Современная электронная библиотека ModernLib.Net

На тревожных перекрестках - Записки чекиста

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Ваупшасов Станислав / На тревожных перекрестках - Записки чекиста - Чтение (стр. 17)
Автор: Ваупшасов Станислав
Жанр: Биографии и мемуары

 

 


      Части Отдельной мотострелковой бригады особого назначения участвовали в историческом параде на Красной площади 7 ноября 1941 года. Отсюда они вместе с другими войсками ушли на передовые позиции подмосковного фронта и показали там образцы стойкости и храбрости.
      В период битвы под Москвой Военный совет Западного фронта широко использовал наших минеров, снайперов и лыжников. Бойцы бригады минировали танкоопасные направления, вылавливали вражеских парашютистов, нередко входили в соприкосновение с наступавшими гитлеровцами и наносили им урон как в открытом бою, так и в ближних тылах противника, устраивали завалы и различные заграждения, взрывали мосты и другие важные объекты. Переброска разведывательных и диверсионных групп в глубокий тыл врага временно приостановилась, у подразделений бригады было много работы на опасных участках обороны столицы.
      Когда под Москвой был достигнут долгожданный перелом и Красная Армия перешла в наступление, Н. А. Прокопюка и меня послали на Юго-Западный фронт, в Воронеж, где мы должны были подготовить и послать в тыл противника две оперативные группы лыжников-пограничников. Перед ними стояла задача взорвать немецкие военные склады, поджечь хранилища горючего и тем самым подорвать боеспособность фашистских войск.
      Обосновавшись в особом отделе фронта, мы провели подготовку на высшем уровне. Бойцы, отобранные для выполнения диверсионной операции, все, как на подбор, были опытными, обстрелянными воинами, хлебнувшими немало лиха в дни и месяцы нашего отступления. Они рвались в дело, горели жаждой боевых подвигов во славу Отечества. Однако запланированная операция не удалась.
      В то утро, когда мы провели лыжников в тыл врага, началось наступление наших войск, и диверсанты, еще не добравшись до складов противника, оказались в лавине наступавших бойцов. Танковый генерал посочувствовал неудачникам, посадил их на броню своих машин и забросил возможно дальше вперед. Они вновь встали на лыжи и пошли к цели, но их вновь настигли наступающие части. Так наши пограничники и не сумели выполнить задание: полевые войска их все время опережали, и надобность в уничтожении складов попросту отпала, потому что они были захвачены Красной Армией вместе со всем содержимым.
      Я почувствовал большое облегчение, когда меня отозвали из Воронежа обратно в столицу.
      Генерала Григорьева интересовал первоначальный замысел, изложенный им в день моего возвращения. Он встретил меня на этот раз давно ожидаемой репликой:
      - Пора!
      Однако с течением времени предполагаемое задание изменилось, соответственно изменилась и численность отряда. Теперь мне предстояло набрать 30 человек. Рядовые стрелки и автоматчики не нужны, их достаточно в тылу среди партизан. В отряд требовалось отобрать только специалистов разведывательной и диверсионной работы, не менее половины должны составлять командиры, которые в случае надобности смогли бы возглавить партизанские подразделения. Таким образом, я поведу не просто оперативную группу, а отборный спецотряд.
      От прежнего отряда, вошедшего в 4-й батальон, к этому времени не осталось и следа. За полгода люди рассеялись по другим подразделениям, ушли на иные задания, были ранены или убиты. Пришлось начинать заново. Сразу объявилось несметное количество добровольцев, следовало отобрать из них наиболее проверенных, боевых и физически крепких. Первым делом я зачислил нескольких обстрелянных пограничников, прошедших в первые месяцы войны от самого Белостока. Рядовыми взял только белорусов - уроженцев Минской области, которые хорошо знали местность и могли помочь мне в налаживании контактов с населением.
