Джейк Мэрок (№1) - Цзян

А летом здесь и вообще была сказка. Душная жара, накрывающая Японию, как одеялом, оставалась далеко внизу, теряясь в голубоватой дымке. Прямые солнечные лучи на этом возвышении обжигали сухим жаром, как японская баня фуро,и этот жар был таким же очищающим. Но под узорчатой сенью дубов и буков приятный холодок сохранялся даже в середине августа.

Ничирен заварил чай и сидел, потягивая ароматный напиток из простой глиняной чашки. Лучшее место для чаепития — традиционная японская энгава:нечто среднее между прихожей и верандой. Летом она остается всегда открытой и, продуваясь даже теплыми ветрами, остужает внутреннюю часть дома. Зимой она закрывается от капризов непогоды, увеличивая таким образом жилое пространство. Она выполняет важные социальные функции. В Японии считается неприличным отпустить даже случайного посетителя — например, почтальона, — не предложив ему чашки чая. но приглашение его внутрь жилища сопряжено с длинной чередой формальностей, обременительных и для гостя, и для хозяина. Энгаваже, являясь своего рода нейтральной территорией, не обязывает к подобному обмену любезностями.

Все эти соображения по поводу значения этой важной части традиционного японского дома проносились в уме Ничирена, когда он сидел, любуясь грандиозным видом, открывающимся с его энгавы.Время от времени он подцеплял палочками нежную маринованную сливу из большой банки и клал ее на блюдо с белым вареным рисом. Он наслаждался своим хиномару бенто,ранним завтраком, ловко орудуя деревянными палочками.

Вторая тень скользнула по полированным доскам пола, наложившись на его собственную. Он не повернулся, а лишь спросил:

— Вы голодны? Присоединяйтесь ко мне и позавтракайте.

— Я чувствую дикую усталость, — сказала Марианна Мэрок, присаживаясь рядом с ним, аккуратно расправив на коленях кимоно, которое Ничирен нашел для нее в шкафу. Кимоно сидело на ней прекрасно. Оно было цветов здешней земли: охра, темно-коричневый, ржавый. Солнце просвечивало сквозь этот шедевр ткацкого искусства. На ногах ее были снежно-белые табии темные деревянные гета.

— В вас нет неуклюжести, характерной для большинства европейских женщин, — сказал он.

— Это комплимент?

— Нет, просто наблюдение, — ответил он. — Хотите чаю?

— Я хочу к Джейку.

Светлую красоту Марианны портили круги под глазами, темные, как синяки. Беспокойство и хронический недосып убили также ее природную живость и обаяние.

Ничирен указал рукой на гору.

— Вы видите тот пик к северу отсюда? Он называется Сироумаяма, пик Белой Лошади. Зимой он и вправду немного похож на белую лошадь, но не за это он получил свое название. В мае снега с этих склонов стаивают, и фермеры в низинах видят серую скалу, силуэтом напоминающую лошадь. И для них это означает, что пора сеять рис. Давным-давно они назвали эти природные часы горой Рисовой Лошади. А поскольку слово «сиро» ассоциируется с двумя иероглифами, один из которых означает «рисовое поле», а другой — «белый», то немудрено, что какой-то писец в давние времена сделал ошибку. И вот теперь мы называем эту гору именем, полученным ей в результате этой ошибки.

Марианна пожала плечами и взяла свою чашку чая.

— Но ведь всегда можно поменять название, вернув исконное. Это так просто!

— Нет в жизни ничего простого, — заметил Ничирен, ставя на стол чашку. — И уж, конечно, непросто исправлять ошибки.

Марианна бросила на него мимолетный взгляд, понимая, что слова его всегда имеют какой-то глубокий подтекст. Она чувствовала в нем какую-то странную грусть, от которой и ей становилось не по себе.

— Когда я смогу увидеться с Джейком?

