Сокровища дракона

– Нет. Три стороны ходят по-другому. Две стороны как слепые. Трудно понять.

– Вы не можете меня проводить. Хорошо, но вы знаете, куда я иду?

– Да. Там, где родитель. Далеко глубже.

– Он жив?

– Я не знаю.

Единственная целиком понятная фраза, но пользы от нее не было никакой.

– Хорошо,– сказал Рикард.– Я не понимаю вашего предупреждения, но я о нем не забуду. Попытаюсь понять, в чем дело, когда придет время. Так получится?

– Должно получиться. Остальное несовместимо. Честная следующая сделка.

– Да, если я вернусь, то попытаюсь вам помочь. Но вам придется найти лучший способ для общения.

– Язык утерян, но другие теперь найдены.

– Тот, который разговаривал со мной в лесу, можно

поговорить с ним?

– Ранние поиски. Этот, рядом – также тоже. Далеко к югу, но становится каждый день.

– Если бы вы могли говорить яснее!

– Наше прощение становится. Если когда-нибудь назад, найдем пришедшего говорить.

– Когда я приду назад, у вас будет кто-то, кто говорит лучше?

– Точно. Берегись тасс. Спи ночь.– Они замолчали, затем, вращаясь, удалились.

3

На следующее утро, позавтракав, Рикард прошел вдоль отпечатков ног белспаэров, которые ясно были видны на полу, покрытом толстым слоем пыли. Следы обрывались у двери, ведущей в подвал. Это была мертвая дверь. В ней не было той полупрозрачности, которая ассоциировалась у него с присутствием белспаэров. Открыть ее не удалось.

Он вышел на улицу. Башня теперь была совсем близко. Рикард подумал, что к полудню сможет до нее дойти.

Дорогу преграждал дом, целиком рухнувший на улицу. Его подвальный этаж хорошо просматривался, и, вместо того чтобы возвращаться на несколько кварталов назад и обходить завал стороной, Рикард решил спуститься вниз и посмотреть, нельзя ли пробраться там.

Обломки одной из стен образовали пологий скат, по которому Рикард осторожно спустился на пол подвала. Он успел пройти несколько шагов, когда сзади раздался грохот: скат, по которому он сошел, провалился на еще более глубокий этаж. Оставшиеся стены были гладкими и отвесными: никаких трещин или выступов, чтобы уцепиться, там не было.

Вернуться тем же путем теперь уже было невозможно, и Рикард пошел дальше. Пробираясь между нагромождениями пластмассовых плит, он подумал, что, пожалуй, сможет сделать из них подобие лестницы и выбраться на улицу, если не найдет другого выхода. Дома на противоположной стороне улицы все еще стояли, хотя их внешние стены давно обрушились, и Рикард мог видеть обнажившиеся таким образом шестиугольные комнаты.

Через некоторое время он наткнулся на лестницу, которая вела вниз, в подземный этаж. Щебня и пыли на ее ступенях не было. Проход, по которому он сюда добрался, дальше был намертво забит обломками, и Рикард спустился по ней. Если там окажется тупик, придется вернуться, соорудить лестницу и, выбравшись наверх, все же обходить завал на улице стороной, на что уйдет минимум полдня и чего Рикард вначале надеялся избежать.

У основания лестницы оказался проходивший в требуемом направлении коридор. По обеим его стенам были плотно закрытые двери. Рикард зажег фонарь и пошел вперед.

В конце коридор расширялся и завершался множеством открытых арочных проходов. Рикард прикинул направление и начал поочередно исследовать помещения за арками в поисках выхода наверх.

Сзади донесся слабый шум, как будто что-то двигалось в его направлении. Рикард посветил фонарем, но ничего не увидел. Однако он определенно слышал какой-то странный звук, похожий на мягкое шуршание или скольжение, будто то, что приближалось, передвигалось не при помощи ног, а ползло, как змея.

Рикард продолжил путь, и шум послышался снова, причем теперь казалось, что ползет не одна змея, а, по крайней мере, сотня. Шуршание это или скольжение было, пожалуй, слишком мягким, приглушенным, чтобы его могли издавать царапавшие о жесткий пластиковый пол чешуйки. Скорее, оно было похоже на жужжание насекомого. Обернувшись, он опять ничего не увидел, но на всякий случай немного ускорил шаги.

