Триглав, Триглав

      - Я жду. Начинайте, товарищи! Что думаете о предстоящих делах? Что нужно для успешного проведения операции?
      Командиры молчали, собираясь с мыслями.
      Тогда, к удивлению многих, встал Мрва, никогда не выступавший на совещаниях. Он заговорил, поблескивая очками:
      - Задача нам дана, действительно, очень серьезная. Для того чтобы овладеть Истрией, мы должны разгромить вражеские силы, засевшие в окрестных лесах. Выходить на исходные позиции придется горами. Это трудный путь. Но мы его одолеем, конечно. Однако хотелось бы знать, каковы силы фашистов, стоящих перед нами?
      - До тридцати тысяч четников и немцев, - сказал Август.
      - А какие силы могут выступить против нас со стороны Удины?
      - Надо полагать, значительные, - ответил Август. Почему-то ему не хотелось выкладывать все сведения о противнике, хотя он ими располагал. Дело ведь, товарищи, совсем не в том, сколько будет фашистов, а в том, как их разбить!
      Вошел дежурный, подал Августу записку. По мере того как Август читал донесение, лицо его бледнело.
      - Послушайте, что пишут наши товарищи, оставленные ожидать самолеты союзников с оружием и боеприпасами. "Весь день мы дежурили на склоне холма. В назначенное время никто не прилетел. Спустя немного показались два английских самолета; они сбросили три тюка обмоток и запас жевательной резины. Зато в это же самое время четникам Михайловича были сброшены и обувь, и обмундирование, и консервы..."
      Август дочитал донесение.
      - Очевидно, английские летчики опять заблудились, - заключил он. Всякий раз, когда им предстоит доставить что-нибудь партизанам, они теряют ориентиры и сбрасывают предназначенное нам нашим врагам!
      Когда улеглось возмущение, Август кивнул Мрве; продолжайте.
      - Я сомневаюсь, - продолжал Мрва, - справится ли бригада имени Гарибальди со своей задачей? Сможет ли она сдержать противника?
      Август, подумав немного, спросил:
      - По-вашему, одной бригады мало?
      - Если бы это была настоящая бригада, тогда, конечно, одной бригады вполне достаточно. А на эту бригаду трудно надеяться, - ответил Мрва. - И, по-моему, было бы лучше не привлекать других. Триест надо брать своими силами.
      - В боеспособности итальянской бригады сомнений быть не может, возразил Август. - Эта бригада прошла серьезные испытания, закалилась в сражениях. Ее бойцы не раз громили фашистов. Неверное, ничем не обоснованное мнение о том, что итальянцы плохие солдаты, давно пора отбросить. Когда люди сражаются за правое дело, они готовы на все. Совсем другая картина, если приходится сражаться черт знает за что... Никто не сможет отрицать, что итальянские партизаны совершили немало замечательных дел. И раз уж зашел разговор об этом, я хочу заметить следующее. Прежде всего, мы должны быть скромнее. Мы допустим серьезную ошибку, если переоценим себя, а роль других сведем к нулю. Надо смотреть шире и видеть дальше. Я не скрываю: встревожен словами товарища Мрвы. Мне почудились в них отголоски кичливости. Мы, мол, это мы, а они - что? Но, товарищи, если сегодня мы не сумеем оценить роль боевого соседа, от действий которого, кстати, зависит успех всей операции, то завтра, не исключено, мы перестанем разбираться в реальной обстановке и не сможем трезво оценить то или иное явление. Я давно слышу, например, разговоры о помощи. И здесь, мне думается, пора внести ясность. Можно сбросить нам тюк обмоток - это тоже как будто помощь. Но надо видеть и помощь - настоящую, неоценимую. Такую помощь оказывает нам своей героической борьбой Советский Союз. Его армия громит основные силы фашистов, связывает им руки здесь. Он помогает нам и оружием. Это - решающая помощь; не видеть ее может только слепой или злонамеренный. Не скрою, кое-кто стремится умалить эту помощь... Не нам, товарищи, заниматься такими рассуждениями. Мы - воины, мы должны быть справедливыми и честными в своих суждениях, потому что мы лучше знаем, кто и чем нам помогает...