— Кругом опасности, — уклончиво ответил Ничирен. За то время, которое она провела в его компании, Марианна стала привыкать к его необычной манере изъясняться. Она скоро поняла, что легче научиться интерпретировать его непрямые ответы, чем распрямлять их.

— Именно эти слова вы сказали мне, когда впервые связались со мной в Гонконге.

— Я сказал вам правду, — ответил он, наливая еще чаю. — Враги обычно возникают там, где их меньше всего ожидаешь. В вэй ци,как и в реальной жизни, это наиболее трудно усвоить. Вы показали способность к здравому суждению, решившись следовать моим указаниям.

— Мне просто нечего было терять, — сухо ответила Марианна. — Но Джейк наверно с ума сходит от беспокойства.

— Возможно, это не так уж и плохо.

Марианна резко повернулась к нему. Она зыркнула на него глазами, вложив в свой взгляд весь гнев, недоумение и страх, которые она переживала с того самого момента, как его звонок вверг ее в этот кошмар.

Ее сложные эмоции, вероятно, передались Ничирену, потому что он шевельнулся, будто почувствовав какую-то неловкость.

— Если бы разум в вашей жизни играл бы большую роль, чем чувства, вы бы не обиделись на мои слова. — Он сделал небольшую паузу, чтобы дать ей возможность самой сделать некоторые выводы. — Уж если ваш муж не знает, где вы находитесь, то уж враги и подавно.

Марианна промолчала. Как можно возражать на столь логичные доводы? Ничирен откинулся назад, прижавшись затылком к одному из шести деревянных стояков, поддерживающих крышу энгавы.Рассеянный свет играл на гладкой коже его лица. Он очень красив,—подумала Марианны. Гордое лицо, с более чистыми линиями, чем какое-либо человеческое лицо, которое ей доводилось видеть.

— Я хочу знать, — сказала она, — были ли вы на реке Сумчун в тот день, когда там был Джейк. Он отхлебнул из своей чашки.

— Это так важно?

— Может быть, — ответила она. — Это бы объяснило многое.

— Понятно. — Он поставил свою чашку между ними. — Если бы я сказал, что был, это бы расставило все точки над i. Вы бы получили простой ответ на все ваши вопросы.

— Нет в жизни ничего простого, — сказала она, пытаясь поддеть его, но чувствуя, что это ей не удалось.

Она хоть и злилась на него за эту неуязвимость, но ей хотелось понять его, как будто в этом случае она могла бы лучше понять и самого Джейка.

— У вас еще и хорошая память, — похвалил он, — вдобавок к здравости суждений.

— Почему вы не хотите мне ничего говорить? — крикнула она, внезапно вспылив.

— По той же самой причине, по которой взрослые не говорят детям все, что им бы хотелось знать.

— Я ребенок? — вспыхнула она. — Вот, значит, в каком свете вы меня видите!

— Если вы и впредь будете делать такие же поспешные выводы из моих слов, — рассудительно заметил он, — я, пожалуй, лучше вообще буду молчать.

В тишине, последовавшей за этим, пронесшийся по энгавеветерок начал вращать фурии.Его мелодичное позвякивание обрызгало их, как дождиком.

— Слова есть только слова, — сказал он, немного помолчав. — Им можно верить и не верить.

— Что вы говорите?

— Только то, что вы можете не поверить моим ответам на ваши вопросы.

— А вдруг поверю. Почему вы не хотите рискнуть?

— Не хочу рисковать получить в ваших глазах репутацию лжеца.

Джейк, -подумала она, — в какую авантюру ты опять встрял?

Справа от них фурииопять шевельнулся под внезапным порывом ветра, его три тонких металлических лепестка, сойдясь вместе под крышей колокольчика, исторгли из него каскад мелодичных звуков, рассыпавшихся по энгавеи улетевших дальше, в сад. В начинающейся жаре этот неземной перезвон был звуком, на котором можно сконцентрироваться, настраивая свои мысли на возвышенное. Его вездесущее присутствие, как повторение заклинания, позволяет вырваться из расслабляющей летаргии.