Он вошел в большую комнату, где лежали остатки каких-то механизмов. Стены и пол комнаты были сильно изъедены, как будто протравлены кислотой. Рикард провел лучом фонаря по неровной поверхности – она отсвечивала слабым металлическим блеском.

Это был признак близости тасс, которые, видимо, и вызвали коррозию стен. Рикард проверил свои ощущения в поисках первых признаков отравления. Действительно: луч фонаря был слишком ярок, а мрачный подвал с нависавшими сводами казался чересчур уютным и привлекательным. Признаки эти были едва ощутимыми, но сомневаться не приходилось. В подвале определенно обитали тассы, но сейчас их здесь не было, иначе одурманивающий эффект был бы выражен сильнее. В данном случае эффект стал заметен лишь после того, как Рикард о нем подумал.

Из этого следовало, что это были не те тассы, о которых его предупреждали белспаэры. Они никак не могли знать, что он пойдет именно этим путем, да и до Башни Пяти все еще было очень далеко. Но если отравление усилится, придется повернуть назад, даже если где-нибудь здесь и был выход наверх. Рикард не хотел увеличивать риск поддаться пока еще слабому желанию сесть на пол и ждать.

За спиной вновь раздался скользящий звук, теперь совсем рядом. Рикард посветил назад – по полу, извиваясь, как огромный червяк, ползло что-то вытянутое, покрытое шевелящейся массой длинных спутанных волокон-усиков, а может, и целиком из них состоящее. В луче света оно замерло, только бледно-серые щупальца, мелко подрагивая, продолжали тянуться к Рикарду. Длина и толщина существа примерно равнялись росту и толщине взрослого человека, хотя весить оно должно было намного меньше.

Помедлив несколько секунд, эта спутанная клубящаяся масса то ли перекатилась, то ли перетекла на несколько сантиметров ближе, и Рикард почувствовал, как цепенеет от ужаса. Потом от существа пришла едва уловимая волна чувств, как будто Рикард телепатически воспринимал его ощущения, некое смешение всех ощущений в одно. Нет, не так: зрение, слух и обоняние были одним ощущением, вкус и осязание – другим. Оба были чужими, нечеловеческими.

Это сплетение грубых волокон было тассой. Рикард ощущал это мягкое, нежное существо, ощущал, как потревожило его присутствие человека, как неприятен ему свет фонаря, как хотелось ему покоя и одиночества, как жаждало оно пустоты. Это был гриб, огромный гриб. И он мог чувствовать. Да, это были тассы – Рикард вдруг понял, что это одушевленные существа. Вслед за первой шли и другие.

Рикард вытащил пистолет и выстрелил. Грохот был оглушающим. Пуля свободно прошла сквозь мягкое аморфное тело, рикошетировала от пола, ударила в потолок, затем опять в пол… Тасса содрогнулась от боли, но через мгновение Рикард ощутил, что боль ушла.

У нее не было жизненно важных органов. Тело ее было гомогенным, любая его часть ничем не отличалась от другой. Он опять выстрелил, но это только разозлило тассу. Другие, позади нее, спешили подобраться ближе и отнюдь не со скоростью улитки.

Что-то коснулось его лодыжки, Рикард отскочил в сторону и посветил вниз: пучок извивавшихся волокон ощупывал место, где он только что стоял. Рикард почувствовал, как по его спине поползли мурашки.

Откуда-то сверху протянулся длинный усик и дотронулся до его щеки – это было как прикосновение огня. Рикард отпрыгнул в сторону, споткнулся обо что-то мягкое, шевелившееся в темноте. Одежда и броня защищали от прикосновений, но воздействие их физического присутствия усиливалось. Этому воздействию противостояло испытываемое Рикардом чувство отвращения, но его хватило бы ненадолго.

Он перескочил еще через одну тассу, затем направил фонарь на сосны. Проход, через который он сюда вошел, шевелился плотной массой белесых щупальцев. Он отпрыгнул от двух тасс, которые с обеих сторон вдруг поднялись почти на высоту его роста. Овладевший Рикардом ужас не полностью блокировал его невольное восприятие мыслей тасс. Они хотели его съесть, потому что он грубо нарушил их покой и уединение.

В панике он бросился в боковой проход, где тасс было поменьше, и захлопнул за собой дверь. Они стали просачиваться сквозь трещины вокруг косяка.

