Северный дьявол

      Рейчел подошла к кровати и вопросительно посмотрела на Лукаса.
      Лукас снял с нее шубу и отшвырнул в сторону. Шуба оказалась почти у самой печки.
      Она может сгореть, с ужасом подумала Рейчел, но в этот момент почувствовала на себе взгляд Лукаса и забыла обо всем на свете. Жар, которым она поддразнивала его на той маленькой станционной платформе, горячей волной разлился по телу.
      Лукас смотрел на нее так, словно она единственная могла утолить его жажду.
      У Рейчел перехватило дыхание. Она? Темноволосая худышка Рейчел?
      Она провела кончиком языка по внезапно пересохшим губам. Лукас не сводил с нее глаз.
      О Боже! Сгусток страсти внизу живота резко сжался, послав жаркую волну в ее груди.
      Он стал медленно приближаться к ней.
      Рейчел все острее ощущала его запах. Она застыла на месте, не в силах двинуться. Ее бросило в жар.
      Лукас взял ее за руки и стал медленно снимать с них перчатки, целуя каждый палец.
      От этой, казалось бы, простой ласки у Рейчел подогнулись колени, и она задрожала. Горячая волна захлестнула ее.
      – Лукас! – прошептала она. – Разве ты не должен целовать…
      Он оторвался от костяшек ее пальцев.
      – Кончик твоего пальчика, милая? Какая чудесная мысль!
      Он втянул ее палец в рот, нежно прикусывая зубами. Рейчел ощутила, что это сосущее движение распространилось до самого низа ее живота, и застонала.
      – Лукас!
      Его улыбка была полна мужского предвкушения.
      – У тебя еще девять пальцев, Рейчел, – напомнил он ей, – но я не уверен, что уже закончил с первым.
      Он лизнул ее палец, увеличивая его чувствительность, а потом снова его пососал. Рейчел стиснула его плечо так, что побелели костяшки. К тому моменту, когда Лукас снял с нее лиф платья, она уже умоляла его о чем-то большем, нежели поцелуи.
      Он бросил лиф на пол и начал расстегивать на ней юбку. Несколько мгновений спустя нижние юбки последовали вслед за остальной одеждой, лежавшей на полу. На ней остались корсет, сорочка, панталоны, чулки и ботинки.
      Рейчел покраснела и опустила голову.
      – До чего ты прекрасна! – прошептал Лукас. Улыбка расцвела на губах Рейчел.
      – Лукас, милый…
      – Что, дорогая?
      Он избегал ее взгляда. Она взглянула на его оттопырившуюся ширинку. Его жезл, готовый к бою, рвался наружу. Как его заставить снять одежду?
      – На тебе все еще надеты вещи, которые могут оцарапать мне кожу. – Рейчел кокетливо надула губки.
      Лукас вскинул голову:
      – Проклятие! Извини, Рейчел.
      Лукас быстро снял смокинг, стянул сапоги и бросил их в угол рядом с печкой.
      Рейчел поставила ногу на низенькую скамеечку и закрыла глаза, притворившись, будто ей совершенно неинтересно смотреть на него.
      Он зарычал, возясь с рубашкой, на которой было множество пуговиц и узкие манжеты.
      Рейчел погладила собственную грудь.
      – Я сейчас растаю, Лукас, – повторила она те слова, которые говорил ей Лукас, заигрывая с ней.
      Он чертыхнулся и рванул манжету так, что пуговицы отлетели, сбросил подтяжки и стянул рубашку прямо через голову.
      Рейчел впервые увидела его обнаженным по пояс и не могла отвести глаз от этого великолепного самца.
      Она знала, что Лукас очень сильный – ведь он легко нес ее на руках по улицам Омахи. Но сознавала ли она, насколько хорошо он сложен, насколько великолепно его гладкие бугры мускулов сочетаются с четкими линиями костей и сухожилий, создавая образ огромной, едва сдерживаемой мощи? Даже живот у него чуть бугрился, словно и там находились полосы мышц. Голубые вены изгибались под кремовой кожей, словно замысловатый узор, созданный талантливым художником. Он был таким же необузданным и неукротимым, как этот поезд, унося ее куда-то вдаль, к неизвестной цели.
