Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Хранитель мечты

ModernLib.Net / Современные любовные романы / Уильямсон Пенелопа / Хранитель мечты - Чтение (стр. 22)
Автор: Уильямсон Пенелопа
Жанр: Современные любовные романы

 

 


— Не только они, но и чертова уэльская сука этого ждет! — прорычал один из рыцарей. — Богом клянусь, когда она обдумывала свой подлый план, то надеялась, что нас перебьют из засады всех до одного.

Другие согласно закивали. Куда бы Арианна ни повернулась, отовсюду на нее смотрели враждебные глаза. Они ненавидели эту женщину, и их ненависть накатывала на нее, как волны густого тумана.

***

Арианна спешилась перед ступенями, ведущими в главную залу Руддлана, и ненадолго прижалась щекой к шее лошадки. Шкура ее спасительницы была мокрой, горячей и сильно пахла потом. Вокруг шла оживленная деятельность, слышались возгласы и разговоры, но Арианна только сильнее вжималась лицом в теплую шею там, где стучал пульс, пока его удары не заглушили все остальные звуки. «Теперь он точно возненавидит меня, — думала она, — и будет ненавидеть до конца дней своих».

Когда она наконец повернулась, то не удивилась бы, если бы вокруг оказалась пелена тумана, из которой несся на нее рыцарь в тускло-черных латах с опущенной для удара пикой. Но ничего подобного не случилось. Рейн вообще не вышел во двор, хотя там собралось великое множество народу. Подводы, фургоны и телеги совершенно забили проход, туда и обратно носились люди, и стоял громкий гомон.

Не сразу, но Арианна вспомнила, что в этот день должен был состояться очередной поместный суд. В теплую погоду Рейн вершил его у реки, но, видимо, с похолоданием решил воспользоваться для этой цели главной залой замка.

Арианна заметила младшего брата, который, озираясь бочком пробирался от курятника к пекарне. Его странное поведение она объяснила желанием стянуть свежую пышку с подноса на подоконнике, куда они были выставлены остывать, но вскоре стало ясно, что он просто далеко обходит ее самое и рыцарей сэра Одо. Подросток искоса поглядывал в их сторону, и на губах его играла злорадная усмешка. Очень неприятная догадка озарила Арианну.

— Родри!

Тот подскочил, замер, потом бросился бегом через весь двор, уклоняясь от препятствий и перепрыгивая лужи. Она пустилась вдогонку.

— Родри, если я тебя поймаю, хуже будет! Сейчас же иди сюда!

Она схватила брата за рубаху в тот момент, когда он огибал угол кузницы. Произошла короткая борьба, во время которой Родри отчаянно молотил руками, стараясь вырваться, но Арианна держала его мертвой хваткой. Кузнец, который до этого усердно клепал новую пластину на пробитые латы, опустил молот и с любопытством следил за происходящей сценой.

Когда брат успокоился, Арианна за руку потащила его за соколятню — подальше от посторонних ушей и излишне любопытного кузнеца. По дороге мальчишка еще пару раз принимался извиваться, но тщетно.

— Да отпусти же меня, Арианна! Если ты вывернешь мне плечо, тебе же придется и вправлять его!

— Я бы охотно свернула тебе голову, болван ты эдакий! — прошипела она, как следует встряхнув брата.

Едва оказавшись за углом соколятни, она так швырнула Родри об стену, что он звонко ударился затылком. Потревоженные птицы откликнулись изнутри хором пронзительных криков.

— Значит, ты задумал предать своего господина?

— Черный рыцарь — не господин мне! — огрызнулся Родри, постаравшись вложить в плевок все свое презрение.

— Ты мне еще поплюйся! Признавайся, это ты послал Кайлиду известие насчет того, что мы повезем зерно в Сент-Асеф?

— Допустим, я, ну и что? Твой муж нормандской крови, а значит, нет ничего позорного в том, чтобы предать его.