Наполняя воздух своими серебряными переливами, фуриипел свою летнюю песню.

* * *

Воздушному кондиционеру, установленному в «Ниссане», явно не хватало мощности. Пиджак Джейка уже давно покоился на заднем сидении, как изможденный боец. Его рубашка с расстегнутым воротником была в темных пятнах от пота, особенно под мышками, на животе и спине.

Около полудня, забравшись довольно далеко к северу от урбанистического кошмара Токио, он остановился в придорожной харчевне перекусить. Заказал жареного угря — традиционное летнее блюдо, предположительно вливающее в измученный жарой организм жизненные силы. С удовольствием вытянув затекшие ноги, ел и оглядывал окрестности. Вдоль магистрали стояли деревянные домики. Двери большинства были открыты настежь. Старики в одном нижнем белье сидели на энгаве,обмахиваясь веером медленными, механическими движениями.

Закончив трапезу, пошел в кустики помочиться, прежде чем отправиться дальше. Стоя за высоким кустом самшита, в тени которого было все же попрохладней, слышал позвякивание вращающегося фурина.Говорят, что его мелодии охлаждают дух человека, измученного жарой. Неизвестно, как насчет духа, но температуру внутри «Ниссана» она не снизила. Хотя Джейк и поставил его в тенечке, но, когда он открыл дверцу, его встретила душная жара. Завел мотор и двинулся дальше на север.

Впереди, на горизонте, высились Японские Альпы. Возделанные поля мелькали справа и слева зеленью различных оттенков. Внезапно он почувствовал, что стало прохладнее, и одновременно краски за обочиной дороги стали гуще: солнце зашло за стайку облаков.

Джейк понимал, что жутко рискует. Если информация, которую он добыл в доме Комото, была неверной, он теряет драгоценное время, разыскивая Марианну в этих местах. Но чем больше он раздумывал, тем логичнее ему казалось, что именно здесь должен теперь скрываться Ничирен. Хорошо укрепленный дом в горах легче защитить, чем квартиру в густонаселенном Токио. После нападения на Дом Паломника логично предположить, что Ничирен удвоил бдительность, вполне справедливо ожидая нового проникновения в свой лагерь.

Джейк надеялся, что действует правильно. Но он также понимал, что отчаяние — не лучший советчик, и оно вынуждает его делать такие шаги, пойти на которые в нормальной ситуации он мог бы только после серьезных раздумий. Что и говорить, место это опасно для такого рода спонтанных действий. Так что опасность весьма реальная.

Теперь горы возвышались уже справа и слева от дороги. Несколько раз он должен был выезжать на полосу встречного движения и, нажимая изо всех сил на клаксон, обходить неповоротливые и медлительные туристические автобусы, все чаще и чаще попадающиеся на пути по мере приближения к горному хребту Хида.

Скоро будет дождь, -подумал он, выключая надоевший шумный кондиционер. Он был уже на высоте нескольких тысяч футов над уровнем моря, и прямо-таки физически ощущалось снижение и жары, и влажности. Несмотря на угрозу дождя, он опустил окно. Встречный ветерок приятно щекотал лицо, и он сразу же почувствовал себя посвежевшим.

Упали первые капли. Поцу-поцу, -подумал Джейк. Говорят, что ощущения играют в жизни японцев большую роль, чем другие органы чувств. Поэтому и их язык описывает скорее ощущения, получаемые человеком от того или иного явления, нежели их вкус или запах. Вот и поцу-поцуиз той же оперы. Слово это буквально значит «капли, падающие на тебя время от времени». Джейк знал, что, если дождь усилится, ему надо будет остановиться. Это не та дорога, по которой можно ехать в сырую погоду: слишком часто ее обочина идет по самому краю пропасти.

Он недовольно пробурчал, глядя на клубящиеся впереди тучи, в которых поблескивали молнии. Стало значительно темнее. Через минуту громовые раскаты раскололи низкое небо.