      Формирование личного состава я начал совместно с комиссаром Георгием Семеновичем Морозкиным, уже назначенным в мой отряд. Был он кадровым чекистом, имел высшее образование и немалый опыт работы. В ту пору ему еще не сравнялось и сорока, он отличался худощавостью, подвижностью и глубокой впечатлительностью. Мы вдвоем занимали номер в гостинице "Москва", питались из одного котла и быстро подружились в общих заботах да хлопотах. Нелегальная кличка его была Егор.
      Начальником штаба стал капитан Алексей Григорьевич Луньков (Лось), участник гражданской войны на Дальнем Востоке, пограничник, побывавший в разных переделках, хорошо усвоивший законы лесной жизни, страстный таежный охотник. Он был высок, улыбчив, с седеющими висками. О войне, в которой участвовал юношей, и о вооруженных конфликтах на границе вспоминал неохотно. Зато с большой любовью и знанием дела говорил об охоте.
      Начальник разведки и особого отдела отряда старший лейтенант Дмитрий Александрович Меньшиков прежде тоже служил на дальневосточной погранзаставе, земляк и ровесник Лося, 1903 года рождения. За мужество, проявленное при защите советских рубежей, дважды награжден, в том числе орденом Красного Знамени. Высокий, мускулистый, румяный и курносый.
      Молодой военфельдшер украинец Иван Семенович Лаврик успел повоевать под Москвой и только недавно оправился после ранения. У него продолговатое лицо, черные волосы удивительно сочетаются с голубыми глазами. Строг, подтянут, деловит и в общем выглядит куда старше своих лет.
      Переводчиком я взял Карла Антоновича Добрицгофера, могучего 35-летнего австрийца, члена компартии с 1934 года. Вся его семья активно участвовала в революционной борьбе, в 1934 году, во время Венского восстания пролетариата, сражалась на баррикадах рабочего предместья Флорисдорфа. После подавления восстания Карл Антонович эмигрировал в СССР, работал на автомобильном заводе мастером-инструктором, с первого дня войны пошел добровольцем в Красную Армию. В Испании я встречался с его братом Антоном Антоновичем, руководившим интернациональной бригадой. Подпольная фамилия у Карла была Дуб, что очень соответствовало его крупному, мощному телосложению.
      Радистами в отряд приняли Александра Александровича Лысенко (Пик), воентехника второго ранга с высшим образованием и специальной разведывательной подготовкой, высокого тяжеловеса под стать Карлу, и Михаила Карповича Глушкова, человека круглолицего, широкоплечего, с рыжей шевелюрой.
      Из белорусов у нас были Викентий Мартынович Кишко и Иван Викентьевич Розум, служившие до войны в войсках НКВД, лейтенант погранвойск Николай Федорович Вайдилевич, Кузьма Николаевич Борисенок, политрук Николай Михайлович Кухаренок - первый парторг отряда, младший лейтенант Николай Андреевич Ларченко, будущий командир нашей конной разведки, сержант Николай Михайлович Денисевич.
      Кроме того, в нашем отряде были Алексей Семенович Михайловский, старшина с погранзаставы, воюющий с первых дней фашистской агрессии, второй раз идущий в тыл врага; Николай Михайлович Малев, тоже пограничник, сержант, трижды выходивший из окружения и выносивший станковый пулемет, награжденный за мужество, проявленное в первые месяцы войны, орденом Красной Звезды. В наш строй встали и сержант Федор Васильевич Назаров, порядком уже хлебнувший лиха, смелый обстрелянный воин, и политрук Алексей Григорьевич Николаев, и старшина Яков Кузьмич Воробьев, веснушчатый и живой весельчак.
      При переходе линии фронта в спецотряде остались с согласия своего командования два разведчика: Анатолий Павлович Чернов и Иван Никифорович Леоненко, с которыми успели подружиться в дни, предшествовавшие броску в тыл неприятеля.