Арианна выпустила руку брата и прислонилась спиной к стене соколятни. Внезапно она почувствовала слабость, почти дурноту. От корзин с обрезками сырого мяса, приготовленного на корм птицам, поднимался густой запах, похожий на запах медной руды, но не это было причиной ее состояния. Ее тошнило от бессильного гнева и беспросветного отчаяния. Почему, ну почему ей снова и снова приходится выбирать между мужем и родней?

Родри начал отступать, готовясь пуститься наутек, но она успела ухватить его за рукав.

— Не вздумай хвастать тем, что натворил. Слышишь, Родри? Не заикайся об этом ни одной живой душе!

— Это еще почему? — удивился подросток, но потом сообразил и присвистнул. — Ты хочешь, чтобы лорд Рейн подумал на тебя? Но почему? Потому что с тобой он обойдется мягче, чем со мной? Да, но...

— Делай, как тебе сказано!

— Да ладно, мне-то что! А если вы с лордом Рейном опять подеретесь и он подобьет тебе другой глаз?

— Он не бил меня и не будет бить.

— Правда? Ну, как знаешь.

Он высвободил руку и побежал к конюшне. Арианна смотрела ему вслед еще долго после того, как он исчез в открытых дверях, потом собралась с силами и побрела в главную залу.

Под потолком собрался густой дым от огня, на славу разгоревшегося в очаге. Просторное помещение было забито людьми. Богатые горожане разместились вдоль стен на скамьях, подложив под себя подушки, гости победнее сбились в большую толпу посередине. Горело втрое больше факелов, чем обычно, добавляя чада к тому, что шел от очага.

Рейн сидел на возвышении, откинувшись в кресле с заново позолоченными подлокотниками и спинкой, далеко вытянув длинные ноги и подперев голову рукой. Его окутывала невидимая аура могущества, явно нагонявшая страх на парнишку, который в этот момент держал ответ за свой проступок. Юный преступник был пойман с поличным, когда срезал капусту в огороде одного из крепостных крестьян. Судя по тому, как он мямлил и шмыгал носом, язык его почти прилип к гортани от страха.

Арианна надеялась остаться незамеченной и притаилась в тени колонны, но Рейн почувствовал ее присутствие и нашел ее взглядом. Его суровое лицо немного смягчилось, потом на нем появилось вопросительное выражение: он не ожидал такого быстрого возвращения. Арианна попыталась улыбнуться мужу, но это плохо ей удалось. Сердце ощущалось в груди как нечто чужеродное; как тяжелый и холодный камень. Она даже не сразу заметила знамя на стене за спиной Рейна — то самое, которое она сшила для него и которое он приказал сжечь. На недавно побеленной стене оно выглядело великолепно, такое красочное, такое внушительное. Рейн понял, куда она смотрит, и улыбнулся.

— О Рейи... — прошептала Арианна.

— По закону, милорд, вам следует приказать, чтобы парню отрубили уши, — сказал капеллан замка.

Это был глубокий старик, черты лица которого так обострились, что напоминали череп. Он стоял по левую руку от лорда, положив на подлокотник кресла скрюченную подагрой кисть. Ему вменялось в обязанность приводить виновников к присяге, но рука, в которой он держал небольшую серебряную раку с мощами, так тряслась, что святые кости пощелкивали внутри, как кастаньеты.

— Говорю вам, милорд, долой ему оба yxa! Впредь будет знать, как воровать.

Услышав совет капеллана, парнишка повалился на колени и зарыдал от ужаса.

— Отработаешь шесть месяцев на барщине, — сказал Рейн внушительно, — и чтобы я впредь не видел твоей физиономии в такие дни, иначе быть тебе без ушей.

Парнишка поднялся и начал пятиться прочь, рыдая теперь уже от облегчения. «Муж мой — справедливый и милосердный господин, — уныло подумала Арианна, — вот только будет ли он ко мне так справедлив и милосерден?»

Но она и сама знала ответ. Одно дело — красть на огороде капусту, и совсем другое — предать своего сюзерена. Рейн неизбежно должен был подумать, что это она известила Кайлида о поездке в аббатство. Да и на кого еще было ему думать? Разве что она решила бы выдать брата... нет, только не это!

