Певец из Кастагвардии (Онд - 2)

      Неожиданно вмешалась Лана и перехватила нить повествования:
      - Мама меня спрятала в печку, где мы пекли хлеб. Печка еще не остыла, и я чуть не задохнулась там, но задвинула заслонку и сидела тихо-тихо. Там была щелочка, и я сквозь нее видела все, все. - Девочка сильно задрожала, по лицу ее текли слезы. - Я слышала, как мама кричит, а потом вдруг стало тихо. Только остались шаги... Такие мягкие, тяжелые шаги по всему дому. Я поглядела сквозь щелочку и увидела, что это большой-пребольшой волк. Серый, с черной гривой, оскаленный, он стоял как раз напротив печки и принюхивался. Я видела его лицо, совсем без глаз, но такое, как у человека, ужасное, ужасное... Я... я его видела совсем близко. А мама...
      Тут голос девочки прервался, она зашлась рыданиями.
      Нейт потянул ее из объятий Урсулы и крепко притиснул к груди. Плечи Ланы часто вздрагивали. Горовики опустили ладони в воду и важно закивали.
      - Да, да, это правда. О нем рассказывает вода. Каспар дернулся всем телом, но не посмел прервать рассказ.
      Нейт потер повлажневшие глаза.
      - Вот так получилось, что мы ушли из деревни. Нам больше было негде жить. А на дороге нам повстречались солдаты, люди барона Годафрида. Когда я объяснил, что мы пострадали от волков, они сказали, что для меня есть работа - убивать этих тварей. Если уж торра-альтанцы не могут с ними справиться, то мы должны пойти в их горы и сделать за них эту работу - это были их слова, и я тут же согласился. Нам было не на что жить, а за волков хорошо платили. Кроме того, я горел жаждой мести, как и многие другие люди в нашем отряде. Нас таких было немало. Волки причинили горе множеству народа.
      Парень уныло смотрел в сторону и прервался, чтобы тяжело вздохнуть.
      - Но волков нам попадалось мало. Я переходил из одного отряда в другой и так добрался до восточных предгорий. Там люди уже не говорили ничего о волках, как будто забыв про них; и людей барона Годафрида среди нас уже не было, только разные отщепенцы вроде меня. Я бы счел, что мне не повезло, если бы не зарабатывал хорошие деньги.
      Нейт похлопал по тугому кошельку на поясе.
      - Но мы уже не охотились на волков: нас посылали на медведей. Полагалось ловить по медведю в неделю. Мы заманивали их в ловушки, а потом переправляли через горы, к медвежатникам. - Он кивнул в сторону Урсулы. Это была тяжелая работа, и она очень отвлекала от волков, но деньги платили хорошие. Ну и... В общем, вот и вся история, - неожиданно оборвал он рассказ. - Больше мне нечего сказать про медведей.
      Выразительные лица горовиков были как у детишек, которым в праздничный вечер позволили подольше оставаться У огня в компании взрослых. Они казались довольными, пока Нейт говорил, - но теперь на всех лицах написалось разочарование.
      - Разве же это история? Это всего лишь коротенький случай! - Один из горовиков встал и бросил в озеро огромный камень, как обиженный ребенок, швыряющий игрушку. Каменные великаны, уже перебравшиеся с острова на берег, недовольно зароптали.
      - Ну вот, мы принесли им подарки, и какова благодарность...
      Урсула неожиданно поднялась на ноги, поглядывая на Каспара, словно ожидая его одобрения.
      - Я могу рассказать... Я много об этом знаю, потому что медведи мне как родичи. Такие, как Нейт, ловили медведей и переправляли их через горы, а я, понимаете, как раз поджидала там. Ну, я забирала этих медведей и, понимаете, уводила их дальше. - Девушка нервно стискивала руки. - Дальше, к морю, а потом их сажали на корабли и увозили, ну, то есть далеко за море. Я это видела.
      Она запиналась и с трудом подбирала слова. В отличие от Нейта, у Урсулы не было таланта рассказчика.
      - Море, великое, безбрежное море, - загудели горовики. - О, как прекрасно прикоснуться к величию, безбрежности, вечности воды. Широкие, глубокие воды, воды без конца и начала!