      Всего нас стало 32 человека, почти все коммунисты и комсомольцы, 8 орденоносцев, средний возраст бойцов 20-25 лет.
      Наше вооружение состояло из автоматов, винтовок, ручного пулемета, маузеров, пистолетов ТТ, боевых ножей. Ни минометов, ни станковых или крупнокалиберных пулеметов мы не взяли, потому что шли за линию фронта на лыжах, с поклажей за плечами, и боеспособность отряда во многом зависела от его подвижности, тяжелое оружие только затруднило бы нас в многокилометровом рейде. Зато у каждого были ручные и противотанковые гранаты. А себе, кроме гранат, я взял автомат, маузер и пистолет ТТ. Выделили нам две рации с питанием к ним и взрывчатку.
      Одели нас хорошо: командирская шерстяная форма, куртки на ватине, теплое белье, свитеры, ватные брюки, телогрейки, шапки-ушанки с красными звездочками. Поверх всего полушубки и белые маскировочные халаты, а на дне вещевых мешков лежали комплекты летнего хлопчатобумажного обмундирования. От валенок мы отказались, потому что на дворе уже стоял март, солнышко пригревало, весна была не за горами, и сапоги были нам способнее.
      Дали отряду запас концентратов, консервов, спирта, медикаментов и порошок против вшей, который при употреблении обнаружил совершенно противоположные свойства, и мы вскоре выбросили его к чертям. Получил я 5 тысяч марок половину германских и половину оккупационных - на расходы в пути и по прибытии на место назначения.
      Истекали последние дни на московской земле. Квартиру мою в Варсонофьевском разбомбило еще в прошлом году, я жил, как приезжий, в гостинице. Старшего сына Феликса я разыскал и отправил в детский дом, поскольку адреса Анны Сидоровны все еще не знал, да так и не узнал до конца войны. Многое война перепутала в людских судьбах, не одну семью переворошила, не одно сердце от нее осиротело.
      Забот о личном имуществе у меня не было, так как и самого имущества не имелось, разве что личный маузер в крепкой дубовой кобуре.
      Перед выходом на задание предстоял напутственный разговор в наркомате с генералом Григорьевым.
      Он вызвал меня под утро. Над столицей занимался тусклый зимний рассвет, на улицах было пустынно, и я почувствовал себя как бы лицом к лицу с неизвестностью. Представил бесконечные заснеженные километры пути, завывание ветра над замерзшими лесами и болотами, притаившиеся дозоры гитлеровцев, мерцающее в полутьме вражеское оружие.
      Передо мной простиралась захваченная фашистами Белоруссия, окровавленная, полусожженная, но не склонившая головы. Сведения, поступавшие оттуда, говорили о том, что после нашей победы под Москвой на всей территории республики с новой силой развертывается всенародное сопротивление оккупантам. Партизанские отряды наносят ощутимые удары по тылам врага.
      Мой старый друг Василий Захарович Корж был колоритной личностью. Он совместил в себе, как впоследствии сделал это и Кирилл Прокофьевич Орловский, две стороны пролетарской революции - боевую и созидательную. Участвовал в гражданской войне и в западнобелорусском подполье, сражался в Испании, а в мирные времена с большой любовью и талантом занимался сельским хозяйством. Сейчас во главе своего отряда Корж воевал где-то в Пинской области.
      В его отряде находилась и славная дочь белорусского народа Вера Захаровна Хоружая, которую я также знал как участницу и героиню западнобелорусского революционного подполья. За плечами у нее были многие годы борьбы, тюрем и скитаний. В отряд она вступила вместе со своим мужем, партийным работником Сергеем Гавриловичем Корниловым. Оба они до конца выполнили свой патриотический долг и погибли от рук фашистских извергов.