      Лукас тяжело дышал. Его грудь быстро поднималась и опускалась. Он пристально наблюдал за ней. Соски цвета темной меди чуть поблескивали и казались напрягшимися. Доставляет ли ему любовная игра такое же удовольствие, как ей? Он ни разу не говорил о своих предпочтениях.
      Длинная серебристая полоса шла вдоль его левой руки, и с полдюжины неровных округлых шрамов отмечали места пулевых ранений, полученных на службе в своей стране. При свете Лукас был еще привлекательнее, чем в темноте.
      Соски Рейчел затвердели под корсетом.
      Лукас привлек ее к себе.
      – Ты бросаешь меня к себе в постель.
      Она снова провела кончиком языка по губам.
      – Превосходно.
      – Колдунья! – Он повалил Рейчел на кровать, сорвал с себя брюки и присоединился к ней. – Озорница. Ты мое сокровище!
      Он прильнул губами к ее губам, и она ответила на его поцелуй. Его пальцы нашли путь к ее груди и начали гладить и чуть сжимать, все больше и больше возбуждая Рейчел. Его ласки сводили ее с ума. Она задыхалась.
      Лукас не переставал покрывать поцелуями ее тело.
      Северный дьявол, чьи глаза пылали сине-зеленым огнем.
      Ее снедало желание, внутренняя поверхность бедер стала влажной в ожидании его вторжения. Ее интимные складки набухли от притока крови и стали невероятно чувствительными. Рейчел не могла думать ни о чем, кроме потребности ощутить Лукаса как можно полнее.
      Она неистовствовала в своем стремлении достигнуть оргазма, даже оцарапала его. Лукас выкрикнул ее имя и продолжил свои ласки с удвоенной энергией.
      Подушечкой пальца он начал искать ее жемчужину, и Рейчел тотчас же открылась ему. Он играл ее складками, дразнил ее.
      Потом опустился на колени у нее между ног и приподнял ее за ягодицы.
      Рейчел была такой жаркой и влажной, что он без труда вошел в нее, обхватил руками, прижимая к себе, а она перебросила ему за спину ноги.
      Лукас двигался стремительно. Волны желания были слишком сильными, слишком близкими к поверхности, слишком легко передавались от одного к другому, чтобы их можно было сдерживать.
      Рейчел вцепилась ему в плечи, требуя завершения. Он достиг экстаза, выкрикнув ее имя. Рейчел последовала за ним на вершину блаженства.
      Мощные струи его густого, горячего семени наполнили ее лоно.
      – Чёрт побери, какой же я счастливчик! – пробормотал Лукас, набросив на нее легкое вышитое покрывало.
      Рейчел что-то промычала в ответ. Она бы охотно чего-нибудь съела, но не хотелось высвобождаться из его объятий.
      – Мне повезло, что жена день и ночь готова заниматься со мной любовью.
      Рейчел удивленно моргнула и на секунду прекратила попытку намотать волосы у него на груди себе на мизинец.
      Они были друзьями больше пяти лет. Она не знает, почему Лукас решил на ней жениться, но ей удалось заманить его к себе в постель – к их обоюдному удовольствию. И если она родит ему ребенка, то займет прочное место в его жизни.
      Она улыбнулась и разгладила прядку волос.
      – А я – самая счастливая женщина в мире, потому что мой муж готов дарить мне наслаждение.
      Лукас поцеловал ее.
      Паровоз загудел, протяжно и басовито. Огромные чугунные колеса «Императрицы» тихо заскрипели, предупреждая об остановке.
      Лукас ласково прихватил зубами кончик ее носа.
      – Хочешь выйти и пообедать в Гранд-Айленде?
      Рейчел резко вскинула голову и бросила на него возмущенный взгляд:
      – Ты шутишь? После ленча я весь день мечтала о том, каким будет первый обед, приготовленный Лоусоном!
      – Тогда нам следует встать и одеться, – сказал Лукас, но не пошевелился.
