10.32 и оставалось меньше трех часов до первого контрольного срока. Бой на техническом этаже мог закончиться и через пять минут, и через полчаса, а мог продлиться и дольше. Кто его знает, может, "Black Box" и этим процессом управляет? В общем, я вылез из своего более-менее надежного убежища и помчался бегом по коридору в ту сторону, откуда пришел. Уже через пару минут или даже меньше мне очень захотелось обратно, но вернуться было уже никак нельзя. Когда я добежал до следующего перекрестка коридоров, почти одновременно и спереди, и сзади меня послышался топот многочисленных ног. Скорее инстинктивно, чем сознательно, я резко прыгнул вправо и перекатился как можно дальше от угла. Очень вовремя! С двух концов коридора, по которому я только что бежал, невидимые мне стрелки открыли ураганный огонь из доброго десятка стволов. Промедли я самую малость - и повторил бы судьбу Алехо, которого точно таким способом изрешетили в отеле. Никакого спасения быть не могло, плотность огня была такая, что на каждый квадратный дециметр поперечного сечения коридора приходилось минимум по две пули. Собственно, и в боковом коридоре никакой гарантии не было. Правда, пули сюда залетали только рикошетами, но и от них можно было дождаться неприятностей. Тюн-нь! Это я получил такой фигулинкой по шлему, прикрытому капюшоном. Ну его на фиг, торчать тут! Я по-рачьи, задом вперед, отполз метров на пятнадцать от перекрестка, после чего вскочил и дунул со всех ног дальше. Мне казалось, что чем дальше я убегу от места перестрелки, тем лучше. Только вот фиг я угадал! Трое в камуфляжках хайдийских коммандос вылетели из-за поворота параллельного коридора почти одновременно со мной. Нас разделяло метров с полста. Я нажал спуск, и они тоже. Попал сам или нет, не заметил, но в меня-то точно не попали. Отскочив за угол, дернул из подствольника, правда, особо не целясь, и тут же убрался подальше. Бух! Это я услышал уже метрах в десяти от угла. Хлоп! Ответ пришел! На пол - плюх! Ба-бах! Тюн-нь! Шлем выдержал, а капюшон распороло от макушки до затылка. На хрен его, чтоб на глаза не сползал. К бою! Очень вовремя, потому что те, похоже, пробежаться решили. А ну, осади! Высунул ствол за угол, не выставляя башки, и на полмагазина оторвался... Бесшумка хороша, но эффект не тот. Открытым текстом как дашь, так один грохот впечатляет, на психику давит. Уже подумают, лезть или не спешить. А глушак сделал какое-то тихонькое "пу-пу-пу" - и не поймешь, стрелял или только воздух попортил. Ну, пульки-то над ребятами посвистят, конечно, понта поубавят. Опять назад отскочить! Мне ваша сдача на фиг не нужна, на чай оставьте! Тр-рык! Ну, это вы вообще мимо денег... Только угол в метре от меня ощербатили. Но пульки наискось шли, стало быть, боец какой-то идет вдоль противоположной стороны коридора и непосредственно к углу меня больше не подпустит. Буду я жаться к стеночке, а те, что идут по моей стороне коридора, кинут мне за угол гранатку... А вот фиг вам, козлы! Я вам раньше кину! Привет от тети Моти! Фр-р, пошла, милая, за угол! Шмяк! Не иначе, я ее прямо в него зафинделил, в мягкое тюкнулась... Бах! - А-а-й! - истошно взвыл кто-то. Не дав им опомниться, выскочил из-за угла и полил обоих, что лежали на полу. Только подскакивали от ударов пуль. С пяти метров такие броники от 5,56 не защищают... Третий валялся значительно дальше, я его еще из подствольника достал. Должно быть, прямо под ним рвануло - ногу по колено оттяпало и кишки вывернуло. Может, еще и живой, но проверять мне некогда. На рукавах у ближних жмуров одним глазом углядел эмблемку: "ягуары". Стало быть, "тигры" кончились или на другом участке воюют. В коридорах я себя все-таки чувствовал неуютно. Пальба на техническом этаже не прекращалась, какие-то люди в немалом числе носились по коридорам, кидались гранатами, палили от всей души и переизбытка патронов. Так ведь и убить могут, до Конца Света дожить не дадут... Я даже не рискнул задержаться, чтоб снять с убитых магазины. Только заменил тот, что расстрелял до железки по "ягуарам", и все. Патронов у меня пока не в обрез, а начнешь копошиться около жмуриков, глядишь, и самого положат. Подергал двери на одной стороне коридора - нет, тут все закрыты. Перескочил на другую сторону. Облом, облом, еще облом... А тут опять топочут. Правда, намного мягче и тише, чем "ягуары" своими тяжелыми подметками. Не поймешь откуда, справа, слева, спереди или сзади. Крутанул головой на 360 градусов. Спереди и сзади пока никого, а топот совсем рядом. Вжался в дверной проем, совсем близко от перекрестка. Если побегут слева, то могут и проскочить мимо, а если справа - увидят. Одного-двоих могу срезать первой очередью, будет больше - вторую сделать не дадут. Выскочили слева. Пятеро черных, в "джикейских" комбезах. А индикатора у них при себе нет случайно? Или, может быть, по случаю спешки не заметят? Хотя, конечно, сразу мочить меня не станут, если очень не попрошу. Ну, блин, час от часу не легче! Остановились... - Куда дальше, сэр? - прогундосил кто-то из-под забрала и капюшона. - Быстрее, Рудольф, надо решать, - поторопил второй. - "Ягуары" нас обходят. Тот, к кому обращались, рассматривал план или схему с таким спокойствием, будто сидел в уютном кресле. - Идем налево, - произнес тот, кого назвали Рудольфом, и до меня доперло, что это может быть сам фон Воронцофф. В его английском слышался какой-то акцент, только вот русский или немецкий - не разберешь. - Третья дверь по правой стороне коридора! - строго добавил он. - Там должен быть аварийный люк в кабельный коллектор. Это наш шанс. Один из последних. Бегом! Когда они свернули в тот коридор, что был для них слева, то аппетитно подставились мне спинами. И расстояние приятное - метров десять-двенадцать. Был бы у меня "АКМ" или "ПК" - и секунды бы не подумал, шмалять или нет. Даже патрон 1943 года понавертел бы дыр в этих "джикейских" брониках. С гарантией. А вот насчет 5,56 - сомневался я. И потому скромно промолчал, дав возможность "джикеям" удалиться на совсем уж нерабочее расстояние. Тем более что они быстро разбежались по сторонам коридора, притерлись к стенам, которые дежурные лампы почти не освещали, и почти исчезли из виду.