Альманах Мир Приключений - Мир приключений. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов

      Под пиру толпились товарищи Муно. Анжела очень обрадовалась, заметив среди них Лулу, подбежала к ней, взяла за руку.
      — Хочешь гулять? — спросила Лула, погладив девочку по «остаткам шерстяного покрова».
      — Цуцу! Сюда! — ревниво крикнул Муно и крепко сжал руку Анжелы. Пусть, мол, Лула не забывает, что зверушка принадлежит ему, Муно.
      Вся компания отправилась к окраине Городища. Там, за стеной, вылепленной парианами, раскинулось неподвижное, как кусок гигантского зеркала, озеро. Над его поверхностью лениво струился пар. Озеро окружали округлые бархатно-зеленые холмы.
      Резвые париане с разбегу ворвались в озеро, разбудив его своим вторжением, наполнив все вокруг веселыми возгласами и искрящимися под утренним Парием брызгами.
      Анжела замешкалась на берегу.
      — Цуцу! Ну, что же ты? — крикнул из воды Муно. — А ну-ка, живо сюда!
      Анжела осторожно ступила в воду. Ей приходилось купаться в озере много раз. Она знала, что вода в нем теплая, почти горячая, а дно — гладкое, без единой впадинки или бугорка, словно в ванной, и что в озере не водятся никакие животные. И все же не могла себя заставить так же бездумно и шумно врываться в чужепланетное озеро, как это делал Муно и его друзья.
      В воде париане чувствовали себя увереннее, чем на суше. Они плавали с бешеной скоростью, расчерчивая водную гладь длинными гибкими хвостами. Нечего было и думать угнаться за ними.
      — Эй, Цуцу! Ты плаваешь, как лимпи! — крикнул Тути.
      Анжела знала, что лимпи — парианское животное, по медлительности напоминающее земную черепаху, и потому обиделась на Тути.
      — Хочешь, я прокачу тебя? И ты узнаешь, как надо плавать.
      Тути зацепил Анжелу хвостом и ловко усадил себе на спину. Не успела Анжела опомниться, как с головокружительной быстротой помчалась вперед. Обычно париане не уплывали слишком далеко от берега и держались всегда вместе. Но Тути, желая похвастаться перед девочкой, понесся к самой середине горячего озера.
      — Держись крепче, Цуцу! — задорно кричал Тути. — Мы с тобой… Аи! — Голос Тути, неожиданно сорвавшись на визг, замер.
      Он затормозил так резко, что Анжела чуть не перелетела через его голову.
      Прямо перед ними неизвестно откуда появилось огромное существо. Его голова грозно и гордо возвышалась над поверхностью воды, как обтекаемая подводная лодка, поднятая чьей-то гигантской рукой. Изогнутая шея исчезала под водой, а позади, словно внезапно всплывший из пучин остров, виднелась необъятная спина чудовища.
      Анжела, дрожа всем телом, прижалась к Тути. Тути тоже дрожал. Он застыл, завороженный неожиданным зрелищем, и не мог пошевелиться.
      Казалось, морда зловеще ухмыляется — огромная отвратительная пасть осклабилась, а глаза злобно вращались. Чудище взмахнуло над водой гигантской перепончатой лапой и двинулось к окаменевшему парианину.
      — Опомнись, Тути! Скорее назад! Не то будет поздно, — шепнула Анжела.
      То, что Цуцу вдруг заговорила на языке париан, было для Тути такой же ошеломляющей неожиданностью, как и внезапное появление водяного чудовища в считавшихся до сих пор мирными водах Горячего озера. Он мгновенно вышел из оцепенения и, пораженный, уставился на девочку.
      Чудовище бесшумно скользило по воде. Один рывок — и оно будет рядом.
      — Скорее, Тути! — отчаянно крикнула девочка и хлопнула его по спине.
      Туги, вспенив воду, круто развернулся и со всей быстротой, на какую был способен, помчался к берегу.
      — Быстрее вылезайте! — на ходу крикнул он купающимся. — Там… там…
      Среди малышей-париан поднялась паника. С визгом, похожим на мяуканье рассерженных котят, они шумно и неуклюже выскакивали из воды.