      – А Брейден не может подать нам еду сюда?
      Озорная улыбка заиграла на губах у мужа.
      – Конечно, может. Сейчас я ему позвоню.
      Он вытянул руку, но не смог достать до сонетки, не потревожив жену. Рейчел фыркнула, пытаясь изобразить недовольство, но потом захихикала и съехала с мужа на постель.
      Он легонько шлепнул ее по ягодицам, заставив вздрогнуть от неожиданности.
      – Глупенькая! – поддразнил он ее.
      Паровоз еще раз загудел, колеса с визгом остановились.
      Судя по звукам, еще какой-то поезд был совсем близко.
      Оба застыли, прислушиваясь. Рейчел нахмурилась:
      – Судя по всему, он тоже намеревается здесь остановиться, Лукас.
      Лукас нахмурился:
      – Любопытно…
      Рейчел наблюдала за ним с растущей тревогой.
      – Что ты имеешь в виду?
      Складки пролегли у его губ.
      Снова загудел второй паровоз, сигнализируя об остановке.
      Колеса второго поезда завизжали.
      Лукас отбросил покрывало и встал.
      Складки у его губ побелели, на щеке забилась жилка.
      – Судя по звуку, это «Болдуин» с пенсильванской железной дороги. Такие паровозы ставят на частные поезда.
      Он налил в тазик воды из большого кувшина, стоявшего на печке, и принялся обтираться.
      – На частные поезда? – переспросила Рейчел, садясь. – И кто это, по-твоему?
      – Мой отец. – Он увидел ее лицо в зеркале и стремительно повернулся к ней. – Я не стыжусь тебя, дорогая! Никогда-никогда так не думай!
      Рейчел улыбнулась ему.
      Колеса второго поезда громко завизжали: судя по всему, он останавливался на путях рядом с «Императрицей».
      Лукас ударил ладонью по деревянной обшивке. На его лице снова отразились настороженность и ярость.
      – Проклятие! Лучше бы это был кто-то другой.
      Брейден достал для них обоих вечернюю одежду. Рейчел сочла неуместным надевать в поезде парижское вечернее платье.
      Лукас надел фрак, где-то нашел жемчужные запонки и элегантную бриллиантовую булавку для галстука, которые прекрасно сочетались с черным фраком, безупречно-белой рубашкой и графитово-серыми брюками. Это была одежда, которую мужчине подобало надевать в оперу или на прием в Белом доме, но никак не для уютного вечера в кругу семьи.
      Рейчел была в полном недоумении, но вопросов не задавала. Элиас ничего не рассказывал ей об отношениях Лукаса с его близкими, хотя знал об их высоком светском и финансовом статусе. Лукас тоже не касался этой темы, и Рейчел не любопытствовала.
      Нетерпеливый окрик донесся с улицы, едва только он успел одеться. Женский голос вызывал Брейдена.
      У Лукаса задергалась щека.
      – Проклятие!
      – Кто? – прошептала она.
      – Мать. – В голосе Лукаса звучала нескрываемая ярость.
      Он наклонился и нежно поцеловал Рейчел в лоб.
      – Подожди меня здесь, дорогая. Тебе совершенно не обязательно терпеть ее злобные выпады.
      Злобные выпады? Потрясенная, Рейчел не проронила ни слова. Да и что она могла сказать?
      Лукас прошагал из спальни с видом офицера-кавалериста, идущего в бой.
      Рейчел поспешно слезла с кровати. Черта с два – выражаясь словами Элиаса – она оставит мужа одного, без поддержки, если там разразится скандал. Но если он считает, что для этого необходимы жемчужные запонки и бриллиантовая булавка, то ей понадобится нечто большее, чем ее простое вечернее платье. К счастью, ей удалось вывезти с собой из Бостона несколько самых роскошных ювелирных украшений из тех, что ей дарил Элиас.
      Что еще ей понадобится?
      Она осмотрела себя в зеркале.
      Ее прическа и корсет пережили ласки Лукаса – более или менее. Конечно, ей надо вымыться.