— А, черт! — выругался он, врезаясь в стену падающей воды.

Мир стал серо-зеленым, и очертания его нечетко виделись сквозь эту завесу. Он включил дворники сразу на максимальную скорость.

Вот так льет! -подумал он. — Надо искать укрытие.

И через несколько миль из дождевой мути вынырнула деревушка. Очевидно, не одному ему пришла в голову эта идея, потому что улица была сплошь заставлена серебристыми туристическими автобусами и автомашинами.

Джейк втиснулся между «Тойотой» и щегольским «Мерседесом». Он выключил двигатель и чуть-чуть опустил стекло для вентиляции салона.

Лето, — подумал он, смотря сквозь эту щелочку на затянутое тучами небо. — Как я любил это время года, будучи пацаном. Теперь все по-другому. Что поделаешь? Это не лучший сезон для взрослых людей.

С полным безразличием он смотрел, как открывается дверь «Мерседеса» и из нее сначала показался элегантный зонтик в синюю и зеленую полоску, а за ним и блондинка в белой блузке без рукавов и темно-синей легкой юбке. Следом за ней из машины вылезла девочка лет шести, ее сильно уменьшенная копия. Вместе они направились через обшарпанную улицу по направлению к чайной с запотевшими окнами.

Снова громыхнуло, двигаясь по небу слева направо, как письмена на божественных скрижалях. Через две машины за «Мерседесом» четверо мужчин вылезли из явно взятой напрокат «Субару». По-видимому, у них был один на всех дешевенький черный зонтик. Мужчины были крупными, очевидно, решили поразмяться, придумав хитрый способ, как это сделать по очереди. С зонтиком в руке каждый вылезал из машины, делал пару приседаний, крутил торсом, задирал ноги и так далее, а потом передавал зонтик другому, а сам возвращался на свое место. Наверное, это альпинисты или...

Джейк внезапно весь напрягся. Он быстро протер рукой запотевшее ветровое стекло и завел двигатель. Тотчас же заработали дворники, очищая стекло снаружи. Теперь Джейк был полностью уверен, и сердце его забилось чаще. Он узнал одного из мужчин, закрывающего теперь за собой дверцу голубой «Субару»: КГБ, Первое главное управление, Отдел внешней разведки.

Остальные трое уже сидели там. Дождь постепенно утихал, и, как только дверь захлопнулась, водитель начал сдавать назад, выбираясь из узкого промежутка между машинами.

* * *

Уже несколько часов они слышали низкие раскаты грома, доносящиеся из свинцовых туч, расползающихся по ущелью и долинам ниже их убежища. Гроза распространялась по Японским Альпам, как приливная волна, затопляя все на своем пути, превращая горные пики в острова над колышущимся морем облачности.

Ничирен остался внутри дома, чтобы подумать над хитрыми комбинациями, сложившимися на трех досках для вэй ци.Игра на всех трех достигла средней стадии, и положение было настолько сложным, что Марианна оставила всякую надежду увидеть в конфигурации шашек возможности для атаки и обороны. Кроме того, ей не хотелось смотреть на эти доски, напоминающие ей о Джейке.

Она возвратилась на энгаву,хотя здесь уже было прохладно, особенно в длинных тенях, отбрасываемых деревянными столбами.

Багровое солнце, казалось, наткнулось на одну из вершин Цуруги, да так и замерло, наколотое на нее, поливая ее склоны своей кровью. Марианна стояла, прислонившись спиной к одному из столбов, и смотрела вниз на темные грозовые тучи, окутывающие долину. Они заметно приблизились, наползая на уступы скал. Скоро, -подумала она, — дождь доберется и до нашего «орлиного гнезда».

* * *

«Ниссан» слегка занесло на повороте и он начал скользить в опасной близости от края обочины, за которым была пустота, а вернее, шесть тысяч футов каменной стены, почти отвесно падающей вниз, где смутно виднелась долина.