Но что же теперь будет? Рейн принял от нее клятву верности и удостоил ее рыцарской чести, и он, конечно же, сочтет ее поступок предательством. Он никогда ее не простит, никогда не поверит ей снова. Он будет уверен, что для нее нет ни верности, ни чести.

Но он не ударит ее, несмотря ни на что, даже теперь (она не солгала Родри, когда уверяла его в этом), хотя многие из мужчин убили бы жену и за меньший проступок. И дело было не в том, что она собиралась прикрыться беременностью, как щитом... а она собиралась прикрыться ею, потому что зародившаяся жизнь была еще слишком хрупка, чтобы подвергать ее каким бы то ни было испытаниям.

Арианна подумала об этом с новой болью: новость о том, что он скоро будет отцом, при обычных обстоятельствах была бы счастьем для мужа, потому что беременность жены воплощает все то, что они разделили, всю радость слияния, всю близость, близость, которая отныне навсегда утрачена для них с Рейном.

Арианна прислонилась к колонне и застыла в ожидании. Рейн дал согласие на освобождение крепостной крестьянки от ежегодного взноса в виде курицы-несушки, потому что женщина вскоре ожидала очередного пополнения семьи. Затем он наложил штраф на торговца перцем, который разбавлял свой товар молотой ореховой скорлупой (штраф был назначен в размере месячной выручки от продажи).

Она встрепенулась только тогда, когда к возвышению, распихивая народ, прошел сэр Одо.

Здоровяк склонился к самому уху Рейна и начал шептать. Даже оттуда, где она находилась, Арианна увидела ужасную перемену, случившуюся с мужем. Он вскинул потемневшее лицо и хлестнул ее взглядом, как бичом. Она пошла навстречу этому взгляду, навстречу гневу Рейна, потом побежала, но на нижней ступени сэр Одо решительно заступил ей дорогу.

— Я должна поговорить с ним!

— Миледи, мне приказано проводить вас в вашу комнату

— Но!..

— Прошу вас, миледи.

Высоко подняв голову, Арианна пошла сквозь строй любопытных взглядов к выходу из залы.

***

Она стояла у окна, глядя на сочно-зеленые промокшие холмы и глинистые воды Клуида. Рейн видел все это — и самое Арианну — сквозь багровую пелену ярости.

Когда дверь ударилась об стену и отскочила от нее, Арианна быстро повернулась и сжала обеими руками живот, словно распадалась на части и хотела хоть как-то сохранить целостность. Но глаза ее оставались спокойными — проклятые глаза цвета моря в штормовой день!

— Сука! Ты предала меня!

Рейн бросился вперед, ожидая, что жена отшатнется или закроется руками, но она осталась в той же позе и не отвела глаза.

— Я верил тебе! — прорычал он, сжимая кулаки.

— Я знаю, Рейн. Мне так жаль...

Он заглушил остаток фразы, схватив ее за горло, и едва удержался, чтобы не сдавить его изо всех сил. О его судорожно напряженную ладонь бился частый тугой пульс.

— Ах, тебе жаль? — спросил он, едва слыша собственный голос. — Твое «жаль» навязло у меня в ушах, Арианна. Как же ловко ты умеешь разыгрывать из себя святую невинность! Ты из тех, кто всаживает в человека нож, а потом делает вид, что не понимает, откуда он взялся в руке!

Горло под его ладонью задвигалось, как если бы она пыталась что-то ответить. Потом Арианна просто закрыла глаза и молча покачала головой.

— Мне бы надо убить тебя... — прошептал он.

— Рейн!

Он оттолкнул ее и с силой ударил кулаком по столу.

— Я верил тебе, верил, понимаешь? Ты дала мне клятву верности, и я, как дурак, поверил тебе! Господи Иисусе, как я мог так глупо попасться! — Он засмеялся хриплым горьким смехом, похожим на скрежет ржавого железа. — Так бывает с каждым, кто думает не мозгами, а концом.

Арианна протянула руку, но отдернула, не коснувшись его.

— Прошу тебя, Рейн, прошу тебя! Что бы ни было между нами, мы знали радость в постели друг с другом. Если ты разрушишь это, не останется вообще ничего!