      Мрва, которого перебили уже второй раз, переминался с ноги на ногу, жалея, что выступил.
      - Я, - сказал он, - о помощи ничего не говорю... Я ничего не отрицаю... Я только думаю, что, раз нам дана задача, надо ее решать своими силами...
      Август и сейчас не уловил, не понял, - почему Мрва сделал ударение на том, что город надо брать своими силами. Зато Мрву хорошо понял Аслан: для него позиция Мрвы и не была особенно неожиданной; Мрва не раз говорил, что Триест город югославский, значит, югославы и должны его освобождать.
      Выждав, пока комбриг кончил говорить, Аслан попросил слова:
      - Я хочу сказать открыто все, что думаю. Мне кажется, товарищ Мрва, вы или не понимаете нашей главной цели, или мельчите ее. Мы уже несколько раз спорили с вами по этому поводу, не так ли?
      - Здесь не место для споров, - возразил Мрва. Он сел.
      - А я думаю, как раз место. И время. У вас туманные представления о будущем Триеста, - продолжал Аслан. - Вас слишком волнует вопрос, кому будет принадлежать Триест. Но разве мы ведем национальную борьбу? Наша цель освободить Триест от фашистов. Это - главное. Триест - многонациональный город. Как решится его судьба - это, конечно, пока никому не известно. Однако опыт истории учит, что представители различных национальностей могут жить в дружбе. Возьмем, к примеру, наш Баку. Там азербайджанцы, русские, армяне живут одной дружной семьей. И вот, когда я думаю о будущем Триеста, я представляю его похожим на наш многонациональный город. В нем будут жить люди разных национальностей, но националистам в нем не должно быть места...
      От волнения Аслан стал заикаться, и Мрва, заметив это, засмеялся злорадно. Тогда Аслан сказал:
      - Чему это вы смеетесь? И вообще, Мрва, вы ведете себя возмутительно! С такими взглядами, как у вас, невозможно оставаться в отряде. Или надо решительно исправлять свои ошибки, или уходить!
      - Ого! - взвился Мрва. - Ты, пришелец, чужак, будешь мне указывать, что я должен делать и даже как я буду думать? Пробирайся домой и там указывай, кому как себя вести!
      - Как у тебя язык поворачивается? - гневно спросил Мрву Анатолий. Аслан стоит сотни таких, как ты!
      - Ну, это уж слишком! - рассвирепел Мрва.
      - Аслан прав! - раздались голоса.
      - Очень резко тоже не следует говорить.
      - Правда глаза колет!
      - Здесь не собрание!
      Аслан взял себя в руки.
      - Возможно, я и погорячился, - сказал он. - Но я считал и считаю, что здесь, в горах, мы сплотились и сдружились. Югославы, итальянцы и мы - это как три вершины Триглава. Я говорю "мы", хотя нас, советских граждан, немного здесь... Однако то, что мы делаем, дает нам право считать себя представителями советского народа... И поэтому я говорю: пока мы - югославы, итальянцы, советские люди - все вместе, мы сильны и несокрушимы, как горы Триглава. А всякий, кто посягнет на нашу дружбу... Одним словом, нам с такими - не по пути...
      - Успокойтесь! - раздался повелительный голос Августа. - Мы очень ценим и никогда не забудем участия советских товарищей в нашей борьбе. У нас общий враг и общая цель. Аслан прав. Ссориться нам незачем. А вы, Мрва, должны прислушиваться к замечаниям Аслана. А предстоящие бои покажут, кто на что способен.
      Затем выступили еще несколько человек; они коснулись конкретных вопросов: как лучше обеспечить скрытность движения, как быть с тяжелым вооружением и транспортом при переходе в горах, как добыть продовольствие, как развертываться на равнине.
      Мрва молчал. Но видно было, что он нервничает, то и дело чувствуя на себе пристальные взгляды. Особенно его раздражал спокойно-изучающий взгляд Раде Душана.
      Много полезных советов подали бывшие советские военнопленные, в том числе и Аслан. Когда речь зашла о деталях, он не мог утерпеть и выступил еще раз.