      Многие из них снова опустили неуклюжие руки в клубящееся озеро и пили воду с ладоней. Прежде чем снова взглянуть на Урсулу, странные создания дружно вздохнули.
      Один наставил на девушку обвиняющий палец.
      - Но ты маленькое существо; как бы ты могла приказывать медведю? Нам нужны истории, а не выдумки.
      - Это не выдумка! Но я сама не знаю, как у меня это получается. Я совсем никто, даже имени у меня нет, только прозвище - Урсула, это из-за того, что я вожусь с медведями. Но в сердце своем я знаю, что это не настоящее имя.
      Горовики выражали живейший интерес и ловили каждое слово девушки. Каспар был в этом с ними солидарен - более интересной истории он давно не слышал.
      - Меня нашли на восточном побережье Ориаксии.
      Это утверждение вызвало общее оживление. Урсула больше не обращала на слушателей внимания, и речь ее потекла более ровно по мере того, как девушка сама увлекалась своим рассказом.
      - Ориаксия - самая восточная земля, какую только знают в Кабаллане. Что за ней, неизвестно никому в мире. На том побережье всегда дуют ветры и гонят большие волны, которые лижут пустынные берега. В бурные дни волны поднимаются выше, чем на сорок футов, гонимые штормовыми ветрами неведомых далей. Первое мое воспоминание - это лицо женщины, наверное, очень-очень старой. Она махала рукой кому-то на прощание и плакала, и слезы падали мне прямо на лицо, и я помню их вкус, когда они скатывались мне на губы. Потом я помню высокое небо, добела выгоревшее от жары. И дни, бесконечные дни... В те дни я забыла все, что было до того, и знала только о знаках на моей руке.
      Каспар пораженно смотрел на девушку, не отводя глаз. Урсула продолжала:
      - Мне сказали, что меня нашли на пустынном берегу Ориаксии, там, где пустыня обрывается в великое море. Человек, подобравший меня, принес найденыша в свою добрую и любящую семью и воспитал как своего ребенка. У меня были родители, братья и сестры, и я любила их всех. Мы часто играли на побережье, и я лепила из песка медведей, больших, выше своего роста - как будто посылала весть небесам, потому что таких животных я совсем не помнила.
      Девушка рассеянно начала рисовать медвежью фигурку на скале, царапая осколком камня.
      - Я жила в семье добытчиков жемчуга. На побережье многие этим зарабатывали. Весной и летом мы добывали жемчуг, а осенью все вместе отправлялись в дальний путь, за многие сотни миль - в глубь материка, к оазису, где каждый год проводились большие ярмарки. Наша семья считалась обеспеченной, хотя чтобы купить одного чистокровного коня ориаксинской породы, понадобилось бы не менее тысячи наших жемчужин. - Урсула пренебрежительно кивнула в сторону Огнебоя. - Каждый год на этих ярмарках мы хорошо зарабатывали, и я была очень счастлива. Я любила танцевать и знала много танцев. И однажды на ярмарке мы встретили человека, устраивавшего медвежьи танцы. Я еще никогда не видела такого зверя, как медведь, но сразу же побежала к нему и принялась танцевать с ним вместе, и он играл со мной, я смеялась и возилась с ним, как с большой собакой. Он слушался меня, а я радовалась. Это видел еще один человек, который приехал на ярмарку торговать лошадьми и рабами. Он обещал моему отцу целый табун чистокровных коней в обмен на меня. Но отец прижал меня к груди и отвечал, что я - его родная девочка, и он не продаст меня. Голос Урсулы дрогнул на этих словах.
      - А потом мы поехали домой. Прошло три года... Морские течения переменились, они стали холодными, и многие ловцы жемчуга покидали свои дома и уезжали на юг, ловить устриц. С каждым годом море приносило отцу все меньше и меньше заработка. Мама часто плакала, сетуя, что невозможно прокормить шесть ртов. Потом пришла осень, и мы снова поехали на ярмарку, хотя и знали, как мало денег нам это принесет. Это был долгий путь, и я была очень счастлива, потому что любила странствовать. Мы все время играли и танцевали с братьями и сестрами, и нам было очень хорошо. Отец носил меня на плечах, изображая лошадь, а иногда валял меня в песке, играя в пустынного демона, и я очень смеялась. В тот раз он очень мало выручил за свой жемчуг, но все равно купил мне подарок, маленькую куколку.