Он повернулся. Недавнее неистовство уступило место ледяному спокойствию. Он вдруг понял истинное положение вещей, и это неожиданное понимание изменило все. Та, кого он почему-то принял за соратника, за друга, была всего лица его рабой, имуществом, с которым можно делать все что угод но. Ее можно наказывать за непослушание, ее можно и нужо время от времени бить, чтобы знала свое место. Дело мужа — владеть женой, а не доверять ей.

— Вот тут ты права, — сказал он ровным, безжизненным голосом. — Ты возбуждаешь меня и готова раздвинуть ноги каждый раз, когда у меня зашевелится в штанах. Но это единственное, на что ты годишься, Арианна.

Он схватил ее за руку и потащил к кровати, грубо толкнув поверх покрывала. Некоторое время он стоял, глядя сверху вниз — на волосы, разметавшиеся поверх серого меха, такие густые, гладкие и блестящие; на приоткрытый трепещущий рот с полной нижней губой; на глаза, округа ляющиеся и темнеющие по мере того, как она стала догадываться о его намерении.

Потом она начала отползать на локтях, но Рейн улёгся сверху всей тяжестью, придавив ее к кровати. Он запустил пальцы ей в волосы и намотал их на кулак так, что на шее Арианны натянулись сухожилия. Он ждал сопротивления, но она замерла в полной неподвижности.

— Рейн...

Он заставил жену замолчать, буквально ударившись ртом о ее рот, так, что зубы скрипнули о зубы. Он не целовал ее, а кусал, обезумев от ярости и боли, обезумев от ненависти. Как он ненавидел ее! Но еще больше он ненавидел себя зато, что поверил ей, поверил опять после многих лет недоверия ко всем и всему. Разве он не знал с самого начала, что доверие ведет к удару ножом в спину?

Каким-то чудом Арианне удалось высвободить рот, и она крикнула, упираясь ладонями ему в грудь:

— Только не сейчас, Рейн! Не когда ты в ярости! Ты повредишь ребенку!

Ее крик протянулся в бесконечность, повторяясь и повторяясь, простираясь между ними и отделяя их еще дальше друг от друга, а когда он отзвучал, наступила тишина, показавшаяся мертвой. Рейн замер, по-прежнему держа в кулаке волосы Арианны и глядя в лицо, которое оставалось едва в дюйме от его лица. Он дышал тяжело и бурно, как дышит океан, в шторм пытающийся захлестнуть волнами самые высокие скалы. Горячее частое дыхание Арианны овевало его лицо. Губы ее были окровавлены от его укусов.

Рейн скатился с нее и распростерся на спине, упершись взглядом в дамасскую парчу балдахина. Арианна лежала очень тихо, и даже частое движение ее груди вверх и вниз было теперь бесшумным. Она плакала в ту минуту, когда давала ему ничего не стоящую клятву верности, но сейчас она не плакала.

— Ты беременна, — сказал он, наконец.

— Если не веришь мне, спроси Талиазина.

Ребенок! Сын! Внезапно Рейн понял все значение того, что только что узнал. На мгновение его переполнила радость... и тут же растаяла бесследно, стоило ему вспомнить о предательстве Арианны.

Он спустился с кровати так тяжело, что кожаные пружины застонали протяжно и жалобно, как живые. У самой двери он остановился и обернулся. Рука, сжимающая щеколду, дрожала крупной дрожью, но он прекратил это усилием воли.

— Будь ты проклята... — сказал он едва слышно, мертвым голосом. — И будь проклят я, доверчивый дурак.

Он хотел обернуться и бросить хоть один-единственный взгляд на жену, но понял, что не вынесет ее вида, поэтому поспешил выйти. Навстречу, наигрывая на своем круге, поднимался по лестнице Талиазин. При виде Рейна он широко улыбнулся и запел:

Прими меня, дева — и тело, и кровь, И сердце, в котором отныне любовь, Чтоб были мы вместе навек...