      Август, подведя итоги совещания, поблагодарил командиров. К размолвке, вызванной выступлением Мрвы, он больше не возвращался.
      - Итак, товарищи, слушайте боевой приказ...
      Пока шло совещание, Сила расхаживал перед штабом - ждал брата.
      Наконец появился Анатолий. Сила кинулся к нему.
      - Анатолий, возьми меня с собой!
      - Ради этого стоишь тут? - засмеялся комбат. - Другого времени не нашел? Тут, брат, обсуждают вопросы поважнее, чем твой. Завтра я решу, пойдешь ли ты с нами. Лучше, однако, не ходить...
      - Это почему? Считаешь, что я еще не дорос? - Сила обиженно взглянул на брата.
      - Поход будет трудный. Ты в горах еще не хаживал...
      - Ты тоже не альпинист...
      Анатолий задумался на минуту.
      - Ну ладно, - сказал он, соглашаясь не потому, что настаивал Сила, а по другим соображениям. Если не взять парня с собой, то где оставить? А если отправить одного в Триест? Как он туда доберется теперь? - Пусть будет по-твоему.
      Август намеревался отдохнуть после совещания, но, размышляя о споре Мрвы и Аслана, совсем потерял сон. И чем дальше он думал об этом споре, тем больше убеждался, что это не обычный спор. Непонятно, куда гнет Мрва? Он бывший офицер, но примкнул к нам давно... Неужели он националист? Что с ним делать? Его взгляды вредны, опасны. В бригаде, интернациональной по составу и по духу, они получают отпор. Можно ли такому человеку поручить ответственное задание? Националисты - люди озлобленные, готовые на любой, самый вероломный шаг...
      Когда фашистские самолеты бомбили прежнее место дислокации бригады, у Августа возникло невольное подозрение, что немцы имеют среди партизан своего человека. Он говорил об этом с Раде, и тогда они перебрали в уме всех. И Август признался: "Сердце не позволяет видеть в ком-либо изменника. Все свои люди. Или кажутся своими". Теперь прежние подозрения снова закрались в сердце. Август чувствовал, что ему не уснуть до утра, если он сейчас же не поговорит с Раде.
      Он встал и пошел в палатку комиссара.
      Раде спал. Август колебался, будить его или нет. Постояв немного, решил уйти, но Раде, спавший очень чутко, уже проснулся.
      - Это ты, Август?
      - Я, дорогой. Прости, что разбудил.
      Раде уселся на земляные нары.
      - Какие-нибудь новости?
      Август сел рядом с ним.
      - Никаких. Наоборот, меня беспокоит одна старая мысль...
      - Подозрение какое-нибудь?
      - Да. Скажи, что ты думаешь об этом Мрве?
      - Злой человек, недоброжелательный, но неплохой командир. Все поручения выполняет, порой выказывает усердие и храбрость. Но сильно заражен националистическим душком - это Аслан верно подметил. В душе он не наш... Но чтобы...
      - Я тоже думаю, что едва ли он решится на это... Подлецы - они приветливы, услужливы, скрытны. Они не станут выдавать себя такими выступлениями на совещании, какое сделал Мрва.
      - Как знать... Возможно, и такая линия поведения своего рода хитрость. Все бывает... Но, в общем, даже если и есть подозрения, то нет достаточных оснований быть уверенным, что они оправдаются. На всякий случай, однако, не мешает за ним присматривать. Может, держать его почаще на виду... Ответственных заданий пока не давать... И будем надеяться, что подозрения не оправдаются. Приятнее убедиться, что человек лучше, чем о нем иногда приходится думать. А речи такие, как речи Мрвы, должны получить отпор...
      - Аминь! - мрачно пошутил Август.
      Вскоре бригада снялась с места и двинулась через горы к месту новых боев.
      Батальоны поднялись до снеговых вершин.
      Солнце сияло вовсю, а люди мерзли от холода. Снег хрустел под ногами. Дышать было все труднее.