      Уже с берега Анжела оглянулась: поверхность озера была безмятежно спокойна. Чудище исчезло под водой, будто его и не было вовсе.,
      Она заметила, что париане собрались в тесный кружок и, выставив наружу хвосты, о чем-то возбужденно совещаются. Анжела решила, что причина тому водяное чудовище, но тут вся компания двинулась к ней.
      Торжественно рассевшись вокруг девочки, они разглядывали ее так, будто никогда не видели раньше.
      Первым заговорил Муно.
      — Цуцу, — сказал он, — это правда, что там, на середине озера, ты вдруг заговорила с Тути?
      Анжела молча кивнула.
      Париане загалдели, перебивая друг друга.
      — А вы не верили! — торжествующе вскричал Тути.
      — Ты понимаешь нас и умеешь говорить?! — снова обратился к ней Муно.
      Анжела кивнула.
      — Так почему же ты до сих пор молчала?!
      — Не знаю… Я боялась, — призналась Анжела.
      — Вот видите! Видите? — засуетился Тути. — Она говорит! Вы сами слышали… Еще, Цуцу, еще!
      — А откуда ты знаешь наш язык? — поинтересовалась Лула.
      — Научилась. Ведь я живу с вами уже тридцать парианских лет.
      — Выходит, ты никакая не зверушка? — озадаченно произнес Муно.
      — Выходит… — улыбнулась Анжела.
      — Да-а. — Тути задумчиво почесал себе живот.
      — Ну и очень хорошо! — сказала Лула. — Я давно чувствовала, что она все понимает. У нее такие умные глаза! Значит, у нас прибавилась подружка. — И она подошла к Анжеле.
      — Ты хочешь с нами дружить?
      — Конечно.
      — Бежим в Городище! — заторопился Тути. — Надо обо всем рассказать взрослым.
      Анжеле хотелось попросить их не раскрывать ее тайну, но сдержалась. Как-то взрослые париане воспримут эту новость…

* * *

      Тути, как самый бойкий, взобрался на возвышение посреди площади и с силой дунул в тонкую, очень длинную трубу, укрепленную на лепной подставке. Она была сделана из ствола дерева. Такие трубки, только значительно меньших размеров, мастерили в древности на Земле мальчишки и называли их дудочками.
      Труба издала мелодичный, очень громкий звук.
      И тут же на площадь со всех сторон потянулись париане.
      — Кто звал нас? Что случилось? — послышался знакомый голос.
      Это была старая, самая старая во всем Городище парианка, которая занималась обучением малолетних париан и которую почитали все жители Городища.
      — Мы хотим сообщить необычайную новость, — бойко сказал Тути.
      — Новость, которую не знаю даже я? — удивилась старая парианка.
      — Да! Даже ты. Хотя вот уже тридцать лет заставляешь нас заучивать особенности вот этой «диковинной зверушки», — сказал Тути, ткнув пальцем в грудь Анжелы.
      Анжела стояла тут же, на возвышении, невесело глядя себе под ноги, и думала: «Что-то теперь будет…» Она знала, что париане — мирный, безобидный народ, который питается только дарами богатой растительности здешних мест и никогда ни с кем не воюет. А если и случится драка, так лишь среди молоденьких, задиристых париан, и то она больше похожа на игру…
      И все же Анжела волновалась. Она не могла угадать, как воспримет этот народ весть, что на их планету высадились чужаки. Вот почему, довольно легко усвоив нехитрый язык париан, она столько времени хранила молчание. И надо же было из-за этой истории с водяным чудовищем так по-глупому выдать себя!
      Друзья Анжелы толпились за ее спиной. Это успокаивало.
      — Мы слушаем вас. Кто будет говорить? — спросила старая парианка.
      Тути открыл было рот, но Муно хлопнул его хвостом по спине и сердито прошипел:
      — Цуцу моя, мне и говорить. Он вышел вперед.
      — Сегодня мы узнали, что Цуцу вовсе не животное… или совершенно особенное животное…
      — Мы и без вас знаем, что Цуцу — особенное животное! — выкрикнули из толпы.