      Урсула сунула руку в карман и извлекла наружу старую-престарую игрушку. Тряпичная куколка совсем облезла и истрепалась, у нее оторвалась одна рука. Девушка долго смотрела на нее, и по щекам ее катились слезы.
      - А потом отец взял меня за руку и сказал маме, что поведет меня смотреть медведей. Я была так рада! Но отец сказал неправду, - ровным голосом продолжала она. - Вместо этого он привел меня к работорговцу. Отец не сказал мне ни слова, престо поставил перед тем человеком и ударил с ним по рукам. А потом ушел, забрав с собой пятнадцать чистокровных лошадей. Урсула яростно сверкнула глазами на Огнебоя и указала пальцем: - Да, я стоила в пятнадцать раз больше, чем этот конь.
      Работорговец увез меня далеко-далеко на спине верблюда. Из того путешествия я мало что запомнила, потому что все время плакала. - Она низко наклонила голову. - Но я ведь и не была настоящей, родной дочкой своего отца, так что, наверное, он был по-своему прав, когда продал меня, чтобы прокормить своих детей. Его можно понять, верно? - Урсула тихо всхлипнула. Кто угодно сделал бы точно так же. Кто угодно в первую очередь заботился бы о родных.
      Каспар был потрясен ее способностью к прощению. На месте Урсулы он, наверное, сошел бы с ума от гнева и горя.
      Остальную часть своей истории Урсуле было необязательно рассказывать о горечи рабства за нее говорили рубцы от бичей на руках и плечах.
      - Я служила своему господину и помогала ему красть медведей. Но не переставала чувствовать, что работаю убийцей. И тут пришел этот великий чародей и спас меня. - Девушка придвинулась поближе к Каспару, преданно глядя ему в лицо. - Он забрал меня с собою, и теперь он - мой господин.
      Сердце Каспара разрывалось от боли за нее. Горовики тоже сочувствовали Урсуле - они роняли слезы, тяжело вздыхали и бормотали, что никогда еще не слышали такой хорошей истории. Никогда, никогда... Под это бормотание горовики один за другим начали отходить ко сну.
      Пленники сидели, тревожно глядя на серокожие создания, спавшие в неестественных позах, cjiobho большие уродливые куклы. Каменные великаны вошли в воду и теперь созерцали своих малорослых собратьев, вполголоса приговаривая, какие они хорошенькие, когда спят - других таких очаровательных малышей никогда на свете не было, и разве же это не умилительная картина? Великаны-горовики растроганно вздыхали и хлопали друг друга по плечам, донельзя довольные собой.
      Каспар, зверски голодный и промерзший до костей, пребывал в полном замешательстве. Он сидел между Трогом и Папоротником, пытаясь согреться, и переводил подозрительный взгляд с Нейта на горовиков.
      - Почему бы вам тоже не рассказать свою историю? - наконец вопросил он причитающих великанов.
      Серый горовик, казавшийся вылепленным из какой-то рыхлой породы, поразился вопросу.
      - Свою историю? Нам? Но тут нечего рассказывать! Мы просто есть. Мы всегда были в этих пещерах, с самого начала сотворения гор. Мы знаем только то, что рассказывает вода.
      - Ох!
      Каспар, решив, что это очень примечательно, сунул руку в озеро. На ощупь это была обычная холодная вода, но юноша не решался ее отпить из-за множества трупов, сокрытых в глубине.
      Один из маленьких горовиков нахмурился.
      - Хочешь сказать, что ничего в этом не понимаешь? Великан засопел, словно извиняясь за Каспара.
      - У них такая краткая жизнь! Им просто не хватает времени познать основы мира, некогда обрести истинное понимание.