Осторожными движениями руля Джейк начал выводить машину назад на дорогу. Он почти не дышал и не шевелился, не желая добавлять дисбаланса машине и способствовать центробежной силе, уже начинающей свою опасную работу.

Вернувшись на асфальт, он опять придавил педаль газа до самого пола, посылая «Ниссан» вперед. В такую погоду, он знал, возможны грязевые оползни, падение камней. Или обочина начнет осыпаться.

Он потратил время на маневрирование и потерял из виду «Субару», тоже торопящуюся поскорее проскочить опасные места. Гроза преследовала их по пятам, настигнув опять, когда они начали подыматься по серпантину на гору Цуруги. Дождь хлестал по ветровому стеклу так, что даже работающие на всю катушку дворники но справлялись. Но надо торопиться. Скоро эту дорогу объемлет мрак ранних сумерек.

Но, во всяком случае, он знал, что им от него не улизнуть. Здесь только одна дорога. Он не может их потерять. Колеса скрипнули на следующем крутом повороте. Даже его желудок почувствовал центробежные силы, опять включающиеся в дело. В такую погоду они не заметят его, даже если бы подозревали, что он следует за ними. Джейк чертыхнулся, почувствовав, что его опять чуть было не занесло. Погода все хуже и хуже.

Он вдруг осознал, что последнюю фразу произнес вслух. Уже сам с собой начинаю разговаривать, -подумал он, наклоняясь, чтобы включить обогреватель. Обычно это помогает бороться с запотеванием окон.

* * *

— Дождь уже скоро доберется и до нас.

Марианна стояла в дверях, глядя на Ничирена, сидевшего над средней из досок. Он взял черную шашку, намереваясь сделать ход. Поставил ее на доску, убрал с нее белую шашку. Затем поднял на нее глаза.

— Грозы обычно набирают силу, поднимаясь выше в горы, — сказал он. — Но не беспокойся, здесь мы в безопасности.

Марианна усмехнулась. Ее позабавила трагическая ирония, заключающаяся в его словах утешения. После того, что ей пришлось пережить, ей ли бояться грозы?

— В детстве я любила смотреть на молнии, — сказала она. — Отцу приходилось загонять меня домой силой, когда начиналась гроза. А я плакала, говоря, что он помешал мне увидеть такую замечательную вспышку. Мой брат всегда говорил, что я очень храбрая.

— Вы жили в большем согласии с природой, чем он, — заметил Ничирен таким сухим тоном, что Марианна не поняла, что это: комплимент или неодобрение.

— Ничирен, — обратилась она к нему, собираясь сказать, очевидно, что-то важное.

Он повернулся и посмотрел на нее с любопытством, будто на лань, внезапно выскочившую из лесной чащи. Пауза затягивалась, но она все молчала. Ничирен не торопил ее. Несколько раз она собиралась нарушить молчание, но останавливала себя. Наконец, решилась:

— Не пора ли отправляться?

Он покачал головой, и у нее упало сердце.

— Мне тяжко выносить эту вынужденную изоляцию от мира. Мне тяжко думать о том, через что сейчас проходит Джейк. — Она бросила на него умоляющий взгляд. — Я хочу быть с ним. Понимаете?

Он быстро отвернулся, но недостаточно быстро, чтобы она не заметила что-то в его глазах. Будто занавес упал, тяжелый и надежный, как свинец. Что это такое было? О чем он подумал?

— Если вы отправитесь сейчас, то наверняка пропадете.

В комнате быстро темнело, и она не видела, как шевелились его губы, когда он это говорил. Ее сознание зацепилось за что-то в его словах, как за корягу.

— Не понимаю. Почему вы так печетесь о моей жизни? Ведь я жена вашего врага.

— Я действую согласно инструкциям, — сухо ответил он. Тени омывали его фигуру, неподвижно замершую на татами. Бросив взгляд в ее сторону, он увидел в дверном проеме маленькую женщину в кимоно и гета.С некоторым изумлением он осознал, что его враждебное чувство к ней куда-то испарилось. Внешне она выглядела как жена Джейка Мэрока. Но здесь, на Цуруги, она стала какой-то другой. Он не мог понять, какой именно.