      Муно растерянно посмотрел на кричавшего и смешался, забыв, что должен был сказать.
      — Цуцу — говорящее животное! — не утерпев, крикнул Тути, за что получил от Муно подзатыльник посильнее прежнего.
      — Этого не может быть! — хором воскликнули париане.
      И так как Муно и Тути собрались у всех на виду затеять драку, вперед вышла Лула и звонко пропела:
      — Цуцу разговаривает на нашем языке! Она понимает нас! Только что Цуцу спасла Тути от водяного чудовища, вынырнувшего вдруг из Горячего озера.
      Париане дружно ахнули и загалдели.
      — Тише! — властным скрипучим голосом сказала старая парианка и, как хлыстом, щелкнула в воздухе хвостом.
      В мгновенно наступившей тишине она недоверчиво обратилась к девочке:
      — Все это правда, Цуцу?
      Вздохнув, Анжела кивнула.
      И снова по рядам париан прокатился рокот.
      — И ты действительно умеешь говорить?
      — Умею.
      Все замерли.
      — Почему же ты до сих пор молчала?
      — Вот и мы ее об этом спросили, — не преминул вставить Тути, только что разделавшийся с Муно, который, отойдя в сторонку, зализывал царапины на своей синтетически-гладкой спине.
      — Не мешать! — одернула его старая парианка.
      — Потому что тогда мне пришлось бы ответить на много вопросов. А я боялась, что вам не понравятся мои ответы.
      — Оказывается, ты не только говорящее, но кхитрое животное. — Старая парианка неодобрительно покачала головой. — Значит, тебе есть что от нас скрывать?
      Анжела почтительно подождала, пока перестанут раскачиваться складки отвислой кожи на ее шее, и сказала:
      — Теперь уже все равно. Я отвечу на все ваши вопросы.
      На площади воцарилась такая тишина, что стало слышно, как колышутся листья пиру.
      — Тогда открой нам свою тайну: кто ты и как сюда попала?
      — Я не животное! — громко отчеканила Анжела. Она была счастлива, что может наконец заявить об этом во всеуслышанье. — Я такое же разумное существо, как вы!.. — Ей хотелось бы добавить: «И даже разумнее, чем вы», но она сдержалась, потому что была не только осторожной, но и хорошо воспитанной девочкой.
      Ее слушали затаив дыхание. Анжела заметила в толпе родителей Муно, которые глядели на нее, вытаращив маленькие глазки и отвесив губы. Она улыбнулась им.
      — Да! Я такое же разумное существо, — с достоинством повторила она. — Но я на вас не в обиде. Ведь вы не знали этого. И потом, ко мне тут все очень хорошо относились.
      — Но откуда ты все-таки взялась? — не в силах сдержать любопытство, влез Тути.
      — Здесь вопросы задаю я! — строго сказала старая парианка и повторила вопрос Тути: — Да. Откуда ты взялась?
      — С неба, — невинно ответила Анжела.
      — Как это с неба? — дружно ахнули париане.
      — Очень просто — свалилась с неба.
      — Она, кажется, издевается над нами, — сказал кто-то в толпе.
      — Нет-нет! — поспешила заверить Анжела. — Я просто не знаю, как объяснить, чтобы вы поняли… Я родилась на совсем другой планете, которая зовется Земля. Вы слышали про такую?
      Париане хранили молчание.
      — …На Земле живут люди, — продолжала девочка. — И все они такие же, как я. Взрослые люди очень умные и очень много знают. Они изобретают всякие машины, самолеты, ракеты. Много тысячелетий подряд они изучали звезды. А потом научились делать сверхбыстрые ракеты, на которых стали летать к другим планетам, чтобы найти братьев по разуму. Они никому не желают зла, просто они очень любознательные.
      Тишина, царившая на площади, настораживала девочку. Но, начав, она решила высказаться до конца.
      — Выяснив, что на вашей планете природа похожа на нашу земную, люди решили прилететь сюда, чтобы узнать, не живут ли здесь разумные существа, с которыми можно подружиться. И вот мы здесь.
      — «Мы»! Значит, ты не одна? — насторожилась старая парианка. Ее и без того огромные ноздри раздувались, как у зверя, почуявшего опасность.