Рейн услышал собственный гневный рык, который против его воли вырвался из горла. Он выхватил крут из рук оруженосца и изо всех сил швырнул об стену. Изящная вещица разлетелась на куски, струны лопнули и завились спиралями со скрипучим болезненным звуком.

Талиазин в оцепенении уставился на валяющийся у ног разбитый инструмент, потом медленно поднял взгляд на каменную спину удаляющегося хозяина. Опустившись на колени, он бережно собрал обломки крута, поднялся и продолжал путь вверх по лестнице, к хозяйской спальне.

Дверь так и оставалась приоткрытой, и можно было видеть Арианну, лежащую поперек кровати. Плечи ее бесшумно содрогались, пальцы конвульсивно сжимались и разжимались, комкая серый мех покрывала. Талиазин печально покачал головой, прошептал: «...и сердце, в котором отныне любовь...» — и умолк.

Он отвернулся от двери и прислонился спиной к стене, глядя на обломки музыкального инструмента, по-прежнему зажатые в руке. Пальцы разжались, как бы внезапно обессилев, и куски дерева со стуком упали на пол, но юная женщина, горько рыдавшая совсем рядом, не услышала этого.

***

Рейн стоял у кромки прибоя и смотрел вдаль поверх невысоких волн прилива. Он запретил себе вспоминать (запретил думать вообще о чем бы то ни было) и сумел добиться желанного бесчувствия. Краешки волн набегали на сапоги, все выше захлестывая их и все глубже засасывая в песок.

Время от времени он наклонялся поднять кусок плавника, бездумно его оглаживал и швырял в воду, наблюдая за тем, как волны уносят добычу в море. Он вернулся в Руддлан не раньше чем закатное солнце проложило к берегу дорожку из расплавленной красной меди.

У дверей главной залы его встретил мрачный сэр Одо. Массивная всклокоченная голова рыцаря была так втянута в плечи, что он напомнил Рейну старую жабу, в больших карих глазах поблескивало знакомое неодобрение. Никогда еще Рейн не чувствовал себя таким одиноким: даже его правая рука, соратник и первый помощник, принял сторону женщины, способной на столь вероломное предательство.

— Если ее имя слетит с твоего языка, я затолкаю его обратно в рот кулаком! — прорычал он угрожающе, стоило только здоровяку шевельнуть губами.

— Милорд, мне пришлось послать за повитухой, — процедил сэр Одо, скалясь, как загнанный в угол волк. — Состояние леди, чье имя вы запретили произносить, очень серьезно.

Сердце Рейна болезненно застучало, но он не сказал в ответ ни слова, только кивнул, напрягая волю, чтобы на лице не выразилось абсолютно ничего. Когда он шел через всю залу к лестнице, ведущей в спальню, он старался держаться прямо и ступать размеренно.

В происшедшей суматохе слуги забыли зажечь факелы, на лестнице царила почти полная тьма. На промежуточной площадке из ниши в стене внезапно появилась человеческая фигура. Инстинкт самосохранения, отточенный за годы сражении и поединков, сработал мгновенно: Рейн выхватил из ножен кинжал и занес его, готовясь вонзить в глаз тому, кто маячил впереди привидением.

— Нет, милорд, нет! Это я, Родри!

— Ты что, белены объелся, парень? Никогда больше не выскакивай из темноты навстречу вооруженному рыцарю.

Рейн спрятал кинжал в ножны. Только тогда Родри осмелился подойти поближе, материализовав-шись из густой тени, как настоящий дух. Лицо его так осунулось и побледнело, что это было заметно даже в полумраке. Слезы проложили по щекам блестящие дорожки.

— Милорд, это я передал Кайлиду послание о том, что в аббатство повезут зерно, — зачастил он, в своем отчаянии забывая страх и хватая Рейна за руку. — Когда мы были детьми, Арианна старалась взять на себя вину за все наши проделки, потому что у отца не поднималась рука пороть ее и вполовину так сильно, как нас... — Ломающийся голос подростка пресекся, и он вытер мокрый нос рукавом. — Я подумал, что лучше вам будет узнать это на тот случай... в общем, лучше вам будет узнать.