      Партизанская война в тылу врага все больше приобретала четкие организационные формы. Центральный Комитет Компартии Белоруссии в 1942 году продолжал переправлять на оккупированную территорию партийный актив для укрепления подполья и партизанских отрядов. Их действия координировала и направляла с марта 1942 года Северо-Западная оперативная группа ЦК КП(б)Б, разместившаяся в деревне Шейно Калининской области. Группу возглавлял секретарь ЦК Г. Б. Эйдинов. Впоследствии, 30 мая, был создан Центральный штаб партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандования, начальником которого стал первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии П. К. Пономаренко. Все эти меры, принимаемые партией и правительством, свидетельствовали о том, какое важное значение придавалось всенародной борьбе с гитлеровскими захватчиками по ту сторону фронта.
      Навсегда осталась в памяти встреча с выдающимся партизанским командиром Дмитрием Николаевичем Медведевым. Он воевал в Брянской области, условия там несколько отличались от обстановки в Белоруссии, но все же послушать его рассказы было для меня весьма интересно. Дмитрий Николаевич, с которым я был знаком не первый год, узнав, что через несколько дней мой отряд уходит на задание, от души порадовался за меня и моих товарищей.
      - Двигай, Станислав! - сказал Медведев.- Бить фашистов в их тылу - дело непростое, враг хитер, изощрен и чрезвычайно жесток. Посложней наших прежних противников. Но зато какое удовлетворение испытываешь, какая помощь Красной Армии!
      Много ценного поведал мне старый чекист о войне в тылу противника, поделился первым накопленным опытом, дал советы, в частности относительно завязывания контактов с местными жителями.
      Особенность партизанского движения заключается в том, что с врагом сражаются не одиночки, не обособленные группы вооруженных людей, а все сознательное население. В этом-то и коренятся громадная мощь, неистребимость, живучесть наших отрядов. Нет для них непреодолимых преград, неразрешимых проблем, несокрушимых крепостей.
      После встречи с Д. Н. Медведевым мое нетерпение еще более возросло.
      Последний разговор с начальником управления происходил в присутствии двух армейских генералов.
      - Майор Градов,- представил меня Григорьев.
      Ваупшасова уже не существовало даже для ответственных работников разведки Генерального штаба, наших боевых друзей и постоянных товарищей по работе. Таковы правила.
      Незнакомые генералы с любопытством смотрели на меня, как бы прикидывая: "Ну-ну, поглядим, на что способен ваш Денис Давыдов с такой пушкой на боку". А я был утомлен до крайности и, пока между тремя генералами шла беседа о замысле и общих задачах операции, задремал в уютном кожаном кресле. Но когда речь зашла о конкретных деталях предстоящего рейда, встрепенулся и услышал реплику армейского генерала, обращенную ко мне:
      - Если доведешь половину отряда до Минска, будешь Герой.
      - Отчего же так мало? - запротестовал я.
      - Учтите дальность похода - восемьсот километров как-никак. Затем климатические условия, зима нынче весьма суровая, вот уже март на дворе, а морозы трескучие, просто небывалые, и прогноз неважный. Значит, обморожений отряду не избежать. И самое главное - передвигаться будете по территории, занятой противником, в стычках понесете немалые потери.
      Я горячо возразил:
      - С потерей половины личного состава не согласен, и Героя за это получать не хочу. Рассчитываю довести отряд с минимальными жертвами.
      Генералы развеселились.
      - Настроение у майора боевое,- сказали они.- Однако без потерь не обойтись. Будьте готовы к самому худшему.