      Она выглядела именно той, кем была: как только что вышедшая замуж женщина, которая не сомневается в любви мужа. Это станет доспехами, в которых вполне можно вступить в любое сражение с другой женщиной – даже с его матерью.
      Она дернула сонетку, надеясь, что Лоусон и, может быть, кто-то из проводников «Юнион Пасифик» из соседнего вагона помогают Брейдену справиться с внезапно возникшими проблемами. Ей необходим талант Брейдена, чтобы достаточно быстро оказаться в гостиной.
 
      Лукас встретил родителей в гостиной. Он молился, чтобы у Рейчел хватило здравого смысла остаться в купе, подальше от театра военных действий. Любая сцена, даже самая неприятная, будет того стоить, если Рейчел останется в неведении.
      К своему удивлению, он чувствовал себя в обществе матери более спокойно, чем обычно.
      В отличие от внушительной фигуры его отца Аурелия Грейнджер была ростом чуть ниже среднего и сохранила изящную фигуру молодой женщины. Ее когда-то светло-русые волосы незаметно стали серебряными, но классические черты лица и прозрачная кожа позволяли ей выглядеть вдвое моложе. Она всегда носила либо глубокий траур, либо полутраур – в зависимости от обстоятельств, но ее платья были неизменно сшиты по последней парижской моде. Отец Лукаса обладал огромным влиянием в советах железных дорог и банков восточного побережья, но одного слова матери было достаточно, чтобы заставить дрожа ъ всех представителей самых высоких кругов восточной аристократии.
      На ней было вечернее платье, сшитое в Париже, на этот раз – в глубоком траурном цвете, а к нему был надет полный комплект бриллиантов, которые его сестра называла гарнитуром вдовствующей дамы. Ей явно хотелось добиться максимального сочувствия во время этого разговора и, наверное, заставить его испытывать чувство вины.
      – Добро пожаловать на поезд, матушка. Хотите чего-нибудь выпить? – Он решил не приглашать их разделить с ним трапезу, если его к этому не принудят. – Кофе, чаю или вина?
      Ти-Эл чуть передвинулся, что было для него весьма необычно. Мать, однако, продолжала действовать, не обращая внимания ни на что – как всегда. Она стала главой семейства Грейнджер в день, когда вышла замуж за Ти-Эла, почти тридцать пять лет назад, и привыкла повелевать окружающими.
      – Разумеется, вина.
      Лукас посмотрел на стюарда «Юнион Пасифик». Тот кивнул и ушел. Лицо его было непроницаемым. Куда, к дьяволу, подевался Брейден? Наверное, помогает Лоусону на кухне, чтобы удовлетворить все пожелания высоких гостей.
      – Прошу вас, садитесь, – пригласил Лукас. Мать расправила многие ярды пышных черных оборок и складок и уселась на центральной кушетке, позаботившись о том, чтобы юбки и шлейф легли как можно внушительнее. «Преклонитесь перед королевой!» – так ее дети всегда называли это движение.
      Какую сокрушительную тираду она подготовила на этот раз? Казалось, отец высказал в Чикаго все, что возможно.
      Ти-Эл устроился рядом с ней, положив руку на спинку кушетки: идеальная позиция для того, чтобы поддержать любое ее требование.
      Лукас повернулся лицом к ним, также положив руку на резную спинку кушетки. Проклятие! Он выглядит так, словно нашкодивший школьник в ожидании порки.
      В «Императрице» воцарилась тишина. Из-за ее стен доносился шум нескольких сотен людей, спешащих поесть за те несколько минут, которые поезд проведет на станции.
      Лукас стиснул зубы, но все-таки начал разговор, как и требовало его положение хозяина, принимающего гостей:
      – Надеюсь, поездка была приятной.
      – В первый день дул сильный ветер, – сказал отец, чтобы из вежливости поддержать разговор. В конце концов, он один из крупнейших банкиров страны и за свою жизнь провел немало трудных переговоров.
      Но мать прервала его:
      – Мы здесь не для того, чтобы обсуждать погоду, мы все это прекрасно понимаем. Есть более важные проблемы, которые следует обсудить.