      Несколько спавших горовиков пробудились и смотрели на Каспара с таким любопытством, что он ощутил себя едва ли не уродцем. Один из них подался вперед, опустил руку в воду и крепко стиснул пальцы Каспара. Взгляд серых глаз горовика изменился, став внимательным и в то же время отсутствующим. Тот словно вглядывался во что-то очень далекое.
      - Я вижу темницу в Фароне. Король говорит с твоим отцом, но не верит ему.
      Сердце Каспара едва не остановилось. Неожиданно вместо своего собственного отражения он увидел в воде колеблющийся образ отца и матери, лицо Керидвэн искажено тревогой и болью. Бранвульф выглядел слабым и больным. Вокруг них была какая-то темная пещера, стены сочились влагой. На запястьях родителей виднелись кандалы.
      Каспар с трудом сглотнул. Образ задрожал и исчез, сменившись картинкой всадника в черном капюшоне, скачущего на могучем коне. Человек медленно обернулся и взглянул на Каспара, но лицо его скрывала тень, и юноша различил только губы. Рот всадника раскрывался все шире и шире, делаясь черной дырой, в этой черноте промелькнули бегущие черномордые волки, и Каспар почувствовал, что они ищут его.
      Волчонок неожиданно положил ему сзади лапу на плечо и огласил пещеру долгим заунывным воем. Человек в черном капюшоне настороженно дернулся, как будто услышал что-то; картинка заколебалась, распалась на части и утонула в глубине воды.
      - Они ищут тебя, - раздался голос горовика. - Бойся ночи! Бойся засыпать! Тогда они могут прийти!
      Каспар отшатнулся от воды и сел рядом с Нейтом, который держал в объятиях свою сестру и покачивал ее на руках, поглядывая на горовиков словно на демонов.
      - Они могут продержать нас здесь сколько угодно. У нас есть хоть какая-нибудь еда?
      Каспар хотя и не забыл, что этот парень - овиссиец, нанятый красть торра-альтанских медведей, все же поднялся на ноги и отправился пошарить в седельных сумках Огнебоя. Воспоминание о своих запасах принесло ему большое облегчение.
      - Здесь должно быть полно медовых лепешек нашей кухарки! Мягкий сыр, несколько хлебов... Хлеб мы почти весь съели, но должно остаться немного мяса.
      Каспар знал, как странствия на свежем воздухе дразнят аппетит, и поэтому взял с собой так много еды, как только смог. Сумка, некогда туго набитая, теперь казалась подозрительно легкой; и неудивительно - в ней обнаружилась всего-то корочка хлеба, кусок сушеного мяса и огрызок сыра. А от лепешек не осталось и следа. Юноша яростно повернулся к лёсику.
      - Это ты?..
      Теперь Каспар понял, почему Папоротник так долго сидел молча: земля вокруг него была усыпана крошками.
      - Я проголодался, - независимо ответил тот. - Мужчине нужно есть!
      - Но ты сожрал весь хлеб и лепешки! - простонал Каспар, и все обернулись к нему.
      Еще одна ужасная мысль пришла ему в голову, и юноша схватился за вторую сумку. И верно - она тоже оказалась пуста!
      - Ты слопал даже зерно Огнебоя! Как ты мог?..
      - Конь может есть траву. Зачем ему зерно? А на меня ты всегда косился, когда я жевал траву...
      Каспар стиснул зубы, зажмурился и заставил себя мысленно досчитать до десяти, прежде чем снова заговорить:
      - Если я еду на коне день напролет, у него нет времени, чтобы пастись. И тогда ему нужно зерно. Как ты мог такое сделать?..
      Щеки Папоротника подозрительно надулись, и юноша понял, что лёсик успел еще чем-то набить рот. Он протянул руку к Папоротнику, и тот торопливо вытащил из кармана последнюю лепешку и целиком отправил в рот - раньше, чем Каспар успел ее отобрать.
      Каспар не находил слов.
      - Тебе очень повезло, что здесь нет Халя. Он бы... разобрался с тобой по-своему.
      Лёсик сглотнул, даже толком не разжевав, и облизал губы. Глаза у него были как два больших черных блюдца.