Пистолет был бесполезен. Нужен был нож или огонь. Но все, что могло гореть, давно либо сгнило, либо было сожрано тассами. Рикард пятился, не отводя глаз от содрогавшейся двери. Несколько тасс, забравшись одна на другую, разъедали щеколду.

И он, не разбирая дороги, понесся прочь. Не оборачиваясь, пробежал вдоль какого-то коридора, спустился еще на этаж, пробежал через вереницу длинных комнат, опять вниз по лестнице, еще один коридор, большая комната, и… дальше бежать было некуда, впереди был тупик. Рикард оказался в ловушке – единственный известный ему выход был заполнен этими проклятыми грибами.

Стены здесь были чистыми, на них отсутствовали отметины, оставляемые едкими пищеварительными ферментами тасс, и Рикард остановился, чтобы перевести дыхание. Он и раньше слышал о расах разумных существ, имеющих грибную природу. Этот тип разумной жизни был одним из самых редких в Галактике. Он не знал, насколько в своем эволюционном развитии продвинулись тассы, но было очевидно, что они так же далеко отстоят от обыкновенных поганок, как человек – от амебы. Остатки их психической деятельности были доказательством того, что некогда они могли мыслить, но теперь эту способность утратили. Теперь они были квинтэссенцией безумия, воплощением безрассудства.

До этой комнаты они еще не добрались, но ждать оставалось недолго. Это был их мир. Если он им нужен, они его найдут. И как только их усики доберутся до голой человеческой плоти, он умрет. Это будет мучительно. Рикард прикоснулся к щеке и, вздрогнув от боли, нащупал длинную полосу вздувшихся, как от ожога, пузырей.

Он слышал, как они его ищут. Теперь они делали это шумно, не таясь. Он мог бежать от них, но не мог убежать. Если он не сможет отсюда выбраться, рано или поздно они поймают его в каком-нибудь тупике, и тогда не останется ничего, кроме пронзительного крика.

Вернувшись немного, Рикард пошел другим коридором и набрел на рухнувшую и рассыпавшуюся длинными, ярко сверкавшими в свете фонаря осколками хрустальную стену.

Нагнувшись, он поднял один. Края его были очень острыми. Порывшись носком ботинка, он нашел осколок длиной примерно в метр и шириной сантиметров в пять-шесть. Его можно было использовать как меч, но Рикард изрезал бы ладони до костей, если бы попытался им размахивать.

Шум, производимый тассами, приблизился. Рикард снял ремень и обмотал вокруг одного из концов осколка. Псевдокожа оказалась достаточно прочной, острые края ее не резали.

Скрипнула дверь комнаты, и внутрь хлынула волна тасс. Стараясь не задеть своим хрупким оружием пол, Рикард размахнулся, рассек эту белесую волну надвое, и они отпрянули.

Он рубил опять и опять, один раз хрустальный меч ударил в пол, но не сломался, а только громко зазвенел, и теперь тассы его боялись, Рикард это чувствовал.

Продолжая размахивать мечом, он медленно возвращался тем же путем, каким сюда пришел, оставляя за собой извивавшиеся обрывки тел грибов. И тассы отступали.

Раненые грибы не умирали. Через некоторое время каждый из отсеченных кусков восстановит недостающие части, и они, подобно амебам, возродятся в еще большем количестве. Но пока они выбыли из боя. Испытываемая боль – а Рикард ощущал ее телепатически – мешала им принимать дальнейшее участие в схватке. И разум их, пускай выродившийся и деградировавший, был продуктом всего тела, а не отдельно локализованного мозга. И поскольку тела эти были разрублены на части, их интеллектуальные возможности, соответственно, уменьшились.

Рикард ощущал каждый удар своего меча. Телепатически до него доносились все мысли и чувства тасс. Только ненависть, отвращение и страх помогали ему продолжать эту безумную рубку.

Это, а также осознание того, что именно в таком положении Сед Блейкли бросил его отца. Теперь он жалел, что не убил старого отшельника, или нет – что не приволок его сюда и не бросил этим чудовищам.

Рикард изнемогал от усталости, он все еще был окружен бешено извивавшейся массой грибоподобных существ, но он уже добрался до помещения, где они напали на него в первый раз. Теперь он мог вернуться туда, откуда начал свой путь.

Вместо этого он повернул туда, куда шел, когда они его настигли. Тассы не отставали, приходилось прорубать каждый метр пути. Выход наверх не мог быть далеко – белспаэры построили эти подвалы не как лабиринт, а для каких-то практических надобностей, и, как бы они ни отличались от людей, они были их настоящими братьями, если сравнивать с тассами.