      — «Мы» — наша экспедиция.
      — И где же она, ваша эспи… эти существа?
      — Они остались по ту сторону скал, там, где снег и холод.
      — По ту сторону скал?! — удивились париане. — Но разве там можно жить?!
      — Они не знают, что здесь так тепло и чудесно, — грустно сказала Анжела. — И они не знают, что здесь есть вы, ради которых они совершили такой утомительный перелет… Мне очень жаль их, потому что они мерзнут и голодают. Ведь среди них — мои папа и мама. — На глазах Анжелы блеснули слезы.
      Париане долго молчали.
      — Мы много раз слушали рассказ Гунди, — наконец сказала старая парианка. — Но мне кажется, нам надо послушать его еще раз.
      Переваливаясь на жилистых, мощных ногах, на возвышение поднялся Гунди — отец Муно.
      — Вы все знаете, как я люблю путешествовать, — обратился он к толпе, — и как я любопытен. Еще в детстве я решил, что обязательно узнаю, что находится по ту сторону Каменной стены. Я много раз лазал в горы, но возвращался ни с чем. И вот однажды мне все же удалось добраться до вершины хребта и заглянуть на ту сторону. Было очень холодно, и кругом лежал снег. Но я решил еще немного спуститься. Оказалось, что, с той стороны Каменная стена совсем не такая высокая, как с этой.
      — Дальше, Гунди! Дальше! — торопили его париане.
      — Мы знаем его рассказ наизусть, — запротестовал кто-то. Но на него зашикали, заставив умолкнуть. И Гунди продолжал:
      — Под одним из выступов скалы спала Цуцу. Если бы я не нашел ее, она никогда бы не проснулась. Она была совсем белая и холодная. Я взял ее на руки, отогрел своим теплом и, с трудом перетащив через Каменную стену, принес к себе в жилище… Ну а дальше вы все видели сами. Муно очень понравилось забавное бесхвостое, короткошеее существо… — Он запнулся и виновато посмотрел на Анжелу. — Я хотел сказать, Цуцу. С тех пор мой сын не разлучается с нею. Вот уже тридцать лет она живет в нашем жилище, и все мы очень любили ее, хоть и не знали, что она не… Ах, Цуцу! — Он с укоризной обернулся к девочке. — Ты не доверяла нам?… — И, обратившись к согражданам, сказал: — У меня только одна просьба: пусть Цуцу останется жить в моем жилище. Пусть будет моему Муно сестрой.
      Посовещавшись, париане решили ничего пока не предпринимать, оставить Цуцу у Гунди и хорошенько подумать, что делать дальше.

* * *

      В этот день Муно был возбужден и, несмотря на свою неповоротливость, очень подвижен. Придя домой, он сразу же принялся за работу: вылепил аккуратненькое сиденье и лежанку для Цуцу, украсив их узорами из цветов мунго и пиру.
      — Вот, — с гордостью показал он Анжеле свое творение, — это тебе! Мне очень стыдно. Ведь я мог бы догадаться, что тебе неудобно есть и спать на полу.
      Потом он сбегал к огромному пиру, сломал два самых нежных молодых листа, хотя еще было не время менять постель, и аккуратно расстелил их на только что вылепленной лежанке.
      Во время еды он то и дело поглядывал на Анжелу, скромно сидящую на своем новом сиденье. Мама Муно подкладывала в ее посуду овощные и фруктовые салаты, подливала сладковатое, водянистое молоко. Чтобы надоить молока, приходилось подолгу охотиться за полудикими животными. Поэтому молоко считалось редким лакомством.
      Анжеле хотелось мяса, но она не рисковала даже заикнуться об этом. Париане с презрением причислили бы ее к разряду хищников. И она решила, что скорее умрет, чем признается в своих преступных наклонностях.
      Когда Сеан воцарился над Парианусом, повелевая всем уснуть сладким сном, Анжелу торжественно уложили на новую лежанку. Никому не спалось, ведь за день произошло так много событий! Отец и мать долго ворочались и кряхтели, а Муно то и дело окликал девочку, спрашивая, удобно ли ей спать на лежанке.