      - Этих припасов бы хватило на два дня, - продолжал Каспар. - А теперь что нам делать? Как ты считаешь, долго ли нас тут продержат? - Юноша махнул рукой на неподвижных, ровно дышавших горовиков. В колеблющейся воде всплывали и снова тонули белые скелеты животных. - Мы можем тут засесть навсегда! А ты оставил нас без крошки съестного.
      - Но здесь полно еды! - оправдывался Папоротник. - Я бы ни за что не съел все припасы, если бы ты из-за этого мог голодать. Смотри, тут повсюду мох на камнях...
      - Папоротник, люди не едят мох.
      - Правда? - Лёсик казался искренне изумленным. - А я думал, лепешки тебе просто больше нравятся... Они ведь такие медовые, - почти заговорщицки добавил он. - Кроме того, не пойму, чего ты кипятишься. Ведь осталась эта... сушеная и копченая плоть. Ну, которую ты больше всего любишь.
      Каспар сдался с тяжелым вздохом и принялся исследовать огрызок сыра и сушеное мясо. Не оставляя надежды, что судьба вскорости пошлет им какой-нибудь еще еды, он достал нож и поделил остатки припасов на равные части. Сначала юноша протянул кусок Урсуле, потом - Нейту и его сестре.
      - Как собрат-человек, предлагаю тебе все, что могу. Хотя я не забыл, что ты явился на землю Торра-Альты убивать волков и красть медведей, моих медведей!
      - Твоих медведей! - ощерился Нейт. - Подумаешь! Из-за того, что эта несчастная девчонка бросилась тебе в ноги, да какой-то сумасшедший за тобой бегает, как собачонка, ты решил мной командовать? У меня, между прочим, раньше было свое собственное стадо!
      - Мы находимся в баронстве Торра-Альта. Это земли моего отца. И медведи принадлежат ему.
      Каспар никак не ожидал последовавшей реакции ни от Нейта, ни уж тем более от Ланы. Парень уставился на него с неприкрытой ненавистью, а девочка неожиданно бросилась Каспару в лицо, вцепившись пальцами в щеки и желая вырвать глаза. Он постарался отстранить ее от себя, не причинив боли, - но не смог, и Лану оттащила Урсула. Нейт плюнул на предложенный ему кусок мяса и швырнул его Трогу. Пес проглотил мясо мгновенно, с таким же радостным урчанием, как Папоротник - ворованную медовую лепешку.
      Двое юношей, вскочив на ноги, теперь стояли друг напротив друга с засученными рукавами, готовые сцепиться. Нейт был старше Каспара не более чем на пару лет, но телосложением сильно превосходил его, скорее напоминая Халя. Пастух прорычал сквозь зубы:
      - Убийца. Ты убил мою мать. Это сделали твои волки. Трог зарычал и бросился на Нейта, но Каспар перехватил его за ошейник раньше, чем пес успел вонзить зубы в ногу овиссийца.
      - Клянусь тебе своими отцом и матерью и всем, что мне дорого... Самой Торра-Альтой, что я не насылал этих волков на Овиссию.
      Нейт, не слушая, бросился на него, пытаясь схватить за горло. Но юный дворянин был быстрее и ловчее, кроме того, долго учился всяким хитрым приемам. Он увернулся, пропуская противника мимо себя, и перехватил его руку, заламывая за спину. Нейт, шипя от боли, повалился ничком. Каспар тут же отпустил его:
      - Не хотел сделать тебе больно. Ты сам начал...
      - Сделать мне больно! Ха! Ты такой добренький, да, волколюб? - рычал овиссиец, отбрыкиваясь обеими ногами от Трога, который вцепился ему в сапог. - Да ты мне сердце руками вырвал!
      - Трог, оставь! - приказал Каспар, но без малейшего эффекта.
      Глаза пса сузились, шерсть на загривке поднялась дыбом; казалось, он и не слышит хозяина. Каспар сгреб его за ошейник и попытался оттащить, но змеелов рычал и упирался, продолжая терзать сапог Нейта.
      Овиссиец вырвал ногу из сапога и снова бросился на Каспара; на этот раз он был удачливее и успел сильно ударить его в плечо, прежде чем тот отреагировал, занятый собакой.