Что-то сломалось в груди Рейна с почти слышимым звуком, словно лопнул обод или распалась цепь. Он попробовал глубоко вдохнуть, и это удалось, хоть и не сразу. Веки сами собой опустились, тяжелые и как будто чужие.

— Мы поговорим об этом позже. — Он хотел сказать это сурово, даже угрожающе, но голос был полон бесконечной усталости. Родри, однако, ничего не заметил.

— Как прикажете, милорд, — с трудом ответил он, сгорбился и побрел вниз по лестнице.

Дверь в спальню была плотно прикрыта. Рейн подумал: не постучать ли, но решил не поднимать шума. Он бы не удивился, если бы обнаружил, что его не собираются впускать, но щеколда изнутри оказалась поднятой. Он сжал ручку так, что побелели пальцы.

— Она ведь не умрет?..-робко донеслось от подножия лестницы.

Рейн стиснул зубы и толкнул дверь.

Над кроватью склонилась женщина. Похоже, она только что прикрыла Арианну, закончив осмотр. Тело жены выглядело мертвенно неподвижным, и Рейн с ужасом решил, что все кончено, что он опоздал, но в следующую секунду рука слабо потянула на себя покрывало.

Повитуха оправила постель и направилась к Рейну. Это была степенная дама средних лет, с тяжелым мужским подбородком и носом до того крючковатым, что он почти упирался кончиком в верхнюю губу.

— Я мать Беатриса, — сообщила она важно. Рейн мог в ответ только склонить, голову. Ему стоило большого труда заговорить.

— Она потеряла ребенка?

— Кровотечение есть, но совсем слабое, — ответила повитуха, еще больше сузив щели изучающих глаз. — Такое случается в первые месяцы, милорд, поэтому отчаиваться рано, но хочу вас предостеречь. Вам бы надо смирить свой характер. Когда муж бьет жену, страдает дитя в ее чреве, а оно-то ни в чем не виновато.

— Я ее не бил! Я... мы поссорились, наговорили всякого, но я ее и пальцем... — Рейн
умолк.

«Ублюдок! — сказала совесть. — Можно ранить, не прикасаясь даже пальцем, и часто такая рана бывает тяжелее».

— Дитя не всегда крепко держится в материнском чреве, — продолжала повитуха, не слушая оправданий, — и потому я советую и мужьям, и женам быть поосторожнее во время первой беременности.

— Я буду осторожнее! — отчеканил Рейн, словно приносил клятву.

Он пошел к кровати, с трудом передвигая ноги, как каторжник, волочащий ядро. Арианна, сжавшись под покрывалом, выглядела совсем маленькой и беззащитной. Губы ее были совершенно бескровными, а кожа приобрела белизну яичной скорлупы и была так прозрачна, что сквозь нее просвечивала каждая голубая жилка, даже на веках и висках. Рейн видел очень много смертей и хорошо знал, как тонка нить человеческой жизни, как быстро и беспощадно смерть порой рассекает ее. И вот теперь он видел перед собой лицо жены, на котором лежала пугающая потусторонняя тень. Он боялся за нерожденного ребенка, но не только за него, вовсе нет. Потерять Арианну — вот что пугало его даже сильнее.

Он окликнул ее по имени и наклонился, но не для поцелуя, а чтобы взять в ладони холодную бледную руку.

Арианна отняла ее, хотя это явно стоило ей немалых усилий. Она отвернулась так далеко, как могла. Глаза она не открыла.

— Арианна, твой брат рассказал мне все.

— Уходи, Рейн.

Он не ушел. Он просидел всю ночь на неудобном стуле у кровати, словно сиделка, охраняющая сон тяжелобольной, а утром, когда жена открыла глаза и увидела его, он сделал то, чего поклялся не делать никогда в жизни.

Он попросил прощения.

Глава 18

Рейн стоял на гребне крутого, открытого всем ветрам утеса и смотрел на дорогу, по которой направлялась в город его жена.

Некоторое время спустя она остановилась поговорить с незнакомым юношей в ослепительно-желтом плаще, очень похожим на странствующего менестреля (и притом хорошего менестреля, судя по причудливой лире, висевшей на его спине на красивой перевязи). Арианна погладила по шее его лошадку, и ветер донес до вершины утеса звук ее смеха.