      Анжела терпеливо ждала и, лишь когда услышала громкое мерное сопение, тихонько встала и вышла из жилища.
      Она ни разу еще не выходила ночью на улицу. Все париане почему-то очень боялись темноты и сумели внушить ей тот же страх. Но сейчас, когда Анжела заявила наконец во всеуслышанье, что она — человек, страх исчез…
      Завороженная, она остановилась на пороге жилища. Все вокруг казалось розовым под светом Сеана, как в волшебной сказке. Иссиня-черные контуры пиру четко вырисовывались на фоне фиолетового неба. В мрачном безмолвии высилась за Городищем стена неприступных скал… Небо, будто волшебный ковер, было усыпано бесчисленным множеством зеленых звезд: одни казались величиной с яблоко, другие — меньше горошины.
      Спустившись во двор, Анжела села на свое новое сиденье, вылепленное заботливыми руками Муно, и задумалась. Она могла чувствовать себя свободно и думать о чем угодно, только когда засыпали ее радушные хозяева. С тоской и удовольствием вспоминала она родной дом, и родителей, и своих подруг…
      Там, дома, особенно она любила утренние часы, когда всей семьей они поднимались на крышу их пятидесятиэтажного дома, где был разбит большой тенистый парк с аллеями, беседками и аэрариями. Они принимали воздушные ванны под ласковыми лучами восходящего солнца, плескались в прохладных водах бассейна… И только потом все расходились по своим делам: родители — на работу, она — в школу.
      Как все это непохоже на жизнь париан! Конечно, здесь много интересного и необычного. Она с радостью согласилась бы провести на Парианусе… летние каникулы. Но жить годами! Париане — добрые, веселые, но, пожалуй, немного глуповаты по земным меркам…
      Анжела скучала по книгам, по товарищам, по занятиям. Ее терзала острая, неутихающая тоска по родителям. Неужели всю жизнь ей суждено провести среди хвостатых, перепончатых париан?! Правда, она очень привязалась к Муно. Но он не мог заменить ей того, к чему она привыкла, что любила, без чего не могла обойтись.
      И зачем только она отправилась в. это путешествие! Как хорошо и весело жилось ей там — на милой, доброй Земле.
      Анжела понуро вернулась в жилище, легла на свою лежанку, закуталась в ворсистый лист пиру. Она с грустью вспомнила свою мягкую постель с тонкими оранжевыми простынями, нежно пахнущими фиалкой. Дома у каждого из них постель имела свой цвет: у мамы — розовая, у папы — голубая. И каждая пахла какими-нибудь цветами.
      Анжеле тогда казалось, что так будет всю жизнь, что по-другому просто не бывает…

* * *

      Ее разбудили голоса с улицы:
      — Эй, Муно! Цуцу! Идемте гулять.
      Муно вскочил, протер глаза и, покачиваясь, пошел к выходу, сонно бормоча:
      — Цуцу! За мной! Ско… — но вдруг осекся и смущенно обернулся к девочке: — Совсем забыл, Цуцу. Не сердись. Хочешь пойти с нами гулять?
      — Хочу, — улыбнулась Анжела. — Конечно, хочу. И, взявшись за руки, они вышли из жилища.
      — Куда пойдем? — весело спросила Лула. — К Горячему озеру?
      — Нет-нет, куда-нибудь в другое место, — поспешно сказал Туги.
      — Сегодня пусть решает Цуцу. — Лула хотела было погладить Анжелу по волосам, но, спохватившись, отдернула руку. — Цуцу, куда бы ты хотела пойти?
      — К скалам, — не задумываясь, ответила девочка. Переглянувшись, юные париане согласились.
      Сначала они шли по гладко вытоптанным улицам Городища. Справа и слева возвышались сводчатые жилища париан с овальными отверстиями для входа. Вокруг каждого жилища и прямо посреди улиц в беспорядке росли большелистые, прямоствольные деревья с крупными ярко-оранжевыми плодами. Их никто не сажал, и они росли, где хотели…
      Улица кончилась, незаметно перейдя в дорожку с разбегающимися в разные стороны тропинками. Самая узкая и неприметная вела к подножию Каменной стены, отрезавшей страну париан от остального мира.