      Каспар по-настоящему разозлился и теперь ударил на поражение. Кулаки его быстро и точно врезались в подбородок и в живот противника. Трог, видя, что свои побеждают, радостно лаял и прыгал вокруг.
      - Я не призывал волков! Ясно? - во весь голос кричал Каспар, вкладывая в крик и в удары все собственное давнее отчаяние и страх.
      Нейт ударил его в скулу, но тот увернулся, так что кулак пошел вскользь, и ответным ударом сбил противника с ног. Нейт согнулся вдвое, шумно втягивая воздух.
      Каспар стоял над ним, тяжело дыша.
      - Я не призывал волков. Я не колдун. Я страж Некронда, и хранил его в тайне и в сохранности, и никогда не применял его для того, чтобы призывать волков в свою страну.
      На глазах его выступили горячие слезы ярости. Юноша выкрикивал свои оправдания не в лицо Нейту - нет, оправдывался перед целым миром, особенно перед родителями. И перед Халем... И Брид... Всеми, кто считал его причиной бед.
      Неожиданно он понял, что на них смотрят. Причем очень пристально. Квадратные горовики пробудились и теперь созерцали Каспара и скрючившегося на земле Нейта; горовики-великаны подошли ближе и стояли по пояс в воде, громко дыша.
      - Расскажи свою историю, - потребовал один из них.
      Каспар медлил. Он не собирался направо и налево рассказывать о Друидском Яйце; но похоже, что в гневе и раздражении нечаянно сболтнул лишнее.
      - Опусти руку в воду. Мы хотим знать больше. Давайте послушаем, что нам скажут о нем потоки, омывающие мир, - забормотали великаны.
      Каспар был против, но ничего не мог поделать, когда каменные ручищи сгребли его в охапку и потащили к воде. Трог пытался защитить хозяина, но только напрасно попортил зубы о твердую плоть горовиков. Обе руки юноши насильно были сунуты в ледяную воду. Горовики немедленно запустили в озеро свои короткопалые длани и замерли.
      - Потоки связаны с пульсом мира, - проговорил кто-то из них благоговейно. - Расскажи свою историю.
      Каспар вздохнул. Раз уж он все равно проговорился, поздно беречься.
      - Эта история очень короткая. Я - хранитель Яйца Друида, но его у меня украли. А незадолго до смерти Морригвэн мы видели очень странного человека...
      Юноша замолчал, подыскивая слова.
      - Это и вовсе был не человек, - подхватил нить рассказа Папоротник. Он только выглядел по-человечески, а пах волком. Люди часто не то, чем они кажутся; лучше их хорошенько обнюхивать.
      Каспар послушно кивнул, не зная, что добавить к описанию.
      - Он шнырял вокруг, как раз когда Морригвэн умерла, и прятался в толпе плакальщиков. Должно быть, он и украл Яйцо. Я должен его найти. Некронд обладает огромной силой, и в руках злодея... - Юноша отвел глаза, чувствуя на себе тяжесть каменных взглядов. - Великая Матерь доверила талисман мне, а я не оправдал Ее доверия.
      - Злодей призовет чудовищ из Иномирья и завоюет весь мир, - медленно заключил самый древний из горовиков, чьи глазки едва виднелись из-под тяжелых складок кожи.
      Каспару ничего не оставалось, как кивнуть еще раз - и подпереть голову ладонями.
      Выражение лица Нейта слегка смягчилось.
      - То есть, если эта штука вернется к тебе, ты сможешь загнать волков обратно?
      И снова Каспар кивнул.
      Горовики-великаны тревожно забормотали, переговариваясь меж собой. Они расхаживали по воде туда-сюда, волнуя озеро еще сильнее, так что волны захлестывали островок. Горовики поменьше сердито взвизгивали, когда на них попадали брызги.
      - Некронд... Мы не слышали этого слова со времен, когда драконы были юными. Злодей, укравший его, может обратить нас в рабов. Мы - очень старые творения земли, но так как мы никогда не представляли опасности для людей, живя глубоко под землей, мы не заслужили гнева Великой Матери, как многие иные древние существа. Но Некронд может заставить нас творить зло, так велико его могущество.