      За снеговыми перевалами лежала Истрия. Их ждали как освободителей Триест, Пола, Фиуме и бесчисленные села. И партизаны, забыв про усталость, взбирались все выше и выше. Впереди шел батальон Мирко, а впереди первой роты шагал сам комбат. Каждый боец имел в руках палку с заостренным концом; от этого роты напоминали отряды альпинистов.
      Скалы в диком беспорядке громоздились друг на друга; казалось, многие из них вот-вот рухнут. Люди, впервые увидевшие эти нагромождения гигантских глыб, приближались к ним не без страха. Говорили, что до войны только отдельным смельчакам удавалось забраться на эти высоты. За всю войну фашисты ни разу не рискнули сюда подняться.
      После трудного многочасового перехода батальон вышел к перевалу. Солнце уже скрылось, и наступил вечер. Вокруг царила тишина, нарушаемая только гулом горного потока - шумела беспокойная река, проложившая русло в узком, тесном ущелье, - Сава. Найдется ли в Словении человек, который не любил бы красавицу Саву? Отсюда, с гор, она тянется голубой лентой через всю Югославию. Кто не пил ее хрустально-прозрачную воду? И у кого не было дорогих воспоминаний ранней юности, связанных с этой рекой?
      После недолгого отдыха партизаны снова двинулись в путь. Спустилась ночь, а они все шли и шли.
      Сила устал, но от товарищей еще не отставал. Он был доволен и горд: его мечта сбылась, он в отряде бойцов, у него в руках - оружие. И только одного парню жаль: Зоры нет рядом...
      По цепи передали приказ: двигаться осторожно.
      Шли без дорог и тропинок. Общее направление прокладывал комбат, а бойцы двигались вслед за ним, выбирая путь кто как умел, кому где казалось удобнее.
      В конце колонны низенький, толстый боец вел на поводу мула, всеобщего любимца по кличке Кадишон. Кадишон свободно проходил по самым опасным местам. Но на этот раз он все-таки подкачал: зацепился на крутом повороте вьюком за выступ скалы и, не удержавшись, скатился куда-то вниз. Погонщик поднял такой крик, что весь батальон вынужден был остановиться. Долго искали Кадишона и наконец, потеряв надежду найти, двинулись дальше. "Эх, Кадишон, Кадишон", - жалостно причитал погонщик, чуть не плача. Когда, одолев перевал, батальон спустился вниз и расположился на привал в лесу, партизаны особенно остро почувствовали потерю: ведь вместе с Кадишоном пропал дневной запас пищи. Бойцы загрустили: "Где-то наш Кадишон, жив ли, бедняга?" Вдруг послышался треск: кто-то пробирался кустарником. Партизаны вскочили, насторожились, а когда раздвинулись кусты, перед изумленными глазами бойцов предстал их серый длинноухий приятель - живой и невредимый, только тяжелая ноша его чуть сбилась набок...
      Первым пришел в себя погонщик мула. Радостно крича, он кинулся целовать Кадишона. Партизаны, смеясь, обступили мула тесным кольцом, трепали по шее, гладили по спине: "Наш Кадишон жив, наш Кадишон пришел, ну и умница Кадишон".
      За исключением этого происшествия, в первые сутки ничего особенного не случилось.
      А на следующем переходе отстал Сила - сказалось отсутствие привычки к большим переходам. С утра его видели в самом хвосте колонны. И это не на подъеме, а на спуске с гор!
      Конечно, идти рядом с прославленным Кадишоном было ему не очень-то лестно. Хотелось парню вырваться вперед, догнать и обогнать других. И Сила старался шагать быстрее, но даже там, где не привыкшие к горным условиям люди шли без особого напряжения, спотыкался, скользил. От Аслана он отстал так далеко, что даже потерял его из виду.
      Сверху он заметил, что колонна делает большой крюк. И тогда-то Сила решил сократить путь. Он свернул направо, чтобы пройти напрямик и сразу догнать головную часть батальона.