В свете этого смысл их поступков представлялся кристально ясным. Сколь странными ни казались бы они вначале, со временем их можно будет понять. Взаимопонимание же между людьми и тассами было полностью исключено.

Здесь должен быть выход наверх, и недалеко. Ибо в высшем смысле белспаэры были такими же, как люди. Они не стали бы строить подвалы, где не было бы простых и удобных входов и выходов. То, что Рикард до сих пор не нашел ни одного, было просто делом случая и результатом разрушений.

Он перевел дыхание и опять двинулся вперед. Он сражался с обновленной энергией и решимостью. И тассы уступили, отхлынули, сдали назад, сломались, побежали, исчезли. Впереди коридор был пуст. В конце его луч фонаря выхватил поднимавшиеся кверху ступеньки.

4

Солнечный свет наверху был таким добрым и прекрасным, что Рикард на мгновение закрыл глаза, чтобы сдержать застилавшие их слезы. Он стоял в одной из комнат верхнего этажа подвалов, и от поверхности улицы его отделяло не больше метра. Рикард вытер слезы и, карабкаясь на громоздившиеся у наружной стены обломки плит и перекрытий, выбрался на дорогу.

Хрустальный осколок он решил взять с собой: новые встречи с тассами были неизбежными и меч еще мог пригодиться. Его прозрачное иссиня-черное лезвие было покрыто пятнами, оставленными «кровью» грибов, и отливало в ярких лучах солнечного света тусклым металлическим блеском – фантастическое отравленное оружие. Чувствуя себя каким-то древним воителем, Рикард осторожно прикрепил его к поясу.

Теперь следовало определить свое местонахождение относительно Башни Пяти. Рикард не знал, насколько он отклонился от курса, будучи под землей. Ему казалось, что он пробыл там очень долго и ушел очень далеко, но страх и возбуждение, испытанные во время сражения с тассами, могли сказаться на его восприятии пространства и времени.

Оглядевшись по сторонам, Рикард убедился, что он действительно проделал под землей очень длинный путь. Башня теперь была не прямо перед ним, а справа.

Остаток дня удалось идти, не упуская ее из виду. Перед самыми сумерками Рикард преодолел последнюю груду обломков и оказался на широкой площади, с противоположной стороны которой вздымалась к небу мрачная громада Башни.

Это было очень высокое здание, пожалуй – самое высокое во всей Федерации. Его основание занимало площадь в несколько гектаров. Отвесные гладкие стены казались совершенно целыми, по крайней мере – до высоты пятидесяти метров. Ничего похожего на двери видно не было.

Однако вход должен был быть. Возможно, он находился с другой стороны. Рикард начал обходить Башню слева.

Солнце быстро садилось, и продвижению Рикарда сильно мешали быстро сгущавшиеся тени между грудами развалин, которые высились на месте некогда прилегавших к Башне домов – свободной от них была лишь та сторона, к которой он вышел вначале. Возможно, стоило бы подождать до утра, но Рикард был полон решимости найти вход уже этим вечером. Несмотря на смертельную усталость, он не смог бы уснуть до тех пор, пока не окажется внутри Башни.

Если бы он пошел направо, а не налево, он бы достиг дверей быстрее, но в конце концов он их нашел. Когда-то перед ними громоздились кучи щебня, но четыре года назад археологи убрали большую его часть. Рикард спустился на расчищенный участок тротуара и приблизился к дверям. Они были закрыты на засов, но не заперты. Отодвинув засов, он распахнул створки настежь и вошел внутрь.

В фойе было темно, но не пусто. Рикард включил фонарь: на полу валялись остатки, сломанной мебели, на низких пьедесталах стояли три статуи белспаэров, по-разному одетых. Присмотревшись, Рикард отметил, что сходство статуй с виденными им живыми белспаэрами было скорее символическим.

Повсюду были видны следы деятельности археологической экспедиции. В пыли на полу виднелось множество отпечатков ног, и, если одиннадцать лет назад его отец и оставил какие-либо свидетельства своего здесь пребывания, сейчас они были уничтожены.

Рикард переходил из комнаты в комнату, тщательно осматривая пол в поисках следов, которые могли быть оставлены раньше, чем четыре года назад. Слой вновь осевшей пыли, который покрывал большую часть отпечатков ног, был очень тонким. На тех отпечатках, которые искал Рикард, он должен был быть заметно толще.