      - Господин очень могуществен, - убежденно заявила Урсула, и Каспар не смог удержаться от улыбки.
      Эта девушка верила в него, как никто доселе, и была ему очень преданна. Каспару льстила ее служба - но только потому, что спас ее, а не потому, что заведомо имел на нее право из-за своего высокого происхождения.
      Урсула улыбнулась Каспару в ответ, вся засияв.
      - История про волков и медведей становится нашей историей, - говорили меж собой горовики. Они бросали долгие любящие взгляды на серокожих существ поменьше и приговаривали: - Ради наших детей нам придется вмешаться и помочь.
      Они погрузили широкие ладони в озерную воду, заводя монотонную песню. Их чада - Каспар понял теперь, что горовики поменьше были детьми - один за другим засыпали. Наконец самый старый из великанов выпрямился.
      - Оно в воде. Я чувствую это. К востоку отсюда. Оно движется к морю.
      ГЛАВА 13
      В напряженной тишине Урсула присела, скрестив ноги, на скале и принялась царапать камешком странные узоры.
      - Что значат эти фигуры? - спросил Каспар, желая отвлечься от собственных волнений и сильного голода.
      Девушка подпрыгнула на месте, как будто ее грубо вырвали из медитации.
      - Господин, я сама не знаю. Просто это меня успокаивает.
      - На востоке отсюда. Ишь ты, на востоке! - недовольно бормотал Папоротник. - Это еще не значит, что я ошибся.
      Он начал карабкаться по камням в поисках орляка, желая покаянно преподнести мох великанам, встревоженным возражениями лёсика.
      - Как ты думаешь, сколько они будут советоваться? - Нейт тоскливо колупал голый камень носком сапога. - Мы тут с голоду подохнем, пока они договорятся.
      Голова Каспара слегка кружилась от голода. Он встал, расправил плечи и громко покашлял, привлекая к себе внимание.
      - Послушайте, пожалуйста... Мы можем умереть, если вы нас тут долго продержите. Мы не умеем долго обходиться без еды. К тому же чем дольше вы совещаетесь, тем дальше от нас Некронд; мы зря тратим дни...
      - Мы не меряем свое время днями; это циклы Солнца. А мы чувствуем только биение сердца Земли. Обсуждение еще только началось. Имей терпение, маленькое существо. Ты как назойливый светляк, что жужжит, и жужжит, и жужжит... Если будешь так себя вести, быстро сгоришь. Лучше бери пример с озера. Подумай о водах и о том, как медленны циклы их обращения; отсюда вода течет далее в глубину, все глубже и глубже, падает в другое озеро в центре земли, а дальше мчится горячими подземными реками снова вверх, потом родники выносят ее наружу, и она возвращается в русла рек. Реки текут к великому морю, омывающему выпуклое брюхо земли, и солнце обращает воду в невесомые капельки, которые поднимаются к небу и собираются в облака. Из облаков вниз низвергается дождь, льется на горы и возвращается в этот водопад, чтобы снова стечь в наше озеро.
      Каспар почти не слушал, сжав кулаки и стиснув зубы от отчаяния.
      - Некронд, - сквозь зубы повторял он, надеясь вернуть разговор в нужное русло. - Я должен найти Некронд.
      - О, это мы уже обсудили. Ты сказал, что хранил эту могущественную вещь у себя, но не смог ее уберечь. Мы сочли, что тебе лучше остаться здесь, у нас. Должно быть, управлять силой Некронда ты не способен.
      Каспар осел на землю. Похоже, здесь он не мог ничего сделать.
      А горовики тем временем вернулись к своему разговору.
      - Человек не подходит для этой цели. Если бы мы могли отправиться... Но нам нельзя покидать великие пещеры. Солнце высушит наши старые кости, и они растрескаются, рассыплются.
      - Может быть, могли бы пойти дети, - высказал предположение кто-то один.
      - Нет, нет! Они еще неразумны. Они не справятся! - разом заспорили остальные.
      Несколько молодых горовиков восторженно повскакивали на ноги.