— Инструкциям? — как эхо откликнулась она. — Все-таки ты не человек, а просто марионетка. Кто-то дергает за веревочки и заставляет тебя плясать. — Она одарила его уничтожающим взглядом. — В школе учительница биологии принесла на урок лягушку. Совсем дохлую. И объяснила, что если к ее лапке прикоснуться острым инструментом, то можно заставить мышцы сократиться. Вот и вы такой же. Дохлая лягушка.

— Это все одни слова, — сказал он, возвращаясь взглядом к доске с шашками. — Слова ничего не значат. Вот действия — это другое дело. — Он сделал ход.

— Все играете. Джейк тоже любил играть. Не могу я этого понять. Жизнь дана человеку, чтобы жить, а не играть во всякие игры. Людьми нельзя двигать, как вы двигаете черными и белыми шашками по расчерченной доске. Жизнь этого не терпит.

Ничирен поднял голову.

— Но именно так все и делается. Убить вас, забрать фу...Кое-кто спланировал эти ходы.

— Но они не сработали.

— Благодаря разумным встречным ходам.

Марианна поежилась, оглядываясь по сторонам, словно ее тяготили эти стены.

— В чем состоит ценность фу, хранившейся у Джейка?

— В Древнем Китае, — ответил Ничирен, — император часто давал повеление сделать для него подобную штуку из жадеита или слоновой кости. Рисунок, который следовало вырезать, он подбирал сам. Фу представляла собой императорскую печать, символизирующую его власть. Он передавал эту печать своим наиболее важным министрам, наделяя их таким образом частицей своей власти. И пропорционально розданным им фуего власть преумножалась в десятки тысяч раз.

— А та фу, что была у Джейка?

— Все фуделались с одной целью. Тот, кто владел ей, наделялся соответствующей властью. Я полагаю, эта фуне является исключением.

— Вы полагаете? Значит, точно не знаете.

— Откуда мне? — ответил он, отворачиваясь. — Я всего лишь дохлая лягушка.

* * *

Стэллингс наткнулся на Джейка в Токио, в Тосима-ку. Это было наиболее логичное место; откуда следовало начинать поиски Марианны. Здесь находился Дом Паломника. Здесь столкновение интересов кланов Кизана и Комото создавало вихревые потоки, но Ничирен все-таки был здесь лучше всего защищен, когда бывал в Японии.

Присутствие в этих местах Джейка несколько озадачило Стэллингса. Ему ведь говорили, что Джейк все еще находится на излечении в Цзюлунской больнице. Это создавало некоторые проблемы. Стэллингс не был склонен недооценивать способностей Джейка, и он беспокоился, что в скором времени опытный агент заметит слежку.

И он забеспокоился еще больше, когда понял, что Джейк его не замечает. Какие жуткие психологические перегрузки он испытывает, раз это так! Оно и понятно: жена исчезла, да еще вдобавок с его самым лютым врагом... Стэллингс благодарил Бога, что такое ему приходится наблюдать только со стороны.

В высшей степени было странно работать с Джейком на одном поле, но по разные стороны забора. Более чем странно. Он ощущал беспокойство и страх. Но страх он всегда считал здоровой эмоцией, часто предохраняющей людей от жестоких ошибок. А сделать ошибку, работая против Джейка, весьма чревато...

Он испытал неприятный момент, когда Джейк остановился во время дождя в городке. Стоянка была так заставлена машинами и автобусами, что с места, где он смог пристроиться, был виден лишь кусочек бампера «Ниссана» Джейка. Но этого оказалось достаточно, чтобы заметить, когда тот начал выезжать со стоянки.