      Сначала идти было легко. Но вскоре Сила уперся в отвесную стену - ни вправо, ни влево, ни вниз дороги не было. Пришлось карабкаться вверх. Пот лил с парня градом. Наконец, предельно уставший, он подтянулся на руках, вылез наверх, но, заглянув вперед, пологого спуска не обнаружил - под ногами был обрыв, узкая, глубокая щель шириной метров в шесть. Внизу виднелось множество острых камней. Сила понял, что вперед идти нельзя, возвращаться назад и обходить скалу значило потерять время и остатки сил; крикнуть, позвать на помощь товарищей - стыдно. Что они скажут, когда узнают, что брат комбата застрял в скалах? Укоризненный взгляд Анатолия будет хуже смерти.
      Выходит, дорога все-таки одна - вперед.
      Между тем вниз даже посмотреть страшно. Сила лег и подполз к краю обрыва. Метрах в пяти внизу была крохотная площадка; если спрыгнуть на нее, оттуда можно идти вниз по ущелью.
      Сила стал спускаться ногами вперед... Главное - попасть на площадку... С минуту держался на руках - с радостью бы отказался от своего намерения, да сил подтянуться наверх уже не было. И, закрыв глаза, он соскользнул вниз и на какое-то время потерял сознание. Очнувшись, почувствовал саднящую боль в руке. К счастью, он отделался только ссадиной. Хорошо, что камни, сорвавшиеся сверху вслед за ним, его не задели. Сила подобрал винтовку и стал осторожно спускаться по ущелью. Оно вывело его на крутой безлюдный склон. Тишина стояла непередаваемая. Где же люди? Неужели успели уйти далеко?
      Забыв про боль, Сила побежал вниз по неровной крутой тропинке. Кто знает, может быть, в отряде уже узнали об его исчезновении? Может быть, его уже ищут? Отстать, заблудиться - какой позор! Мул - бессловесное, неразумное животное - и тот нашел свой отряд...
      А он боец как-никак, неужели не сможет отыскать товарищей?
      Сила остановился, прислушался. Тишина. Вдруг сердце его радостно забилось: он уловил приглушенные расстоянием людские голоса. Затем голоса смолкли, он услышал шум шагов и увидел подходящего к нему высокого человека. Сердце Силы готово была выпрыгнуть из груди.
      - Аслан!
      - Где ты был? Я давно ищу тебя.
      - Где батальон?
      - Совсем близко, пойдем.
      Узнав, что партизаны отдыхают и что его, кроме Аслана, никто не ищет, Сила немного успокоился.
      - Только Анатолий пусть не знает об этом, хорошо? - попросил он Аслана.
      - Не открывай тайну другу, у друга тоже есть друг, - засмеялся Аслан. Так говорится в пословице.
      - Значит...
      - Ну, я шучу. Если хочешь, чтобы никто не узнал, никто и не узнает.
      - Теперь, Аслан, я пойду с тобой, чтобы не отстать,
      - Не торопись. Отдохни немного. Локоть не болит?
      - Нет, - ответил Сила, хотя боль в руке сильно его беспокоила.
      - Сделаем перевязку. - Аслан достал из сумки пакет с бинтом.
      - Не нужно, прошу тебя, - взмолился Сила.
      - Не беспокойся, повязка будет под рукавом, никто ее не увидит. А рану запускать нельзя, мало ли что может случиться...
      - Знаешь, Аслан, я очень беспокоюсь, почему Ежа еще не появился в отряде, - заговорил Сила, покорно подставляя Аслану руку.
      - Ты что, скучаешь по нему? - засмеялся Аслан.
      - Очень, - в тон ответил Сила. И посерьезнел. - Я думаю, не догадались ли немцы о подмене документов?
      - А я думаю, Ежа не пришел по какой-то иной причине. Может, подмена приказов обнаружена, и это вызвало какие-то новые распоряжения... Ну, а если твоя проделка еще никем не разгадана, Ежа придет!
      Раздался сигнал "Подъем". Из-под кустов и из-за валунов вставали партизаны. Батальон молча построился и молча, несколькими цепочками, двинулся дальше. Слышно было только, как шелестят листья на деревьях.
      Разведка и дозоры ушли еще раньше.