      Конечно, я понимал, что рейд в глубокий тыл фашистов - не воскресная прогулка по Бульварному кольцу. Тем не менее весь мой предшествующий опыт, тщательный отбор людей и скрупулезная подготовка спецотряда, умелая разработка маршрута давали надежду на благополучный исход задуманного. Я сказал генералам, что мы будем сторониться крупных населенных пунктов, оживленных магистралей, станем обходить вражеские гарнизоны и постараемся избегать вооруженных столкновений. Постоянные контакты с населением помогут нам выбирать наиболее безопасный путь. А когда дойдем до места базирования Логойского района Минской области, тогда уж развернем настоящие боевые действия. Здесь начальник управления меня перебил:
      - Как можно меньше партизанщины! Имею в виду ее негативную сторону. Ваш отряд должен стать одним из организующих центров народной войны, вносящим в партизанское движение коммунистическую сознательность, воинскую четкость и железную дисциплину. Употребите все силы и средства, чтобы покончить с остатками стихийности среди партизан. Всю работу проводить рука об руку с партийным подпольем, согласовывать с ним все ваши операции - разведывательные, диверсионные, боевые, организационные, пропагандистские.
      Далее он напомнил, что после установления связи с подпольщиками и партизанами мой отряд должен заняться созданием новых подпольных и партизанских групп в Минске и прилегающих к нему районах, на узловых железнодорожных станциях, непрерывно вести разведку, сообщать в Центр о дислокации, численности, вооружении и передвижениях гитлеровских войск. Григорий кивнул в сторону армейцев и сказал:
      - Товарищи генштабисты будут признательны за все разведданные. Это им хлеб насущный, они на их основе войну планируют.
      Армейские генералы утвердительно промолчали.
      Я попросил два дня на отдых, потому что все люди отряда порядком измотались, а путь впереди лежал неблизкий. Просьба моя была удовлетворена, и все трое со мной тепло попрощались.
      - До встречи после победы!
      Товарищ Григорий проводил меня задумчивым взглядом. Скольких он вот так напутствовал на серьезнейшие операции и скольких уже потерял в этой жесточайшей из войн.
      Следующие два дня я отсыпался и завершал хозяйственные дела. На исходе вторых суток мы с комиссаром Морозкиным сдали наш номер в гостинице "Москва", взяли оружие, вещевые мешки и поехали за Белорусский вокзал, в расположение отряда.
      Бойцы уже были на ногах, в полной готовности, нетерпеливые и возбужденные. Отряд разместился в двух грузовиках и направился на Красную площадь. У кремлевских стен мы остановились, вышли из машин, покурили, помолчали каждый о своем и все об одном, общем. Речей и митинга не было, все было ясно, понятно и определенно. Вновь погрузились и взяли курс на Калининскую область.
      Через несколько часов прибыли в город Торопец. Здесь было шумно и дымно: вражеская авиация бомбила городские кварталы. Мы встали на лыжи и пошли на запад, к линии фронта. Все меньше оставалось перед нами свободной советской земли, все ближе надвигалась тревожная неизвестность.
      Бросок в Минскую зону
      Метель заносит лыжню.-Контрпропаганда и радиосвязь. - Окруженцы. -Возмездие предателям. - Первый бой с карателями.-Отряд "Борьба".- Под маской партизан
      Спустя некоторое время мы вышли в расположение 227-го сибирского лыжного батальона. Нас там уже ждали, комбат сообщил, что отряду лучше всего перейти фронт в районе деревни Собакино, в которой занимал оборону старший лейтенант Рыжов с 60 бойцами. С наступлением сумерек мы выступили. Нас сопровождали сибиряки-разведчики И. Н. Леоненко и А П. Чернов; командир батальона и сам долгое время шел с отрядом, как бы не желая расставаться. Понимал, что дело нам предстоит опасное и серьезное, наверное, слегка завидовал.
      В Собакине разведчики представили нас Рыжову и передали задание комбата обеспечить проход через линию фронта. Но Рыжов отсоветовал перебираться на ту сторону в такую ночь.
      - Луна, товарищи, светло! Немец наверняка обнаружит лыжню, начнет преследование, и погорите вы в свой первый партизанский день. Надо дождаться облачности, снегопада.
      Пришлось заночевать в деревне. Днем на Собакино предприняли вылазку немецкие лыжники. Бойцы Рыжова отбили атаку. Мы провели день в томительном ожидании.