Примерно в центре здания находились пять огромных подъемников, которые теперь уже не функционировали. Возможно, именно они дали Башне ее название.

В Башне было также как минимум три лестницы, каждая из которых вела только наверх. Первая была расположена рядом с центральным подъемником и имела утилитарное назначение. Ее странного вида ступеньки были сделаны с учетом вращательного способа передвижения, свойственного белспаэрам. Вторая – парадная – начиналась в большом зале, видимо, предназначенном для официальных приемов, была богато украшена и выглядела так же, как подобные лестницы, виденные Рикардом в других местах. Третья была узкой служебной лестницей, расположенной в углу здания.

Отпечатки в пыли указывали на то, что археологи сосредоточили свое внимание на верхних этажах. Но из слов Седа Блейкли следовало, что он бросил отца Рикарда среди тасс, а те обитали под землей. Белспаэры также говорили, что «родитель» был «далеко глубже», и Рикард продолжал поиски прохода вниз. Наконец он вошел в большой зал, который был залит золотистым светом, исходившим от неподвижно стоявшего в его центре дракона.

На мгновение Рикард застыл, затем вытащил пистолет. По телу его прокатилась волна страха. Но это был не тот страх, который он испытывал в присутствии тасс. Строго говоря, испытываемое им сейчас чувство страхом вовсе и не являлось. Это было просто ощущение близости мощного поля статического электричества. Так он ощущал присутствие дракона. Физиологически это ощущение было настолько похожим на чувство страха, что именно так его и истолковывал раньше и Рикард, и все остальные.

Тем не менее дракон был опасен. Прикосновение к нему означало неминуемую гибель, независимо от того, хотел этого сам дракон или нет. Разрядившись в землю, статический заряд такой мощности мгновенно испепелил бы любое существо из живой плоти. Это было бы подобно удару молнии.

Неподвижно застыв у входа, Рикард не сводил глаз с дракона и чувствовал, как он каким-то непостижимым образом начинает понимать природу этих загадочных существ. Это была живая молния. Дракон все еще производил впечатление чего-то змееподобного, но на самом деле таковым не был. Это было сферической формы энергетическое поле с нечетко выраженными внешними границами. Оно было нематериальным и поэтому почти прозрачным. Оно было переполнено энергией и поэтому излучало желто-оранжевое сияние.

Пятна света, которые беспрестанно вращались в его глубине, были чем-то вроде костяка, собственно телом этого существа. Все остальное представляло собой некую оболочку, которую, словно псевдоподии, оно могло вытягивать в любом направлении. Мерцание позади и выше, зрительно воспринимавшееся как трепетание крыльев, возникало в результате дифракции и интерференции исходящего изнутри дракона света.

Материальными были лишь глаза. В обычных условиях эти живые сгустки энергии ощущали внешний мир совсем иначе, чем любые существа из плоти и крови. В этом отношении драконы отличались от людей даже больше, чем тассы.

Тем не менее драконы могли воспринимать виды энергии и иной природы, нежели та, порождением которой являлись они сами. Глаза их были созданы с единственной целью: дать им возможность воспринимать зрительные образы – способность, которая, возможно, изначально присуща им не была. В их собственном мире, мире энергетических, а не материальных объектов, в таком чувстве, как зрение, необходимости не возникало. Но Колтри не была их миром. Сколь долго они здесь ни пробыли, они продолжали оставаться пришельцами на этой планете.

В глазах, которые сейчас смотрели на Рикарда, ощущалась способность мыслить и чувствовать. Спустя некоторое время дракон шевельнулся и начал медленно приближаться.

Из того, что чувство, которое возникало в присутствии драконов, было, возможно, не чувством страха, а ощущением соседства мощного поля статического электричества, вовсе не следовало, что к соседству этому можно было относиться без должного почтения. Малейшее прикосновение означало смерть независимо от наличия у драконов разума или от их истинных намерений.

Рикард попятился. Вначале он хотел вернуться к входной двери и выйти из Башни, но дракон быстро проскользнул мимо и, преградив путь, вынудил его пойти в другую сторону. Создавалось впечатление, что, заставляя Рикарда отсступать, он пытается указать ему дорогу. Волей-неволей передвигаясь в требуемом направлении, Рикард подумал, знает ли это существо, что его прикосновение влечет за собой смерть, а если знает – то принимает ли это обстоятельство во внимание.