      Матушка в своем репертуаре, подумал Лукас. Выгнул бровь и стал ждать продолжения.
      Она одарила его презрительным взглядом.
      – Насколько я понимаю, ты отказался жениться на девице Толлмейдж.
      Лукас напрягся. Проклятие! Когда наконец она смирится с тем, что не вправе заставлять его жениться?
      – Твой долг дать семье Грейнджер новую дочь по имени Марта, – продолжала мать.
      Сколько сотен… тысяч?.. Однажды Лукас уже слышал это требование о расплате. С тех пор он повзрослел, стал посещать балы и был представлен респектабельным семьям как выгодный жених. Но мать ничего не желает слышать! Важнее всего для, нее вернуть потерянного ребенка.
      Лукас с трудом сдерживался, чтобы не наброситься на нее. Он постарается вести себя, как подобает взрослому мужчине, пусть даже его мать считает, что может обращаться с ним, как ей заблагорассудится, поскольку Лукас запасной сын при наследнике-Томе, рожденный по семейной необходимости, а не из любви.
      – Нет, я никак не могу этого понять, – уклончиво ответил он. – Другая женщина по имени Марта будет все-таки другой женщиной, а не сестрой, которая у меня когда-то была.
      – Она будет мне дочерью. Я буду ходить с ней за покупками и обсуждать последние сплетни, доверять, как доверяют только дочери. В отличие от Гортензии, которая вечно ноет и не желает никого слушать.
      Лукаса била дрожь. Он понял, что такое семья. Рядом с Рейчел, милой, доброй, заботливой, готовой отдать всю себя любимому человеку.
      – Если вам нужна дочь, удочерите кого-нибудь. Вы финансируете множество сиротских домов. Уверен, в одном из них вам помогут.
      Лукас наблюдал за матерью: они впервые откровенно говорили на эту тему.
      – Именно ты был причиной трагедии и потому должен найти решение.
      – Это произошло двадцать лет назад, – негромко сказал он. – Все мы изменились за это время. Я не женюсь для того лишь, чтобы ввести в семью женщину по имени Марта.
      Его мать раздулась, напоминая кобру, готовую нанести удар.
      – Добрый вечер, милый!
      Лукас резко повернулся и, увидев Рейчел, был потрясен. У него за спиной тихо присвистнул отец, который всегда был ценителем женской красоты.
      Лукас увел к себе нежно любимую, но просто одетую жену, а сейчас перед ним была ослепительно красивая светская дама в роскошном вечернем платье, с рубинами и бриллиантами, сверкающими на шее и в мочках ушей. Только ее сложно уложенные косы сохранились от начала дня, но и они были украшены сверкающими драгоценными камнями. Королева могла бы с гордостью назвать ее подругой.
      Вела она себя так, словно не слышала разговора Лукаса с его матерью.
      – Моя дорогая Рейчел!
      Лукас быстро подошел к ней, поцеловал в щеку и повел дальше, держа под локоток, накрыв ее руку своей ладонью.
      Рейчел хотелось сказать ему, что не ей, а ему нужна защита, но удовлетворилась тем, что ласково похлопала его по руке.
      – Отец, матушка! Позвольте представить вас моей жене, Рейчел.
      – Твоей жене!
      Его мать вскочила с кушетки, походя на злобного пса, у которого отняли кость.
      – Рейчел, мои родители – Томас и Аурелия.
      Рейчел присела в книксене перед свекровью.
      – Миссис Грейнджер, мистер Грейнджер.
      Итак, вот он – кошмар Лукаса. Сейчас лицо Аурелии Грейнджер было искажено гримасой злобы.
      Мистер Грейнджер сжал руку жены, заставив ее застыть на месте.
      – Не может быть! – запротестовала миссис Грейнджер. – Ты не был женат три дня назад.
      – Нет. Мы поженились вчера. – Лукас выпятил подбородок.
      – Ты немедленно аннулируешь брак! – отрезал Ти-Эл. – Если бы я поверил отправленной тобой телеграмме, а не счел ее чушью, то велел бы тебе это сделать.