      Вечером пошел снег, замела метель. Отряд облачился в белые маскировочные халаты и под покровом темноты покинул деревню. Во главе колонны шел Рыжов со своим ординарцем, мы растянулись вереницей, груз несли на себе. Каждый боец налегал на лыжные палки, стараясь не потерять из виду впереди идущего: в этой снежной сумятице недолго было и заблудиться. Зато мы были гарантированы от того, что нас засечет немецкое боевое охранение. Линия фронта не была сплошной, и сибиряки хорошо знали такие места, где на стыке двух воинских частей противника имелись бреши. В один из таких разрывов и провел нас старший лейтенант Рыжов.
      После трех километров пути он остановился и сказал нам:
      - Стоп, славяне! Передовая осталась в двух километрах позади, мы в тылу у немцев. Давайте попрощаемся. Однако будьте и дальше осторожны, вокруг второй и третий эшелоны вражеской обороны, как бы не нарваться на штабную охрану. Ни пуха ни пера, товарищи!
      Рыжов и ординарец повернули назад, а мы по компасу и карте двинулись на юго-запад, через Псковскую область в сторону Белоруссии. Два лыжника-разведчика, выделенные нам командиром 227-го батальона, остались с нами. Мы приняли их в свою среду радушно, ребята крепкие, выносливые, смелые, успели подружиться с бойцами и командирами отряда, высказали горячее желание участвовать в партизанской войне. Так уже в первые сутки нашего рейда наш личный состав увеличился на два человека.
      Всю ночь мы шли глухой лесистой местностью, выслав вперед разведку из пяти человек и организовав тыловое охранение колонны. Метель, занося лыжню, помогала нам совершать переход скрытно. Отряд шел молча. Сквозь завывание ветра слышался лишь легкий скрип лыж, скользящих по снегу. Не звякали ни котелки, ни оружие, команды передавались вполголоса по колонне от бойца к бойцу.
      На рассвете мы вышли к деревне Каики Невельского района. Заснеженные избы встретили нас глухим молчанием. Не пролаяла ни одна собака. Позднее мы узнали, что оккупанты перестреляли в деревнях всех собак. Сделано это было из тактических соображений, чтобы карательные отряды могли бесшумно входить в населенные пункты и, пользуясь внезапностью, успешно вылавливать партизан. Видать, несладко жилось фашистам на захваченной советской земле, если даже собакам они вынуждены были объявить тотальную войну!
      Несмотря на ранний час, кое-где уже топились печи. Разведка выяснила, что немцев в деревне нет. От шоссейной дороги деревня стояла далеко, и это гарантировало нас от внезапного нападения, потому что гитлеровцы пешком на большие расстояния обычно не ходили, а передвигались всегда на машинах, которые по занесенным снегом проселочным дорогам пройти не могли. Удаленность от шоссе служила надежным условием нашей безопасности.
      В Кайках мы сделали остановку на день. Еще в Москве было решено совершать переходы ночью, а днем отдыхать в лесу или деревнях. На околицах выставили караулы. Караульным приказали в деревню, если кто приедет или придет, впускать, а из деревни не выпускать. Эта мера застраховывала нас от вражеских лазутчиков и осведомителей, если бы таковые оказались и попытались раскрыть стоянку отряда и донести в ближайшую комендатуру.
      Жители встретили нас настороженно. Вскоре их недоверчивость сменилась удивлением. Отрезанные от Родины, попавшие под пяту иноземных поработителей, они давно не встречали советских бойцов, не ведали, что творится на свете, не получали никакой достоверной информации о положении на фронтах. Немецкая пропаганда распространяла в захваченных районах самые дикие измышления, что Красная Армия разбита, Москва и Ленинград пали, Советской власти приходит конец.