Они миновали какой-то коридор, несколько больших комнат, огромный зал с высоким потолком, еще один коридор и наконец вышли к лестнице, ступени которой вели вниз.

Рикард начал было спускаться, затем заметил отпечатавшиеся в пыли следы чьих-то ног. Мгновенно позабыв о драконе, он нагнулся и направил на них луч своего фонаря.

Эти следы были оставлены значительно раньше, чем те, которые он видел в других помещениях Башни. Слой пыли на них был почти втрое толще, чем на отпечатках ног, оставленных четыре года назад участниками археологической экспедиции. По этим ступенькам прошли три пары ног – две проследовали вниз, одна вернулась.

Затем Рикард вспомнил о драконе и поднял голову, чтобы посмотреть, не слишком ли тот приблизился. Дракон ушел.

5

Итак, все это время он спрашивал совсем не тех, кого надо. Дракон привел его сюда, а затем удалился. Ему было известно, куда стремился попасть Рикард.

Рикарду вновь стало не по себе – откуда дракон мог это знать?

Следы в пыли на ступеньках были очень отчетливы. То, что они рассказывали, было предельно ясным. Шагая вдоль отпечатков ног, Рикард спустился в подвал, прошел через высокий зал со сводчатым потолком, дошел до другой лестницы, спустился еще на один уровень, затем – еще на один, все больше и больше углубляясь в подземелья Башни Пяти.

Семь уровней представляли собой подземные этажи подвалов белспаэров, но следы вели дальше, теперь уже по наклонному полу тоннеля, имевшего в поперечном сечении форму более или менее правильной окружности. Стены тоннеля были темными и отливали тусклым металлическим блеском.

Войдя в тоннель, Рикард вскоре ощутил, что свет фонаря причиняет ему острую боль, и почувствовал почти непреодолимое желание остаться одному и ждать, ждать целую вечность. Он ускорил шаги и спустя какое-то время мысленным взором увидел образы странных монолитов, стоявших по бокам, но на самом деле там были лишь стены тоннеля, в которых часто попадались боковые проходы. Над головой Рикард ощутил темное небо, но это были всего лишь своды тоннеля. Следы вели дальше.

Неожиданно стены прохода стали белыми, и гнетущее ощущение исчезло. Рикард стоял в шестистенной комнате белспаэров, которая, возможно, находилась глубоко под Башней, возможно – под одним из смежных зданий. Чувство одиночества исчезло. Вместо этого Рикард ощутил спокойствие и уверенность в себе. Они странным образом перекликались с теми чувствами, которые Рикард испытывал в присутствии дракона – после того, как осознал, что страх на самом деле был статическим электричеством.

Конструкция этих подвалов выдавала их белспаэрское происхождение, но были они гораздо более древними, чем все, что Рикард видел раньше. Грубый пористый материал, которым были покрыты стены, походил на побелевшую от времени кость. Это были руины, таившиеся под руинами, давным-давно погребенные забытой цивилизацией, которая возникла поверх них.

А три цепочки следов вели дальше. Рикард продолжил путь, и ощущение спокойствия и уверенности в себе постепенно угасло. Он спустился еще на один уровень, удивляясь, как отцу удалось разыскать это место. В том, что он идет по его следам, Рикард уже не сомневался.

Чтобы более внимательно изучить отпечатки ног, Рикард стал на колени. Люди, которые здесь прошли, носили разную обувь, и следы их было нетрудно различить. Следы одного из них шли в обоих направлениях, следы второго – только вниз. Человек, который вернулся, вниз шел первым. Во многих местах поверх его следов шли следы ног того, который не вернулся.

А затем Рикард разглядел, что под этими следами были и другие, с трудом различимые из-за отпечатков ног отца и его спутника, а также из-за как минимум векового слоя пыли, осевшего в них. Он не смог определить, как много пар ног здесь прошло, но некоторые из следов шли в обоих направлениях.

Блейкли вернулся, и Блейкли привел сюда отца. Он, должно быть, что-то узнал от кого-то из старателей. А потом появился Арин Брет, который знал еще что-то и был полон решимости действовать. И Блейкли привел его сюда. Кто-то еще, теперь давно уже мертвый, наткнулся на это место по чистой случайности и прожил достаточно долго, чтобы успеть рассказать о своей находке, хотя истинного ее значения он, скорее всего, не понимал, да и поверить ему никто, по-видимому, так и не поверил.