В это время сзади кто-то постучал по плечу Рейна. Повернувшись, он оказался лицом к лицу с подрядчиком из Честера, каменщиком по имени Рейнольдс. Тот держал в обеих широченных руках распяленный огрубевшими от работы пальцами чертеж, похожий на сарацинский, но не вполне.

— Если ладить все по этой вот картинке, милорд, то придется рыть канал и отводить Клуид. Иначе как же корабли смогут подплывать прямо к новому замку?

Подрядчик был скроен на манер стожка сена — такой же приземистый и круглый. С кожаного ремня, перепоясывающего обширные чресла, свисал необходимый для его профессии инструмент: уровень, отвес, циркуль. После долгих лет вдыхания каменной пыли в груди у него свистело и похрипывало.

Рейн кивнул в ответ. Подрядчик поморщился и обратил взгляд на Клуид.

— Значит, необходимо выкопать канаву длиной в лье достаточно глубокую, чтобы по ней мог пройти корабль, — уточнил он, как бы отказываясь верить своим ушам. — Это вам обойдется в целое состояние!

— Я хочу знать, возможно ли это.

— Все возможно, милорд, в этом безумном мире... хе-хе. — Блеклые глаза подрядчика, очень похожие на унылые зимние небеса, оживились и заблестели. — Только учтите, дело это нелегкое.

— Н-да... но ничего, справимся. Ага... угу...

И он зашагал прочь, теперь уже полностью безразличный к окружающему, что-то бормоча о шлюзах, пристанях и разной высоте приливов.

Рейн повернулся к дороге в полной уверенности, что Арианна успела скрыться за городскими воротами. К его удивлению, она поднималась на утес по более отлогому склону, шагая широко и целеустремленно, словно ее привело сюда какое-то важное дело.

Ветер так и вился вокруг нее, задувая подол платья между ног, заставляя шелк прилегать волнующе-плотно. Сейчас хорошо было видно, какие у нее стройные ноги, с неожиданно сильными мышцами. От быстрого подъема Арианна запыхалась и дышала часто, с жадностью, так что движение груди еще туже натягивало шнуровку лифа. Когда она приблизилась, Рейн заметил блеск испарины над полуоткрытым ртом, особенно во впадинке над верхней губой.

— С добрым утром, жена.

— С добрым утром, муж.

Она отвела взгляд и огляделась. Подрядчик, человек невероятно активный, уже приступил к воплощению мечты Рейна о неприступном замке и добился неплохих результатов. Целая бригада рабочих копала траншеи под фундамент, столько же вывозили землю и камни в бочках, поставленных на ручные тележки. Один из «возчиков», который лихо катил мимо опорожненную бочку, приподнял войлочную шляпу и приветствовал Арианну по-уэльски, назвав ее леди Гуинедд. В его улыбающемся рту торчали вместо зубов одни почерневшие пеньки, зато ответная улыбка Арианны была такой ослепительной и теплой, что Рейн отдал бы многое, чтобы она была предназначена ему.

— Я вижу, твой новый замок строится вовсю, — сказала она, поворачиваясь.

— Ну да.

Рейн воспользовался случаем, чтобы как следует рассмотреть лицо жены. Солнце и ветер заставили ее щеки разгореться, но все остальное оставалось бледным, болезненно бледным. Свои роскошные волосы Арианна спрятала под белую шапочку с перышком и матовой вуалью, которая окаймляла лицо мягкими фестонами, сзади спадая до самой талии. В этом обрамлении лицо ее обрело королевскую изысканность. Рейн подумал, что предпочел бы видеть ее волосы распущенными по плечам, как носят в Уэльсе, с венком или металлическим обручем вокруг головы... впрочем, чем больше украшений на женской головке, тем больше удовольствия может извлечь мужчина, снимая их одно за другим.

— Хочешь посмотреть, какие изменения я внес в чертеж сарацина?