      Рейчел уже поняла, что представляет собой Аурелия, однако рассчитывала на здравый смысл.
      – Вам придется найти другой способ заполучить деньги Толлмейджа! – огрызнулся Лукас. – Кроме того, дети Рейчел унаследуют Фонд Дэвисов. С учетом того, что смогу обеспечить я, ветвь семьи Грейнджер, обосновавшаяся в Сан-Франциско, не будет ни в чем нуждаться.
      Отец Лукаса хотел, чтобы сын женился ради денег? Но что еще хуже, он, видимо, считает Лукаса безмозглым мальчишкой.
      – Ветвь из Сан-Франциско? – переспросил Ти-Эл с нескрываемым изумлением.
      – Да. Я никогда больше не буду жить в Филадельфии.
      – Это твой дом!
      – Он давно перестал быть моим, – заявил Лукас.
      – А как насчет визитов?
      – Редкие, и только ради Тома.
      Лукас не стеснялся в выражениях.
      Тем временем Аурелия Грейнджер внимательно изучала Рейчел.
      – Рейчел Дэвис?
      – Да, мэм.
      Рейчел настороженно выжидала, но внешне оставалась спокойной. Ей уже приходилось сталкиваться с самыми высокомерными представителями высших слоев бостонского общества. Однако ей не хотелось оскорблять мать Лукаса в его присутствии. Ти-Эл с шипением выпустил воздух сквозь сжатые зубы.
      – Дочка книготорговца. Боже правый, Лукас, неужели ты не мог…
      – Если вы оскорбите мою жену, сэр, я с величайшим наслаждением выброшу вас с поезда, когда мы окажемся на полпути между станциями. Думаю, комментарии излишни.
      Мужчины смерили друг друга взглядами, словно стояли на помосте для боксерских поединков.
      – Ты знаешь, за кого вышла замуж, девица? – спросила Аурелия.
      Рейчел повернулась к ней:
      – Мэм?
      – За убийцу!
      Рейчел тряхнула головой. Боже милосердный, ее муж не шутил, когда говорил о ее злобе.
      – Только не Лукас!
      Он сделал движение, и она сжала его руку.
      – Двадцать лет я оплакиваю то, что он совершил. – Голос Аурелии понизился и превратился в скорбный плач, который сделал бы честь королю Лиру. – Посмотри на меня, я все еще в трауре! А он наслаждается жизнью.
      Рейчел попыталась разрядить атмосферу, назвав некоторые бесспорные факты и постаравшись облечь их в дипломатическую форму.
      – Двадцать лет назад, мэм, Лукас был ребенком семи или восьми лет. Ничто из того, что он мог сделать…
      – Он убил свою сестру, Марту.
      Аурелия Грейнджер отколола от платья траурную брошь и сунула ее под нос Рейчел.
      Рейчел с большим удовольствием взяла бы в руку скорпиона.
      – Она носила имя моей матери и была сущим ангелочком, посланным нам с небес, – тихо проговорила свекровь, доставая черный носовой платок, отделанный кружевами. – Она утонула из-за него.
      – Она была постреленком, который никого не слушался! – взорвался Лукас. – Была уволена очередная гувернантка. А Марта этим хвасталась!
      – Лукас! – прорычал отец.
      Лукас повернулся к нему:
      – Пусть все знают! Хватит молчать! Марте было восемь лет, однако за последний год у нее сменилось четыре гувернантки!
      Рейчел вздрогнула, брошь едва не выпала у нее из рук. Она сама много раз со всех ног бежала за Мерси, так что могла живо представить себе, в какие переделки попадала Марта.
      – Лукас, ты напоминаешь мне о том ужасном дне…
      – Я сказал неправду?
      Мать возмущенно посмотрела на него, но спорить не стала.
      – Вы оставили ее у озера со мной, потому что никто не мог справиться с ней, да никто и не соглашался. Мне было всего семь, и я не мог отказаться. Не представлял себе, чем это может кончиться.
      Ти-Эл ахнул.
      Рейчел перевела взгляд на него и заметила, как сильно он побледнел.