Рикард выпрямился и вдруг, как-то сразу, почувствовал, насколько сильно он устал. Было уже за полночь. Стрелки наручных часов показывали час. Но остановиться сейчас он не мог.

Он спустился еще на один уровень, прошел через какую-то комнату, затем через короткий холл и оказался у входа в огромное помещение с очень высоким потолком. Оно было заполнено давно умершими механизмами, которые отбрасывали столь глубокие тени, что рассмотреть противоположную стену Рикарду не удавалось.

Эффект тасс опять усилился. Темные, металлически поблескивавшие во мраке отметины их присутствия виднелись повсюду. Даже отпечатки ног были затерты. Но Рикард смог рассмотреть, что следы ног Блейкли не пересекали это помещение. Перед тем как повернуть назад, он ждал здесь.

Рикард снял ремень и обмотал его вокруг рукоятки своего хрустального меча. Затем вошел в машинный зал. Там он увидел серую пластмассовую плоскость, возвышавшуюся среди полуразвалившихся от времени корпусов механизмов, вздымавшиеся под причудливыми углами пластмассовые монолиты, загадочной формы груды серых камней со странными отверстиями, сделанные из металлических балок и брусков деревья, тянувшие кверху голые проволочные ветви: остатки древней техники непонятной формы и непостижимого назначения.

Тасс здесь сейчас не было, чему Рикард очень обрадовался – ему хотелось побыть одному. Сжимая в руке хрустальный меч, он посветил вперед. От луча фонаря исходил едкий запах, от которого болели глаза и кожа.

Рикард с трудом пробирался по этому залу с его призрачным пейзажем серой пустоты. Мысль о встрече с чем бы то ни было – тассами, людьми, драконами – внушала ему смертельный страх. Луч света выхватил из темноты часть противоположной стены. Больше всего Рикарду хотелось опуститься на пол и подождать, стремиться куда бы то ни было казалось совершенно бессмысленным. Чтобы все же заставить ноги передвигаться, приходилось прилагать немалые усилия.

Слева, на высоту его роста, поднялась тасса, образующие ее тело белесые волокна-усики сплелись в нечто напоминавшее человеческую фигуру. Выставив в ее сторону меч, Рикард поспешил к стене. Тасса его не преследовала, дурман в голове у Рикарда чуть рассеялся.

В стене, немного левее того места, куда он вышел, была плотно прикрытая дверь. Подойдя, Рикард открыл ее, сделал шаг вперед, остановился и, обернувшись, посмотрел назад на фантастический мир мрачных теней и тасс.

Луч фонаря уперся в противоположную стену. С того места, где сейчас стоял Рикард, была хорошо видна дверь, через которую он вошел. При желании до нее можно было докинуть камень.

Повернувшись, он увидел, что находится в коротком коридоре. Пыль на полу была только у стен. Кто-то здесь ходил, почти каждый день.

От волнения Рикард едва не задохнулся. Подойдя к двери в противоположном конце коридора, он мгновение помедлил, затем распахнул ее. За дверью был свет.

Кто-то здесь жил. Рикард увидел некое подобие мебели, кое-как собранной из древних обломков. Источники света находились на потолке, что они собой представляли, было непонятно. В противоположной стене отворилась дверь, и в комнату вошел какой-то человек.

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ

1

Увидев Рикарда, старик застыл. В большей степени, чем годы, его состарили лишения. Волосы его были белыми, длинная, до пояса, борода – совершенно седой, но Рикард узнал лицо отца, даже через тринадцать с половиной лет.

Он попытался что-то сказать, но голос не повиновался" ему. Слишком много противоречивых чувств нахлынуло на него сразу: гнев, облегчение, смертельная усталость, ненависть, радость. Глаза затуманили слезы.

Отец продолжал стоять неподвижно. В его взгляде читались испуг, удивление, надежда…

– Рикки? – тихим, сдавленным голосом спросил он наконец.– Это действительно ты?

– Это я, отец,– ответил Рикард.

Через мгновение они сжимали друг друга в объятиях, плача, смеясь, целуясь, что-то крича, хлопали друг друга по плечам и опять стискивали в объятиях, становясь единым целым.

– О Боже мой, Рикард,– не отпуская, отец отстранил его на длину вытянутых рук,– это ты, это действительно ты!