      Наконец скалистые места были преодолены; все облегченно вздохнули. Начался лес. Люди двигались по густой чаще, где царил мрак, хотя уже давно наступило утро: кроны огромных деревьев, переплетаясь между собой, заслоняли солнечный свет.
      Штаб бригады двигался теперь вслед за батальоном Анатолия Мирко.
      Комбат торопил бойцов.
      ...Партизаны прошли еще немного и наконец остановились у неглубокого ручейка, который едва слышно журчал в высокой траве. Тут решили ждать вечера: идти дальше, оставаясь незамеченными, можно было только после наступления темноты. Погонщик мула, он же ротный повар, развел костер и поставил на него котел с палентой. На каких только кострах не кипел этот котел, в каких не бывал он местах, каких только событий не был свидетелем! На боках у него множество вмятин; последнюю он получил, когда мул сорвался с тропы... Но службу свою помятый, почерневший в дыму походных костров котел нес исправно. Пять ведер вмещалось в него - вполне достаточно для того, чтобы накормить все подразделение.
      Сила никогда еще не ел такой вкусной паленты.
      Настроение у него поднялось. Он вспомнил весь поход и удивился, как много прошли. Далеко позади остались древние горы Триглава. Далеко позади осталась даже зима, с ее снегами и ветрами. Здесь уже чувствовалось дыхание моря; здесь солнце грело по-настоящему. Кругом бушевала весна.
      - А нам повезло, - сказал Аслан Силе. - Комбат посылает в разведку.
      - И меня? И меня?
      - И тебя. А чему ты радуешься? - Аслан усмехнулся. - Слишком-то не ликуй: много дел надо сделать за короткое время. Надо установить, хотя бы приблизительно, какими силами располагает противник в районе Цркно, определить удобные пути продвижения в тот район и попутно выяснить, где находятся наши друзья.
      К шести часам вечера мы должны вернуться. Так что подожди, ликовать будем по возвращении...
      К Аслану подошел комбат, и они заговорили о каких-то деталях предстоящей разведки, причем Анатолий спросил Аслана:
      - Может быть, опять захватите ведра?
      - Да, пожалуй, возьмем.
      Сила не мог понять, о чем идет речь. Тем не менее, когда Анатолий спросил, ясна ли ему задача, он, как и Аслан, с готовностью ответил, что ясна.
      Быстро были опорожнены четыре ведра. Отдав два из них Силе, Аслан сказал: "Они нам понадобятся". И на недоуменные вопросы Силы ничего не ответил.
      Скоро, облачившись в фашистскую военную форму, они скрылись в густых зарослях кустарника. Долго шли лесом; остановившись на опушке, прежде чем выйти на поляну, Аслан сказал шепотом:
      - Здесь надо держать ухо востро...
      Пересекли и поляну, снова углубились в лес. Аслан шел уверенно, словно все тут было ему знакомо до мелочей. Совершенно неожиданно сквозь поредевший лес внизу забелели здания небольшого городка.
      - Цркно, - сказал Аслан.
      - Я узнал, - шепотом ответил Сила.
      Да, это был Цркно. Прекрасный курорт, который до войны славился своими целебными грязями и водами. Каждое лето съезжалось сюда множество людей лечиться и просто отдохнуть на лоне чудесной природы. Поселок утопал в зелени садов. В громадном естественном парке, окружавшем санаторий, росли тенистые каштаны, дубы, клены, среди буйно цветущих трав и зарослей шиповника, терна, калины текли ручьи. Парк незаметно переходил в лес, лес карабкался в горы, живыми зелеными волнами затоплял неширокие влажные долины. Горы синим венцом окружали городок со всех сторон, как ревнивые сторожа, охранявшие покой и свежесть этого уголка природы от мирской суеты. С началом войны тут все изменилось: курорт закрыли, поселок обезлюдел, оставшиеся жители попрятались, со страхом и затаенной ненавистью глядя на самодовольные и наглые физиономии фашистов, которые распоряжались теперь в поселке, как хозяева. Некоторое время спустя после захвата поселка фашисты куда-то ушли, предварительно разграбив все городские лавчонки и обшарив все погреба жителей. В Цркно осталось небольшое подразделение; в великолепных зданиях санатория расположились офицеры и солдаты.