      – Матушка собиралась уйти всего на несколько минут, чтобы выпить чаю с миссис Уилсон. Том был на рыбалке, Гортензия играла в крокет со своими школьными подругами. Матушка знала, что Марта обязательно пройдет по тому упавшему бревну – она всегда делала то, что ей запрещали! – бросил Лукас матери.
      – Ничего подобного! – огрызнулась Аурелия.
      – Тем утром бревно было мокрым, под ним текла река, и юбки Марты утащили ее на дно, – гневно продолжал Лукас. – Ее гувернантка постоянно твердила ей: «Будьте осторожны, в другой раз вы поскользнетесь и утонете». Так и случилось. Но будь я проклят, если до конца жизни буду нести груз этой вины! Это было бы несправедливо. Повторяю: я был тогда семилетним ребенком.
      – Господи! Я не знал всех подробностей! – прошептал Ти-Эл.
      Рейчел взглянула на брошь, которую держала в руке, и опустила глаза на миниатюру. На нее смотрело улыбающееся личико маленькой озорницы, которая никого не слушалась, ничего не боялась и делала все по-своему. Ангелочком она не была, как утверждала мать Лукаса.
      Слезы навернулись Рейчел на глаза. Девочка была очень похожа на Лукаса.
      – Ты ошибаешься! – воскликнула Аурелия. – Ошибаешься!
      Черты Лукаса казались высеченными из гранита, ясно говоря о том, что никакого компромисса в этом вопросе быть не может. Глубокие складки пролегли от крыльев его носа к губам, и кожа вдоль них побелела. Взгляд его был ледяным.
      – Возможно. Но я не подведу моих детей, как ты подвела Марту. Буду беречь и защищать их, чего бы это мне ни стоило. Смерть Марты меня этому научила.

Глава 8

      Восход наступил всего несколько часов назад, и воздух был обжигающе-холодным, каким бывает в разгар суровой зимы на высоте более семи тысяч футов над уровнем моря. Ветер пах полынью, приправленной снегом и льдом далеких гор.
      Писатели называли эти места лучшими пастбищами на этой части континента: это был край плоских, открытых равнин, богатых резвыми антилопами. Однако эти места находились всего в ста пятидесяти милях от перевала континентального раздела и жестоких гор Юты. Коллинз подозревал, что тяжелые тучи, нависшие над горами, предвещают снегопад, который начнется в ближайшие часы.
      Вокруг него облака пара и искр поднимались от огромного деревянного цеха и депо. Рабочие колотили тяжелыми молотами, трудясь над громадными локомотивами и сопровождающими их устройствами, которые предназначались для того, чтобы благополучно доставлять пассажирские поезда из Юты в Небраску и обратно. По одну сторону депо стоял огромный дровяной склад, по другую, тоже огромный, склад угля.
      Десятки рабочих, ехавших на рабочем поезде для того, чтобы отгребать снег, набились в здание вокзала, думая лишь о том, чтобы поесть горячей еды, приготовленной по их вкусу, но отнюдь не о бюджете «Юнион Пасифик». Двое из них, представляющих собой полную противоположность друг другу – полукровка, жилистый и обветренный годами, и неотесанный юнец, – вышли из теплушки рабочего поезда последними. Они предпочли проглотить свою скудную трапезу, стоя на солнце у дровяного склада, а не с остальными рабочими и с подветренной стороны от офиса начальника станции.
      Коллинз взбежал по ступеням офиса и сердечно пожал руку Левенторпу, помощнику управляющего «Юнион Пасифик» в Ларами.
      – Рад видеть вас спустя столько лет, дорогой Александр! – воскликнул он с искренней радостью. – Надеюсь, в этом году ваш отец не слишком сильно страдает от люмбаго.
      Щегольски одетый мужчина расплылся в улыбке:
      – После горячих ванн, которые вы порекомендовали, у него прекратились боли. Он ездил лечиться на север, к янки.