      - Но мы хотим! Увидеть мир, широкое море, небеса! И потом, мы уже достаточно взрослые!
      - Мы же приносим вам подарки, и они иногда рассказывают истории о море и небе. Этого вполне достаточно, - знающим голосом сообщил старый горовик.
      - Но если вы слишком стары, чтобы странствовать, должны идти мы, молодые и крепкие!
      Старые горовики застонали. "Нет, нет! Только не сейчас! Я так не думаю!" - заговорили они.
      - Но мы не слышали хорошей истории со времен драконов!
      - Со времен драконов? - поразился Каспар.
      Руки каменных великанов указали вниз, в глубину озера, и юноша, наклонившись, разглядел на дне огромный скелет с длинным гребнем на позвоночнике.
      - К нам заходили два-три дракона некоторое время назад и рассказывали истории - все про битвы с людьми. А потом они умерли. Они были с нами немного дольше, чем другие существа, но в конце концов умерли, как и остальные. Все они умирают, - пожаловались горовики-дети. - Глазом моргнуть не успеешь! Сначала стонут и плачут, и перестают рассказывать истории, только ноют, как вы. А потом умирают.
      Каспар почувствовал себя до крайности неуютно. Один особенно квадратный, круглоголовый горовик заговорил - впервые за все время:
      - Незачем идти нам всем. Один горовик стоит множества людей. Если один из нас сопроводит этих хрупких существ, задача будет достигнута. Я хотел бы пойти.
      Огромный морщинистый великан горестно заломил руки. Голова у него была такая же круглая, так что наблюдалось некое семейное сходство.
      - Но, Перрен, дитя мое, снаружи очень опасно. Ты не должен туда ходить. Как отец, я не могу этого позволить. Более того - я запрещаю тебе!
      - Я прожил уже две сотни и тридцать драконьих жизней, - фыркнул Перрен. - Я уже взрослый и могу принимать самостоятельные решения.
      Как ни странно, остальные великаны горячо поддержали эту идею, убеждая отца Перрена, что он зря беспокоится. Каспар понял, что они просто не хотят отпускать своих собственных детей в поход и предпочитают, чтобы ушло чужое дитя.
      - Но если он уйдет, остальные дети могут вскорости отправиться за ним, и мы останемся в одиночестве, - возражал им отец Перрена. - Разве вы забыли, как тоскливо нам было до их появления?
      Еще один великан странно заухмылялся.
      - Еще бы не помнить ту ночь, когда пришли ундины.
      - Мы все это помним. Они явились, и мы славно поговорили о пустяках не долее одной драконьей жизни... А потом они принесли и оставили нам наших прекрасных малышей.
      - Если бы мы только знали, сколько с ними будет волнений, мороки! Каких-то две сотни и тридцать драконьих жизней для нас оказались целой эпохой. С этим ничто не сравнится!
      - Точно, ничто! - дружно поддержали остальные. Каспар попробовал сосчитать - драконы, говорят, живут по триста лет; значит, детям-горовикам исполнилось... Юноша не мог быстро это подсчитать и долго хмурился, прежде чем вывести результат: шестьдесят девять тысяч лет!
      - С меня довольно. - Круглоголовый юный горовик решительно встал. - Я собираюсь отправиться с ними наверх и найти Некронд. - Он повернулся к Каспару: - Ну, пошли.
      Остальные не двинулись, чтобы им помешать, и Каспар с облегченной улыбкой бросился собирать пожитки. Отец Перрена, донельзя расстроенный, твердил своему сыну, что нужно все как следует обсудить.
      - Перрен, послушай меня. Это не дело - принимать такие стремительные решения! Это даже неестественно. Так нельзя!
      Перрен только поводил плечами, не слушая отца. Остальные горовики горячо его поддерживали.
      - Юноша, тебе нужно хорошенько приодеться, иначе обгоришь на солнце, советовал один, набрасывая на Перрена серо-зеленое полотнище, сотканное, похоже, изо мха и корней папоротников. Остальные помогли плотно обернуть морщинистое тело искателя приключений этой штуковиной и завязали ее узлом на поясе.