      Сила знал эти места. Тут он, недолго правда, работал в кочегарке. Он успел полюбить этот тихий мирный поселок, окруженный садами, этот величавый тенистый парк, эти белые здания санатория, сиявшие в буйном прибое зелени, словно сказочные дворцы. В воспоминаниях Цркно представлялся ему маленьким зеленым раем, затерявшимся среди гор и лесов. Сколько раз потом в своих снах он видел себя вместе с Зорой в этих лесах! Взявшись за руки, они шли и шли куда-то по траве и цветам...
      Аслан и Сила спустились вниз, в санаторный парк, и Сила не узнал зеленого рая. Здания больше не казались дворцами - это были запущенные казармы с облупленными стенами, с выбитыми окнами, зиявшими, как глазницы на черепе мертвеца. Вокруг искалеченных стен больше не цвели розы, не пламенели георгины, не благоухали кусты жасмина, белой акации, даже трава не зеленела: все было вытоптано, уничтожено, вырвано, загажено, засорено осколками, кирпичом, ржавыми консервными банками, пустыми бутылками. Парк перед самым санаторием поредел, то тут, то там вместо темно-зеленых горделивых буков сиротливо торчали огромные пни с могучими сплетениями окаменевших корней. Стволы уцелевших деревьев были смертельно покалечены, обожжены, под ними разводились костры - огромные плешины от огня виднелись чуть ли не на каждом шагу. И сейчас на зеленой лужайке в парке горело несколько костров; над кострами висели походные котлы, а вокруг сидели и лежали немецкие солдаты; до Аслана и Силы доносился гогот и громкие выкрики.
      - Орда, дикая орда, - шептал Сила. - Давить бы вас, бить, как бешеных псов, как саранчу, как чумных крыс!
      - Возьми-ка себя в руки, - спокойно заметил Аслан. - Теперь нам больше, чем когда бы то ни было, нужна выдержка.
      Они стояли под большим деревом и внимательно наблюдали за вражескими солдатами, сновавшими по парку.
      У ручья мылись несколько солдат. Дрожа от холода, они все-таки робко плескали на себя воду. Сила спросил Аслана:
      - Чего это они мучаются?
      - Если бы мы были на их месте, - ответил Аслан, - тоже купались бы. Бани-то нет, а вши не дремлют. В санатории только офицеры купаются, да и те завшивели.
      Солдаты, постирав белье, развесили его на кустах. Тут же валялись их верхняя одежда и оружие.
      - Давай разоружим их, - предложил Сила.
      - И голых, погоним и сдадим Анатолию? Всех насмешим, не так ли? улыбнулся Аслан.
      - А что?
      - Да ничего. За такой номер нам спасибо не скажут. Панику вызовем, врагов предупредим, и все наши усилия пойдут насмарку. Нет, браток, мы на такое не пойдем. Мы - разведчики, пойми это и воздержись от соблазна.
      Несколько солдат с ведрами подошли к ручью. На лице Аслана появилось радостное выражение. Он весело посмотрел на притихшего Силу.
      - Вот теперь пригодятся ведра. Постараемся смешаться с солдатами и проникнуть в расположение части. Тут у них автобатальон размещается... В лица водоносов никто не заглядывает, а сами они друг друга не знают - тут собраны дежурные солдаты со всех подразделений. Ну, а в случае чего есть и свой человек, выручит.
      Разведчики потихоньку спустились между кустами к ручью, деловито наполнили ведра, спокойно один за другим пошли вслед за немцами и вместе с ними направились к казармам. Сила шел, затаив дыхание. Солдаты были очень раздражены, работа водоносов не особенно им нравилась, и они ругались между собой, друг на друге срывая зло.
      - Отдохнем немного, - сказал самый маленький и тщедушный, в мокрых до колен брюках.
      Предложение всем пришлось по душе, и многие тотчас сели. Сели и Аслан с Силой, немного поодаль от других. Маленький посмотрел на большое ведро, глубоко вздохнул:
      - Проклятая жизнь! Воевать в тысячу раз лучше!