      В самом просторном доме мы созвали собрание всего взрослого населения. Пришли главным образом женщины, старики и инвалиды. Работоспособных мужчин на оккупированной территории почти не было, все находились в армии или в партизанах. Перед собравшимися выступили комиссар Морозкин и я. Мы рассказали о положении на фронтах, о сокрушительном разгроме немецких войск под Москвой, о героической работе военного тыла. Особо остановились на вопросах партизанского движения, познакомили жителей деревни с партийными директивами об организации всенародной борьбы с врагом, призвали их саботировать все мероприятия немецкой администрации, оказывать противодействие гитлеровскому "новому порядку".
      Слушали нас очень внимательно. Видно было, что население истосковалось по правдивому слову, по всему человеческому и советскому.
      В дальнейшем такие собрания, митинги и беседы с местным населением мы проводили в каждой деревушке, где останавливались на дневку. Пропагандистами и агитаторами выступали все бойцы и командиры отряда. Мы распространяли среди жителей взятые с собой газеты, листовки, брошюры, портреты Владимира Ильича Ленина.
      Пройдя Невельский район Псковской области, вошли в пределы Белорусской республики. Наш путь лежал восточнее городов Полоцка и Лепеля, затем мы повернули на запад и с севера двинулись на Логойский район, где нам предстояло базироваться. Логойск находится в 30 километрах от Минска, но обосноваться ближе к столице Белоруссии мы не могли, поскольку местность вокруг города в основном голая, неудобная и опасная для партизанских лагерей.
      Наш рейд продолжался несколько недель, в сутки мы проходили 55-65 километров. Режим наших переходов был такой: в сумерках со стоянки выезжали на санях, которые охотно предоставляло нам население, ехали до полуночи, затем становились на лыжи и шли до рассвета.
      Останавливаться на отдых приходилось не всегда в населенных пунктах. Иногда поблизости не оказывалось ни одной деревушки. Иногда в намеченном селе стоял фашистский гарнизон. В таких случаях отряд отдыхал в лесу, даже костры не всегда удавалось разжечь, если враг был близко. Бойцы крепко спали после ночного перехода и плотного завтрака, а над ними шумели белорусские леса, выл ветер, и метель заносила их снегом, превращая в невысокие белые холмики. Однажды на поверке я недосчитался одного бойца, стали думать, куда он мог деваться? Вспомнили, что утром он был в отряде. Приказал тщательно осмотреть всю территорию нашей стоянки. И пропавший боец нашелся. Он крепко и сладко спал, заметенный снегом за сосной, подобно медведю в берлоге.
      Ежедневно я составлял обстоятельные донесения в Центр, сообщал товарищу Григорию о маршруте, стоянках, контактах с населением, о дислокации вражеских гарнизонов и передвижениях войск, о политической обстановке на временно захваченной немцами территории.
      Население оккупированных районов в подавляющем большинстве оставалось верным Советской власти и с нетерпением ожидало вызволения из фашистской неволи. Но в массе были и отщепенцы, ничего общего не имевшие с народом,уголовники, бывшие кулаки и белогвардейцы, которые пошли в услужение к гитлеровским захватчикам.
      Одно из сообщений в Москву было об окруженцах. Их мы встречали почти в каждой деревне и всякий раз невольно задумывались о судьбе бойцов и командиров, по воле обстоятельств оказавшихся на оккупированной территории.
      Мои товарищи и я в беседах с бывшими бойцами и командирами рекомендовали им идти в партизаны, создавать новые отряды, организовывать повсеместный вооруженный отпор оккупантам.
      Надо ли говорить, что многие окруженцы просили зачислить их в наш спецотряд. Но какова была бы цена такому отряду, составленному из первых попавшихся людей, почти не вооруженному и не обученному действиям в специфических условиях вражеского тыла? Подавляющее большинство просьб приходилось отклонять, но отдельных, наиболее надежных и полезных, на наш взгляд, людей мы зачисляли в отряд. И когда мы подходили к месту назначения, в отряде стало уже 50 человек.