Но теперь, следуя на хвосте Джейка вглубь Японских Альп, он улыбался, чувствуя прилив вдохновения. Он гнал свою машину, так и не включив подфарников, несмотря на дождь и близящиеся сумерки. Делая крутой поворот, он подумал, что он не может позволить себе такой роскоши. «Ниссан» мчался с сумасшедшей скоростью. Из-за нее и из-за множества поворотов он надолго исчезал из поля зрения Стэллингса, но тот знал, что если Джейк вдруг снизит скорость на одном из непросматриваемом участке трассы, он легко заметит в зеркале заднего вида огоньки его фар.

Узкая дорога, скользкий асфальт, плохая обочина, все возрастающая возможность грязевых оползней, плохая видимость — все эти факторы лишь способствовали проявлению его прекрасных водительских качеств. Его улыбка стала шире. Он сосредоточился на дороге. И на работе, которую ему предстояло выполнить.

* * *

За окнами в промежутках между раскатами грома стояла напряженная тишина, как всегда перед дождем. Все ветерки замерли, повинуясь быстро растущему атмосферному давлению.

— Я спросила...

— Тсс!

Услышав этот свистящий звук, она осеклась. Ничирен медленно распрямился, поднимаясь из-за стола, как хищный зверь, готовящийся к прыжку. Она следила за его глазами, сфокусировавшимися на какой-то точке за окном. Затем она поняла, что он внимательно прислушивается.

— Иногда, — шепнул он, — даже самые незначительные звуки могут передаваться по этим камням на большие расстояния. Порой я даже слышу, как кабан чавкает у ручья, протекающего на тысячу футов ниже, или как филин ухает в дальней роще.

Но она понимала, что не эти звуки он старается расслышать сейчас.

— Что это?

— Машина, — сказал он, двигаясь к двери в сгущающихся сумерках. — Я слышу поднимающуюся в гору машину, но никаких машин в такую погоду здесь быть не должно.

* * *

Как только машина остановилась, Джейк выскочил наружу под дождь. Взбежав по каменистой осыпи на площадку, вероятно, последнюю на этой горе, он остановился возле покинутой «Субару». Ушли,— подумал Джейк. — И только в одном возможном направлении.

На этой высоте в глубоких трещинах в скалах сохранилась наледь, начавшая сейчас трескаться под дождем. Ветер завывал в ущельях, бросал ему в лицо дождь со снегом. Температура стремительно падала, и его вымокшая рубашка липла к покрывшемуся гусиной кожей телу, как холодный компресс.

Часто он вынужден был бросаться под спасительную крону деревьев, когда сверху на дорогу падали ошметки подтаявшей ледяной корки, покрывающей затененные части склона горы. Да и вообще он не был экипирован соответствующим образом, и это делало его продвижение еще более медленным.

Джейк чувствовал охватывающее его отчаяние. Если Марианна с Ничиреном, эти кагэбисты и ее заодно прихлопнуть могут. Он почему-то решил, что Ничирена хотят убрать, а почему — это его не интересовало. Джейк волновался только за Марианну.

Он карабкался вверх, оставляя на сучьях и острых выступах скал лоскутья одежды. Хрупкий сланец ломался под его ногой, и обломки скатывались вниз по склону с грохотом, заглушаемым раскатами грома.

В конце концов, он достиг небольшой площадки и остановился, забыв дать соответствующую команду продолжающим двигаться ногам. В результате он едва не свалился в пропасть.

Трудный подъем вкупе с беспокойством о Марианне подкосили его. Он еще не совсем оправился после своего пребывания в больнице. Он опустился на землю и сделал несколько глубоких вздохов, прежде чем двинуться дальше. Окинув взглядом гору, он выбрал маршрут немного левее, в обход впадины. Здесь склон не был таким крутым, да и камни под ногами попрочнее, так что он без труда одолел этот участок пути.

Стало немного темнее, но молнии уходящей грозы начали сверкать чаще, освещая на мгновение дикий пейзаж тревожным светом, напомнившим почему-то об огнедышащих драконах.