      Бархатно-зеленые луга, деревья с пышными круглыми кронами, все, что составляло сказочную природу париан, кончалось перед этой стеной. На скалах почти не было растительности. Лишь кое-где, уцепившись за случайные выступы, лепились причудливо изогнутые розовые мунго, будто путники, дерзнувшие нарушить величественный покой каменной громады, да так и окаменевшие на полпути.
      — Почему ты решила прийти сюда? — спросила Лула Анжелу.
      — Мне хотелось увидеть их вблизи. Когда дядюшка Гундо переносил меня через Стену, я была без сознания и ничего не помню.
      — Что же мы будем делать дальше? — спросил Муно. — Как тут играть?
      Париане испытывали безотчетный страх перед грозной Стеной и не любили приближаться к ней.
      — Я знаю! — выкрикнул беззаботный Тути. — Мы устроим соревнования: кто выше взберется по Стене.
      — Верно, Тути! — обрадовалась Анжела и первая побежала к скалам.
      Она карабкалась по выступам с таким ожесточением и упорством, будто задалась целью во что бы то ни стало преодолеть злосчастную преграду.
      — Ты сорвешься, Цуцу! — послышался голос позади.
      Это был Муно. Анжела знала, что он ленивый и неповоротливый, к тому же не любит опасностей. Но Муно полз по острым скалам, преодолевая страх, потому что страх за Цуцу был сильнее.
      — Вернись, Цуцу, прошу тебя.
      Его жалобный голос подействовал на Анжелу. Она остановилась, уцепившись за кривой ствол мунго, нависший над нею. Взглянула наверх. Стена, казалось, уходила в самое небо, растворялась в нем. Нет, никогда ей не преодолеть этих скал!
      — Хорошо, Муно, вернемся, — грустно вздохнула Анжела.
      На крохотном выступе у подножия уродливого мунго они присели передохнуть, посмотрели вниз: только Тути, пыхтя и отдуваясь, еще карабкался вверх. Остальные, не выдержав, вернулись. Они отдыхали, растянувшись на зеленой лужайке.
      — Вы победили! — крикнула снизу Лула. — Спускайтесь!
      …После дневной еды Муно снова предложил Анжеле погулять. В это время они обычно не гуляли, а отправлялись на площадь, но Муно объяснил, что смотрилищ больше не будет. Вид у него был озабоченный.
      Они выбрали тропинку, ведущую к Горячему озеру. Парий, отражаясь от поверхности озера, слепил глаза.
      — Искупаемся? — предложил Муно.
      — Искупаемся.
      — А разве ты не боишься водяного чудовища?
      — Боюсь. Но мы ведь не станем уплывать далеко от берега?
      Муно помнил, что девочка не любит с разбегу врываться в озеро, и вместе с ней осторожно вошел в воду. Хоть чудовища не было видно и купались они у самого берега, Муно, как верный телохранитель, не отплывал от Анжелы. Только у него не получалось быть в воде таким же медлительным, как она, поэтому он носился вокруг стремительными кругами.
      Они растянулись на берегу, греясь под лучами Пария. Взгляд Анжелы скользил по поверхности озера далеко-далеко, к самому горизонту.
      — Смотри! — сказал Муно.
      Девочка обернулась и увидела длиннохвостое существо на коротких пятипалых ножках, лениво передвигавшееся вдоль кромки воды.
      — Это лимпи, я знаю, — сказала Анжела.
      Муно брезгливо поддел его хвостом и перевернул на спину. Живот у лимпи оказался светлый, почти белый. Он беспомощно замолотил в воздухе ножками, но сам перевернуться не мог.
      — Зачем ты так! — упрекнула Муно девочка и помогла лимпи встать на ноги. Он, будто в знак благодарности, высунул длинный зеленоватый язычок и с прежней медлительностью поплелся дальше.
      — И как вам удается так быстро плавать? — задумчиво глядя вслед парианской «черепахе», спросила Анжела.
      — Как? И сам не знаю… Покажи-ка свою руку.
      Анжела оперлась ладонью на траву и растопырила пальцы. Рядом с ее тонкой, изящной ручкой Муно шлепнул свою огромную лапу и тоже растопырил пальцы.