Не давая Арианне времени отказаться, Рейн взял ее за локоть. Ему показалось, что она слегка содрогнулась от этого прикосновения, но он уверил себя, что ошибся. Он повел ее под громадный старый дуб, под которым, придерживаемые обломками гранита, были расстелены оба чертежа, и присел над ними на корточки. После короткого колебания Арианна опустилась рядом на одно колено. Чтобы удержать равновесие, ей пришлось ухватиться за его плечо. Он почувствовал, как от этого все волоски на его шее встали дыбом. Пару секунд он молча глубоко дышал, наслаждаясь запахом свежевырытой земли, заплесневелого пергамента... и ее запахом.

— Смотри, я нарисовал замок — очень грубо, но основное становится ясно.

Он объяснил, что внутренний двор будет иметь форму ромба, причем в каждом из острых углов будут ворота, снабженные подъемной решеткой (если даже нападающие сумеют прорваться внутрь такого вот острого угла, они неминуемо сгрудятся там и подставят себя под удар), а в каждом из тупых — по башне. Чтобы сделать башни (в том числе центральную) более неприступными для штурма, их выстроят не квадратными, а круглыми.

Рассказывая о том, как намерен связать будущий замок с морем, Рейн не отрывал взгляда от лица жены, сам не зная, какое выражение хочет видеть на нем. Арианна повернулась, чтобы заглянуть ему в глаза, — и он утонул в двух бездонных зеленых колодцах.

— А потом ты воспользуешься этим неприступным замком, чтобы развязать войну с Уэльсом, — сказала она.

— Я строю его для наших сыновей, — возразил Рейн, чувствуя, что на щеке у него сразу же забился тик. — Все наши дети будут наполовину уэльсцами и вряд ли захотят идти войной против народа своей матери.

— А если народ их отца развяжет войну против народа их матери? — настаивала Арианна. — Как им быть тогда?

— Может быть, они научатся не принимать ни ту сторону, ни другую, — Рейн зачерпнул полную горсть рыхлой земли и поднес к лицу. — Это наша земля, Арианна, твоя и моя. И она будет землей наших детей, ничьей больше. Здесь будет их дом, и, если им придется защищать его, новый замок окажется очень кстати.

На этот раз она ничего не ответила. Рейн разжал пальцы, и рыхлая земля просочилась между ними. Он отряхнул ладони и помог Арианне подняться, все так же придерживая за локоть. Он пытался удержаться от этого, но все же какое-то время стоял, не убирая руки.

Воцарилось нелегкое молчание. Рейн хотел ее. Свидетель Бог, больше всего на свете он хотел унести ее в замок, в спальню, где они спали теперь, не прикасаясь друг к другу. Он хотел заниматься с ней любовью, не один раз, а снова и снова... вот только слишком легко было вспомнить (для этого даже не требовалось закрывать глаза) белое лицо с почти прозрачной кожей — лицо женщины, у которой едва не случился выкидыш. Нет, черт возьми, Рейн Руддлан — человек, а не самец в период спаривания! Ему случалось месяцами не знать женщины. Он не умер тогда от воздержания, потерпит и теперь. Не хватало еще, чтобы его похоть убила жену и ребенка!

Арианна вдруг встрепенулась, словно собираясь повернуться и уйти, но потом снова притихла. Ветер ухитрился высвободить из прически длинный локон, который она поймала и попыталась заправить под шапочку. Ветер продолжал шалить, снова и снова выдергивая пряди. Рейн протянул руку. Заправив локоны поглубже в прическу, он как бы нечаянно скользнул пальцами по щеке жены.

— Я шла на рынок! — поспешно объяснила Арианна, словно он строго спросил, что она делает за стенами замка.

— Сегодня слишком жарко для пешей прогулки. Почему ты не взяла лошадь? Талиазин мог бы поехать с тобой, чтобы носить покупки.

— По правде сказать, я не собиралась ничего покупать, хотела просто побродить по рынку. Может быть, удалось бы присмотреть колыбель... — Она вскинула ресницы, заглянув ему в глаза, и тотчас отвела взгляд. — Я слышала, в городе есть один столяр...


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37