В голове стучало, и резкая боль вдруг пронзила плечо, будто он коснулся оголенного провода, а потом еще и еще. Джейк продолжал дышать глубоко и ровно, хотя ему хотелось вывалить язык и задышать, как собака, изнемогающая от усталости. Это испугало его больше, чем все остальные аспекты ухудшающейся с каждой минутой ситуации, потому что это означало, что он не может доверять своему телу. Он понимал, что если не вернет контроля над ним, то он пропал. Как и Марианна.

Не думай об этом! -внушал он себе. Но, чувствуя огонь в своей груди, все сильнее разгорающийся по мере того, как он боролся с искушением сбить дыхание и дышать часто-часто, он начал терять в себя веру. Старею, -подумал он. — Десять лет назад — даже пять — подобная передышка в больнице никак не сказалась бы на его работоспособности. А теперь...

Прекрати! Не думай об этом! Только вставай и вперед, где ждет тебя враг! Вперед! Не смотри вверх! Просто сконцентрируйся на следующем шаге! А потом опять на следующем! Вот так! Двигайся, старик! Вперед и вверх! Вперед и вверх!

Подгоняя себя этими словами, как молитвой, давая выход всей своей злости и остаткам самоуважения, он собрался с силами и одолел последние метры каменной скалы.

Джейк переполз на животе через последние булыжники и оказался на ровной площадке, переходящей в луг, поросший кое-где кустами. Пригнувшись к земле, он двинулся дальше, стараясь не обращать внимания на холодный дождь со снегом, продолжавший хлестать его согнутую спину. Вглядываясь во все сгущающуюся тьму, он заметил русских, засевших подобно черным призракам в кустах на самом краю луга, заканчивающегося в этом месте. Дальше шла глубокая расселина.

И без того промерзший до костей, Джейк опустился на землю и пополз на брюхе, работая локтями, стараясь полностью слиться с летними травами, которые хоть и были довольно высокими, но не настолько, чтобы полностью скрыть его продвижение.

До русских оставалось метров тридцать, когда он услышал выстрелы. Дернув головой на звук, он смутно увидел справа от себя силуэт дома, стоявшего на противоположной стороне расселины. И какую-то фигуру, бегущую по траве. Кто это? Сквозь сумрак и дождь опознать невозможно. Он поднялся на ноги.

Опять выстрел, отдавшийся эхом по ущелью, как громовой раскат уходящей грозы.

* * *

Ничирен затолкал ее назад в дом со строгим наказом не высовываться ни в коем случае. Марианна видела, как он смутной тенью проскользнул сквозь садик на луг, тянущийся до глубокой расселины, рваным шрамом пересекающей его примерно в трехстах ярдах.

Напряженно всматриваясь в сгущающуюся мглу, она двинулась вдоль по энгаведо самого ее конца, пытаясь проследить, куда направился Ничирен, но скоро потеряла его из вида.

Оставшись совсем одна, Марианна вернулась в дом, закрыв за собой дверь на щеколду. Она остановилась на середине комнаты перед тремя досками с незаконченными партиями вэй ци.

Поежившись от холода, она взглянула на них: ей почему-то страшно захотелось разобраться в этой загадочной игре. Джейк ей не раз говорил, что стратегии, которыми пользуются игроки, сродни тем, которыми они пользуются в реальной жизни. Медленно обошла она доски, пытаясь сосредоточиться.

Поэтому выстрелы, хотя и приглушенные толстыми стенами и запертой дверью, заставили ее буквально подскочить на месте и вскрикнуть от испуга. Сознание, парализованное ужасом, полностью отключилось — вероятно, в целях самосохранения, — позволив инстинктам управлять ее поведением.

Ничего уже не соображая, Марианна дрожащей рукой откинула щеколду и с такой силой рванула дверь, что она задребезжала в своих пазах, раздвигаясь. Сунула было ноги в гета,но затем раздраженно сбросила их, издав при этом какой-то стон, и прямо в вязанных носках, таби.помчалась сквозь дождь тем же путем, каким ушел Ничирен.