      — Видишь, — сказал он, — у меня есть перепонки, а у тебя нет. Когда ты подгребаешь под себя, вода проходит между пальцами. А мои перепонки ее не пропускают, толчок получается очень сильным.
      — Верно. И как я раньше не сообразила. А хвост у тебя вместо руля, да?
      — Что такое «руля»? — не понял Муно. Не зная, как объяснить, Анжела только улыбнулась.
      Некоторое время они лежали молча, потом Муно, усевшись на хвост, спросил:
      — А как тебя называли твои папа и мама?
      — Анжела.
      — Ан-же-ла… Красиво. А мы тебе дали такую глупую кличку «Цуцу». Ты, наверное, ненавидишь ее.
      — Я привыкла, — уклончиво ответила девочка.
      — Правда? И не обидишься, если я буду продолжать звать тебя Цуцу? Я тоже привык. — Он положил свою длинную шею на колени Анжеле.
      — Не обижусь, — улыбнулась она и почесала ему за ухом.
      — Скажи, твоя… Земля не такая, как Парианус?
      — Нет. Совсем не такая.
      — Расскажи! — попросил Муно, возбужденно шлепнув себя по животу.
      — Рассказать очень трудно.
      — Как бы мне хотелось посмотреть!
      — Ах! — воскликнула девочка. — Если бы я могла вернуться домой, я взяла бы тебя с собой, и ты сам бы все увидел.
      — Правда, Цуцу? Ты взяла бы меня с собой?
      — Конечно. Я жила в твоем жилище, а ты пожил бы в моем.
      — Но… — Муно отвесил нижнюю губу. — Тридцать лет ты не имела сиденья и лежанки. Я не могу себе этого простить.
      — Пустяки! — заверила его Анжела. — Ведь ваша почва одинаково мягкая и на лежанке, и на полу. И потом, это по-вашему тридцать лет, а по-нашему всего три года.
      — Значит, ты не сердишься?
      — Нисколечко.
      — Скажи еще раз, что ты возьмешь меня с собой, если…
      — Ты хотел сказать: если я вернусь на Землю? Я не верю в это, Муно. — Девочка тяжело вздохнула, и по ее щеке, блеснув под Парием, скатилась крупная слеза.
      Муно стало обидно, что она плачет, что ей так хочется покинуть его жилище и париан. Но он понял, что она тоскует по родному дому, и постарался скрыть свою обиду.
      — А язык, на котором ты говорила, очень трудный? — спросил он, чтобы отвлечь ее.
      — Нет, не очень, — всхлипнула Анжела.
      — Я мог бы научиться?
      Она медленно произносила слова, объясняя смысл каждого, а Муно старательно выговаривал их и пытался запомнить. У него оказалась превосходная память.
      — Получается! Ты молодец, Муно. Мы будем тренироваться каждый день. Хочешь?
      Она представила себе несбыточную сцену: ее находят отец с матерью. А она, после объятий, слез и поцелуев, знакомит их с Муно, и тот с самым невинным видом вдруг произносит:
      «Здравствуйте, люди Земли! Мы рады приветствовать вас на Парианусе».
      — Муно! Цуцу! Куда вы запропастились?! — еще издали завидев их, закричал Тути. — Я повсюду ищу вас! — Он приближался большими прыжками, отталкиваясь хвостом, совсем как кенгуру из школьного зоопарка. — Цуцу ждут на площади. Скорее.
      У входа в Городище их встретила взволнованная мать Муно.
      — Старейшая парианка сердится, — сказала она. — Все давно уже собрались. И Гунди тоже ждет.
      Она засеменила к площади. Муно, Тути и Анжела — за нею.

* * *

      На возвышении, во главе со старейшей парианкой, сидели десять взрослых париан. Остальные жители Городища правильными тесными кругами заполняли площадь.
      — Поди сюда, Цуцу, — подозвала Анжелу старейшая парианка. — Мы долго совещались между собой и вынесли решение. Сейчас ты узнаешь о нем…
      Анжеле снова пришлось подняться на возвышение, на котором ее столько лет демонстрировали жителям Париануса. Но теперь она взошла на него не как экспонат, не как диковинное животное, а как равная парианам.