      Коллинз хлопнул его по плечу, и они рассмеялись. Семейство Левенторп из Саванны всегда забавляло то, что одним из самых выгодных деловых партнеров для них стала судоперевозочная компания Коллинза с севера. Коллинз помог их третьему сыну поступить в колледж янки, где тот достаточно хорошо усвоил математику, чтобы получать превосходные должности на железной дороге. Оба семейства продолжали поддерживать дружеские отношения, хотя в последние несколько лет совместных дел у них практически не было из-за разрухи, явившейся следствием Гражданской войны.
      Мейтленд медленно подошел и встал рядом с отцом. Его лицо распухло, он почти не мог говорить, а ел только хлеб, размоченный в молоке. Его голова была закутана не столько шарфами, сколько бинтами. Он страдал от мучительной боли, но отказывался принимать опий, утверждая, что он притупляет разум.
      – Александр, позвольте представить вам моего сына Мейтленда.
      Мейтленд слегка поклонился и что-то пробормотал.
      Левенторп ужаснулся, глядя на Мейтленда, но виду не подал.
      В сердце Коллинза затеплилась надежда. С Божьей помощью, если он умело сыграет на желании Левенторпа отомстить за Мейтленда, у него появится союзник.
      – Рад нашей встрече, Мейтленд, – проговорил Левенторп. – Мой отец будет рад узнать, что я познакомился со следующим поколением Коллинзов.
      Мейтленд снова поклонился, на этот раз ниже.
      Коллинз сжал губы. Его мальчик при людях всегда вел себя просто безупречно. Будь проклята эта сучка, лишившая его возможности стать популярной фигурой в обществе!
      – Чем могу быть вам полезен, Коллинз? Признаться, не ожидал увидеть вас здесь, так далеко от океана.
      – Как я сообщил в телеграмме, мы едем в Неваду по делам, – непринужденно начал Коллинз. – Дело срочное, поэтому нам надо остаться с рабочим поездом, и при всем желании мы не сможем здесь задержаться. Прошу вас передать мои искренние сожаления вашей жене.
      Левенторп кивнул:
      – Ей тоже будет жаль, что она не повидалась с вами.
      – Принимая во внимание время года и суровую погоду, я надеялся, что вы покажете нам ваше оборудование и приготовления, которые обеспечили бы нам безопасный проезд через высокие горы.
      – С удовольствием. – Левенторп повернулся спиной к зданию вокзала и направился к депо. – Но если вы едете с рабочим поездом, у нас будет всего несколько минут. Что вас интересует больше всего?
      Коллинз почти почувствовал, как рукоять кинжала ложится ему в ладонь. Теперь он должен позаботиться, чтобы сучка поплатилась!
      – Насколько я понимаю, у вас есть еще один снегоуборщик, который стоит здесь, чтобы обеспечить безопасность пассажирских поездов.
      Левенторп чуть нахмурил брови:
      – Совершенно верно.
      – По сути, это дублирующее устройство, которое может ехать непосредственно с одним из пассажирских составов?
      – Да, либо заменить снегоочиститель рабочего поезда, если он получит повреждения.
      – Превосходно, превосходно. Счастлив слышать, что в «Юнион Пасифик» все так хорошо организовано.
      Он остановился в нескольких шагах от депо, возле дровяного склада. Надвинув шапки на лицо, полукровка и его юный друг дремали на солнышке, привалившись к стене, и на таком расстоянии не могли бы услышать их разговора.
      Молодой Левенторп пристально смотрел на Коллинза. Конечно, тот не мог не знать, как часто работу «Юнион Пасифик» сравнивали с «Сентрал Пасифик», и всегда не в пользу первой из них, особенно после прошлой зимы.
      – О чем вы думаете?
      Коллинз посмотрел ему в глаза, маска добродушия с его лица исчезла.
      – Осмотрительный человек позаботился бы, чтобы снегоочиститель постоянно находился в самом лучшем состоянии, это гарантировало бы безопасный проезд пассажирам, не так ли?
      Левенторп отрывисто кивнул.
      – Любопытное совпадение: личность, ответственная за… гм… проблемы моего сына с речью, едет составом, который следует непосредственно за этим рабочим поездом, – сообщил Коллинз.
      Левенторп прищурился:
      – Черт подери!