      - Смотря где воевать. С партизанами воевать тоже не сладко, - ответил ему другой водонос.
      - Ну, партизан можно уже не бояться, от них ничего не осталось, даже командир отряда, говорят, попал в плен...
      Аслан выразительно посмотрел на Силу.
      - Брехня, - возразили маленькому. - Этим россказням только ты и веришь. Если бы не было партизан, зачем наши части торчали бы тут? Из любви к природе?
      - Говорят, скоро мы уходим отсюда.
      - Тс-с... Унтер-офицер идет! Пошевеливайтесь! - раздался голос старшего. - Скорей, скорей!
      Унтер-офицер, человек с грубым, суровым лицом, преградив дорогу водоносам, закричал что было силы:
      - Свиньи! Я отправил вас носить воду или отдыхать? Если бы не увидели меня, не двинулись бы с места! Я покажу вам, как увиливать от работы!
      Он приказал солдатам построиться в затылок друг другу, скомандовал:
      - Хиллинг! Ауфштеен!*
      ______________
      * Хиллинг! Ауфштеен! - Ложись! Встать! (нем.)
      Солдаты послушно исполнили эти команды. Но затем снова последовало: "Хиллинг!", "Ауфштеен!", и водоносы ложились где попало и вскакивали, чтобы тут же снова лечь. Пот лился с них градом, а унтер-офицер знай улыбался в усы да, тараща глаза, орал: "Ложись! стать!"
      Аслан и Сила подобно другим и даже проворнее других выполняли команды.
      - Это же настоящий зверь! - возмущался Сила. - А еще итальянец!
      - Не говори, это хороший человек, - шепнул Аслан. - Ну, конечно, покомандовать немцами - для него одно удовольствие...
      Сила, очень удивленный, промолчал.
      Унтер-офицер гонял водоносов еще минут пять. Потом, взглянув на часы, приказал взять ведра. И водоносы продолжали свой путь до гаража, расположенного на окраине поселка... Здесь, на большом пустыре, на значительном расстоянии друг от друга, стояло около двадцати автоцистерн с бензином.
      Совсем недавно партизаны разрушили водопровод, и снабжение водой осложнилось. Перепуганное начальство решило, что обычных запасов воды на случай пожара недостаточно, а так как дороги к реке не было, решено было использовать солдат для доставки воды.
      На Аслана и Силу никто из измученных и обозленных солдат даже не взглянул. Они, подобно другим, вылили воду из ведер в большую бочку и только тогда осмотрелись. Унтер-офицер как раз отвел в сторону дежурного солдата и стал что-то ему выговаривать.
      Солдат пытался оправдаться, унтер на него наседал.
      Тогда Аслан подмигнул Силе, неторопливо подошел к бензоцистерне, достал из-за пазухи тряпку, опустил ее в бензин, накопившийся в яме под краном. Сила как бы мимоходом зажег спичку и небрежно сунул ее в тряпку, которая сразу же весело вспыхнула.
      Еще одну горящую тряпку они бросили под другую цистерну и сразу же юркнули за машину.
      Огонь бойкими ручейками побежал по пропитанной бензином земле, перескочил, на кран, и вскоре пламя охватило всю цистерну. Загорелась и другая. Минуту-две спустя раздался сильный взрыв, затем еще один, пламя огромными языками взметнулось в небо.
      И тотчас поднялась суматоха. Среди криков и неразборчивых возгласов слышался мощный голос унтера:
      - Эй вы, свиньи! Берите шланги, огнетушители! Скорей! Скорей!
      Но как ни старались солдаты, уже ничего нельзя было сделать: цистерны взрывались одна за другой, огонь охватил стоянку машин, люди начали разбегаться кто куда. Офицеры нашли несколько шоферов, и те вывели уцелевшие машины. Только к одной цистерне удалось пробраться водителю, но цистерна загорелась на ходу, так что водитель едва успел спрыгнуть... Солдаты перекапывали и поливали водой землю вокруг стоянки машин, чтобы огонь не перебросился дальше. Дым черной тучей плыл над Цркно.