      Некоторым просто было невозможно отказать. Вот, например, старший лейтенант уралец Иван Андреевич Любимов. Как увидел наш отряд, узнал, кто командир, подошел ко мне, рассказал о себе и стал даже не просить, а требовать:
      - Возьми, майор. Не могу я больше сидеть сложа руки. Возьми!
      Говорил он горячо, убедительно, настойчиво. Я не устоял. Принял его в отряд и не ошибся: воевал Любимов умело, храбро, получил боевые награды, впоследствии стал членом партии.
      А однажды мои бойцы задержали взрослого и мальчика. Мужчина вел себя независимо, даже вызывающе, не желал отвечать на вопросы. В горячке бойцы чуть его не расстреляли.
      - Наверняка полицай или шпион! - доложили они мне. А мужчина говорит:
      - Дайте отдохнуть, утром все расскажу.
      - Сбежит, обманет...
      - Спокойней, ребята,- сказал я.- Охранять до утра, утро вечера мудренее.
      И действительно, утром задержанный сообщил, что он майор, летчик авиации дальнего действия, сбитый над территорией противника. Пробирается к своим. В доказательство достал из тайника сверток и показал его содержимое: гимнастерка, воинские документы, два ордена. Вот вам и шпион! Этот случай научил мою молодежь не рубить сплеча, терпеливо и объективно разбираться в человеческих судьбах.
      Майора мы зачислили в отряд, и он воевал у нас до декабря 1942 года, когда мы отправили его на самолете в Москву, чтобы он вернулся в авиацию и продолжал сражаться с ненавистным врагом в воздухе.
      На долгом пути к Минску разные были встречи.
      Как-то ясным и ранним морозным утром отряд приблизился к деревне Замошье Лепельского района. Начальник разведки Меньшиков с тремя бойцами осторожно проник в деревню. Засели они в заброшенном сарае и стали вести наблюдение. Вскоре на улице начали появляться жители, немцев по всем признакам здесь не было. Но разведчики не спешили с выводами. Неожиданно в сарай вошел подросток. Увидев незнакомых вооруженных людей в маскировочных халатах, он испугался и хотел бежать, но бойцы задержали его.
      - Не трусь, хлопчик,- сказал Меньшиков.- Мы свои, партизаны.- И показал пареньку красную звездочку на шапке. Тот успокоился и рассказал, что живет он с матерью и дедом, а отец в Красной Армии.
      В это время из хаты вышел высокий крепкий старик. Мальчик оживился и прошептал:
      - Мой дедусь. Он хороший, немцев терпеть не может и собирается уйти к партизанам.
      - Зови его сюда,- сказал Меньшиков.- Только про нас не говори, пусть сам увидит.
      Мальчик сбегал и привел деда. Вначале старик заробел, но когда удостоверился, что перед ним советские воины, осмелел и сообщил, что на днях в деревню прибыли пять полицейских и немецкий фельдфебель. Они арестовали двух колхозников и угрожают отправить в Германию всю молодежь. Он прервал рассказ и сказал внуку:
      - Сбегай в деревню и узнай, где эти гады сегодня ночевали. Только осторожно, по-партизански!
      Подросток убежал, а дед стал упрашивать разведчиков уничтожить предателей, избавить крестьян от их издевательств. Меньшиков возразил:
      - Ликвидируем этих, немцы других пришлют. Старик настаивал на своем:
      - Бога ради, прошу, товарищи! Житья от них не стало. А другие появятся - и тех порешим. Нет больше нашего терпения!
      Вернулся мальчик и сказал, что вчера враги весь день пьянствовали, а сейчас спят в двухэтажном доме, у них есть винтовки и ручной пулемет, во дворе стоят две санные упряжки.
      Разведчики обратились ко мне: как быть? Я задумался. Бой может всполошить оккупантов, и они нападут на след отряда, а нам надо как можно скорее попасть в район Минска. Однако оставлять извергов безнаказанными тоже нехорошо, тем более что просьбу старика поддержали все жители деревни.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36