      — Мы хотим знать, как много пришельцев спустилось на нашу планету, — обратились к ней.
      — Столько же, сколько сидит здесь, на возвышении, — ответила Анжела. — Но это было три… тридцать лет назад. Я не знаю, сколько их осталось, — добавила она грустно. — Ведь там очень холодно и нет почти никакой пищи.
      — Мы решили помочь им.
      — Вы?! Но как? Это невозможно.
      — Путь только один. Другого нет. И этот путь лежит через Каменную стену.
      Анжела вспомнила о суеверном страхе париан перед Стеной, о своих жалких попытках одолеть скалы и, печально улыбнувшись, повторила:
      — Это невозможно.
      — Возможно! — убежденно заявил Гунди, который сидел тут же, на возвышении, в числе самых взрослых и мудрых париан. — Разве я не перешел через Стену? Разве я не принес тебя сюда?
      Надежда озарила лицо Анжелы. А Гунди продолжал:
      — Возвращаясь в Городище с девочкой, я обнаружил перевал. Никто, кроме меня, его не знает. Я много раз лазал по скалам и изучил каждый выступ, каждую ложбинку.
      — Допустим, мы найдем дорогу в скалах. Но как вы собираетесь помочь людям? — Глаза Анжелы так и сверкали.
      — Мы укажем им перевал и приведем сюда. У нас тепло круглый год и много пищи. Мы спасем их от холода и голода.
      — Милый дядюшка Гунди! — воскликнула Анжела. — Но смогут ли они так же проворно лазать по скалам, как это делаешь ты?
      — Не беспокойся, — заверил ее Гунди. — Со мной отправятся все самые сильные и ловкие париане. Мы образуем живую цепочку сверху донизу, и по ней люди благополучно спустятся в Зеленую долину.
      — Будь уверена, — вставила старейшая парианка. — Мы не оставим в беде разумные существа, посетившие нашу планету. Верно я говорю?
      — Верно! — прокатилось по рядам париан.
      — Мы вылепим для них удобные жилища, и они будут жить с нами столько, сколько захотят.
      Анжела тут же представила себе, что у них с папой и мамой будет свое жилище под раскидистым пиру, свои пластилинообразные сиденья и лежанки… Вот уж повеселятся они втроем, укрываясь на ночь ворсистыми листьями пиру!..
      — Цуцу! Ты тоже должна пойти с нами на Каменную стену, — сказал Гунди. — Мы не знаем языка людей, а они не знают нашего. Только ты можешь объяснить им, зачем мы пришли.
      — Конечно! Конечно же, я пойду с вами! — воскликнула Анжела.
      — А теперь пусть все жители Городища разойдутся по своим жилищам и хорошенько выспятся. Завтра, едва Парий покажется над Зеленой долиной и отразится в водах Горячего озера, все взрослые париане отправятся в путь.
      Всю ночь Анжела не сомкнула глаз. Она не могла поверить, что, может быть, завтра увидит мать, отца и членов экспедиции. И зачем только она молчала целых тридцать лет… Нужно было все рассказать им сразу, как научилась говорить. Вот удивятся родители, услышав, как она свободно болтает по-париански!
      Анжелу поражала детская доверчивость париан, которым даже в голову не пришло, что люди с Земли могут быть им опасны, могут причинить зло.
      …Не успела ночная тьма растаять в первых лучах Пария, как длинная вереница париан потянулась по узкой тропе к подножию Каменной стены. Во главе шел Гунди, за ним — Анжела.
      Муно, выпросивший разрешения пойти со всеми, шумно сопел за ее спиной.
      Гунди уверенно обогнул первую гряду скал, потом вторую. Оказалось, что под прикрытием нависающих каменных громад скрывался относительно пологий склон, где можно было, минуя многочисленные выступы, карабкаться вверх.
      — Садись-ка мне на спину, Цуцу, — сказал Гунди.
      — Нет-нет, я сама!
      — Садись! — настаивал Гунди. — Нам предстоит очень трудный переход. Тебе надо беречь силы.